Он не любил рисовать таких картин. Никогда не рисовал и никогда бы не стал, если бы не... Если бы не... Это была его первая такая картина: обычная для всех и совсем не обычная для него. Сгорбившись, он колдовал над холстом, не замечая медленно стекающих по щекам соленых капелек, потому что знал, что это его последняя картина.
Обычное ночное небо, полная луна, нехотя бросавшая яркие блики на высокий дом-свечку, несколько обычных городских деревьев, сроднившихся с пустым фонарем, подогнутым прошлогодним ураганом, и самый обычный слегка побитый асфальт. Вот он, сероватый шершавый асфальт, такой далекий и близкий одновременно, - главное действующее лицо его мрачной картины. На нем, на этом бездушном покрывале и убийце земли, вразброс, будто упавшими осенними листочками, валялись холсты. Их не сразу было видно, но когда взгляд упирался на этих точечках внизу, становилось ужасно: в центре, на асфальте, лежал молодой человек с длинными растрепанными волосами, слипшимися от крови. Не видно его лица. Не потому что художник не мог изобразить лицо, а потому что он не мог заставить себя это нарисовать. Поэтому парень лежал на животе, с распластанными руками и ногами, а вокруг него ночной ветерок устало теребил картины. Его картины...
Сергей подошел к открытому окну и посмотрел вниз. Когда-то, еще маленьким Сереженькой, он боялся смотреть в это окно. Его пугали такой далекий асфальт, маленькие деревца, собака, жирной запятой шныряющая вокруг мусорных баков размером со спичечный коробок. Когда же он спускался вниз - все выглядело большим, высоким и важным. Дом грозно смотрел исподлобья и хмурился: "Не шали..." А сверху, с окна четырнадцатого этажа, все было мелким и каким-то несерьезным, нелепым, игрушечным.
Казалось, луна сегодня светит так ярко, как Сергей еще никогда не видел. Или не замечал. Фонарь не горел - местные хулиганы вновь, без суда и следствия, из рогаток расстреляли лампочку. Сергей не понимал таких поступков. Люди тоже не понимали ни его, ни его картин. "Это совсем не художественно!" - взбешенно прокричал бородатый толстяк в академии художеств. То же самое Сергей услышал на семинаре молодых художников. Потом на выставке, потом в парке, куда он пришел продавать картины, потом... Но он не бросал писать, не мог. Не смог бы. Никогда. Проще было покончить с жизнью. Намного проще.
Его держала, поддерживала Она. Ее звали Викой. Еще вчера они ходили в кино, гуляли по улицам, целовались, смеялись, а сегодня она вдруг позвонила и сказала, что все кончено, что это было ошибкой, что она влюбилась в другого, что он не тот, кто ей нужен, что... Этих "что" звучало из трубки так много, что Сергей не поверил своим ушам. Конечно, он ей перезвонил. Но все, сказанное Викой, оказалось правдой. Это не было сном или шуткой. В то самое мгновение "волшебная невидимая нить" любви, поддерживающая жизнь Сергея, начала изменять цвет. К ночи она превратилась в толстую черную веревку непонимания и апатии, туго сдавливающую горло.
Внизу, на грязном асфальте, валялись его холсты и бумажные рисунки. Молодому художнику почудилось, что деревья сердито качают ветками, не в силах помочь и спасти. "Как же так, ну как же так", - безмолвно возмущаются они, - "ты же еще так юн, у тебя вся жизнь впереди... Не делай этого, не надо", - жалобно просят его. Даже столб, разбитый и обшарпанный, с видом постового солдата царской службы, смотрит на него с укоризной. "Стооо-ять", - строго вытягивает он с сильным ударением на "ять". "Оооо-тставить!"
Но все бесполезно. Сергей не выдержал и резко отошел от окна. Ему оставалось сделать последний штрих на картине. И все.
Из динамиков компьютера по комнате разливался, впитываясь в стены, бессмертный голос Высоцкого:
...Я дышу - и значит, я люблю.
Я люблю - и значит, я живу.
- Нет, - тихо произнес Сергей, выписывая на холсте свои инициалы рядом с упавшим молодым человеком. - Не люблю, не живу и не хочу жить.
Вот и все. Все.
Девять, восемь, семь...
Он выключил музыку, установил время в программе "Music Timer" ровно на два часа ночи и снова подошел к окну. Теперь уж о нем заговорят!
Шесть...
Через пятнадцать минут на всю свою мощность врубятся колонки компьютера, изрыгая что-нибудь из тяжелого рока. Проснутся родители и соседи, вызовут "скорую", но будет уже поздно. Прости меня, мама, прости. Асфальт получит очередную жертву самоубийства. Это будет его час!
Это будет их час!
Пять...
Журналисты не упустят такое событие, схватятся за него и обмусолят. Обязательно обвинят академию художеств и общественность. Должны обвинить! Во всех газетах рядом с фотографией молодого самоубийцы, прыгнувшего с четырнадцатого этажа, будет фотография его последней картины, такой обычной для всех и такой не обычной для молодого художника. Эти две фотографии будут настолько похожи, что многие подумают, будто вторая - всего лишь копия. Но это будет настоящий рисунок. Миру не впервой прощаться и прощать художника, написавшего свою собственную смерть.
Четыре...
Смотрите, люди, я умею так, как вы привыкли, как вам нравится, как "обычно", но не хочу!
Три...
Сергей встал на подоконник и посмотрел вниз. Было бы идеально упасть не на спину, а на живот. Он боялся и не хотел, чтобы было видно его лицо. Стремительное падение, последние секунды жизни, последние мысли и сомнения, последний вздох возмущения и выдох понятой ошибки - асфальт перед глазами все ближе и ближе (кажется, что не ты к нему летишь, а это он к тебе приближается) и удар, хруст, сотрясение. Взъерошив волосы, Сергей закрыл глаза и приготовился к прыжку.
Два...
Прости меня, мама. Вот, последний штрих его картины - он сам. Осталось только прыгнуть.
Один...
Внезапно затрубил, завизжал, затеребил, завибрировал, задребезжал мобильник, лежавший на столе возле компьютера. Кто-то неизвестный "постучался" в "Аську". От неожиданности Сергей соскочил левой ногой с подоконника, но вовремя ухватился за раму и с силой дернул себя обратно в комнату. Нет, это не он дернул себя, это было подсознание, животный инстинкт, закон Природы, пропитанный в каждой человеческой клетке. Дух смерти, почти схвативший своими цепкими лапами душу человека, со злостью вынужденно испарился, поняв, что теперь он нескоро вернется обратно.
Сердце Сергея бешено отбивало чечетку, артерии с задором юных пионеров, собирающих всех на утреннюю "линейку", били по нему, как по барабану. Эхом отдавалось в голове, дрожали руки, ноги, пальцы, подбородок... - все тело.
Мобильник до сих пор трезвонил. В "Аську" упорно кто-то продолжал "стучаться". В сотовом телефоне Сергея была встроена программа для "быстрого" общения с людьми через Интернет, которой он никогда ранее не пользовался. Да и простые sms'ки юноша не любил.
Подняв голову и вставая с четверенек, художник подошел к столу, взял в руки мобильник и вошел в "Аську": на дисплее мерцала надпись:
"Привет! Меня зовут Оксана. Как дела?"
Еще не поняв, что назвавшаяся Оксаной спасла ему жизнь, Сергей сел в кресло и пока еще безучастно написал, нажимая тоненьким указательным пальцем по маленьким светящимся кнопочкам телефона: "Привет! Меня зовут Сергей. Нормально".
"Я знаю, как тебя зовут ;-) Ты художник".
Он ответил не сразу. Значит, номер его мобильника она нашла на художественном сайте, куда он недавно вывесил несколько своих рисунков. Но и там Сергей сразу же получил хорошо ему знакомый комментарий: "Да уберите же кто-нибудь эту непонятную муру!"
"Нет, я не художник. Просто рисую, что вижу и как вижу. И решил разместить на том сайте несколько своих рисунков. Только никто их не понял, и там меня все ругают и сказали, чтобы я их оттуда удалил".
"Ну и дурачок, если послушаешь их. Вспомни Ван Гога! Люди глупы и недалеки. Мне рисунки очень понравились. Они такие... такие... Ну не знаю, необычные, что ли... Я поэтому и решила с тобой познакомиться".
Прочитав это, Сергей застыл от удивления. Только зрачки глаз неистово двигались, чтобы еще раз прочесть эти строки. Потом еще раз и еще...
Она назвала его "дурачком". Будто знает давно, будто они друзья или даже влюбленные. Так мило, ласково, приятно. Ей понравились рисунки. Они необычные. Да, они необычные, это понимали все - только никому еще они не нравились.
...Этого не может быть!
"Ты куда пропал?", - написала она, и Сергей сразу ответил:
"Я здесь! Просто я только что хотел..."
Нет, не сейчас. Про свою неудавшуюся попытку самоубийства он расскажет Оксане позже, через две недели, сразу после признания ей в любви. Сергей все откроет своей спасительнице. А сейчас они просто общались, как мальчик с девочкой, которых Первого сентября посадили за одну парту.
Вдруг загремела музыка на все свои ватты. Стены вздрогнули, прежде чем Сергей выключил музыкальный проигрыватель на компе. Как быстро прошли эти пятнадцать минут!
- Два часа ночи! - шепотом прокричал вошедший отец. - Имей совесть. И вообще ложись спать.
- Я... - запнулся Сергей. - Да, сейчас, па.
- И окно закрой. - Увидел он картину сына и мотнул головой: - Что это?
- Да так, балуюсь. Не обращай внимания, я ее сожгу завтра.
Сергей закрыл картину тряпкой, но по взгляду отца стало ясно, что тот все понял.
- Я... - начал было художник, но виновато опустил голову.
- Эх, ремня бы тебе хорошего дать! Я с тобой еще поговорю серьезно утром, - бросил отец, уходя. - Матери ни слова чтоб!
- Па, я не буду больше.
- Знаю...
Прости его, мама. Прости его, папа. Отец понял, что сын не повторит того, что было изображено на прикрытой картине. Утром их ждет серьезная беседа тет-а-тет, но по глазам сына он понял, что тот теперь будет спасен.
Сергей пожелал Оксане спокойной ночи, попрощался с ней до завтрашнего дня, украдкой вышел из квартиры, спустился по лестнице и собрал с асфальта все свои холсты и рисунки, которые он часом ранее выбрасывал из окна.
- Да, ангел мой, я дурачок, - улыбнулся юноша, глядя на обычное ночное небо, по которому, казалось бы, были нелепо разбросаны мазком Создателя сверкающие звезды.
*
Они общались каждый день, часами напролет, писали друг другу кучу sms'ок, но голоса друг друга еще не слышали. Сергей боялся и думал, что Оксана тоже боится. Если он позвонит и услышит ее прелестный голосок, то все забудет, не сможет промямлить даже: "Привет, Оксаночка!" Но скоро он обязательно это сделает!
Сергею казалось, что время останавливалось, чтобы подслушать их виртуальную беседу. Он не знал, что так на самом деле и было.
Когда молодой художник переслал Оксане все свои рисунки, она ему сразу же написала:
"Какой же ты все-таки у меня милый глупенький дурачок :-) Не читай, что тебе там говорят, а давай размещай все эти и остальные свои рисунки на том сайте. Сайт же ни в чем не виноват :-) Пусть там позлятся, завистники! Через сто, двести, триста лет про них никто не вспомнит. А тебя будут знать, я уверена. Ты очень талантлив. И не спорь со мной, я знаю это :-)".
"Я тебя очень люблю", - только и смог ответить Сергей.
Шли дни. Сергей рисовал, сканировал картины и размещал их в Интернете. Говорят, если что-то хоть раз попало во всемирную паутину, то это уже никогда оттуда не исчезнет, оно бессмертно. Но разве об этом думал влюбленный парень, даже не видевший лица своего ангела? Что там лица?! Он до сих пор не слышал этого чудного голоса! Ему неважно было все это. Сейчас для него вообще ничего важнее не было самой Оксаны, что она любит его и говорит ему, что она вообще существует. Он до беспамятства был влюблен, хотел встретиться и никогда не расставаться.
Сергей дышал своей ненаглядной Оксаночкой, такой неповторимой во всей Вселенной...
"А где ты живешь?", однажды, как бы просто так, спросил он у нее.
"Ох, очень-очень далеко от тебя :-)".
Оксана любит ставить "смайлики".
"Насколько далеко?", не унимался Сергей.
"Так далеко от тебя, что ты даже представить себе не сможешь :-)", - снова не обошлось без ее виртуальной улыбки.
"Нет, я серьезно".
"Очень-очень-очень-очень-очень далеко от тебя :-)".
"Ты не хочешь мне этого сказать? Почему?", - всерьез забеспокоился юноша.
"Только потому, что так далеко. Не хотела тебя огорчать. Я живу в Лондоне, одна, без родителей. Больше чем за пять тысяч километров от тебя".
Сообщение было без смайлика. Сергей уже успел к ним привыкнуть. Значит, что-то у нее там не в порядке. Оказывается, как много он еще не знает об Оксане! Но это неважно. Он обязательно все узнает. Ведь он очень любит своего ангела-спасителя. Найдет ее в далеком туманном Альбионе и сразу узнает, поймет, что это она, его милая, хорошая и самая лучшая Оксана, единственная на всем белом свете.
"Я тебе сейчас позвоню", - наконец решился Сергей.
"Не надо, милый. Не получится. У меня по сотовому нельзя говорить, он немного поломан". - Снова без смайлика, даже "обратного".
"Я не знаю, но мне все равно, какой у тебя голос. Я тебя люблю".
"И я тебя очень люблю", - ответила она. Как бы далеко Оксана не находилась от Сергея, тот сейчас почувствовал большую-большую грусть и печаль в этих безликих словах.
Как же много он о ней не знает!
"Я все равно приеду к тебе", - как бы в шутку написал Сергей в тот день и поклялся, что так и будет. Теперь его было не остановить.
Случилось это через полтора месяца.
Загранпаспорт, билет, некоторые вещи, холсты и остальное - все было готово и подготовлено к путешествию в Лондон. Кроме одного. Кроме самой Оксаны.
"Ты с ума сошел!", - написала она на его радостную весть.
"Я все равно приеду, даже если ты мне свой адрес не сообщишь".
"И не сообщу. Не надо тебе этого делать. Не надо, Сергей! Остановись, пока не поздно. Иначе ты потом пожалеешь. Слышишь меня? Я знаю это. И не спорь".
"Нет, я приеду. И найду тебя. Обязательно найду. Ты придешь на мою первую выставку. Да, я знаю, у меня в Лондоне будет выставка. И я сразу тебя узнаю. Поверь мне, так все и будет. И не спорь :))".
Она не ответила. Из динамиков звучал Высоцкий:
...Потребует разлук и расстояний, лишит покоя, отдыха и сна.
Но вспять безумцев не поворотить, они уже согласны заплатить
Любой ценой и жизнью бы рискнули, чтобы не дать порвать, чтоб сохранить...
Сергей распрощался со своей старой жизнью, со всем, что его окружало. Родители давно узнали об идее сына уехать в Англию и поддержали его. Особенно отец. Мама, конечно же, плакала. Но перед отъездом собралась и благословила единственного ребенка.
Оксана давно пользовалась компьютером деда в тайне от него. Они вдвоем жили далеко за городом, чуть ли не в лесу, и молодой девушке было до элементарности скучно. Ничего ведь ужасного не произойдет, если она посмотрит картины в Интернете и с кем-то пообщается, невинно думала внучка известного на весь мир ученого, придумавшего технологию "проникновения" в прошлое через Интернет. Три месяца назад Оксана познакомилась с молодым художником Сергеем, который только что сообщил, что едет в Лондон.
"Вот же дурачок, - подумала она и улыбнулась. - Не найдешь ты меня там..."
Неожиданно в кабинет вошел сонный дедушка и вскричал:
- Ксения, что ты тут делаешь?
- Деда, понимаешь... э... ну, я общалась с одним... э... парнем... который...
- Из какого он года? - грозно спросил старик, крепче затягивая пояс халата.
- Из 2005.
- Марш в свою комнату!
...Через два часа дедушка постучался и вошел.
- Эх, Ксеня, Ксеня, что же ты наделала?
- И что я наделала? - невинно повела плечиками она.
- Сергей Ларионов расстался с жизнью в 2005 году, в возрасте восемнадцати лет. О нем бы никто никогда не узнал, если бы не один случай. В 2044 году люди получили какую-то зашифрованную запись с какой-то далекой планеты. Когда это раскодировали, получились непонятные многоцветные рисунки. Что это за рисунки, или может схемы, чертежи - никто так до сих пор не понял. Но, что было логичным, люди решили отправить ответ тоже в виде своих картин в той же кодировке. Кажется, сигнал непрерывно отправляли туда больше года, ведь посылали, на всякий случай, все, и изображения, рисунки, которые нашли в Интернете. А Ларионов за три недели до самоубийства разместил в Интернете несколько своих рисунков. И вот, через... не помню сколько лет, с той же планеты был получен сигнал. На каждый рисунок Ларионова, и только Ларионова, они что-то ответили. Люди опять расшифровали, но, естественно, так ничего и не поняли, поэтому все заглохло. Жаль, конечно. Не случилось первого контакта с внеземной цивилизацией, как все надеялись, - усмехнулся старик, вздернув большими седыми бровями. - С тех пор прошло уже два столетия с лишком, а больше мы оттуда ничего не получали, хотя до сих пор отсылаем зашифрованные картины. Поэтому я и знаю, кто такой Ларионов. А вот ты ничего не знала!
- Не знала, - настороженно повторила Оксана. Дед не понял по ее лицу, что она слукавила.
- Теперь уже никто об этом не знает, милая моя внученька. И все из-за тебя. Ну зачем, зачем ты влезла в мой компьютер? У тебя ведь есть обычный. Нет же, надо было воспользоваться единственным в своем роде компьютером, войти на триста лет назад и общаться с парнем. Что, из нашего времени не могла найти? Так, мало того, - продолжал укорять дед устало, без злобы, - ты влюбила в себя не простого парня. Знаешь, что в итоге получилось?
- Нннет, - съежилась она. Уж этого Оксана точно не могла знать.
- Ларионов приехал в Лондон и был замечен известным английским художником, который научил его писать так, чтобы всем было понятно и чтобы его картины покупали. Все его выставки были посвящены таинственной Оксане, о которой никто ничего не знал... Эх, я доказал, что материю нельзя переносить в прошлое, но вот информацию можно, а теперь знаю, что еще и любовь не подвластна времени. Но не это главное. Ларионов не перестал писать свои рисунки, которые никто не понимал. И размещал их в Интернете. А теперь представь, что когда был прислан тот сигнал в 2044 году, Ларионов будет еще жив. Мало того, когда именно и только на его рисунки ответят с той далекой планеты, он тоже будет еще жив, здоров и полон сил, учитывая медицинские технологии того времени. Как ты думаешь, к чему это все приведет?
- Ннне знаю, - испуганно кивнула головой внучка.
- Вот и я тоже пока не знаю, успел выяснить только про Ларионова. К счастью для нас, или же к несчастью для нас, больше о твоем влезании в прошлое никто не узнает. Будут помнить старое только те, кто находился в этом доме, то есть только ты и я. И изменить обратно уже нельзя. Эх, я знал, знал, что к добру мое изобретение не приведет, но не успел уничтожить этот компьютер и мобильный аппарат. А теперь... - опустил он голову и замолчал.
- И что теперь, деда?
- Теперь, внученька, нам с тобой придется забыть старый мир и постараться быстрее привыкнуть к новому, - улыбнулся старик и подошел к окну, чтобы раздвинуть шторы. - Ну, здравствуй, здравствуй, Новый мир...