Кожевников Олег Анатольевич : другие произведения.

Комбриг

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.38*30  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История, конечно, не имеет сослагательного наклонения, но интересно как бы развивалась ВОВ если бы.... Вот именно это "бы" я и попытался представить в этом романе. Как получилось, это судить вам - я как мог своё дело сделал. И помогли мне, особенно в достоверном описании деталей, комментарии грамотных и активных читателей. Отдельное им за это спасибо! Роман представлен полностью, включая и не опубликованную ранее 20 главу. Ранее выставленные части я буду удалять, хотя комментариев и жалко. Но надеюсь, что вы и дальше будете помогать окончательно, отшлифовать эту вещь. Договор об Издании романа ИД Ленинград подписан. В соотвнтствии с ним сношу 70% текста.

   Олег Кожевников
   ******
  
  
  
   Будущее в тебе
  
   книга 2
  
  
   Комбриг
  
  
   Глава 1
  
  
   Москва! Да, именно здесь я нахожусь уже больше года и всё ещё никак не могу привыкнуть к этому факту. Неторопливые трамваи, многочисленные автобусы, метро - кто бы мог подумать, что я когда-нибудь смогу это увидеть, смогу сколько угодно ходить по громадному этому городу, толкаться в людском водовороте и везде слышать родную русскую речь. Просто обалдеть! Столько людей, и ни одного гавкающего выкрика на немецком.
   В эту, не по апрельски холодную ночь, лёжа на своей койке в общежитии, я первый раз за прошедшее время задумался о себе, о своём месте в этом мире и о дальнейшей перспективе моей жизни. В мыслях опять возник вопрос - как же так получилось, что меня перебросило в совершенно другую реальность, в тело моего деда. Но, как и в первые мгновения моего появления в этом мире - ответа не было. Оставалось снова предполагать, что это Божий промысел, и простому смертному не понять воли творца.
   Хотя я думал, что Создатель вселил меня в тело деда с целью исправления трагических ошибок истории, чтобы не допустить страданий русского народа, какими они были в той, моей бывшей реальности. Почему выбран я - неведомо. Ведь в прежнем мире я был обычным парнем, без особо выдающихся задатков. Единственным моим достоинством было то, что я всей душой хотел освободить мою родину от гнёта немцев, поэтому и входил в ряды русского сопротивления курсантом подпольной военной школы - Эскадрона. Моя бывшая реальность была страшным миром. Немцы, выигравшие вторую Мировую войну, превратили нас, бывших граждан Советского Союза в бесправных рабов. Они обращались с нами хуже, чем со скотом. Любой немец, если у него возникало такое желание, мог сделать с любым из нас буквально всё, что захотелось его левой пятке.
   Первоначально я решил, что смысл переноса моего сознания в тело деда заключался в уничтожении предателя Русского народа - генерала Клопова. Но после того как я его подставил, и, в конечном итоге, он был расстрелян, ничего в моей судьбе не изменилось. Хотя в моей реальности дед мой погиб ещё в Финскую войну, а я так и остался в теле деда и никуда не исчез. Получается, что-то ещё от меня ожидалось. Теперь я постоянно задавался вопросом, что же нужно сделать, чтобы выполнить своё предначертание.
   Я не мыслитель, не инженер, или изобретатель - ждать от меня каких-нибудь свершений в этой области просто смешно. Предыдущая жизнь наградила меня только двумя неоспоримыми качествами - отличные знания немецкого и финского языков и ярая ненависть к их носителям. Ну и ещё, конечно, я обладал немалой толикой знаний и навыков, привитых в Эскадроне. Про изобретательность в вопросах выживания я и не говорю. В моей реальности сам факт того, что ты жив, уже говорил об изрядной изворотливости и расчетливости, тем более, если ты состоял в сопротивлении. Исходя из этой оценки своих возможностей и талантов, выходило только одно - нужно быть самим собой, не стараясь достать звёзд с небес. Если я солдат, то нужно и быть им и всеми доступными мне средствами пытаться навредить врагу. А когда будет война с немцами, стараться уничтожить как можно больше этих гадов. Этой незатейливой мыслью я и завершил все бесполезные размышления о своём предназначении.
   Всё-таки, я живой человек и имею право хотеть существовать в этом теле и дальше. А счастливую звёздочку я всё-таки поймал. Сразу вспомнился тот особенный январский день и событие, которое буквально шандарахнуло меня тогда по голове, изменив всю мою дальнейшую жизнь. Случилось невероятное! На КПП военной академии, где я обучался, неожиданно возникло внеземное создание, это была та, о которой я всё последнее время грезил и из-за которой не замечал никаких других женщин. Ниночка Переверзева стояла у окна в скромной кроличьей шубейке, совершенно неприметная в шеренге уверенных эффектных дам, высматривавших в толпе своих кавалеров среди вываливающихся с занятий слушателей академии.
   Если бы я не почувствовал на себе её взгляд, то наверняка, как и всегда постарался проскочить побыстрее к выходу. Ожидать меня было некому, а в моей маленькой общаговской комнатушке лежали стопки непрочитанных и не законспектированных книг, рекомендованных нашими преподавателями. Я катастрофически не успевал это делать. Иногда мне казалось, что я необразованный тупица. Особенно, когда слышал высказываемое обо мне мнение некоторых своих сокурсников - слушателей академии, не в лицо, конечно, а в разговоре со своими собеседниками, когда речь заходила о моей особе. Напрямую вряд ли бы кто осмелился меня критиковать. Уже практически все были знакомы с моим взрывным характером, а так же с тем фактом, что обидевшись, я мог запросто заехать любому из них по физиономии. А чтобы меня остановить, нужно было, по крайней мере, не меньше трёх здоровых мужиков.
   Прецеденты такие уже были, последний раз месяц назад, а именно, в Новогоднюю ночь, которую мы отмечали в актовом зале нашего общежития. После праздничных тостов разговор пошёл о недавно прошедшей Финской войне и о тех недостатках в нашей армии, которые она выявила. Было высказано очень много умных и дельных мыслей, большинство ребят были кровно заинтересованы в повышении боеспособности Красной армии. Я тоже, может быть слишком громко и горячо, но высказал свои суждения. Когда немного успокоился и пошёл перекурить на лестничный пролёт, то услышал разговор трёх своих сокурсников. Они стояли ниже этажом по лестнице и меня не видели. В силу своих специфических способностей я мог оставаться незаметным даже на открытых взору площадках, не говоря уже о местах, где прямая видимость отсутствовала.
   Так вот, эти умники, обсуждая ход Финской войны, ехидно судачили при этом о качестве командного состава. Говорили, что настоящих профессионалов в армии как не было, так и нет, что карьеру делают только комиссарские соски, или полные дуболомы, навроде Черкасова, который путает Ганнибала с каннибалом. Что для меня, например, искусство манёвра заключается только в одном - подобраться к сонному противнику и надрать ему задницу. Как я и имел наглость отвечать преподавателю по тактике - человеку, который ещё при царе носил полковничьи погоны.
   Пока они обсуждали уровень образования, непонятные манеры и ужасный сленг, который характерен для той глуши, откуда выбралась такая деревенщина, как Черкасов - я был спокоен. Даже когда они начали говорить, что с таким багажом знаний и интеллекта нужно пасти колхозных коров, а никак не быть командиром полка и, тем более, занимать более высокие штабные должности. Но когда они начали обсуждать тупость и бездарность командиров Красной армии, противопоставляя им высокий профессионализм немецкого офицерского корпуса - я не выдержал. В три прыжка оказался на их лестничном пролёте и с криками:
   - Ах вы, штабные крысы! Именно такие как вы, тыловые швабры даже и не чесались, когда настоящие бойцы гибли, прикрывая ваши толстые жопы!
  Молниеносно начал раздавать тумаки. Бил я не в полную силу и не в очень опасные места. Всё-таки, какие бы они не были сволочи, но свои. К тому же, как я не был зол и поддат, но контролировал себя - старался, чтобы у этих козлов на утро не осталось следов от моих оплеух. Кроме этого, несмотря на играющий в крови алкоголь, я сообразил в конце этой воспитательной акции заявить:
   - Хрен вы, белые недобитки, дождётесь краха Советской власти, а если будете мешать, или попытаетесь навредить пролетарскому государству, то - Сибирь большая, а стране нужен лес. И пусть попробует кто-нибудь, что-нибудь, где-то вякнуть про меня, я молчать не буду, и следующую беседу с вами проведут уже другие люди, на Лубянке.
  После этих слов я гордо выпрямился и удалился в актовый зал, продолжать так возбудившее меня застолье.
   Как я и предполагал, этот инцидент не имел для меня никаких негативных последствий. Наоборот, пострадавшие начали относиться ко мне очень предупредительно и, можно сказать, даже подобострастно. Прошла неделя, и я почувствовал, что у них появилось ко мне весьма сильное уважение. Они, наконец, поняли, что я их не заложил, и всё произошедшее осталось только между нами.
   Эти три архаровца были одними из самых успевающих и грамотных слушателей нашего курса. Наверное, поэтому, прилюдно показываемое уважение этими любимцами преподавателей повысило и моё личное самомнение. Я, уже ничуть не смущаясь, в компании своих однокурсников рассуждал о стратегии и тактики военных действий. При этом иногда нёс явную ахинею, или высказывал прописные истины, известные любому мало-мальски грамотному специалисту, но всё равно получал одобрительные возгласы, а в худшем случае, согласные кивки этих авторитетных в нашем кругу ребят.
   Вот и 2 февраля я выходил из академии в полной эйфории от своих умных речей. Мне казалось, что я велик, и сам Карл Клаузевиц пожал бы мне с почтением руку. Вот в таком боевом настрое я и увидел Ниночку. Если бы не это моё состояние, я наверняка сильно стушевался бы и смог промямлить только несколько приветственных слов. Да и она, почувствовав моё смущение, вряд ли бы искренне раскрылась мне навстречу. Скорее всего, я услышал бы от неё только несколько дежурных фраз о самочувствии, да как прошёл процесс реабилитации после той страшной контузии.
   Первоначально, как только к ней приблизился, всё и пошло по этому сценарию. Она, покрасневшая от смущения, неуверенно произнесла:
   - Здравствуйте, товарищ майор. А я сейчас живу в Москве, учусь в медицинском институте. Вот наш начальник госпиталя Павел Иванович и поручил навестить вас и узнать, как чувствует себя майор Черкасов. И ещё он просил передать вам большой привет и приглашает, когда вы будете в Ленинграде, заезжать безо всяких церемоний к нему в госпиталь.
  Сказав это, она покраснела ещё больше и замерла, как трепетная лань.
   У меня в голове всё смешалось, и зазвучали сегодняшние слова нашего преподавателя, цитировавшего Клаузевица:
   - На войне всё просто, но самое простое в высшей степени трудно.
   И мой последующий комментарий сокурсникам:
   - Да настоящий русский мужик плевал на все эти невообразимые трудности. Что мы, пруссаки какие-нибудь? Если нужно - мы ад пройдём, но победу добудем.
   Так, помятуя о русском мужике, забив подальше трусость и все свои сомнения, я и бросился в этот омут, не обращая внимания на окружающих. Я обнял Нину и ладони мои мгновенно вспомнили волнующую хрупкость её тела, я целовал её жарко и практически непрерывно. В перерывах, едва переводя дыхание, скороговоркой повторял:
   - Ниночка! Милая! Я так тебя ждал! Я верил, что тебе не безразличен. Я просто счастлив! Ты наконец появилась!
   Наверное, поражённая моим откровенно восторженным проявлением чувств и завистливыми взглядами близстоящих женщин, Нина почти не сопротивлялась и даже слабо отвечала на мои поцелуи. Через несколько минут этого бурного натиска она прошептала, при этом мягко подталкивая меня к выходу:
   - Юра, ну нельзя же так! Пойдём на улицу, там и поговорим.
   Если она думала, что морозный воздух охладит мой пыл, то, вероятно, пожалела, что вывела меня на улицу, подальше от людей. Как только мы вышли из здания и отдалились на несколько метров от двери, я её завлёк на боковую тропинку и принялся целовать ещё более страстно. В конце концов, она обессилила в моих лапищах и совершенно перестала сопротивляться. Мы утонули в одном глубоком, долгом поцелуе. Очнулся я только, когда мы с ней потеряли равновесие и упали в сугроб. И сразу же мне, как и ей, наверное, вспомнился больничный коридор, я на костылях, а картина та же. Мы лежали, обнявшись, обсыпанные снегом, глядели друг на друга и хохотали.
   Через некоторое время Нина сквозь смех, еле слышно произнесла:
   - Нет, Черкасов, всё-таки ты - глубоко контуженый человек. Имея молодую жену и маленького ребёнка, ты пытаешься приударить за почти незнакомой девушкой. Разве так можно? Может быть, ты просто обыкновенный кобель и теряешь голову при виде любой женщины? Таких у нас в госпитале я повидала много. Считай, каждый второй выздоравливающий пытался облапать, ведя душещипательные разговоры, обещая рай на земле и всё такое, если я только обращу на него внимание. Сначала я так думала и про тебя. Но ты почему то ничего не обещал, не преследовал меня. Даже когда спъяну полез целоваться и начал нести бредятину, "что отец твоего сына твой дед", даже в таком состоянии ты меня пожалел. Тогда я подумала, ну, наверное, карьерист, и боится испортить биографию своими ловеласкими поступками. У кого я только не выведывала про тебя, все в один голос говорили: - Черкасов очень отважный человек и совершенно равнодушен к карьере. И ещё они говорили, что ты абсолютно искренен и камня за пазухой не держишь, конечно, если считаешь человека своим. И вообще, для тебя мир - чёрно-белый, существует только две разновидности людей: либо свои, либо враги.
   - Нет, Нинусик! Есть ещё ты - любимая и родная! Я без тебя не могу жить! Если бы ты в госпитале не появилась возле меня, то я бы не очнулся. Так бы и сгинул во мраке безмолвия. Не спорь, я это знаю, ведь, считай, что побывал на том свете. Если ты чтишь клятву Гиппократа, то ни за что не покинешь меня. А если будешь холодна со мной, сердце моё просто лопнет!
   Сказав это, я опять полез целоваться. Но только на этот раз ведущим был уже не я. Пожалуй, я уже мог себе сказать, что она навеки моя. Глаза у моей девочки горели и светились любовью. А глаза при таких обстоятельствах не врут.
   Когда мы уже, порядком замёрзшие, поднялись с сугроба, я, отряхивая шубейку Нины, сказал:
   - Знаешь, любимая, я, когда видел тебя в госпитале, ужасно трусил, а насчёт отважности, хочу сказать словами Клаузевица - "Часто представляется чрезвычайно отважным такой поступок, который, в конечном счете, является единственным путём к спасению и, следовательно, поступком наиболее осмотрительным"
   - Да ты никак, философом стал, Черкасов, - заметила Нина.
   - А то! Зря я, что ли, уже больше десяти месяцев, буквально грызу гранит науки. Вот когда попадёшь ко мне в комнату, подивишься, какое количество книг я уже проштудировал. А ты ведь пойдёшь ко мне в гости? Тьфу! Не в гости, а ко мне, в мою одинокую солдатскую конуру?
   Нина ничего не ответила, взгляд её был устремлён куда-то вдаль, мимо меня. Я тоже примолк и повёл ее, прижимая к себе, в сторону своего общежития. Перед этим я решил, что мы заглянем в близлежащий магазин, накупим там разных вкусностей и непременно шампанского. Произошедшее событие, встреча с Ниной, было для меня грандиозным праздником.
   В магазине мы произвели настоящий фурор среди обслуживающего персонала. Ещё бы, тут, наверное, никогда не видели таких покупателей, которые буквально сгребали всё самоё дорогое и привлекательное, при этом все эти покупки мы небрежно бросали в большой мешок из-под сахара, выпрошенный в этом же магазине. А я благодарил Бога за свою дурацкую привычку носить все деньги при себе. За время обучения у меня набралась довольно круглая сумма, несмотря на то, что львиная доля моего жалования отсылалась по аттестату моей бабушке.
   Я практически ничего не тратил на себя, питался в столовой академии, где были просто смешные цены. За всё время обучения очень мало ездил по Москве, даже в театре был всего три раза, а в ресторане только один. Да и то это было на второй день приезда в Москву. В ресторан "Славянский базар" мы завалились с капитаном Сиповичем и ещё тремя ребятами из нашей 7 армии. Там мы решили по-настоящему отметить наши награды, полученные из рук "Всесоюзного старосты", Михаила Ивановича Калинина. Несмотря на то, что мы там роскошествовали и гуляли как нэпманы, так, что коньяк буквально лился рекой, а известные деликатесы мы поедали, как говорится, большими ложками - окончательный счёт был не очень большим. Наверное, на официантов и администратора большое впечатление произвели новенькие звёзды Героев Советского Союза, сверкающие на груди Сиповича и Зуева. Да и мой орден Ленина, вкупе с полученным ранее орденом Боевого Красного знамени, смотрелся весьма достойно.
   Когда мы с Ниной уже набили мешок продуктами, в магазин зашли два моих сокурсника. Поражённые тем, что Черкасов вдвоём с дамой, они застыли у самого входа и, глупо раскрыв рты, откровенно рассматривали Нину. Я украдкой показал им кулак и постарался, чтобы моя фея не заметила этого назойливого внимания. Она как раз в это время стояла спиной к этим обалдуям. Видимо, все же почувствовав эти жгучие взгляды, Нина первоначально напряглась. Потом, тряхнув головой, как бы отгоняя от себя назойливое насекомое, выпрямилась в струнку, царственно повернулась и медленно направилась к выходу. Сделав вид, что не замечает стоящих чуть ли не по стойке смирно двух командиров Красной армии, она спокойно прошла мимо них и вышла из магазина. Я же, как китайский кули, смешно взвалив мешок на спину, покорно последовал за моей принцессой. Проходя мимо ребят, на их немой вопрос прошептал:
   - Жена приехала! Мужики, вы там всех предупредите, что сегодня ко мне - ни ногой.
  Всё ещё под впечатлением от красоты Нины, они, молча, практически синхронно кивнули и суетливо, мешая друг другу, стали помогать мне, вынести мешок из дверей магазина.
   Такой неприступный, королевский вид Нина сохраняла до того момента, пока мы не пришли ко мне в комнату. Там, когда я высыпал содержимое мешка прямо на аккуратно постеленную кровать, она взвизгнула и, моментально скинув шубейку и войлочные боты, бросилась к этой, заманчиво пахнущей куче деликатесов. Набив рот первыми попавшимися конфетами, она повернулась ко мне. Счастливо улыбаясь, со смешно раздувшимися щеками она прошамкала:
   - Ну, ты, Черкасов, и буржуй! Я в жизни не видала таких продуктов. А уж чтобы их попробовать, об этом даже и не мечтала. Да и про свою солдатскую конуру ты тоже приврал. Шикарная комната у тебя, а если сравнить с нашим общежитием, то, вообще, обалдеть. Обычно в нашей общаге на такой площади проживают четверо студентов, а бывает, что и вшестером ютятся.
   - Во, Нинулька! Теперь ты чувствуешь, с каким мощным человечищем тебя свела судьба. Старший командир Красной Армии, это тебе не хухры-мухры.
   Смеялись мы так, что в чувство нас привёл только нервный металлический стук, раздавшийся от батареи отопления. Какой-то сосед, скорее всего снизу, наверное, заучился и с азартом срывал свою ненависть к заумным мыслям военных теоретиков, долбя железным предметом по батарее. Я его прекрасно понимал. Бывало, непосильный труд по изучению очередного толстого фолианта приводил мою психику в такое состояние, что при малейшем постороннем шуме я брал в руки гантель и с наслаждением долбил ею по железной трубе.
   Прекратив смеяться, мы занялись делом. Нина начала накрывать стол, предварительно очистив его от книг. А я занялся снабженческими операциями. Прошёлся по соседям, набирая пустые тарелки и столовые приборы, принёс кипятку и заправил водой умывальник. Минут через тридцать всё для королевского ужина было подготовлено. Все блюда на стол не поместились, пришлось заставить посудой и обе моих табуретки. Сами мы расположились на кровати, поближе придвинув к ней стол.
   В этот вечер я был в ударе, непрерывно шутил, а когда был серьёзен, цитировал различных умных людей, в основном, конечно же, военных теоретиков. Всё-таки, за эти десять месяцев какая-то толика знаний прочно осела в моей голове. Одним словом, как мне показалось, произвёл нужное впечатление на Нину. Я надеялся, что теперь она уже не будет ассоциировать меня с тупым солдафоном.
   Когда шутки, почерпнутые мной из романов Ильфа и Петрова, начали подходить к концу, я решил приступить к штурму столь вожделенной мною крепости. Когда первая попытка окончилась неудачей, я отступил на заготовленные заранее позиции. А именно, достал из заначки бутылку красного сухого вина. Шампанское у нас уже закончилось. На протесты Нины я значительно и торжественно заявил:
   - Ты знаешь, что это за напиток? Это же любимейшее вино самого товарища Сталина - Хванчкара. Если ты уважаешь нашего вождя, то просто обязана распить со мной эту бутылку.
  На это у моей принцессы не нашлось слов, и она обречённо протянула мне свой стакан. К сожалению, бокалов на всём нашем этаже ни у кого не оказалось.
   После второго тоста, мельком глянув на раскрасневшуюся Нину, я строгим и значительным голосом спросил:
   - Нина, ты была пионеркой?
   Этим неожиданным вопросом, я ввёл её в ступор. Она, испуганно глянув на меня, машинально ответила:
   - Конечно!
   Тогда я, кашлянув для солидности, продолжил:
   - Тогда ты должна хорошо знать и выполнять все обязанности этого резерва нашей коммунистической партии. Помнишь главный лозунг пионерии - Всегда готов? А как рапортовать на линейке старшему пионервожатому, надеюсь, ты ещё не забыла? А теперь представь, что это я твой пионервожатый. Всё-таки, я старше тебя и, к тому же, член партии. Поэтому, ты должна выполнять все мои пожелания и быть всегда готова.
   Как только я закончил свой шутовской монолог, то сразу получил удар в плечо кулачком. Затем последовал возглас:
   - Какой же ты, Юра, дурашек!
   После этого она сама меня обняла и начала целовать. При этом тихо шептала:
   - Глупенький! Неужели непонятно, я в тебя влюбилась сразу же, как увидела. После нашей встречи в госпитале я думаю только о тебе и только тебе могу принадлежать. Правда же, я распущенная дура, не хочу знать, что ты женат и у тебя есть сын.
   - Девочка моя! У меня есть только ты! Та семья - это жизнь другого человека. Умоляю, верь мне! Дороже тебя у меня нет никого и ничего на свете!
   Это были последние мои сознательные слова. После того, как почувствовал, что пальчики моей феи начали расстёгивать пуговицы на гимнастёрке, сознание помутилось, и я провалился в блаженную нирвану. Сквозь эту пелену, я едва расслышал слова, моей принцессы:
   - Юрочка! Только..., у меня ты первый...,ничего ещё не было....
   Всю эту чудесную ночь я раз за разом штурмовал мою прекрасную крепость и всё время успешно. Только под утро мы, вконец обессиленные, забылись в крепчайшем сне. Мы проспали все занятия. А моя хвалёная самодисциплина, как и зарядка, методично проводимая каждое утро - накрылись медным тазом.
  
  
   Глава 2
  
  
   После встречи с Ниной наступил самый счастливый период в моей жизни. Я любил и был любим. Академия и все стратегии вместе с тактиками отступили на второй план. Ах, если бы такая жизнь могла продолжаться вечно! Я готов был бы провести её в шалаше, землянке, в сарае, питаться одними сухарями и простой водой - только чтобы со мной была Нина, и никакой войны. Но разве можно остановить этих коричневых пауков, неотвратимо ползущих к нашим границам? Только хорошим ударом железным ломом, или осиновым колом, можно было привести в чувство немецкий народ. Снять заклятие, наложенное на него фашистской нечестью.
   Самое кошмарное было знать, что война с Германией неизбежна, и что ты полностью бессилен как-нибудь донести это руководству страны. А я пытался это сделать различными способами, даже дошёл уже до того, что отослал письмо товарищу Сталину. Под своей фамилией, с указанием точного адреса и перечислением заслуг, которые совершил во славу государства. Хоть я и не любил хвалиться и выпячивать себя, но в данном случае посчитал, что это хоть как-то увеличит степень доверия к письму. Однако никаких положительных реакций на все мои напрасные потуги я так и не дождался. Единственно, чего мне удалось добиться - получить репутацию склочного маньяка и кровожадного любителя повоевать.
   Если бы не захват в плен английского шпиона, то, наверняка, меня бы уже арестовали и объявили агентом Антанты. Англия и Франция уже с сентября воевали с Германией. И было бы естественным предположить, что майор Черкасов, ратующий за втягивание СССР в эту империалистическую разборку - их агент влияния. Причиной мягкого и снисходительного ко мне отношения являлось и то, что в Финскую войну я получил тяжёлую контузию. Всё командование, которое имело хоть какое- то отношение к моей судьбе, просто считало майора Черкасова полным психом, но при этом, довольно энергичным и управляемым. Одним словом, весьма полезным участником в любой неожиданной заварушке. К тому же, этот майор, почему то, имел поддержку из ГПУ РККА.
   Вот в такой обстановке вокруг меня, я и жил до появления Нины. Для начальства являлся неудобным и нудным субъектом, постоянно пытающимся доказать злые помыслы нацистов. Для сокурсников - не очень компанейским, но в то же время простым как дубовая доска парнем, который с лихвой компенсирует свою интеллектуальную ущербность тупой зубрёжкой и ослиным упрямством.
   После того, как Нина стала жить со мной, я для внешнего окружения здорово поменялся. Перестал постоянно капать на мозги другим о неотвратимости войны с Германией и необходимости забыть обо всём другом и заниматься только подготовкой к этой войне. Теперь я в первых рядах спешил после занятий вырваться из академии. Уже не стремился выехать в войска или на полигоны.
   Нина начала заниматься повышением уровня моего развития. Каждый день, под вечер мы стали посещать разнообразные очаги культуры. Музеи, театры, иногда выставки, или кино. Теперь мне постоянно не хватало денег. Приходилось занимать у своих товарищей. Но они всё понимали - как же, к Черкасову приехала жена. О том, что это никакая не супруга, не догадывалось даже начальство. Все были уверены, что, наконец, семья Черкасовых воссоединилась, а ребёнок остался у родителей на Урале. Я, естественно, никого не разубеждал, наоборот, на вопрос нашего парторга:
   - Слушай, Юра, как вам там, в общежитии, не тесновато?-
  Стал наглым образом плакаться о том, что общежитие совершенно не приспособлено для семейного проживания. Там нет даже женского туалета и кухни, где можно приготовить обед. Потом, ничуть не смущаясь, глядя на парторга честными глазами, заявил:
   - Петрович, ты бы посодействовал, чтобы нам выделили, какое-нибудь цивильное жильё. Можно было бы тогда и ребёнка привести и, вообще, зажить нормальной жизнью.
   - Ладно, Черкасов, пиши заявление и обязательно укажи, что перевозишь в Москву семью. Выделят тебе хорошую комнату, а может даже и квартиру. Всё-таки, ты у нас орденоносец, к тому же, состоишь в когорте старших командиров, да и академию скоро закончишь. Наверняка, после окончания присвоят очередное воинское звание. А при таком статусе, негоже с семьёй болтаться по общежитиям и казармам. Кстати, уже был разговор о выделении тебе постоянного жилья в Москве. Там и жену твою пропишут, тогда вам материально станет полегче - она сможет устроиться на работу. А то уже слухи пошли, что средств не хватает, и ты начал побираться по всему общежитию. Вот же гордый какой - сам не обратился с просьбой о выделении жилплощади. Приходиться партии беспокоиться о твоём благополучии.
   На мгновение мне стало стыдно за свой обман, захотелось отказаться от возможности получить нормальную жилплощадь. Но потом этот порыв затопила волна беспокойства о Нине. О том, что я теперь являюсь её единственной опорой в жизни. И если со мной что-нибудь случится, нужно хоть каким-то образом обеспечить её благополучие.
   Я знал - скоро война, и, несмотря на то, что в моей реальности немцы оккупировали Москву, постоянная прописка и жильё могут дать ей шанс продержаться, если даже это страшное событие сбудется и в этой реальности. Поголовно всех эти звери уничтожать не будут. Они расчётливые, и им нужно много рабов. Если человек по национальности не еврей, не больной, или инвалид, не являлся функционером компартии, то он с большей долей вероятности выживет при захвате немцами города. А дальше - дело случая и везения.
   А глобально, будущее наших женщин, детей и стариков, зависит только от нас. От нашей стойкости и готовности жертвовать собой ради общего счастливого завтра. Любое государство обречено, если у него нет хотя бы тысячи граждан, готовых пожертвовать своею жизнью ради общего блага. Мне казалось, что страна стала сейчас хоть немного, но сильней. Ведь в Финскую войну, по сравнению с реальностью, откуда я появился, погибло на сто восемьдесят тысяч человек меньше. А это большая сила. Если перевести в понятные мне образы, то это целых шестнадцать полнокровных обстрелянных дивизий. И пускай многие из этих людей сейчас в запасе, но после мобилизации это будут стойкие, уже нюхавшие порох бойцы. Они покажут этим фашистским ублюдкам, что значит русский солдат. Умрут, но защитят свою родину, и это уже было в недавнюю Финскую войну. Что касается меня, то я буду биться с этой мразью до конца, даже если придётся - за Уралом, в Сибири.
   Несмотря на моё знание о неизбежности войны, в душе всё-таки теплилась надежда, что она в этой реальности случится хоть годиком позже. Гитлер же не совсем дурак, его генералы должны были проанализировать итоги Финской войны и сделать для себя выводы. Красная армия даже при организационном бардаке показала себя весьма боеспособной.
   Несмотря на погодные условия и много лет подготавливаемые укрепления, мы, практически за четыре месяца разбили Финскую военную машину. Вряд ли ещё какая-нибудь армия мира смогла бы это совершить. Сомневаюсь, что немецкие аналитики всерьёз воспринимали империалистическую пропаганду о том, что бедная, маленькая, почти беззащитная Финляндия чуть ли не полгода успешно отбивалась от азиатских орд. Наверняка немецкие генералы были хорошо осведомлены о реальном положении дел: что финская армия была весьма крепким орешком, к тому же поддерживалась всем народом. Некоторые части, например, егеря по своим боевым качествам превосходили даже аналогичные немецкие подразделения. А уж про линию Маннергейма я и не говорю. В первую мировую войну, под Верденом немцы потеряли больше людей, чем мы за всю Финскую компанию. Наши потери были даже меньше, чем принято определять по канонам военной науки при штурме укреплённых позиций. И это зимой, почти при отсутствии коммуникаций, с враждебным отношением местных жителей.
   Так что, надежда, что всё здесь будет по- другому, у меня была жива. Да и просто хотелось обыкновенного человеческого счастья. Всё-таки, может быть, Создатель сжалится надо мной и за перенесённые страдания подарит хоть немного времени нам с Ниной. Что касается того, что Нину могут не принять за мою жену и не прописать на полученной жилплощади, об этом я не беспокоился. При нашем бардаке, запудрить мозги представителю какой-нибудь жилконторы, или паспортного стола мне, майору, орденоносцу, была не проблема. Если обман и раскроется когда-нибудь, будет уже поздно. Либо всё это спишет война, либо я получу дисциплинарное взыскание. Может быть, даже понизят в звании - но какая это чушь, по сравнению с нашими чувствами. О номинальной жене, а на самом деле о любимой бабушке и её сыне (в будущем моём отце), я, конечно, переживал и беспокоился. Но они, я знал, выживут при любом развитии ситуации. А в этой реальности им даже будет легче это сделать. Всё-таки, бабуле шли деньги по моему аттестату, да и на чёрный день у неё теперь были кое-какие драгоценности, это мои трофеи, добытые на прошедшей войне.
   В середине апреля моё беззаботное существование подошло к концу. Преддверием этого явился вызов в кабинет заместителя начальника Академии. Когда я получил этот приказ, то первоначально слегка напрягся. Но потом подумал, что это, скорее всего, связанно с завершением нашего ускоренного курса обучения. Наверное, сейчас мне объявят, куда я буду направлен служить после окончания Академии. А может быть, мне, наконец, решили выделить жилплощадь? По любому, как мне казалось, этот вызов сулил только хорошее.
   Зайдя в кабинет, я, щёлкнув каблуками, вытянулся и доложил о своём прибытии. И уже через секунду у меня всё похолодело внутри. Я встретил тяжёлый, немигающий взгляд глубоко уставшего человека и понял, что опять облажался. Я назвал заместителя начальника Академии - комбригом, а ведь ещё в том году ввели новые звания. И теперь комбриг, это генерал-майор.
   Решив исправить допущенную оплошность, я опять щёлкнул каблуками и выкрикнул:
   - Товарищ генерал-майор, слушатель, майор Черкасов, по вашему приказанию явился!
  От этого выкрика генерал даже вздрогнул. Потом его лицо, буквально несколько секунд назад казавшееся злым и требовательным, расплылось в доброй улыбке. Он усмехнулся и произнёс:
   - Да полно, майор. Я и сам иногда ещё путаюсь в этих новых званиях. Так что, можешь расслабиться, и не стучать как молодой жеребец копытами. Самое главное, ты завтра на совещании таких ляпов не допускай.
   - Какое совещание, товарищ генерал?-
  недоумевающе воскликнул я, допуская очередной ляп в своём поведении. Генерал, будто не замечая моего внеуставного поведения, продолжил:
   - Вот по этому вопросу я тебя и вызвал. Завтра в 14-00 в Генштабе проводится совещание высшего командного состава РККА. Будет присутствовать сам товарищ Сталин и некоторые другие члены Политбюро, а также наркомы, отвечающие за выпуск военной продукции. Почему тебя приглашают, я и сам не пойму. От нас там ещё будет только начальник Академии. Другим такого уровня совещания не по чину, а тебя почему-то приглашают? Вот ответь мне, Черкасов, для чего вызывают рядового слушателя Академии на такое важное совещание?
   - Не могу знать, товарищ генерал-майор! Может быть, это связано с Финской войной? Моей роте там удалось захватить штаб Хотиненского укрепрайона. Только я видел некоторые из захваченных документов. Да и допрашивать командующего укрепрайоном довелось только мне. Впоследствии, так получилось, что вражеский штаб пришлось полностью уничтожить. Соответственно и все находившиеся там секретные финские документы пропали. Во взорваном нами ДОТе остался и командующий укрепрайона.
  Генерал скептически хмыкнул, посмотрел на меня и сказал:
   - Ладно, Черкасов, гадать не будем. Завтра всё и прояснится. Я тебя предупредил, вот и готовься к завтрашнему событию. Смотри, чтобы всё на тебе блестело, да и сам чтобы смотрелся орлом. Нужно показать, что в нашей Академии обучаются настоящие воины. Всё, майор, я тебя предупредил, теперь можешь идти чистить свои пёрышки, да, и ордена не забудь. А завтра, в 13-40 чтобы как штык был у КПП Генштаба, там предъявишь свои документы, и тебя проведут в зал совещания. И, смотри, не лезь там со своими домыслами о неизбежности войны с Германией и прожектами по реорганизации и обучению армии. И вообще, веди себя скромно и достойно.
  После этих слов он потерял ко мне всяческий интерес и уткнулся в какой-то, лежащий на столе документ. Я повернулся, опять щёлкнул каблуками и почти строевым шагом вышел из кабинета.
   Генерал не знал, что все мои домыслы и прожекты уже и так известны на самом верху. Ещё когда я говорил о финских событиях, мне стало абсолютно ясно, по какой причине меня вызывают на это совещание. По-видимому, моё письмо Сталину всё-таки дошло и вызвало у него какую-то заинтересованность. Поэтому, за оставшееся время надо основательно подготовиться к докладу самому Иосифу Виссарионовичу. Нужно подавить в себе всё волнения и страх перед этим разговором. Всё равно, если я даже и не понравлюсь Хозяину - дальше Калымы не отошлют. Как говорится - или грудь в крестах, или голова в кустах.
   Естественно, в этот вечер мы с Ниной никуда не пошли. Я ей всё объяснил и предложил, чтобы билеты в Большой театр, купленные накануне, не пропали, всё-таки пойти туда вместе с какой-нибудь подругой из института. Ещё я сказал:
   - Нинуль, ты не обижайся, но тебе лучше после спектакля идти ночевать в своё общежитие. Я, скорее всего, всю ночь буду работать, и мне совершенно нельзя отвлекаться.
   - Да поняла я, Черкасов. Нет, ты всё-таки карьерист. Ладно-ладно, не дуйся, я тебя и таким люблю!
   Обняв и поцеловав меня, Нина, что-то напевая себе под нос, начала собираться, чтобы сначала идти к себе в общежитие за подругой, а потом в театр. Я же, тяжело вздохнув, уселся за стол, включил настольную лампу и достал стопку чистой бумаги. Предстояла бессонная ночь, такая же, как и раньше, до встречи с Ниной.
   На следующий день, ровно в 13-40 я уже показывал свои документы дежурному на КПП Генштаба. Несмотря на бессонную ночь, выглядел я на все сто. Сапоги, портупея, ордена и шпалы в петлицах - всё блестело. Форма была вся отутюжена, без малейшего намёка на застрявшую где-нибудь пылинку. Это Нина перед своим уходом в театр выгладила и почистила форму. Да так, как у меня ещё ни разу не получалось за всё время обучения в Москве.
   Зайдя в большой зал, я постарался затеряться за спинами многозвёздных генералов. И один из них, генерал-лейтенант весьма удивился, что я уселся рядом с ним на стул участника совещания. До этого меня все принимали за одного из референтов, обслуживающих это совещание. С непривычки к участию в таких событиях, а может быть и от недосыпа, я погрузился в какое-то странное состояние. Всё происходило со мной как будто не на самом деле, просто я участвовал в каком-то спектакле. Даже Сталин, находившейся метрах в десяти от меня, казался не настоящим. Я прекрасно слышал все выступления участников, периодически прерываемые репликами вождя. Совещание было посвящено планам по развитию и укреплению Красной армии в свете продолжающейся войны в Европе. Основной лейтмотив большинства выступлений сводился к следующему - пускай эти проклятые империалисты дерут друг другу глотки, а мы за это время укрепим и перевооружим свою армию. А когда они ослабят друг друга в непрекращающейся борьбе, наступит и наш черёд диктовать этим псам свои условия. В настоящее время нужно сделать всё, чтобы не раздражать Гитлера и дать возможность перевооружиться нашей армии.
   В принципе, всё очень логично, я тоже был с этим согласен, но я всё-таки жил в будущем и знал, что проклятое коричневое чудовище не удалось умаслить никакими уступками. Оно всё равно осталось рабом своих человеконенавистнических убеждений. И, по любому, постарается вонзить кинжал в спину даже своего самого лучшего друга, не говоря уже о Советской России. И тем более, находясь в эйфории после таких скорых побед над Польшей и Францией.
   После доклада о поставках новых автоматов ППШ и танков Т-34 было решено начать прения и выслушать желающих высказать свои мысли. Неожиданно, подняв в правой руке незажжённую трубку, товарищ Сталин, не вставая, произнёс:
   - Товарищи, я думаю, нам нужно, по старой русской традиции офицерских собраний дать возможность первому высказаться самому младшему по званию.
  Глянув на лежащий перед ним листок, он продолжил:
   - Здесь присутствует майор Черкасов, вот пускай он и выскажет свои мысли.
   Сквозь моё тело как будто пропустили электрический ток, сознание встрепенулось, и я мгновенно вышел из пассивного, созерцательного состояния. По какой-то странной причине все прежние мысли о самосохранении и советы старших товарищей, как нужно себя вести, куда-то испарились. И в действие вступила только навязчивая идея - донести другим необходимость принятия таких мер, чтобы не допустить страшного будущего для страны. Я вскочил и совершенно не канцелярски-штабным языком начал свою речь:
   - Товарищи генералы, я извиняюсь, если моя речь вам покажется наивной и простоватой. К сожалению, высокому штилю я не обучен. Я и так чувствую себя желторотым птенцом рядом с могучими орлами и стремительными соколами. Не зная высокой политики, могу только поделиться своими окопными размышлениями и выводами. Во время войны с Финляндией я много раз допрашивал пленённых немецких добровольцев, и все они были абсолютно уверены, что эта зимняя война - репетиция перед походом на восток. Допрашивал я и финского генерала - командующего Хотиненским укрепрайоном. Он совершенно серьёзно утверждал, что Германия начнёт войну с СССР в июне 1941 года. Кое-какие документы, найденные в захваченном моим подразделением штабе - подтверждали эти слова. Этот генерал лично встречался с Канарисом - руководителем Германской разведки Абвер. "Старый лис" ему рассказывал, что Абвер уже приступил к операции по дезинформации русских о намерениях Германии. Они хотят внушить Советскому руководству мысль, что следующей целью третьего Рейха будет Англия, а на самом деле планируют нанести молниеносный, сокрушительный удар по СССР.
  К сожалению, эти документы уничтожены, а финский генерал убит - когда в силу обстоятельств, пришлось взорвать этот вражеский штаб.
   После этих моих слов, в зале стал нарастать гул множества голосов. Шум стал настолько сильным, что мне пришлось прервать свою речь. Правда, этот гул мгновенно стих, когда товарищ Сталин постучал своей трубкой по столу. Повернувшись ко мне, он, с небольшим акцентом, произнёс:
   - Продолжайте, товарищ Черкасов. Только увольте нас от информации из непроверенных источников. Вы сами должны понимать, что эти сведения получены больше года назад. И где гарантия того, что Канарис сообщил какому-то финскому генералу достоверную информацию. Скорее всего, это хитрый ход Абвера по дезинформации Великобритании, да и Франции. По моим данным, этот ваш финский генерал якшался с английской разведкой. Вот через него немцы и сливали информацию о том, что Англия и Франция могут быть спокойны - настоящий удар будет направлен на СССР. Хотя, вы правы в том, что нужно быть готовым к любой провокации со стороны империалистов. Вот и выскажите свои мысли, как достойно ответить на эти провокации.
   Я от волнения прокашлялся и уже с меньшим запалом продолжил:
   - Мне кажется, что противник применит ту же тактику, что в Польше и во Франции. Будет наносить массированные удары узким фронтом, создав там многократный перевес в силах. И это будет происходить вдоль автомобильных и железных дорог. Многие оборудованные укрепрайоны могут остаться в стороне от основного фронта наступления. А те, что стоят на пути противника, окажутся слишком слабыми перед мощной бронированной армадой. Чтобы этого не допустить, нужно иметь мощные, мобильные противотанковые подразделения, способные в считанные часы занять оборону на угрожающем участке. Это будет служить мощной подпоркой существующим укрепрайонам. Закопавшись в землю и встав в эластичную оборону, они дадут возможность механизированным корпусам развернуться и ударить во фланг противнику. Если допустить, что на узком участке будут наступать 2-3 немецкие танковые дивизии, то, чтобы их приостановить, нужно не менее двух артиллерийских полков, оснащённых противотанковыми орудиями; минно-сапёрного батальона для устройства минных и других видов заграждений и, конечно, подразделений прикрытия - зенитного и пехотного. Одним словом, получается бригада. Неплохо бы в ней иметь небольшое моторизованное подразделение - для проведения контратак и рейдов.
   В зале какой-то многозвёздный генерал уверенно и громко произнёс:
   - Майор, а зачем огород городить? У нас же имеются механизированные корпуса. Да выдвинуть против наступающего противника пару танковых полков, и всё. Их консервные банки весь лоб расшибут об наши КВ и Т-34. А остальными силами ударить по флангам. И можно эшелонами завозить доски, чтобы делать гробы для захватчиков. А то они своими смердящими тушами нам все поля попортят - негде будет хлеб растить. Да мы этих уродов - шапками закидаем!
   Раздались смешки, даже товарищ Сталин и тот усмехнулся. А я из-за нежелания окружающих генералов понять всю серьёзность угрожающей нам опасности, опять вошёл в раж. Уже не обращая внимания на откровенные усмешки и иронические взгляды, я начал буквально выкрикивать фразы:
   - Всё правильно, товарищ генерал-полковник. У наших Т-34 и КВ достаточно мощные орудия. Да и броня получше, чем у немецкого Т-4, не говоря уже о Т-3 и Т-2. Но есть одно большое НО - это моторессурс. Например, у Т-34 по бумагам он составляет 50 часов, а фактически и того меньше. А если взять трансмиссию, то это вообще беда - летит в самый неподходящий момент. А в поле, при нехватке времени и инструментов отремонтировать её совершенно невозможно. Нашим мехкорпусам - смерти подобны частые переброски и рокадные перемещения на длинные расстояния. Только подготовленный и рассчитанный удар по противнику несёт им победу. Зенитное прикрытие у мехкорпусов тоже недостаточное. Одним словом, им нельзя устраивать длинные марши. А немцы могут себе позволить перебрасывать танки на нужные направления - их танки ездовые.
  Я на секунду замолчал, потом, глядя на Сталина, уже более тихим голосом, сказал:
   - Товарищ Сталин, производителям танков нужно вставить большой фитиль в одно место, чтобы они поскорее довели эти прекрасные машины до ума.
   Вождь опять усмехнулся и, глянув на сидевшего невдалеке начальника ГПУ РККА, произнёс:
   - Видите, товарищ Мехлис, какая у нас молодёжь - горластая, нахрапистая. Может быть, так и нужно, а то по отчётам всё хорошо, начальство довольно, и никто не чешется. Болото!
  Повернувшись ко мне, товарищ Сталин закончил:
   - Ладно, товарищ Черкасов, садитесь. Вы, молодец - всколыхнули немного это совещание. Теперь посидите и послушайте, что опытные и грамотные товарищи будут говорить. А мы подумаем над вашими словами.
   Я буквально рухнул на свой стул. Ощущение было, как будто я сдулся, словно из меня вытащили пружину, которая заставляла мыслить и действовать. На стуле сидел уже не я, а какой-то манекен, оболочка майора Черкасова. Перед тем, как мозг полностью отключился от окружающей действительности, я расслышал слова человека, одетого в гражданское, по-видимому, это был какой-то нарком:
   - Товарищ Сталин, мы всё, что можно делаем для улучшения качества танков. Но всё дело в нужных сплавах. Материаловеды бьются над этим вопросом день и ночь, и уже появились результаты. Я думаю, не пройдёт и нескольких месяцев, как качество трансмиссии, да и двигателей, резко повысится.
   После этих последних фраз, которые я осмысленно воспринял, сознание погрузилось в аморфное состояние. Пришёл в себя только тогда, когда совещание уже подходило к концу. Когда всё закончилось, я глянул на то место, где сидел товарищ Сталин, но там его уже не было. Он как-то тихо и незаметно удалился. Может никто даже не заметил, когда и как Сталин покинул этот зал.
   Я ощутил некоторое разочарование. Почему-то мне казалось, что после совещания товарищ Сталин меня подзовёт и более подробно захочет узнать о моих предположениях. Но у великих людей свои желания и мысли, и не мне, мелкой сошке, вмешиваться в их действия. Я сделал всё, что мог, чтобы предупредить руководство страны. И теперь мне остаётся только надеяться, что мои усилия не пропали даром, что будут предприняты какие-нибудь превентивные действия, чтобы остановить эту коричневую чуму. А я, что? Я солдат, и моё дело с честью выполнить свой долг.
   Вот с такими мыслями я и покинул здание Генштаба. В тот момент во мне боролись два чувства. Одно, восторженная вера в вождя, что он, мудрый и осторожный, всё-таки прислушается к моим словам и сделает всё, чтобы не допустить ужасного развития событий. Второе, более холодное, расчётливое и пессимистическое вторило, что всё это ерунда, никто к тебе не прислушается. Наоборот, посчитают тебя вредоносным субъектом и постараются изолировать такого типа, чтобы не распространял среди окружающих свои гнусные и убогие миазмы. При этом, за пессимистический сценарий выступала оставшаяся сущность моего деда, который слишком хорошо знал окружающую действительность.
  
  
   Глава 3
  
  
   После этого, знакового совещания, вся моя жизнь начала резко меняться. Происходящие со мной события сменялись одно за другим как вагоны летящего мимо литерного состава, заставляя и меня крутиться юлой, ускоряя весь темп жизни. Про вечерние прогулки, культурные мероприятия и посиделки с Ниной пришлось забыть. Целую неделю после совещания всё было тихо, и я начал думать, что никому не интересны мои мысли и прожекты. Конечно, зачем дёргаться, что-то менять, нарушать своё уютное существование, если и так всё хорошо. Наверняка, окружение Сталина фильтровало все негативные сведения и противодействовало поступлению их вождю, оберегая его и себя от внешней информации, идущей в разрез с уже принятыми планами. Не зря же, по всем доступным мне источникам шли только положительные материалы о Германии.
   Получалось, что путь страны уже выбран, и мы дружными рядами, сплочённо движемся по дороге в ад. Если кто выбивается из этой колонны, или, не дай Бог, мешает её движению, его нужно давить как гниду. Ату его, ату! Вот такими мыслями я мучился всю неделю. И, в принципе, был готов к тому, что меня попытаются арестовать. Ведь я не был наивным мальчиком, по крайней мере, мой дед им не был. Среди слушателей, да и преподавателей академии витали слухи о массированных арестах командного состава армии. Всё было пронизано страхом, не дай Бог, сделать что-нибудь не так. К тому же, история прошлой реальности была жива в моей основной сущности. И я знал о массовых и зачастую несправедливых репрессиях, которые проводил Сталин и его окружение в своей армии, да, в общем, и во всей стране. Эскадронный учитель истории прямо говорил:
   - Клика Сталина нанесла огромный вред России. Перед войной командный состав был дезорганизован и запуган. Мало кто решался на самостоятельные действия, без совета с политическим руководством. За малейшие разногласия с выбранной партией линии, следовал немедленный арест. Инициатива в армии умерла. А без этого не бывает победы.
   В эскадроне же, буквально с самого начала обучения, прививали эту самую инициативу. Каждый воспитанник знал, что в боевых условиях он полностью автономен, некому его контролировать и утирать сопли. Уставов, расписывающих порядок действий в боевых условиях, не было. Всячески приветствовалось изобретательность и новизна действий. Обычно следовал приказ с указанием конечного результата, и никого дальше не волновало, каким образом ты достигнешь этой цели. При этом чинопочитание и дисциплина в эскадроне была, пожалуй, и повыше, чем в Красной армии. Но там бойцы подчинялись приказам не под страхом репрессий и потери кормушки, а руководствуясь велением сердца.
   С первого дня нахождения в этом мире работа моего мозга, биение сердца, в общем, всё моё существо было подчинено только одной цели - не допустить повторения сценария той реальности, откуда я появился - порабощения моей родины, моей России. Поэтому просто так идти на заклание я не собирался. Буквально сразу после совещания начал предпринимать меры, чтобы в случае чего скрыться от преследования, залечь на дно. И там готовиться к нашествию фашистов. А именно - всё сделать для организации подполья.
   Правда, вся моя готовность заключалась в том, что я отправил Нину обратно в её общежитие. При этом про себя радовался, что никто не знает, кто она и где проживает. Ещё приготовил трофейный "вальтер" к скрытому ношению. К тому же, теперь постоянно носил с собой лимонку (гранату Ф-1) и финский нож. Об этом моём арсенале, привезённом с Финской войны, никто не знал. Кроме того, я съездил к Шерхану и договорился, в случае попытки моего ареста, воспользоваться его полуторкой.
   Да, я не потерял из поля зрения бывшего моего вестового, ставшего моим спасителем, другом, боевым братом. Он закончил автошколу и проходил службу в одной из авторот Московского гарнизона. Между прочим, теперь у него было звание - старший сержант. Кроме него, я за время обучения в Академии несколько раз встречался и ещё с двумя сослуживцами из своей роты. Они тоже служили совсем недалеко от Москвы. Бывший старшина роты Тарас Стативко, привычный мне по прозвищу Тарас Бульба - стал командиром. Теперь он интендант 2 ранга и проходит службу на военных складах под Подольском. Второй, засевший в моей памяти под именем Якут, это наш следопыт и снайпер красноармеец Кирюшкин. Теперь он, конечно, не красноармеец, а младший командир. После окончания школы снайперов ему присвоили звание сержанта. Там так впечетлились его талантами, что оставили служить в качестве инструктора.
   Шерхана я нашёл в гараже, он только недавно приехал и ковырялся со своей раздолбанной полуторкой. Я огляделся и, убедившись, что рядом нет посторонних, незаметно подкрался к нему, чтобы шутливо пугнуть. Подойдя почти вплотную, громко выкрикнул по немецки:
   - Хальт! Хенде-хох!
  Хорошо у меня отличная реакция, и я успел увернуться от, обрушившейся было на меня, монтировки. В следующий момент перехватил громадный кулачище Асаенова. Но он всё равно меня зацепил, заехав в пах коленом. Я даже согнулся от боли. Из этого положения меня вывели заботливые руки и виноватый голос Шерхана:
   - Юрий Филиппович, простите дурака! Я даже не думал, что здесь может появиться мой командир. Вы же всё время до этого вызывали меня по телефону.
  Я с гримасой на лице всё-таки выпрямился, похлопал его по плечу и, превозмогая неприятные ощущения, начал говорить. От Наиля ничего не скрывал. Объяснил, что могу стать неугоден власти, но не намерен садиться в тюрьму, когда вот-вот начнётся война. Мой бывший вестовой, когда ему было предложено инсценировать, что я обманом, воспользовавшись своим майорским званием, захватил его автомобиль, гневно воскликнул:
   - Да вы что, командир! Чтобы я бросил своего брата в беде, да не в жизнь! Можете располагать Шерханом, не зря же вы меня часто называли верным Санчо Панса. Ведь скрываться вдвоём будет гораздо легче.
  Старший сержант Асаенов, глядя на меня своими хитрыми татарскими глазами, заговорщицки усмехнулся и добавил:
   - К тому же, здесь, недалеко под Москвой у меня есть одна знакомая вдовушка. Живёт в сторонке от деревни, в отдельном доме. Про неё я никому не рассказывал. Так что, хрен, нас там кто-нибудь найдёт.
   Волна тёплого чувства к Наилю накрыла моё сердце. Но внешне я оставался полностью невозмутимым и холодным. Наоборот, сухим, командирским тоном я ответил на его душевные слова:
   - Нет, Асаенов, ты как был неискушённой деревенщиной, так и остался. Подумай своей тупой, рыжей башкой - кто тебе будет привозить продукты и поддерживать связь с внешним миром. Или ты хочешь зарыться в подол своей вдовушки и миловаться с ней, пока страна будет корчиться в муках. Не бывать этому! По крайней мере, я этого не хочу и не допущу. Скрываться собираюсь только до момента начала войны, а потом буду всеми силами бороться с этой ордой. Да и других заставлю, как бы им не было уютно в своём мирке. И прятаться всё это время нужно не пассивно, а непрерывно занимаясь подготовкой к вторжению фашистов.
   - Товарищ майор, неужели война с немцами всё-таки будет? Ведь в газетах, да и на политинформациях нам, наоборот, объясняют, что немцы стали нашими друзьями, а враги - это английские капиталисты.
   - Будет Шерхан, будет! И скорее всего, этим летом. Если нам очень повезёт, то в следующем году, но это случится, точно. Я много читал секретных разведданных, и этот вывод полностью обоснован.
   - А что, разве товарищ Сталин не получает эти данные? К тому же у, него столько советников - вон, один товарищ Ворошилов чего стоит. Это же настоящий командарм! В гражданскую он как зайцев гонял белых генералов, да и всю Антанту разбил. Неужели немцы могут провести таких людей?
   - Надеюсь, Наиль, что не могут! Хочется верить, что газетные статьи, болтовня по радио и бормотание политинформаторов, это только наша хитрость, чтобы обмануть фашистов и выиграть время. Ведь мы всё-таки начали перевооружаться, да и ликвидировали территориальную систему формирования армии. А это, брат, очень сильно понижало боеспособность армии. Может быть, действительно, хитрому грузину удастся обмануть Гитлера? Тогда через год мы этим гадам покажем, где раки зимуют. Но, боюсь, что эти ублюдки гораздо хитрее и изощрённее, чем наше руководство. Не зря же они провели свой, такой умный народ. Ты знаешь, Шерхан, мы в Академии учимся в основном по книгам немецких авторов и главные стратеги - это немцы. Вон, один Клаузевиц чего стоит? Умнейшая голова! Так что, если фашисты провели подобных ему, то могут обмануть и нас. У наших дуболомов все мысли затмили слова бывшего немецкого канцлера о том, что Германии ни в коем случае нельзя воевать на два фронта и что с Россией нужно дружить. Вот они и уверены, что немцы, пока воюют с Англией, ни за что на нас не нападут. Ведь это завещал им сам великий Бисмарк - основатель немецкого государства. Они не понимают, что немецкий народ стал уже совершенно другим, изрядно оболванен шайкой фашистских авантюристов и по первому зову своего фюрера пойдёт воевать. Это уже показали события в Европе. Так что, наша хитрая византийская политика может обернуться против нас же, а именно - успокоить и охладить своих же солдат, защитников и цепных псов России. Ну что, старший сержант, дошло, что если мы не будем действовать, то скоро эта нечисть будет убивать и насиловать здесь? И отсидеться в тихом углу у юбки не удастся никому. Эту информацию до тебя довёл не кабы кто, а старший командир, слушатель Академии - во как!
  Я опять хлопнул Шерхана по плечу, засмеялся и уже шутливым тоном закончил:
   - А за предложение воспользоваться помощью твоей вдовушки, спасибо. Хорошая мысль. Но только остановлюсь я у неё один. Что сморщился? Не боись, не буду я к ней приставать. Есть у меня любимая женщина, и никто мне больше не нужен!
   - Неужели товарищ майор к вам жена переехала? И что, пацана с собой тоже взяла? Как же мы их-то будем прятать?
   - Да нет, Наиль, не жена это. Я во время Финской войны стал другим человеком. Прежний лейтенант Черкасов умер, и деньги, которые с меня удерживают по аттестату, это, считай пенсией по утере кормильца ей и малышу. Не спрашивай меня, почему я для них умер - но это так. Теперь у меня другая жена. Потом я тебе скажу, кто это, и как её найти. Ладно, дружище, пора разбегаться. Нечего здесь майору долго светиться и вызывать лишние разговоры. Всё, Шерхан, пока! В случае чего, я тебя найду, и ты уж постарайся не зашибить меня при следующей встрече.
  Пожав Наилю руку, я повернулся и, не оглядываясь, пошёл к выходу из гаража.
   Направился я сразу в своё общежитие. Там, глянув на опустевшую без Нины комнату, ощутил чёрную беспробудную тоску. Жизнь казалась бессмысленной, а все мои потуги никому не нужными. Дико захотелось на всё плюнуть и сделать так, как буквально час назад я не советовал Шерхану. Поехать в общежитие к Нине, взять её и уехать куда-нибудь подальше - в Сибирь. Затеряться там, в глухой тайге, чтобы никто не нашёл, и - пошли все куда подальше. Жизнь она одна, и какого чёрта я должен ею жертвовать ради каких-то незнакомых личностей, зачастую злобных, завистливых, подлых людишек. Пусть они сами разбираются с нависшей над ними ордой. А нам с Ниной я всегда добуду пропитание, а с моими- то руками мы будем жить в тепле и достатке.
   Скинув шинель, я, не разуваясь, подошёл к шкафу и достал из его глубины бутылку водки. Это была ещё трофейная, пролежавшая целый год финская водка. Скинув прямо на пол, лежащие на столе бумажки и книги, я утвердил в центре столешницы бутылку, а рядом поставил гранёный стакан. Арена для принятия окончательного решения была оборудована. Плюхнувшись на табуретку, наполовину наполнил стакан. Когда моя рука уже потянулась к нему, перед глазами возник образ моей бабули. Потом он сменился безжизненным, с пустыми окровавленными глазницами, силуэтом моего лучшего друга Пашки, который тут же заслонила лоснящаяся физиономия немецкого хозяина - герра Крюгера. Я, схватив стакан, с силой запулил им в стену, следом отправилась и бутылка. После этого встал, переоделся в домашнюю одежду, потом аккуратно собрал все, сброшенные на пол бумаги и книги, включил настольную лампу и, как много раз до этого, силой заставил себя конспектировать толстенный том какого-то немецкого теоретика. Я даже не потрудился прочитать название, и кто автор этого фолианта. Смысл того, что конспектировал, был тоже мне неведом.
   Следующая неделя прошла в тревожном ожидании. Со стороны никаких изменений в моём поведении не было. Как обычно, посещал занятия, вечерами, как уж повелось в последнее время, исчезал из общежития, правда ненадолго, и приходил назад в гордом одиночестве, без жены. Но никого это не удивляло, я очень технично, через других, распространил слух, что Нина уехала в гости к родственникам в Ростов. На самом деле, я все эти три дня сам ходил в гости к Нине в её общежитие. Когда я неожиданно предложил ей перебраться обратно к себе, она очень обиделась. Несколько виноватым тоном я попытался объясниться:
   - Нинуль, у нас ожидается большая комиссия и будут проверять паспорта. А нам пока светиться нельзя, сразу вычислят, что ты не моя жена. У меня из-за этого может сорваться одна авантюра, связанная с нами. Ты просто обалдеешь, если она получится. Чтобы не сглазить, я тебе про это пока ничего не скажу.
  По её лицу я понял, обида осталась, а может быть даже и усилилась. Пришлось импровизировать дальше. Понизив голос, я прошептал:
   - Понимаешь, тут завязана и моя служба. Поэтому, появляться у академии и искать меня тоже ни в коем случае нельзя. Если вдруг пропаду на время, то это значит, что я выполняю спецзадание, очень секретное и опасное. Меня могут даже искать органы НКВД. Вот и думай, нужно тебе связываться с ними, или нет. На всякий случай, запомни - меня ты знаешь шапочно. Познакомились в госпитале, ну и закрутили любовь.
  Неожиданно Нина зарыдала. Пришлось поцелуями и ласками как то её успокаивать. При этом я продолжал негромко шептать:
   - Не плачь, родная. Я, по любому, навеки твой и никуда не сбегу. Если исчезну, то у тебя появится Шерхан и всё расскажет, а, может быть, даже привезёт ко мне. Ты его знаешь по госпиталю. Помнишь? Такой рыжий бугай. Волосы у него ещё растут клоками, а нос слегка скошен и приплюснут. Да не беспокойся ты так, может быть, и не нужно будет никуда исчезать. Максимум, недели через две я выполню задание, всё успокоится, и заживём мы как прежде.
  Всхлипы стихли, а белокурая головка моей девочки уютно устроилась у меня на груди. Чтобы закрепить успех и окончательно успокоить Нину, я уже обычным голосом закончил свою импровизацию:
   - Ладно, так уж и быть, раскрою тебе свою авантюру. Вполне вероятно, после выполнения этого спецзадания нам дадут жилплощадь. Представляешь, у нас будет свой дом. И ты там будешь полноправной хозяйкой. Пропишешься, и тебе уже не надо будет жить в своём убогом общежитии - клоповнике.
   Немедленно после этих слов раздался восторженный всхлип, и я ощутил на себе приятную тяжесть её любимого тела. Нина, обхватив руками мою шею, повисла на ней, по-детски болтая при этом своими ножками. Счастливо повизгивая, она минут пять расцеловывала мою расплывшуюся в довольной улыбке физиономию. Мир был восстановлен. Когда все бурные проявления чувств стихли, мы смогли спокойно обговорить все дальнейшие действия Нины. После этого она собралась и, уже успокоенная и умиротворённая, накинув дамскую сумочку на плечо, направилась в своё общежитие. Я, естественно, её сопровождал, неся большой чемодан в левой руке. Правая была свободна, чтобы отдавать честь встречающимся военным.
   Когда я пришёл обратно к себе в общежитие, у меня и произошёл душевный слом, который я собирался лечить водкой. Но чувство долга перед памятью близких мне людей и ненависть к захватчикам победило этот, недостойный мужчины порыв. Только слабые топят все проблемы и страх перед будущем в алкоголе. Правда, этот срыв не прошёл для меня бесследно - после той бессонной ночи я стал как натянутая струна. Малейшее подозрение, или неестественное поведение людей могло ввести меня в боевой транс. Превратить в машину для убийства. Чтобы не дать себе сорваться, мне и нужны были те короткие, ежедневные посещения общежития Нины. Даже минутное общение с ней и редкие поцелуи возвращали меня в мирное русло. Себе я внушал:
   - Чёрт возьми, Черкасов, ты же не на войне, и вокруг не враги, а мирные твои сограждане! Успокойся и прижми свои дебильные инстинкты загнанного зверя. Никто тебя не будет немедленно арестовывать и безнадёжно вырывать из строя общей борьбы с фашистской нечистью. Лучше направь все силы на изучение истории войн и выработанных на их основе основных стратегических идей. Немцы педанты и будут следовать выбранной тактики, даже если ситуация не будет соответствовать их намёткам.
   Вот в таком состоянии я и провёл эти шесть дней. На седьмой, 21 апреля 1941 года, прямо с занятий меня вызвали к заместителю начальника Академии. Опять в тот же самый кабинет, который я посетил перед совещанием в Генштабе. Ещё под взглядами сокурсников, выходя из аудитории, я перешёл в полную готовность к немедленным активным действиям. Снял "вальтер" с предохранителя и незаметно вытащил финку из чехла. В голове возник чёткий порядок действий, если перед дверями аудитории находится НКВДшный наряд.
   Но у дверей меня никто не ожидал. Пропустив вперёд вызвавшего меня дежурного, я в окно оглядел прилегающую территорию. Пресловутого "чёрного воронка" нигде не было видно. Но это меня ничуть не расхолодило. Весь путь до второго этажа, где находился кабинет, я внимательно осматривал все коридоры и закутки. Редкий случай - везде было пусто, даже в курилке на втором этаже не было ни одного слушателя. Туда я зашёл глянуть в окно на территорию с другой стороны здания, чтобы убедится, что и там не стоит посторонний автомобиль. Даже это не заставило меня расслабиться. Зайдя в приёмную, я, не обращая внимания на адъютанта, подошёл к дверям кабинета генерал-майора и чуть-чуть её приоткрыл. Молниеносно впитав обстановку в кабинете и увидев что-то неторопливо пишущего генерала, я сразу успокоился. Прикрыл дверь и повернулся к адъютанту. Старший лейтенант от моей наглости сидел, буквально открыв рот, и только хлопал выпученными глазами. Как будто опомнившись, я виноватым тоном пробормотал:
   - Извини, старлей, совсем заучился! Тут дежурный прибежал, весь взъерошенный и кричит, понимаешь, - майор Черкасов, срочно к генералу. Ну, я и рванул сюда. Хорошо хоть вовремя вспомнил о том, что нужно, чтобы ты доложил о моём прибытии. Давай, старлей, действуй! И ещё раз извини за мою бесцеремонность.
   Адъютант что-то пробормотал, встал со своего места и, с опаской обойдя меня, вошёл в кабинет генерала. Не прошло и минуты, как он вышел, а я, наоборот, вошёл в эту уютную генеральскую обитель. Прямо с порога наткнулся на суровый начальственный взгляд. У меня всё похолодело внутри, когда я услышал его рык:
   - Ну что, товарищ бывший майор, явились? Что-то долго вы добирались с третьего этажа. Конечно, что вам какой-то генерал-майор, если вы, посещая такое высокое совещание, орёте как на плацу на генерал-полковника.
  На секунду он замолчал, изучая моё лицо. Потом, наверное, убедившись в нужном эффекте, расплылся в улыбке и уже другим, душевным тоном, продолжил:
   - Да ладно, Черкасов не пугайся, всё нормально! Понравился ты нашим руководителям. Чем-то зацепил самого товарища Сталина. Сегодня мы получили приказ по личному составу, тебе присваивается очередное звание - подполковник. А так же, что ты поступаешь в распоряжение Наркомата обороны. Так что, Юра, можешь прощаться с Академией. В наркомате получишь новое назначение, и - вперёд, к генеральским звёздам. Ты, мужик пробивной и упрямый, думаю, ожидать их тебе не очень долго. Хотя, если будешь с неуважением относиться к высокому начальству, то и кубики в петлицах будешь считать за счастье. Понял?
  Я, вытянувшись по стойке смирно, глядя на него оловянными глазами, гаркнул:
   - Так точно, товарищ генерал-майор!
  Сергей Игоревич удовлетворённо кивнул головой и уже требовательным голосом заявил:
   - Что, глаза заблестели? Обрадовался, что так легко закончил Академию? Нет, Черкасов, выпускных экзаменов тебе никто не отменял. Просто мы их сдвинули по срокам. Первые два экзамена будешь сдавать сегодня, остальные завтра.
   - Товарищ генерал-майор, но я же совершенно не готовился. Мне нужно хотя бы по одному дню на экзамен.
   - Всё, подполковник, приказы не обсуждаются. Ты 24 апреля должен явиться в управление кадров Наркомата обороны уже со свидетельством об окончании Академии. Сейчас по моим часам 10-15, экзамен по Научному коммунизму у тебя в 11-20, следующий, по тактике в 13-30. Вот иди и готовься, как раз комиссия и посмотрит, какие знания ты приобрёл за год обучения в Академии. Не зря ли трудовой народ вкладывал такие средства в твоё образование. Способен ли ты грамотно вести в бой крупное подразделение. Если ты ни хрена не знаешь, то я лично буду ходатайствовать, что тебе ещё рано доверять командование отдельной частью. Давай, Черкасов, иди, готовься и смотри, не опаздывай на экзамены. Комиссия в указанное время будет тебя ждать.
   Ошарашенный этим приказанием, я развернулся и собирался выйти из кабинета. В этот момент раздался возглас генерала:
   - Подожди, Черкасов!
  Я, уже находясь в прострации, совершенно не по-уставному повернулся и вопросительно посмотрел на генерала. Он, этого не замечая, заговорщицки мне подмигнул и ласковым голосом сказал:
   - Да, Юра, и ещё,... хочу порадовать тебя и твою жену. Вашей семье выделяется квартира. И не кабы какая, а из жилфонда Генштаба. Не каждому генералу выделяют такую. Ключи получишь у председателя жилкомисии, он же организует помощь в вашем переезде.
   От этой новости у меня как будто выросли крылья. Предстоящие экзамены сразу вылетели из головы. Даже получение звания подполковника как-то потеряло своё значение. Уже ничего не соображая, я выпалил первую фразу, которая пришла в голову:
   - Да не надо никакой помощи. У нас вещей-то - два чемодана. Я их один донесу до этой квартиры.
   - Вот, молодо-зелено! Ты хоть подумал, как будете спать, на чём и из чего кушать. Нет, наверное, ключи у Семёнова лучше получать твоей жене. Она хоть сможет внятно ему объяснить, что вам нужно на первое время. Ладно, посоветуйся с ней и напиши заявку, по крайней мере, мебель по нормам общежития я тебе обещаю. Всё, Черкасов, не теряй времени, иди, готовься к экзаменам.
   Я опять развернулся и, печатая шаг, вышел из кабинета, в котором меня сегодня сделали совершенно счастливым. Наверное, в эйфории от таких событий я легко сдал все экзамены. Если сказать по правде, все члены комиссии не очень-то ко мне придирались. И вот, 24 апреля я с замиранием сердца переступил порог Наркомата обороны. Какое на этот раз назначение по службе несла мне судьба, я не знал. В управление кадров я вошёл уже с новыми петлицами, а в планшетке лежало ещё пахнувшее типографской краской свидетельство об окончании военной Академии имени Фрунзе.
   Все эти дни я ни разу не появился у Нины. Решил сделать ей большой сюрприз, привезти сразу в новую, обставленную квартиру. И там уже похвастаться своим новым званием и назначением. В новой, выделенной мне квартире я ещё тоже не появлялся, совершенно не было времени, да и сил тоже. Всё высосали проклятые экзамены и сумасшедшая беготня по кабинетам для оформления различных бумажек.
   В управлении кадров РККА со мной особо не чикались. Сразу провели к начальнику, и тот, даже не поднявшись со своего стула, тут же объявил:
   - Товарищ Черкасов, приказом Наркома обороны вы назначаетесь командиром седьмой противотанковой артиллерийской бригады. Она ещё не сформирована, имеется только приказ о её создании. Вот вы и займётесь её формированием, обучением людей и превращением этого подразделения в грозную боевую силу. Вы, командир молодой, энергичный, я думаю, у вас это получится. Да и опытные товарищи вам помогут. Всё, у меня сейчас совершенно нет времени, нужно спешить на совещание к товарищу Тимошенко.
   Генерал-лейтенант всё-таки поднялся со своего кресла и протянул мне руку. Я, ошарашенный его словами, как манекен подошёл и пожал его дряблую ладонь. Потом всё-таки набрался смелости и спросил:
   - Товарищ генерал-лейтенант, я же всё-таки не артиллерист, а пехотный командир. Как я могу командовать артиллерийской частью?
   - Э-э-э, батенька мой, об этом нужно было думать, когда выступали на совещании перед товарищем Сталиным. Теперь есть приказ и его нужно выполнять. К тому же, это совершенно новая форма организации воинской части, и артиллерия в ней будет играть не главенствующую роль. Но об этом вы поговорите с начальником Генштаба, товарищем Жуковым, он вам всё подробно объяснит. Так что, дерзайте, товарищ подполковник. Больше я вас не задерживаю, до свидания!
   Он опять пожал мне руку, а потом уселся обратно на своё кресло. А я, развернувшись, чуть ли не строевым шагом вышел из кабинета. После этой аудиенции началось реальное моё вхождение в должность командира бригады. Беготня по отделам продлилась до самого вечера. На следующий день предстояла встреча с самим начальником Генерального штаба, генералом армии товарищем Жуковым. Обратно в общежитие я возвращался со звоном в голове. Как пришёл, сразу же улёгся на кровать. Нужно было постараться уснуть, завтра предстоял ранний подъём, а потом, такой же, как сегодня сумасшедший день.
   Как я не старался прогнать из головы все мысли, но одна фраза всё равно билась в воспалённом мозгу:
   - Комбриг! Представляешь, Юрка, ты теперь комбриг! Обалдеть, и не встать!
   С такой последней мыслью я провалился в свой удивительный сон. Мне снилось, что мы с Ниной едем на большой, чёрной открытой машине и нас буквально засыпают цветами. Одним словом, мы ехали как Папанинцы после своей героической эпопеи.
  
  
   Глава 4
  
  
   Утро я встретил с полным ощущением счастья и довольства собой. Ещё бы, проспал больше девяти часов, хоть и один, но зато в какой должности. Командир бригады! Если вдуматься и представить, что полтора года назад я был всего лишь Ванькой взводным, то этот колоссальный карьерный взлёт был просто уму непостижим. Кроме третьей шпалы в петлицу я теперь ещё и обладатель отдельной квартиры и это в первый раз, за можно сказать, две моих жизни. Ух, как будет рада этой жилплощади Нина. Я с удовольствием представил, как меня зацеловывает моя девчонка.
   Но вдруг эту эйфорию счастья смыла чёрная волна знания неотвратимо наступающего будущего страшного события. Скоро война! И ты будешь отвечать за судьбы многих тысяч людей. По штату моя бригада должна насчитывать 5322 военнослужащих. Это тебе не командование взводом или ротой. Там ты знал любого бойца лично и представлял, что можно от него ожидать. Теперь же ты просто физически не сможешь изучить характер каждого человека, поэтому нужно, в первую очередь, подбирать надёжных помощников. Тех, кому ты доверяешь и уверен в их профессиональной компетенции. К сожалению, подбор командиров осуществлял не я, а, по ведомым только ему критериям, управление кадров Наркомата обороны.
   Чины из Наркомата за свои решения держались крепко. Даже не смотря на то, что я, потрясая своими орденами, утверждал, что в формировании 7 ПТАБР заинтересован лично товарищ Сталин. Исходя из заинтересованности первых лиц страны в боеспособности нового формирования, требовал зачислить в бригаду людей из моего списка. Но, несмотря на все потуги, из всего перечня, а там было более двух десятков фамилий, мне удалось добиться обещания, что только по шести командирам будут подготовлены приказы об их переводе в 7 противотанковую артиллерийскую бригаду, из них двое принадлежали к младшему комсоставу. Из старшего комсостава удалось протащить только одного, это начштаба бывшего моего батальона Пителин. К моему счастью, он был уже не капитан, а майор и по званию, с натяжкой, но подходил к занятию должности начальника штаба бригады. Сейчас Михалыч проходил службу в оперативном отделе штаба 100 стрелковой дивизии. Это назначение стоило мне самых больших сил и хождений по кабинетам Наркомата обороны. Ещё бы, должность начальника штаба бригады была одна из основных и на неё уже была определена кандидатура опытного артиллериста.
   Ещё одна номенклатура, за которую я упорно держался и бодался с чинушами из Наркомата, это должность моего заместителя. Я очень хотел, чтобы им стал бывший мой командир батальона, капитан Сипович. Тем более,что теперь он майор, Герой Советского Союза и вполне мог занять должность заместителя командира бригады. Но это мне пробить никак не удалось. Аргумент был один - Сипович не артиллерист. А если его назначить, то в тройке командиров бригады не будет ни одного профессионала. А это всё-таки артиллерийская бригада, и хоть один из начальствующего состава должен быть из этого рода войск. Одним словом, заместителем назначили подполковника Осипова Виктора Александровича. Это был опытный артиллерист - до этого назначения он был командиром гаубичного полка РГК.
   Я всё-таки согласился на это назначение, когда узнал о его боевом пути. Мужик участвовал ещё в первой мировой войне - был наводчиком орудия. Потом служба в частях Красной армии. Во время столкновения с Японскими милитаристами, командовал артиллерийским дивизионом. Во время Финской войны это был уже гаубичный полк. По всем изученным мною документам Осипов был опытный вояка, хорошо умеющий выполнять своё дело. Не какой-то выскочка типа меня, а действительно знающий человек, который на своей шкуре прочувствовал, какие подводные камни встречаются в артиллерийской жизни. В глубине души я понимал, что такая подпорка, как опытный в артиллерии человек, мне просто необходима.
   Следующие назначения в свою бригаду, которые я пробил, стоили мне гораздо меньших сил. Перевод Валерки Сомова, приятеля ещё по лейтенантским временам, согласовали сразу. Предложение об откомандировании в новую часть бывшего моего старшины, который теперь имел звание интендант 2 ранга, приняли практически без разговоров. Единственное, что по своему званию он не проходил на должность зам. по тылу. Но я посчитал это не таким уж и существенным. По любому, если уж Тарас Стативко будет участвовать в хозяйственных делах и снабжении бригады, то в решающий момент мы будем обеспечены самым необходимым для эффективных боевых действий. Пусть даже уже назначенный зам. по тылу найдёт кучу объективных причин, мешающих снабжению формирующейся бригады, Бульба придумает способы добыть необходимые ресурсы. Хитрый хохол объегорит даже систему снабжения всего округа. Вся армия будет жевать чёрствые сухари, а его часть будет питаться парным мясом. Ещё я подумал:
   - Если навязанный приказом зам. по тылу попытается прижать Тараса, то я его самого прижму. Если будет нужно, в бараний рог скручу. Бульба, я знаю, без пользы для своего подразделения ни одной банки тушёнки налево не пустит, а вновь назначенный зам по тылу ещё неизвестно какой человек. Ладно, что заранее о человеке плохо думать. Тарасу скажу, он быстро определит, что это за личность.
   Третий человек, за которого мне пришлось побороться - это бывший мой взводный, старший сержант Курочкин. После Финской войны, ещё, когда он находился на излечении в госпитале, ему по моемому представлению, даже без окончания военного училища присвоили звание - младший лейтенант. После выздоровления направили обучаться на краткосрочные курсы. Обучение должно было продолжаться один год. По моим прикидкам, Ряба уже должен был закончить эти курсы и получить звание лейтенанта. Если даже он ещё продолжал учиться, ничего страшного. Если будет такая команда, досрочно закончат обучение и быстро аттестуют на лейтенанта. Получится примерно так же, как и со мной. В Академии даже наш ускоренный курс должен был обучаться два года. Однако я по воле высшего руководства получил Свидетельство об окончании Академии, проучившись там чуть больше года.
   Кроме этих четверых человек мне разрешили взять в бригаду ещё не более двух младших командиров. Естественно я вписал в заявку старшего сержанта Асаенова и сержанта Кирюшкина. Куда же я мог деться без Шерхана и Якута, без людей, которым мог всецело доверить свою спину. В этот день я ещё попытался добиться перевода в 7 ПТАБР Осипа Шапиро, но мне было сказано, что этот вопрос можно решать только в Политуправлении.
   Было бы очень заманчиво получить заместителем по политчасти такого человека, как Шапиро. Во-первых, он был мой друг, во-вторых, прекрасный оратор и кому угодно мог запудрить мозги. В-третьих, это был весьма ответственный человек, и ему со спокойным сердцем можно было доверить любое дело. Ко всем прочим достоинствам Абрамыча, можно было добавить не свойственную еврейской нации бесшабашность, не говорю уже о пристрастии к шумным праздникам и застольям. Сейчас Ося был политруком батальона и имел звание - старший политрук. Конечно, на комиссара бригады по своему званию он не тянул, но, чем чёрт не шутит, вдруг ему присвоят звание повыше. Для меня было не секретом, что начальник ГПУ РККА очень неплохо относится ко всем тем, кто передал через его службы пленённого во время Финской войны английского шпиона. Я за время обучения в Академии не раз чувствовал незримую поддержку политорганов. И это при том, что в это время Мехлиса перевели на другую работу - он возглавлял Наркомат народного контроля. А сейчас он опять на коне и снова возглавляет ГПУ РККА, и почему бы ему не вспомнить про те славные дела. Поэтому сегодня у меня в плане и было посещение ведомства Мехлиса. Если мне не удастся протащить Шапиро на должность заместителя по политчасти, перевод его в мою бригаду в каком-нибудь другом качестве я всё равно обеспечу. Всё будет рядом человек, с которым можно от души поболтать да и снять напряг, пропустив рюмочку.
   Стоя у зеркала с бритвой в руке, я ещё раз уточнил свои планы на сегодня. С 8-00 получение ЦУ и борьба за Осю в ГПУ РККА. В 13-00 нужно было быть в Генштабе, там предстояла встреча с самим Георгием Константиновичем Жуковым. Кстати, такой чести генерал армии удостаивал не каждого вновь назначаемого командира дивизии. Поэтому, когда я узнал о вызове в Генштаб, загордился и ощутил свою особую значимость. После этой аудиенции я был намерен вернуться в Наркомат обороны и всё-таки закончить всю бумажную волокиту. Сегодня же мне обещали выдать на руки приказы о переводе Стативко, Асаенова и Кирюшкина в седьмую противотанковую артиллерийскую бригаду. Я хотел лично взять их из прежних частей, чтобы уже с завтрашнего дня они начали пахать на пользу формирующегося 7 ПТАБРа. В одиночку быстро поднять весь пласт проблем было весьма проблематично. А нужно спешить, времени оставалось совсем мало, а сделать требовалось так много.
   В той реальности, откуда я появился, Германия напала на СССР 15 июня. В этой реальности я не знал, когда именно это случиться, но оснований для того, чтобы история резко поменялась, и Гитлер сильно изменил свои планы - не было никаких. Максимум, на что можно было надеяться, что фашистские бонзы, учитывая силу Красной армии, показанную в ходе минувшей Финской войны, постараются подготовить свою армию получше. Это у них займёт некоторое время, и дата нападения сдвинется. Я надеялся, что задумаются они крепко и войска готовить будут долго, а там, глядишь, наступит осень с её распутицей, потом зима с настоящими русскими морозами, а ранней весной опять будет распутица. В таких условиях даже полные психи не рискнут идти на нас войной, получится отсрочка хотя бы на год.
   Закончив бриться, посмотрел на часы. Время было, и я решил перед уходом ещё раз просмотреть полученные в Наркомате обороны бумаги. Нужно было накрепко запомнить номера частей, которые теперь и составляют мою бригаду. Перед разговором с начальником Генштаба следовало знать структуру и будущую огневую мощь моего подразделения. Бумаги с этими данными я вчера вытащил из планшетки и положил на стол. Сверху лежало Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР ? 1112 - 459сс "О новых формированиях в составе Красной армии", датировано оно было 23 апреля 1941 года. Усевшись на табуретку, стал с пристрастием изучать эти четыре листочка. Как заклинание начал повторять про себя:
   - 681-й и 724 артиллерийские полки; штабная батарея; 402-й минно-сапёрный батальон; 171-й автотранспортный батальон; 3-е отделение связи. Место дислокации всех в Михалово-городке, он находится в 25 километрах от Белостока, не очень далеко от нашей старой границы. В Михалово-городке будет находиться и управление бригады. Полевая почта 7 ПТАБРа - 3296.
  Да, у бригады уже имелся номер полевой почты. Когда я уеду, моя девочка сможет писать мне письма, и я их получу.
   Вбив намертво все эти цифры себе в голову, стал запоминать другие немаловажные детали. А именно, количество основных видов вооружения. По штату в бригаде должно было быть: сорок восемь 76 мм пушек, сорок восемь 85 мм зенитных орудий, двадцать четыре новейших 107 мм пушек (которые только-только начали поступать на вооружение Красной армии). Кроме этих орудий больших калибров бригада оснащалась шестнадцатью 37 мм зенитными пушками и тридцатью шестью пулемётами ДШК калибра 12,7 мм. Минно-сапёрный батальон должен был иметь 4800 противотанковых и 1000 противопехотных мин.
   Проанализировав список штатного вооружения бригады, я был весьма удивлён большими калибрами орудий и тем, что в противотанковой бригаде не запланировали наличия специализированных противотанковых пушек. На кой хрен там были нужны полевые 76 мм орудия. Любой немецкий танк поражался любимой мною сорокапяткой. Обслуживалась она меньшим расчётом, была гораздо легче, и во время боя её можно было перекатить вручную. В крайнем случае, из неё можно было вести достаточно интенсивный огонь даже вдвоём. Сорокапятку гораздо легче было замаскировать, в нужный момент выкатить на прямую наводку и кинжальным огнём уничтожить танк противника. Во время маршей большие орудия требовали механизированной тяги.
   По бумагам бригада должна была быть обеспеченна гусеничной тягой, но я знал, какое сейчас положение в народном хозяйстве и как не хватает тракторов для сельского хозяйства. Специальными артиллерийскими тягачами еле-еле обеспечивались только артполки РГК особо мощных калибров. А мы, хоть и были противотанковой артиллерийской бригадой РГК, и нам по штату полагались гусеничные тягачи, но, наверняка, с этим будут проблемы. Высокое начальство прикинет, что трёхдюймовку в гражданскую таскали лошадьми, вот и решит, что можно не напрягаться, снабжая техникой ПТАБРы. В случае войны, противотанкисты автомобильной тягой, или шестёркой лошадей смогут транспортировать свои орудия. Транспортировать по дорогам мы, конечно, сможем, но уже на поле это превратится в кошмарную проблему. Придётся вручную перетаскивать эти тяжеленные орудия до места оборудования позиций.
   Люди, разрабатывающие структуру и оснащение бригады вооружением, слабо представляли себе специфику противотанковых действий. Наверняка, это были чистые артиллеристы, ранее служившие в гаубичных полках. Они привыкли за свою практику не спеша добираться до выбранных позиций и там, издали, пользуясь рекогносцировщиками, долбить по противнику. Наверняка, они искренне полагали, что делают благо, планируя комплектацию противотанковых бригад такими мощными орудиями.
   Я же считал, что мы должны действовать как пожарная бригада. Если в каком-то месте обороны намечается прорыв немцев, то на направление этого прорыва должны выдвигаться мы и ставить заслон прорвавшимся танкам противника. Естественно, в таком деле нужна манёвренность и быстрота занятия позиций. Пусть мы автомобилями вовремя доставим наши пушки к нужному месту. Но, чтобы протащить на руках хотя бы пару километров по бездорожью эти дуры, придётся потратить столько времени, за которое немцы на своих танках и бронетранспортёрах успеют добраться до Минска, пропустить там шнапса, а потом вернуться и накостылять нам по шее. Занимать позиции на дороге и в непосредственной близости от неё? Нет уж, извините, я на это не пойду, это сродни самоубийству. Раздолбят тяжёлой артиллерией издали или накроют авиацией. Даже если мы будем нашими зенитками успешно отбиваться от самолётов, танки по бездорожью обойдут эти дурацкие позиции и с тылу намотают наши кишки на свои гусеницы. На дороге и на наезженных колеях должны стоять только мины, а мы, если хотим выжить, обязаны замаскироваться в сторонке и с флангов уничтожать прорвавшиеся танки. Хорошо, что бригада не подчиняется непосредственно корпусному командованию, а то, наверняка, нас бы растащили, чтобы залатать дырки в дивизионных порядках. Только крупные прорывы на стратегических направлениях, вот, что должно быть нашей заботой.
   По постановлению правительства формируется 10 ПТАБР, и я на секунду представил, что чувствуют на моём месте другие выдвиженцы. Наверняка, они заслуженные артиллеристы, у них глаза горят, и захватывает дух от огневой мощи их нового подразделения. Я же попал в эту структуру из "лаптей", именно так высокомерно называли эти снобы пехоту, и привык надеяться в основном на матушку-землю, чувствуя себя относительно спокойно только находясь в окопе полного профиля. И чтобы перед этим окопом находилась какая-нибудь естественная преграда, река, например, или болото, а позади хорошо бы густой лес, чтобы прятаться от авиации и быть спокойным за свои тылы.
  Да, пока этим ребятам немчура не надаёт по мозгам, у них так и останется особое пристрастие к большим калибрам. Мне вся эта ситуация напоминала стрельбу из пушки по воробьям.
   Тему о вооружении бригады сорокапятками, вместо 76 мм и 107 мм орудий нужно будет обязательно поднять при встрече с начальником Генштаба. Больше для решения этого животрепещущего вопроса мне обратится не к кому. Авторитета и влияния в высших сферах я не имел. А тут, чем чёрт не шутит, на волне интереса, поднятого к моей персоне товарищем Сталиным, может быть и удастся пробить что-нибудь дельное. Попробую рассказать ему о своих наблюдениях на Алабинском полигоне. Тогда нам, слушателям Академии демонстрировали новейшую 107 мм пушку. Слов нет, орудие прекрасное, но, стреляя по танку Т-34, она пробивала его навылет. А броня у тридцатьчетвёрки потолще, чем у немецкого Т-4. Значит, снаряд может пройти сквозь немецкий танк, не нанеся ему смертельного поражения. Даже куски окалины с внутренней поверхности танка могут не успеть образоваться, и экипаж не будет поражён. И вот, вроде бы подбитый танк оживает и оказывается на батарее, где уничтожает всё к чёртовой бабушке.
   Ещё нужно постараться добиться разрешения иметь в бригаде пехотное прикрытие, хотя бы по роте на артполк. И попробовать выцыганить на бригаду пару танковых рот. Немного слукавить об их предназначении. Не признаваться, что я хочу на их основе сформировать моторизованную группу для контратак наступающего противника. Делать упор на то, что мы противотанкисты, и нам необходимо обучаться, имея рядом реальные машины, а не фанерные макеты. Нужно, чтобы боец почувствовал лязг, вонь и грохот надвигающегося железного чудовища. В идеале хотелось бы, чтобы он буквально обосрался, когда танк будет елозить над ним. Из моего опыта выходило, что боец, основательно перетрухнувший во время тренировки, в реальном бою вёл себя очень достойно и даже бравировал своей лихостью, как перед другими, так и перед собой. Как бы говоря, - прошлый мой испуг, это случайность и недоразумение, а на самом деле, я вон каков - храбрец и отчаянная голова.
   Короче говоря, я не собирался рвать жопу, чтобы сформировать такую противотанковую бригаду, которая предписывалась постановлением ЦК и СНК СССР. Для реальной борьбы с немецкими танками нужно было другое подразделение, и именно его созданием я и намерен был заниматься. А если заглянуть глубже в мою душу, то я ради великой цели лично, при необходимости перестрелял бы всё ЦК вместе с вождём всех народов. Великая цель была для меня только одна - не допустить провала России в то дерьмо, в котором она плавала в моей старой реальности. Для этого годились любые методы.
   Пускай многие считали меня простым, интеллектуально недоразвитым субъектом, к тому же с подорванной контузией психикой. Но на самом деле, я был довольно неглупым и наблюдательным реалистом, подмечающим все тонкие места и несоответствия, которые, в конечном счёте, можно было выгодно использовать. Я буквально чувствовал мотивацию людей и особенно власть придержащих. Интуитивно поступал так, что добиваясь нужных мне результатов, заставлял начальство думать, что это именно они всё замыслили, а я - дуболом, просто орудие в их руках. Наверное, таким меня сделала прошлая жизнь. Тот, кто шёл прямым, пускай и правильным путём, в той реальности долго не жил. Чтобы просто спокойно существовать среди немецких хозяев, нужно было постоянно изворачиваться. А добивались своих целей только умнейшие, волевые люди - навроде моего учителя Михалыча.
   Вот и сейчас я собирался действовать примерно так, как меня учил мой наставник. Всё-таки я получил в свои руки пускай маленький, но инструмент, которым мог хоть чуть-чуть поднаправить историю в не столь трагическое для России русло. Теперь нужно было заточить этот инструмент до бритвенной остроты, а потом умело подрезать сухожилия этим проклятым фашистским недоноскам зарвавшегося вермахта. Для заточки инструмента, а именно - приведения моей бригады в боеспособное состояние, оставалось очень мало времени. Всего-то полтора месяца. Силы у немцев не бесконечны. Истинно боеспособные дивизии наверняка пойдут первыми. Если их обескровить, выбить самых борзых, то наверняка на наших просторах немчура забуксует. А там и мы раскачаемся, да так, что покажем этим любителям свинины и баварского пива настоящую Кузькину мать. Главное, в эластичной обороне дотянуть до зимы, а там на нашей стороне уже будет воевать самый главный генерал - мороз. Посмотрю, как они при минус тридцати будут разъезжать по сугробам на своих консервных банках.
   Так как я был наблюдательным реалистом, то прекрасно понимал, что задекларированная в постановлении дата окончания формирования десяти Противотанковых артиллерийских бригад к 1 июня - это очередная фикция. К этой дате в места запланированного расположения бригад завезут собранных, где попало людей с командирскими петлицами, и обзовут это скопище - управлением бригады. Потом туда же нагонят новобранцев, обеспечат кое-какой техникой и вот, бригада сформирована - можно отчитаться. Штат бойцов и командиров полностью укомплектован, а что касается нехватки оружия и техники, то в этом виновата промышленность. Сама же армейская система точно и в срок исполнила все постановления партии и правительства. Можно получать благодарности и навешивать ордена. А то, что это новообразование недееспособно, никого из чинуш абсолютно не волнует. Если бы я во время военных действий имел противником такую бригаду, то ей богу, в течение часа одной своей ротой без особого труда разогнал бы этих птенцов. И брели бы те, кто не успел убежать, или кому повезло остаться в живых к нам в тыл, под охраной моих ездовых и кашеваров. Отвлекать для охраны этого стада самого бестолкового своего строевого бойца мне было бы жалко.
   Для приведения в боеспособное состояние сформированных таким образом бригад, при существующих методиках и системах снабжения, требовалось не меньше года. А этого времени, если судить по истории моей бывшей реальности, у страны не было. Что было делать? Для меня оставалось только два варианта: или, пользуясь знаниями хода истории залечь где-нибудь в безопасном месте, пытаясь выжить любым путём; или драться насмерть на том месте, где я очутился, пользуясь опять же прошлыми знаниями и навыками. Я выбрал второе. Пусть историю мне не изменить, но хоть будет какая-то надежда, что реальность для моих близких - Нины и бабушки будет другой. Да и умирать легче, если чувствуешь, что, как можешь, выполняешь свой долг.
   В оставшиеся десять минут до выхода из общежития я постарался сформулировать для себя, какой хочу видеть бригаду перед началом предстоящей страшной войны. Это нужно было, как лично для меня, так и для предстоящей встречи с товарищем Жуковым, а если удалось бы, то и с товарищем Мехлисом. От этих людей, обладающих реальной властью и влиянием, можно было получить хоть какую-то свободу в выборе действий по формированию бригады. Окружное командование особо бы не дёргало меня, зная, что такие люди в курсе всех моих нововведений. И не било бы тревогу о несоответствии сформированного мной подразделения всем критериям, заложенным постановлением ЦК и СНК СССР. Руки до начала войны у меня были бы развязаны, а потом уже всё равно. Даже не то чтобы всё равно, скорее всего, наоборот, я был бы на коне. Наверняка моя бригада дралась бы стойко и показала себя намного лучше, чем остальные вновь сформированные подразделения. Уверен, что даже самый дотошный буквоед не стал бы потом придираться к её структуре и вооружению. Победителей, как говорится, не судят.
   По существу, я хотел бы из своей бригады сделать высоко мобильное моторизованное соединение, состоящее из частей с избытком насыщенных 45 мм противотанковыми пушками и 37 мм зенитными орудиями. В каждом из полков достаточно иметь по одному дивизиону 85 мм зенитных пушек. Наличие в бригаде минно-сапёрного батальона меня очень устраивало, а вот артиллерийские полки нужно было реорганизовывать. Насыщать их пехотой с большим количеством пулемётов и добавлять к ним несколько миномётных батарей. Вместо штабной батареи нужно было создать танково-моторизованную группу, способную на мощную контратаку. В случае чего, ею же организовывать танковые засады. При штабе бригады нужно иметь разведывательно-диверсионное подразделение, передвигающееся на лёгких броневиках, мотоциклах и грузовиках, с установленными на них зенитными пулемётами. Это подразделение так же будет осуществлять охрану штаба и прикрывать его от воздушных налётов. К тому же, в случае необходимости оно будет последним резервом командования. Когда и этого окажется недостаточно, придётся пинками выгонять писарей из безопасных убежищ, вооружать их, чем попало и уже с ними стоять насмерть, надеясь только на чудо.
   Я прекрасно понимал, что даже такие люди, как Мехлис и Жуков не смогут дать команду на увеличение штатной численности бригады. Но у меня был хитрый ход. Нужно было добиться, в первую очередь от Жукова, разрешения, или хотя бы молчаливое согласие на замену мощных пушек на противотанковые сорокапятки. Расчёт у этой пушчонки был в два раза меньше, чем у её более мощного собрата. Вот и появятся в артполках штатные единицы для организации пехотного прикрытия. Опять же, сократится потребность в мощной механизированной тяге и, соответственно, в ремонтных бригадах. Эти штаты можно передать в танково-механизированную группу. Для окончательной утрамбовки новой структуры можно потрясти и минно-сапёрный батальон, слегка уменьшив его численность. У 171 автотранспортного батальона нужно оставить только службу ремонта и несколько транспортных средств, в качестве резерва и для снабжения бригады. Остальные автомобили можно передать непосредственно в боевые части. Третье отделение связи нужно любыми путями насытить радиостанциями. Каждое моё подразделение обязано иметь радиосвязь. Так как мы мобильны, обеспечить для нас проводную связь не так просто, как для обычной части. Тем более я собирался привить своим командирам привычку решать все вопросы самостоятельно и отбить у них у них потребность в ощущении локтевой связи с соседом. Мы - пожарная команда, которая затыкает дырки в обороне, и вполне вероятно, что нашим небольшим подразделениям придётся биться в полном окружении, без всякой связи со своими.
   После того, как я решил, чего хочу от своей бригады, мне стало окончательно ясно, чего нужно добиваться во время встречи с генералом армии Жуковым. Надежда на положительный результат во мне была. Жуков человек разумный и грамотный. Он должен понимать, что насытить бригаду 45 мм пушками гораздо проще, чем более мощными калибрами. Промышленность наклепала сорокапяток с избытком, я слышал, что их даже временно прекратили выпускать. Противотанковыми снарядами для них были забиты все склады. А, например, опять же по слухам, противотанковые снаряды для 76 мм пушек были в дефиците. Окончательно определив, как я буду строить разговоры с товарищем Жуковым и в ГПУ РККА, посмотрел на свои часы. Стрелки показывали, что пора выходить. Я встал, подошёл к вешалке, облачился в свою шинель и вышел из комнаты.
  
  
   Глава 5
  
  
   В 8-15 я находился уже в бюро пропусков политуправления РККА. Откуда, выписав пропуск, меня достаточно быстро провели в приёмную начальника ГПУ, армейского комиссара 1 ранга товарища Мехлиса. Самого Льва Захаровича, к сожалению, не было. Он сейчас находился с инспекцией в Киевском особом военном округе. Но меня всё же принял его референт - Качинский Семён Маркович. По званию и по возрасту он был старше меня, может быть, поэтому говорил со мной немного покровительственно, хотя и по дружески. Кабинет у полкового комиссара был совсем небольшой и примыкал к огромной приёмной Мехлиса.
   Как только я вошёл, он поднялся со своего места, пожал мне руку и заявил:
   - Ну, здравствуйте, товарищ подполковник. Наслышан, наслышан о герое Финской войны - Черкасове. Да и на совещаниях вы в задних рядах не отсиживаетесь.
  Он хмыкнул и продолжил:
   - Садитесь вон на стул и рассказывайте, зачем пожаловали к нам, в политическое так сказать сердце Красной Армии. Вы же строевой командир и не обязаны при каждом новом назначении получать "добро" в политуправлении. Какая же причина вашего посещения ГПУ?
   По его голосу я понял, что на самом деле он доволен моим появлением. Неосознанно я сделал верный ход, а именно, что сразу по оформлении нового назначения явился в первую очередь в политорганы, проявляя уважение и ставя их в первый ряд властных структур. А ГПУ очень ревниво относилось к таким делам. Тем более, что в линейных частях после Финской войны влияние и роль политотделов несколько снизилась. Бытующее ранее двоевластие, резко сместилось в сторону строевых командиров, что естественно привело к повышению боеспособности армии.
   Однако шестым чувством я понял, что сразу просить о содействии в переводе Осипа Шапиро не стоит. Нужно сначала поговорить, посоветоваться, как лучше формировать бригаду. Потом можно поплакаться о нехватке хороших кадров и о том, что сам я не большой специалист определять - предан человек коммунистическим идеалам, или является обычным приспособленцем. Вот здесь и можно вспомнить об Осе - проницательном идейном товарище, который ко всему прочему имеет большой организационный талант, и как его уважали красноармейцы в моей бывшей роте. Намекнуть, что если он будет комиссаром бригады, то политорганы вознесутся в его лице на новую высоту.
   Исходя из своих ощущений, я и начал излагать свои представления о противотанковой бригаде. И об этом говорил так, как будто советовался с более мудрым и опытным товарищем. Правда, заметив по его лицу, что он заметно заскучал, тут же закончил говорить о сравнительных технических характеристиках пушек и перешёл к теме, которая как мне казалась должна его заинтересовать гораздо больше. Слегка понизив голос, как будто раскрываю какую-нибудь тайну, я сказал:
   - Знаете, товарищ полковой комиссар, я человек из народа и, может быть, поэтому считаю средства, которые тратятся. Производство одной сорокапятки обходятся в десять тысяч рублей, а обычной трёхдюймовки в несколько раз больше, это же касается и снарядов. Так лучше за эти деньги в бригаду дать больше сорокапяток и зенитных 37мм пушек.
  Семён Маркович оживился, посмотрел на меня с интересом и произнёс:
   - Надо же, первый раз слышу, чтобы строевой командир говорил о стоимости его оружия. Обычно все с пеной у рта доказывают, что им нужно более мощное и современное вооружение и не важно, чего это стоит для страны. Похвально, похвально, подполковник, что вы думаете, на какие лишения идёт Советский народ, чтобы оснастить свою армию нужным вооружением. Молодец, не отрываетесь от трудовых масс, а то многие старшие командиры уже забыли, откуда они вышли. Хорошо, Черкасов, я вас понял, мы постараемся по этому поводу что-то сделать. Я ещё сегодня позвоню в Минск, члену военного совета Западного особого военного округа и попрошу посодействовать в ваших начинаниях.
   Было ясно, что время моей аудиенции подошло к концу и пора, как говориться - честь знать. Я сделал вид, что сейчас встану и начну прощаться. Но потом, как будто вспомнил что-то важное, прогнал глуповато-признательное выражение с лица и сказал:
   - Товарищ полковой комиссар, тут ещё есть один животрепещущий вопрос для формирования бригады. Это подбор кадров. Не зря же товарищ Сталин заметил, что кадры решают всё. Я человек не очень опытный, таким крупным соединением ещё не командовал. Прошу вас посодействовать в подборе опытных политработников. Я хорошо знаю только одного, это старший политрук Осип Абрамович Шапиро. Замечательный, политически подкованный специалист по работе с людьми. Вот бы было хорошо, если его назначили ко мне заместителем по политчасти. Человек совершенно бесстрашный, может повести за собой людей. Настоящий комиссар.
   Референт Мехлиса на секунду задумался, потом улыбнулся, вспомнив что-то, и ответил:
   - Да, Черкасов! Хитрите вы неумело. Наверное, сразу, как вошли, хотели протолкнуть своего дружка Шапиро. Ладно, ладно шучу я. А если серьёзно, то это хорошо, когда командир живёт душа в душу с комиссаром. От этого выигрывает только дело. Ладно, подполковник, с этим вопросом я тоже постараюсь вам помочь. Хотя у вашего Шапиро звание, конечно, маловато, чтобы занимать такую должность. Поговорю с Львом Захаровичем, может, что и решится. Если всё же звание ему не повысят, всё равно ждите вашего протеже. Перевод в вашу бригаду я ему устрою. Непроизвольно на моей физиономии появилось уж очень довольное выражение. И чтобы полковой комиссар не взял свои обещания обратно, стал спешно прощаться.
   Вышел из здания ГПУ РККА я с ощущением того, что мой план полностью удался. Поддержку, или, по крайней мере, невмешательство политорганов в мои действия я, по-видимому, добился. А если ещё удастся протащить Шапиро в комиссары! Уж Ося точно не будет совать нос в допускаемые мной нарушения Постановления ЦК и СНК СССР. Наоборот, в случае осложнений прикроет мою задницу. Теперь предстояло самое главное - не оплошать при встрече с начальником Генштаба, генералом армии Жуковым. До явки в Генштаб оставалось ещё больше двух часов. Вполне можно было перекусить, а заодно собраться с мыслями и мобилизоваться.
   В 12-55 я уже сидел в приёмной генерала армии. Во время своего раннего обеда, проанализировав все известные мне факты по созданию ПТАБР, пришёл к выводу, что всё не так уж и просто в царивших наверху мнениях. В руководстве армейским строительством прослеживались умные, рациональные действия. Как будто некоторые люди, сидевшие в руководящих креслах, знали то, что известно мне. Ведь это просто так совпало, что Постановление о создании противотанковых артиллерийских бригад последовало через неделю после моего выступления на том высоком совещании. Может быть, оно явилось последним толчком к началу осуществления этой идеи. Грамотные люди заранее всё просчитали и давно подготовили весь пакет документов. Они кропотливо работали и готовили страну к серьёзным действиям по отражению неминуемой агрессии. В отличие от моих мальчишеских, горлопановских наскоков, они методично продвигали свои идеи в жизнь. Я только одного не понял, почему эти опытные люди запланировали вооружить противотанковые бригады такими мощными пушками. И ещё, похоже, эти умнейшие люди всё-таки не предполагали, что война стоит буквально на пороге.
   Когда меня пригласили в кабинет, у меня ёкнуло сердце. Всё-таки, с таким многозвёздным генералом я никогда не беседовал. Ещё десять дней назад даже и представить себе не мог, что я вообще смогу увидеть военных таких чинов. А вон как вышло, на совещании в Генштабе я, кроме трёх полных генералов, заметил даже двух маршалов. Там присутствовал Народный комиссар обороны СССР, маршал Советского Союза Тимошенко и широко известный в народе маршал Ворошилов, занимающий сейчас должность командующего Северо-западным округом.
   В это, завешанное картами большое помещение, я зашёл, чуть ли не печатая шаг. Вытянувшись перед сидевшим за громадным письменным столом человеком, щёлкнул каблуками и громко отрапортовал о прибытии. Чуть поморщившись от моего рвения, генерал армии, кивнув на стул, произнёс:
   - Кончайте подполковник корчить из себя тупого служаку. Чай, не на плацу находитесь. Сами ведь догадываетесь, что сюда я вас пригласил не рапорты выслушивать, а поговорить о деле и узнать ваше мнение о формируемых Противотанковых артиллерийских бригадах.
  Весьма удачно вышло, что совсем недавно в ГПУ РККА я уже произносил целую речь про то, каким хочу видеть ПТАБР. Она всё ещё сидела у меня в голове, и, усевшись на стул, я на автомате её повторил почти слово в слово.
   Начальник Генштаба внимательно выслушал мой монолог, на секунду задумался и, внимательно глядя на меня, спросил:
   - Подполковник, а вы что-нибудь слышали о возможном наличии у Германии новых современных танков с противоснарядной бронёй 75 миллиметров? Если они имеются, то последствия попадания из сорокапятки будет для них, что слону дробинка. Формирование ПТАБР и является одним из ответов на эту угрозу. Может сложиться так, что мощные пушки ПТАБР окажутся единственным аргументом, чтобы остановить эти танки.
   - Товарищ генерал армии, в Академии мы еженедельно анализировали выборки из немецких газет. Да, там много пишут о новом "супертанке". Но это, по моемому, хитрый ход Гитлера, чтобы обмануть своё население, да и дезинформировать нас и англичан. Немецким бюргерам он как бы говорит, - вот видите, ваши материальные трудности не напрасны, нация, несмотря на войну с половиной Европы всё-таки создаёт новое чудо-оружие. Другие страны он провоцирует этими газетными утками, чтобы они отвлекали лишние ресурсы на разработку оружия против таких мощных танков. Если бы немцы действительно имели такого монстра, то они не стали бы использовать чешские танки. Подготовка танкистов, дело довольно затратное и долгое, а немцы народ расчётливый и они ни за что бы ни посадили подготовленные экипажи в такую консервную банку, как чешский танк 38(1). Он ещё слабее, чем Т-3, а броня пробивается обычной крупнокалиберной пулей.
   - Так-то оно так, да и некоторые надёжные источники не подтверждают наличие у немцев таких танков. Но всё-таки, кто может дать сто процентную гарантию? В Германии сейчас творится много загадочных вещей, некоторые из них просто ставят наших аналитиков в тупик. Например, уже два года назад многие наши специалисты утверждали, - у Германии полностью истощился золотой запас, и она физически не сможет вести крупномасштабные боевые действия. Война - дело дорогое, а немцы банкроты, поступление новых больших средств в государственную казну не предусматривается. При этом так считали не только наши аналитики, так же думали практически все западные умные головы. Поэтому, никто серьёзно не воспринимал эксцентрические выходки Гитлера. Думали, - пусть побесится у себя в песочнице, всё равно ничего серьёзного из этого не выйдет. А что мы имеем сейчас? Практически вся Европа находится у него под каблуком. Даже хвалёная Франция, где армия была полностью отмобилизована, и говорить об элементе неожиданности даже смешно, продержалась всего несколько недель. Англичане еле успели унести ноги на свои острова. И сейчас у них осталась последняя надежда уцелеть - это стравить Германию и СССР. Этим они и занимаются. Так вот, несмотря на проведение таких военных компаний, золотой запас Германии необъяснимым образом увеличился.
  Жуков усмехнулся, передвинул стопку бумаг, лежащих на столе, и продолжил:
   - Многие наши артиллерийские генералы перестраховываются и рассуждают по принципу - лучше перебздеть, чем недобздеть. Этим и объясняется излишне большой калибр орудий, которыми должны быть оснащены бригады. Хотя и в этом вы правы, ресурсы страны не безграничны, приходится кое-чем жертвовать. На активно муссированном слухе об этом "супертанке" приостановлено производство сорокапяток. Не пошло в серию и 14,5 мм противотанковое ружьё Рукавишникова.
   Неожиданно Жуков прервался, поискал в своих бумагах какой-то документ, потом взглянул на меня тяжёлым взглядом и спросил:
   - Черкасов, вы уже оформили все нужные допуски?
  Я инстинктивно собрался вскочить и отрапортовать, но придавленный его взглядом, неподвижно сидя на стуле ответил:
   - Так точно, товарищ генерал армии. В особом отделе прошёл инструктаж и подписал все бумаги. Без этого, меня вряд ли допустили в этот кабинет.
  Чуть заметно Жуков улыбнулся и произнёс более мягким голосом:
   - Хорошо! Тогда вам уже можно и даже необходимо взглянуть на вот этот документ.
  И протянул мне листок бумаги с отпечатанным текстом. В левом углу стоял гриф - секретно. Это было спецсообщение Разведуправления Генштаба РККА от 11 марта 1941 года ? 316. Там говорилось следующее: По сведениям, требующим дополнительной проверки, немцы начинают строить три образца тяжёлых танков;
  - Тип Т-5, вес 36 тонн, вооружение ( 75 мм пушка и 2 пулемёта), броня до 60 мм.
  - Тип Т-6, вес 45 тонн, вооружение ( 75 мм и 20 мм пушки, 3 пулемёта), броня до 70 мм.
  - Тип Т-7, вес 90 тонн, вооружение ( 105 мм и 20 мм пушки, 4 пулемёта), толщина брони указана не была.
  Да, это был аргумент. И аргумент весьма весомый в пользу вооружений ПТАБР орудиями больших калибров.
   Жуков опять усмехнулся, налил из графина, стоявшего на его письменном столе, воду и протянул мне. Я, несколько ошеломлённый, схватил протянутый стакан и залпом выпил всю воду до капельки. Только после этого опомнился и, протягивая обратно пустой стакан, виноватым голосом произнёс:
   - Извините, товарищ генерал армии.
  Начальник Генштаба, на мои слова никак не прореагировал. Он посмотрел мне прямо в глаза и спросил:
   - Ну что, подполковник, похоже на газетную утку? Не прав ли маршал Кулик, что ратует за орудия больших калибров и не перспективность противотанковых ружей? В пользу его позиции выступают и некоторые факты из недавней войны немцев во Франции. Германские 37 мм противотанковые пушки оказались совершенно неэффективными против французских танков. Снаряды почти не пробивали средние танки S-35"Сомуа", имевшие броню 35-45 мм. Немцам очень повезло, что у французов было этих танков немного, и применялись они тактически неграмотно. А вы обязаны знать, что стоящие на вооружении вермахта 37 мм орудия, это те же самые пушки "Рейнметалл", которые мы закупили в конце 20-х годов. А эволюция этого орудия в 30-х годах привела к появлению 45 мм пушки 53-К. Пробивная сила у сорокапяток всего на немного выше, чем у немецких 37 мм орудий. Так что вы, Черкасов, скажете по этому поводу?
  Я обречённо вздохнул, немного набычился и опять начал гнуть свою линию:
   - Товарищ генерал армии, я не верю, что у немцев в ближайшее время появятся танки лучше, чем Т-4, у которых лобовая броня 30/20 мм. А с ними сорокапятка прекрасно справится, даже противотанковое ружьё при удачном выстреле сможет остановить этот танк. Но если даже произойдёт чудо, и вермахт примет на вооружение "супертанки", то их будет настолько мало, что никакой роли они сыграть не смогут. К тому же, в спецдонесении сказано, что сведения требуют дополнительной проверки, значит разведуправление не уверено в этих данных. Учитывая утечки в печать секретных сведений, что при Гитлеровском режиме невероятно - это не очень грамотная дезинформация.
  На мгновение я примолк, чтобы оценить реакцию Жукова. Заметив в его взгляде поощрение, продолжил:
   - Немецкие танки наверняка будут использовать складки местности для обхода позиций противотанкистов. Исходя из этого, орудия должны быть готовы менять направления огня. На лёгких сорокапятках такая манипуляция сложностей не представляет. На тяжёлых 76 мм пушках у каждой станины стоит номер расчёта, готовый разворачивать орудие. Это допустимо при ведении огня на дальних дистанциях и из укрытий. В условиях реального отражения танковой атаки эти, открытые для любого осколка люди, проживут всего несколько секунд. Орудие останется не перенацеленым, и в итоге, танк просто подавит весь расчёт.
   - Ладно, Черкасов, ваша позиция мне ясна. Хорошо уже то, что вы упорно придерживаетесь своей линии. Я с вами, пожалуй, соглашусь в том, что у немцев в ближайшее время не должно появиться новых танков. Согласен я и с тем, что Германия неминуемо нападёт на СССР. Об этом я говорил ещё в декабре на совещании в Генштабе. Но это всё лирика - теперь о главном. Наверное, мы всё-таки приняли правильное решение, что на должность хотя бы одной артиллерийской бригады назначен пехотный командир. Хотя маршал Кулик был против - чувствует, что вы не особо рвётесь вооружить бригаду мощными орудиями. Так как я взял на себя ответственность за ваше назначение, в некотором роде теперь вы мой крестник. Но это не значит, что вы можете расслабиться, наоборот, с вас я буду спрашивать строже, чем с других. Уяснили!
   Я от неожиданности подскочил, вытянулся по стойке смирно и гаркнул:
   - Так точно, товарищ генерал армии!
  Жуков опять усмехнулся, потом кивнул головой на стул и сказал:
   - Да садитесь вы, подполковник, что скачете как первоклассник перед учителем. Лучше внимательно послушайте, что я вам скажу. Я переговорю с Вороновым, чтобы ГАУ РККА разрешило вам временно, на один год оснастить три дивизиона в каждом полку лёгкими противотанковыми орудиями. Остальные три дивизиона: два 85 мм и один 37 мм зенитных пушек, будут формироваться, как и предусмотрено Постановлением. Это связанно, прежде всего, с тем, что Госплан растягивает поставки орудий на весь 1941 год. А по Постановлению правительства бригады должны быть сформированы к 1 июня. Естественно, без вооружений оставить мы их не можем. А 45 мм пушки 53-К имеются в избытке. Даже на 20% превышают потребность мобилизационного плана. Но вы должны понимать, Черкасов, что это решение взваливает на вас двойную работу. Сначала нужно будет обучить людей воевать на сорокапятках, а через год предстоит перевооружиться на более крупный калибр. Справитесь с такой нагрузкой?
  
   - Справлюсь, товарищ генерал армии!
  Начальник Генштаба и одновременно заместитель наркома обороны СССР, внимательно глядя на меня, выдержал минутную паузу, а затем продолжил:
   - Хорошо, с этим вопросом мы разобрались. Теперь давайте поговорим о действиях вашей бригады в случае агрессии Гитлеровской Германии. Вы вообще себе представляете то место, где бригада будет дислоцирована?
   - Так точно! По картам я всё внимательно изучил. Это недавно воссоединённая с Белоруской ССР Белостокская область. Так называемый, "Белостокский выступ", там располагаются целых три армии на севере 3-я в центре 10-я и на юге, немного выступая за этот выступ 4-я. Меня весьма удивляет, что такие крупные силы, насыщенные танковыми корпусами, расположены так близко к границе?
   По-видимому, Жуков не один раз доказывал правильность такого размещения войск. Поэтому он, даже не задумываясь, начал отвечать:
   - В военно-географическом отношении территории западной Белоруссии представляют собой равнину с грядами господствующих высот и возвышенностями, обильно прорезанную большими и малыми реками. Наиболее значительные из них могут служить естественными рубежами для развёртывания войск. На данной территории имеются и крупные лесные массивы, которые могут быть как местом сосредоточения и укрытия войск, так и препятствием для механизированных частей вероятного противника. Остановить наступление встречным ударом практически невозможно. Наступающие войска могут перегруппироваться на ходу и обойти движущиеся им навстречу заслоны, когда те ещё не успели занять устойчивую позицию. А немцы в таких перегруппировках большие мастера. При равной подвижности наступающий обретает преимущество перед обороняющимся, поскольку сам выбирает путь. Между Карпатскими горами и Припятьскими болотами достаточно места, чтобы парировать маневрами любой контрудар. Зато ударом с фланга задержать прорыв несравненно легче. А войска, отсечённые от тылов, лишаются снабжения и очень скоро оказываются вовсе небоеспособными. Немцы в прорыв бросят большое количество дивизий первой линии, поэтому фланговый контрудар требует сопоставимых сил. Разместить их непосредственно в Карпатских горах и Полесских болотах невозможно. Остаётся Белостокский выступ и бывшее польское Львовское воеводство.
   Жуков приостановил свой монолог, как бы ожидая от меня реакции. Я, поняв, что теперь мне можно высказаться, выпалил первое, что пришло в голову:
   - Выполнение таких фланговых ударов требует не только высокой подвижности, но и точного расчёта. У нас же плохо и с тем, и с другим. Танки ломаются, связь плохая, личный состав обучен недостаточно.
  Не замечая моего сарказма и неверия в идеальную картинку отражения немецкой агрессии, Жуков ответил:
   - Правильно, сбои могут быть разные. Но для этого мы и создаём ПТАБРы. Главная их задача - притормозить наступающего противника, чтобы механизированные корпуса успели ударить ему во фланг. Поэтому 7 и 8 ПТАБР не придаются армиям, а находятся в распоряжении Павлова. Так же обстоят дела и в Киевском округе, две противотанковые бригады будут находиться в резерве.
   Поняв, что эти сведения не предназначены для ушей подполковника, Жуков замолчал, потом буквально через несколько секунд переключился совершенно на другой вопрос. Неожиданно для меня он спросил:
   - Черкасов, к каким снабженческим складам приписана ваша бригада?
  Так как этот вопрос меня сильно волновал, то ещё вчера вечером я наизусть заучил номера моих будущих кормилиц и станций, где бригада будет получать свою технику и вооружение. Поэтому без запинки отрапортовал:
   - Станции снабжения: Моньки, Кнышин и Соколы. А так же: Артсклад ? 1447 в Хайнувке, склады горючего ? 922 в Волковыске и ? 923 в Моньках, продсклад ? 818 в Волковыске.
  Жуков совершенно не удивился моим знанием этих номеров. Воспринял это как должное. Продолжая эту тему, он произнёс:
   - Подполковник, запишите ещё себе окружной Артсклад в Белостоке. Там скопилось довольно большое количество вооружений и боеприпасов, доставшихся нам от Польши. Я дам команду, чтобы вы смогли там подобрать себе трофейные противотанковые средства. Только смотрите, всё не забирайте, не будьте Плюшкиным - бригада должна быть мобильной единицей, а не обозом, набитым трофейным барахлом. И ещё, хочу вас порадовать - из нашего резерва в вашу бригаду вольётся отдельная танковая рота. Это десять танков Т-34, пять средних бронеавтомобиля БА-10, два лёгких броневика БА-20 и мотоциклетный взвод. Кроме этого, как вы говорите, в целях обучения вам придадут несколько танков КВ из 6-го Мехкорпуса.
   После этих слов Жуков подвинул к себе стопку бумаг, ещё раз посмотрел на меня и сказал:
   - Ну что, подполковник, начинайте формировать свою бригаду. Я в июле к вам приеду и посмотрю, чего смог добиться мой крестник. Смотрите, не подведите меня, Черкасов!
  Как только последняя фраза была произнесена, я подскочил со стула и гаркнул:
   - Не подведу, товарищ генерал армии! Разрешите выполнять!
  Чуть сморщившись, Жуков махнул рукой. Тогда я развернулся и, печатая шаг, вышел из кабинета.
  
  
   Глава 6
  
  
  
   Покинув здание Генштаба, я ощутил непреодолимое желание очутиться вдруг где-нибудь на природе, подальше от этой суеты и от ответственных товарищей с многозвёздными петлицами. Я хотел передохнуть, а затем, в спокойной обстановке подумать над всем тем массивом информации, который получил за эти два дня. День был хороший, тёплый и солнечный. Да, наступила настоящая весна, всё оживало и стремилось под лучи ласкового солнца. А мы как кроты, сидим в норах и роемся в каких-то бумажках. И всё это потому, что какие-то ублюдки возомнили себя избранными, солью земли, "сверхчеловеками". Нет, эти фашиствующие уроды не имеют право на существование, они против жизни, против природы.
   Я перешёл на другую сторону дороги, на набережную Москвы-реки. Нашёл лавочку, сидя на которой можно было наблюдать за движением воды и за двумя пацанами, удившими рыбу. Усевшись на это массивное сооружение, я задумался. Передо мной, вытеснив все размышления о порядке формирования бригады, возник образ Эскадронного преподавателя тактики из моей прошлой реальности. Помню, тогда был тоже тёплый весенний день, и занятия мы вели не в палатке, а на лесной лужайке. Змий - так мы звали этого учителя, тогда как раз рассказывал о самых заметных фигурантах нашей горькой истории. Про Жукова он тогда говорил так:
   - Ко времени начала вторжения немцев этот военноначальник командовал Киевским Особым военным округом, впоследствии Юго-западным фронтом. По сравнению с Западным, командование этим фронтом показало себя с лучшей стороны. Но, всё равно, действия его были сумбурными и зачастую непоследовательными. В начальный период войны штаб фронта пытался организовать ряд фланговых ударов по вермахту, но, к сожалению, они окончились провалом. Когда механизированные корпуса, совершая многокилометровые марши, выходили к границам коридора, пробитого немцами, там уже была вражеская пехота, густо нафаршированная артиллерией. Правда немецкие 37-мм противотанковые орудия не брали броню КВ и лобовую броню Т-34, но большинство танков той поры эти пушки прошивали без труда. А против толстобронных танков хорошо действовала 88-мм зенитка, эти орудия фактически сопровождали пехоту на марше. В бесконечных метаниях вдоль коридора в надежде отыскать хоть какой-то зазор для прорыва, безнадёжно были растрачены моторесурс и топливо. В конце концов, несколько тысяч танков буквально растаяли без достижения особого успеха в боях. Из-за этих судорожных метаний все тыловые дороги были забиты сломанной техникой. В результате таких действий армии Юго-западного фронта попали в несколько громадных котлов, где в течение месяца были перемолоты Германской военной машиной. Если оценивать деятельность Жукова по критериям нашего Эскадрона, то я поставил бы ему, максимум, троечку. Даже самую удачную в его карьере операцию на Халкин-голе с военной точки зрения можно оценить только на удовлетворительно. Тогда он, в нарушении любого здравого смысла, погнал наших солдат на штурм окружённых и засевших в обороне японцев. Узкоглазые почитатели Микадо дрались насмерть, и десять процентов численного состава нашей армии остались навеки в степях Монголии. Хотя, если бы Жуков, беспокоясь о жизнях тысяч русских солдат, проявил выдержку, то окружённые японцы сами бы сдались. Их положение было безвыходным, и как перезревший плод, даже без всякого внешнего воздействия, они бы скатились к ногам победителей.
   Наш преподаватель, наш старый Змий, рассказывал и о других исторических личностях той поры. Например, про Сталина он говорил так:
   - Иосиф Виссарионович Джугашвилли запретил войскам действовать активно и тем самым подставил их под удар, дабы гарантированно избежать обвинения в агрессии. Великобритания и США могли помогать только жертвам, но не агрессорам.
  Про занимавших перед войной пост Наркома обороны маршала Тимошенко и начальника Генштаба маршала Кулика он заявил:
   - А Тимошенко с Куликом вместо активной обороны попытались провести встречный удар - часть плана поражения СССР, придуманного ещё Тухачевским.
   Ох, как жалко, что Создатель почему-то занялся моей судьбой, а не перекинул, например, в тело Сталина сознание Змия. Тогда бы точно всё пошло правильно, и Россия никогда бы не попала под ярмо фашиствующих немцев. Змий был "голова", он один бы переиграл весь немецкий Генштаб. А я, что я представляю собой? Обычный боец, у которого от полученных сейчас и в моей бывшей реальности противоречивых сведений скоро закипят мозги. Ведь у меня совершенно нет никаких инструментов для воздействия на окружающий мир, кроме личного решения - если умереть, то постараться утащить за собой побольше гитлермразей. И это, пожалуй, была единственно доступная для меня мера воздействия на историю.
   Вдруг, моё, внутреннее я грязно выругалось и буквально завопило:
   - Юрка, хватит пищать и биться в истерике, это же не твой принцип! Лучше подумай, что ты можешь реально сделать, чтобы не допустить печального развития событий. И делай, салага, делай всё, что можешь, хотя бы на своём маленьком участке!
  Этот крик души заставил меня собраться, напрячь все свои интеллектуальные силы, чтобы совместить знания из моей прошлой реальности с информацией, которую я получил здесь и сейчас. При этом самое тяжёлое было, отбросить те знания, которые не касались моего нынешнего участка действий. На фиг мне было знать и размышлять о судьбах всего фронта. Я же не полководец и не стратег, у меня конкретный участок борьбы и отвечаю я перед Богом только за свою бригаду.
   Правда, моё подразделение существовало не в безвоздушном пространстве, и должно было действовать на довольно большом участке местности. Поэтому в первую очередь, пользуясь всем массивом информации, закаченным в мой мозг двумя жизнями, я попробовал разобраться с тем, что из себя собственно представляет "белостокский выступ". Моя бригада предназначена для обороны, а белостокский выступ был чертовски неудобен для этого, так как:
  - во-первых, значительная часть его территории, примыкающая к государственной границе, является сухопутной и малолесистой, что делает её пригодной для действий войск противника в любом операционном направлении:
  - во-вторых, бассейн реки Бобр сильно заболочен, что может создать проблемы как для наступающих, так и для обороняющихся (затруднять передвижение войск и маневрировать резервами);
  - в-третьих, любой выступ сам по себе небезопасен с точки зрения обороны, так как "подсекающие" удары по сходящимся направлениям, при условии их успешности, приведут к окружению сосредоточенных в нём войск;
  - в-четвёртых, пути возможного отвода войск именно из белостокского выступа представляют собой почти идеальную ловушку, своего рода "бутылочное горло", бедное дорогами, но богатое болотами, реками и речушками с топкими берегами.
   Тьфу! Опять начал думать за Генштаб. Поняв, что мысленно мне не удастся сосредоточиться на действиях только моей бригады, я достал из планшетки подробную карту белостокского выступа. В нарушении всех норм секретности, разложил её на скамейке и красным карандашом начал отмечать места наиболее удобные для обороны.
   Я не собирался сидеть со своей бригадой в глухой обороне. Это было безнадёжно, немцы, имея превосходство в воздухе, завалят бомбами, а потом укатают танками. Единственный шанс нанести им ощутимый вред и затормозить движение - это действие из засад. Долбанули гадов, потом быстро свёрнулись и отступили на оборудованные заранее позиции. Пускай они останавливаются, развёртываются в боевые порядки и бомбят уже пустое место бывшей засады. В это время мы будем обживать новые окопы и устанавливать минные заграждения. Получалась примерно такая же "мельница", которую моя рота устроила финнам - только теперь мы будем обороняющейся стороной.
   Увлёкшись, минут тридцать наносил на карту места, где собирался заранее оборудовать фортификационные сооружения для будущих засад. Сооружения, это конечно громко сказано, просто окопы, орудийные капониры и блиндажи для отдыха личного состава. Для начальства проведение всех этих работ легко объяснить боевой учёбой, которую проводят подразделения бригады. Там же можно пристрелять ориентиры и изучить, а если нужно, то и подготовить возможные пути нашего отхода.
   Совместная работа должна сплотить и личный состав подразделений. Без взаимопомощи красноармейцев и заботы командиров о своих подчинённых, эти работы будут буксовать. Вот за это я буду отстающих нещадно драть. Пока у них не отложится в подкорке, что мой приказ - это закон. Умри, но выполни! Приказы же вышестоящих штабов я собирался выполнять, только если они не будут противоречить основной цели - не дать возможности немцам загнать войска 10-й и 3-й армий в котёл. Нужно дать им возможность пролезть через "бутылочное горлышко" и отвести войска к Минску. Белостокский выступ опирался на одну-единственную дорогу - Белосток - Слоним, вот её-то я и собирался держать до последнего вздоха. А если повезёт, то до того момента, пока последняя дивизия не покинет белостокский выступ.
   После этого можно со спокойной совестью, ведя арьергардные бои отступать хоть до Москвы, по пути обескровливая немцев, прореживая их дивизии первого эшелона. А если эти гады, всё-таки, влезут в Москву, устроить им там настоящий ад. Они ещё не знают, на что способен Юрка Черкасов, тем более, если рядом будут такие ребята как Шерхан, Ряба, Якут и Бульба. Эти "сверхчеловеки" будут мечтать оказаться на глубине двух метров под землёй, в своей такой спокойной уютной могилке.
   Вспомнив о моих боевых братьях, я посмотрел на часы. Было уже 15-10, а это значило, что уже нужно поспешать в Наркомат обороны. Там, в управлении кадров мне обещали подготовить приказы о переводе затребованных мною командиров в седьмую противотанковую артиллерийскую бригаду. А приказы на Асаенова, Кирюшкина и Стативко обещали выдать мне на руки, чтобы я сам смог договорится с их командованием о немедленном откомандировании этих командиров в моё распоряжение. Как говорится - ковать железо нужно, пока оно горячо. Вот и мне нужно собирать быстрее свою команду и отбывать к месту формирования бригады.
   Времени катастрофически не хватало, а в Москве нужно было сделать так много. Позарез нужен был Бульба, его талант снабженца сейчас был просто незаменим. Требовалось пробить в Москве несколько необходимейших вещей. В-первую очередь, это, конечно, вооружение бригады. Жуков пообещал, что минуя Госплан, мне выдадут наряд на получение 144 сорокапяток. Они находились на складе готовой продукции завода в подмосковных Подлипках. Наряд из Наркомата вооружений - это, конечно, хорошо, но чтобы эти пушки поскорее оказались в бригаде, нужен Бульба. Так же он нужен для получения автомобиля. Да, скоро у меня появится персональный автомобиль. Наряд на получение "эмки", столь вожделенной многими ГАЗ-М1, был у меня уже на руках. Но на снабженческой базе ему нужно было быстро сделать ноги, а лучше Стативко эту операцию вряд ли кто смог бы провернуть. Как я слышал, даже генералам приходилось долго ждать своей очереди.
   Кроме дел по проталкиванию нарядов по снабжению бригады, Тарас нужен был лично мне. И связанно это было с находившимся в моей планшетке ордером на получение квартиры. Во-первых, жильё нужно было наполнить мебелишкой, а во-вторых, прописать там Нину. Я посчитал, что он своим умением обращаться с ответственными товарищами добьётся большего, чем я, выставляя напоказ свои ордена и шпалы. Ну а в-третьих, в этой квартире нужно было создать запас продуктов и оружия - это на случай, если немцы всё-таки захватят Москву и придётся разворачивать подпольное движение. Ещё один тайник я собирался оборудовать в Подмосковье, в доме знакомой Шерхана. Продукты и оружие в таких количествах можно было достать только на формирующуюся бригаду. И чтобы всё это грамотно провести по бумагам, да и быстро раздобыть необходимые ресурсы, опять был необходим мой бывший старшина.
   Получив в Наркомате необходимые бумаги, я уже через полчаса был в Московской комендатуре. Здесь, буквально на "ура", прошёлся по нескольким кабинетам и, в конечном итоге, добился не только звонков командирам частей, в которых сейчас служили мои бывшие подчиненные, но и приказа на выделении мне на три дня грузовика из автороты Шерхана. Я не знал, когда получится выцарапать у снабженцев положенную мне по штату эмку, а автомобиль нужен был как воздух. Через три дня я собирался, независимо от обстоятельств, отбыть в западную Белоруссию, к месту дислокации моей будущей бригады. К этому времени там уже должен находиться мой начальник штаба майор Пителин. Добираться до места будущей службы ему было совсем недалеко. Моя бывшая, родная сотая дивизия, где он до получения приказа был начальником оперативного отдела штаба, дислоцировалась под Минском.
   Я знал Пителина и был уверен, что когда я появлюсь в Михалово, штаб бригады, пусть и не в полную силу, но уже будет функционировать. И можно будет, не заморачиваясь штабными делами, сходу заняться формированием линейных частей. Тем более, заниматься этим я буду не на голом месте. Управления полков передавались от двух действующих стрелковых дивизий. Просто у них изъяли штабы артиллерийских полков вместе с небольшим количеством личного состава, правда, без орудий, и передали во вновь формируемую бригаду. По такой же схеме поступили и с минно-сапёрным и автомобильным батальоном.
   Как меня заверили в Наркомате, остальной личный состав начнёт прибывать с третьего мая, и к первому июня бригада будет доведена до штатной численности. С вооружением и техникой дело обстояло несколько сложнее. Госплан, на который была возложена задача по поставкам, растягивал их до конца года. По графикам, согласованным с этим государственным монстром, к 1 июня будет поставлено только десять процентов техники и пятнадцать вооружений. Слава богу, я добился разрешения временно оснастить по три дивизиона в каждом полку сорокапятками и доставшимися от Польши 37 мм противотанковыми орудиями. И очень хорошо, что эти трофейные пушки производства "Рейнметалл". Снаряды к таким орудиям имелись в больших количествах на любом артскладе. Это же прообраз соракапятки, и до недавнего времени такие пушки встречались в большинстве частей Красной армии. И недопоставка техники, благодаря тому, что мы имеем на вооружении маленькие пушки, будет не критична для моей бригады. В наличие лошадей, я думаю, никто нас ограничивать не будет. Их воспроизводство, слава Создателю, не подчинялось графикам Госплана.
   Все эти мысли бродили у меня в голове, пока шёл к части, где сейчас проходил службу Шерхан. Там я сразу же направился в штаб автобата. Несмотря на уже поздний час, поднятые на уши звонком из Комендатуры штабные чины уже подготовили все документы на перевод старшего сержанта Асаенова. Оставалось взять его самого, вместе с полуторкой автобата, и можно было двигаться дальше. Чтобы насладиться изумлённой физиономией Шерхана, когда он увидит меня с новыми петлицами, я решил дождаться его вне здания штаба. Как только вестовой убежал вызывать старшего сержанта, я вышел на улицу.
   Папироса была выкурена ещё не до конца, когда к штабу подкатила полуторка. Из кабины, с водительского места, не очень торопливо выбрался старший сержант и знакомой походкой, переваливаясь, направился к двери штаба. Увидев меня, он остолбенел и изумлённо захлопал глазами. Я, выбросив бычок, приняв строгий вид, командирским голосом спросил:
   - Товарищ старший сержант, почему одеты не по форме?
  В этот момент надо было видеть растерянность Шерхана. Он вытянулся и судорожно стал шарить по своей форме руками. Проверял натянутость ремня, правильность посадки пилотки, ощупывал подворотничок. Я не выдержал и рассмеялся. Только после этого Шерхан немного успокоился и смог сказать:
   - Товарищ майор, ого, извините, товарищ подполковник, не доглядел - на мне всё же одето по уставу! Только, если где следы попадания машинного масла, то в этом я не виноват - служба такая. Барахлит масляный фильтр, я уже сколько раз об этом докладывал Зампотеху. А он всё, - нет на складе новых фильтров, не цаца, поездишь и на этом.
   - Да нет, Наиль, дело не в форме и даже не в масляных пятнах, а в шевроне и эмблемах на твоих петлицах. У тебя же там везде "бабочки", а у меня, видишь - перекрещенные пушки. Я теперь, брат - артиллерист. Вот и у тебя такие же должны быть. Ты с сегодняшнего дня проходишь службу в седьмой противотанковой артиллерийской бригаде РГК, а я, между прочим, её командир.
   Эти слова оказались для Шерхана равносильны удару в солнечное сплетение. Он стоял, открыв рот, и шумно заглатывал воздух. Глаза выпучились, в них читалось такое изумление. Ещё бы, ведь вроде совсем недавно мы с ним планировали, каким образом мне лучше скрыться от властей и залечь на дно, а тут вдруг - комбриг. Это же чуть ли не генеральская должность. А я, чтобы Наиль совсем уж обалдел, продолжил:
   - Ты теперь не просто обычный шоферюга, а персональный водитель комбрига. И ездить будешь на чёрном лимузине, теперь все драные полуторки будут уступать тебе дорогу.
  Я усмехнулся, легонько ткнул его в плечо и добавил:
   - Шучу я, Шерхан, никто нам с тобой лимузин, конечно, не выделит, но новенькую эмку я тебе гарантирую. Так что, скоро ты получишь свою мечту на тарелочке с голубой каёмочкой!
   - Какой ещё тарелочке, - удивился Наиль?
   - Эх ты! Совсем закопался в своей груде шестерёнок, даже таких писателей как Ильф и Петров не читал! Советую! Там ты узнаешь про Студебеккер и Антилопе Гну!
   - Не нужно мне никаких Гну, тут за день так накувыркаешься, придёшь в гараж, а там уже сидит начгара наш, Зиночкин, а с ним, хрен что почитаешь. Он, гад, не пьёт один, а если отказываешься, нагружает так работой, что потом еле доползаешь до своей казармы. Да и читать я особо не мастак, у нас в деревне школа только четырёхлетка была.
   - Да, Шерхан! Пожалуй ты Студебеккер, и дети твои будут Студебеккерами
  По-дружески потрепав его по загривку, я, наконец, закончил этот трёп:
   - Не боись, товарищ старший сержант, вот разберёмся с немчурой, займусь я твоим образованием. Ты ещё у меня сам автомобили проектировать будешь. Глядишь, они у тебя получше, чем Студебекеры будут - это американская марка автомобилей такая.
   Поправив на его голове пилотку, я, подтолкнув его в спину, уже строгим командирским голосом сказал:
   - Давай, Асаенов, иди, получай свои бумаги. Копаться и балаболить нам особо некогда, нужно действовать. Сегодня мы будем заниматься моими делами, а с завтрашнего дня только бригадными. Вещи свои можешь не забирать. Я договорился с вашим командиром, что пока мы используем полуторку, ночевать ты будешь в их казарме. Всё, Шерхан, вперёд, время пошло.
   Когда за Наилем закрылась дверь штаба, я подошёл к теперь уже нашей, пускай и временно, полуторке. Да, видно судьба её была нелёгкая. Несмотря на недавний слой краски, просматривались многочисленные следы вмятин и потёртостей. Сразу можно было понять, что эксплуатировали этот автомобиль, на все сто, а может и больше.
   Ещё я подумал, насколько же мне легче общаться с простыми людьми, которые не завязаны всей своей жизнью и положением с господствующей идеологией. В обществе, впрочем, как и в армии, среди среднего и младшего командного состава было обычное человеческое общение. Язык живой, насыщенный шутками и прибаутками. У ответственных же товарищей всё было иначе, как будто они жили в другом мире. И литературу они поощряли ту, которая писалась на их языке. Наверное, потомки будут судить об этом времени по официальной, прошедшей цензуру литературе. Будут уверены, что народ, да и армия разговаривали канцелярским языком. Вставляя только иногда в свои фразы слова из великой Русской классики. А может, сквозь все преграды времени прорвутся романы Ильфа и Петрова, рассказы Зощенко, поэзия Есенина. Люди будут и их читать и всё-таки поймут, какими мы были на самом деле.
   Я достал папиросу и только закурил, как по заказу появился Шерхан. Про себя я усмехнулся, - теперь ясно, как добиться быстрого появление Асаенова, нужно только закурить папироску, и через минуту он будет тут как тут. Я не стал говорить ему об этом, а просто протянул раскрытую пачку "Казбека". Мы вместе перекурили, и в ходе этого процесса я рассказал ему наши дальнейшие планы.
   Шерхан очень обрадовался, что завтра мы будем забирать Бульбу и Якута. Ещё больше он оживился, когда я ему сказал, что, скорее всего, послезавтра вечером, он поедет с Якутом к своей вдовушке, и всю ночь они будут оборудовать тайник в её подворье. Даже не узнав, что мы будем закладывать в этот тайник, он заявил:
   - Товарищ подполковник, яму под тайник и один Кирюшкин выроет, а мне придётся провести беседу с Татьяной Ильинишной, чтобы она ни в коем случае не проболталась про зарытый у неё секретный груз. А то бабы дуры, вдруг ещё без моего внушения какой-нибудь своей товарке проболтается.
   Я расхохотался, потом отсмеявшись, от души хлопнул Шерхана по плечу и сказал:
   - Да понимаю я всё, Наиль, поэтому и хочу послать вас туда вдвоём. Ты должен всю ночь, от души внушать ей важность и секретность поручаемого её надзору тайника. А Якут будет его оборудовать. Только смотри, старший сержант, не позорь артиллеристов, ты должен за эту ночь не менее трёх раз провести обряд внушения.
  Закончив улыбаться, я уже совершенно серьёзным тоном продолжил:
   - Кстати, объясни ей, что тайник создаётся на случай войны. Если станет совсем голодно, и нечем будет кормить её пацана, то разреши пользоваться имеющимися в тайнике продуктами. А теперь хватит из себя строить целомудренного скромника, садись за руль, и поехали. Я договорился, что в 19-00 у моего общежития нас будут ждать два красноармейца. Нужно будет перевезти кое-какую мебелишку в мою новую квартиру. Если опоздаем, и они уйдут, то сам будешь работать грузчиком. Мне заниматься такими работами не положено. Комбриги должны шевелить мозгами, а не мышцами.
   Немного заторможено, видно переваривая удивившую его информацию о моём переезде, Шерхан забрался на водительское место и завёл машину. Я тоже залез в кабину и, чтобы чувствовать себя свободно, расстегнул шинель. Когда мы уже поехали, Наиль не утерпел и спросил:
   - Товарищ подполковник, неужели вам выделили отдельную квартиру?
  Я самодовольно ухмыльнулся и ответил:
   - А ты как думал, живут комбриги? В бригаде народу будет раз в десять больше, чем в твоём колхозе. И ответственности во столько же раз больше, чем у вашего председателя. Значит и условия для него нужно создать соответственные. Не в казарме же такому человеку жить. Так что, Шерхан, это тебе не у "Пронькиных на именинах"!
   К моему бывшему общежитию мы подъехали минут на пять раньше назначенного времени. Но затребованные мною красноармейцы комендантской роты Академии уже были там. Найдя коменданта общежития, я получил на складе выделенную по наряду мебель и спальные принадлежности. В течение минут двадцати всё это было загружено в машину, и мы с двумя красноармейцами в кузове отправились в моё новое пристанище.
   В девять часов вечера обустройство моей новой квартиры было закончено. В двух её больших комнатах стояло две кровати, платяной и книжный шкафы, по столу в комнате и на кухне, буфет с посудой, а так же несколько табуреток. Кроме этого, в большом коридоре стояла вешалка, а рядом с ней приютились два моих чемодана. Один с вещами, другой с книгами. Словом, всё было по-человечески, жить можно. Ещё раз оглядев эту поистине царскую резиденцию, я, пихнув Шерхана в бок, заявил:
   - Ну, всё вроде сделали, теперь можно и за принцессой ехать. Давай, Наиль, на дорожку присядем, и вперёд, а то двери в Нинино общежитие перекроют, и без коменданта, хрен туда попадёшь. Вахтёрши - чистые "церберы", их никакими шпалами и орденами не смутишь.
   Присев на несколько секунд, мы поспешили к машине, и через пятнадцать минут уже остановились у дверей общежития Медицинского института им. Пирогова. Первоначально я хотел продолжить спектакль и отправить за Ниной Шерхана. Но потом передумал - посчитал всё это глупым мальчишеством. И так я Нине задурил голову мифическим секретным заданием. Ещё перепугается, увидев Шерхана, и наделает каких-нибудь глупостей. К тому же, мимо вахты я пройду спокойно, а вот Наиль, не знаю. Меня за всё это время эти подозрительные вахтёрши изучили хорошо. Даже им я внушил, что Нина моя жена, а жильё нам ещё только обещают, вот и приходится ей ютиться в общежитии в то время, когда ко мне в комнату по приказу генерала подселяют сослуживца. Эти сердобольные женщины нас жалели, и всё промывали косточки бессердечному генералу, который так измывается над молодой семьёй.
   Пройдя к Нине, я выдержал получасовой всплеск эмоций, при этом не только её, но и находившихся в комнате соседок. В конце концов, сгибаясь под весом двух больших баулов, вышел из этого сумасшедшего общежития. Нина, неся небольшой ридикюль, гордо шествовала впереди.
   Шерхан, заметив меня, первоначально бросился было помогать донести до машины вещи, но увидев Нину, остолбенел. Хотя он и слышал имя моей избранницы, но никак не связывал его с той Ниной, из госпиталя. Ведь ещё находясь на излечении, я делился с ним о своей безнадёжной любви к медсестре. И с полной уверенностью утверждал:
   - Да такая красавица никогда не обратит внимания на простого окопного капитана, у которого к тому же имеется жена и ребёнок.
  А тут вдруг такая картина - медсестра, о недоступности которой по всему госпиталю ходили легенды, переезжает жить к человеку, ранее прилюдно отвергаемому. Чудеса, да и только!
   Из этого состояния вывел его только я. Подошёл вплотную, подтолкнул одним баулом и приказал:
   - Асаенов, захлопни рот, а то туда кто-нибудь влетит! И хватит стоять столбом. Быстро взял у комбрига вещи и аккуратно уложил их в кузов.
  Шерхан, молча и безропотно, взял у меня баулы и направился укладывать их в кузов. А мы с Ниной, тесно прижавшись друг к другу, устроились на пассажирском месте в кабине.
   Добравшись до дома, уже в квартире мы с Наилем попали под полную власть Ниночки. Она командовала нами, пока все комнаты и в особенности кухня, полностью не преобразились. Откуда-то в её вещах нашлась материя на занавески и скатерти. Даже две фарфоровые чашки с блюдцами были там. Одним словом, мне досталась девушка с приданным. Только в двенадцатом часу ночи, выпроводив Шерхана, мы присели попить чайку, теперь уже в нашей уютной кухне. Сделавшись очень кроткой, Ниночка потчевала меня печеньями и домашним вареньем.
   Закончив этот, можно сказать семейный ритуал, Нина опять преобразилась. Теперь она уже напоминала расшалившуюся ведьмочку. Страстно набросившись на вновь испеченного комбрига, она заставила меня забыть о завтрашних делах и вообще обо всём. В мире существовали только мы вдвоём.
   Соображать я начал только часа через два и нежно поглаживая мою разомлевшую девочку, стал внушать ей, что я продолжаю выполнять секретное, ответственное задание. Полушёпотом вещал:
   - Милая моя, понимаешь, мне очень скоро придётся уехать и может быть надолго. Ты же знаешь, я допущен к секретным данным нашей разведки. Так вот, скоро будет война, и мне поручена очень важная миссия. Если вдруг так получится, что немцы окажутся сильней, то придётся вести подпольную работу.
   - Какое подполье, ты что? Наша же армия самая сильная и вождь у нас гениальный! Он не допустит такой несправедливости! Мы разгромим этих фашистских пауков....
  Поцелуями я заставил распалившуюся Нину замолчать. Потом, прижавшись губами почти вплотную к её уху, продолжил:
   - Вот ты только что сама признала гениальность вождя. Поэтому он и гениален, что предусматривает даже такой вариант развития событий.
  Нина, замерев, тоже тихим шёпотом спросила:
   - Неужели тебе сам Сталин дал это поручение?
  Не отвечая на этот прямой вопрос, я продолжал вить свою паутину:
   - Ты должна сама это понимать. Видишь, я уже подполковник, комбриг, и нам выделили такую шикарную квартиру. Всё это не просто так... Но помни, вокруг слишком много врагов, поэтому всё нужно хранить в строжайшей тайне. Обо мне ты особо не распространяйся, жить нужно тихо, не выделяться среди окружающих тебя людей. В этой квартире будет создан небольшой склад на случай оккупации Москвы немцами, а ты будешь хранителем этих запасов. При этом продукты на этом складе будут в твоём полном распоряжении. Если в городе будет голод, то ты можешь ими смело пользоваться. Ты должна себе уяснить, что теперь ты не имеешь права на спонтанные действия. Если начнётся война, ты должна находиться в Москве и ни в коем случае не рваться в какой-нибудь фронтовой госпиталь. Найдёшь работу по специальности и в Москве. Если так случится, что город будет оккупирован, сиди тихо как мышка в этой квартире и жди меня. Когда появлюсь, тогда и начнётся твоя активная деятельность на благо России. Поняла, душа моя!
   Я крепко поцеловал мою притихшую малышку. Потом встал с кровати, пошёл в коридор и достал из чемодана свою последнюю ценную вещь. Это был добытый на Финской войне кинжал с золотыми ножнами, усыпанными драгоценными камнями. Я его не отослал своей бабушке, уж очень он мне пришёлся по душе - лезвие было из великолепной стали, балансировка была идеальная, а рукоять в моей ладони лежала как литая. Вот это моё единственное материальное достояние я принёс в комнату, где находилось более ценное моё сокровище.
   Нина, увидев эту великолепную вещь, тут же выхватила принесённый кинжал и стала с восхищёнными возгласами разглядывать ножны. А я, стоял рядом, совершенно обнажённый, весь покрытый шрамами и продолжал вещать:
   - Эту вещь я передаю тебе на случай непредвиденных обстоятельств. Только ты не вздумай продавать его целиком. Только по частям, сначала камушки, потом золотые ножны, ну а затем можешь продать и сам кинжал.
  После этой моей тирады я улёгся, и уже в кровати мы проговорили почти до рассвета, потом как то незаметно уснули, даже не выключив свет, который я зажег, доставая кинжал.
  
  
   Глава 7
  
  
  
  
   Утро началось с резкого звонка от входной двери. Я подскочил и сразу же посмотрел на часы - было 7-00. Только тогда я вспомнил, что именно в это время приказал Шерхану явиться за мной в квартиру. Чёрт, и что это мне вздумалось ехать самому за Тарасом и Кирюшкиным. Они же не салажата, получат у себя в части приказ и явятся в назначенное мной место и время. А я смог бы сегодня выспаться. Дурак, хотя бы Шерхана послал за ними. Так я, ругая себя, шёл открывать входную дверь. Конечно перед этим надев майку, спортивные шаровары и нацепив на босые ноги сандалии, к сожалению, тапочками я ещё не разжился.
   Когда открыл дверь, передо мной предстал улыбающийся старший сержант Асаенов. Одет он был полностью по форме с новыми шевронами и эмблемами в петлицах. Его окружала аура свежести, здоровья и довольства собой. Мне сразу же стало неловко за свой заспанный, домашний вид. Преодолев это чувство, я отвёл Шерхана на кухню, поручил вскипятить чайник и приготовить из имеющихся консервов завтрак на троих. Сам направился в ванну умываться и бриться. Потом стал будить Нину и одеваться, как положено по уставу.
   Через тридцать минут мы с моей принцессой, выглядевшей, несмотря на бессонную ночь, просто потрясающе вошли в нашу кухню. Ещё в комнате до меня доносился и дразнил заманчивый запах, а когда мы попали на кухню, я просто обалдел. Шерхан расстарался и сварил большую кастрюлю макарон по-флотски. Это было божественно, мне показалось, что так вкусно не кормили даже в ресторанах на Тверской. Мы с Шерханом навернули по большой тарелке макарон, вот только Нина совсем чуть-чуть поклевала этот мужской кулинарный шедевр и принялась за чай.
   Перекурив после активного употребления гастрономических изысков, мы с Шерханом, больше уже ни на что, не отвлекаясь, пошли к машине. К военным складам в районе Подольска, где проходил службу Бульба, подъехали только в 9-20. Когда я прошёл в штаб этой интендантской части, там меня уже ожидал интендант 2 ранга Стативко. Мы с Тарасом обнялись и несколько минут беседовали о прошлой службе. Затем я кратко обрисовал его новую службу и задачи, которые он должен выполнить. После этого общения мы занялись бумажной волокитой. Хорошо, что я вчера в комендатуре настоял на том, чтобы дозвониться до начальства Стативко, поэтому большинство бумаг было уже оформлено, и вся оставшаяся волокита заняла не так уж много времени. В 10-30 мы уже втроём выехали в сторону Москвы.
   В машине я подробнее обрисовал моему теперешнему интенданту положение, в котором находится формирующаяся бригада. Привычно иронизируя над ситуацией, заметил:
   - Так что, Тарас, в 7-м ПТАБРе пока имеют честь служить всего три человека, сидящие сейчас в этой кабине. А из ресурсов у бригады имеются только эта машина, выделенная на три дня, мой и твой наганы с запасом патрон, ну ещё, пожалуй, квартира, где ты можешь остановиться, чтобы не ездить к себе в комнату в Подольск. Правда, каждый день к нам будут прибывать люди. Вот, например, сегодня должен появиться сержант Кирюшкин, да и ресурсы твоими стараниями, надеюсь, будут прибывать. А сейчас мы направляемся в Наркомат обороны - получать самые главные атрибуты нашей бригады. Там обещали, что сегодня после обеда будут готовы печати и штампы 7-го ПТАБР, а может быть и бланки. Вот тогда мы с тобой, Бульба, должны будем посуетиться в полную силу. Хапай всё, до чего могут дотянуться твои волосатые руки, а потом уже, в Михалово мы разберёмся, куда это пристроить. Спешить с этим делом нужно, пока мы на слуху в первых эшелонах власти, и можем рассчитывать на поддержку с самых верхов. А через месяц все забудут про какую-то особую бригаду, будут думать о других, более крупных соединениях.
   Глянув на Стативко, я сразу заметил, как у интенданта разгорелись глаза, дыхание участилось, а ноздри раздулись чуть ли не в половину. Ну, теперь, снабженцы, держитесь, Бульба встал на тропу стяжательства. Сейчас его хомяческие инстинкты не были ограничены ротной норой, перед ним открылась грандиозная перспектива - завалить всеми мыслимыми и немыслимыми запасами пять тысяч человек. К тому же, с ним заодно выступает командир бригады и обещает, что никто не помешает доверху набивать бригадные закрома. Вроде получилось, зацепить хохла за самое нутро. Теперь он горы свернёт, но запланированные на бригаду ресурсы добудет. Не знаю, что думал сам Стативко, но я был уверен, он даже и не предполагал за счёт бригады набить свою мошну. Об этом говорил весь мой прошлый опыт общения с этим хитрющим хохлом. Хохлом я называл Тараса любя - одна хрень, что русский, что украинец, что белорус, это один народ - все из Киевской Руси вышли. А если нас немного поскоблить, то и татарин вылезет.
   В Москве всё началось с облома - печати были ещё не готовы. Это не на шутку меня разозлило. Ещё бы, только мы настроились на осаду снабженцев, а тут другие бюрократы из Наркомата обороны суют нам палки в колёса. Я уже было собрался начать штурм начальственных кабинетов, чтобы эти толстозадые чинуши вздрючили своих шестёрок и внушили им, что ни в коем случае нельзя вводить в заблуждение комбригов. Но Шерхан мудро предложил поехать, доедать утренние макароны по-флотски, и мой запал как-то поубавился. Дело довершила папироска, которую я решил выкурить с ребятами, ожидающими меня в машине. Не знаю, но после перекура я подумал:
   - А, в самом деле, что зря копья ломать, ну получу я печати на два часа позже, зато будем сытыми, всё равно же придётся тратить время на обед.
   Но приняв такое решение, я всё равно вернулся к так раздражившему меня сборищу писарей и, постукивая ладонью по своей планшетке, пригрозил:
   - Вы тут своим копошением срываете важные государственные решения. Если я через два часа не получу печати и бланки 7-го ПТАБРа, то через две недели вы все будете протирать свои задницы в районе Кушки. И помогут мне в этом благородном деле сам товарищ Сталин и начальник Генштаба Жуков. Они лично контролируют все вопросы, связанные с формированием моей бригады. Не обращая внимания на доносившееся в ответ оправдательное лепетание, я развернулся и вышел из этой большой комнаты.
   Два часа пролетели как один миг. И вот в 14-00 я уже держал в своих руках долгожданную гербовую печать, а планшетка разбухла от стопки бланков Седьмой противотанковой артиллерийской бригады РГК. Теперь можно было засыпать снабженческие и другие государственные органы различными требованиями. А уже делом Стативко было их проталкивать, как говориться, делать этим бумагам ноги. Всё-таки я выбрал правильную тактику с этими штабными служаками. Теперь отношение ко мне было несколько подобострастное, из серии - "чего изволите?", чем я и воспользовался, пожелав комнату с телефоном и машинисткой. Всё было оперативно исполнено. Я вызвал Стативко, и мы приступили с ним к этой нудной работе. В первую очередь, оформили бумаги Асаенову, чтобы он мог спокойно, не боясь проверок, ездить по делам бригады один. Первым таким делом была поездка за Кирюшкиным. Я посчитал, что Шерхан и один может привезти сержанта. Нужные бумаги в бывшей части Якута должны быть уже оформлены, оставалось просто проехать шестьдесят километров и привезти его в Москву. Потом Шерхан должен был оставить Якута у меня в квартире мастерить стеллажи под резервный склад, а сам явиться сюда, чтобы вместе с Бульбой заняться снабженческими операциями.
   Оформленные бумаги я сам пошёл передавать Асаенову. Требовалось хоть на немного вырваться на свежий воздух, чтобы потом с новыми силами бросится в этот канцелярский ад. Долго я со старшим сержантом не говорил - поставил задачу и приказал скорее возвращаться. После его отъезда с наслаждением выкурил папиросу и обречённо поплёлся обратно в штабную клоаку, которая для её постоянных обитателей, похоже, казалась раем. По мне же, лучше целый день просидеть под обстрелом в окопе, чем по восемь часов в день непрерывно перебирать бумажки.
   Мы с Бульбой совсем не по джентельментски, буквально загнали нашу машинистку, она печатала непрерывно, ни на минуту не отрываясь от машинки. Мы же, поскольку работали вдвоём, имели больше времени, чтобы перевести дух. Пока один диктовал письмо или требование, другой, проставив печати на готовый документ, мог передохнуть или даже пойти перекурить. Работать в Наркомате было очень удобно, готовые документы просто относились в канцелярию и раскладывались по ячейкам адресатов. К тому моменту, когда из бюро пропусков доложили что подъехал старший сержант Асаенов, пачка пустых бригадных бланков заметно похудела.
   Захватив несколько требований, Бульба направился к Шерхану. Теперь его работа в Наркомате была завершена, и он поехал пробивать, по известным только ему каналам, выделяемые на бригаду фонды. А я как проклятый продолжал заваливать бедную машинистку всё новыми письмами. Даже когда она выходила по неотложным делам, садился за телефон и обзванивал различные ведомства. Так продолжалось до того момента, пока машинистка уже в полном отчаянии не взмолилась:
   - Товарищ подполковник, уже восемь часов, а мы работаем до шести. У меня же дома ребёнок сидит не кормленный!
   Только теперь я опомнился, виновато посмотрел на машинистку и произнёс:
   - Извините Марья Степановна, никак не могу привыкнуть к мирной жизни. Всё хочется сделать быстрее, ведь нас, вероятно, скоро попросят из этого кабинета. Но вы, конечно правы, вам действительно нужно идти домой.
  Поняв мои слова как разрешение, машинистка моментально собралась и буквально выбежала из кабинета. Я тоже, просидев с ненавистными мне бумагами ещё минут десять, надел шинель и направился в свою новую квартиру.
   Но даже свежий воздух не скоро развеял то состояние бумажного червя, в которое я серьёзно погрузился всего за несколько часов работы в Наркомате. Теперь я искренне сочувствовал чиновникам и штабным работникам. Это какую же надо иметь усидчивость и умение лавировать в переменчивом мире многочисленных начальников, чтобы удержаться в своём кресле хотя бы год. Не жизнь - каторга. По мне уж лучше в атаке погибнуть, чем всю жизнь лизать начальственные зады. Я мечтал быстрее оказаться в Михалово, чтобы там, наконец, сбросить на крепкие, закалённые в канцелярских баталиях плечи Пителина всю эту бумажную мутатень.
   Дома моё состояние несколько улучшилось, благодаря Нининой заботливости и ласке. Несмотря на то, что квартира теперь походила на смесь казармы и коммуналки, Нина, игнорируя громкие голоса и хохот, доносящиеся с кухни, прильнула ко мне и начала жадно целовать мою совершенно оштабившуюся физиономию. Потом начала расстёгивать шинель и даже попыталась помочь мне снять сапоги. Но этого я уже не позволил ей сделать, не султан же, в конце концов.
   Облачившись в домашние сандалии, я шутливо хлопнул Нину по попке, отправляя в нашу комнату. А сам прошёл на кухню, где так весело отдыхали мои подчинённые, что не услышали шума у входной двери. Они, выставив ополовиненную бутылку водки на стол, безмятежно покуривали. Заметив меня, Бульба попытался спрятать бутылку, но я, молча, покачал головой и кивнул на пустой стакан. Сообразительный интендант всё правильно понял. Протянув руку, он достал из буфета ещё один стакан, поставил его в общий ряд и разлил остатки водки. На каждого из четверых получилось больше пятидесяти грамм. Я, всё так же молча, взял свою дозу, чокнул каждый стоящий стакан и одним махом опрокинул в себя налитую водку.
   Только когда остальные опустошили свои ёмкости и немножко закусили, я начал проводить воспитательную работу. Сначала спросил:
   - Ну что, болезные, полегчало вам? Нервишки успокоили? Думаете, что залив шары, можно отдалить неизбежное? Наоборот, этим вы только усугубляете наше и так не простое положение.
  Пристально оглядев прячущих глаза ребят, я продолжил:
   - Вам же известно от меня, от командира, имеющего доступ к разведсводкам, что война разразится этим летом. Сейчас нужно напрячь все силы, чтобы максимально подготовиться. Сами же знаете по Финской, что в боевых условиях пить ни в коем случае нельзя. Из тех, кто пренебрегал этим правилом, выжили только везунчики, остальные давно уже в могилах, или остались инвалидами. А у нас сейчас тоже идёт своеобразная война с бюрократией. Если мы расслабимся и хоть чуть-чуть прогнёмся, то встретим уже настоящую войну с пустыми руками. А выпивка ведёт к самоуспокоению и стремлению двигаться по пути меньшего сопротивления, чтобы кто-то другой всё за тебя решил. Такие "решальщики" всегда найдутся, но почему-то они ближе, чем на НП дивизии не появляются. А мы за их решения и планы платим кровью...
   Я безнадежно смолк, оглядев своё воинство, поскольку не заметил и тени раскаяния на их довольных физиономиях, прямо говорящих:
   - Болтай, болтай, тебе по должности это положено, но мы то знаем, что нам нужно для победы!
   Что тут скажешь, когда я и сам чувствовал, как алкоголь позитивно воздействовал и на мои нервы. По крайней мере, завтрашний день в административном аду уже не так меня пугал. Да и беспокойство, что я чего-то не успею сделать в Москве, уже не казалось столь трагичным. Подумаешь, не удастся пробить все бюрократические препоны, ну и что? Всё равно в Михалово будет ждать Пителин, вот пусть он и разгребает это дерьмо. А ты лучше передохни эти последние деньки. Кто знает, когда ты ещё сможешь увидеть Нину.
   Но перед глазами почему-то возникла совсем другая картина, как несколько ублюдков, одетых в немецкую форму, срывают одежду с Нины. А потом, разложив её на каких-то мешках.... Страшно скрипнув зубами, я совершенно неожиданно для ребят, жёстким голосом произнёс:
   - Так вот, с сегодняшнего дня в моей бригаде - никаких выпивок. Если кого застукаю - невзирая на прошлые заслуги, карать буду беспощадно. А вы знаете, что слов на ветер я не бросаю. Асаенов, а ты сегодня меня очень удивил. Ты что, собираешься и автомобилем управлять в таком состоянии?
  За Шерхана ответил Бульба. Он, кряхтя, поднялся с табуретки и, желая отвести гнев от товарища, произнес:
   - Товарищ комбриг, я зачинщик этой посиделки. А старшему сержанту я приказал на ночь остаться здесь, и машину поставить рядом с подъездом. Завтра утром нам нужно выехать в шесть часов, чтобы успеть на заводе в Подлипках встретится со всеми нужными людьми. А застать их в одном месте можно только на утренней планёрке в заводоуправлении. Кстати, товарищ подполковник, а вы не видели, как мы оборудовали одну из ваших комнат?
  Уже остывая, но всё ещё недовольным тоном, я ответил:
   - Ничего я не видел, как зашёл и услышал ваш гогот, сразу направился сюда, даже с женой не успел словом перемолвиться.
   - Тогда пойдёмте, я вам всё покажу, - тут же предложил Стативко.
   Меня уже отпустило. И только сейчас я вспомнил, что даже не поздоровался с нашим следопытом и метким стрелком Кирюшкиным. А он, верный своей привычке не высовываться, сидел тихо на самом дальнем краю стола.
   - Подожди, Тарас, дай я хоть обниму сержанта, уже почти год не видел бродягу.
   Обойдя вокруг стола, я подошёл к резво вскочившему со стула Якуту. Маленький, не достающий своей макушкой даже мне до подбородка, кто его не знал, мог легко ошибиться и принять за совершенно безобидного хлюпика. Но я- то знал, что это за боец.
   - Ну как, охотник, не тоскуешь по своей тайге? Наверное, и невеста в соседнем чуме заждалась такого героя?
  Улыбаясь и приноравливаясь к моему шутливому тону, Якут ответил:
   - Моя не в чуме, а в избе пятистенке живёт. А невеста в самом Хабаровске в педагогическом техникуме учится.
   - Да шучу я, Якут, знаем, что человек ты у нас интеллигентный. Поэтому мне и удивительно, какого чёрта ты сел с ними пить водку. Ну, Стативко, понятно, он сало есть не может без горилки. А ты- то зачем?
   - Не виделся я с ними давно, соскучился, - односложно ответил Кирюшкин.
  Я ещё раз оглядел своих орлов, и весёлым тоном сказал:
   - Ладно, ребята, о сегодняшней пьянке забыли. До тех пор, пока не надерём немцам задницу. Вот тогда можно будет расслабиться и погулять от души. Я лично с каждым из вас разопью хоть литр этой заразы. А пока - ни-ни! Ну что,Тарас, пойдём смотреть, во что вы превратили мою жилплощадь.
   В переоборудованную комнату вслед за мной направилась вся команда. Открыв дверь, я весьма удивился. Раньше комната казалась громадной, а теперь свободной площади оставалось совсем немного. Воль одной стены стояло несколько деревянных шкафов, с набитыми между ними полками из досок. Около другой стены стояла железная двухъярусная казарменная кровать, со стороны окна она была отгорожена рядом высоких железных канцелярских шкафов. Получалось, что она стоит в небольшой комнатушке без окна. А с тыльной стороны к этой железной стене была прислонена ещё одна кровать, которую я получил по наряду из общежития Академии. Одним словом, из моёй двухкомнатной квартиры ребята сделали трёхкомнатную.
   В процессе осмотра этого помещения, являвшего собой смесь казармы, склада и канцелярии, Бульба давал свои пояснения на мои вопросы:
   - Тарас, откуда ты набрал столько шкафов-то? Тут и гардеробные и, я вижу, огнезащитные канцелярские есть?
  
   - Так это в моей бывшей части проводится реорганизация и всё, что сейчас в этой комнате - шло у нас под списание. Вот я и подсуетился. Правда, ведь получилось весьма недурно? Завтра начнём заполнять полки продуктами и оружием. Наряды на их получение находятся уже у меня. Вот только мешки с сахаром, крупой и мукой пока придётся складывать прямо на пол. Но когда будем уезжать, мы их переложим на двухъярусную кровать. Товарищ подполковник, я правильно понял, что нужно создать запасы на взвод для автономных действий в течение трёх месяцев?
   - Всё правильно, Бульба. Только стрелкового оружия очень много не надо. Достаточно трёх автоматов и десяти пистолетов, а вот патронами, гранатами и взрывчаткой нужно запастись по полной программе. И не забудь, что будет ещё один склад в Подмосковье, на него тоже предусматривай запас продуктов, оружия и боеприпасов. Конечно, он будет поменьше, но всё равно, рассчитай, что он должен будет обеспечивать действия не менее пяти человек.
   - А что, туда тоже нужно завозить шкафы?
   - Да нет, Тарас, там всё будет храниться в земле. Поэтому продукты - только в жестяных банках. Самое лучшее - ящиков пять тушёнки и по паре ящиков гранат и динамитных шашек. Патроны все должны быть в цинковых упаковках. Оружия туда нужно завести не очень много, столько, чтобы вошло в небольшой железный бак. Когда будете его туда укладывать, не жалейте оружейного масла. Этот склад завтра вечером поедут оборудовать Шерхан и Якут. А ты, Тарас, остаёшься в Москве, мы с тобой будем продолжать грызть бюрократические препоны.
   Складом я остался, вполне доволен. Практически он был готов к закладке запасов. Кирюшкину оставалось только, набить полки платяных шкафов, и можно было спокойно завозить продукты. А оружие и боеприпасы хоть сегодня укладывай в железные шкафы. Похлопав Стативко по плечу, я сказал:
   - Что тут говорить, молодцы вы, ребята! Вот если бы так оперативно мы оснастили и бригаду всем необходимым, тогда было бы совсем славно. Ладно, бойцы, а теперь давайте укладываться спать. Нужно хорошо отдохнуть, чтобы не сбавить обороты. Кровь из носу, но из бригады к 15 июня нужно сделать боеспособное соединение.
   Когда я уже вышел из комнаты, то вспомнил ещё одну важную вещь. Пришлось вернуться и, подозвав к себе Бульбу, дать ему новое задание. Усевшись на койку, полушёпотом, я ему начал говорить:
   - Слушай, Тарас, тут есть ещё одно щекотливое дело. Нужно в эту квартиру прописать Нину. По документам, она мне не жена, и, естественно, фамилии у нас разные. Я тут предпринял кое-какие действия, но нужно додавить это дело до конца. Помнишь полковника из штаба седьмой армии, ты ему еще передавал трофейные французские коньяки и косметику. Так вот, он теперь служит в Наркомате обороны и имеет уже звание генерала. Ты думаешь, почему у нас, получается, довольно легко проталкивать наши писульки?
  Сидевший рядом Бульба несколько набычился, явно обидевшись. Он был в полной уверенности, что только благодаря его изворотливости и таланту нам удаётся так легко пролезть сквозь бюрократическое сито. Я улыбнулся, подтолкнул его локтём и продолжил:
   - В первую очередь, конечно, всё благодаря тебе, но Палыч нам тоже здорово помогает. Но сейчас разговор не об этом, а о прописке Нины. Палыч организовал звонки из Наркомата обороны в домоуправление и в паспортный стол. В принципе там пообещали, что никаких препонов в прописке Переверзевой они чинить не будут, и всё оперативно исполнят. Даже, несмотря на то, что в решении о выделении квартиры нет её фамилии. Нужно только моё заявление и всё. Но, Тарас, ты же знаешь - гладко только на бумаге и в разговорах с начальством, а реальная жизнь диктует свои законы. Вот ты завтра, когда приедешь с 8-го завода, займись пропиской Нины. Моё заявление, да и все другие бумаги находятся у неё. Она завтра будет ждать тебя и даже в институт пойдёт только на пару часов.
  Дождавшись согласия Стативко, я поднялся, ещё раз пожелал всем спокойной ночи и направился в свою комнату, где меня уже заждалась Ниночка.
   Новый день для меня до боли напоминал вторую половину предыдущего дня. Постоянные телефонные переговоры, кипы отпечатанных писем, заявок и отчётов. Да, вот именно, бригады ещё практически не существовало, но бланки отчётности нужно было заполнять и отсылать в вышестоящие штабы. Несколько раз заезжал Бульба - моя подпись требовалась на массе бумажек. В последний свой приезд он меня очень порадовал - в паспорте Нины наконец-то появилась печать о постоянной прописке в городе Москве. Но это было единственное светлое пятно в серой действительности бумажного бюрократа, в которого я превратился.
   Плоды моей новой деятельности я ощутил только, когда в восемь часов вечера доплёлся домой. Во-первых, меня встретила счастливая, светящаяся от радости Нина. Не дав даже снять сапоги, она потащила меня на кухню, где стоял празднично накрытый стол с бутылкой шампанского в центре. За ним уже сидел Бульба. Увидев меня, он, молча, пожал плечами и кивнул на Нину. Я повернулся к ней, которая, поймав мой взгляд, вдруг всхлипнула и бросилась мне на шею. Потом, прижавшись губами к моему уху, она тихо, чтобы не слышал Стативко, прошептала:
   - Юрочка, я такая счастливая! Прости меня, но я до последнего времени в глубине души думала, что наш роман для тебя - это так. Просто я являюсь временной, походной женой для героя Финской войны. Но я была согласна и на это, лишь бы хоть немного побыть с тобой. Мне казалось, что все твои секретные задания, это сказки, чтобы заморочить мне голову. Но теперь я вижу, что была полной дурой, а ты действительно думаешь обо мне. И на самом деле выполняешь какое-то очень важное поручение самого Сталина. Совсем я убедилась в этом сегодня, когда ребята таскали полдня ящики с оружием и коробки с продуктами. А когда Тарас принёс мой паспорт с уже оформленной пропиской - я вообще была в шоке. Теперь, мой комбриг, я буду выполнять все твои поручения.
   Поцеловав моё сокровище, я спросил:
   - Нинуль, а зачем же всё это: шампанское, икра, балык? Да одной колбасы тут четыре вида! Мы же окопники, а не штабные крысы, и нам всё это не положено. А то разбалуемся, разомлеем, начнём дрожать за свои драгоценные жизни. К тому же, я запретил в своей бригаде пить водку.
   - Черкасов, ты запретил пить водку, а это шампанское. Тем более, ты не в казарме, а дома, за праздничным, домашним столом с любимой женой. И вообще, прекрати пререкаться, у меня сегодня праздник, и здесь я главная.
  Нина отстранилась от меня, смешно показала язык и добавила:
   - Прописана-то в этой квартире только я!
  Лицо у неё опять сделалось совсем счастливым, и она беззаботно рассмеялась. Я повернулся к Бульбе и, улыбаясь, произнёс:
   - Ну, интендант второго ранга, что тут сделаешь? Будем действовать по принципу - что хочет женщина, того хочет Бог. Давай, Тарас, вскрывай этот "огнетушитель", будем праздновать явление новой москвички.
   Наша весёлая посиделка затянулась до позднего вечера. Только без пятнадцати двенадцать мы с Ниной улеглись на нашей широкой, железной семейной кровати.
   Благодаря этому вечеру, я безо всяких срывов выдержал ещё один день жизни бюрократа. И, судя по всему, в этой шкуре держался весьма неплохо. По крайней мере, прикомандированная к нам машинистка очень меня зауважала. Но, славу Богу, всяким мучениям когда-нибудь приходит конец. Предвестником такого избавления явилось появление в 16-00 Стативко. Он пришёл, чтобы посоветоваться со мной. А именно, бригаде предлагалось, не ожидая новой эмки с завода, получить не очень новую машину из гаража Наркомата обороны. Получить её можно было хоть сейчас. А что тут было думать? Война вот- вот ворвётся в мой дом. Какой тут, к чёрту, престиж, главное, чтобы машина выполняла свои функции хотя бы месяца два-три. А потом, или голова в кустах, или будем ездить на опелях, а может быть даже и на мерседесах. Молниеносно прокрутив всё это в голове, я сказал:
   - Если предлагают, то нужно получать. Только пускай Шерхан досконально проверит её техническое состояние. Да и ты там по своим каналам разузнай историю жизни этого автомобиля.
   - Да это я всё уже узнал. Машина хорошая, выпущена с завода недавно, на ней раньше возили генерал-полковника, но он оказался врагом народа и его расстреляли.
   - Расстреляли.... Ладно, всё равно берём, но только до тех пор, пока не получим следующую эмку, а на этой пускай возят кого-нибудь другого. Тарас, проследи, чтобы эту машину за мной не закрепляли.
   - Понял, Юрий Филиппович. Значит можно брать Асаенова, и за автомобилем?
   - Да, действуй, Тарас, а я ещё поработаю здесь.
   Закончил я все дела только часов в семь. Последний час работал с большим подъёмом. Ещё бы, у выхода из Наркомата меня ожидал персональный автомобиль. Если бы не желание всё до конца доделать, чтобы здесь больше не появляться, я бы после звонка Шерхана с сообщением, что машина подана, немедленно сбежал бы из этого огромного, совершенно чуждого мне царства бумаг и постановлений.
   Наконец, как истинно большой начальник я подкатил к своему дому на авто. Подметавший площадку у подъезда дворник, вытянулся, чуть ли не по стойке смирно, когда я проходил мимо него. Когда приезжал домой на полуторке, этот же самый дворник просто провожал меня глазами, продолжая заниматься своими делами. Так же по стойке смирно он встал, когда мы уже с Ниной и Якутом вышли из дома. Моя девочка пожелала покататься на авто по вечерней Москве. Да и по виду Кирюшкина я понял, что он тоже хочет полюбоваться столицей. Эта грандиозная экскурсия, продолжалась до одиннадцати часов вечера. За рулём сидели то я, то Шерхан. Машина мне понравилась, легко управляемая, приёмистая, обзор шикарный - одним словом, не сравнить с полуторкой или бронетранспортёром. Экскурсоводом у нас была Нина, она хоть и родилась на кубанской земле, но за год пребывания в Москве успела узнать этот город лучше, чем мы все вместе взятые.
   Когда приехали домой, я и смог только, что попить чаю и сразу же пошёл в нашу комнату спать. Сквозь оставленную открытой дверь, пока не отключился полностью, слышал возбуждённые возгласы Нины и ребят, восхищённых видами громадного города.
   Следующий день был последним в моей Москве. Всё в принципе было сделано, и нужно было успеть попасть в Минск до начала праздника 1 мая. И не просто доехать до Минска, но по возможности, провести там полный рабочий день. Требовалось посетить штаб Западного Особого Военного Округа, получить там необходимые документы и представиться командованию. Именно от них теперь зависела судьба 7-го ПТАБРа. Именно Округу непосредственно подчинялась моя бригада.
   Слава Богу, моя деятельность в кабинете Наркомата обороны завершилась, и я всецело смог отдаться подготовке к отъезду. Во-первых, уже к обеду мы полностью завершили формирование наших складов. Во-вторых, Шерхан сдал обратно так выручившую нас полуторку. В- третьих, он в своём бывшем гараже провёл полное техобслуживание эмки. И самое главное, пока Наиль с Якутом занимались с автомобилем, я прощался с моей Ниной. Почти два часа я её успокаивал, это было нелегко, пришлось прибегнуть к помощи бутылочки красного вина. Но, в конце концов, она взяла себя в руки, и ко времени появления ребят держалась довольно стойко, даже шутила. Загрузив машину, мы в 19-00 тронулись в путь.
   С нами не было только Бульбы, его пришлось на поезде отправить в Горький. Произошла заминка с поставками в бригаду грузовых автомобилей. Без толкача предназначенная бригаде партия полуторок грозила уплыть по другому адресу. Вот Бульба и отправился выцарапывать наши автомобили. Он должен был проследить за погрузкой полуторок в вагоны и вместе с эшелоном прибыть в Белосток. посоветовал, следующим рейсом из Белостока вывезти полевую кухню и захватить с собою продукты. На бумаге редакция обкщает, что роман выйдет в конце апреля.
  
  
   С уважением О.Кожевников
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 5.38*30  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"