Что вы знаете про зимнюю ночь? Да ничего! Что вы мне скажете, спроси я вас, что есть ночь зимой? Да ничего!
Ночь зимой совершенно странное создание. Она рождается, когда мир, обнадёженный вечером, входит в раж. Муравьи в истерике про-сящие у времени подаяния, даже не ведают, что там, за никому не ведомым горизонтом уже родилась, уже растёт настоящая зимняя ночь.
И это не та белёсая бесполезность втоптанного в твердь снега. И не та бессмысленная круговерть раздробленного льда, парящего в пустопорожнем воздухе. А это та жизнь, жизнь о которой никто не догадывается. Вечная жизнь, обречённая вечно быть за скобками самосознания.
Она приходит почти мгновенно. Внезапно бегущие огоньки пре-вращаются в тихий размеренный пульс пожелтевшего светофора. И именно в этом ритме и сидит вся скрытая динамика зимней ночи. Другого движения в ней нет и быть не может.
Быть может, скушный фонарь нам что-нибудь расскажет? Но нет. Фонари здесь живут по собственному желанию. Сегодня фонарь умер, и его вечная душа убежала прочь по диким проводам. Куда? Шут его знает! А ведь шут в действительности знает очень многое. Да поч-ти всё.
Деревья здесь больше напоминают памятники самим себе. Но, не-смотря на это, в каждом из них сидит нечто, что даёт ему возмож-ность быть. И быть не просто так, а быть смыслом зимней ночи. Быть её душой вне понятий вечности, красоты и снега.
А что снег? Он как был, так есть и будет всегда лишь необо-зримой стеной, что отделяет горизонты и перспективу от этой но-чи. Снег на небе и на земле. Да, именно из-за него и нету в зим-ней ночи тьмы. Той тьмы, что, бывало, обволакивала разум непро-ницаемой пеленой, а глаза просветляла до состояния глобальной, всеведущей слепоты. Да и не нужна она здесь. Тут нет ни звёзд в душе у высоты, ни грязи на губах глубины. Всё это затянуто рав-номерной непрозрачной стеной - снегом.
Ветер приносит обрывки снов. Снов никем никогда не виденных, не мыслимых, тяжёлых снов. Видно это сны самого ветра. Он ведь обречён целую ночь летать по замкнутому кругу сказанного трижды слова. И не то, чтобы ему было не выбраться из него. Не то, что-бы он собственной текучей волей не имел возможности выйти из этой рулетки и сказать слово в четвёртый раз. Тогда круговерть остановилась бы, ведь лишь четырежды сказанное слово может де-лать всё, что ему заблагорассудится. Нет. Просто ветер спит. Ему не до каких-то там слов, будь они хоть тысячу раз произнесены в пирамиду "абракадабра". Он видит свои тяжёлые сны и не знает ни-чего, кроме их безупречной истинности.
Однако при всей этой монолитности, прозрачности и мутности, тягучей прозрачности и вяжущей сумрачности, есть в зимней ночи нечто, что действительно живёт само по себе. И именно это и даёт весь смысл зимней ночи. Именно это наделяет её пламенной душой и подвижным как дым сердцем. И это не то сердце и душа, что живут в каменных деревьях. Те атрибуты холодны. То - холодное сердце зимней ночи.
А есть ещё горячее зиме сердце. И это сердце - зажжённая еди-ножды, и никогда не гаснущая сигарета. Или - вечно летящий вниз и рассыпающий фейерверки искр, окурок. Или синий живой дым, ни за что не желающий знаться со здешним ветром и всегда уходящий вниз. Это холодные губы в предвкушении горячего стакана.