"Если вы подождете до завтрака, я, безусловно,
докажу вам возможность путешествия по Времени..."
(Г. Уэллс, "Машина времени")
...Дикарь дрался за десятерых. Его огромные руки разили насмерть. Вначале бил кулаками, когда повалили навзничь, отбивался ногами и головой. Потом сумел встать, выхватить из-за пазухи короткий изогнутый стержень и начал орудовать им как дубинкой. Всё вслепую, не видя нападающих. Однако люди падали точно мешки с требухой. Шлёпались на пол, выплёскивая содержимое. Черепа трещали, как скорлупа орехов. Умирали в одиночку: проверенные временем товарищи, незаменимые мастера.
Предвидеть этого не мог никто. Жертва не нападает и не убивает людей. На мгновение мы дрогнули. Чем наш противник не преминул воспользоваться. Тут же запрыгнул в седло, вкрутил стержень в отверстие под циферблатами, достал из кармашка второй и... Машина качнулась, поднялась над полом. Седок и сама она стали белесо-прозрачными, словно искусно вырезанными из горного хрусталя. Стены постамента растаяли, и мы увидели звёздное небо, наш высокий серебристый тополь, чащу рододендронов, знакомую лужайку перед входом. В отдалении заухала сова, порыв ветра обдал своей свежестью.
Электрик вдруг шагнул вперёд, протянул руку, пытаясь дотронуться либо остановить, но вскрикнул. Его тело согнуло пополам, скрутило, как тряпичную куклу, и затянуло под полозья Машины.
А потом... некая сила вышвырнула нас прочь из помещения, раскидала по земле, лишив сознания, и ночь проскользнула незамеченной. Ближе к утру мы очнулись. Постамент нерушимой глыбой стоял на месте, роса прочертила дорожки на бронзовых стенах. Над ним Сфинкс, расправив гигантские крылья, возносился в небеса. Но тополь исчез, как не бывало. Вслед за ним и всё остальное поменялось местами: кусты рододендрона выросли вдвое и обступили постамент слева и справа, опушка сжалась подковой у входа и покрылась сетью тропинок. С десяток кряжистых дубов-великанов поднялось в низине, а Дом на большом холме и извивы дороги к ней выглядели, как в кривом зеркале, незнакомыми и чужими.
Переглянувшись, мы отворили ворота, вошли внутрь. Ни Машины, ни трупов, ни нашего врага. В остатке два тяжелораненных товарища и злость, много злости. Маркс, своей милостью, даровал Машину нам, но Дикарь, как вор-капиталист, присвоил её себе.
К колодцу добрались только в полдень. Двигались гуськом: несли, сменяясь, тех двоих. Солнце поднялось, поэтому держались тени, выбирая кусты погуще. Спускались в овраги, балки. Начиналась дневная слепота, и метров с трёх предметы расплывались в мешанину пятен. Приходилось по-детски щуриться, чтобы лучше видеть.
Люк отсутствовал, а из дыры несло холодом и затхлостью, как если бы сломались вентиляторы, выдувающие отработанный воздух. Мы переглянулись. Первым спускался Диспетчер, за ним - Инженер. На полпути оба сорвались, но кричал кто-то один. Отправили Стажёра. Потому что молодой и лазил, как многоножка.
Вскоре он отстучал по трубе: "на месте".
- Живы? - просигналил я в ответ. Морзянка - надежда утопающих.
- Нет.
- Причина?
- Скобы. Ржавчина сожрала.
- В рот мне паром! - выгнул брови Сантехник.
- Отыщи дежурную смену. Скажи: мы здесь.
Прошло пятнадцать минут. Через час пришлось выстукивать "просьбу о помощи" и "опасность: собраться у выхода". Пока ждали, скончалась Монтажница. Её череп выглядел как обожжённая головка куклы, у которой вытекли глаза и провалился нос. А Кочегар держался. Несмотря на оторванную руку и раздавленные ступни. Фармацевт перевязал рану хитоном девчонки, но тело отказывалось жить - избавлялось от крови, чтобы прекратить мучения.
- Котлы потушены, - заметил Водопроводчик, прислушиваясь.
- Так не бывает, - не поверил я. Но он был прав, я лёг на траву и не ощутил привычной вибрации.
Наконец над срезом колодца показалась голова.
- Никого. - Стажёр свесил ноги и начал чесаться, причём одной рукой, второй он придерживал что-то под мышкой. Выглядел пацан не очень, словно вместо ёршика его протащили через слив канализации.
- В смысле - никого? - Кажется, голос Слесаря.
- Говори.
- Я и говорю, - малой посмотрел на меня. - Прошёлся по шести ярусам. Дошёл до ворот третьей секции, заглянул через трап, вернулся, сходил к девятой. Ни души. Всё открыто, заброшено. От проходческого комбайна груда трухи. Насосы разобраны.
- Значит угольная шахта залита водой, - сказал Водопроводчик. - Что с котлами? Без энергии нам труба.
- Завалило: камни, песок, глина.
- Дикарь? - предположил Сантехник. - Вернулся, пробрался через штольню на склад, забрал тротил, зажигательный шнур...
- А комбайн разбил этими своими дубинками, которыми нам навалял? - хрустнул я зубами.
С фантазиями у Сантехника частенько зашкаливало.
- Может, он на Машине туда проник? Что если она боевая. Видали, как Электрика в воронку засосало.
- Вернулся? - вскинулся Фармацевт. - Да ваш Дикарь едва ноги унёс.
- Знать бы, куда, - пробормотал Водопроводчик. - И он не наш.
- А страховочный трос? В подсобке хранилось три бухты по шестьсот метров. - Каменщик протиснулся к Стажёру. - Если поднять, закрепить вокруг колодца, то можно...
- Что? - прервал я. - Спуститься и убедиться, врёт или нет?
- Вы оглохли? - закричал Стажёр, брызгая слюной. - Нет подсобки - нет троса. Пропали кирки, ломы, лопаты. От рельсов ни следа. Даже дырок от костылей не нашёл. Вагонетки испарились вместе с породой. Нет столовки со столами, который сколотил Столяр. И крыс нет. Слышите? Ни одной. Ни дерьма, ни хвоста.
- Враньё! - всхрапнул Водопроводчик, шагнул было к колодцу, но передумал, только зубы сцепил, и каждый вспомнил Проходчицу, его подругу с малолетства - верную, стойкую, чья доброта останавливала даже буйных. Её обглоданный скелет и не тронутую по обычаю грызунов голову, выставленные в главной штольне для прощания, видел каждый.
И тут предмет, что скрывал Стажёр упал таки в траву.
- Зачем он тебе? - выразив общее мнение, удивился Каменщик, поднимая и оглядывая со всех сторон.
Это был молоток, самый обычный, разве что выглядел так, будто с ним никто не работал - рукоятка отшлифована, стальная головка блестит.
Слесарь заглянул Каменщику через плечо и пожевал губами:
- То есть, горная машина весом до двухсот тонн превратилась в труху. Зато у нас появился новенький инструмент, только что из мастерской, от которой, как понимаю, только напоминание. - Он уселся на землю, обхватил себя за плечи. - Сантехник, ты у нас богат идеями, давай рожай.
- Там оказался какой-то ящик, поставленный на попа, закрытый стеклянной дверкой. - сказал Стажёр. - Внутри высохший человеческий труп, зафиксированный хомутами к стенке, а в ногах молоток. Лицо незнакомое, никогда раньше не видел. Зачем взял, сам не знаю. Даже не помню. - Мальчишка сник, челюсть отвисла, глаза смотрели на Слесаря, но не видели. - Я думал, уже не выберусь, честно. Думал с ума сойду. Чувствовал - что-то под боком, а взглянуть боялся...
Косолапо загребая ступнями, к Каменщику подошёл Сантехник, забрал молоток, прошёл к колодцу, поднял руку над люком, чтобы все видели:
- Все помнят про молоток, который повесили на стену в изголовье койки? - вполоборота повернулся к нам.
- Рано или поздно он упадёт на голову, - ответил за всех Слесарь.
- Такое решение всех устроит?
- Вполне.
Пальцы разжались.
Я приобнял Стажёра:
- Спокойно, разберёмся. - Затем обернулся к товарищам. - У Маркса, обитающего в коммунизме на небесах, четыре комиссара. Так заповедано. Но Дикарь не один из них. Он жрёт силос, как скот, носит шмотки и не умеет говорить. Недочеловек. Точка. Теперь перекусим и обсудим план.
Кочегар не дождался плана. Прах к праху. Думаю, кто лежал на дне колодца, были не против.
- И как их есть? - Фармацевта перекосило.
Опять он брезговал. То он постится, то его тошнит. Усох, глаза выкатил.
- Чего не так? - повернулся к нему Водопроводчик. - Ты и в лесу отказался. Что сегодня: запор?
- Ножа нет.
- А зубы на что? - Сантехник и Каменщик переглянулись. - Мясо как мясо. Туловище вчера приговорили. Остались ножки. Смотри, какое славное бёдрышко.
- Ну, уж нет, - Фармацевт отодвинулся и попытался встать, - я отказываюсь.
Мы родились и живём во тьме, поэтому видим всё. Что нужно видеть, что нет. Даже сейчас - в неурочное время. Кожа за ушами Фармацевта чуть порозовела, и Водопроводчик мягко положил ладони ему на плечи.
- Не перекусить ли нам персиками? - чуть громче, чем нужно, сказал Фармацевт, ни к кому не обращаясь.
- Не заболел? - обеспокоился Слесарь, присаживаясь на корточки.
Слесарь был чутким человеком, отзывчивым. Кто угодно об этом скажет. Мухи не обидит. В свободное время предпочитал выпиливать лобзиком. А ещё, представьте, любил фиалкины глазки.
- Помнишь пословицу? - сказал Слесарь. - Две из трёх макак предпочтут украсть банан, а не сорвать его с дерева.
- Вот почему мы против банана, - продолжил Каменщик.
- Вы против макак.
Да, кожа покраснела. Атавизм страха. Капилляры расширились, компенсируя учащённое сердцебиение. Но поздно, стук его сердца уже звучал как колокол. Запахло кровью. У Водопроводчика вытянулись ноздри, и он, не скрываясь, облизнулся.
- И давно ты так думаешь? - он вопрошающе заглянул в лицо Фармацевта.
- С тех пор как понял - пословица не та. Ем - думаю. Когда думаю - ем. Из ночи в ночь. Одни и те же руки, ноги, пальцы. Прожаренные, варёные, маринованные, вяленые. В студне, в похлёбке. Но какая, ангидрид перекись марганца, разница! Это всё равно руки, ноги и пальцы. И ногти, ага. Всегда интересовало: вы их - как?.. выковыриваете или глотаете?
Воздух застыл, дышать стало невмоготу. Мы стояли, не спуская с Фармацевта глаз.
- Я всего лишь прошу, дайте мне персик. Слабо? А десятилитровый таз персиков? Чтоб у меня изо всех щелей хлестало. Лишь бы смыло вас всех в канализацию. Кончайте уже. Чего ждёте? Стажёр, ты самый прыткий.
Мы перегрызли ему горло. Ничего личного. Анорексия или авитоминоз? Эволюция требует жертв. Оттащили труп в чащу рододендронов - пролетарии товарищей не едят, даже бывших. И, выбрав направление, отправились к ближайшему монументу. В Дом, как и обычно, войдём с ночной темнотою.
Всё бы ничего, но где стадо? Почему не слышно взвизгов, писков и жизнеутверждающего меканья элоев? И откуда мерзкое ощущение, будто на тебя смотрят? Ладно сзади. Или слева - кусты густые, в самый раз для засады. Но спереди? Вот я смотрю, глаза таращу: нет там никого и не было - трава свежая, непримятая, и так до самых деревьев, а там расстояние метров двести. Кто будет подсматривать?
Каменщик открыл в постаменте вход, мы вошли. Когда расселись вдоль стен, выяснилось, что пропал Слесарь.
- Он шёл следом, - пожал плечами Стажёр. - Честно.
- И ты ничего не услышал? - опять изогнул брови Сантехник. Была у него идиотская манера: вскидывать брови по любому случаю. Он пошарил глазами по углам, будто Слесарь мог здесь спрятаться.
- Опять Дикарь? - съязвил Водопроводчик.
- Слесарь - большой человек, - сказал с укоризной Каменщик и вздохнул. - Такие люди без причины не исчезают.
- Приспичило? - предположил Стажёр. - Упал? Может, яма и он провалился?
- Может, - соврал я и от того поморщился.
- Наш тополь тоже исчез, - напомнил неожиданно Стажёр. - А трава, заметили? Как-будто её кто подстриг понарошку.
- Ну а дорожки кто протоптал? - поддержал Сантехник.
- Давайте позову недотёпу, - рывком поднявшись, Водопроводчик шагнул к двери. - Наверняка где-то поблизости. Учуял цветочки или и впрямь, под кустик присел.
- Настежь не открывай, - я тоже встал. - Чувство у меня паршивое - загривок топорщит.
Мы сделали три попытки. Два раза прокричал Водопроводчик, протяжно, как он один умеет, меняя тональность с низких частот до средних. Потом вдвоём - выматерились в пустоту для острастки. Как с обрыва плюнули.
Помещение было просторным: стандартный погрузчик. Его назначение переправить пищу на разделку. Пятеро мужчин с облегчением вытянули ноги. Разговор не ладился. Сантехник только и знал - зевал да подбрасывал однообразное: "ну, не знаю, может быть, вероятно". Каменщик же скис и, намотав на кулак шерсть со спины, предался пересчёту попавшихся волосков, наотрез отказавшись участвовать в обсуждении.
Слишком много вопросов. Кто же такой Дикарь? Откуда взялся, куда исчез? Зачем нарядился в одежду как элой, если по повадкам человек? Как поджёг Большой лес? Как, профсоюзы его дери, догадался о ловушке? Почему таскался с девчонкой и оставил её в живых? Без аппетитного бёдрышка не проживёшь. И куда запропастился Слесарь?
Мои глаза рассеянно скользнули по Стажёру, по его лохматым спутанным гривам спускающимся по спине. Тополь у них пропал. А как быть с сопутствующими чудесами?
Точку попытался поставить Водопроводчик:
- Мне не важно откуда он и как его звать. Плевать, что похож на вымерших предков, погрязших в пороках частной собственности. Главное, как он себя вёл. Мы его видели, он у всех был на виду. Каждый вечер, каждую ночь. Мы могли оценить, сделать вывод. Я заверяю - люди так себя не ведут.
- А как? - зевнул Сантехник.
- Мы не якшаемся с элоями, - поднял палец Водопроводчик и его лицо озарилось светом истины. - Да, среди них попадаются сообразительные, милые и даже соблазнительные особи. Иной раз наши чресла наливаются кровью. Каждый из нас, полагаю, хранит у себя особо понравившийся скальп с очаровательными кудряшками. Может и не один. Но мы! - И он ударил костяшками кулаков в пол. - Не бултыхаемся с ними в реке, не лобызаемся за шторами, не сюсюкаемся, обжимаясь, на лужайке, не обжираемся выращенными не для нас фруктами, усадив к себе на колени симпатяшку, и не...
- Короче. Ты пытаешься нас убедить, что он интел? - прервал Каменщик, сонно помаргивая глазами. - Эпоха Красивого Брата, ага. Помните, Библиотекарь рассказывал, в то время они сплошь были педиками и содиками. На фемин и гетериков устраивали облавы. Одно слово: культура! - и высморкался с отвращения.
Водопроводчик поперхнулся, глянул на меня. Ну а я что? Пожал плечами и для убедительности вырвал по волоску из левого, а потом, как принято, из правого уха:
- Он не чистый интел, скорее переходное звено. На самцов внимания не обращал. Вот с самочкой в укромном месте заставал, и не единожды, сам видел. Но для него она как ребёнок. Педик - однозначно.
- А я вспомнил ихнюю докладную прозу, - сказал Стажёр, подложив руки под голову и глядя в потолок процитировал. - "Обнял он его и молвил: Вот, посмотри на них и подумай - кто мы с тобой и они все, остальные. Ты будешь смеяться, а они умирать." - Он повернулся к нам спиной, поджал ноги к груди и засопел. Через час, кроме запаха пота и храпа Сантехника ничего не изменилось.
- Давайте-ка спать, - объявил я, скорее для себя. - Ночью мыши белее.
Во сне явился Слесарь и стал попеременно засовывать мне в рот то фиалку, то выпиленного из фанеры петушка, приговаривая:
- Не упрямься, все едят, попробуй.
От них разило Фармацевтом. Я отмахнулся раз, другой, а на третий - голос Водопроводчика прошептал:
- Поднимайся. Быстро.
Водопроводчик сидел на корточках, касаясь пола кончиками пальцев, и вертел головой по сторонам:
- Тс-с.
Я вскочил. Расписной потолок, шары-светильники. Мы оказались в Доме? Обстановка-то знакомая. Те же дорические колонны, высокие стрельчатые окна-витражи. Только много киновари, золота и глазури на лепнине. Но откуда здесь стальные баки, воздуховоды, газовые печи? А это? Выставленные в коридоре хромированные столы, стоящие в ряд, с высокими ножками на колёсиках, разделённые пластиковыми занавесями. И дюжина деревянных бочек, от которых нестерпимо воняло.
Опять чудеса?
Глаза, перескакивая с предмета на предмет, застопорились. Стена оранжевого кафеля по всей длине была увешана: ножами, тесаками, молотками для отбивки, пилами, топорами, крюками.
- Какого бакса? - тоже шёпотом спросил я и вдруг сообразил. - Где остальные?
Водопроводчик кивнул на ближайший стол: на нём, скрытое занавесью, что-то лежало. Но тут я увидел... Неужели? В углу, похороненная куском брезента, прижавшись к стене, пряталась Машина. В узнаваемых обводах ошибиться невозможно. Как наяву я вспомнил её ажурную конструкцию из никеля и меди, и вставки из кварца, чёрного дерева и кости.
Прекрасная и недоступная. Прекрасная и...
- Дикарь. Он и впрямь вернулся.
Я оглянулся. Наш боец, один стоивший пятерых, в чьём присутствии Управдомша не смела раззявить пасть, ронял слёзы как ребёнок. Не от бочек смердило. Он позволил убить себя быстро.
Шторка с шелестом отодвинулась.
Освещение от неназойливых красных ламп. Ветерок в лицо и слабый гул в отдалении - видимо от работы климатической машины. Едкий лекарственный запах. И запах крови, и боли. В двух шагах от меня стальная тележка с регулируемой по высоте лежанкой. Но не это главное.
Дикарю оставили голову и торс, прикрыв недостающее стальными, на скобах, пластинами, и вспороли от паха до горла. Лицо скрывала... Маска Боли? Обтягивающая голову кожа, очки-консервы и круглая решётка на месте рта. И он жил: сердце билось, а лёгкие подымались и опадали, увлекая в танец движения двадцать четыре белоснежных опахала.
- Извините, не могу по-людски поздороваться, - просипел Дикарь, поворачивая голову навстречу. - Семь пятниц на неделе. То им опыты на мне подавай, теперь я понадобился в роли эксперта. Вы исчезнувший вид, как-никак.
Над решёткой вздулся кровавый пузырь, задрожал и лопнул.
- Научился говорить? - выдавил я из себя, медленно обходя тележку и присматриваясь - жгуты проводов уходящих в разъёмы в стене, дюжина баллонов с манометрами на нижнем лотке; свёрнутые в бухту гофрированные трубки; пластмассовые коробки с бирками; кислородные маски, повешенные на кронштейны. И эмалированная кювета, заполненная хирургическим инструментом.
- Не я. Та штука на голове. Вроде переводчика. Вы понимаете меня, а я вас. Удобно.
- В первый раз вижу, - признался я, возвращаясь глазами к маске.
- Это из другой реальности. А в этой вы, товарищи, вымерли. Подобных вам здесь не видели о-очень давно.
- Вымерли? От кого же ты драпал в лесу? - злость кольнула глаза, вспомнился изогнутый серпом окровавленный стержень в руках этого верзилы. - И кого убивал, когда вернулся за Машиной? Слесарь - твоих рук дело?
- Рук? Какая прелестная игра слов. - Дикарь всхрапнул, покосившись на свои култышки. - Определённо то были вы. Прискорбно. Вас зацепило поле Машины и течение времени разветвилось. Возник парадокс. Но почему? Да, одного из вас прихватило со мною в прошлое. Но то был труп. Который я сжёг в камине и растолок кочергой в пепел. Неужели и будущее влияет на прошлое? Только одно приходит на ум. Кое-кто написал слишком талантливую книгу о моей Машине времени.
- Машине времени? - голос предательски дрогнул, и я поднял голову, осматривая незнакомое помещение. Похоже на химлабораторию. Перегонные реторты, холодильники, гальванические батареи. В то же время операционные принадлежности. У Медика было похожее, но попроще. Мы вырезаем ниши в песчанике. Грубо, но практично. Здесь же стены, пол и потолок холёные до зеркального блеска. Рабский стыд! Сколько человеко-часов угроблено ради бессмысленной полировки.
Мысль вернулась к Машине. Так вот кто этот чужак. Истинный троглодит! Вспомнились скелеты, неисчислимое их число. Попадались слои грунта, как слоёные пироги, состоящие из скелетов: маленьких, огромных, пугающих. И окаменевшие тела. Копая тоннели тысячи лет, наши предки часто на них натыкались. Наивные: думали - это статуи. Выходит, будущее и прошлое открыты?
- Никто не пишет книг, - поправил я, оборачиваясь. - Не поджигает лес, не увиливает от ответа, не путешествует во времени, не убивает людей.
- Людей? - переспросил Дикарь. - А элои не люди? Что ж, потому-то мы с тобою, мой невезучий потомок, герои шоу. - он перевёл дух. - Такие длинноты речи и впрямь утомительны, учитывая распоротый живот и отсутствие конечностей. - Билеты на званые обеды с нами раскуплены, - продолжил он. - Говорят, мы затмили "Родительские войны за право первого зуба". Боюсь представить - это у них семейное или исключительно детское? Нашу драку с вами в лесу и пожар, что я устроил, когда пытался освободить Уину, наблюдали сотни миллионов элоев. А уж какие у вас были уморительные физиономии у брошенного колодца. Или ваша дискуссия о тайне моей личности? О, санта Мария! Между прочим, ваши колодцы, башни, проходческие шахты являются музейными экспонатами. Охраняются законом. На них экскурсии водят. Чистота и порядок. Ваш же пацан наследил: стойки ограждений повалил, перила вырвал, витрину зеркальную расколол, молоток украл... Зачем? У них тут объективы, следящие за каждым вашим шагом. И что-то вроде синематографа, только цветного.
Я поморщился обилию непонятных терминов, но из общей трескотни слов выудил, что за нами и впрямь следили. Экие поганцы:
- Для начала, инструмент украсть невозможно. Он общественное средство производства. Скота же на планете столько не наберётся, не вешай кредиты на уши. А нас - не более трехсот тысяч. Почувствуй разницу.
- Они не скот, они же дети. Были...
- Были? Попробуй их убаюкать, извращенец. Сандалии, хитончики, юбочки. Кто их тачает, шьёт? Мы - пролетарии-объединяйтесь. А накормить такую ораву? Построить оранжереи, посеять семена, сберечь урожай, собрать, сохранить. - Я заметил неприметную дверь и решительно направился к ней. - Им то что: радуйся цветочкам, шмоткам, задирай ноги повыше, жри до пуза и спи крепко. Поддерживать поголовье та ещё волчья проблема.
Тело Дикаря затряслось, как будто собралось в моём присутствии испустить дух. Голова запрокинулась. Но нет:
- Извращенец? Это я то? - прокаркал он, обращаясь к потолку. - Вы в зеркало на себя гляньте. Самое место на сцене. Кривляние цирковых уродов. Вы кажется намеревались кого-то убить? Добро пожаловать в клетку гладиаторов. Помашите сквозь прутья кухонным ножиком и погукайте. Пострашнее, как вы можете. Глядишь, заработаете гомерический хохот с трибун и восхищённое топанье каблуками.
Отворив дверь, я посмотрел на длинный пустой коридор. Показалось, или и в самом деле в отдалении послышался шорох шагов? Помедлив, плотно прикрыл створку и поискал наличие замка, но здесь, похоже, личным пространством пренебрегали.
- А к чему слежка? Не замечал за ними таких сексуальных предпочтений.
- О боже! - Поминая атавизм, грязно выругался Дикарь, вновь поворачивая лицо ко мне. Стёкла очков блеснули. - Слежка нужна для контроля. Знать, кто где находится, чем занят и что собирается предпринять. Они видели тропу, по которой вы шли, каждый поворот, где свернёте. Поэтому забрали Слесаря, а вы не заметили когда и как. Они разглядели последовательность действий, которыми Каменщик открыл вход в постамент, смогли войти, когда все спали и перенести сюда.
Его слова внесли сумятицу в мысли. Отсутствие дверного замка не укладывалось в картину мира. Биение сердца отдалось в затылке и я почуял запах собственной крови:
- Элои не способны.
- Способны, потому что иные. И вы их не знаете. Совсем.
Не важно. Машина в соседнем помещении. Те стержни, что прятал Дикарь, скорей всего передаточные рычаги. Один тормоз, другой пусковой. Наверняка вставлены в гнёзда.
- Ваш мир был ужасен, - оборвал мои размышления Дикарь. - В первое посещение. Казалось, что может быть хуже? Пролетарии, поедающие своих эксплуататоров на ужин. Ан нет, я вернулся, и что же? Дивный новый мир - полон кошмаров втройне. Что вам до Слесаря, до остальных? Вас убьют и жизнь не зацветёт краше.
- Это наше стадо. А ты врёшь, потому как испорчен капитализмом. - два прыжка от двери и я наклонился над сумасшедшим, сдерживая желание сломать ему то, что недоломали. - Ты плут, помешанный на прибавочной стоимости.
- Чёрта с два! - Дикарь плюнул и попал в меня ошмётком крови. - Я был социалистом. Боролся за права угнетённых. Я даже встречался с кремлёвским мечтателем...
Ощерив клыки, я протянул пальцы к его диафрагме, убивать мы умели:
- Перевести стрелку хронометра и повернуть рычаг?
Ухмыляясь, Дикарь растянул по-жабьи губы:
- Решил спасти своих?
Наши лица почти соприкасались. Сквозь чёрные стёкла я видел его настоящие глаза. Неожиданно они посмотрели мне за спину, Дикарь поперхнулся:
- Поздно.
Отстранившись, неспешно собрав пальцами кровь со лба, я сунул их в рот, облизал и... сплюнул. И только после повернулся.
Сдвинув шторку, в проходе стояла та самая девчонка, с ней Дикарь крутил шашни все эти дни. Смазливый кусок мяса, который мы сегодня доели - без Фармацевта и без удовольствия. Та да не та. У сегодняшней руки - усыпанные шрамами, ядовито-жёлтый смокинг наголо, фиолетовая юбка-разлетайка и... Ожерелье, обхватившее непомерно длинную шею, отвратительное и такое прекрасное - из крысиных хвостов, болтающихся в стороны, точно сорванных с живых владельцев. Голых, покрытых шерстью, усыпанных лишаем: розовых, бурых, седых.
- Убедилась? Всё, как я говорил. - сказал Дикарь. - Слово джентльмена.
- Ты ошибаешься, - возразил я. - У твоей крови другой вкус.
- Спасибо, Герберт, - сказала элойка, приближаясь, и по-кошачьи изгибая тело. - Мы слышали каждое произнесённое слово.
- У пищи есть имя? - я должен был бы рассмеяться или хотя бы хмыкнуть, но ожерелье гипнотизировало.
Выказывая возмущение, Дикарь завозился:
- В определённых кругах моё имя... А, неважно. Узнаёте? Уина - моя прекрасная леди.
- Костиста, жестковата, - возразил я. - Жирок недогуля...
Удар ребром ладони был силён. И непредсказуем. Я повалился на пол, хватаясь за горло.
- Ну, здравствуй, морлок, - лицо склонилось облаком с зелёными глазами. - Я Уина, королева- дегустатор бала и ты среди приглашённых. Согласен? Да-нет?
- Да, - просипел я, запрокидывая голову. А что оставалось? Разрез юбки обнажил бритую промежность, одновременно мои ноздри шевельнулись, впитывая знакомый запах дегтярного мыла. Элойка, бреющая гениталии? Принимающая душ?! Серьёзно? Жаркое, любующееся собою на сковороде... Маркс, куда ты смотрел?
За дверью в длинный коридор послышались приближающиеся шарканье, топот спотыкающихся ног, бормотанье.
Вот и королевская свита на подходе.
- Герберт рассказал нам пикантную историческую подробность. - Лицо девчонки сморщилось. - Мол, когда-то мы были пищей, а вы, трупоеды, стояли наверху пищевой цепочки... Вы сверху, мы снизу. Никто не поверил. Фантастика: бульварный жанр. Только я прониклась, одна. Противопоставила себя коллективу. Представляешь?
- Мы... - Я сглотнул, попытался, но не смог выдавить из себя слово, такое простое, обыденное, которым пользуешься по нескольку раз в день - только шипение выходящего из проколотой шины воздуха. - Вас...
- Вы. Ели. Нас. - Глаза её округлились. Нарочито медленно девчонка поднесла к моему рту запястье и я понял, что́ за шрамы. Когда дама предлагает... Я был сама учтивость: не тронул артерию, лучевую кость, лишь лоскуток мяса - на язык. Ни один мускул не дрогнул на атласном лице.
- Теперь вы снизу, мы сверху, - проворковала королева, громоздясь на живот.
Не сказать, чтобы мне шибко не понравилось - всё же я мужчина, - но урчание её желудка обескуражило.
- Захотелось погеройствовать? Спасти никчемных товарищей? - элойка взяла в ладони мою голову, повернула влево-вправо. - И циркуля не надо. - После сложила локти на моей груди. - Я успокою тебя, морлок. Копии Машины мы построим. Сотни, потом тысячи. И отправимся в прошлое. Охота будет знатной. Спасём и доставим сюда всё ваше поголовье. Для начала. А после отправимся в гости к нашему общему другу. Почему бы и нет?
- Невежды, - послышался хрип с тележки. - Не понимаете...
Уина встряхнула головой и крысиные хвосты задёргались в агонии:
- Кстати у Герберта есть и фамилия. Жаркое из Уэллса. Как тебе, холодненький? - и сладко улыбнулась.
О, комиссары, кабы у вас росли такие клыки!
(C) Yeji Kowach 2019/2025