Достаточность

Мне уже не нужна твоя строгость,
мне достаточно только намека,
для того, чтобы плыть в поднебесной
тихим облаком в небе высоком.

Мне уже не нужна твоя тайна,
мне достаточно легкого ветра.
Паруса моих мыслей наполнит
лучше всякого шквального ветра.

Мне уже не нужна твоя нежность,
мне достаточно знать, что ты истин.
Мое сердце рвется от грусти,
пока ты не стал моим близким.







Белый Рыцарь

Вот Белый Рыцарь. Он испил до дна
невежества отравленную чашу.
Его не охладят ни скорбная тоска
и не согреет сердце праведная радость.

Он слез с коня и протянул к огню
истерзанные руки. Ночь застыла.
Лица не видно, лишь горят глаза.
Слова слетели с губ почти не слышно:

"Пусть не умрет Восток. И Запад будет жить.
Есть связь, которую глазами не увидишь.
Восход разрубит сети, залечит рану ночь.
И мир любовь тебе пропишет". 











Мой друг

Мой давний друг меня не видит больше.
К нему не захожу я даже невзначай.
И уж давно остыл разлитый в чашки чай.
Как жаль, что давний друг меня не видит больше.

Мой давний друг, какой ты стал теперь,
когда луны сменился тихий шаг.
Не трогает тебя за душу кроткий взгляд.
Мой давний друг, какой ты стал теперь?

Мой близкий друг, а помнишь ли меня?
Когда уста сомкнуты, как же ты теперь?
Быть может, ищешь запертую дверь?
Мой близкий друг, а помнишь ли меня?



Если бы я пел

если бы я пел, то только как ты
так петь нельзя с любой стороны
моё сердце рвется от осколков травы
в моей голове звучишь только ты
в моих венах коньяк смешался с водой
я был уверен, что в моих глазах тоже ты
прости, но это кто-то другой

и было так просто петь с тобой
тысячи лет с ерехонской трубой
петь камням и деревьям
всегда безопасней, 
чем выйти на сцену
и никто не хотел идти в расход
мы просто собирались в дальний поход.

а теперь это может быть только похмелье
еще пара рюмок и вход в подземелье
если это был хор, то кто же здесь ты
мое сердце стучит с другой стороны
но может быть это что-то еще
прости, я не знаю как быть
все, что было твоим, стало мое.








Жаль

Опустился вечер на мое окно,
все вдруг стало серое, как в немом кино.
Притупились звуки, день уходит в даль.
И запахло ландышем. Только время жаль.

Жаль мне это утро, словно сироту.
Страхом все охвачено, сердце ждет беду.
Я навек отстал от идущих в такт.
На душе так тяжко. Словом все не так.

Жаль мне этот день тратить на песок,
что течет сквозь пальцы как вода у ног,
превратится в лужу, лишь закончит дождь.
Жаль мне этот день. Жаль мне этот дождь.






Заблудшие умы

Заблудшие умы все заговоры ищут.
Им кажется, что обокрали их.
Врезают в дверь огромные замки.
И задвигают шторы, и ко всему глухи.

И чудны их стремления к порядку.
Они похожи на слепых в лесу.
Их разум спит, как птица, на лету.
Они с собой и с миром не в ладу.



















Ключ

Мне с берега Волги видны крыши Кижей.
Ох, как вьется над ними стая черных ворон.
По замерзшему льду бродит Один угрюм.
Ни к кому не спешит, не нужён никому.

Раньше был он как дверь, а теперь стал как ключ.
Раньше в речке русалки, а теперь Днепрогэс.
И двенадцать волков плоть невинную рвут.
Опираясь на логику и научный прогресс.





Крылья камней

Отрекись от желаний и страсти,
отойди от порочного круга.
Посмотри
Так живут все деревья,
лишь касаясь кроной друг друга.

Камни тоже не делают больно,
не стремятся к быстрой наживе.
Здесь не видно.
Но есть у них крылья.
Камни ждут сигнала в эфире.

И вода не умножит страданий,
ей не ведомы черные мысли.
Ей же жить
меж камней и деревьев
и тянуться к заоблачным высям.

Отрекись от желаний и страсти,
отойди от порочного круга.
Посмотри.
Так живет все, что вечно,
во всем сохраняя друг друга.











Миг

На миг очнулся я в чужом краю.
Мне волны медленной реки
вдруг показались чем-то, 
вроде двери.
Хотел я в них войти,
сквозь мрак угадывались тени,
но был я остановлен 
в тот же миг.
Меня остановили женские глаза.
Подняв глаза, она сама не знала, 
что будто холст картины исписала,
исполнив вместо краски
черствые сердца.

Наследье

Забыть все страшное - 
в природе человека.
Ему нельзя тревожить чуткий сон.
Вот Бес ушел...
Как тень, с собою унося,
штандартов серый марафон.
И сердце пусто от "коричневой чумы".
Не занято ничем,
но Бога не нашли.
И есть, куда ему вернуться,
с собою приведя осколок той войны,
разросшийся на новом поколенье,
с собою семерых, превосходящих в силе
и в дикой жадности захватывать умы,
тех мальчиков, чьи деды и отцы
за эти души жизни положили.

Огонь еще горит,
разрозненный и слабый,
он нашу память ставит вопреки.
Уже давно
затихли звуки канонады
и сгнили глубоко в земле,
обломанные о врага штыки.
Остался сердца стук.
Но как же люди слабы!
Нас обвиняли в том,
что мы войны не знали.
Нас обвиняли в том, что мы пусты!
О, наши деды! Как Вы были правы.
Наследье Ваше нам не унести.



О друзьях

Я так хотел бы разорвать все стены
и броситься в объятья крепких рук.
Отдать им сердце, полное измены,
и вопрошать о боли горьких мук.

Но не дано отдаться в полной силе.
Мы каждый раз кристальны и чисты.
И, говоря о силе волн нетленных,
блуждая взглядом, ищем нам мосты.

Мы вместе пьем и так творим молитвы,
по-разному. И каждый в меру сил велик.
Мы, каждый, часть художника палитры.
И, каждый, на холсте оставить хочет лик.

Я так хотел бы слиться сердцем с каждым,
минуя долгий путь среди камней.
Но не дано. Сквозь сигаретный дым, однажды,
подскажет сроки волжский дух степей.







Черствость

Скручиваю пальцами время,
как сигарету  без фильтра.
Могу смотреть сквозь стены.
Могу смотреть просто мимо.

У меня большие возможности
по части полного равнодушия.
Заслуживаю большие почести,
за черствость свою -  восхищение.


















О людях

Проходя улицы города,
проезжая поездом, с остановками,
небольшие города и мегаполисы,
я смотрю в запотевшие окна
или снимаю очки темные.

Я смотрю в глаза прохожим,
или жму руку попутчику.
Стою как тень в чужих прихожих.
Чтобы стать на них похожим,
или может быть лучше, чуточку.

Потому что я чувствую,
прижимая в автобусе поручень:
есть среди этих людей тайна
понимание этой вечности
или какой-то другой корень.

Есть в них сок березовый,
дым пожарищ, мельканье огней.
Первый крик ребенка обществу,
ничего еще не значимый.
И безжалостный ветер степей.






















 Прости

Прости - 
Выжимают по капли дожди.
В лабиринте домов и улиц
я оставил тебя одну.
Прости - 
Мне двоих не унести.
Мне идти со стрелой в сердце
все труднее на этом пути.
Прости - 
Мне не может так долго везти.
И тебя не беру с собою,
потому что не знаю пути.
Прости - 
То, что нам суждено обрести
никак не уйдет с дороги,
а если ушло - не грусти.
Прости - 
Я растаю в этой тени.
Про меня ты забудешь так скоро,
как только смолкнут дожди.
Прости...




Родина

Пальцы скрючены от холода мерзкого,
под ногами слякоть черная.
Я вернулся к тебе, моя дерзкая,
моя пепельно-грязная Родина.

Черных шин мельканье в эфире,
разбивает надежды на лучшее.
Может, кто-то и может жить в мире,
мне же жить в мире с собой скучно.

И нет дела тебе до алтарных жертв,
ты без них проживаешь мгновение,
за которое, многое истерпев,
друг за другом идут поколения. 









Роза ветров

Он был лишен слуха с детства,
в его глаза лился свет.
Кто-то влил весну в его вены 
и бросил посреди зимы на снег.
И все бы ничего, все шло как обычно,
и было бы дальше во веки веков,
никто не хотел отступать от закона,
если бы не эта роза ветров.

К чему теперь все эти заклинанья,
которые ты называешь песней.
К чему болезненные стуки,
осколки битого стекла.
Ведь тот, кто шел всегда на север,
не станет пленником пути
и птица петь не перестанет,
лишь оттого, что ты закрыл глаза.




Сердце

Отдайте сердце мне.
Я буду краток.
Мне чужд многоголосья
гулкий стон.
Порой друзья мои - 
святая радость.
А иногда они - 
печальный сон.

Разбейте сердце мне
те, кто его не брал.
Его я сам всучил Вам,
тесно мне оно.
Все рвет наружу
глянуть мне в лицо.
Быть может плюнуть
или руку мне пожать.










Уныние

Понемногу вгрызаюсь в слова,
обветшалые, в треснутой рамке.
Иногда я спадаю с лица,
иногда мечусь, как в инфаркте.

Помоги мне не стать как стена,
помоги мне не сделаться пленным.
Как хочу я узреть голоса,
и здесь остаться нетленным.

Мне болезненный цвет не к лицу.
Мне усталость - как снег прошлогодний.
Почему же все время я сплю
и к доброму делу негодный.
 
Сок ушел из увядших ветвей,
помутнели зрачки, будто капли.
Будто вдруг иссяк весь ручей.
Будто все листья опали. 




Утро

Минуты радости перед рассветом.
Как много мог бы я отдать,
что б за окном осталось это утро,
не тронутое пыльной суетой.

Как много можно было б сделать,
не отвлекаясь на беспечный прах.
Обрывки мыслей.... Вот цена успеха,
которую приносит будний день.

Но утро переходит свой рубеж.
Мне не кого винить за зной полудня.
Мне нечего отдать, как ни хотел бы я,
за утро, что осталось за окном.











Смотри, как бесконечен день,
как бесконечна мысль,
и как она ничтожна.
Смотри, как то, что мы 
считаем столпом,
оплотом мирозданья,
одним движеньем мысли, 
вдруг, превращается в руины.
И Рим падет уже который раз,
и Артемиды храм, 
поклон всем Геростратам,
опять дымится.
Не это ли пример того,
что нужно быть как можно осторожней,
и не судить о том,
чего не знаешь,
а значит обо всем.
Ведь все, что нажито в веках,
весь груз Адама, 
при более детальном рассмотренье,
напоминает нам кота в мешке.
И даже... иногда...
сама способность мыслить 
мне кажется до боли смехотворной.


Телефонную книгу открыв,
я вгрызаюсь в черные буквы.
Много разных людей недоступных.
Потому ли, что я им не нужен...
Или мне они не нужны?


Будущее мое- 
маниакальный бред,
полная чаша,
какой-то сосуд.
Я чувствую в сердце 
огромный, немыслимый зуд.
И чувствую спину свою 
осколком стекла.












Я - общепризнанный гений природы.
Сердце из сотни пород ядовитых.
Лучше не трогать его, потому что
может оно отравить в одночасье.
Знать бы конечную формулу счастья,
спать бы возможно было бы тихо,
сладко, спокойно. И, утром проснувшись,
следовать делу с одним неизвестным.
И так, шаг за шагом решать всю задачу.
Но в том и беда, что, с одним неизвестным,
только лишь формула в школьной тетрадке.
Может быть, нервы мои не в порядке?
Может быть... Что ж! Если так, то в окошко
можно смотреть и считать полет птицы:
сколько он длится и можно ли слиться
с небом высоким и пением сладким.
А если не нервы, то где же ошибка?
Если не птица?!.. Хотя бы собака!
Но дружбой собачьей мне не насладиться.
На периферии я сердце запрячу.
Ведь Я - общепризнанный гений природы.
Я Царь зверей, автокранов. Я страшен.
Сердце из многих пород ядовитых.
Лик мой простой весь рубцами украшен.








 







































Устав сидеть, 
уткнувшись в телевизор,
обычно мы кто как,
сгоняем блажь.
Кто пиво пьет,
с друзьями веселясь,
кто спать идет,
закону повинуясь.

Но это только 
частные примеры.
Они нам говорят 
о суетности дней.
Вот ночь прошла, за ней
наступит день,
и мы опять 
уселись у экрана.



Так, день за днем, 
уходят наши годы.
Умрут идеи,
бившие ключом.
И не поем мы
больше под окном.
Так день за днем 
уходят наши годы.

Кто что-то не успел,
теперь уж не догнать.
И уж не воскресить
порыв души уставшей.
И тщетно поливать
цветы души, увядшей,
мелодиями выдуманных
сфер.

Но не пугайтесь,
все не так уж страшно.
И каждому
свой шанс отпущен в срок
И засветится свечки фитилек
безудержным пламенем
пожара
 
Как птица Феникс
восстает из пепла,
Твоя душа,
ломаясь и скрипя,
вдруг разрывает узы бытия,
охваченная трепетным
заделом.

Вздохни свободно,
во всю мочь.
Как сладок воздух,
обретенный волей!
И, тяжкий труд,
что станет твоей долей,
Тебя водою родниковой
напоит.

Случись такое 
с кем-нибудь из Вас,
я буду рад,
я буду рад без меры.
И, только опыт
обретенной веры,
подсказывает мне, что я,
быть может, 
прав!