Аннотация: Можно ли обмануть продавца магазина "Альтист"? Можно. Но лучше не надо.
АФКР
- Сашура, сынок, вставай, в школу опоздаешь.
Тихо закрылась дверь в комнату. Константин Львович повернулся на другой бок, замотался в теплое одеяло и закрыл глаза, в надежде досмотреть все ж таки такой замечательный сон...
Глаза резко раскрылись.
Он - не Саша. Он - Кирилл Львович Королевин, и Сашей, Сашурой и прочими похожими именами его не называли никогда.
Ему шестьдесят пять лет, школу он закончил почти полвека назад.
Его мама умерла еще в девяностые.
И голос, который назвал Кирилла "сынком" и "Сашурой", ему определенно незнаком.
"Где я?".
Он подскочил - взвизгнули пружины - запутался в одеяле и мягко шлепнулся с кровати на пол.
- Сашура, я ушла! - по комнате упруго прошла легкая волна воздуха, какая возникает, когда в квартире закрывается входная дверь.
Кирилл сбросил с головы одеяло, и ошалело осмотрел комнату.
Узкий пенал, чуть больше двух метров в ширину и метра четыре - в длину. С оштукатуренного потолка свисает голая лампочка на проводе.
Квартира - не его. Однозначно не его.
Бледно-желтые обои с тусклым цветочным узором, такие типично советские обои. У двери, филенчатой двери, покрашенной белой масляной краской, на стене висело зеркало, в узкой стальной рамке. Рядом приколот кнопками вырезанный из газеты и раскрашенный цветными карандашами портрет космонавта. Окно, завешенное легкой шторой, сверху свисают кисточки ламбрекена. Шкаф для одежды, старый, облупившийся. Из положения "сидя на полу" можно легко рассмотреть, что далеко под шкафом спрятана рогатка, такая настоящая классическая рогатка. Письменный стол, застелен белым листом картона, лежат слегка покосившейся стопкой учебники, и стоит настольная лампа, с красным металлическим абажуром, на гибкой пружинной ножке. Стул, заваленный одеждой, под стулом - пара черных гантелей. На стене висит здоровенная книжная полка, явно сделанная вручную из аккуратно оструганных досок. Полка заставлена книгами. Рядом с ней - прямоугольник серо-синего сукна, усыпанный разноцветными значками. Позади упирается холодным ребром в спину железная кровать, с пружинным матрасом и сбитым в кучу постельным бельем.
Это не его комната. Это - комната ребенка, мальчишки-подростка. Причем...
Не современного подростка. Похожая - но однозначно не такая - комната была у него в шестидесятые, в детстве.
Кирилл осторожно вытянул перед собой руки, чувствуя, как они дрожат.
Его руки... Его руки были руками пожилого человека: морщинистые, с отечными суставами и признаками начинающегося артрита.
Сейчас перед глазами Кирилла мелко вздрагивали тонкие исцарапанные пальцы с короткими обломанными ногтями. Руки мальчишки, который не чурается традиционных мальчишеских забав, о чем также ненавязчиво намекала припрятанная рогатка.
Это не его руки.
Причем такие руки не принадлежали ему в любом возрасте. Потому что у него поперек запястья тянулся тонкий белый шрам, оставшийся от стекляшки, на которую он неудачно наткнулся, лазая по-пластунски под кустами во время игры в войну. Этого шрама нет. Зато есть другой, толстый рубец, перечеркнувший указательный палец, как будто владелец безуспешно пытался отрубить его топором.
Кто он и где он?
Кирилл потряс головой, пытаясь вспомнить хоть что-то, что происходило с ним до того, как ласковый голос позвал его в школу. В голове не находилось никаких воспоминаний, кроме разве что смутного звона колокольчиков над дверью в магазин... Книжный магазин...
В унисон внутриголовному звону задребезжал будильник, огромный, в сером стальном корпусе, с двумя никелированными чашечками сверху.
"В школу надо собираться..." - отстраненно подумал Кирилл, уже понимая, что ни в какую школу он не пойдет. По той простой причине, что не знает, где эта самая школа находится, в которую он, то есть, "Сашура", в теле которого он сейчас находится, должен был бы ходить.
В голову пришло и оформилось ясное осознание, что он, Кирилл Львович, майор танковых войск в отставке, учитель основ безопасности жизнедеятельности на пенсии, находит в теле пятнадцатилетнего школьника шестидесятых годов. Это осознание было таким отчетливым, как будто ему кто-то раньше говорил об этом, просто поначалу разговор забылся и вот сейчас вспомнился.
Кирилл встал, подтянул широченные трусы-парашюты бледно-синего цвета и, шлепая босыми ногами по вытертому паркету, прошел к двери из комнаты. И остановился перед зеркалом.
В нем отражался загорелый мальчишка лет пятнадцати, с растрепанными светлыми волосами, хитрющими светло-голубыми глазами, ссадиной на носу и розовым шрамом поперек брови. Совершенно незнакомая личность. Кирилл в этом возрасте носил короткий ежик из темных волос, а глаза всю жизнь имел карие.
Парнишка в зеркале прищурился и пристально посмотрел на себя. Судя по всему, подумал Кирилл, эта личность особым прилежанием и примерным поведением не отличается...
За дверью был коридор, изгибавшийся хитрым зигзагом. Из него выходили еще несколько дверей: в спальню родителей, совсем крошечную, такую, что помещалась только одна кровать, в большую комнату, на кухню и в ванную. Вернее, совмещенный санузел. Кирилл воспользовался услугами санузла и открыл дверь по соседству. Первоначально он принял ее за туалет, но, как видно, ошибся.
За дверью оказалась кладовая, из которой не замедлила выпасть лыжа, щелкнувшая любопытного по лбу.
Потирая ушибленное место, Кирилл продолжил обследовать "свою" квартиру.
На кухонном столе стояла накрытая вафельной салфеткой черная чугунная сковорода под эмалированной крышкой. В сковороде оказались котлеты, а возле нее - записка на вырванном из тетради листке в сиреневую клеточку: "Сына, перед тем как пойти в школу - позавтракай. Котлеты в сковороде, каша - под подушкой. И не вздумай опять сжевать котлету с хлебом! Наругаю!".
О, а это идея. Кирилл отрезал от буханки приличный кусок, положил на него две котлеты - больше не поместилось - и зашагал в большую комнату, откусив приличный кусок от получившегося котлетобутерброда.
В комнате стоял огромный кожаный диван с высокой спинкой и горбящейся посередине подушкой - видимо, именно под ней скрывалась каша - у окна на тумбочке, накрытой кружевной салфеткой, громоздился огромный телевизор с крошечным по меркам 21 века экранчиком, разве что чуть больше почтовой открытки.
Почему-то именно телевизор убедил его в том, что он не сошел с ума и на самом деле находится в прошлом, в теле незнакомого - пока - подростка.
Хм-м... Конечно, впереди намечаются серьезные проблемы... Например, как объяснить "маме", почему он не пошел в школу... Тьфу ты! Первым делом, нужно будет объяснить ей, почему "сын" совершенно не в курсе, как его мама выглядит.
Впрочем, как выглядит мама - узнать легко. На стене висят фотографии, среди которых, в центре, находится групповой портрет: высокий мужчина с солидной короткой бородой, как у героев фильма "Три плюс два", мальчишка в белой рубашке с пионерским галстуком и стройная женщина с темными волосами, подстриженными в "каре". Красивая...
Так, с внешностью мамы разобрались. Дальше... дальше нужно как-то замотивировать полное незнание всего остального. Даже имя мамы неизвестно. Так-так-так...
Кирилл плюхнулся на диван - взвизгнули пружины, лязгнула кастрюля под подушкой - и задумался. Самое простое и первое, что приходило в голову - амнезия. Скажем... скажем, поскользнулся в ванной. Пойти в ванную, изо всех сил шарахнуться головой о стену... Только не слишком сильно, а то и вправду забудешь все на свете и будешь остаток жизни ходить под себя... Придется, конечно, месяцок-другой поваляться в больничке, зато потом...
Жизнь заново!
Юность, школа, девочки!
При мысли о девочках организм отреагировал именно так, как и должен был отреагировать организм здорового подростка при мысли о девочках.
Кирилл неловко заерзал, закинул ногу на ногу и продолжил размышлять.
Сейчас - где-то шестидесятый... хотя, нет, судя по портрету космонавта - никак не раньше шестьдесят первого. Скорее всего даже - шестьдесят пятый. А это означает - двадцать лет спокойной, безмятежной жизни, без реформ, криминала, порнухи, чернухи и прочих достоинств. Да к тому же...
Кирил поймал за хвост пролетевшую мысль. А ведь, раз уж он в прошлом - значит, вполне возможно подготовиться к лихим девяностым. Или... Он подскочил на заскрипевшем диване. Или не просто подготовиться - а вообще ОТМЕНИТЬ их?!
Мысли, идеи и идейки побежали в голове Кирилла табуном.
Телевизор, до этого момента тихо стоявший на тумбочке, звонко щелкнул и загудел. Экран медленно начал наливаться светом.
Кирилл, задумавшийся о возможных изменениях грядущего, поначалу не обратил внимания на неожиданно ожившую технику. Только тогда, когда экран загорелся ярким синим светом, напоминавшим "экран смерти" у Windows, он очнулся и посмотрел в ту сторону.
Телевизоры в шестидесятые годы не имели обыкновения включаться самостоятельно. И синий цвет, несмотря на "у наших голубых экранов" для них был крайне нехарактерен.
По экрану побежали белые буквы.
"Ты согласился вернуться в 1965 год, чтобы заново прожить свою жизнь. Ты хотел всего лишь жить заново, жить в СССР, и не собирался вмешиваться в ход истории. Ты поклялся, что не будешь этого делать. Я принял некоторые меры, чтобы гарантировать твое невмешательство. Удачи".
Кирилл проглотил тягучий комок, застрявший в горле, и начал дышать. Возникло ощущение, что и сердце замирало на время появления надписи и начало биться только что.
Что. Это. Было?
В памяти как будто упала плотина и хлынули воспоминания. Книжный магазин со странным названием "Альтист"... Старик-продавец с невозможными возможностями... Его желание... Его обещание...
Обещание "не вмешиваться".
***
Он положил на прилавок книгу, которую до этого вертел в руках. "Революции не будет". Незнакомый автор, на обложке - падающий от выстрела в спину узнаваемый Немцов, за которым которого чернел силуэт человека с пистолетом в руке.
- Вы ошибаетесь, - твердо сказал он старику-продавцу, - Я не собираюсь, не собирался и навряд ли соберусь в будущем менять историю.
Старик задумчиво пошевелил губами:
- Сомнительно, очень сомнительно... Те, кто не хочет ничего менять, в мой магазин не попадают.
- Не собираюсь! - чуть ли не выкрикнул Кирилл, - Меня прекрасно устраивает то, что получилось!
Старик еле заметно улыбнулся. На секунду показалось, что он видит насквозь своего покупателя, в недобрый час заскочившего в книжный магазин со странным названием. Потому что Кирилл лгал. Лгал, черт возьми! Кто не думал о том, что окажись он в прошлом и тогда уж... Тогда уж ого! Уж он-то сможет все исправить, повернуть заплутавшую телегу российской истории на широкий и светлый путь. Но признаваться в этом Кирилл не собирался. Старик уже показал, что обладает сверхъестественными способностями, а, возможно, и не является человеком, поэтому с него станется наказать его за самоуверенность. Почему-то продавцу "Альтиста" до крайности не нравилась сама идея о вмешательстве в историю... Остается только лгать и надеяться, что старик не сможет его раскусить. Ни в переносном смысле, ни, тем более, в прямом.
- Что ж, - наконец, пришел к окончательному решению старик, - отпустить вас просто так я не могу. Но, раз уж вы говорите, что не собираетесь менять историю..
- Не собираюсь. Клянусь!
- ...в таком случае, вы все-таки попадете в прошлое. Но я даю вам возможность выбрать время и способ попадания.
- Простите, что значит "способ"?
- В своем собственном теле, в теле себя молодого, в тело местного жителя, исторического персонажа...
- Нет, исторические персонажи - это не ко мне... А можно во времена моей юности, в подростка... подростка-мальчика, конечно! Но не в меня самого. Боюсь, мне будет тяжело снова увидеть живыми родителей...
- Шестидесятые, значит... А почему?
- Знаете, может, это ощущения детства... - Кирилл уже понял, что вернуться обратно в наше время не сможет и смирился с происходящим, - Но шестидесятые мне как-то больше нравятся. Атмосфера свободы, уверенности в будущем...
- ...можно успеть спасти СССР до перестройки... - понимающе кивнул продавец.
"А это мысль...".
- Нет-нет, что вы! Я хочу просто жить! Просто жить в своем детстве, ничего не меняя!
Кирилл слушал новости и по его спине потихоньку побежали мурашки...
Через час он сидел на диване, и на его голове набухала красивая огромная шишка, с запекшейся кровью там, где от удара сорвало кожу. Эта шишка, вкупе с расколотой плиткой в ванне, с легкостью объясняла амнезию, но, если честно, когда он бился головой о кафель, он меньше всего думал о легализации себя в этом мире.
Да, черт возьми, мире!
Это - не прошлое! Даже не альтернативное прошлое!
На старом кожаном диване сидел худощавый подросток в широких трусах и растянутой белой майке. Звали его Саша Виноградов, и был он учеником седьмого класса школы номер 414. А находилась эта школа в городе Винтане, который являлся столицей АФКР.
Аталанской федерации коммунистических республик.
Главой АФКР был товарищ Сухов, генсек ЦК КПАФ, непохожий внешне ни на Хрущова, ни на Брежнева, ни даже на товарища Сухова из "Белого солнца пустыни". Походил он, скорее на Льва Дурова.
Старик-продавец не соврал.
Кирилл Королевин действительно оказался в юном теле, в шестьдесят пятом году. И окружение соответствует окружению шестьдесят пятого года. А то, что здесь нет СССР, а есть АФКР - так какая разница. Жить ты будешь именно так, как хотел, а будущее изменить не сможешь.
С гарантией.
Вернее, сможешь, конечно, но только так, как его может изменить любой из живущих в настоящем.
Кирилл сидел на диване, а в раскрытую форточку доносились звонки трамваев, гудки автомобилей, запах жасмина и крики детей, играющих во дворе: