Аннотация: ...Черный человек Водит пальцем по мерзкой книге И, гнусавя надо мной Как над усопшим монах. Читает мне жизнь Какого-то прохвоста и забулдыги, Нагоняя на душу тоску и страх... (Сергей Есенин)
...Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной
Как над усопшим монах.
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх...
(Сергей Есенин)
Все мы рабы божьи, и должны беспрекословно верить в него и исполнять его волю. Кто он это бог, пастух или диктатор? Для меня это не имеет никакого значения, они отличаются друг от друга лишь своей низменностью по отношению к своим подопечным. Верю ли я в бога? Не знаю, трудно определить, во что ты веришь, а во что нет, всегда найдется что-то спорное и компромиссное. Самоубийство приходит как-то само собой разумеющееся, оно появляется просто и незаметно как седина на висках. Вот стена, на которой обои, а за ними еще один слой, за слоем слой и так до самой стены, да той самой стены. Я смотрю на нее и любуюсь ей. Думаю, что любуюсь ей, но самом же деле это всего лишь обои, кусок бумаги с рисунком и ничего более. Хотя когда-то она была настоящей, но пришли хозяева и покрыли ее краской, так как она не подходила им, и каждое последующее поколение меняло ее по своему вкусу. Стена испаряется, остается лишь ее искусственно созданный образ. Я как эта стена, меня также перестраивали под себя окружающие, диктовали мне поведение, моду и другую блажь, но у меня всегда был выбор, принять их, или же стать изгоем. Лишь недавно появилась альтернатива, если так можно выразится. Самоубийство - не протест, не вызов окружающим, это решение проблемы, проблемы возникающей у всех в какое-то время. Вопрос о смысле жизни не так важен, потому как нет его, а все эти жалкие убеждения, лишь отговорки трусов. Кто ты в этой жизни?
Он вошел, не издав не единого звука, словно смертью ведомый ангел, сел напротив и уставился на меня своими черными глазами. Это он зарядил мой револьвер, хотя я и сам бы справился, это было похоже на некую помощь, призыв к действию, но к чему торопится, время теперь не играет никакой роли.
Он разлил по трем грязным стаканам мутноватую жидкость, и я знал, что два из них принадлежат мне. Выбор, у меня всегда был выбор, выпить из стакана накрытого куском хлеба с рядом стоящей свечой, или же взять
другой. С момента рождения у нас лишь одно право, которого нас не может лишить да же бог, право на выбор.
Мы шли с ним по сырой траве, в сторону заходящего солнца, шли по бесконечному полю. Я видел там и других, быть может, таких же, как я. Мы шли, а я все думал о той стене, столь похожей на меня, думал и жалел, что так и не смог воспользоваться своим выбором. Я всегда шел за кем-то следом, шел, хотя меня и тошнило от этого, но выбор средство не только сильных, но и умных. Я шел и думал, а пулевое отверстие в виске с каждым шагом прекращало зудеть и ныть.