Коротин Вячеслав Юрьевич : другие произведения.

Порт-Артурский гамбит: Броненосцы Победы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.18*106  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Чуть больше века назад - 27 января 1904 г. Япония без объявления войны напала на Россию. Несмотря на массовый героизм наших солдат и матросов, война была проиграна - и именно эта неудача подкосила силы страны перед Первой мировой войной, став прологом революций, разрухи и прочих бедствий всё ещё не до конца нами пережитых. Да, история пишется целыми народами. Но иногда бывает, что даже в почти безнадежной ситуации достаточно одному человеку найти в себе силы сделать один-единственный шаг - и все пойдет совершенно по-другому пути... и тогда трехсоттридцатикилограммовые снаряды русских броненосцев смогут, наконец, сделать то, что должны - сметут с лица океана не только весь японский флот, но и амбиции тех, кто на самом деле спланировал эту войну.
  
   От автора
  
   Ну вот и получилась у меня "большая форма". Как получилась - судить читателям.
   Но в любом случае выражаю огромную благодарность всем, кто помогал советами и информацией. Я ведь думал, что в данной теме знаю почти всё... Ан нет. С каждым написанным килобайтом убеждался, что знаю катастрофически мало. И если бы не вы - никогда бы книга не состоялась. Благодарен всем, но особенно тем, кто не пожалели времени и сил, чтобы помочь мне на протяжении этих полутора лет:
   Глебу Дойникову
   Владимиру Игрицкому
   Антону Филонову
   Борису Надеру
   Сергею Пальмину
   Сергею Акимову
   Без любого из них этой книги точно бы не было.
   И хочется, чтобы это было не зря. Мужчины! Давайте жить так, чтобы никогда не стали актуальными строки:
  
  
   Брызнуло красным в лицо планет.
   Как это вечно и как знакомо.
   Радуйтесь! Рыцарей больше нет!
   Мир и спокойствие вашему дому
   (А. Белянин)
  
   ПРОЛОГ
  
   Порт-Артур. Сентябрь 1904 года
  
   Война шла уже восьмой месяц и сложилась для России удивительно неудачно. С первых же её минут словно злой рок преследовал русских: еще до объявления войны внезапной атакой японских миноносцев были выведены из строя крейсер "Паллада" и два лучших броненосца артурской эскадры - "Цесаревич" и "Ретвизан". В корейском порту Чемульпо героически погибли новейший крейсер "Варяг" и канонерская лодка "Кореец". А буквально через несколько дней подорвались на своих же минах и утонули крейсер "Боярин" и минный транспорт "Енисей"...
   С приездом нового командующего Тихоокеанским флотом Степана Осиповича Макарова эскадра начала оживать и появилась надежда на благополучный исход войны. Но Фортуна очередной раз посмеялась над русскими: наскочил на мину и затонул броненосец "Петропавловск" , вместе с ним погиб и адмирал Макаров. Даже гибель двух японских броненосцев в начале мая мало изменила расклад сил на море: всё равно японский флот имел подавляющее преимущество. И, вскоре армия Страны Восходящего Солнца, высадившись под Бицзыво, отрезала Порт-Артур от России. Крепость была блокирована, и надежды на то, что ей поможет русская армия из Манчжурии, становилось всё меньше и меньше. В конце июля артурская эскадра попыталась пробиться из осаждённой крепости во Владивосток, но снова не повезло. Когда японцы были уже готовы отступить, удачное попадание вывело из строя русский флагман, и тот, потеряв управление, смешал строй всей эскадры. Кораблям пришлось вернуться в осаждённую крепость. Но вернулись не все: погиб попытавшийся прорваться во Владивосток крейсер "Новик", были задержаны до конца войны пробившиеся в нейтральные порты броненосец "Цесаревич", крейсера "Аскольд" и "Диана". Так что силы русских уменьшились еще больше, и было решено уже не делать попыток прорыва: все внимание теперь уделялось только сухопутной обороне Порт-Артура.
   И вот теперь, в сентябре 1904 года, осаждающие японские войска получили германские одиннадцатидюймовые гаубицы.* Их снаряды настолько мощны, что ни перекрытия крепостных укреплений, ни палубы кораблей в гавани не являются для них препятствием. Первые выстрелы этих орудий означают то, что оставшиеся броненосцы и крейсера первой тихоокеанской эскадры вскоре ждёт неминуемая гибель, а затем, скорее всего, подъём и воскрешение под японским флагом после падения блокированной и с суши, и с моря крепости...
   Во многом следствием этого стало самое позорное поражение русского флота - разгром при Цусиме.
   А если бы немного решительности, немного смекалки русскому руководству, умения принять решение... Ну и удачи, конечно. Сколько раз уже Фортуна не просто улыбалась, а хохотала навзрыд в лицо японцам. Не могло это продолжаться бесконечно, когда нибудь должна она была улыбнуться и русским. Не хватало только умного, решительного, инициативного и смелого адмирала...
   Самое обидное, что такой ведь такой был. Именно такой, который в бытность свою командуя крейсером, не боялся на нём одном атаковать весь японский флот. Вот только в реальной истории мужества принять решение ему не хватило...
  
   * Калибры пушек в то время показывали, как правило, в дюймах. В привычной метрической системе основные калибры: 75мм - 3 дюйма, 152мм - 6 дюймов, 203мм - 8 дюймов, 254мм - 10 дюймов, 280мм - 11 дюймов, 305мм - 12 дюймов. При этом разрушительная мощь снарядов росла куда быстрее калибра - скажем, двенадцати дюймовый снаряд был почти в сто раз мощнее трёхдюймового и мог, например, в буквальном смысле разорвать на куски несколько современных танков одним попаданием. (Здесь и далее примечания автора).
   ***
  
  
  
  
  
   Часть первая.
   ПОРТ-АРТУРСКИЙ ГАМБИТ
  
   Глава 1
   В Западне
  
  
   2.09.1904
   Мой "Баян" - с тоскою подумал Роберт Николаевич Вирен проходя на адмиральском катере мимо крейсера. Сколько... - У всем известного службиста и бывшего лихого командира одного из самых активных кораблей артурской эскадры повлажнели глаза.
   - Чёрт! Ведь японцам достанется! Ну хана Артуру, если не завтра, так через месяц-два. И мой крейсер... Ну нет! Сам на нём проскочу! Хоть и без всей эскадры.
   А почему без эскадры? Не шаланды всё-таки под командой. Броненосцы, чёрт побери! Нас меньше, мы слабее, но не тонуть же в этой луже... Боя с японцами не выдержать - или перетопят, или побьют так, что уже не бойцами будем. Причём с минимальными повреждениями для себя. Выходит вторая эскадра, но без нашей она явно слабее японского флота, да и опыта у них никакого. Если бы соединиться... Но в Артуре мы её не дождёмся. Сколько бы не хорохорилось сухопутное начальство - Артуру конец. Надо спасать корабли. И "Баяна", - оглянулся на четырёхтрубного красавца командующий порт-артурской эскадрой. - Ну ведь не пройти японцев с утра, успеют перехватить почти сразу. Если к вечеру начать прорыв, то встретят чуть ли не за самыми минными полями всеми силами. Чёртовы приливы! - пока эскадру выведешь, Того уже рядом будет. Выведешь заранее - на внешнем рейде торпеду получить можно, да и опять же японцы далеко уходить не будут. Нужны три-четыре часа форы. Вечером. Как воздух нужны эти несколько часов. И тогда всё становится реальным. Вот если бы... В общем, ясно одно - нужно что-то предпринимать, действовать.
   Вспомнилась охота на волков, в которой он участвовал в юности: первая гончая догнала волка, он остановился и рычит, хотя мог бы перекусить ей хребет и удирать к своей стае. Но нет, стоит, пугает. Постепенно подбегает вся свора, окружает. А потом подходит охотник и поднимает ружьё...
   -Неужели и мы уподобимся этому волку?
   Чего боюсь? Нагоняя из под Шпица? Я ведь не боялся с одним только "Баяном" всю японскую эскадру атаковать. Не боялся смерти и испугаюсь нагоняя? - Чёрта с два!
   Поднявшись на борт " Ретвизана" Вирен подозвал флаг-офицера и приказал: "Передайте всем командирам кораблей первого ранга приказ лично явиться на совещание в адмиральский салон "Ретвизана" завтра к двум часам пополудни".
   ***
  
  
  
   ***
   4.09.1904. борт "Ретвизана" Совещание флагманов и командиров кораблей
  
   - Господа! Оставаться в Артуре, значит погубить корабли и, возможно, подарить их японцам. Выйти в море необходимо в любом случае и не просто выйти, а либо прорваться, либо нанести японцам максимальный ущерб, пусть и ценой своей гибели.
   Пусть будет перетоплена вся эскадра, но если мы сможем уничтожить хоть один японский броненосец, то это уже значительно лучше, чем быть потопленными на рейде и стать японскими трофеями, - Роберт Николаевич Вирен обвёл взглядом офицеров и адмиралов собравшихся в салоне "Ретвизана". Он понимал, что данное совещание будет не просто разговором о проблемах и перспективах. Предстоит выдержать бой. Со своими. Недовольных будет немало, хоть и по разным причинам.
   - Эскадра выйдет. Это приказ! Четыре броненосца и два крейсера. Все, кроме "Севастополя", который как самый тихоходный и небоеспособный корабль в прорыве учаcтвовать не будет. Часть его пушек пойдёт на доукомплектацию остальных кораблей...
   - Ваше превосходительство! Это совершенно невозможно! - Просто удивительно как быстро побагровели лицо и залысины командира "Севастополя" Эссена. Казалось, что из глаз капитана первого ранга вот вот брызнут слёзы.
   - Совершенно невозможно, Николай Оттович, перебивать вашего начальника. И успокойтесь. Я прекрасно понимаю, почему вы так разволновались. Беспокоитесь о том, что война пойдёт без вашего участия? Не дождётесь. Такими командирами я разбрасываться, конечно, не буду. Командир "Пересвета" Бойсман серьёзно ранен, поэтому "Пересвет " примете вы. А по поводу "Севастополя" - вопрос решённый. Нужно иметь хоть и меньше кораблей, но чтобы они были полноценными боевыми единицами. Нам важен каждый лишний узел, каждая пушка. Орудия "Севастополя" нужны на других судах, а со своими тринадцатью узлами* он будет гирей на ногах отряда. Вы, конечно, можете отказаться от нового назначения, но я почему-то уверен, что вы этого не сделаете. Я неправ?- Вирен с лёгкой усмешкой посмотрел на командира "Севастополя"
   - Ваше превосходительство! Но ведь "Севастополь" - это...
   - Да или нет? Николай Оттович, ещё многое нужно обсудить. Судьба вашего корабля не обсуждается. Вы принимаете "Пересвет"?
   - Принимаю. Но разрешите взять с собой некоторых офицеров.
   - Не некоторых, а всех, кого сочтёте необходимым. Пусть на вашем новом броненосце их будет несколько сверх комплекта, но они всегда пригодятся в бою. Этот вопрос можно считать решённым? Тогда я продолжу.
   - Простите, Роберт Николаевич, - подал голос контр-адмирал Ухтомский, - а вы что, имеете приказ наместника на прорыв?
   - Разумеется нет. Каким образом я мог бы его получить в осаждённой крепости? Я принимаю решение сам, как старший морской начальник в Артуре. И отвечать за это решение буду сам. - Вирен начал нервничать, - Поймите, оставаться здесь, значит гарантированно погубить эскадру. А то и подарить её японцам. Есть другие варианты?
   - Ваше превосходительство, - подал голос командир "Паллады" Сарнавский,- но ведь наши матросы нужны для обороны Артура. Не сочтёт ли сухопутное начальство это трусостью?
   - Вы ещё басню про кроликов и собак вспомните, - начал злиться Вирен, - Сколько адмиралов уже погибло в бою? - Трое! А сколько генералов было хотя бы поцарапано в Артуре? -Ни одного! Не Стесселю обвинять в трусости моряков. И идём мы в бой, а не бежим от врага. Крепости к тому же будут переданы пушки, боеприпасы со всех кораблей не представляющих ценности в дальнейшей войне. "Забияка" и компания точно не нужны ни в прорыве, ни в море вообще. Этот вопрос с командирами соответствующих кораблей я урегулирую сам. Кто хочет высказаться по поводу прорыва из Артура? - Вирен обвёл взглядом подчинённых, - Но предупреждаю, что это дело решённое. Я готов выслушать все предложения о том, как совершить это с большими шансами на успех, но не аргументы, почему этого делать не следует.
   - Я однозначно "За"! - подал голос новый командир "Баяна" Иванов, - Если и не все смогут уйти, то хоть кто-то. Всё лучше, чем затонуть в артурских лужах.
   "Ты-то на таком крейсере уйдёшь, а нам воду глотать придётся", - с неприязнью подумал про себя Ухтомский,- Хотя...
   - Роберт Николаевич, я тоже за прорыв, но, как я понимаю, из адмиралов в него идём только мы с вами? На четыре броненосца два адмирала будет много, разрешите принять крейсера?
   Командир "Баяна" испуганно посмотрел на Вирена. Идти в бой под руководством такого адмирала как Ухтомский ему не хотелось категорически.
   Вирен тоже понял ход мыслей своего младшего флагмана: "Баян" со своей скоростью мог уйти от любого японца кроме пары лёгких крейсеров с которыми ему вполне по силам было справиться.
   - Не жалко с "Пересветом " расставаться, Павел Петрович? С начала войны ведь на нём.
   - Да привык, конечно, - не отводя глаз и не дрогнув голосом ответил Ухтомский,- но ведь руководить нужно и крейсерским отрядом.
   - Хорошо, я не возражаю.
   - Ваше превосходительство! Мы, конечно выйдем, но шансов в бою у нас против Того практически нет. В июле, имея "Цесаревич", "Севастополь" и три крейсера вдобавок к тому, что имеется сейчас, мы были разбиты. Сейчас японцы не слабее, чем были. Какие у нас шансы? - Командир "Полтавы" Успенский был слегка смущён, но не боялся смотреть в глаза Вирена, - объясните, как мы сможем прорваться в таких условиях. И куда мы пойдём?
   - Знаете, господа, я и сам ещё не решил, - схитрил Вирен, - но уходить отсюда надо обязательно. Там посмотрим, во Владивосток ли, навстречу эскадре Рожественского, или даже в нейтральный порт, на интернирование. Как говаривал Наполеон: "Главное ввязаться в бой, а там - посмотрим..."
   И ещё. Иван Петрович, неприятно это говорить, а вам ещё неприятней слушать, но хочу вас предупредить: Если Того будет нагонять нас превосходящими силами, если боя будет не избежать, то вашу "Полтаву" мы бросим. Да, да, господа! - повысил голос Вирен на возмущённый гул командиров кораблей, - важнее всего сейчас сберечь ядро эскадры, соединиться либо с владивостокским отрядом, либо с Рожественским. От этого может зависеть судьба войны. И если для этого потребуется пожертвовать кораблём и сотнями жизней - я это сделаю. А чтобы не было пересудов... Я попрошу поднять свой флаг на "Ретвизане" адмирала Ухтомского. А сам пойду с "Полтавой".
   Вот же чёрт! - выругался про себя Ухтомский, - опять! Почему этот выскочка, который и адмирала-то получил меньше месяца назад, заставляет меня, рюриковича, делать то, что ему заблагорассудилось?
   - Совершенно излишне, Роберт Николаевич, - слегка смущённым голосом заговорил Успенский, - я прекрасно понял вашу мысль и полностью с ней согласен. Не беспокойтесь, раз уж "Полтава" не сможет убежать вместе со всеми, то задержать японцев мы сможем.
   - Не надо так мрачно, Иван Николаевич, я очень надеюсь, что сможем пройти без боя, есть кое-какие мысли.
   - Так поделитесь пожалуйста, Роберт Николаевич, - подал голос Зацаренный, командир броненосца "Победа", - Что-то пока мне кажется мало реальным неожиданный прорыв из Артура. Японская эскадра рядом, их крейсер и миноносцы постоянно дежурят у крепости - как только мы начнём выбираться с внутреннего рейда, это будет обнаружено. Того будет здесь раньше, чем корабли успеют выйти на внешний рейд.
   - Да, я тоже об этом подумал, Максим Васильевич, но представьте, что Того каждый день будет получать такую информацию. Каждый день срываться всеми силами со своей базы и мчаться к нам. Расходовать уголь, ресурс механизмов... Я знаю, что у японцев нервы крепкие, но ведь они тоже люди. К тому же скоро, вероятно, начнётся обстрел внутреннего рейда из свежеприбывших одиннадцатидюймовых мортир и в светлое время суток вряд ли эскадре стоит находиться на внутреннем рейде во избежание случайных попаданий такого калибра. Каждый день в высокую воду мы будем выходить на внешний рейд, тралящий караван каждый день будет работать в фарватере выхода, почти каждый день наши миноносцы будут выставлять остатки мин на подходах. Посмотрим, у кого нервы крепче.
   Возражения будут?
   - Роберт Николаевич, но ведь ежедневные выходы на внешний рейд, это весьма реальный шанс наскочить на мину.
   - Да, Фёдор Николаевич, шанс есть, но это и наш единственный шанс проскочить. Я обращаюсь ко всем вам, господа. Если есть возражения, прошу высказать их здесь и сейчас. Итак?
   - Я за прорыв, - в голосе Эссена звучала твёрдая решимость.
   - Спасаем свои корабли для будущей войны. Без нас Балтийская эскадра может и не справиться. Даже наверняка не справится. По моему несомненно нужно попытаться, - подал голос командир "Баяна". Остальные командиры кораблей высказались менее эмоционально, но все были "за".
   - Ну что же, господа, не задерживаю вас больше и прошу, вернувшись на свои корабли, посмотреть и подумать, что в них можно улучшить для предстоящей операции. Поговорите со своими офицерами и командами. Всё. Все свободны. Но я прошу задержаться Николая Оттовича и Фёдора Николаевича.
   Когда остальные командиры эскадры покинули адмиральский салон Вирен с лёгкой улыбкой обратился к капитанам первого ранга:
   - Ну что, господа, как вы расцениваете наши шансы?
   - Как бы невелики они не были, их нужно использовать, ваше превосходительство. А почему вы задаёте такой вопрос?
   - А потому, Николай Оттович, что если мы попытаемся проломиться открытой силой - далеко не уйдём. Не та сила у нас. Японцев больше, они сильнее и быстрее. Боя нам не выдержать, незамеченными не выйти. Но вот возникла одна мысль... Прошу вас с вашими минными офицерами и инженерами прибыть ко мне сюда завтра к половине первого.
  
   * Узел - единица измерения скорости корабля. Один узел - одна морская миля в час. Значительно удобнее измерять скорость именно в "милях в час", а не в привычной метрической системе так как одна морская миля, это длина минутной дуги меридиана, и по карте, при измерении расстояний, несравненно удобнее использовать именно мили, а не километры. Одна десятая часть мили (когда речь идёт об относительно небольших расстояниях), называется "кабельтов"
   *****
   8.09.1904. Штаб командующего Квантунским укрепрайоном
   Генерал-лейтенант Стессель, командующий Квантунским укрепрайоном, был ошарашен. Он не знал, радоваться ему только что услышанным словам или наоборот. С одной стороны, он давно хотел избавиться от морского начальства и эскадры, с другой - без моряков крепость долго не протянет. Вернуть на корабли десанты, пушки (кстати, не так уж много Вирен просит вернуть пушек), боеприпасы. Крепость долго не удержать, а отвечать придётся ему - Стесселю Анатолию Михайловичу. Но тут появляются ещё всякие нюансы: флот забрал защитников крепости - какой спрос в этом случае с генерала, у которого отняли значительную часть бойцов, часть артиллерии и боеприпасов. К тому же, японцы, если эскадра уйдёт, возможно ослабят натиск на Порт-Артур, и можно будет некоторое время воевать не с таким напряжением...
   - Генералы Белый, Кондратенко, Смирнов, Фок и начальник моего штаба полковник Рейс скоро прибудут, но вы меня удивили, ваше превосходительство. На позициях бои и я не представляю, как мы можем снять с фортов и прочих укреплений сотни матросов их обороняющих.
   - Давайте подождём господ генералов, чтобы мне не повторять одно и то же несколько раз, - сухо предложил Вирен.
   Когда все приглашённые генералы собрались, Стессель открыл совещание:
   - Господа, я собрал вас по просьбе Роберта Николаевича, поэтому предоставляю ему слово.
   - Спасибо! - встал адмирал, - Я хочу вам сообщить, что эскадра попробует прорваться из Артура. Здесь её ждёт неминуемая гибель и, возможно воскрешение под японским флагом. Да, Анатолий Михайлович, несмотря на стойкую оборону крепости, она может пасть и тогда русские корабли неминуемо погибнут. А они ещё должны принести пользу России, поэтому я принял решение прорываться.
   Я догадываюсь, что Роман Исидорович и Василий Фёдорович не в восторге от перспективы вернуть на корабли матросов и не получить с эскадры больше пушек и снарядов, а некоторые орудия придётся даже вернуть... Нет-нет, Василий Фёдорович, не с сухопутного фронта, успокойтесь. Только пушки "Ангары", которые на береговой батарее. Ну и ещё некоторое количество трёх-шестидюймовых орудий.
   Со мной уйдут все боеспособные корабли, но, могу утешить- я отдаю на "растерзание" крепости "Забияку", клиперы "Джигит" и "Разбойник", небоеспособных "Боевого" и "Разящего". Их пушки и значительная часть экипажей может быть передана крепости.
   - Роберт Николаевич, вы в самом деле надеетесь прорваться? - недоверчиво спросил Роман Исидорович Кондратенко командующего артурской эскадрой, - ведь у Того огромное превосходство в силах. Без пользы для России могут погибнуть сотни, а то и тысячи матросов и офицеров, которые способны принести пользу родине в крепости.
   - Поверьте, мы не идём на убой, - поспешил успокоить генерала Вирен, - шансы прорваться не так уж малы, а тонуть в артурских лужах ни у меня, ни у других моряков нет никакого желания.
   - Вы собираетесь во Владивосток? - поинтересовался Белый. Василий Фёдорович Белый, командующий артиллерией крепости был более всех заинтересован в корабельных пушках, но понимал, что настаивать сейчас будет бесполезно. К тому же он надеялся в приватной беседе с Виреном выцыганить с эскадры достаточно средств, чтобы не пострадала сухопутная оборона крепости.
   - Возможно, всё будет зависеть от японцев. И вообще от того, как сложится ситуация на море. Но если во Владивосток не получится - пойдём навстречу второй эскадре, или даже просто в океан на японские коммуникации. Возможно всё, чего сейчас загадывать. А вам, Василий Фёдорович мы не считая орудий со старых и мало боеспособных кораблей передадим с прорывающихся броненосцев и крейсеров по десятку - другому малокалиберных пушек вместе с расчётами, так что противоштурмовая артиллерия ваших укреплений будет даже усилена по сравнению с имеющейся ситуацией.
   - Да, но крупные пушки сейчас тоже необходимы, - Белый усмехнулся в усы, видя, что не ошибся в своих ожиданиях, но хотелось получить с моряков по максимуму.
   - Крупные пушки необходимы в первую очередь на кораблях. Но "Севастополь" мы , вероятно, оставим в Артуре, сняв с него несколько крупных пушек для доукомплектации других кораблей. Если останутся лишние шестидюймовки - передадим вам.
   - Роберт Николаевич, а что с запасами флотского продовольствия? - подал голос полковник Рейс, - ведь на эскадру не потребуется так уж много, недельного запаса будет достаточно, я думаю, а крепость уже на полуголодном пайке. Не поделитесь?
   - Ну нам, возможно вообще придётся уйти в океан, а там со снабжением неважно, но полных запасов мы с собой брать не будем. Однако адмирал Григорович, начальник порт-артурского порта мне не подчинён, договаривайтесь с ним сами.
  
  
   Из воспоминаний адмирала Вирена (печатается по книге Вирен Р.Н. Бури всех океанов. - Петроград, Военмориздат, 1938 г.)
  
  
   В последующие после заседания у Стесселя пару недель мне пришлось не раз убедиться, что если уж без труда и рыбку из пруда не вытащить, то забрать у Фока орудия и людей - задача и вовсе - титаническая...
   Несмотря на героическое прошлое и смелость генерала Фока, будучи наслышан о его довольно-таки своеобразной манере выполнения приказов еще со времени боев на Перешейке, я взял себе за правило ежедневно справляться о ходе работ. Однако на каждый мой запрос день за днем следовали ответы в духе:
   - Роберт Николаевич, мы делаем все возможное!
   - Работы уже идут!
   - Планы подготавливаются!
   Через несколько дней ответы пошли по второму кругу, и мне стало окончательно ясно, что никаких реальных работ не идет, и если все оставить как есть, то дело закончится по старой русской традиции: "Время ушло, орудий нет и виноватых нет".
   Честно говоря, руки так и чесались отправить генерала под арест, и, клянусь, проходи он по морскому ведомству, в Порт-Артурской крепости появился бы первый высокопоставленный заключенный! Но так как он мне напрямую не подчинялся, я решил прибегнуть к испытанному противобюрократическому средству и отправил оформленный согласно всем циркулярам официальный письменный запрос с отсылкой копии Стесселю. Полученный на другой день ответ, за исключением обширной приветственной части, гласил:
   "...наши солдаты ведут оборону ввиду неприятеля, и поэтому работы по перевозке орудий должны быть тщательно организованы при надлежащей обстановке и безусловном исполнении соответствующих инструкций, так что не следует допускать черезмерной спешки, могущей оказать дурное влияние как на способность к обороне, так и на самый боевой дух наших войск, что, однако, не снижает важности поставленной задачи и необходимости противостоять врагу как на морском, так и на сухопутном фронте согласно полученным распоряжениям, что, безусловно, включает и выполнение поставленной Вами задачи."
   Вот же люди! - невольно вырвалось у меня, когда после третьего перечитывания письма я понял, что за мишурой красивых слов в нем не скрывается ни слова по делу... Это был классический "хлюст". Стало ясно, что через Фока мне это дело не решить, и, уже наученный горьким опытом, я тут же принялся писать письмо Стесселю, в надежде, что тот не сможет уклониться от собственного обещания. Однако тот указал, что за эти работы отвечает Фок, и согласно его докладам они продвигаются со всей возможной поспешностью!
   Сказать, что в тот вечер я был в ярости - это значит ничего не сказать... Каюсь, из-за такого состояния, как я позже заметил, меня некоторое время старались обходить стороной даже флаг-офицеры. Однако на другой день у меня получилось устроить встречу с генералом Кондратенко, у которого удалось, наконец, узнать где и сколько наших орудий находится, и даже устно согласовать примерный график их демонтажа и возвращения людей на корабли.
   У Стесселя же меня вновь ждало глубокое разочарование - вердикт коменданта укрепрайона был однозначен: "Кондратенко слишком занят организацией обороны, чтобы его отвлекать, согласуйте все ваши дела с Фоком!". Единственным, чего мне удалось добиться в тот день, было разрешение выехать вместе с Фоком на первую из согласованных с Кондратенко батарей (это была батарея номер шестнадцать) для определения нужной в этом деле помощи флота по месту. Лично уведомив Фока о распоряжении Стесселя, я направился на "Баян", где стал готовиться к завтрашней встрече по своему собственному плану.
   На следующее утро шестнадцатая батарея встречала сразу меня, Фока, и прибывшего сюда же (по моей просьбе) с инспекцией генерала Кондратенко. И именно здесь, у направленных в сторону моря орудий, состоялся основной разговор с генералом Фоком:
   - Александр Викторович, нам совершенно необходимы эти орудия, и как можно скорее. Какие именно вопросы необходимо решить, чтобы передать их на корабли?
   После примерно полуторачасового обсуждения всего, что требовалось для перевозки орудий и возвращения людей, я настоял, чтобы результаты совещания были занесены в протокол и тут же подписаны.
   И не скрою, что мне доставило огромное удовольствие видеть реакцию обоих генералов, когда я, отослав посыльного к главному артиллеристу с "Баяна", поблагодарил их за проделанную работу и предложил "пойти пообедать, пока орудия грузятся". В этот момент на дороге как раз показалась колонна бравых моряков-баянцев, еще с вечера запасшихся в порту всем необходимым, и с самого утра ждавших за соседним холмом только приказа начинать..
   Сухопутные артиллеристы просто диву давались как быстро и споро моряки разобрали пушки и лафеты. Всё на протяжении часа было погружено на подъехавшие подводы и морские шестидюймовки отправились в порт.
   Фок поскрипывал зубами, но ничего возразить не посмел. Этот раунд мы выиграли. Но сколько таких ещё предстояло...
  
  
   Из воспоминаний лейтенанта В.К. Де Ливрона 2-го, старшего артиллерийского офицера крейсера "Баян"
  
  
  
   ...Перед прорывом мы не только возвращали на свои места снятые ранее орудия, но и получили разрешение адмирала, при условии, что мы не задержим выход отряда, довооружиться по образцу владивостокских крейсеров, установив над центральным казематом четыре дополнительных шестидюймовых пушки на месте бывших семидесятипятимиллиметровок. Для этих орудий на заводе должны были изготовить легкие противоосколочные казематы, которые для ускорения работ было решено ставить на борт в уже готовом виде при помощи крана.
   Чтобы успеть к назначенному сроку, всю следующую неделю ремонт шел день и ночь напролет. А ведь любой современный корабль весь собран на сотнях тысяч стальных заклепок! И малейшая переделка его конструкции - это чадящие переносные жаровни с раскаленными докрасна заклепками и наносимые от всей души удары кувалд, - сначала - чтобы срубить головку старой заклепки, затем - чтобы выбить ее из отверстия, а после - чтобы расклепать новую. Надо ли говорить, что слышать и ощущать всем телом далеко разносящиеся по металлическому корпусу удары - было не самым приятным времяпрепровождением, особенно по ночам. Так что через несколько дней весь экипаж был готов идти хоть на прорыв, хоть на сухопутный фронт, лишь бы только ремонт на казематах поскорее завершился.
   К концу недели все штатные шестидюймовые орудия и семидесятипятимиллиметровые пушки в оконечностях заняли свои места, и были уже приготовлены на берегу временные казематы. Но в самый последний момент выяснилось, что орудий для нашего довооружения нет: три нещадно использовавшиеся шестидюймовки расстреляны до опасного состояния, а у одной буквально за день до передачи обратно на флот оторвался ствол...
   Помню, когда я об этом узнал, у меня целый день в голове крутилась только одна мысль "ну где же взять пушки?" С нею же я и провалился в первый за долгое время не прерываемый непрекращающимся ударами кувалд сон...
   ... в каком-то туманном мареве многотонное орудие зависло между небом и землей на грузовой стреле.
   - Майна! - незнакомый мне дюжий мичман, уверенно руководящий процессом, махнул рукой - и груз стал медленно опускаться на палубу какой-то обтрепанной баржи.
   И тут я осознал: "они же забирают МОИ пушки!" Мгновенно оказавшись рядом с кондуктором я попытался его остановить, но тот даже не стал отвлекаться, сказав только:
   - Ваше благородие, вам, здесь еще не место... И вообще, вы в накладной не расписались! - и сунул мне в руки какую-то бумагу. Выведенный калиграфическим почерком документ гласил:
   "Настоящим удостоверяется, что Российский императорский флот, в лице лейтенанта Де Ливрона 2-го Виктора Карловича, передает, а Небесная канцелярия, в лице экипажа эскадренного броненосца "Петропавловск" принимает на хранение два 6"/45 орудия Канэ, которые могут быть получены обратно на дне Порт-Артурской бухты не позднее 19 сентября 1904 года.
   От Российского императорского флота: лейтенант В.К. Де Ливрон 2-й
  
  
   От экипажа ЭБР "Петропавловск": вице-адмирал С.О. Макаров
  
  
   Заверено: ..."
   При попытке прочитать подпись заверившего, всё вокруг залил яркий свет, и я неожиданно проснулся...
   На следующий день, сразу после доклада командиру и посещения корабельного священника, я, во главе портовых водолазов, уже искал утонувшую еще летом от шального японского снаряда баржу с двумя нашими же орудиями. Все работы прошли удивительно гладко, и уже через три дня оба орудия заняли свои места в противоположных углах крыши центрального каземата. Удивительно, но пушки были настолько сохранными и чистыми, что не сразу и верилось, что все это время они пролежали не просто на складе.
   Через пару дней об этой истории знал весь экипаж "Баяна", а вскоре - и каждый моряк в Порт-Артуре. Матросы говорили, что Макаров их и сейчас не бросил. С этих пор на крейсере вошло в обычай перед каждым боевым походом служить панихиду в память любимого адмирала и экипажа "Петропавловска", а доставшиеся с таким трудом орудия еще не раз сослужили крейсеру очень хорошую службу.
   Вместо двух недостающих орудий были поставлены трёхдюймовые пушки, но мы надеялись, что сумеем быстро восполнить этот недостаток во Владивостоке, куда, как все тогда думали, мы будем прорываться. Наконец, за несколько дней до выхода в море все, на первый взгляд, было готово и ничто не предвещало проблем, когда нам сказали, что ознакомиться с результатами ремонта решил сам контр-адмирал Вирен. Впрочем, зная нашего бывшего командира, чего-то такого можно было ожидать.
   Уже утром в кают-компании "Баяна" я и еще несколько наших офицеров знакомились с мнением адмирала, уже успевшего отдельно пообщаться с командиром корабля о проведённом нами ремонте. То есть мы стояли "по стойке смирно" и желали только поскорее куда-нибудь исчезнуть, а адмирал не очень-то и громко, но въедливо рассказывал, что он думает о нас вообще, и о проведенном нами ремонте в частности:
   - Вас всех, господа, в первый класс Морского корпуса по новой отправлять надо. И то неизвестно, примут ли! Кто вам позволил такой бардак разводить?! Во что вы превратили крейсер, я вас спрашиваю? Что, нельзя было нормально края линолеума обрезать? Что??? Переделаете? Да попробуйте мне только до завтра не переделать! Пойдете вы у меня на берег окопы копать, причем в тех званиях, которые вы действительно заслуживаете!...
   Надо ли говорить, что за последующие дни даже временные казематы утратили последние следы спешного монтажа и были начищены, как бляхи на ремнях матросов перед императорским смотром. Но, по моему глубокому убеждению, абсолютный порядок - это, конечно, хорошо, но, как и подтвердили дальнейшие события, лучше бы мы это время потратили на монтаж элеваторов с "Севастополя", которые на момент прорыва пришлось просто сложить на палубе под брезентом, с надеждой закончить работы по их установке позднее.
  
  
  
   Глава 2
   Прорыв
  
  
  
   Сколько раз уже проклял себя Роберт Николаевич Вирен за то, что всё таки решился разворошить это болото. Постоянно какие то проблемы и препоны. На пустом месте.
   То железа не допросишься, то провода изолированного. Утром командиры кораблей докладывают о рапортах младших офицеров не желающих идти в десант, а вечером уже старшие офицеры добиваются разрешения забрать с собой семьи на эскадру. Сухопутное начальство всеми правдами и неправдами старается задержать десанты... В общем, настоящий девятый вал проблем!
   Но что-то всё-таки сдвинулось... Сначала молодые офицеры загорелись идеей прорыва, а потом и те, кто постарше молодость свою мичманскую вспоминать стали. Всё больше эскадра стала напоминать ту, которая искрилась энтузиазмом после выхода Макарова на "Новике", когда каждый верил, что наконец то у нас есть АДМИРАЛ! Конечно до макаровской популярности Вирену было далеко, но моряки вдруг почувствовали, что есть человек, который может и хочет повести их в бой. И это ценили.
  
  
   Внешний рейд Порт-Артура
  
  
   Рассвет наступал медленно. Низкие облака стали едва заметно наливаться светом изнутри, а на западе все еще только угадывались темные громады Золотой горы и Электрического утеса.
   Миноносец "Сердитый" терпеливо ждал, пока достаточно рассветёт, чтобы можно было спокойно вернуться на базу. Подходить к берегу в темноте было смертельно опасно - после того, как в мае береговые артиллеристы приняли японцев, ставящих мины, за свои возвращающиеся миноносцы, а утром на выставленном заграждении подорвались два броненосца, один из которых погиб вместе с командующим эскадрой адмиралом Макаровым, батарейцы были готовы утопить любую тень, до которой только могли дотянуться. Так что приходилось, несмотря на реальную опасность наткнуться на японские миноносцы или выставленные ими мины, дожидаться утра, чтобы спокойно войти в гавань...
   Глаза вахтенного офицера Василия Соймонова привычно искали в предрассветных сумерках силуэты японских миноносцев, но его мысли были далеки от этих берегов, уже обильно политых русской кровью...
   "... Мне казалось, это было совсем недавно, и все было так похоже - такие же низкие облака, и такие же темные в надвигающихся сумерках гранитные набережные... но я точно знал: во всей моей жизни не было более светлого мгновения. Мгновения, которое подарила мне Она, и которое теперь освещает все мое существование даже здесь, на другом краю планеты.
   Тогда древность моего дворянского рода не могла уравновесить в глазах ее родителей традиционно нищенского в России оклада недавнего выпускника Морского Корпуса, и она осталась ждать моего возвращения с Дальнего Востока, ну или, по крайней мере, получения лейтенантского чина. А тут еще эта трижды проклятая война! Но я буду сражаться, Любимая! Сражаться изо всех сил! Сражаться хотя бы ради тебя, и наших будущих детей, ведь если не остановить войну здесь, еще у порога, то вскоре она обязательно попытается протянуть костлявые руки прямо в наш дом..."
  
  
  
   Письмо мичмана Василия Соймонова
  
   Дорогая моя Оленька!
  
   Пошел уже четвертый месяц нашей осады. И, если честно, тяжелее всего мне даются совсем не неизбежные здесь опасности и лишения, а невозможность получать твои письма и самому писать, как раньше, почти каждый день.
   Не знаю, когда случится оказия, чтобы передать это письмо, но и не поговорить с тобой, хотя бы на бумаге, тоже не могу. Твоими молитвами я вполне здоров, корабль наш также не был пока поврежден, несмотря на частые выходы в море.
   Вчера ночью снова ходили ставить мины... До чего дошло - даже в виду собственной базы мы, как воры, крадемся ночами! Похоже, что после того несчастного случая с "Петропавловском", многие на эскадре вовсе разуверились в силе нашего оружия, но на моем миноносце таких настроений, кажется, нет - все, от командира до последнего матроса, готовы сражаться до победы и выжать из корабля все, что только можно. Так что я надеюсь на лучшее... и очень жду твоих писем.
   Навеки твой,
   В.С.
   .
  
   19.09.1904 борт крейсера "Кассаги"
  
   - Господин капитан первого ранга, получено радио с "Усугомо"!
   - Читайте!
   - Русские главные силы выходят из Артура.
   - "Значит, они всё таки решились! И не зря мы который день болтаемся здесь на волнах... А разведчики молодцы - опять в точности все разузнали", - командир крейсера "Кассаги" Ямайя сам не понимал, рад он этому или нет. Наконец-то унылое патрулирование обрело смысл. Он со своим отрядом обнаружил то, что могло решить судьбу войны.
   - Немедленно продублировать адмиралу радиограмму! Курс к Артуру.
   Через двадцать минут командир "Кассаги" сам смог увидеть наплывющие с юго-запада дымы. Один, два ... много...
   - "Ретвизан"головным, "Пересвет" и "Победа", "Полтава", "Севастополь", "Баян", "Паллада", - передавал сигнальщик.
   - Действительно все, - злорадно подумал Ямайя, - даже "Севастополь" взяли с собой, хотя куда ему теперь. Но далеко не уйдут. Два-три часа - и главные силы их настигнут. Жаль, если придётся утопить всех в открытом море, ведь они же давно уже наши. Никуда им из Артура не деться...
   - Третий русский броненосец взорвался! - донеслось с фор-марса.
   Ямайя бросился на левое крыло мостика и ещё успел увидеть, как опадает фонтан воды у борта третьего в строю русского броненосца. Через несколько секунд до "Кассаги " докатился раскат взрыва.
   - Русские разворачиваются на обратный курс!
   Следующий взрыв вспучился у борта русского флагмана так, что радостные вопли сигнальщика японского крейсера были совершенно излишни для командира.
   - "Минус два", Всё, русские корабли наши, - злорадно ощерился про себя Ямайя.
   Русская эскадра ложилась на обратный курс, крен у "Ретвизана" и, особенно, у "Пересвета" всё увеличивался, но корабли уверенно держали строй.
  
   - "Баян"! - Просто завопил сигнальщик на "Кассаги". Действительно у борта русского крейсера взметнулся столб воды и снова, через некоторое время, донеслось ставшее уже привычным сегодня БУУММ!
   Подрыв ещё одного русского броненосца был встречен уже более спокойно, хотя и с радостью. Понятно было, что русские наскочили на мины выставленные миноносцами этой или прошлой ночью. Но чтобы так удачно... Четыре корабля! Боги страны Ямато явно показывали на чьей они стороне.
   - Русский броненосец переворачивается! Тонет!!
   И действительно - громада "Севастополя" ( или "Полтавы" - Ямайя с такого расстояния не мог определить, слишком похожи силуэты у этих двух кораблей) медленно ложилась на правый борт, а через некоторое время броненосец перевернулся и ушёл на дно. Около места его гибели можно было разглядеть шлюпки и катер, на которых спасалась команда, но судя по количеству спасательных средств, избежать судьбы своего корабля удалось немногим русским морякам.
   - Сигнальщики! Который из русских броненосцев затонул? - нервно крикнул на фор-марс старший офицер крейсера.
   - "Полтава", - донеслось в ответ, - Вентиляционная мачта на уровне труб, кажется. А! На оставшемся русском броненосце - выше труб, значит уцелел "Севастополь". Точно "Полтава" утонула.
   - Ну что же,- подумал Ямайя, - Ещё одна приятная неожиданность, - "Севастополь" почти небоеспособен, так что только один броненосец и один крейсер могут попытаться прорваться в ближайшие несколько недель. Но что-то не верится в то, что они рискнут.
  
   - С "Чидори" докладывают, что русская эскадра собирается у входа на внутренний рейд, - матрос с поклоном протянул командиру радиограмму.
   - Хвала богам! Русские уже больше не посмеют пытаться прорвать нашу блокаду.
   Офицеры, находившиеся на мостике согласно кивнули в ответ на реплику своего командира.
  
  
   ************
  
   Борт броненосца "Победа"
  
  
   "Ну что же, где наша не пропадала! Пошли всё-таки! А там, глядишь и повезёт", - думал командир "Победы", капитан первого ранга Максим Васильевич Зацаренный, когда эскадра выбравшись с внешнего рейда стала выстраиваться в кильватерную колонну. Он изначально не очень верил в возможность прорыва, но постепенно всеобщий энтузиазм захватил и его. Японские крейсера-разведчики были заметны на горизонте и, было понятно, что Того уже знает о выходе русских сил в открытое море, но надежда, что прорваться удастся, оставалась. Есть несколько часов, мало ли что может случиться... А вдруг? Да и, в конце концов, погибнуть в морском бою для моряка гораздо более достойно, чем безропотно стоять в своём же порту и ждать снаряд из осадной гаубицы. А они, в последние дни, уже начали прилетать на внутренний рейд Артура.
   Встав в кильватер "Ретвизана" броненосяц выровнял скорость, "Пересвет", шедший в струе "Победы", сделал то же самое, за ним "Полтава" и "Севастополь" (зачем взяли с собой этого "инвалида"?). Колонна русских броненосцев уверенно взяла курс на восток.
   Главных сил противника не было видно и хотелось мечтать, что их нет вообще, что они не смогут догнать... Но так же можно мечтать каждое лето... Что зима не придёт - её ведь пока не заметно, не видно, нет никаких признаков... И завтра не будет, и послезавтра... А может вообще никогда?
   Мечтать можно, но зима придёт, и придут броненосцы Того, наведённые его крейсерами. Боя не избежать. Бесперспективного боя.
   - "Пересвееет"! - донёсся вопль сигнальщика и тут же по барабанным перепонкам ударил раскат недалёкого мощного взрыва.
   Все находившиеся на мостике немедленно бросились на его левое крыло и увидели, как следующий за ними броненосец, осыпаемый брызгами воды произошедшего взрыва, медленно вываливается из строя. Заметного крена пока не было, но просто прошло ещё не так много времени.
   - Да что же это?! - раздался испуганный голос сигнальщика, - Опять?!
   - Просто проклятье на нас какое то! - злобно выдохнул старший штурман.
   Остальные, выплеснув эмоции в первые секунды, подавленно молчали.
   - Адмирал поднял сигнал о развороте! - продолжал выполнять свои обязанности сигнальщик, - Возвращаемся в Артур.
   "Сорвалось! Не получилось. Хотя... Может и к лучшему. Утопили бы нас японцы - никаких сомнений. И Надя в Артуре осталась...", - заметались мысли в голове Зацаренного.
   Рвануло уже под бортом "Ретвизана". Не надо было оборачиваться, чтобы увидеть громадный султан взрыва , взлетевшего выше мачт. Лейтенант Любинский, старший артеллерист корабля, с досады чуть не грохнул о палубу своим цейсовским биноклем. Едва сдержался.
   - Отступилась от нас Царица Небесная! - испуганно закрестился сигнальщик.
   - Да что же такое! - не выдержал уже и сам командир броненосца, - Ну сколько уже можно!? Какого чёрта этот тюлень Лощинский тралил все эти дни? Вот только вернёмся...
   Неожидано Зацаренный замолчал и, пожалуй, даже успокоился.
   - Разворачиваемся. Влево. Идём на внешний рейд. - странным голосом проговорил он.
   Максиму Васильевичу вдруг вспомнился вчерашний визит к адмиралу. Приглашены были он, командир "Полтавы" Успенский и командир "Паллады" Сарнавский. Командиров других броненосцев и "Баяна" не было.
   - Господа! - сказал тогда Вирен, - Поверьте, что несмотря на всё доверие к вам, я не имею права сказать больше того, чем скажу. Завтра мы идём в прорыв. Вы понимаете, что это очень опасная и рискованная операция. Но! Ничему не удивляйтесь, не падайте духом несмотря ни на что. Верьте в успех. Это всё, что я хотел вам сообщить. Прошу вас вернуться на корабли и проверить лично, насколько они готовы.
   Выходя из салона адмирала каперанги недоумённо переглядывались.
   - Господа, вы что нибудь понимаете? - спросил Сарнавский, когда они уже подходили к трапу.
   - Нет, - ответил Успенский и усмехнувшись добавил: Но раз не понимаешь - исполняй! Старое правило. Если следовать ему - будет не в чем себя винить.
   Зацаренный тогда промолчал. А теперь...
   "Взорвались корабли, командиров которых не было вчера у адмирала. Почему?... "Не удивляться и не падать духом". Неужели всё это комедия для японцев? И если какой то из оставшихся кораблей сейчас тоже взорвётся...
   - "Баян"! - крик сигнальщика больше походил на рыдание.
   Зацаренный расхохотался. Офицеры в полном обалдении смотрели на него.
   - Максим Васильевич, с вами всё в порядке? - удивлённо спросил старший офицер броненосца.
   - Хотите в Артуре меня отдохнуть на берег отправить, Александр Михайлович? - весело оглянулся Зацаренный, - Так вот, господа, не в Артур мы идём, а на внешний рейд. И, думаю, к вечеру снова выйдем в море. Ай да Роберт Николаевич! Такой водевиль японцам устроить!
   Пять пар недоумевающих глаз упёрлись в лицо командира.
   - Спектакль это, господа, целы корабли. Готов спорить на что угодно. Кстати следующим, вероятно, взорвётся "Севастополь". Пойдите успокойте команду, матросы наверное уже в полной прострации находятся.
   Когда предсказание исполнилось, все почувствовали некоторое облегчение, но то , что "Севастополь" утонет не ожидал никто. Выражение уверенности стало сползать с лица Зацаренного.
   Офицеры на мостике поглядывали на него как дети, которым показали конфетку и тут же спрятали её в карман.
   От борта тонущего броненосца отваливали шлюпки, которых было на удивление мало. Но почему то, они не стали ждать остальной экипаж и направились к своим кораблям. Одна шла к "Победе".
   - Приготовиться принять на борт севастопольцев! - отдал приказ старший офицер.
   Поднявшиеся на борт из шлюпки лейтенант Басов, минный офицер "Севастополя", и матросы, совсем не выглядели удручёнными.
   Лицо Зацаренного просветлело.
   - Александр Матвеевич! Так это...
   - Так точно, господин капитан первого ранга! - улыбаясь отрапортовал Басов, - Всё как и планировалось. К вечеру пойдём ещё раз.
  
  
   Вечер того же дня. Борт крейсера "Сума"
  
   Командир крейсера "Сума" скучал. Солнце уже склонялось к горным кряжам Квантунского полуострова. Нудное несение патрульной службы утомляло. Точинай никак не успевал пожать славы командуя крейсером - в сражениях так и не удалось даже как следует поучаствовать, но корабль просто выполнял те приказы адмирала, которые ему отдавались. Пусть другие топили русских, пусть "Суме" не привелось даже всерьёз пострелять по противнику, но крейсер Точиная честно выполнял свою задачу и вносил свою малую лепту в победу.
   - Господин капитан первого ранга, с миноносцев передают, что русские выходят из Порт Артура.
   - Кто и сколько? - командир корабля никак не ожидал такой наглости от русских.
   - Четыре броненосца и два крейсера.
   - Этого не может быть!
   И, тем не менее, с запада наплывали дымы. Дымы шести больших кораблей...
   - Ещё радио! На норд-ост направляется отряд русских миноносцев.
   - Сумерки, - пронеслось в голове Точиная, - Наши броненосцы! Шансов у русских немного, но вдруг...
   - Немедленно радио нашим миноносцам: "Перехватить противника, навязать бой!", Радио в Дальний: "Выйти на перехват русских миноносцев." Радио командующему с предупреждением о возможной атаке, - стал сыпать распоряжениями командир японского крейсера, - Да! О выходе русских всеми силами из Артура, естественно, тоже командующему сообщить! А мы следуем за русскими. Всем отрядом.
   - Ещё два больших корабля русских присоединились к основным силам!
   - Какие?
   - Похоже на "Ангару" и "Амур".
   "Значит прорываются всем, что есть, значит уходят... Уйдут, если мы не помешаем. Адмиралу не успеть до темноты" - все эти мысли молнией пронеслись в голове Точиная.
   - На сближение с русскими до 50 кабельтов, - передал он приказ.
   Но "Баян" и "Паллада" в пологом развороте уже отделялись от основных сил и ложились на курс встречный с японскими крейсерами. Связываться с такими большими дядьками для почти игрушечных "Сумы" и "Акаси" было практически самоубийством. Вскоре вспухло облако выстрела у носовой башни "Баяна" и громыхнуло взрывом восьмидюймового снаряда прямо по курсу японцев.
   Внутренне скрежеща зубами, Точинай приказал отходить, чтобы не погубить свои корабли в безнадёжном бою.
  
  
   ******
   5.09.1904. Борт "Ретвизана"
  
   В адмиральском салоне "Ретвизана" к назначенному времени собрались командиры "Пересвета", "Баяна" и, естественно, самого "Ретвизана" вместе со своими минными офицерами и инженерами. Было ещё несколько офицеров из порта и инженеров с эскадры.
   - Господа! - начал собрание Вирен,- Вы уже знаете, что эскадра пойдёт на прорыв блокады. Попытаемся вырваться из артурской ловушки. Но нас просто так не выпустят. Открытой силой не пробиться. Только если мы обманем противника, у нас есть шанс потеряться в море и соединиться либо с владивостокским отрядом, либо со Второй эскадрой.
   Предлагаю следующий план:
   Утром, в высокую воду эскадра выйдет в море, но противник увидит, что три наших корабля подорвались на минах и нам приходится вернуться обратно в порт, ибо оставшимися силами пытаться пройти его в светлое время суток - это явное самоубийство. Напряжение под Артуром будет ослабленно, а вечером все корабли снова к удивлению, я надеюсь, японцев выйдут в море. Вряд ли главные силы Того будут рядом. А там ночь...
   Прошу вас либо высказать принципиальные возражения, либо начать думать по поводу того, как мы реально и убедительно для противника сможем сымитировать подрывы наших кораблей.
  
   -Ну, подорвать мину или её имитатор не проблема, - заговорил минный офицер "Ретвизана" Развозов, - понятно, что не у самого борта рвать будем, но на каком расстоянии от борта это сделать, чтобы не повредить корабль я не очень представляю. Надо же, чтобы это выглядело убедительно для японцев, то есть слишком далеко отводить нельзя. Кстати, если дальше пяти-восьми метров, то как? А обеспечить систему подрыва можно за несколько часов. Причём желательно даже дублированную, а то, не дай бог, какой-то паршивый контакт отойдёт и никакого спектакля не будет.
   - А если подрывать с противоположного от японцев борта? - предложил командир "Баяна", - Тогда и фонтан будет, и грохнет как следует, но и мину подальше отвести можно.
   - Сильно подозреваю, что если все мины взорвутся в "тени" наших кораблей, то противник может засомневаться в реальности взрывов и заподозрить подвох. Хотя бы один столб должен встать со стороны обращённой к японцам, - заметил Эссен.
   - Обязательно. И, вероятно разумней, чтобы это был первый взрыв. Потом японцы будут следить за нами с большими вниманием и интересом. Можно и проколоться. - подтвердил Вирен. - Как я понимаю, главной для нас проблемой будет ослабить действие ударной волны на борт корабля. То есть создание некоторого экрана между миной и днищем. Я понимаю, что одними расчётами не обойдёшься, нужен будет и эксперимент. Выделю для этого какого-нибудь "Джигита" или "Забияку", но вы уж, господа инженеры, постарайтесь, чтобы одного испытания хватило.
   - Роберт Николаевич, может между бортом и миной буксировать что-то вроде понтона затопленного встояка? Его можно пристроить на выстрелах. А мина ещё метрах в пяти дальше?
   - Господа, приходится полностью довериться вам, - мрачно посмотрел на офицеров Вирен, - Работайте. И помните, что от вашей внимательности, от вашей аккуратности в расчётах, возможно будет зависеть не только судьба эскадры, но и судьба всей войны.
   Несколько часов в салоне флагманского броненосца кипели страсти. Инженеры и минёры спорили, думали, снова спорили, но всё-таки что-то у них наладилось и после решения снабженческих вопросов они стали отбывать на свои корабли вместе с командирами.
   - Роберт Николаевич, разрешите задержаться на пару слов? - спросил Эссен.
  
  
   ;
  
   - Слушаю вас, Николай Оттович, - Вирен пытливо посмотрел на нового командира "Пересвета", когда остальные вышли.
   - Роберт Николаевич, вам не кажется, что японцы могут не поверить в такую инсценировку? Три подрыва, причём неизвестно как они будут выглядеть с их стороны, и ни одного утонувшего корабля.
   - А у нас есть выбор?
   - Думаю, да. Я предлагаю всё-таки взять с собой "Севастополь"...
   - Да господь с вами! Ну вроде бы решили уже всё. "Севастополь" будет практически разоружён, почти без экипажа, с тринадцатью узлами, ну Николай Оттович, ну опять вы за своё! - командующий эскадрой начал не просто нервничать, злиться начал
   - Дослушайте, Роберт Николаевич, - терпеливо попросил Эссен, - Я же не предлагаю брать его в прорыв, я предлагаю утопить его по-настоящему. На глазах японцев. Вывести в море со всеми и рвануть настоящую мину под самым бортом. Да ещё и кингстоны* открыть, если и после этого тонуть не захочет. Вот тогда вряд ли у японцев будут сомнения в натуральности наших подрывов.
   Взляд, которым Вирен смотрел на своего строптивого подчинённого, можно было смело назвать обалдевшим.
   - Вот уж не ожидал... Но подождите, японцы через шпионов наверняка будут знать, что "Севастополь" разоружается и, если утонет именно он, то это может быть только ещё более подозрительно
   - А утонет "Полтава", - хитро прищурился Эссен, - Чем отличаются силуэты этих двух броненосцев? У "Севастополя" трубы ниже вентиляционной мачты, а у "Полтавы" - вровень. Так можно заранее на вентиляторную мачту "Полтавы" и трубы "Севастополя" заготовить имитационные "навершия" и установить их прямо после выхода на внешний рейд.
  
   * Кингстон - любой клапан ниже ватерлинии, открывающий доступ забортной воды внутрь корабля.
  
  
  
  
  
   14.091904. Борт "Ретвизана". Из воспоминаний адмирала Вирена
  
   Если бы в адмиральском салоне эскадренного броненосца "Ретвизан" находился посторонний наблюдатель, он бы увидел, как заиграли желваки на скулах, и сжались кулаки изучавшего какие-то бумаги Вирена, но, поскольку здесь и сейчас присутствие посторонних лиц было абсолютно невозможным, то все бушевавшие во мне эмоции для внешнего мира вылились в громко поданную натренированным голосом команду:
   -Лейтенанта Развозова ко мне!
   На самом деле мне просто не хватало слов, чтобы выразить все свои чувства. Хорошо, что Устав чётко регламентирует, какими именно словами нужно вызывать подчиненных, иначе, чувствую, я наговорил бы вестовому такого... Все дело в том, что сегодня в обед минеры, наконец, принесли мне отчет об испытаниях и планы минирования кораблей. Все документы были красиво и правильно оформлены, но именно из них стало понятно, насколько авантюрной затеей считают многие готовящийся прорыв - все бумаги были подписаны только неким мичманом (!), как будто на всей эскадре не нашлось более важного минного начальника!
   Впрочем, - подумал я, - не стоит начинать разговор с подчиненным последними словами, которые все равно ничего не решат. Эти уклонисты от ответственности никуда не денутся, если получат прямой приказ! И я уж позабочусь, чтобы они его выполнили до последней запятой! - от этой мысли на душе стало спокойнее. Снова пролистав бумаги и удивившись еще раз, до какой степени безинициативности могут дойти отдельные горе-начальники, я решил не тратить драгоценного времени на разбирательства и, поставив рядом с мичманской свою контр-амиральскую подпись, отправил чертежи в работу на завод.
   Старший минный офицер "Ретвизана" прибыл через несколько минут и, не понаслышке зная пунктик своего адмирала насчет соблюдения дисциплины, доложился по-военному четко:
   - Ваше превосходительство, лейтенант Развозов по Вашему приказанию прибыл!
   - Вольно! - я заметил старание лейтенанта, и устраивать совсем уж вселенский разнос мне окончательно расхотелось. Впрочем, сначала все равно надо было кое-что уточнить, - Проходите, Александр Владимирович, присаживайтесь. Как прошли испытания нашего сюрприза?
   - Но ведь я подал Вашему превосходительству отчёт об испытаниях! - лейтенант, судя по всему, отнюдь не чувствовал себя в своей тарелке на ковре у высокого начальства. Придётся ему слегка помочь...
   - Да уж, совсем сухарём вы меня считаете,- я даже чуть усмехнулся,- заслужил, наверное. Но все-таки хотелось бы услышать и живые подробности. Вы же понимаете, как важно быть уверенными в том, что этот трюк нам удастся! Что японцы поверят, а наши корабли не пострадают.
   - Ваше превосходительство, взрыв выглядел очень натурально, к отчёту приложены фотографии сделанные с "Гайдамака", на "Забияке" никаких повреждений, даже слезить обшивка не начала. Хотя встряхнуло здорово, конечно. Но раз наш старичок выдержал, то новым кораблям опасаться, я думаю, нечего.
   - Ну что ж, прекрасно! - Теперь, успокоившись на счет достоверности результатов проведенных испытаний, нужно было разобраться с самими "испытателями", - Сколько офицеров участвовало в разработке и испытаниях?
   - Семь. Четыре минера и три инженера.
   - А скажите мне, любезный Александр Владимирович, - произнес я все тем же доброжелательным голосом, и, резко сменив тон на самый желчный, спросил,- Почему в таком случае отчёт подписан только мичманом Соймоновым и инженером Заборовским?
   - Ваше превосходительство, - Развозов замялся,- именно эти офицеры сделали больше всех остальных при расчётах, конструировании и испытаниях...
   - То есть вы хотите сказать, что работали под руководством мичмана? И вы, и старший минный офицер "Пересвета", да? А мне вот кажется по-другому! Вы попытались снять с себя ответственность в случае неудачи! Вы переложили её на плечи самого младшего из вас! Ну, поправьте меня, если я ошибаюсь! Я буду рад принести вам извинения, если услышу правдоподобное объяснение этой истории. Прошу!
   Развозов смущённо молчал.
   - Я жду, лейтенант! Вы можете дать какое-то ещё правдоподобное объяснение?
   - Нет, ваше превосходительство, - затравленно ответил Развозов.
   - Ну, хоть это хорошо. Что вилять не пытаетесь. Александр Владимирович. У меня нет никаких сомнений в вашем личном мужестве. Я прекрасно понимаю, что вы не побоитесь пойти на смерть по приказу и даже без него. Но вот почему выговора от начальства вы (да и почти все офицеры) боитесь больше, чем смерти? Я поведу эскадру на неслыханную авантюру. И если что пойдёт не так, то отвечать буду я. Как командующий ею. Поэтому и власти у меня неизмеримо больше, чем у вас. Но и у вас значительно больше этой самой власти по сравнению с вашими подчинёнными. И за свои ошибки в руководстве должны отвечать именно вы. А поэтому стараться ошибок не делать! - Посмотрев на совершенно раздавленного Развозова, живо напоминавшего сейчас какого-нибудь вождя американских краснокожих, я решил снова вернуться к делу. - Ладно. Так я могу твердо рассчитывать на то, что наши лжемины сработают как надо?
   - Почти наверняка, Ваше превосходительство.
   - Вот и постарайтесь, чтобы "почти" исчезло из вашей фразы. И учтите, что отвечать за неудачную имитацию на своём корабле будет именно его минный офицер, а не мичман, которого вы попытались использовать как прикрытие на всякий случай. Забирайте протоколы, подпишитесь под ними сами и подписи с ваших коллег соберите. Завтра в это же время жду Вас с докладом об исполнении, и протоколы заполненные принести не забудьте. Можете идти.
  
   ***
  
   Письмо мичмана Василия Соймонова
  
  
   Дорогая моя Оленька!
   Наверное, в целом мире не хватит ни слов, ни бумаги передать как я по тебе соскучился. И пусть прямо напротив Артура в море привычно болтаются японские крейсера (нынче это, кажется, "Сума" капитана Точиная и "Акаси" капитана Миядзи), но я каждый день просыпаюсь с тайной надеждой на то, что именно сегодня каким-то чудом снова прийдет твое письмо.
   Сам я твоими молитвами вполне здоров и сейчас, наконец, могу тебе рассказать чем был занят последнее время.
   Вечером того же дня, когда я написал тебе предыдущее письмо, к нам, инспектируя корабли эскадры, заглянул сам командующий - контр-адмирал Вирен. И увидев, что наш командир, лейтенант Колчак, еле ходит из-за сильной боли в коленях, тут же, несмотря на все возражения, отправил его в госпиталь, откуда тот вернулся только позавчера. На самом деле Колчак - настоящий герой - и в мирное время весь застудился, открывая новые земли там, где, говорят, даже полярные медведи не живут, и, едва началась война, добился своего перевода сюда, но с нашим адмиралом, знаменитым своей требовательностью на весь императорский флот, даже у Колчака поспорить не получилось.
   А мы с минным офицером всё это время были в команде, которая в строгой тайне испытывала на стареньком "Забияке" тот сюрприз, который сегодня увидели японцы, и о котором ты, несомненно, прочитаешь в газетах раньше, чем в моем письме.
   Там произошел презабавнейший случай, когда после проведения испытаний невозможно было найти ни главного инженера, ни старших офицеров, чтобы подписать окончательные бумаги. Позже оказалось, что инженер, по благополучному окончанию работ, решил отметить это событие, да так славно отметил, что был найден только на другой день в самом глубоком трюме "Забияки" сладко спящим в обнимку с пустой бутылкой. Офицеры же, по разным причинам сослались на невозможность прибыть и поручили всё на мое усмотрение. Тогда, поскольку дело было ясное и срочное, мы со вторым инженером сами все и подписали. А сегодня утром я сам наблюдал с берега как взрывались, оседая в море, корабли, и со слезами на глазах провожал в последний путь перевернувшийся броненосец.
   И надо же было случиться, что именно сегодня японцы вновь пошли на штурм - с запада целый день доносится жуткая канонада, а нам остается только молиться за тех, кто там сражается. Но я верю в лучшее! На этот раз не иначе как Господь уберег наши корабли, дав нужный прилив вовремя, - мне было прекрасно видно, как тяжелые снаряды все утро били по тому месту, где еще вчера стояли броненосцы - так что у японцев, как видишь, тоже случаются накладки.
   Сейчас уже вечереет, на "Сердитом" разводят пары, и мне известно, что эскадра вот-вот перестанет прикидываться смертельно раненой и уйдет пытать счастья куда-то в океан. А нашей задачей будет сделать всё, чтобы японцам не удалось им помешать, так что сегодня мы будем не уклоняться от боя, а сами навязывать его.
   Оставляю это письмо на берегу, надеясь, что если судьба сложится так, что у меня не получится сегодня вернуться, друзья сумеют передать его тебе. Прости меня за все. Что бы ни случилось, навсегда только твой мичман Василий Соймонов.
  
   ***
   19.09.1904 Между Порт-Артуром и Дальним
   Кавторанг Елисеев прекрасно понимал, что он и его корабли являются практически смертниками. Вирен не ставил задачи - утонуть и умереть, но было очевидно, что большинство из миноносцев порученных его командованию в порт не вернутся. Ни в какой порт...
   Ну вот - в хвосте уже загрохотало выстрелами, - концевые миноносцы вступили в бой с японцами. А развернуться и помочь нельзя. Основная цель - броненосцы Того, в крайнем случае - крейсеры.
   В хвосте миноносного отряда действительно разгорался нешуточный бой. Японские миноносцы, будучи заведомо слабее русских эсминцев или, как их тогда называли " истребителей", насели на хвост русского отряда. И, как ни странно, имели огневое преимущество. Стреляя по курсу из своих пятидесятисемимиллиметровых орудий они превосходили русских, отстреливающихся из ещё более мелких пушек калибром в сорок семь миллиметров. Так можно было потерять боеспособность задолго до возможного контакта с большими кораблями Того. Концевые "Стройный" и "Сердитый" уже получили по несколько попаданий, а японцам досталось явно меньше. Более слабые японские миноносцы уже стали наносить превосходящим и значительно, русским, серьёзный ущерб. А скоро, наверняка, подойдут и японские эсминцы, которые уже сильнее русских. А может и крейсера. Если так будет продолжаться, то добром это не кончится, причём и боевая задача выполнена не будет.
   Давно уже среди русского офицерства культивировалась идея о том, что нет большей чести и мужества как погибнуть в бою выполняя приказ. Каким бы дурацким он не был. Призрак Андрея Болконского прочно поселился в душах офицеров как пример для подражания. А между тем... Столь геройский князь проявив мужество солдата, проявил и трусость командира. Угробив половину своего полка стоявшего в резерве под обстрелом. Не сделав ни одного выстрела по врагу. А ведь в какой-то момент на бородинском поле мог потребоваться каждый штык, который по малодушию князь Андрей не сберёг. А ведь стоило только отдать приказ отойти из зоны обстрела...
   Елисеев проявил больше мужества. К тому же он помнил слова Вирена:" Я не могу предвидеть всё. Если обстановка сложится так, что нужно будет проявить собственную инициативу, даже в ущерб поставленной вам задачи - действуйте!"
   Первым повернул с основного курса шедший третьим с конца "Сторожевой", его манёвр повторил "Бойкий", а затем и шедшие впереди "Бдительный" и даже "Властный" под брейд-вымпелом Елисеева стали разворачиваться навстречу японским миноносцам. Достаточно кому-то одному было подать пример, чтобы командиры русских истребителей дружно прекратили, стиснув зубы, терпеть огонь более слабого противника и развернулись на него в атаку. Японским кораблям быстро стало "скучно", носовые семидесятипятимиллиметровые пушки руских стали вносить в ход боя свои весомые аргументы.
   Их снаряды и предназначались для борьбы с миноносцами, только бронебойные, почти не содержащие взрывчатки стальные болванки должны были пробить борт, возможно слой угля и добраться до котлов. Остановить. И одному удалось. Рвануло на "Касасаги" и он, окутавшись белым паром, потерял ход.
   Командующий японским отрядом не стал, конечно, ввязываться в такую авантюру, как бой с русскими эсминцами, но поступил благоразумно - его корабли отвернули, не пытаясь защитить товарища и взяли курс на русские главные силы, что вызвало прогнозируемый ответный ход русских - погоня.
   Русским комендорам за всю войну не удалось потопить ни одного боевого корабля противника и теперь офицерам матом и зуботычинами приходилось заставлять матросов стрелять по уходившим миноносцам противника, а не по повреждённому "Касасаги", в который артиллеристы , рыча от восторга, выпускали снаряд за снарядом. Но ситуация была достаточно быстро взята под контроль и русские снаряды полетели в сторону тех, кто представлял сейчас наибольшую опасность. К тому же "Сердитый", несколько повреждённый и не имеющий возможности дать подходящий ход, остался добивать японца. Вскоре русскому миноносцу удалось "дотоптать" свою жертву, которая уже и не имела возможности сопротивляться.
   Японцы были быстрее, но русские трёхдюймовые снаряды делали своё дело - дистанция между миноносцами догоняющими и убегающими практически не увеличивалась. И несмотря на то, что с севера показались дымы (а это явно были японские эсминцы), Елисеев мог считать свою главную задачу выполненной: миноносцы противника уже вряд ли найдут в темноте русскую эскадру. Во всяком случае мы имеем такие же шансы найти японские главные силы. Посмотрим , кому повезёт...
   А вот у "Сердитого" появились серьёзные проблемы. Японские истребители из Дальнего уже подходили к месту, где он добивал японский миноносец, нужно было отходить, но лейтенант Колчак, командир "Сердитого", хотел довести дело до конца. Всё-таки добить японца. Но не повезло - к моменту когда "Касасаги" стал, наконец, заваливаться на борт, получив явно смертельные повреждения, первые снаряды японцев уже начали падать у борта русского миноносца. С приказом отворачивать на соединение со своим отрядом Колчак запоздал. И не повезло...
   Взрывом снаряда, попавшего в боевую рубку и его, и лейтенанта Зотова, недавно назначенного с "Забияки", изрешетило осколками. Погибли так же и пять матросов. Корабль повалило в циркуляции и носовая пушка замолчала. Пара японских эскадренных миноносцев неумолимо придвигалась к казалось уже обречённому русскому кораблю...
   - Ваше благородие! - подлетел к мичману Сойманову матрос Гуляев,- Там командира и лейтенанта убило! Идите миноносцем командовать, а то ведь утопят косорылые!
  
   Я? Я буду командовать кораблём? Я? - пронеслось в голове мичмана - Мне не справиться! Я...
   Но ноги уже сами несли юношу в боевую рубку. Новый рулевой уже уверенно держал курс, у носовой пушки тоже имелся полный расчёт, но по японцам она пока стрелять не могла из-за неудобного угла разворота.
   - Машина! - кричал в переговрную трубу свежеиспечёный командир корабля, - Выжимай из механизмов всё, что можешь, а если сможешь, то и то, что не можешь, два японца на хвосте, а может и ещё подтянутся. Я тут наверху один остался, Александра Васильевича и Зотова убило. Выручай!
   - Передайте на минные аппараты, чтобы действовали сами, по обстановке. Но при первой же реальной возможности пусть стреляют. Не попадут, так хоть с курса собьют, может тогда удастся до своих дотянуть.
   Японцы неумолимо приближались с левой раковины,* и вот уже носовая пушка включилась в артиллерийскую дуэль. Повреждения "Сердитого" были пока незначительны, но скоро просто закон больших чисел должен сыграть на стороне противника. Нужно было что то предпринимать.
   - Передайте на минные аппараты - пусть стреляют, взяв нужное упреждение, - приказал Соймонов, - И быть готовыми принять влево.
   Мины вышли. Безумно было предполагать, что на скорости более двадцати узлов с десяти кабельтовых можно попасть в небольшой кораблик, идущий с ещё большей скоростью, скорее можно рассчитывать попасть плевком в мимо пролетающую ласточку, но не в этом была задача, нужно было заставить японцев отвернуть с курса преследования и выиграть время. Только бы отвернули!
   Когда рвануло у борта головного японского истребителя и он стал быстро переворачиваться, юный мичман, стоявший на мостике "Сердитого", просто не верил своим глазам: Так не бывает!
   Но всё-таки это произошло, японец переворачивался, а его товарищ вынужденно отвернул в сторону от русских, чтобы не налететь своим форштевнем на гибнущего собрата. Теперь догнать "Сердитого" до темноты у него не было шансов. Да и смысла - нужно было найти и атаковать русские броненосцы. Поэтому второй японский миноносец стал заниматься спасательными работами, вылавливая из воды экипаж своего головного.(Только после войны русские узнали, что в этом боевом эпизоде был утоплен эскадренный миноносец "Касуми").
   ... А ведь чудеса на войне бывают. И вот сейчас маленький кораблик смог оторваться от двух, превосходящих его по силам и скорости кораблей противника, да ещё и угробил один из них. И матросы уже охрипли от криков "Ура!", и даже перестали показывать неприличные жесты тем, кого совсем недавно считали своими будущими победителями. И с восхищением смотрели на молодого офицера, вышедшего из боевой рубки и тоже в полном обалдении смотревшего на удаляющихся японцев.
   - Неужели я смог? Мы смогли. Мы выиграли бой! - проносились мысли в голове Соймонова, - Кто бы мог подумать!...
   - Ваше благородие! Куда прикажете взять курс? - к мичману подошёл боцман.
   - В самом деле, куда? В Артур в сумерках через минные банки? - Самоубийство. Искать отряд Елисеева? - скорее найдёшь японцев. Дожидаться рассвета в море неподалёку? - И на японцев можно нарваться, и на мины налететь с утра, ведь карты заграждений уничтожил всё тот же злополучный снаряд, который попал в боевую рубку. Что делать?
   - Доложить о повреждениях! - спохватился мичман, отдавая приказ, который был обязан отдать сразу же по окончании боя.
   Доклад был обнадёживающим: Никаких серьёзных повреждений корабль не получил, было несколько пробоин выше ватерлинии, побиты надстройки и трубы получили немного осколками, разбит минный аппарат, пожары потушены. В общем мореходность и скорость миноносца серьёзно не пострадали.
   - Куда же идти дальше, - вернулся мичман к своим размышлениям, - Идти в Чифу на интернирование? - Но слишком хорошо он помнил историю, когда в этом порту китайские власти позволили японцам захватить уже разоружившийся "Решительный", - Вэйхавей? Англичане сдадут русский корабль своим союзникам-японцам ещё скорее. Куда?
   - Идём в Циндао, - приказал мичман рулевому, пока держать Зюйд-Ост двадцать три градуса.
   - Вашбродь! - подскочил к Соймонову фельдшер Воблый, - Вас командир к себе просют!
   - Александр Васильевич жив? - не поверил своим ушам офицер.
   - Живы-с! Но плохи очень. Крови много потеряли. И контузия. Несколько минут как очнулись.
   Запыхавшийся мичман подбежав к каюте командира отдышался и осторожно приоткрыл дверь. Смотреть на Колчака было страшно: повязка на голове набухала кровавым пятном на месте левого глаза, окровавлены были и бинты на груди.
   - Ну, рассказывай, Василий, что там было, - донёсся слабый голос командира.
   - Драка была, Александр Васильевич, два японских истребителя против нас. Отбились. Один даже миной утопили.
   - Истребитель? Миной? На полном ходу? - даже слегка приподнялся ошарашенный Колчак. Но тут же, застонав, рухнул на подушки.
   - Сам удивляюсь. Просто повезло, конечно - хотели только их отвернуть заставить. И вот, попали.
   - Молодец, Василий. Что бы там ни было - это твоя заслуга. Что дальше делать собираешься?
   - Идём в Циндао, завтра сдадим вас там в госпиталь, только дотерпите.
   - Ну, помогай тебе Бог, мичман. Ладно, иди, а то вон, наш фершал уже не знает, как тебя отсюда попросить, - слабо улыбнулся раненый командир, - Иди!
   Когда спал накал боя, трудности принятия решения о дальнейшем больше не беспокоили, в голове мичмана стали всё сильнее проявляться мысли: "Я победил!", то есть мы... Но руководил-то я! Неужели это не подвиг? Ну ведь если всё удастся... Не могут же не наградить! Как было бы здорово встретится с Оленькой, а на груди, например, Владимир с мечами... Вряд ли тогда её отец был бы таким же неприветливым. А если..." - Образ белого эмалевого крестика замаячил в мечтах юноши. И как ни старался Василий гнать от себя эти мысли, стыдить себя за них, они неизменно возвращались.
  
   * Для определения направления на флоте используют специфические термины. "По носу" и "По корме", я думаю, понятно даже самому неискушённому в морском деле человеку. "На правом (левом) траверзе" значит - перпендикулярно курсу судна. "Крамбол" - направление между "по носу" и "на траверзе", "раковина" - между "по корме" и "на траверзе".
  
  
   ;
  
   Борт "Микаса". Вечер 19 сентября.
   Получив радиограмму с "Сумы" адмирал Того серьёзно задумался.
   Уже который день, как стало известно о готовящемся прорыве русских. Никаких сомнений не было - раз уж стали разоружать "Севастополь" и устанавливать его пушки на другие корабли, то русские решились. Японские главные силы по очереди, разделённые пополам отдыхали и грузились углем на Эллиоте или крейсировали недалеко от Дальнего. Крейсера постоянно дежурили под Артуром. Адмирал Камимура был в Цусимском проливе, обеспечивая безопасность перевозок из Японии.
   Сообщению о выходе русской эскадры Того даже обрадовался, наконец-то определённость, наконец бой, а не ожидание. Пусть русские корабли и утонут не на рейде крепости, а в море и не достанутся империи, но они в конце концов перестанут быть, как говорят европейцы "Дамокловым мечом". Все главные силы японского флота (кроме находившихся в Цусимском проливе) стали стягиваться к Артуру.
   Известие о подрыве на минах трёх русских броненосцев, один из которых затонул и крейсера более чем ополовинивших силы артурской эскадры адмирал воспринял невозмутимо и приказал продолжать наблюдение.
   Остатки тихоокеанской эскадры скучились у входа на внутренний рейд, но низкая вода не давала возможности войти в гавань. Повреждённые корабли были на плаву, но даже дозорные миноносцы издали отмечали имевшийся крен.
   "Первому боевому отряду отходить к Эллиоту", - приказал Того, - отряду Точиная остаться для наблюдения.
  
   Броненосцы Того уже подходили к "известному месту", когда радио с "Сумы" повергло невозмутимого командующего объединённым флотом в состояние близкое к шоку.
   "До темноты уже не успеем", - лихорадочно проносилось в его голове, - да и если успеем вступить в контакт, то точно не нанести серьёзных повреждений. (Думать о том, как вдруг "воскресли" русские корабли Того категорически себе запретил - есть факт, что они идут на тринадцати узлах, а почему - можно подумать потом).
   Что предпринять?
   Куда они идут? Где заступить им дорогу?
   Вариант первый: Владивосток.
   По агентурным сведениям, наместник приказывал прорываться именно туда. Значит через Корейский пролив. Через наши коммуникации. Охраняемые адмиралом Камимурой с его броненосными крейсерами. При нём отряд Уриу, но что это даёт? Обнаружить противника они может и смогут, но вот нанести серьёзный ущерб... Скорее сами получат большие повреждения и пропустят врага. Соединившись с владивостокским отрядом артурская эскадра... Это будет достаточно грозный противник. Пренебрегать им будет нельзя. Придётся базироваться всем или почти всем флотом на северные порты и осуществлять блокаду Владивостока. А значит ослабить блокаду Порт-Артура.
   А когда подойдёт эскадра Рожественского можно оказаться между молотом и наковальней, если русские скоординируют свои действия.
  
   Вариант второй: русские идут на юг. Бункеруются, вероятно, в Циндао или Шанхае, потом навстречу второй эскадре. Вообще то ещё более неприятно. Если Рожественский получит четыре броненосца и два современных крейсера в дополнение к тому, что имеет...
   Двигаться ночью к Шантунгу... Обнаружить и перехватить русских там сложнее, чем в Корейском и Цусимском проливах, рядом не будет Камимуры с его крейсерами. К тому же, если я и успею туда раньше, то они минуют его ночью, за несколько часов до рассвета, а южнее уже просторы моря, которые накроют их как шапка-невидимка. А если они всё таки пойдут во Владивосток? А я уже не успеваю с юга. Пройдут броненосные крейсера, здорово побив их по дороге, и объединятся с "Россией" и "Громобоем".
   К тому же "Севастополь"... Русские взяли с собой совершенно небоеспособный корабль. "Амур" и "Ангару", которые не представляют боевой ценности в эскадренном бою. "Всадника" и "Гайдамака" - совершенно бесполезных. Но... Эти корабли своими дымами могут сымитировать направление ложного прорыва и уж явно не во Владивосток. "Севастополь" идёт интернироваться - это очевидно, русские не будут тащить во Владивосток такой корабль рискуя всей эскадрой.
   Так что правильнее: надёжно перекрыть всеми силами путь во Владивосток и, если повезёт, совершенно уничтожить артурскую эскадру, но возможно упустив её на юг, прочь с театра военных действий. И неизвестно, сможет ли она до Рожественского, который только выходит из Балтийского моря, дойти без баз и снабжения? Или ловить в более широком проливе меньшими силами уходяшие (пусть и пока) от войны вражеские корабли, рискуя подставить под удар свои крейсера на севере? И имея в перспективе весьма сильный и боеспособный отряд противника...
   Вызвав флаг-офицера, адмирал Того отдал приказ главным силам срочно идти к Цусимскому проливу имея ход в пятнадцать узлов.
  
  
  
   ******
  
   Борт "Ретвизана" 19 сентября. 21.30.
  
  
   Адмирал Вирен принял решение о направлении прорыва давно: идти к Корейскому проливу значительно дольше, чем до Шантунга, и Того наверняка успеет туда раньше. Перехватить русскою эскадру будет легче в узких проливах между Кореей и Японией, там наверняка находится и Камимура с крейсерами - шансов практически нет. Если идти на юг, навстречу Рожественскому, то за оддиннадцать-двенадцать часов не только успеваем миновать Шантунг, но спуститься миль на шестьдесят-семьдесят южнее, а там уже пойди-найди. Не посмеет Того поставить свои коммуникации под удар, в крайнем сучае останется у выхода из Жёлтого моря и пошлёт разведку на юг. Даже если разведчики обнаружат нас с рассветом, что крайне маловероятно, то до Того будут десятки, если не вся сотня миль. Не успеет он, имея всего два-три узла преимущества, нагнать за светлое время суток, а там снова ночь... Ловить надо будет уже чуть ли не в Зондском проливе. Ещё неизвестно, пойдём ли мы им...
   Вирен поднялся на мостик "Ретвизана" и приказал сигнальщикам: "Передайте на эскадру: "Командирам вскрыть конверт номер два".
  
  
   Даже Желтое море по-настоящему темной ночью становится черным. И, если ночь безлунная и беззвездная, то кажется, что черный бархат небес здесь, совсем рядом, достаточно только протянуть руку - и она утонет в его мягкой глубине, и только плеск волн напомнит о том, что море не кончается там же, на расстоянии вытянутой руки. Но иногда, накликанные войной, и в этой тьме появляются призраки. Вот и сейчас, изо всех сил застилая и без того черное небо шлейфом еще более черного дыма, по морю мчался призрак. Стальной призрак, закованный в тысячи тонн брони. Всему миру известно, что броненосец "Полтава" вместе с большей частью экипажа уже почти сутки как покоился на морском дне.
   Но кондуктор Николай Чухрай не чувствовал себя призраком. Стенки едва заметно дрожали от работающих на полном ходу машин, а он, отгоняя сон, пытался сосредоточиться, вглядываясь в беспросветный мрак за амбразурой каземата. Если вдруг появится японский миноносец, его шестидюймовка выстрелит сразу же - орудие уже заряжено, и рядом лежат пять заранее поднятых из погреба снарядов и зарядов к ним. Люди тоже все здесь. Двое дежурят у орудия, а остальные - спят на растянутых здесь же койках. Адмирал приказал поступить так на всей эскадре, объяснив, что бой, если и будет, то, скорее всего, утром, и артиллеристы должны быть отдохнувшими.
   Настало время, Чухрай тихо разбудил сменщика, занял его место и тут же забылся тревожным сном. А броненосец, словно сорвавшийся куда-то по своим делам железнодорожный вокзал, продолжал упрямо идти на юг.
  
   Эпилог первой части
  
   Броненосцы... в ту эпоху, когда броня разумной толщины еще могла остановить любой снаряд, а о высокоточных и ядерных боеприпасах никто и слыхом не слыхивал, самые крупные из морских орудий были настолько дороги, что для них строили огромные корабли, у которых буквально всё, кроме дымовых труб, шлюпок, и ненужных в бою помещений было заковано в броню. Десятки скорострельных орудий противоминного калибра делали попытку дневной торпедной атаки на такой корабль, если только он не был сильно поврежден, сущим самоубийством. Так что вражеские броненосцы могли остановить только другие такие же броненосцы. А еще на броненосцах обычно была дюжина орудий среднего (по тогдашним меркам) калибра. Конечно, сорокакилограммовые снаряды шестидюймовых орудий не могли сравниться по разрушительной мощи с трехсотпятидесятикилограммовыми собратьями главного калибра, но наведение орудий в основном велось путем наблюдения собственных недолетов и перелетов. Добиться в таких условиях попадания, используя только гигантские орудия, стреляющие раз в две минуты, было просто нереально. А попадания слабеньких снарядов противоминного калибра издалека не были видны. Исходя из этой логики и сформировался классический тип броненосца той эпохи: на носу и корме - по двухорудийной башне, в каждой по два двенадцатидюймовых орудия, по середине - казематы и/или двухорудийные башни с шестидюймовым средним калибром, и натыканные тут и там, - где только место найдется - от специальных казематов по бортам, до крыльев мостика и даже площадок на мачтах (боевых марсов) пушки всевозможных противоминных калибров и даже пулеметы.
   Тогда эти корабли были настолько дороги, что позволить себе иметь даже один такой могли далеко не все страны. В переводе на современные цены броненосец стоил три десятка миллиардов рублей. Или, если хотите, больше миллиарда долларов. И его надо было еще суметь построить. У Японии, кстати, ни таких денег, ни таких возможностей и не было - война шла на заграничные займы и заграничным же оружием. Так что традиция вооружать до зубов "маленьких, но гордых", чтобы испытать Россию войной началась не в двухтысячных годах, а, как минимум, на сто лет раньше...
   В нашей истории попытки спасти эти корабли, оплаченные неустанным трудом, а, зачастую, и полуголодным существованием десятков миллионов жителей Империи из осажденного Порт-Артура успеха не принесли. Не смотря на отвагу и умение одних командиров, для слишком многих других мнение начальства и внешняя благообразность оказались важнее того дела, которое им было поручено. А в результате - разгромленный флот так и не сумел оправиться до самой Первой мировой, когда его неспособность поддержать приморский фланг фронта привела к провалам в обороне балтийского побережья. Поражения на фронте спровоцировали Февральскую революцию. А после - запертый в базах флот породил тех самых "революционных матросов", на штыках которых победила уже Октябрьская революция... и погибли многие из тех, кто еще тогда, в русско-японскую не нашел в себе сил сделать пусть не благообразный, и не одобряемый начальством, но правильный шаг.
   Но мужчина и, тем более офицер должен уметь принимать решение сам, не думая о том, что скажет начальство, а иногда даже вопреки приказу. В этой истории "гамбит" разыгран, ловушка покинута, но полученный шанс надо еще суметь реализовать...
  
   *****************
   Часть вторая
   ОКЕАНСКАЯ ОДИССЕЯ
  
   Глава 1
  
   Хлопнуть дверью на прощанье
  
  
   Командир вспомогательного крейсера "Ангара" кавторанг Сухомлин заранее получил задачу на крейсерство. Он знал, что не пойдёт с главными силами, он должен был максимально запутать японское командование и, по возможности, нарушать торговые коммуникации. На "Ангару вернули с береговой батареи все её 120 миллиметровые пушки и даже выделили две шестидюймовки сверх того, что было. Конечно, даже теперь нельзя было расчитывать на успех в бою с крейсером специальной постройки ввиду отсутствия броневой палубы и гиганскими, по сравнению с настоящими крейсерами, размерами, но шанс отбиться был уже неплохой. К тому же вполне приличная скорость позволяла уйти от большинства японских крейсеров.
   С наступлением темноты был взят курс на выход в океан и к утру на пятнадцати узлах крейсер оказался уже наверняка вне досягаемости японского флота. Ну разве что специально за ним отправили бы быстроходную "собачку" и она угадала бы место в котором "Ангару" застанет рассвет. Но это уже из области фантастики.
   День, как ни странно прошел спокойно, встречались дымы на горизонте, но со своим "мирным" силуэтом пассажирского парохода можно было не сильно опасаться интенсивного внимания японских боевых кораблей. А ещё через день уже совершенно внаглую "Ангара" начала пиратствовать почти у Токийского залива. И один пароход имел несчастье встретить её на своём пути.
   Капитан английского судна "Гермес" был буквально ошарашен, когда с вроде бы мирного корабля встреченного им раздался пушечный выстрел и был передан приказ застопорить ход и принять досмотровую партию. Всё это никак не вязалось с его представлениями о состоянии дел на театре военных действий. Была твёрдая уверенность, что русские боевые корабли наглухо блокированы в своих базах и только плата за риск, которую всенепременно получали и он, и его команда, должна была отличать этот рейс от обыденного плавания.
   - Капитан Тетчер. - козырнул англичанин поднявшемуся на борт русскому офицеру,- Чем обязан? Мы мирное судно и в войне не учавствуем. Везём медикаменты.
   - Лейтенант российского Императорского Флота Адрианов (ну или ещё как то). Если на вашем корабле не будет обнаруженно военной контрабанды, вы беспрепятственно продолжите свой путь. Какой груз везёте и порт назначения?
   - Осака. Медикаменты, как я уже сказал. Вот документы на груз.
   - Вы всерьёз считаете свой груз лекарствами? - иронически посмотрел на англичанина Адрианов.
   - Ну да, лекарства и удобрения. Это же ясно написанно в документах: Карболовая кислота, селитра, йод, спирт, хлопок.
   - Господин капитан, фенола, или как вы называете его "карболовой кислоты", который везёте, хватит для дезинфекции всей Японии и прилежащих островов лет этак на двадцать. Я артиллерист всё-таки и прекрасно могу понять для чего вашим союзникам требуется такое количество сырья для получения шимозы и пироксилина. Практически весь ваш груз является военной контрабандой и корабль ваш будет затоплен.
   - Я решительно протестую! Это просто пиратство какое то! Я..
   - Хватит! У нас мало времени. Позже можете протестовать сколько угодно. Моя родина воюет. Воюет с Японией, которой вы везёте сырьё для производства оружия. Представьте на моём месте вашего соотечественника. Вы в самом деле считаете, что он бы отпустил корабль, который везёт то же что и вы во вражеский порт? Разговор окончен. Готовьте свой экипаж к пересадке на наш корабль. Йод и спирт, мы тоже перправим на "Ангару". Вас и йод мы передадим на ближайший "чистый " корабль следующий в Японию, а вот спирт будет нашим трофеем. - улыбнулся русский лейтенант.
   "Гермес" был потоплен и "Ангара" без особых приключений, досмотрев ещё пять судов по пути во Владивосток (два из них были потоплены), зайдя для затягивания времени и уменьшения боевого азарта японцев аж в сам Петропавловск, благополучно добралась до порта назначения.
   "Амур" также пройдя вокруг Японии, потопив по дороге несколько японских джонок прибыл туда неделей раньше.
  
  
  
   Циндао, 20 сентября
  
   "Сердитый" совершенно без приключений к полудню следующего после боя дня пришёл в Циндао, германский порт в Китае.
   Пока входили в порт, на русских кораблях, интернированных здесь ещё в августе, уже узнали об их прибытии. На пирсе к которому подходил миноносец размахивала бескозырками толпа соотечественников с "Цесаревича" и миноносцев "Беспощадный", "Бесшумный" и "Бесстрашный", прорвавшихся в германский порт после боя у мыса Шантунг.Встретил Василия капитан второго ранга Максимов, который был старшим среди оставшихся в Циндао русских моряков.
   Офицеры пожали друг другу руки и Василий вкратце изложил события минувших суток. Максимов, по ходу рассказа, всё более и более благожелательно смотрел на мичмана.
   - Ну во-первых мои аплодисменты вам лично, Василий Михайлович, а во-вторых - огромная благодарность за добрые вести, каковых мы давно не слышали. Что у вас с планами? Спускаете флаг и присоединяетесь к нам или...
   - Или. Сейчас постараюсь поскорее отбить телеграммы в Мукден и в Петербург, загрузиться углём и скорее на юг. Если, конечно, к этому времени не появятся японцы. "Сердитый" вполне боеспособен, на ходу. Постараемся дойти хотя бы до Сайгона - а там или навстречу балтийцам, или хотя бы в союзническом* порту интернироваться, а то мало ли как еще в Европе политика повернется.
   - Ещё раз браво! Полностью вас поддерживаю и завидую - вы ещё имеете право воевать. Тем более во вновь сложившихся обстоятельствах. В общем, так: поезжайте-ка скорее в консульство, отправляйте корреспонденцию, а за "Сердитого" не беспокойтесь. Командира в госпиталь отправим, уголь, воду и провиант получите непосредственно с "Цесаревича" силами моих экипажей. Пусть слегка подрастрясут жирок, а то совсем обленились. Да они, честно говоря, и сами рады помочь будут. Разве что за овощами-фруктами отправьте своих - мы запаса не держим, покупаем свежее ежедневно. Всё. Действуйте, Василий Михайлович. Удачи!
  
   В общем долго раздумывать и сомневаться времени не было. Нельзя использовать для стоянки в Циндао все двадцать четыре разрешённых часа. К утру у входа в порт будут японцы и хоть творить такое же как в Чемульпо или Чифу они не посмеют, но интернирование будет неизбежным.
   Времени катастрофически не хватало. Поэтому прибыв в консульство мичман ограничился передачей телеграммы в Адмиралтейство, наместнику в Мукден и, сославшись на неотложные дела, не стал задерживаться даже на чашку кофе.
   На "Сердитом" его ждали две проблемы: точнее первая "проблема" была, конечно, не на борту - кто бы пустил на миноносец немецкого журналиста. Тот ждал у пирса. И сразу стал умолять об интервью, суля за него сумасшедшие деньги. Отбиться было нелегко, он проявлял совершенно несвойственный немцам темперамент пытаясь выпросить из русского офицера хоть крупицы информации о прорыве эскадры.
   Проблема на борту была из серии "и смех и грех": команда была чуть не на грани бунта. Баталёр привёз продукты с берега. В том числе фрукты. Свежие. А команда несколько месяцев в осаждённой крепости провела. Но фельдшер просто грудью встал между матросами и ящиками. И в который раз орал, что если они сейчас наедятся этого, то миноносец превратится в сплошной гальюн.
   Отсмеявшись, мичман разрешил выдать каждому по несколько мандаринов, приказав их предварительно вымыть и сполоснуть кипячёной водой. И пообещал, что теперь матросы будут получать фрукты каждый день.
   Потом, вызвав механика Роднина и, посоветовавшись, отдал приказ готовиться к выходу в море. Тепло попрощались с экипажами интернированных кораблей - Василий даже произнес короткую речь, горячо поблагодарив их за помощь - а затем, сопровождаемый криками "Ура!", "Сердитый" отошел, наконец, от причала и направился в Шанхай, где можно было передохнуть более обстоятельно...
  
  
   *Значительную роль во всем ходе Русско-Японской войны сыграл тот факт, что и на европейских границах обстановка была весьма напряженной - в то время отношения руководства России с правителем Австро-Венгерской империи Францем-Иосифом I примерно соответствовали таковым с грузинским президентом Михаилом Саакашвили после войны в Южной Осетии. Поэтому наиболее подготовленные войска долгое время и не посылались на восток, ожидая удара в спину со стороны Австро-Венгрии при поддержке союзной ей Германии и зависимой от них Турции. Единственным же серьезным и надежным союзником на случай начала войны в Европе была Франция.
  
   ***
   Письмо мичмана Соймонова
   Дорогая Оленька, любимая!
   Я жив и здоров, миноносец наш прорвался в Циндао, но надолго здесь задерживаться нам не следует, так что прошу простить мой плохой почерк - пишу по дороге в консульство прямо в коляске извозчика, так как, исполняя обязанности капитана, не имел ни одной свободной минуты со вчерашнего дня. Про мою жизнь прочитаешь из писем, которые я все, кроме последнего, оставшегося в Артуре, постараюсь отправить нынче же.
   Живу только встречей с тобой, и очень хочу узнать как ты там, вдалеке, но мы вряд ли скоро вернемся сюда, как, впрочем, и в Порт-Артур, поэтому получать твои письма мне пока негде. Обязательно напишу, как только снова буду на берегу. И береги себя,
   твой В.С.
  
  
   Ночь по пути к Шанхаю была уже не такая "ласковая", как предыдущая, свежачок изрядно повалял "Сердитого" и мичману едва удалось поспать пару часов. Причём только потому, что Роднин чуть не насильно выпроводил с мостика одуревшего от недосыпа юношу.
  
  
   Мукден. Штаб наместника
  
   - Ваше высокопревосходительство! Телеграмма из Циндао.
   Алексеев недовольно посмотрел на своего флаг-офицера, посмевшего оторвать его от обеда и молча протянул руку. Адмирал давно уже отвык от хороших новостей и хмуро посмотрел на переданный ему лист бумаги. Лицо наместника Его Императорского Величества на Дальнем Востоке стало "светлеть".
   "... Эскадра прорвалась из Порт-Артура... "Севастополь" погиб на минах (Жаль, но на войне не без потерь)... "
   - Чёрт побери! Да это самые приятные новости за последние несколько месяцев! - Евгений Александрович продолжил жадно читать дальше.
   Дальше был доклад мичмана, ставшего командиром миноносца, о своей "одиссее". Об отряде Вирена больше, по понятным причинам, не говорилось.
   Дальше шло описание какого-то эпического подвига. Глаза побочного сына императора Александра раскрывались всё шире.
   По ходу чтения, сами собой стали всплывать статьи статута ордена Святого Георгия для моряков:
   "Истребил корабль более сильный или равный по силе..." - Да!
   "Прорвался сквозь окружившего противника не оставив тому трофеев..." - Да!!
   "Вступил в бой с вдвое и более превосходящим противником и провёл бой с честью..." - Да, чёрт побери!!!
   "Прорвался через превосходящего противника и доставил главнокомандующему важные сведения..." - Ещё бы!
   Да ещё и заменил тяжело раненного командира корабля!
   А главное, доставил главнокомандующему новость, сильно поднявшую настроение главнокомандующего! Нееет! Этот мичман (Как его? Соймонов?) без награды не останется.
   Но дело сейчас не в нём. Куда пошёл Вирен с броненосцами? Приказ он имел на Владивосток. Неужели ослушается? Хотя, если он будет буквально выполнять приказ, то его, с большой степенью вероятности, перехватят японцы. Остаётся только ждать. Ждать информации.
   Но уже то, что корабли вырвались из Артура - маленькая победа. Наместник уже неоднократно получал выражение неудовольствия из Петербурга из за пассивности и неуспешности действий флота в этой войне. Теперь была в активе хоть одна, но удачная операция и адмирал был готов простить Вирену всё, лишь бы она окончилась хоть сколько-нибудь удачно.
   И что докладывать Государю? Ведь пока совершенно непонятно, куда направились броненосцы артурской эскадры. Выполняют они приказ наместника или ведут свою собственную игру?
   В общем пока нужно сообщить в столицу о самом факте прорыва из западни, а подробности потом... Но про мичманца не забыть. Стране сейчас как воздух нужны герои-моряки. Флот, чёрт побери, тоже воюет! И воюет геройски! И пусть газетчики как следует раздуют эту историю!
   - Немедленно вызвать ко мне начальника штаба! - прогудел Алексеев флаг-офицеру...
   21.09.1904. Шанхай
  
  
   А вот при входе в порт ждал неприятный сюрприз - трёхтрубный японский крейсер похожий на "Нийтаку".
   - Теперь точно интернироваться придётся, - подумалось мичману, - недолго я кораблём прокомандовал. Хотя из под шпица, наверняка, такой приказ и пришёл. Ну да ладно...
   Как только отдали якорь, Соймонов отправился в консульство, где он действительно получил приказ от Адмиралтейства спустить флаг и разоружиться.
   - Ну хоть высплюсь, - думал он по пути на корабль, - и за угольные погрузки голова болеть не будет, и о том, как дальше действовать. И... Оленька! Мы скоро увидимся!...
   Увы. По возвращении на "Сердитый" его ждал сюрприз в виде японского офицера в вельботе под белым флагом.
   - Капитан-лейтенант крейсера императорского флота "Отова" Суга, - представился японец.
   - Чем обязан визитом? - поинтересовался мичман , представившись в ответ.
   - Имею честь предложить вам либо спустить флаг и сдать свой корабль, либо выйти в море на рыцарский бой с моим кораблём.
   - А вам не кажется, что находясь в нейтральном порту, вы не имеете прав диктовать такие условия? К тому же ваш корабль находится здесь дольше моего и по всем нормам международного права обязан покинуть порт раньше нас.
   - Идёт война. В праве пусть потом разбираются дипломаты. Я военный и моё дело уничтожать врагов страны Ямато. Если вы откажетесь - мы атакуем ваш корабль в порту. Кстати, ваш соотечественник Руднев был смелее вас. - не упустил случая подпустить шпильку японец.
   На губах Соймонова и стоявшего рядом Роднина заиграли улыбки.
   - Так что на нашем месте вы бы вышли на бой с противником как бы силён он не был?
   - Можете не сомневаться!
   - Ну тогда оглянитесь.
   К борту "Сердитого" подходил катер под русским флагом. Катер говорил о присутствии на рейде крупного русского корабля или даже всей эскадры.
   Этого не может быть! - пронеслось в мыслях у японца, - ещё вчера русскую эскадру видели почти сотней миль южнее и она уходила дальше на юг.
   Русские офицеры иронически поглядывали на капитан-лейтенанта.
   - Ну что, по-прежнему согласны на рыцарский бой, капитан Суга? - спросил Роднин.
   - Я должен вернуться на свой корабль.- ответил тот.
   - А вот тут заминка, - усмехнулся Сойманов, - вам придётся побыть нашим гостем, пока я не выясню обстановку.
   - Вы не имеете права! Я прибыл под белым флагом. Вы обязаны... - замялся японский офицер.
   - Вы сами поняли, что хотели сказать... ненужные слова? Вы не взяты в плен, вы задержаны на некоторое время. Обещаю, что через час-два вы будете свободны. Спуститесь в каюту, вас проводят.
  
   С радостным удивлением командир "Баяна" Иванов увидел, что в порту находится русский миноносец. Обнаружение в порту "Отовы" так же вызывало интерес и тревогу. Но в любом случае Иванов похвалил себя за то, что не завёл крейсер в порт. В этом случае пришлось бы сидеть в Шанхае ещё двадцать четыре часа после ухода японца. А там и его "старшие братья" могли подоспеть.
   "Баян" был один, он получил приказ Вирена в Шанхае связаться с Адмиралтейством, сообщить подробности прорыва эскадры, назначить точку рандеву с транспортами, которые из Петербурга должны были обеспечить. Подробности были в конверте, который Иванов должен был лично передать русскому консулу и проследить, чтобы после передачи телеграммы письмо было уничтожено.
   Заметив "Сердитый", Иванов приказал пристать к борту миноносца и поднялся на его борт.
   Выслушав рассказ мичмана, каперанг с трудом сдержался, чтобы не расцеловать этого славного юношу, который, к тому же даже стеснялся рассказывая о своей, смело можно сказать, героической одиссее.
   - Я пока съеду на берег, но "Баян" останется на внешнем рейде, так что не выпустим, не волнуйтесь. Или разоружатся они, или милости просим... "Сердитому" придётся спустить флаг после боя с японцем, а может и нет, но не беспокойтесь, вас с Родниным и пару десятков матросов я заберу на эскадру. Если пожелаете, конечно. Но такие моряки как вы России сейчас нужны. А миноносец, в случае чего, оставите на попечение кондукторов и остатков команды. Официальной частью займётся наш местный военный представитель, я договорюсь. Возражения будут?
  
   Вернувшись на "Отова" Суга, доложил о беседе с русскими, что, впрочем, уже не имело значения. "Баян" почти втрое превосходил японский крейсер по водоизмещению, более чем вчетверо по весу бортового залпа, не уступал в скорости, к тому же имел броневой пояс. Стоящий на внешнем рейде "Баян" надёжно перекрывал выход в открытое море. А до истечения отпущенного международным правом времени нахождения в нейтральном порту оставалось три часа.
   "Отова" хоть и был новейшим крейсером, улучшенным вариантом "Нийтаки", но улучшены были мореходность, скорость, а вот как раз вооружение было ослаблено по сравнению с прототипом. Большинство экипажа было не имеющим опыта войны. Именно поэтому Того и отправил скоростной, но слабый крейсер на юг, в качестве разведчика. И в открытом море "Отову" никто из русских бы не догнал. Надо же было так глупо попасться!
  
   Собрав офицеров крейсера командир японского корабля обрисовал ситуацию и предложил игнорировать правило двадцати четырёх часов. А русские не посмеют здесь находиться долго - они прекрасно понимают, что адмиралу Того уже известно о их нахождении в Шанхае. Не раз уже в этой войне японцы грубо нарушали международное законодательство и им это сходило с рук. Причём, будь это Циндао, принадлежавшее немцам, "полусоюзникам" русских... Немцы уж точно не позволили бы творить на своей территории такой же "беспредел" как было в Чемульпо и в Чифу. Но китайцы не посмеют что-то категорически требовать со своих недавних победителей.
   - Господин капитан, катер под белым флагом! - заглянул в каюту вестовой.
   К бору подходил катер с "Баяна". По поданному трапу на борт поднялся русский офицер.
   - Лейтенант Подгурский, - козырнул он японскому командиру, - господин капитан, я уполномочен передать вам следующее: До окончания разрешённого времени стоянки в порту у вашего корабля осталось два часа. Если по истечении этого времени ваш крейсер не спустит флаг и не разоружится или не покинет порт, то наши силы атакуют вас прямо здесь, в порту. На принятие решения вам даются те самые два часа. Причём если вы всё-таки решите разоружаться, то мы не поленимся проконтролировать это, простым спуском флага не ограничитесь. Честь имею!
  
   После убытия русского офицера в кают-кампании "Отовы" повисло тягостное молчание.
   - Ну что же, господа. Сберечь крейсер не удастся, - заговорил капитан первого ранга Арима,- Русский "Варяг" вышел на бой при гораздо более неблагоприятных обстоятельствах. Мы не можем покрыть позором себя и нашу родину, показав, что у нас меньше мужества, чем у русских. Да и шансы у нас, хоть и небольшие, но есть. Готовить крейсер к бою!
  
   ***
  
   А ведь наше интернирование откладывается, Василий, смотри! - протянул мичману бинокль инженер-механик.
   На "Отове" разводили пары, было видно оживление на палубе, а через несколько минут крейсер начал выбирать якоря.
   - Ну и нам туда же, - усмехнулся Соймонов, - Поднять якорь! Следовать на внешний рейд! А драться постепенно надоедает, а?
   - Ну а нам драться и не придётся, хотя для чего мы жалование получали все эти годы и мундир носили, чтобы барышень охмурять? - усмехнулся Роднин, - Ладно - я в машинное, зови, если что.
   Юркому миноносцу потребовалось, конечно, гораздо меньше времени, чтобы выйти на внешний рейд. И когда "Отова" показался на выходе из порта, "Сердитый" уже успел встать на якоря на внешнем рейде. Вся команда кроме машинной вывалила на палубу и с нетерпением стала ждать начала боя.
  
  
   Море. Окрестности Шанхая
  
  
   Весло ли галеры средь мрака и льдин,
   Иль винт рассекает море, -
   У Волн, и у Времени голос один:
   "Горе слабейшему, горе!"
   Р. Киплинг
  
   Когда "Отова" показалась из дельты, "Баян", находившийся в тридцати кабельтовых от места выхода дал, ход и стал ложиться на параллельный курс со сближением. Когда опасность повредить посторонние корабли огнём миновала, с "Баяна" хлопнул пристрелочный выстрел из шестидюймовки. Снаряд лёг недолётом в 2 кабельтова, но через несколько минут дистанция была нащупана, и русский крейсер загрохотал всем бортом. Японцы стали энергично отвечать, но преимущество русских было поистинне "раздавляющим": против двух восьмидюймовых пушек "Баяна" и пяти шестидюймовых в бортовом залпе "Отова" мог отвечать из двух шестидюймовых и трёх стодвадцатимиллиметровых. Первая кровь пролилась, конечно, на японском корабле: шестидюймовый снаряд попал в правое крыло мостика - были убиты штурман Коноэ и два матроса, ещё трое получили ранения.
   Принято считать, что русские снаряды времён той войны были никуда не годны, действительно, они довольно часто не взрывались, зато японские фугасы давали при взрыве большое количество мелких осколков и поражали большое количество людей. Всё это так. Шимозные снаряды японцев взрывались очень эффектно, давая много огня и дыма, вызывая пожары, но... Если русский пироксилиновый снаряд всё же взрывался, то его взрыв, дававший крупные осколки убивал в среднем больше моряков противника, чем взрыв снаряда снаряжённого шимозой. Разница была приблизительно как между выстрелами картечью и дробью.
   Следующим снарядом на "Отова" было уничтожено стодвадцатимиллиметровое орудие со всем расчётом. Ещё два снаряда не взорвавшись пробили один среднюю трубу, а другой прошил навылет оба борта в носу и взорвался над морем. Но японский крейсер был всё ещё вполне боеспособен и энергично отвечал на огонь русских. Однако первое же попадание восьмидюймового снаряда привело к трагической для японцев цепи событий. Этот снаряд тоже не взорвался, но он перебил трубу в которой были проложены все рулевые приводы. Крейсер потерял управление и его неудержимо покатило вправо, на русских.
  
   - Фёдор Николаевич! Японец идёт на таран! - закричал в боевой рубке "Баяна" штурман.
   - Вряд ли. Арима хоть и самурай, но не сумасшедший, чтобы с двадцати пяти кабельтовых пытаться протаранить неповреждённый крейсер. У них что-то с управлением. Воспользуемся. Беглый огонь всей артиллерией! Противоминной тоже!
   Это называется анфиладным огнём. Противник бьёт по тебе всем бортом, когда ты обращён к нему носом или кормой. И при точности огня в плюс-минус пятьдесят метров по дальности (а именно она и была всегда главной проблемой артиллеристов) твой корабль всё равно получает попадания. Шквал смерти прошёл по палубе "Отовы".
   Сначала шестидюймовый снаряд (опять без разрыва) проделал аккуратное отверстие в носу, в метре над ватерлинией, куда тут же начали захлёстывать волны, другой привёл в невосстановимое состояние носовую шестидюймовку, а восьмидюймовый фугас разорвался среди пушек на палубе правого борта выведя из строя два орудия и более полутора десятков человек. От очередного попадания рухнула третья труба. На японском крейсере стали разгораться пожары.
   В артиллерийском бою, особенно на море, существует понятие "обратная связь". Чем больше преимущество имеет один из противников, тем сильнее, при прочих равных, это преимущество будет нарастать. Если у тебя меньше пушек, то ты будешь наносить противнику меньший вред, чем он тебе, значит количество твоих пушек будет уменьшаться с течением времени сильнее, чем у врага, а значит относительная эффективность его огня будет возрастать, а твоего падать. Поединок "Отовы" и "Баяна" был яркой иллюстрацией этому правилу. "Баян" получил за всё время боя пока только три попадания, два снаряда из трёх разорвались на броневом поясе не причинив вреда крейсеру, а один, пробив небронированный борт в корме, разрушил одну из офицерских кают.
   А "Отове" приходилось несладко. Хоть она и развернулась ранее нестрелявшим левым бортом и могла отвечать из трёх стодвадцатимиллиметровых и одной шестидюймовой пушек, но падение скорости из-за пробоины в носу и сбитой трубы было столь серьёзным, что "Баян" имел возможность постоянно держа японца под обстрелом пройти у него под кормой и ещё раз обработать продольным огнём, что конечно не добавило "здоровья" японскому крейсеру.
  
   Соймонов видел, что японский крейсер уже в безнадёжном положении, артиллерия практически выбита и осталось совсем немного, чтобы доломать его до конца. Но ведь артиллерией это будут делать ещё ой как долго. Сколько можно быть фактически наблюдателем боя? Ну ведь японцы собирались нарушить международное право совершенно вопиющим образом! А мы должны соблюдать каждую дурацкую букву этого дурацкого закона? Да гори оно всё!
   - Владимир Николаевич, родной! Давай самый полный! - прокричал мичман в машинное,- идём в атаку. Готовить минный аппарат к выстрелу!
   "Сердитый" набирая ход стал уходить с внещнего рейда, юридической акватории порта Шанхай и нацеливался на японский крейсер.
   "Ещё минут пять-десять и можно будет пускать мину. Только бы не подбили. Только бы попасть!"
   Японцы заметили маневр миноносца и застучали выстрелами в его направлении. Всплески их снарядов ложились всё ближе.
   "Только бы успеть! А там путь хоть топят!"
   - Вашбродь! С "Баяна" сигналят: "Немедленно вернуться в порт. Не мешать стрелять"
   "Сорвалось!" - с обидой подумал мичман, - Право на борт! Вернуться на рейд.
  
   - Фёдор Николаевич! "Сердитый" выходит в атаку на японца, - доложил Иванову мичман Шевелёв, - Лихо!
   - Чтооо! - Взревел командир "Баяна", - Мальчишка! Всех японцев сам перетопить решил что ли?! Немедленно вернуть его в порт! Получит он у меня потом!
  
  
   Некогда изящный японский крейсер медленно, но верно превращался в пылающую развалину с трудом ковылявшую по волнам. Уже рухнула вторая труба, одна за другой замолкали пушки, вспыхивали всё новые пожары, ход упал до восьми узлов. Было понятно, что ещё полчаса такого откровенного избиения и "Отова" отправится на дно.
   "Баян" прекратил огонь и на его мачте заполоскался флажный сигнал: "Восхищён вашим мужеством! Предлагаю сдаться или затопиться. В порт не пущу. В случае затопления гарантирую спасение людей"
   Ответом был выстрел единственной уцелевшей стодвадцатимиллиметровой пушки. По иронии судьбы именно этот снаряд натворил на "Баяне" бед больше, чем все предыдущие: пробив фальшборт, он разорвался между двумя противоминными орудиями, выведя из строя одну из малокалиберных пушек и начисто выкосив оба расчета, причем один из них - прямо через проем, временно оставленный во вновь установленном каземате для подноски снарядов.
   Без всякой команды на открытие огня русские орудия заговорили вновь. Раз за разом по борту "Баяна" пробегали цепочки вспышек орудийных выстрелов.
   Море вокруг крейсера японцев кипело от всплесков и очень скоро "Отова" стал садиться носом, медленно заваливаясь на левый борт.
   - Задробить стрельбу! Беречь снаряды! - кричал Иванов, - лейтенант Де Ливрон, прекратите наконец эту вакханалию!
  
  
   Капитан первого ранга Арима был некурящим, поэтому стоял на покорёженном мостике тонущего крейсера без классической в таком случае сигары и даже без папироски.
   - Господин капитан! - подбежал к командиру крейсера Суга, - шлюпка осталась только одна, идёмте скорее, ваша жизнь ещё нужна империи. Скорее, "Отова" скоро перевернётся.
   - Портрет императора в шлюпке? - невозмутимо спросил Арима.
   - К нашему горю в кают-кампании до сих пор пожар, портрет нашего императора сгорел. Идёмте в шлюпку.
   - Идите, Суга. Вон выходит английская канонерка, постарайтесь, чтобы весь спасшийся экипаж попал на неё. Думаю, наши друзья-англичане не будут настаивать на интернировании. Пусть интернируют раненых, а остальные найдут способ вернуться на родину и продолжить войну. Идите! Я остаюсь.
   Шлюпка медленно отходила от борта, вокруг плавало ещё несколько десятков спасающихся японских моряков. Суга охрип крича, чтобы находившиеся в воде отплывали дальше от борта тонущего корабля. Но тщетно. Даже когда "Отова" перевернулся, многие полезли на его днище, предпочитая хоть временную, но твёрдую опору под ногами. И когда корабль пошёл ко дну их конечно же затянуло водоворотом.
   Английская канонерка за кабельтов стала спускать шлюпки и бравые англичане махом преодолели это расстояние. Кроме тех двух офицеров и шестнадцати матросов, которые находились в шлюпке с утонувшего крейсера, из воды было спасено ещё сорок семь матросов и три офицера.
  
   - Ну всё. - выдохнул Иванов, глядя как англичане начинают спасение японского экипажа, - В море. Передать на "Сердитого", чтобы следовал за нами. Чёрт! Как только отойдём миль на сорок, вызвать ко мне этого сопляка Соймонова, я ему вставлю такой фитиль, что морские черти позавидуют! Нет ну надо же! Говорят: "шило в заднице". Так у него там целый кактус! Засвербило ему, понимаешь! Благо, если за границу территориальных вод не вышел. Хотя, если даже и не вышел - англичане в прессе запросто историю о нарушении морского права раздуют. Ох и получит он у меня!
   - Фёдор Николаевич, - пряча глаза обратился к каперангу старший офицер крейсера Попов, - тут такое дело... Во время боя... На последних минутах... - продолжал Попов,- Погиб мичман Соймонов... Пётр Михайлович... Брат...
   Лицо командира "Баяна" помертвело.
   - Надо же так... И именно Петя... Ведь они вчера на катере встретились, даже поговорить толком не успели...
   -Да, - Попов вздохнул, - совсем мальчик ещё.
   - Мужчина, Андрей Андреевич, офицер. И погиб в бою за Россию. Вечная ему память. Передайте на "Сердитый".Какие ещё у нас потери?
   - Убито семеро матросов и девять ранено, из них двое тяжело.
   - Да уж, натворил делов этот последний снаряд. Похороним всех завтра утром, в море. Предупредите батюшку. Курс на Сайгон.
  
  
   Письмо мичмана Василия Соймонова
  
   Дорогая моя Оленька!
   Глубоко осевший в почти пресной воде миноносец увозит нас прочь из китайского Шанхая, но мое сердце, как всегда, там, на другом краю Земли, у совсем другой реки и рядом с единственной для меня девушкой на свете...
   Оленька, как много случилось за сегодняшний день! Еще утром, получив из Петербурга страшно разозливший меня приказ интернироваться, я был уверен, что мы застрянем здесь, в Шанхае, до самого конца войны, и утешало меня только то, что теперь, наконец, и я смогу получать твои письма. Но, стоило мне вернуться из консульства, как бункеровавшийся здесь японский крейсер, который оказался едва вступившей в строй "Отовой", прислал ультиматум, привычно наплевав на китайский нейтралитет, и грозя потопить наш корабль прямо в порту, если мы немедленно не сдадимся! Я уж, было, мысленно попрощался с этим светом, снова попросив у тебя прощения, и ожидая нападения немедленно, как прикажу открыть кингстоны... Но тут, не иначе как вмешательством свыше, в порт вошел катер с прибывшего на рейд "Баяна"!
   Японцы, которые дольше не могли находиться в порту без интернирования и не имевшие теперь возможности игнорировать международные правила, пошли на бой, где и были примерно наказаны "Баяном" за свое утреннее вероломство. Мы были рядом, но в битве участия не принимали, так как по международным законам не имели права, зайдя в порт позже "Отовы", затем преследовать ее. Но Баян и без нас утопил японца. Страшно было представить, что творилось на их маленьком крейсере, когда его ломали русские снаряды - ужасное зрелище. Но это война - они бы нас тоже не пощадили.
   На катере я встретил моего младшего брата Петра, служащего на "Баяне", однако не имел времени перекинуться с ним и парой слов. Одно радует, что он жив и, кажется, здоров.
   Еще к нам на "Сердитый" с крейсера прислали нового вахтенного офицера, так что теперь у меня, наконец, появилась возможность написать тебе это письмо.
   Сейчас мы снова в море. Спереди - невозмутимо рассекает тараном волны красавец "Баян", позади - исчезает последняя полоска китайского берега, и теперь наш путь лежит в открытый океан - туда, где нас ждет русский флот, туда, где мы сейчас нужнее всего.
   А я - как всегда, живу только нашей будущей встречей.
   Твой В.С.
   P.S. С Баяна мне только что передали, что Петр погиб во время боя. А я так и не смог с ним поговорить! Надеюсь, Господь будет милостив к душе новопреставленного воина Петра, положившего жизнь за своих ближних. Прости, сейчас больше не могу писать.
   Твой В.С.
  
   На следующее утро Василий прибыл на "Баян", чтобы проводить в последний путь младшего брата. Океан был на удивление спокоен для осени.
   На палубе крейсера лежало девять зашитых в парусину тел.
   Команда была выстроена на палубе. Судовой священник, махая кадилом, читал отходную молитву. Солнце, всё ещё ласковое в этих широтах в конце сентября, освещало обнажённые головы матросов и офицеров.
   "Вееечная паамять!"- пел хор матросов, специально отобранных для церемонии.
   "... и в землю отыдёши, яко земля есть", - закончил священник панихиду.
   -Накройсь! - скомандовал вахтенный офицер, руководивший церемонией, - Слушай на караул!
   Офицеры вскинули палаши, подразделение матросов подняло вверх винтовки. Ударил залп. Под звуки траурного марша офицеры крейсера подняли на руки останки Петра Соймонова. Пронесли до борта. Плеснула вода... Затем волнам были преданы тела погибших матросов.
  
   После похорон Иванов пригласил мичмана к себе в салон.
   - Ещё раз выражаю вам свои самые искренние соболезнования, Василий Михайлович, но у меня к вам разговор сугубо служебный. Вы можете говорить сейчас или перенесём его на более позднее время.
   - Конечно могу, господин капитан первого ранга.
   - Оставьте. Обращайтесь ко мне по имени-отчеству. Так вот. Разговор неприятный. Вчера, вы грубо нарушили приказ, пытаясь ввязаться в бой. Почему? Так захотелось в очередной раз отличиться?
   - Нет, Фёдор Николаевич. Честно говоря сам не знаю как это получилось. Просто увидел, что японца можно быстро добить и закончить затягивающийся бой. Клянусь честью - о наградах не думал. Понимаю теперь, что поступил неосмотрительно... Не по-взрослому, что ли. Поддался порыву...
   - Именно. Именно не по-взрослому. Вы, несмотря на свой возраст, всё-таки офицер, к тому же волею судьбы командир пусть небольшого, но боевого корабля. И должны действовать опираясь не на эмоции, а на здравый смысл. Уметь просчитывать последствия своих поступков для себя, подчинённых вам людей и даже для страны, флаг которой развевается на вашем корабле.
   Я не могу не указать в рапорте адмиралу о вашем поступке, но, надеюсь, он поймёт почему вы действовали именно так. Идите, Василий Михайлович. И отдохните сегодня, благо на миноносце есть теперь кому подменить вас на мостике. И вот ещё... Возьмите это.
   Иванов протянул Василию листок бумаги, на котором были записаны координаты "могилы" его брата.
  
  
   Сайгон
  
   Когда до Сайгона оставалась сотня миль в каюту Соймонова постучал механик.
   - Заходи, Володя. Что скажешь?
   - Отвоевался наш "Сердитый", Василий. Тебе конкретно рассказать или на слово поверишь?
   - Что такое? - Нахмурился мичман.
   - Ну, вкратце: если до Сайгона доползём, то уже хорошо. Я уже попросил передать на "Баян", что больше десяти узлов дать не можем. Сайгон - наша последняя стоянка в этой войне. Ну сам вспомни, как в Артуре регулярно механизмы из строя выходили, а мы ведь только по окрестностям бегали. А тут сколько отмахали... Да ещё зачастую с форсировкой. Неделя-две на ремонт необходимы. А кто их нам даст?
   - Неужели ничего нельзя сделать?
   - Увы. Даже будь у меня запчасти - всё равно нужны работы в мастерских.
  
   На следующие сутки отряд прибыл в Сайгон, где "Сердитый" был интернирован, а его офицеры и большая часть матросов перешли на "Баян". Хотя полноценным "разоружением" это назвать было нельзя: все четыре пушки миноносца демонтировали и вместе с боезапасом и оружием экипажа переправили на крейсер. Из оружия на "Сердитом " остался только минный аппарат и две мины к нему. Вопросы интернирования были переложены на князя Ливена, командира уже разоружённой здесь "Дианы". Иванов, побывав в консульстве, вернулся на борт с почтой из Петербурга и крейсер забункеровавшись взял курс на точку рандеву с эскадрой.
  
  
   Письмо мичмана Соймонова
  
  
   Дорогая, любимая моя Оленька!
   Не таким уж и долгим оказался наш океанский поход. Были две погрузки угля в открытом море, были досмотры встретившихся пароходов на предмет военной контрабанды и был океан, почти такой же безграничный и бездонный, как наполнявшее меня все эти дни ощущение океана нерастраченной любви, которое так хотелось донести до тебя, невзирая на все расстояния. Сам я твоими молитвами жив и здоров, но вчера у нас в машине случилась серьезная поломка, и теперь корабль требует срочного ремонта. Механик клянется, что даже в оборудованном порту работа займет не меньше двух недель, и мы уже сутки медленно ползем в Сайгон, где мне придется оставить старого товарища "Сердитого" на попечение нашего старшего механика и экипажа интернированной там же "Дианы". Мы же с матросами пока заменим на "Баяне" тех, кого пришлось отправить с захваченным "Баяном" еще до Шанхая контрабандистом с военными грузами, которые были сочтены достаточно ценными, чтобы быть отправленными во Владивосток.
   Очень-очень жду нашей встречи, чтобы снова затеряться в глубине океана твоих глаз и снова увидеть на нашей грешной земле кусочек настоящей, небесной красоты - самую-самую лучшую девушку на свете!
   Из французского Сайгона,
   Навеки твой,
   В.С.
  
   Владивосток, 30 сентября 1904 года
  
  
   С самого утра командир броненосного крейсера "Громобой" Дабич был в замечательном настроении - сегодня корабль впервые после двухмесячного ремонта должен был выйти в море, а отряд артурских броненосцев, похоже, окончательно сбежал из-под носа у японцев... Благодушное настроение, казалось, было и у всего крейсера - не особо напрягаясь, он прошел по положенному маршруту и к вечеру благополучно вернулся в порт.
   Капитан так и не узнал, что будь его настроение не столь замечательным, и стоило бы случиться той редкой цепочке случайностей, что произошла в реальной жизни... Чрезмерно лихой маневр у единственной на все побережье неогороженной банки Клыкова в заливе Посьет закончился бы для "Громобоя" четырьмя месяцами в сухом доке, а для выкинутого на это время из того же дока и залатанного буквально на живую нитку крейсера "Богатырь" - и вовсе - вступлением в строй уже после войны.
   Теперь же чуть не погибший весной на скалах "Богатырь" остался в доке, и рабочие спокойно продолжили укреплять его новое, в основном деревянное, днище. По удивительному совпадению основные работы по корпусу были завершены (едва ли возможное в наше время дело!) 1-го января по новому стилю, как раз в день памяти святого Илии Муромца, у которого нижняя часть тела, как известно, тоже была единственным слабым местом.
  
   Бухта ... в Зондском архипелаге
  
   - Заходи, Фёдор Николаевич, рассказывай, - пригласил Вирен в свой салон Иванова, которого встретил ещё у трапа, - У нас ведь информации никакой, боимся в голландские порты заходить. По безлюдным бухтам околачиваемся.
   - Если о нас спрашиваете, Роберт Николаевич, то очень неплохо. Около Шанхая потопили "Отову"...
   - Ого! Приятная новость, а как всё было?
   - Роберт Николаевич, я всё подробно в рапорте написал. Конечно, потом, расскажу за коньячком в красках, - улыбнулся Иванов, - давайте уж сначала с официальщиной закончим, а?
   - Конечно, конечно, но неужели рассказать больше не о чем? Как миноносцы наши?
   - Четыре, если верить газетам, вернулись в Артур, два интернировались в Чифу. А один... Ну это отдельный разговор. В Сайгоне он остался.
   - В Сайгоне??? Да как его туда занесло? Что за миноносец?
   - "Сердитый"
   - Ай да Александр Васильевич! Всегда считал его незаурядным офицером! Но чтобы так!
   - Колчак был тяжело ранен ещё при прорыве. Всё остальное время "Сердитым" командовал мичманец. Соймонов Василий Михайлович. И... Держитесь за кресло - утопил миной японский истребитель.
   - Миной? Подбитый?
   - Нет, Роберт Николаевич. Подбитый миноносец они ещё при живом-здоровом Колчаке артиллерией добили. А вот уже после его ранения за "Сердитым" два японских истребителя увязались. По ним на полном ходу выстрелили минами и попали. Случайность, конечно, - уточнил свое отношение к случившемуся донельзя довольный рассказываемой историей каперанг, - Но факт! И командовал "Сердитым" самый младший из офицеров - мичман Соймонов. Я его на "Баян" забрал вместе с механиком, когда миноносец в Сайгоне из-за поломки разоружился. Очень горячий молодой человек, чуть в неприятности нас в Шанхае не втравил. Я об этом тоже в рапорте написал. Вы уж в случае чего не очень строго с ним, такие сейчас нужны - война ведь... - и, вмиг погрустнев, продолжил, - К тому же у меня на крейсере в бою его брат погиб.
   - Подождите... Петя!? Господи! Ведь только в мае мы его с двадцатилетием поздравляли. Как его?
   - Последним снарядом. "Отова" уже тонул. И восемь матросов с ним вместе.
   Вирен молча встал с кресла, подшёл к буфету и наполнил два стакана.
   - Помянем раба божьего Петра, Фёдор Николаевич.
   Выпили не закусив и десяток секунд помолчали.
   - Ладно, Идите к себе на крейсер. Завтра Соймонова пришлите ко мне к полудню. Лейтенант Остелецкий сломал руку во время прорыва. Отправим этого мичмана на "Пересвет".
  
   Через час Вирен вызвал вахтенного офицера и приказал:"Передать по всем кораблям эскадры следующее..."
   Ещё через несколько минут сигнальщики на крейсерах и броненосцах протянули командирам кораблей довольно странный приказ адмирала:"Выяснить, кто из состава команд является по специальности гравёрами, чеканщиками, стекловарами. К 18.00. доставить этих специалистов на "Ретвизан"
  
   Из наградных списков полученных адмиралом Виреном
  
  
   За отвагу и мужество проявленные при прорыве порт-артурской эскадры и в последующих боях наградить:
  
   1. Контр-адмирала Вирена Роберта Николаевича
   Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 3-й степени и званием контр-адмирала свиты его величества.
  
   2. Контр-адмирала Ухтомского Павла Петровича
   Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени
  
   3. Капитана 1-го ранга Эссена Николая Оттовича
   Орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами.
  
   4. Капитана 1-го ранга Щенсновича Эдуарда Николаевича
   Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени
  
   5. Капитана 1-го ранга Успенского Ивана Петровича
   Золотым оружием "За храбрость"
  
   6. Капитана 1-го ранга Зацаренного Василия Максимовича
   Золотым оружием "За храбрость"
  
   7. Капитана 1-го ранга Иванова Фёдора Николаевича
   Орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами и званием флигель-адьютанта
  
   8. Капитана 1-го ранга Сарнавского Владимира Симоновича
   Золотым оружием "За храбрость"
   ................................
   ...............................
  
   27. Мичмана Соймонова Василия Михайловича
   Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени и производством в чин лейтенанта.
  
   10.10.1904. Борт "Ретвизана"
  
   С утра Соймонов, в соответствии с полученными вчера указаниями, приготовился к визиту на флагманский броненосец. Вместе с ним в катер спустились Иванов, Попов, Подгурский и Роднин. Все, так же как и он, в треуголках и при палашах. На борту "Ретвизана" явно должно было произойти что-то очень серьёзное. К тому же и с других кораблей потянулись катера в том же направлении.
   В одинадцать часов на палубе "Ретвизана" выстроились около тридцати офицеров. Когда отгремел корабельный оркестр и адмирал Вирен стал зачитывать указ императора о награждениях офицеров мысли Василия просто понеслись обгоняя друг друга: Не может быть! Мой первый орден! Какой? Станислав? Анна? С мечами же! Если не "клюква", конечно...
   ... - Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвёртой степени и производством в чин лейтенанта, - прозвучал скрипучий голос адмирала.
   - Иди! Подтолкнул обалдевшего мичмана... то есть уже лейтенанта Роднин, чуть раньше получивший своего Владимира с мечами.
   На ватных ногах вышел из строя Соймонов и получил во вспотевшие руки белый эмалевый крестик на чёрно-оранжевой ленточке. Знал бы он, что Вирен ему единственному передал настоящую награду, которую снял с одного из своих мундиров, а не скородел, сделанный из латуни за прошедшую ночь, каковые достались остальным сегодняшним кавалерам.
   Из всего немалого количества награждённых только четверо получили "Георгия": два адмирала, капитан первого ранга и ... мичман, вернее теперь уже лейтенант.
   - Ну, поздравляю, командир! - улыбаясь протянул руку Роднин когда оркестр отгремел в честь награждённых и официальная часть закончилась.
   - Да ну тебя, Володь! - сквозь слёзы выдохнул Василий, обнимая друга, - Да и какой я тебе командир теперь. На "Пересвет" назначили. А тебя?
   - "Паллада", там у них один из механиков в лихорадке лежит. Вряд ли выживет.
   - Поздравляю, господин лейтенант! - протянул Соймонову руку подошедший Эссен, - рад получить в подчинение такого офицера. Надеюсь, что назначение на мой броненосец не вызывает у вас неприятия?
   - Благодарю за поздравления, господин капитан первого ранга. А служить под вашим началом сочтёт честью и удачей любой настоящий офицер. Я очень рад этому назначению.
   - Ну что же, приятно слышать, - улыбнулся командир "Пересвета", - сегодня вернётесь на "Баян", вещи соберёте, а завтра к полудню жду вас на броненосце. А сейчас, господа, прошу в кают-кампанию - приглашают. Надо хоть слегка отметить наши награды.
  
  
  
   Письмо Василию Соймонову
  
   Здравствуй, дорогой мой Василий!
  
   Завтра идём к Добротворским, Леонид Фёдорович скоро уходит на своём "Олеге" к вам, на Дальний Восток и я попрошу его передать тебе это письмо, когда вы встретитесь.
   Очень редко стали приходить твои письма, но я всё понимаю. Очень скучаю по тебе и не могу дождаться, когда закончится эта проклятая война. Сколько горя несёт она людям! У Инны Тельской убили жениха в Манчжурии, я не могу видеть тебя и даже просто тебе писать, а сколько ещё будет смертей и разлук! Может я пишу сумбурно, но я в самом деле очень за тебя волнуюсь теперь. Как это страшно - Сергей Ильницкий был такой весёлый, сильный, искромётный ... живой. А теперь его нет. Вообще нет. Я просто боюсь подумать , что может не стать тебя. Этого не может быть! Ты обязательно вернёшься! Вернёшься потому, что я этого хочу, потому, что я тебя жду. потому, что ты не можешь не вернуться! К тому же...
   Третьего дня отец пришёл со службы какой-то странный, позвал меня к себе в кабинет и говорит:"Знаешь, Ольга, смотрел я наградные списки артурской эскадры сегодня... А я ведь Соймонова твоего мямлей считал, был уверен, что карьеры не сделает... Радуйся - лейтенанта он за геройства какие-то получил, да ещё и георгиевский кавалер теперь. Меняет война людей. Молодец Василий! В общем, если живой вернётся и не передумает твоей руки просить - я не возражаю."
   А я всегда знала, что ты у меня самый сильный и самый смелый. Ты только перед отцом моим робким был.
   Ты ведь не передумаешь, Васенька?
   Обязательно возвращайся, хороший мой!
   Очень жду.
   Люблю.
   Ольга.
  
  
  
   *********
  
   Наконец то "Паллада" привела из условленной точки рандеву два угольщика и транспорт с продовольствием. Пока на всей эскадре шла угольная погрузка Роберт Николаевич думал о том, что делать дальше. Конечно придётся "посоветоваться" с Ухтомским, но решение нужно принять заранее. Стоять в Зондском архипелаге больше было нельзя. Влажные тропики были очень неудачным местом для длительного пребывания эскадры. Как ни пичкали людей хинином, на эскадре уже более двух десятков человек слегло с лихорадкой. Днища кораблей обрастали ракушкой, что неумолимо вело к падению их скорости. Да и мотание из бухты в бухту, с острова на остров однажды могло кончится плохо. Длительное пребывание эскадры в этих водах было уже несомненно известно Того и в любой момент можно было дождаться появления незваных гостей.Вряд ли это были бы броненосцы или даже крейсера, но миноносцы вполне могли засечь место стоянки и ночью атаковать.
   Итак, варианты: бухта Ллойда на Бонинском архипелаге. До Токио рукой подать, но связи с метрополией у японцев там нет, лежит в стороне от морских торговых путей, острова практически не заселены, климат хороший. Месяц можно чувствовать там спокойно, но потом начинает становиться опасно. Какой нибудь абориген до Японии на лодке в порыве патриотизма догребёт и могут начаться серьёзные проблемы. Да и поддерживать связь со второй эскадрой, назначить место и время встречи малореально.
   Не подходит. Хотя для прорыва во Владивосток место старта идеальное. На будущее можно иметь в виду.
   Зондский архипелаг, Филлипины, Окинава, Формоза отпадают по понятным причинам - имеют телеграфную связь с Японией и большую плотность населения - рассекретят в момент и можно дождаться незваных гостей в виде всего японского флота.
   Во Владивосток... Заманчиво и реально. Не через Корейский пролив конечно. Приведя себя в порядок на том же Бонине пройти вокруг Японии.
   А потом что? Того опять разобьёт отряды по частям. Нет уж , хватит. С Рожественским надо соединяться обязательно.
   Последовать рекомендациям Адмиралтейства и идти на соединение на Мадагаскар? Ох жалко угля и механизмов. Но пожалуй это единственный реальный выход.
   Но не просто же так уходить. Вирен прекрасно понимал, что современная война - война в первую очередь финансовая. Проиграет тот, у кого раньше закончатся деньги. Англичане и американцы делали щедрые вливания в экономику Японии, без них её давно бы свело судорогой банкротства. Но кредиторы зорко следили за состоянием дел на театре военных действий и всё, что там происходило немедленно отражалось на бирже. Прорыв артурской эскадры несомненно серьёзно опустил цены на японские акции. Нужно было усугубить ситуацию, дать понять, что доставка товаров в Японию - дело небезопасное. И сейчас имелась такая возможность продемонстрировать это лишний раз.
   Необходимо здесь, в местах "насыщенного" судоходства обозначить наше присутствие. Досматривать суда идущие на север. Пусть даже ни одного японского груза не поймаем - играть на нервах у противника и тех, кто его "подкармливает" тоже немало. Возрастут страховки, а значит и стоимость фрахтов.
   Но надолго этим увлекаться не стоит. Того может рассердиться всерьёз и двинуть сюда свои главные силы - благо свои перевозки ему теперь всерьёз защищать не от кого. Менее, чем за неделю он может быть здесь. И связываться с ним нам пока не с руки. И иметь его "на хвосте" при переходе через океан не хочется, как бы ни была маловероятна встреча. Но дня три-четыре порезвиться в этих местах мы себе позволить можем.
  
  
   На совещании командиров, несмотря на несколько вялых возражений вначале, решение идти на Мадагаскар было принято единогласно. Наверное не последнюю роль в этом решении сыграло недавнее награждение. Офицеры стали понимать, что можно получать награды не только за "службизм", но и за решительность. Да и, честно говоря, откровенно обрыдло маяться неизвестностью. Очень хотелось иметь конкретную точку, в которую следует двигаться, будь это Владивосток, Токио или Петербург. Да хоть Сасебо, лишь бы не тупое ожидание.
   Все подсознательно стремились скорее перестать находиться в "подвешенном" состоянии и иметь какую то конкретную цель.
   - Но дверью мы, перед уходом из этих вод, на прощание хлопнем, - закончил командующий эскадрой, - На три дня устье Малаккского пролива, море севернее и южнее его объявляется "охотничьей территорией". Всем разойтись поодиночке и прочешем частым гребнем эти воды.Вам будут выданы очередные конверты, которые вскроете после выхода в море. Счастливой охоты, господа!
  
  
   Глава 2
  
   Счастливой охоты!
  
   Ласковыми эти широты точно не назовёшь - пот заливает глаза, одежда прилипает к телу, и вот, - ты уже мечтаешь об искристом снеге, о летящих на Масленницу с горки санках, и, конечно, о катке на Таврических прудах, где ты когда-то провел пару часов с любимой девушкой. Да, что там, - просто мечтаешь о морозе и о пронизывающем питерском ветре. И перестаёшь понимать как это можно страдать от холода.
   Особенно, когда обязанности заставляют тебя ковыряться в контактах проводов в душных внутренностях броненосца. А ведь каждый день приходится. Из-за этой чёртовой влажности постоянно что-то выходит из строя.
   Вызов на мостик Соймонов воспринял как счастливую паузу. Не переодевшись, в пропитанной потом одежде, он прибыл к Эссену за несколько минут и с удовольствием подставлял хоть и жаркому, но ветру своё лицо.
   - Василий Михайлович, возглавьте досмотровую партию на этот пароход. У вас двадцать минут, чтобы выглядеть соответственно.
   - Слушаюсь, Николай Оттович! Только двадцать минут...
   - А и правильно, отправляйтесть как есть, всё равно после душа вспотеете, - усмехнулся Эссен, - меньше возиться и там будете. Отправляйтесь. Исполать вам.
   Лейтенант спрыгнул в шлюпку отходившую к английскому угольщику. Глядя на борт и корабль вообще, Василий отказывался верить, что это чумазое судно принадлежит "Владычице морей"
   Капитан "Бьянки" (так называлась эта посудина) был немногим старше Василия и традиционно возмутился "пиратскими" действиями русских. Грузом было три тысячи тонн бездымного кардиффа, порт назначения - Пусан.
   - Вы не имеете права нас задерживать, мы везём уголь в нейтральный порт, - пытался возмущаться англичанин.
   - Кэптен, это даже не смешно, - усмехнулся Соймонов, - вы везёте боевой уголь в порт, который давно захвачен японцами. Как и вся Корея. Вы в самом деле расчитываете, что мы пропустим ваш корабль и груз, предназначенный для того, чтобы сгореть в топках японских броненосцев и крейсеров? Вы можете протестовать сколько угодно, но в Пусан ваше судно не попадёт. Как и вообще никуда севернее места, где мы имели счастье вас встретить. Я не знаю, что решит призовой суд. Может вам и удастся получить компенсацию за конфискованный груз, но мне кажется, что даже свой корабль вы уже потеряли.
   Англичанин ещё попытался повозмущаться ради чести флага, но Соймонов уже перестал обращать на него внимание всерьёз:
   - Вы можете грозить России самыми страшными карами, но будет так, как я сказал. И если даже предположить, что вы меня убедите - решение принято не мной, а моим командиром. И адмирал, я уверен, примет такое же. Так что не тратьте нервы понапрасну. Ваш уголь сгорит в топках наших кораблей, как бы вам это не было неприятно, кэптен. "Бьянка" пойдёт с нами.
  
   Кроме английского угольщика "Пересвет" встретил ещё двух французов, но их даже останавливать не стали. Портить отношения с Францией сейчас было просто недопустимо.
   Ещё один англичанин вёз восьмидюймовые снаряды в Вейхавэй. И хотя было известно, что это совершенно нехарактерный калибр для британцев, да ещё в таких количествах (две тысячи), что стрелять ими в Вейхавэе некому и они совершенно конкретно будут переданны на японские крейсера - инкриминировать английскому капитану было нечего и его "Норт Стар" пришлось пропустить.
  
   А вот норвежскую "Валькирию", перевозившую в Чемульпо рельсы и шпалы отправили на дно с чистой совестью.
  
  
   В точку рандеву русская эскадра в общей сложности привела ещё три приза, кроме "Бьянки", захваченой "Пересветом". Один угольщик был призом "Баяна", один захватила "Паллада", но больше всех удивила "Полтава", самый тихоходный из кораблей русской эскадры. Она привела немецкий рефрижератор вёзший в Йокосуку мороженные свиные туши. Эскадра была обеспечена свежим мясом надолго.
   Кроме того были утоплены ещё три парохода, которые везли в Японию или Корею броневые плиты, хлопок, азотную кислоту, фенол и стодвадцатимиллиметровые гаубицы.
   Охоту можно было считать удавшейся.
  
  
   Борт броненосца "Микаса"
  
   Первая эскадра шла на юг. Только она. Вторая осталась охранять коммуникации, Катаока со своим антиквариатом, продолжал блокаду Порт-Артура, а вот Того, с броненосцами, отрядом адмирала Дева и усиленный крейсерами "Якумо" и "Асама" направлялся разыскивать корабли Вирена в Индонезии. Адмирал нисколько не верил в успех экспедиции - слишком обширна была акватория, слишком мало у него кораблей, слишком плохо налажена передача информации в этом архипелаге. Шансы околонулевые, но обозначить, сымитировать "бурную деятельность" после фиаско под Порт-Артуром было необходимо. Ни император, ни министры, ни армия, ни народ не поймут почему флот упустивший врага будет сидеть "сложа руки".
   А шансы найти русских почти никакие. Всего шесть крейсеров-разведчиков (кроме отряда Дева удалось прихватить с собой "Суму" и "Акаси") для поисков на такой огромной площади океана в мешанине островов. Вспомогательные крейсера Того взять с собой даже не пытался - отвлекать от перевозок на материк такие вместительные корабли можно было только в самом крайнем случае. Ведь они только номинально числились вспомогательными крейсерами, на самом деле их использовали как войсковые транспорты.
   Неделя поисков, как и ожидалось, не дала каких-нибудь результатов, но на шестой день Того узнал о "бесчинствах", которые творили русские в Малаккском проливе. Стало совершенно ясно, что Вирен со своими кораблями уходит через океан, навстречу балтийской эскадре. Встал вопрос о дальнейших действиях японского флота.
  
   - Ты меня звал, Хейхатиро? - в каюту командующего зашёл начальник штаба адмирал Като.
   - Заходи, Томособуро, садись. Есть разговор.
   - Слушаю, - Като присел на указанное кресло.
   - Давай-ка сыграем. Побудь, как это делали раньше в Европе, "адвокатом дьявола". Я тебе расскажу о своих планах, а ты их должен безжалостно раскритиковать. А?
   - Я знаю кто такой "адвокат дьявола". Ну давай, попробуем. Начинай.
   - Позиция первая: Если Вирен соединится с Рожественским, то объединённые силы русских будут сильнее нас.
   - Согласен.
   - Значит желательно разбить их по частям.
   - Очень желательно. А как?
   - Вариант первый: Если верить разведке, то часть кораблей балтийской эскадры должна пройти Средиземным и Красным морями. Мы можем сделать рейд через Индийский океан и успеть перехватить их возле Адена. С нашими силами мы легко их разгромим. Так? Что скажешь?
   - То есть я начинаю играть за русских? Ну изволь: Эти планы явно составлялись без расчёта того, что мы сейчас будем в Индонезии. А русским этот факт известен, можно не сомневаться. Нужно быть круглым идиотом, чтобы не продумать ситуацию, которую ты озвучил. Русские просто пойдут все вместе вокруг мыса Доброй Надежды. А есть ещё более интересный вариант: Часть русской эскадры проходит Гибралтар, нам об этом любезно сообщают англичане, мы стартуем через океан, русские же через пару дней выходят обратно в Атлантику и соединяются где-нибудь в Дакаре. А мы, надрывая машины и измучивая людей торопимся ограниченными силами к Адену. И только там узнаём, что ждать тут некого. Я бы на месте русских так и поступил. Твой ход.
   - Да, ты прав. Мне просто нужно было услышать то же самое о чём думаю я из уст другого, грамотного в нашем деле человека. Продолжаем. А если попробовать поймать эскадру Вирена? Он уходит. Уходит через океан. Явно на Мадагаскар...
   - Уверен?
   - Почти.
   - Ах почти... Ну ладно, продолжай.
   - Ну тут всё ясно: они становятся на якорь, чинятся, грузятся. И явно настроены на длительное ожидание балтийцев. А тут мы. Уж артурскую эскадру мы разобьём наверняка. И вырвем этот главный козырь из рук русских.
   - Ты уверен, что Вирен придя на Мадагаскар не узнает, что мы вышли следом? Мы можем как угодно стараться соблюдать скрытность, но нет абсолютной гарантии, что с какой-нибудь лодки не разглядели наш выход следом за Виреном. Далее: Ты готов выйти всей эскадрой немедленно? Можешь не отвечать - знаю, что нет. Нужен уголь и нужны угольщики. Это неделя минимум. И потом мы поползём со скоростью самого медленного угольщика при эскадре. Через океан поползём, чёрт побери! А то, что треть нашего флота океанскую волну держит очень неважно ты учёл? Вспомни "Унеби". Только по дороге туда пару кораблей можем потерять. Теперь "там". Бой у Шантунга помнишь? Помнишь, что "Микаса" не утонул только благодаря штилю, когда у него отвалилась броневая плита? А у русских будет лишь на один броненосец меньше. Ладно, перетопим мы их, но пару броненосцев или броненосных крейсеров ты обратно до Японии точно не доведёшь. А то что доведёшь, будет с совершенно убитыми машинами. Обвальный выход из строя почти всей механической части. Рожественский при этом, со своими восемью броненосцами, будет висеть у нас на плечах. Ведь наше главное преимущество в бою с ним - скорость, вот её-то как раз у нас и не будет после такой экспедиции.
   - А если Вирен будет уверен, что мы возвращаемся отсюда в Японию?
   - Ну и как ты это организуешь? Телеграф раскинулся по всему миру. И я бы на его месте не поверил в наше возвращение, если по дороге отсюда наши корабли не зашли бы ни в один порт.
   К тому же: у тебя есть стопроцентная гарантия, что Вирен идёт именно на Мадагаскар? А если в Занзибар? А если вообще в Кейптаун? Или у них с балтийцами назначена точка рандеву где-то ещё? Мы "прогуляемся" через океан, никого не найдём и придётся возвращаться, как говорят русские, "не солоно хлебавши". В общем - авантюра с любой точки зрения. Мы не в казино, Хейхатиро, чтобы делать такие бездумные ставки.
   - Спасибо. Ты сказал именно то, что я и ожидал услышать. Идём домой. Чинимся. Готовимся. Ждём. И пусть меня хоть разжалуют, но нам нужно встретить русских у наших берегов. Сильными, свежими, подготовленными.
  
  
   Глава 3
  
   Индийский океан
  
   Чтобы получить дополнительных пару узлов скорости и сэкономить уголь, эскадра прошла Яванским морем и к Мадагаскару отправилась с попутным Южным Пассатным течением. Даже с учётом небольшого крюка в пути, несколько тысяч тонн экономии это приносило. К тому же поймали и прихватили с собой ещё один угольщик из Австралии, направлявшийся в Нагасаки.
   Индийский океан встретил если не штормом, то очень сильным свежаком. Броненосцы валяло с борта на борт так, что даже у бывалых моряков ком начинал подкатывать к горлу. И так почти двое суток. На завтрак, обед и ужин в кают-кампании "Пересвета" собирались далеко не все офицеры. Отец Вениамин, так вообще не поднялся к общему табльдоту ни разу, хотя свои службы ежедневно в корабельной церкви проводил. Юные мичмана сперва подшучивали по его поводу, но ежедневно видели, что несмотря ни на что корабельный священник, пусть и с лицом нежно-зелёного цвета, проводит молитвы в соответствии с распорядком. Это вызывало уважение.
   Груз "Бьянки" был первым распределён по кораблям. Старались как можно меньше износить механизмы на переходе через океан и использовали для этого самый качественный уголь. Сам угольщик был отпущен в Коломбо.
   Сойманов, свободный от вахты, лежал на койке в своей каюте и, очередной раз не отрываясь смотрел на мундир с белым крестиком на оранжево-чёрной ленте:
   "Я георгиевский кавалер! Не может быть, не верю. Самая почётная награда офицера на моей груди. А ведь за что? Ну не ранило бы Александра Васильевича, не попади дуриком мина в японский истребитель и был бы я всё тем же заурядным мичманом. Да и был бы? Утопили бы нас японцы за милую душу. Как много на войне и в судьбе решает случайность..."
   Теперь ещё сильнее хотелось уцелеть в этой войне, приехать домой, в Петербург, пройти под руку с Оленькой по улицам, которые были родными и близкими. Почувствовать восхищённые взгляды прохожих. Побывать в гостях у знакомых в разной степени людей. Как хотелось дожить до всего этого!
   Лейтенант встал с койки и подошёл к иллюминатору. Господи! С севера наплывали множество дымов, через небольшой кругляшок "корабельного окна" не было возможности рассмотреть количество всех судов, но их явно было больше десятка.
   Тревоги объявлено не было, но всё равно это было так необычно, что Василий, накинув китель и прихватив бинокль, вышел из каюты и поднялся на верхнюю палубу. На ней, у правого борта уже стояло несколько офицеров.
   - Что случилось, господа? - спросил Соймонов, подходя к фальшборту.
   - Кажется Того, - ответил мичман Витгефт, - как он нас выследить умудрился?
   Вскинув бинокль к глазам, Василий действительно увидел очень знакомые силуэты: "Микаса", "Асахи", "Сикисима", "Фудзи", "Ясима" (значит не утонул всё-таки, починили, сволочи), крейсера... Все главные силы японцев пользуясь преимуществом в скорости неумолимо настигали русскую эскадру. Уже заорали горны и загрохотали барабаны, призывая всех на места, и офицеры стали разбегаться по своим постам согласно боевого расписания.
   "Но ведь этого не может быть!" - упорно билось в голове лейтенанта, - Как Того бросил свои коммуникации и всеми силами бросился искать нас в открытом океане за тысячи миль от берегов Японии? Найти иголку в стоге сена значительно легче. Но факт оставался фактом. Уже загрохотали пристрелочные выстрелы японцев, уже стали подниматься фонтаны воды в местах падения их снарядов. Всплески неумолимо приближались к борту "Пересвета".
   -Странно, - подумал Василий, - при ударе об воду уже не разрываются. Или они тоже решили перейти на бронебойные?
   И вот уже накрытия. Снаряды гулко застучали по броне, но опять почему то без разрывов...
   - Ваше благородие! - кричал вестовой колотя в дверь лейтенантской каюты, - вас командир на мостик просют!
   Соймонов ошарашенно приподнялся и сел в койке: "Надо же такой ахинее присниться!"
   -Сейчас буду!
   "Только что бежал по этим трапам во сне", - усмехнулся про себя Василий поднимаясь на палубу. Погодка была приятной. Жарковато, конечно, но ветерок освежал достаточно чувствительно.
   Поднявшись на мостик Соймонов козырнул командиру корабля и доложил о прибытии.
   - Василий Михайлович, адмирал сегодня планирует провести ночную тренировку по отбитию минной атаки, озаботьтесь, голубчик, что бы прожекторы не подвели, проверьте пожалуйста.
   - Конечно, Николай Оттович, не беспокойтесь. Разрешите идти?
   - Нет. После обеда. Сейчас сниму пробу, потом вам в кают-компанию, ну а после займитесь. Вам же только проверить. Сколько я помню прожекторы не ломались, просто чтобы подстраховаться. Что-то выглядите неважно. Вы здоровы?
   - Всё в порядке, просто уснул. Сам не заметил как. А тут срочный вызов, - смущённо улыбнулся лейтенант.
   А обед сегодня был...
   Давно уже за кормой корабля следовали стаи акул. Регулярно выбрасываемые пищевые отходы очень этому способствовали. Хотелось надеяться, что груз привязанный к мешку с недавно умершим машинистом, достаточно быстро утащил его на глубину и он не стал "кормить рыб" в буквальном смысле.
   Корабельный кок со знаковой фамилией Перец за время службы в Артуре многому научился у китайцев в плане кулинарии. И как-то у фитиля (место для курения на баке) высказал идею... Матросы Пушняков и Дубин, бывшие рыбаки, этой идеей здорово загорелись... Выпросив у боцмана несколько метров стального троса, изготовив в мастерской подходящих размеров крюк, соединив всю конструкцию с канатом и насадив "сэкономленный" коком кусок некондиционного мяса с утра "отправились на рыбалку", сбросив приманку с кормы. Двухсоткиллограмовая акула-молот "клюнула" почти сразу, правда на трофей такого размера никто из рыболовов не расчитывал. Чтобы вытащить это чудище пришлось звать на помощь с десяток человек находившихся поблизости. После сорока минут "борьбы броненосца с рыбой" победил броненосец. Акулу, подцепив баграми вытащили на палубу. Ну а уж Перец к обеду расстарался...
   Эссен пробуя суп для команды из общего котла удивлённо поднял брови. Зачерпнул ещё ложку..
   - А отнеси-ка ты мне, братец, в салон всю тарелку, - совершенно неожиданно попросил он кока. Обычно командир только пробовал пару ложек и одобрял еду к раздаче, а тут...
   - Николай Оттович, мы с офицерами хотели сегодня пригласить вас на обед в кают-кампанию, шепнул на ухо Эссену старший офицер "Пересвета" Дмитриев, - у мичмана Витгефта день рождения, не откажите.
   - Ну если наш кок для офицеров приготовил обед не хуже, чем для команды, - усмехнулся командир броненосца, - то приду с удовольствием.
   Для офицеров был приготовлен суп из плавников акулы, кроме того паштет из её печени на закуску. На второе были отбивные из трофейной свинины с ананасовым соусом и рисом. Давно офицеры броненосца не обедали с таким удовольствием. Даже корабельный священник, не так давно отошедший от "желудочной травмы", ел за обе щёки и решился попросить добавки акульего супа.
  
   Учения по отбитию минных атак начались ближе к закату. Паровые катера, которые должны были имитировать вражеские миноносцы ушли к северу и, с заходом солнца, стали подбираться к эскадре. Темнеет в экваториальных широтах быстро. Навстречу направлению ожидаемой атаки "миноносцев" вонзились бивни прожекторов и зашарили по водной глади. Со стороны атакующих катеров казалось, что сонм архангелов размахивает огненными мечами, чтобы рассечь их корабли.
   Но лейтенанты и мичмана командовавшие "вражьими силами" достаточно легко приближались к броненосцам и крейсерам. Некоторые из их корабликов попадали в лучи прожекторов, но достаточно быстро уходили в темноту. Вдруг... Словно тряпкой провели по чёрной доске стирая написанное мелом. Один из русских броненосцев исчез.
   - Чёрт-те что, - ругался Эссен, глядя на бесполезную иллюминацию, устроенную броненосцами и крейсерами, - мы их всё равно видим секунды или пару минут. И не всех к тому же. А, чёрт! Лучше сейчас, чем в бою! Выключить боевое освещение! Всё освещение! Вообще! Принять влево три румба! Машина, больше ход!
   В боевой рубке "Пересвета" все застыли в напряжении.
   - Взять прежний курс! - скомандовал Николай Оттович через десять минут.
   Даже с противоположной от "боя" стороны русские корабли были достаточно хорошо различимы.
   -А если бы ещё и с этих румбов атаковали? - подал голос Сойманов, стоявший на мостике вместе с командиром.
   - Да уж. Вот найдут ли нас?
   Не нашли. На "Ретвизане" подняли вверх луч прожектора, что означало окончание учений. "Пересвет" снова включил огни и пошёл принимать на борт свои катера.
  
   Днём командиров всех участвовавших кораблей и катеров Вирен пригласил на борт "Ретвизана" для разбора ночных учений.
   В адмиральском салоне было не продохнуть - влажный и, мягко говоря, тёплый воздух, казалось, можно было резать ломтями. Два десятка офицеров ждали оценки адмирала как школьники.
   - Я, вместе со своим штабом внимательно изучил рапорты командиров кораблей и катеров. Выводы неутешительны. Господа командиры кораблей, кто из вас захватывал прожектором катера на расстоянии менее пяти кабельтов от борта?
   Подняли руки Сарнавский, Успенский и Щенснович.
   - Но Роберт Николаевич, ведь эти катера могли бы быть уничтожены раньше, на более дальних дистанциях, мой крейсер неоднократно захватывал прожектором и удерживал в его свете несколько минут атакующие катера.
   - Господа офицеры, командовавшие катерами, есть такие случаи, когда вы приближались к кораблям неосвещёнными или освещёнными на несколько минут? - повернулся к молодёжи адмирал.
   Руки подняли четверо.
   -То есть минимум два минных попадания мы имеем. Так?
   Крыть было нечем. Командиры броненосцев и крейсеров понуро молчали.
   - Теперь вы, Николай Оттович. Что это была за самодеятельность? Ни в коем случае не считаю ваши действия трусостью, но хотел бы услышать объяснения. Почему вы покинули строй?
   - Роберт Николаевич, я просто увидел весь этот "праздник света" и подумал, что при большом количестве атакующих миноносцев не спастись. И погасив огни вышел из строя, чтобы посмотреть, что из этого получится. Меня не нашли, не так ли? - посмотрел Эссен в сторону командиров атаковавших отряд.
   Офицеры либо просто смолчали, либо покачали головами.
   - Так может лучше научиться ходить так, чтобы нас не заметили, чем репетировать отбитие минной атаки, которой может и не быть? Нет, этому учиться тоже надо, но, по моему, в первую очередь нужно научиться избегать самой атаки. Разве нет?
   - Какие будут мнения, господа? - обвёл газами Вирен присутствующих офицеров.
   - Что, совсем без огней? Так корабли же протаранят друг друга! - Ухтомский был явно против таких экспериментов.
   - Может послушаем сначала сторону атаковавшую отряд? - усмехнулся Вирен, - прошу, господа, ваше мнение?
   - Разрешите мне? - робко спросил мичман Витгефт.
   Получив разрешение он продолжал: Я сам, в первую очередь хотел атаковать именно "Пересвет", но когда он "пропал", то броненосец действительно стал необнаружим. Если бы корабли не светили прожекторами, то и они были бы невидимы в ночи, мы бы их ни за что не нашли, разве что в борт врезались.
   Другие молодые офицеры согласно закивали.
   - Так что, будем учиться ходить ночью без огней? - весело спросил Вирен у командиров кораблей.
   - Надо! - кивнул Иванов.
   - Опасно, но дело того стоит, - согласился Успенский.
   В общем не возражал никто.
   - Ну что же, каждую ночь с хорошей погодой будем пробовать. Для начала по нескольку часов, а там... Все свободны.
  
   Первой же ночью попробовали идти двумя тройками. На всякий случай разошлись подальше группа от группы и шли "держась" за кормовой огонь переднего мателота три часа. Во избежание столкновений групп было открыто ещё по одному бортовому огню, а в случае потери впередиидущего нужно было немедленно открыть все огни. Не потребовалось. На следущую ночь так прошли пять часов, а потом каждую ночь шли уже постоянно держась только "за хвостик друг друга". Оказалось вполне реально ходить в темноте без огней.
   Вначале за штурвал ставили лучших рулевых, командиры постоянно находились в ходовой рубке, потом этому научились все кому положено и можно было оставить корабль на среднего рулевого и вахтенного начальника.
   Рулевые, правда, освобождались от угольных погрузок.
  
   А угольные погрузки в океане были сущим адом. На угольщики отправлялось до сотни матросов с каждого корабля (больше всего с "Пересвета" и "Победы" - эти броненосцы ещё в Артуре были прозваны "пожирателями угля"). Матросы спускались в трюмы и в тропической духоте, в угольной пыли часами загружали мешки с углем. Сапоги, одежда на этих работах просто "горели". На головы, чтобы не угробить бескозырки надевали либо "чалмы" из ветоши, либо колпаки из парусины, либо даже шили мешки-наголовники с прорезями для глаз и рта. Угольная пыль ещё долго скрипела на зубах, разъедала кожу в подмышках и в паху. Плевки матросов после этих работ были чёрными как антрацит.
   Острые осколки угля быстро приводили мешки в негодность и они расползались не только по швам. Часами и часами после погрузок матросы чинили их и штопали. А новых взять было негде.
   Не выдерживала не только ткань. Людские организмы тоже сдавали. Не было случая угольной погрузки, чтобы после неё не хоронили бы в океане несколько человек.
   Но умирали люди и в обычные дни. От солнечных ударов например. В Индонезии для офицеров приобрели пробковые тропические шлемы, а матросы были защищены от жестоких солнечных лучей всё теми же бескозырками. Вода из опреснителей была отвратительной на вкус, её старались сдабривать лимонной кислотой, а доктора требовали, чтобы в неё добавляли и соль, но зачастую её пили просто так.
   Старший врач "Пересвета" Августовский специально собирал офицеров и просил, чтобы они объясняли это матросам:
   - Как вы думаете, господа, от чего происходит с человеком тепловой удар?
   - От перегрева конечно.
   - Ничего подобного, его можно получить и без особого перегрева. И наоборот, при жуткой жаре избежать. Он происходит от падения концентрации соли в крови. Если человеку долго жарко, то он много пьёт. И при этом потеет. И, извините, мочится. При этом из организма выводится соль. И если она там не восполняется, то тогда, в определённый момент и наступает тепловой удар. Объясните это матросам, требуйте, чтобы немного соли в питьевую воду добавлялось. Но только не надо заставлять людей пить тузлук как для засолки селёдки. Щепотки соли на литр воды вполне достаточно.
  
  
  
  
  
  
   Письмо Василия Соймонова
  
   Дорогая моя Оленька!
   Сегодня мы, наконец, вышли в Индийский океан, так что, можно сказать, счастливо спаслись от превосходящего противника. И пусть до ближайшего дружественного порта - тысячи миль, но мы живы, у нас остались наши корабли, и мы обязательно вернемся! Вернемся, чтобы больше никогда не уходить! И это будет сказка - ведь мне наверняка дадут отпуск, и мы снова увидимся!
   Все свободное время провожу за учебой - ведь, в случае чего, мне может понадобиться не только знание каждой гайки на своем корабле, но и понимание, чего могут, а чего - нет наши люди, машины и орудия. И чем больше я занимаюсь, тем больше нахожу всего, что еще надо было бы знать и уметь и мне самому, и доверенным мне людям. Капитану это, кажется, нравится и он сам уже раза три приглашал меня на беседы, где мы подолгу разбирали действия корабля и отряда в тех или иных ситуациях.
   Подумать только - еще совсем недавно морская стихия, разбушевавшись, бросала наш миноносец, как щепку... А теперь, стоя на мостике огромного броненосца, я вижу, как могучие океанские волны в бессилии разбиваются об его таран, отступая перед мощью наших машин и волей наших людей. Мне кажется, что теперь и на войне, и в нашей с тобой, любимая, судьбе все наладится и девятый вал проблем будет преодолен силой нашего ума, нашего духа и - главное - нашей любви!
   Из Индийского океана, навсегда твой,
   В.С.
   Глава 4
  
   Мадагаскар
  
  
   На рейд Носси-Бе эскадра уже просто вползала. Последние двести миль она еле двигалась из-за поломки машин "Победы". Да и на других кораблях механизмы выходили из строя ежедневно, даже железо не могло уже вынести эти постоянные нагрузки. Вирен, несмотря на то, что угольные ямы были почти пусты дал командам три дня отдыха. Благо до прихода Рожественского было ещё время. Даже ремонтом заниматься пока не стали.
   Василий был отпущен на берег в первый же день, вместе с ещё пятнадцатью офицерами. К берегу плыли на шлюпке как будто в киселе, море кишело медузами и вёсла постоянно загребали не воду, а какую-то густую массу на водной основе.
   Почтовое отделение находилось у самого берега и лейтенант первым делом убедился, что в его маленькое окошко матрос сдал всю корабельную корреспонденцию, в том числе и его письма Ольге и матери в Петербург.
   Потом, вместе с ревизором "Пересвета" мичманом Даниловым и врачом Августовским, прежде чем идти в город, решили прогуляться по буйным лесам. Самым страшным после человка существом, по словам доктора, на этом острове был ядовитый паук. Змей и кровожадных хищников здесь можно было не опасаться. А природа здесь была действительно великолепна. Бесподобная тропическая растительность буквально "била фейерверком". Особенно поразил баньян, дерево-лес. С веток дерева вниз спускались побеги и давали корни, превращаясь в новые деревья. Хлебное дерево давало плоды размером с небольшой арбуз, из мякоти которого выпекался очень вкусный "хлеб".
   Краски тропического леса поражали разнообразием, огромные цветы лиан, удушающих своими объятьями могучие деревья были всех оттенков которые можно было только вообразить, огромные бабочки летали между стволами и кустами, делая калейдоскоп красок ещё более фантастическим. Попугаи и прочие местные птицы щеголяли совершенно нескромным по российским меркам оперением. Крохотные, меньше многих местных бабочек, птички похожие на колибри переливались в солнечных лучах как драгоценные камни.
   - Так и кажется, что сейчас из зарослей выскочит какой нибудь леопард, - обратился к товарищам по прогулке Соймонов.
   - Самый страшный хищник Мадагаскара - фосса, величиной с не очень крупную собаку. Охотится на лемуров. Мы ей не по зубам, - усмехнулся доктор, - настоящие собаки аборигенов более опасны.
   Через некоторое время показалось озеро, образовавшееся в кратере потухшего тысячи лет назад вулкана. Большая часть его берегов заросла камышом или чем-то камыш сильно напоминающим. Но были и открытые места. Офицеры подошли к одному из таких пляжиков. Данилов чуть ли не машинально поднял плоский камешек и запустил его скакать по водной глади.
   - Интересно, а какая тут рыбалка? - спросил он.
   - А не отойти ли вам от берега, любезный, - улыбнулся врач и показал на еле заметные бугорки скользившие по воде в их сторону.
   Поняв в чём дело все трое дружно отошли на почтительное расстояние и из воды через пару минут выбрался небольшой крокодил.
   - Ничего себе нет крупных хищников! - присвистнул Василий.
   - Да они тут небольшие, - ответил Августовский, - для человека опасности не представляют. Тут их на мясо и кожу выращивают и до настоящего размера подрасти не дают. Но купаться тем не менее я бы здесь никому не советовал. Однако, господа, нам пора. Через час нас ждут в "Кафе де Пари".
   - Действительно. Но напоминаю указ Петра Великого специально для нас писанный: "В иностранных портах, чтобы честь флага российского не уронить, до изумления не напиваться!"
   Дружно рассмеявшись офицеры тронулись в обратный путь.
   По дороге заглянули в посёлок сакалавов (так называются местные жители). Дома были построены на сваях, иногда даже в качестве сваи использовалась пальма, вокруг которой строился дом. Каждый дом имел обширную террасу покрытую пальмовыми листьями. Кожа сакалавов была тёмно-коричневой, густые шапки чёрных курчавых волос, кроме того они имели не очень характерный для людей негроидной расы почти европейский нос. Удивляло отсутствие женщин. То есть женщины конечно были, но это были либо молодые девушки, либо старухи, ну или почти старухи. Девушки были очень хороши, но, вероятно, быстро расцветая так же быстро и увядали. Мужчин кстати в деревне тоже было мало, они в это время в основном или работали на плантациях, или ловили рыбу. Повсюду сновали ребятишки, которые наверное во всём мире проводят время почти одинаково. И сейчас появление трёх белых офицеров было для них событием и поводом развлечься. Шумной стайкой они подбежали к русским морякам и стали трогать их за одежду, подпрыгивать, смеяться. Насилу отбившись от этой эмоциональной публики русские продолжили свой путь в порт.
  
   Ювелиры Хэлльвиля благодарили небеса, храбрость русских и щедрость их императора. Несколько десятков награждённых за прорыв офицеров буквально засыпали их заказами. Каждому из них хотелось поскорее сменить латунную скороделку на настоящий орден, изготовленный профессионалами.
   Деньги лились рекой так же и в карманы владельцев забегаловок разного уровня и домов, без которых не обходится ни один портовый город, причём местные красотки были на удивление дёшевы. Торговцы различными товарами тоже не могли нарадоваться на эскадру стоящую хоть и в нейтральных водах, но снабжавшуюся из их города и порта.
  
   Вернувшись на "Пересвет" Василий на шканцах наткнулся на старшего офицера броненосца. Капитан второго ранга Дмитриев полузакрыв глаза и сжав кулаки самозабвенно ... матерился. В полном одиночестве он складывал такие сочные матюки, что первые мгновения Сойманов просто заслушался.
   - Что с вами, Аполлон Аполлонович? - спросил лейтенант слегка придя в себя от обалдения.
   - А, это вы, Василий Михайлович, - Дмитриев слегка смутился, - представляете какой приказ нам передали: "Все корабли перекрасить в чёрный цвет, а трубы в жёлтый. И с чёрной ... мать, каёмочкой." Совсем сдурело наше начальство. Я не нашего адмирала в виду имею, а тех кто ему такое сверху спускает. Вот не было печали. Заняться нам больше нечем! Так что можете обрадовать своих минёров и гальванёров - на малярные работы. Это же додуматься надо - в тропиках краситься в чёрный цвет. Я уж не говорю про то, какими красивыми мишенями мы будем для японцев. Так и хочется этих умников послать в ... в общем, на вечно падающую башню полюбоваться.
  
   Хмурый и злой Эссен, вернувшись с "Ретвизана" подтвердил приказ. И началось...
   Матросы день за днём смешивали штатные, имеющиеся на каждом корабле белила с угольной пылью и сажей, получая чёрную краску, висели на беседках вдоль бортов и труб, размахивая кистями и вполголоса матерно поминали всех от мичманов, до государя.
   За несколько дней корабли приобрели вид необходимый для достойной встречи с основными силами и отсутствия нареканий со стороны командующего эскадрой. Можно было заняться именно боевой подготовкой. И отдыхом. Да да, именно отдыхом. Только за несколько дней малярных работ, только на "Пересвете" пятнадцать человек было уложено в лазарет. Благо, что никто не умер. Тем более, что у команд в связи с покраской "украли" два дня обещанных для расслабления после всех перипетий последнего месяца.
   А Эссен злился ещё и от того, что ему было категорически отказано в доставке десятидюймовой пушки с Балтики или Чёрного моря для замены повреждённого шальным малоколиберным снарядом ещё двадцать восьмого июля орудия.
   - Я прекрасно понимаю вас, Николай Оттович, - сказал ему на борту "Ретвизана" Вирен, - я даже верю, что ваши молодцы смогут с помощью лома и едрёной матери поменять орудие на якорной стоянке. Но в Адмиралтействе это никому не докажешь. Придётся смириться.
  
   Скоро возникли неприятности с питанием. Нет, снабжать эскадру продуктами было несложно и недорого, со свежим мясом вообще не было проблем - на севере Мадагаскара разведение скота было основной отраслью сельского хозяйства. С крупами было хуже, но тоже терпимо, просто вместо гречневой каши готовили рисовую. Команды не очень жаловали рис, но зато макароны пришлись им по вкусу. А вот с овощами были серьёзные проблемы: капуста, лук, картофель, щавель и тому подобное на этом острове совершенно не выращивались, их привозили из Южной Африки в мизерных количествах и за сумасшедшие деньги. Хоть Вирен и распорядился регулярно выдавать экипажам ананасы и бананы, которые стоили здесь дешевле, чем репа в России, но из них щей было не сварить. Корни маниока были неважной заменой картофелю, хоть и стоили в пять - шесть раз дешевле.
   Ржаную муку и чёрные сухари берегли как лакомство, чаще пекли пшеничный хлеб или выдавали галеты.
   В общем питание было хоть и полноценным, но однообразным. И иногда приходилось всё таки покупать южноафриканские овощи за цену, от которой у ревизоров кораблей волосы поднимались дыбом.
   Однако появилась возможность по настоящему разнообразить приевшееся меню из солонины свежей рыбой. Практически каждый корабль нашёл в своём экипаже достаточно бывших рыбаков. Катера и шлюпки регулярно выходили в море на рыбный промысел, и, как правило, небезуспешно. Индийский океан щедро наполнял рыбацкие сети. Правда корабельным докторам приходилось тщательно следить за составом улова - здесь вам не Россия, многие рыбы были ядовитыми. Приходилось выбирать только тех, которые были известны наверняка. Яркая раскраска рыбины например, однозначно свидетельствовала о том, что такую класть в котёл - себе дороже.
   Но рыбный суп и жареная рыба, по которым так соскучились моряки (Странно, да? Но факт.) стали довольно часто появляться в рационе экипажей, да ещё без расхода для казны.
   Чтобы экипажи не потеряли бодрости от безделья и лучше подготовились к предстоящему сражению ежедневно проводились занятия по специальностям: стволиковые стрельбы у артиллеристов были практически каждодневным занятием, сигнальщиков постоянно натаскивали на знание силуэтов вражеских и своих кораблей, возились у своих дальномеров Барра и Струдда и микрометров дальномерщики, ну и так далее. Скучать и лодырничать не приходилось
  
  
   А двадцать восьмого ноября пришли печальные известия. Порт-Артур капитулировал. Подсознательно почти все на эскадре ожидали этого. Не могла осаждённая крепость, блокированная и с суши, и с моря, держаться бесконечно или сколь-нибудь долго. Но в глубине души всё-таки теплилась надежда, что "сдюжат", выдержат, не сдадутся. Слегка утешало то, что артурцы сковали своей обороной силы впятеро их превосходившие и уничтожили врагов вдвое больше по количеству, чем гарнизон крепости. То есть каждый артурский солдат "схватился с пятью японцами и двоих из них убил".
   Но всё равно было тяжко. Уже второй день на "Пересвете" Эссен видел унылые лица матросов, поползли слухи: " а ведь мы, братва, их бросили..." С этим надо было что то делать.
   - Прикажите построить команду через пятнадцать минут, - обратился Николай Оттович к старшему офицеру.
   В назначенное время командир "Пересвета" вышел на палубу, где его ожидали стройные шеренги офицеров и матросов. Легкий ветерок теребил ленточки бескозырок и лица команды выражали напряжённое ожидание.
   - Братцы! - начал Эссен, - Вы все уже знаете, что Порт-Артур пал. Он очень долго держался без нормальной пищи, при нехватке снарядов и патронов, пушек, пулемётов, держался против многократно превосходящего врага и огромную его часть уничтожил. Честь и слава героям-артурцам! Их не за что винить. Но я слышал, что многие считают, что мы бросили своих товарищей и сбежали. Не сметь так думать! Крепость была создана как база флота, а не флот должен был жертвуя собой оборонять крепость. Место боевого корабля в море! Его задача воевать с кораблями противника, а не постреливать из порта по осаждающему врагу и списывать команды в десант, а пушки на сухопутный фронт. Крепость всё равно бы пала, а наши броненосцы и крейсера достались бы противнику.
   Но мы действительно должны доказать, что ушли не зря, что мы принесём победу в этой войне России. Мы, вместе с балтийской эскадрой, которую ждём здесь, должны разбить японцев на море. И мы это сделаем. А для этого каждый из вас должен как можно лучше делать своё дело. Как можно лучше изучить свою пушку, дальномер, машины нашего корабля, чтобы в самый важный момент нанести врагу наибольший вред и в наименьшей степени пострадать самому. С завтрашнего дня ежедневно будут проводится тренировки на всех боевых постах, прошу господ офицеров сегодня к восьми часам вечера представить мне планы занятий.
   Всё! Разойтись по работам!
   Было видно, что с каждым словом этой короткой речи светлели лица матросов, видно как спадало то напряжение, которое застыло на них раньше. И расходились люди уже совсем в другом настроении.
  
   Пятнадцатого декабря на рейд Носси-Бе пришёл отряд контр-адмирала Фелькерзама: броненосцы "Сисой Великий" и "Наварин", транспорты и миноносцы. Они, в отличие от главных сил, прошли Средиземным морем и Суэцким каналом. Основная часть шла вокруг Африки, через мыс Доброй Надежды, но вскоре ожидались и они.
   На рейде грохотали пушки отбивающие приветственный салют, гремело могучее "УРА!" и летели вверх бескозырки.
   Трудно сказать, кто радовался больше. На отряде Вирена наконец-то воочию убедились, что корабли с Балтики идут, на отряде Фелькерзама тоже конечно знали, что артурская эскадра прорвалась, знали и о том, что она ждёт их на Мадагаскаре, но одно дело знать, а другое увидеть собственными глазами эти броненосцы и крейсера, которые могут сыграть решающую роль в сражении.
  
   Приближалось Рождество. Рождество почти на самом экваторе. Мечтать о ёлках смысла, конечно, не было, но на всех кораблях готовились к празднику.
   Двадцать пятого декабря, Эссен после обедни и положенного по уставу парада пришёл к раздаче чарки и потребовал налить себе тоже. Построив команду, он произнёс короткую, но очень прочувствованную речь:
   - Ребята, братцы! Дай вам Бог послужить Родине и вернуться домой, к своим семьям, победителями! У нас великий праздник, но нам и в него приходится работать и служить. Да ещё как, порой!... Война - ничего не поделаешь. Не буду благодарить вас за службу, все мы одинаково служим Родине. Я могу только донести до адмирала, до Государя, как вы исполняете свой долг. И благодарить вас будет государь!
   Очень трудная у нас задача: далёк путь, силён и умён наш враг... Но вся Россия следит, за нами, надеется на нас. Помоги нам Бог послужить ей с честью, оправдать веру в нас и не обмануть её надежды!
   А я надеюсь на вас! За Россию!... - Николай Оттович резким движением опрокинул в рот чарку и поднял её над головой.
   Последние слова были покрыты мощным "Ура!" и прогремевшим салютом. Казалось, что матросы сейчас сломают строй и бросятся качать любимого командира.
  
   А когда, через несколько дней, показались броненосцы Рожественского, радости вообще не было предела. Эскадра после соединения представляла из себя грозную силу. Броненосцы "Князь Суворов", "Император Александр III ", "Бородино", "Орёл" и "Ретвизан" были сравнимы с любым из четырёх японских. "Пересвет", "Победа" и "Ослябя" относились к облегчённым броненосцам и имели меньшее бронирование, а так же десятидюймовые пушки главного калибра вместо двенадцатидюймовых. Но они всё равно были значительно более сильными боевыми единицами, чем любой из восьми японских броненосных крейсеров. Броненосцы "Полтава" и "Сисой Великий" были несколько устаревшими, обладавшими недостаточной скоростью, а "Сисой" и забронирован был неважно, но на них стояли современные орудия, то есть на два этих корабля приходилось восемь двенадцатидюймовых пушек, так что если вспомнить, что на всех японских броненосцах их шестнадцать, то сила это была немалая. "Наварин" был устаревшим броненосцем, с устаревшей артиллерией, но его тяжелые орудия со счетов сбрасывать было нельзя. Так же как и старые восьмидюймовки броненосного крейсера "Адмирал Нахимов", ведь именно из такой пушки в августе, в бою в Корейском проливе снаряд с крейсера "Рюрик" нанёс самые тяжёлые повреждения броненосному крейсеру японцев в этой войне. В результате попадания в крейсер "Ивате" было убито более тридцати японцев, разрушенно два каземата. Так что списывать шесть таких пушек в бортовом залпе старичка не следовало. "Баян" вряд ли можно было считать кораблём линии, но при необходимости он вполне в состоянии был в ней поучаствовать. А как крейсеру ему в японском флоте вообще противопоставить ничего было нельзя, он легко мог уйти от более сильного противника, а из более слабых от него могли спастись только три крейсера и миноносцы.
   Японцы могли выставить четыре броненосца: "Микаса", "Асахи", "Сикисима" и "Фудзи" (последний был постарше и послабее остальных, вполне сравним с "Полтавой") и восемь броненосных крейсеров: "Ниссин" и "Кассуга" итальянской постройки отличались неважной скоростью и адмирал Того использовал их в одном строю с броненосцами. "Идзумо", "Ивате", "Асама", "Токива", "Адзума" и "Якумо". Эти корабли были достаточно сильны и защищены, чтобы учавствовать в линейном сражении.
   Ещё у японцев имелся старый броненосец "Чин-Иен", но он был слишком тихоходным, чтобы принимать участие в бою вместе с более современными кораблями.
   В бронепалубных крейсерах у японцев было превосходство: четырнадцать кораблей разного возраста и боевой мощи. (Вместе с вестью о падении Порт-Артура пришла информация о гибели на мине крейсера "Чиода", что хоть немного подсластило эту "горькую пилюлю").
   Крейсера "Аврора", "Паллада" и особенно "Олег", ожидающийся с отрядом, который вел его командир, капитан первого ранга Добротворский, были как минимум не слабее любого японского бронепалубного крейсера, но таких было только три. Крейсер "Светлана" и строился-то как крейсер-яхта, так что несмотря на довольно солидное для своих размеров вооружение был послабее половины своих японских визави. "Дмитрий Донской" и вооружён был прилично, и имел полный броневой пояс, и вполне мог выдержать бой опять-таки с любым японским бронепалубным крейсером, но слишком тихоходен, так что навязать бой не мог практически никому. Ещё одна яхта - "Алмаз", считающийся крейсером второго ранга, вообще не представлял из себя какой-то боевой ценности из-за слабого вооружения, даже для миноносца он не был опасен - типичное посыльное судно.
   Ещё два лёгких крейсера "Жемчуг" и "Изумруд" являлись самыми быстроходными из русских и японских крейсеров (да и вообще во всём мире почти ни один корабль крупнее миноносца не мог сравниться с этими крейсерами по скорости), но вооружены они были слабее почти любого японского.
   И в миноносцах у японцев преимущество чуть ли не подавляющее...
   Но главное всё-таки линейные силы, именно они решат судьбу сражения и здесь как раз огромное превосходство у русских.
  
  
   Борт "Князя Суворова"
  
   (Авторское отступление)
   Зиновий Петрович Рожественский является пожалуй одной из самых одиозных фигур в истории Русско-Японской войны. Хотя он был несомненно храбрым человеком, заслуженно получившим георгиевский крест в Русско-турецкой войне, неглупым и решительным. Но именно на его совести лежит позор Цусимы. Тоже можно понять (хоть и не простить). Вторая эскадра Тихого океана выходила в помощь порт-артурской, и вместе они вполне могли разбить японский флот. Однако, придя на Мадагаскар, Рожественский узнал, что первой, артурской, эскадры больше не существует и драться с Того ему предстоит один на один. А Петербург упорно гнал его корабли навстречу сражению с противником превосходившим и количественно, и качественно. А маневрирование не клеится. А результаты учебных стрельб неутешительны. А идти вперёд надо. - Тут не просто нервничать начнёшь... Тем более, что когда-то давно, молодого георгиевского кавалера Рожественского, уже едва не выставили с флота за то, что он посмел перечить ошибочной политике начальства... - Вот и сунулся, вероятно, адмирал в жерло Цусимы "лишь бы поскорей всё кончилось!" Не особо рассуждая, не советуясь с младшими флагманами. И погубил тысячи жизней напрасно. Потому, что со своими нервами не справился. Но ведь весь личный состав находился не в лучшем положении. Только многомесячное отсутствие возможности общения с противоположным полом у тысяч довольно молодых мужчин - уже достаточно весомый фактор, чтобы люди были в относительно невротическом состоянии. А еще были бесчисленные угольные погрузки... И то, что большинство на эскадре прекрасно понимало, как мало у них теперь шансов... И этими людьми, и этими кораблями Зиновию Петровичу приходилось руководить. Не оправдываю. Ещё раз: с нервами не справился. Но теперь командующий второй эскадрой будет не совсем похож на себя реального. Полученное на Мадагаскаре подкрепление, увеличило силы его эскадры в полтора раза. Теперь задача, стоящая перед адмиралом, имеет решение не в непрошибаемых петербургских кабинетах, а в дальневосточных морях, и он может с куда большим оптимизмом смотреть в будущее, меньше психовать. Так что не удивляйся, уважаемый читатель.
  
  
   Как только броненосцы Рожественского встали на якоря, отгремели приветственные салюты, Роберт Николаевич Вирен немедленно отправился на "Суворов". На юте была выстроена команда броненосца и Зиновий Петрович Рожественский под звуки оркестра лично встретил его у трапа. Превосходительства пожали друг другу руки и даже обнялись.
   - Поздравляю вас с блестящей операцией прорыва и мастерским переходом, Роберт Николаевич! - сказал Рожественский с лёгкой завистью поглядывая на белый крестик висевший на шее Вирена.
   - Благодарю! - Вирен слегка поклонился, - позвольте и вас поздравить с прекрасно проделанным переходом. Шутка ли - такую армаду вокруг Африки провести!
   - Да уж, потрепало нас штормом изрядно. И не только штормом. По себе наверное знаете, что такое океанские переходы без баз или, хотя бы, без дружественных портов. Ну, прошу ко мне в салон, думаю нам много о чём есть побеседовать.
   Адмиралы зашли в салон, юркий вестовой немедленно появился с подносом, на котором была бутылка коньяку, блюдечко с тонко нарезанным лимоном и рюмки.
   - Прошу вас, Роберт Николаевич, - Рожественский наполнил рюмки, - и... погодите.
   Адмирал взял два ломтика лимона и ложечкой насыпал на каждую бело-коричневый порошок из чашки стоявшей тут же, на подносе, - любимая закуска нашего государя. Ну, ваше здоровье!
   Коньяк был превосходен, а прожевав лимон с тем самым порошком Вирен удивился. Состав сразу стал понятен - молотый кофе с сахаром, но сочетание этого вкуса с коньяком и лимоном действительно было оригинальным.
   - Прошу садиться, - предложил Рожественский.
   - Благодарю, Зиновий Петрович, - Вирен "утонул" в мягком кресле.
   - Ещё коньяку?
   - Спасибо, пока достаточно.
   - Как же вы на такую авантюру решились, Роберт Николаевич? Нет, победителей не судят, конечно, но согласитесь, что вам безумно повезло.
   - Удача помогает смелым, не так ли? - улыбнулся Вирен, - А на самом деле и выбора особого не было: либо рискнуть, либо тонуть в этой артурской луже, либо выходить на самоубийственный бой с Того. Но вам-то нет причин расстраиваться, что я пошёл по первому пути, так ведь?
   - Да вы что! Вы в меня, можно сказать, жизнь вдохнули своим прорывом. Теперь-то мы точно япошек расколотим!
   - Не всё так просто. Противник сильный, опытный, храбрый и гордый - поверьте. Победить будет нелегко, но, конечно, необходимо. Вот, я приготовил некоторые соображения, ознакомьтесь пожалуйста, - Вирен протянул пухлую папку, - не сейчас конечно.
   - Обязательно. Ну а сейчас, на словах, вкратце?
   - Разрешите сначала о банальном и наболевшем?
   - Разумеется.
   - У моих матросов практически не осталось роб и обуви после этих треклятых угольных погрузок, расползлись почти все мешки для угля. Можно рассчитывать на хоть частичную помощь в этом плане?
   - Пока только на частичную. Идут к нам транспорты и с обувью, и с прекрасными и удобными угольными мешками. Идут. Но будут они не завтра. А вы значит тоже почувствовали какая головная боль этот чёртов уголь?
   - Ещё бы.
   - Вот и мне он уже снится в кошмарных снах. И его же где-то ещё раздобыть надо, заказать. Да и подсунуть норовят дрянь всякую вместо боевого.
   - Да уж. Теперь о снарядах. У меня в погребах хорошо если половинный боекомплект...
   - Надеюсь, что снаряды придут с отрядом Добротворского.
   - Ну а пока. Нельзя ли поделиться с ваших кораблей? Чтобы потом не авралить.
   - Сколько-то можно, я распоряжусь.
   - Теперь ещё один момент: И во время прорыва, и в переходе через океан мои корабли шли без боевого освещения. То есть вообще в темноте. Держась за кормовой огонь переднего мателота. Я думаю, что это очень полезно было бы применить на всей эскадре. Нам нечего бояться Того в генеральном сражении, но ночные минные атаки могут быть очень опасны.
   - А вы не боитесь, что таранами наши корабли в результате перетопят друг друга. Так что японцам даже и стараться не придётся?
   - Я докладываю о том, что проверено на практике.
   - Ну не знаю... Всё таки теперь кораблей намного больше. Опасность возрастает лавинообразно.
   - Не преувеличивайте, Зиновий Петрович. Нужно начать тренироваться сначала небольшими группами, а потом и у всех получаться начнёт. Главное начать.
   - Это нужно обсудить с другими флагманами и командирами кораблей.
   - Несомненно нужно обсудить, но обсудить обязательно.
   - Экий вы нахрапистый, Роберт Николаевич, - улыбнулся Рожественский, - Давайте лучше ещё по рюмочке выпьем, хорош коньячок-то.
   - Не возражаю, - кивнул головой контр-адмирал.
   Адмиралы некоторое время молча смаковали коньяк.
   - Зиновий Петрович, - нарушил молчание Вирен, - вы уже думали как распределить корабли по отрядам?
   - Конечно. Вероятно вашего "Ретвизана" присоединим к четырём типа "Бородино", второй отряд - три типа "Пересвет" ну и третий - остальные броненосцы с "Нахимовым". Согласны?
   - Разумно. Но видите ли, в этом случае во-первых получим три отряда с разным количеством кораблей, во-вторых все три отряда придётся "сплавывать" по новой. На кораблях всё-таки живые люди, которым придётся переучиваться в походе, что может быть не очень эффективным, а то и закончиться столкновениями кораблей.
   - У вас есть другие предложения?
   - Если позволите.
   - Прошу.
   - Первый отряд из четырёх ваших современных броненосцев одного типа. Второй - "Ретвизан" и три пересвета: "Ретвизан" уже пообвык ходить головным, а "Пересвет" с "Победой" держаться за ним, думаю, что "О пересветов "шкурка тонковата", могут долго и не выдержать. "Ретвизан" больше подходит для роли флагмана.
   - Роберт Николаевич, при всём уважении к вам, вынужден напомнить, что всё-таки я командую эскадрой, - набычился Рожественский, он так и не мог привыкнуть, что подчинённые могут быть с ним несогласны.
   - Несомненно. И я выполню любой ваш приказ. Но ведь вы сами спросили моё мнение. Зачем было это делать, если вы не собираетесь принимать его в расчёт? - Вирен тоже начал злиться и смотрел на командующего исподлобья.
   - Какого чёрта! - думал он про себя, - Я для чего вытаскивал корабли из Артура, угробил "Севастополь"? Чтобы этот напыщенный болван свёл на нет все усилия ради своего самодурства?
   Адмиралы в упор смотрели друг на друга.
   Рожественский вздохнув потянулся к коньяку и снова наполнил обе рюмки.
   - Не будем ссориться, Роберт Николаевич, дело у нас общее, будем стараться понимать друг друга.
   - Разумеется. Я ни в коем случае не хотел вас обидеть, но ведь вы сами спросили моё мнение и разрешили его высказать. Кроме того, позвольте высказать ещё одну мысль.
   - Конечно. Но сначала... За Государя! - поднял бокал командующий.
   - Слушаю вас, - продолжил он, когда бокалы опустели.
   - Вопрос о временной маневренной базе перед прорывом во Владивосток. Я считаю, что нужно "пропасть" для японцев за неделю-другую перед этой операцией, причём, когда мы будем уже совсем рядом с Японией. Я долго думал об этом. Времени хватало. Вот смотрите - архипелаг Бонин. Совсем недалеко от самого Токио, но связи с Японией не имеет. Даже если какой то патриот-абориген доставит известие о нашем нахождении там, то это потребует неделю времени минимум - Того не посмеет стронуть туда главные силы: а может мы уже ушли оттуда и разминёмся с ним в океане. Мы там сможем чуть ли не месяц приводить суда в порядок и готовиться к завершающей операции.
   - Так ведь в этом случае мы можем вызвать в это место и крейсера из Владивостока и ещё усилить эскадру! - загорелся Рожественский.
   "Клюнуло!" - усмехнулся про себя Вирен и тут же ответил, - Конечно! Как я об этом не подумал! Разумеется можно подтянуть "Россию" и "Громобоя" к нам, тогда мы станем ещё сильнее.
   "Надо бы и на будущее стараться подавать идеи так, чтобы "гениальные озарения" приходили в его голову и как бы он сам додумывался до какого-то решения." - подумалось Роберту Николаевичу.
   - Я думаю послезавтра мы соберём совет всех флагманов и командиров кораблей и там обсудим наши ближайшие и последующие действия, - предложил командующий, - А теперь не откажитесь пообедать со мной.
   - С удовольствием.
   - Только надо продумать как доставить информацию о месте и времени встречи во Владивосток, - задумчиво произнёс Рожественский, - очень не хочется, чтобы об этом знал кто-то кроме нас и Иессена.
   - Да, доверять всё это телеграфу и уйме народу под шпицем очень рискованно, - согласился Вирен...
  
  
   На следующий день, в салоне "Князя Суворова", командира крейсера "Алмаз" Чагина уже ждали Рожественский, Вирен, Фелькерзам и капитан второго ранга Семёнов.
   - Проходите, Иван Иванович, - пригласил Рожественский, - присаживайтесь.
   Чагин, сев за стол, вопросительно посмотрел на адмирала.
   - "Алмазу" предстоит чрезвычайно важная миссия, настолько важная, что я вам приказываю в течении двух дней демонтировать все пушки и сдать их вместе с боезапасом на вспомогательный крейсер "Урал". Из офицеров вам будут оставлены только штурманы и механики. Значительную часть матросов тоже переведём на другие корабли.
   - Зиновий Петрович, но как же... - глаза кавторанга казалось начали вылезать из орбит.
   - Дослушайте сначала, - прервал его командующий, - Необходимо как можно скорее доставить информацию, которую повезёт капитан второго ранга Семёнов. Я, даже вам , при всём моём уважении и несомненном доверии не могу сообщить, что это за информация. Но от этого может зависеть судьба войны. Счёт идёт на минуты, поэтому, если вы сможете разоружить "Алмаз" раньше, то сообщите немедленно.
   - Но почему надо разоружать крейсер?
   - Вы пойдёте в Севастополь. Вооруженный корабль турки через проливы не пропустят. Могут и так не пропустить, поэтому, на всякий случай, вас там будет ожидать гражданский пароход, на который вы передадите Владимира Ивановича. В этом случае можете догонять эскадру и получите обратно свои пушки.
  
   А за несколько часов до этого у Рожественского был такой же неприятный разговор с Семёновым.
   - Владимир Иванович, у меня к вам поручение чрезвычайной важности, но, боюсь, оно вам не очень понравится.
   - Ну что вы, Зиновий Петрович, я выполню любой ваш приказ. Не сомневаюсь, что без необходимости вы не попросите меня о чём бы то ни было.
   - Рад слышать. Так вот: В ближайшие два дня вы покинете эскадру и отправитесь в Россию. ( лицо Семёнова стало вытягиваться) Я знаю какой путь вы проделали после интернирования "Дианы", чтобы попасть на вторую эскадру, каких сил и нервов вам это стоило, но, возможно именно поэтому, я остановил свой выбор именно на вас. Мне нужен офицер, которому я могу доверять абсолютно. И не беспокойтесь, война для вас, вероятно, на этом не закончится, мы ещё встретимся и вместе пойдём в бой.
   - Зиновий Петрович, я , конечно, выполню ваш приказ, обидно правда, но раз вы говорите, что это необходимо и делаете мне честь остановив на мне свой выбор, то... Жду ваших распоряжений, - Семёнов хмуро посмотрел на адмирала.
   - Я был уверен, что вы меня поймёте. Вот этот пакет, - Рожественский достал из стола объёмистый свёрток, напоминающий современную бандероль и покрытый несколькими печатями, - вы должны доставить во Владивосток. Лично старшему морскому начальнику, кто бы в это время таковым не являлся. В вашем присутствии он должен пакет вскрыть и поместить его содержимое в сейф до сообщения, которое будет отправленно ему позже. Конверты из сейфа он потом тоже должен будет вскрыть в вашем присутствии. Вам понятна задача?
   - Так точно! Но ...
   - Не беспокойтесь. Всё продумано и согласовано. Вы направляетесь в Севастополь, откуда вас литерным поездом доставят во Владивосток. Даже воинские перевозки будут блокированы, чтобы вы успели поскорее.
   Эти слова произвели впечатление на кавторанга и обида стала потихоньку уходить. Не зря ему поручают такое дело, если даже эшелоны в манчжурскую армию будут задержаны, ради того, чтобы он выполнил свою задачу. Семёнов догадался (да и кто бы не догадался), что речь идёт о соединении владивостокского отряда крейсеров со второй эскадрой, ну или взаимодействия их друг с другом.
  
  
   Из воспоминаний капитана первого ранга Семёнова Владимира Ивановича
  
   ... "Алмаз" вышел в море на следующий день после нашего разговора с адмиралами. Несмотря на то, что командующий выразил своё удовольствие крейсеру за быстрое выполнение приказа о разоружении, кавторанг Чагин был в подавленном настроении и я его прекрасно понимал. Я сам проделал путь от Сайгона до Петербурга и от Петербурга до Мадагаскара, надеясь принять участие в бою, и вот снова возвращаюсь в Россию.
   Через несколько дней мы подходили к Криту. Там нас уже ожидал пароход Доброфлота. Наверху решили не рисковать и переправить меня на Чёрное море на сугубо гражданском корабле.
   А Чагин был счастлив вдвойне: во-первых он имел возможность вернуться к эскадре, а во-вторых на крейсер передали для установки два стодвадцатимиллиметровых орудия и боезапас к ним.
   Иван Иванович тепло простился со мной и пожелал удачи в выполнении возложенной на меня миссии.
   Проливы миновали довольно быстро, но я это мог наблюдать только через иллюминатор. На пароходе меня встретил штабс-капитан Померанцев из контрразведки и вежливо предложил всё время пути провести в его обществе в каюте. Андрей Севастьянович был хмурым и неразговорчивым спутником, хотя было заметно, что он волнуется и его гнетёт груз ответственности за меня и пакет, который я везу. Здорово видно его проинструктировали на этот счёт в родном заведении.
   По прибытии в Севастополь к нам присоединился ещё один контрразведчик. На этот раз это был флотский лейтенант Сергей Борисович Клюев. Он доставил нас на вокзал и мы вместе с эшелоном везущим пушки и снаряды на Дальний Восток простились с Крымом.
   В России уже царствовала зима и я даже слегка простыл от такого резкого изменения климата. Постепенно атмосфера в нашем обществе потеплела и по вечерам мы уже регулярно играли в винт, чтобы скоротать время.
   За окном купе нашего вагона проносилась заснеженная Россия. С каждым часом я приближался к войне, к выполнению задания, которое дал мне адмирал.
   В случае задержки нашего поезда на какой нибудь станции или разъезде Померанцев немедленно выходил из вагона в котором ехали только мы втроём и пять солдат охраны и буквально через несколько минут наш состав трогался дальше. Даже не представляю какой документ он показывал начальнику станции, если среди нашего безбожного бардака он имел такое абсолютное действие.
   Пейзажи зимней Сибири, проносящиеся за окном купе были унылы и однообразны, эти десять дней пути были наверное самыми скучными в моей жизни. Спутники в силу их профессии многословием не отличались, стоянки в городах и на станциях были очень кратковременными и я даже не успевал бы прогуляться по перрону или сбегать в привокзальный буфет, как быстро нашему поезду открывали очередной перегон. Да меня бы и вообще не выпустили из вагона, господа контрразведчики вежливо, но настойчиво просто не отпускали меня дальше трёх шагов от пакета, который я вёз. В Омске и Иркутске мы посылали в буфет конвойного с сопровождающим его начальником караула.
   Во Владивосток прибыли накануне годовщины начала этой войны. Не заезжая никуда, прямо с вокзала мы, вместе с моими сопровождающими отправились в морской штаб. Контр-адмирал Карл Петрович Иессен, старший морской начальник Владивостока и командующий бригадой крейсеров был уже предупреждён о моём визите и ждал нас у себя в кабинете.
   -Здравствуйте, Владимир Иванович, - протянул он мне руку, после чего поздоровался и с моими сопровождающими.
   Я протянул Карлу Петровичу пакет от командующего эскадрой и конверт с предназначенным ему лично письмом. Вскрыв письмо он на несколько минут углубился в чтение.
   - Ну приблизительно нечто подобное я и ожидал, - проговорил он, - вот, господа, прошу ещё раз убедиться, что все печати на пакете целы. Я запру его в свой сейф и вскрою по приказу в вашем присутствии. Прошу оставить адреса, по которым я смогу вас найти при необходимости.
   Контрразведчики отдали честь и вышли.
   - Ваше превосходительство,Карл Петрович, - обратился я к адмиралу, - Прошу решить вопрос с моим назначением. Адмирал Рожественский, отправляя меня с этим поручением, твёрдо мне обещал, что во Владивостоке я буду зачислен на один из крейсеров.
   - Ну вакансий на крейсерах сейчас нет, тем более соответствующих вашему чину, - усмехнулся Иессен, - Но можете не беспокоиться, война от вас никуда не денется. Пока будете "моим штабом", а потом подберём вам должность. А может и не придётся. И вы и я прекрасно понимаем, что в запертом пакете указания по присоединению нашего отряда к эскадре. Так что может и на свой "Суворов" вернётесь. Вы уже устроились?
   - Никак нет, прямиком с вокзала мы сразу прибыли к вам.
   - Хорошо, сечас я распоряжусь на ваш счёт, а пока не угодно ли чаю с коньячком?
  
   Через месяц Карл Петрович вызвал меня с "Громобоя" к себе. Оба контрразведчика уже были в кабинете. Я понял, что получен наконец приказ вскрыть таинственный конверт, который я доставил. Адмирал открыл сейф и продемонстрировал нам неприкосновенность печатей на конверте, после чего, разрезав его, углубился в чтение. Читал он недолго.
   - Подойдите, Владимир Иванович. - протянул он мне текст.
   - Значит Бонин... Конец марта, - подумал я про себя прочитав приказ, - пожалуй разумно.
   Иессен положил письмо в металлическую чашу, которую, вероятно, приготовил заранее и поджёг. Мы вчетвером молча смотрели как пламя пожирает бумагу за знание содержания которой Того отдал бы наверное всю свою жизнь. Когда огонь погас, контрразведчики дружно щёлкнули каблуками и вышли из кабинета не проронив ни слова.
   - Ну, Владимир Иванович, что скажете? - пытливо посмотрел на меня адимрал.
   - Решение неожиданное, но по моему вполне разумное.
   - Я не об этом. Пока только мы с вами знаем "где" и "когда". Утечка такой информации может стоить России войны. Даже самому себе доверять страшно. Как и когда сообщить командирам куда мы идём?
   - Я думаю это можно сделать только в открытом море.
   - Это естественно, но как? Сигналами это делать даже в море опасно. Считаю, что в море можно вызвать командиров кораблей на флагман и там лично сообщить о цели нашего похода. И поделиться этой информацией они могут только со своими старшими офицерами.
   - Пожалуй да. В таком случае только мы с вами знаем время и место рандеву до самого последнего момента.
   Мне очень понравилось решение Карла Петровича и позже пришдось убедиться, что не зря он "дул на воду"...
   Уже в океане, когда мы шли на соединение с Рожественским нам встретился американский транспорт идущий в Шанхай. Контрабанды досмотровая партия не нашла и её начальник, мичман Фус уже отдал приказ вернуться на "Громобой", но тут он заметил, что матрос Белкин, напросившийся в партию вместо внезапно заболевшего товарища бросил под ноги американского шкипера бумажный комок.
   Матрос был немедленно арестован и абордажная партия незамедлительно вернулась на крейсера. Мичман вместе с арестованным и его посланием срочно прибыли на "Россию" и бумажка была передана адмиралу. Заглянув в неё Иессен всего лишь усмехнулся и даже не стал разговаривать с Белкиным, которого немедленно забрал наш контрразведчик лейтенант Клюев, находившийся при адмирале. Офицеры и матросы бурно обсуждали происшедшее. Ведь не будь Фус так внимателен к противнику могла попасть информация чрезвычайной важности и мог быть уничтожен наш отряд, а может и вся эскадра. Но вызывало недоумение как простой матрос мог знать то, что не знали большинство офицеров отряда - точку встречи с Рожественским (а что же ещё могло содержаться в записке). Каково же было всеобщее изумление, когда Клюев вернулся вместе с Белкиным, который хоть и выглядел понуро, но никакой "обречённости" в его поведении не просматривалось.
   - Поздравляю, мичман, - с лёгким сарказмом сказал контрразведчик Фусу, - вы сорвали операцию по дезинформации противника.
   Конечно, как выяснилось, данное происшевствие не представляло для нас опасности, но то о чём мы все подумали в самый первый момент было вполне реальным. Вполне мог найтись какой нибудь националист с окраин империи или просто революционер, желающий поражения России. Ведь отправляли же поздравительные телеграммы микадо различные представиели российской, так сказать, интеллигенции.
   И если бы конечная цель нашего похода не была так строго засекречена, могло произойти всякое...
   Через час офицеры были собраны в кают-компании. Туда же пришёл и Иессен. Мы с удивлением узнали , что всё тот же Клюев просил нас собрать, чтобы сделать сообщение.
   Этот тридцатилетний лейтенант, надо сказать, выглядел совершенно банально, ничего таинственного или особо мужественного в нём не было. Невысок, слегка приплюснутый нос, бесцветные глаза с рыжими ресницами. Даже проведя с ним около двух недель в поезде я через день после того, как мы расстались, не мог чётко вспомнить его лицо. Но когда он встал и заговорил в кают-кампании "России" как-то сразу чувствовалось, что это очень сильный и умный человек.
   - Господа, - начал он, - эта операция, свидетелями результатов которой вы были, конечно не была столь наивна, как может показаться. Меньше всего мы надеялись на то, что получив сведения от случайного человека Того бросится в точку, которую мы с адмиралом указали в записке. Это было сделано в первую очередь для вас. Чтобы вы поняли и прочувствовали, как легко можно практически без особых затрат решить судьбу войны. Я не хочу посеять в вас, господа, семена подозрительности друг к другу, к матросам, но постарайтесь понять почему любой человек, который будет высаживаться на досматриваемые суда может быть как предателем, так и моим агентом, который бдительно будет следить за всеми, в том числе и за вами.
   По кают-кампании прокатилась волна возмущённого перешёптывания. Лица некоторых офицеров побагровели и они с нескрываемой неприязнью смотрели на лейтенанта.
   - Ваша реакция предсказуема, господа офицеры, - нимало не смутившись Клюев продолжал, - А известно ли вам, что уже минимум пять офицеров нашего флота уличены, как члены революционных партий? Что они желали и желают поражения России в этой войне? Как вы думаете, я могу допустить, что один из вас тоже революционер? Или я должен отказаться от такой мысли, чтобы никого не обидеть подозрением, но при этом рисковать уничтожением эскадры противником? Я прошу смело высказаться любого, кто со мной не согласен.
   По помещению снова прокатилась волна перешёптывания, но возражать Клюеву никто не стал.
   Надо заметить, что он всё-таки был прав. Как бы ни была закрыта наша каста, но было сколько угодно случаев, когда столбовые дворяне оказывались втянуты в революционное движение. И было правильным, когда такие же "беседы" он провёл на "Громобое" и "Богатыре".
  
  
   ******
  
   Шестого января Вирена неожиданно вызвали на "Суворов". На этот раз Рожественский у трапа его не встречал. В салон адмирала Роберта Николаевича проводил вахтенный офицер.
   Командующий встретил контр-адмирала с хмурым видом.
   - Скажите, Роберт Николаевич, - начал Рожественский, когда они разместились в кожаных креслах, - правда ли, что "Севастополь" был потоплен намерено, а не налетел на японскую мину?
   - Откуда у вас такая информация? - деланно удивился Вирен.
   - Ну такая информация есть, неважно откуда. Вы будете утверждать, что это ложь?
   - Нет, естественно. Просто интересно кто вам её доложил.
   - Надеюсь, вы сами понимаете, что я не могу ответить на ваш вопрос. Итак, это правда?
   - Правда.
   - Вы сами понимаете, что вы сделали? Вы во время войны своими руками утопили эскадренный броненосец! Это же не лезет ни в какие ворота! Это предательство!
   - Ваше превосходительство! - голос Вирена стал ещё более скрипучим, чем обычно, лицо окаменело, - я прошу вас помнить, что я дворянин и офицер флота российского. И никто не смеет говорить мне такие слова, которые только что произнесли вы.
   - Но факт...
   - Чёрт побери! Вы предпочли, чтобы все броненосцы утопили японцы? - (Вирен крайне редко повышал голос на кого либо, даже на подчинённых), но на этот раз сорвался на крик, - Выйдите на палубу, посмотрите на стоянку... Я вам привёл шесть кораблей первого ранга с экипажами имеющими опыт современной войны, а вы мне ставите в вину, что для этого пришлось пожертвовать практически небоеспособным кораблём?
   - Но приведи вы ещё и "Севастополь", то наши силы увеличились бы ещё больше, не так ли?
   - Да не мог он придти - едва двенадцать узлов давал. И не могли японцы поверить в подрывы, если бы ни один корабль не утонул. А экипажи? А пушки? Где я мог их взять, если не с "Севастополя"? Вы не забыли, что сотни, если не тысячи моряков в Артуре погибли в сухопутных и морских боях? Что на сухопутный фронт были свезены и там потеряны орудия?
   - Роберт Николаевич, - засомневался Рожественский, - не может быть, чтобы без такой жертвы нельзя было прорваться.
   - Зиновий Петрович! - Вирен, наконец, овладел собой, - При всем моем уважении, отрядом в Артуре командовал именно я, и, если что, за все свои действия я в Петербурге и отвечу! Вы думаете мне легко было принять такое решение? - (о том, что инициатива потопления броненосца принадлежала Эссену, адмирал благоразумно промолчал - молодого каперанга командующий мог просто уничтожить), - И что я не перебрал все возможные варианты? Знаете ли вы, что на "Севастополе" не было никакой возможности закончить ремонт вовремя, и его вывели на рейд просто с деревянным щитом на пробоине? Что мне и без этого пришлось безжалостно ограбить оставшиеся в Артуре корабли, оставив их почти без боевого угля? Что каждый день под обстрелом грозил, что выйти вообще никто не сможет? И моя совесть чиста по крайней мере тем, что все боеспособные корабли здесь, а там, где остался "Севастополь", японцам его не поднять! - резюмировал задетый за живое адмирал.
   - Но я уверен, что в Главном Морском Штабе этого не поймут. И вам придётся долго оправдываться перед нашими бюрократами, когда мы придём в Россию.
   - А давайте сначала придём в Россию, - уже с усмешкой ответил Вирен, - А там уже и об этом подумать можно будет.
  
  
   Второго февраля к эскадре присоединился отряд капитана первого ранга Добротворского: бронепалубные крейсера "Олег" и "Изумруд", вспомогательные "Рион" и "Днепр", а также миноносцы "Громкий" и "Грозный". Это были последние подкрепления из России. Но они пришли. Пусть усилилась эскадра и незначительно, но, тем не менее, это вызвало подъём духа у экипажей. К тому же в Средиземном море на вспомогательные крейсера были погружены снаряды для отряда Вирена, доставленные с Черноморского флота. Для этого, правда, пришлось почти под метёлку выгрести боезапас "Ростислава" и "Трёх святителей", но им пока не воевать. И Вирен, и командиры кораблей его отряда вздохнули наконец спокойно - теперь им не грозило идти в бой с полупустыми погребами.
   Но самым счастливым на ней был несомненно Соймонов, получивший наконец письмо от любимой. И какое письмо! В первый день по получении Василий перечитывал его по несколько раз в час. Несмотря на удивлённые вопросы других офицеров, видевших блаженное и слегка глуповатое выражение его лица, он ничего не мог с собой поделать. Ревизор броненосца, мичман Денисов, с которым лейтенант давно сдружился, не выдержав, даже сказал ему, что так скоро можно и вернуться в Россию на "Малайе", которая на днях уходила в Одессу с ранеными, арестованными и сумасшедшими.
   Однако не только добрые вести пришли с Добротворским. Из доставленных иностранных газет и журналов стало известно о расстреле рабочей демонстрации на Дворцовой площади месяц назад. Сначала об этом узнали офицеры, а потом и матросы. Настроение было подавленным и у тех, и у других. Всё чаще стали обращать внимание члены кают-кампании на злобные взгляды нижних чинов, даже со стороны тех матросов, которые никогда не бывали замечены в нелояльности. Своих начальников, как представителей власти,матросы считали ответственными за действия этой власти. Но большинство офицеров тоже недоумевало: зачем царю потребовалось отдавать приказ стрелять в мирных горожан, которые шли к нему с иконами и его же портретами в руках. Большинство сошлось на мнении, что это была какая то чудовищная провокация. Хотя были и те, кто поддерживал действия Николая.
   Не улучшли настроения и проведённые через пару дней учения по отбитию минной атаки. Противоминная артиллерия эскадры показала свою несостоятельность. В щиты,имитирующие вражеские миноносцы, попали только корабли артурского отряда, да и у них процент попаданий был невелик. А ведь щиты были, в отличие от настоящих миноносцев, неподвижны.
   Германский транспорт "Вильгельм", который ждали со снарядами для учебных стрельб, привёз вместо них кроме угля ещё и сапоги, двенадцать тысяч пар, что тоже было очень важно, так как тысячи их буквально "сгорели" в бесчисленных угольных погрузках.
   Тем не менее, несмотря на недостаток снарядов, Рожественский разрешил провести учения по стрельбе средним калибром, понимая, что пять разрешённых им выстрелов на орудие, сейчас важнее, чем они же в бою. Результаты оказались лучше, чем при учениях малыми калибрами. Отряд Вирена опять "перестрелял" балтийцев, но самый высокий процент попаданий дал, как ни странно, "Ослябя". Да и "Александр" показал вполне сравнимую с артурцами стрельбу. А вот "Блюдо с музыкой" (так Рожественский называл "Наварин") не попало в цель ни разу, несмотря на приказ израсходовать ещё по пять снарядов на орудие.
   Главным калибром не стреляли - берегли снаряды.
  
   За несколько дней перед уходом с Мадагаскара Эссен вызвал Соймонова к себе.
   - Скоро уходим, но на берег вам съехать ещё пару раз наверное придётся. Вот, по моему представлению, за призование транспортов вы награждены орденом Святого Станислава третьей степени с мечами и бантом. Поздравляю вас, Василий Михайлович, от всей души поздравляю! - Эссен крепко пожал руку молодого человека, - Давайте коньячку по поводу очередного вашего кавалерства и - на берег. Хоть местные ювелиры уже за несколько часов научились наши ордена клепать, но поторопиться всё-таки стоит.
   В шлюпке Василий всё ещё не мог придти в себя: Ещё один орден! Не так давно в письме с тёплой усмешкой переданным ему командиром "Олега" Добротворским ("Олег" привёз весточку от Ольги, пошутил тогда каперанг), Ольга писала, что уже знает о его Георгии, а сейчас ещё один. Невероятно. Уж точно можно будет придти в гости к её семье не пряча глаз и не робея в ожидании сурового взгляда отца любимой, капитана первого ранга Капитонова. Только бы дожить до этого дня, только бы дожить...
  
   Глава 5
  
   Снова в Индийском океане
  
   Тронулись. Пошли.
   "Длинным скорбным листом наших котлов и механизмов" назвал когда-то реальный переход Второй Тихоокеанской кавторанг Семёнов в своей книге "Расплата". Данная реальность ничем не отличалась в этом плане от реальности нашей. Регулярно выходили из строя механизмы на кораблях. Чаще всего это случалось либо на стариках "Сисое Великом" и "Наварине", либо на "Орле", который был наспех доделан, чтобы успеть ввести его в состав эскадры. Зачастую эскадренный ход не превышал пяти узлов, в сутки проходили около ста восьмидесяти миль, то есть средний ход составлял около восьми узлов, и это учитывая попутное течение, добавлявшее пол узла.
   И снова бесконечные угольные погрузки в океане, снова раскалённый ад угольных ям и безжалостная угольная пыль... На госпитальный "Орёл", после каждой погрузки, доставляли десятки людей. Рожественский просто "заболел" углем, говаривали, что даже во сне он метался и бормотал: "Уголь! Уголь! Я приказываю грузить ещё!"
   Очень облегчили работу новые немецкие угольные мешки - квадратной формы, с плоским дном и из очень прочного материала. С ними было значительно удобнее работать как при загрузке угля, так и при перемещении его.
  
  
   Из воспоминаний старшего врача крейсера "Аврора" Кравченко В.С.
  
   ... Ещё на Мадагасеаре, когда мне пришлось оставить свой "Изумруд", чтобы заменить старшего врача с "Авроры", списанного с крейсера по болезни и отправившегося в Россию, я был приятно удивлён прибыв на новое место службы. Радовал порядок на корабле, душевное отношение его командира, капитана первого ранга Евгения Романовича Егорьева, радушие кают-кампании, здоровый вид матросов, среди которых больных было меньше, чем на "Изумруде" при вдвое большем числе экипажа. На второй день после прибытия и вступления в должность я стал проводить медицинский осмотр команды и был несказанно удивлён. Что здесь за молодцы! Здоровые, стройные, весело и бодро подходят, дают бойкие ответы. Заглянул на камбуз, в баню. Хорошо кормят, часто моют - не придраться. Лазарет, правда, превращён в угольный склад. Благо что аптеку ещё не тронули. Ну это всеобщая проблема на эскадре, на всех кораблях уголь, уголь, уголь... Трудно примириться с лазаретом на рундуках, но пока вроде бы обхожусь. Больных, повторяю, очень немного, не то что на "Изумруде", где каждое утро ко мне выстраивалась очередь из шестидесяти человек.
   На крейсере имеется оркестр, содержащийся на деньги офицеров: очень недурён. По моему это не роскошь, а необходимая на больших судах вещь. Музыка чрезвычайно благотворно влияет на настроение, меняет его, вызывает особый подьём. На "Авроре" даже авральные работы исполняются под звуки оркестра: исполняется весёлый "янки дудль" и тяжеленные катера и барказы буквально взмывают в воздух. Лихо работает команда! А под звуки своего аврорского марша (есть такой) экипаж полезет куда угодно. Жаль что в бою оркестр не может играть - ничего не будет слышно среди звуков выстрелов и взрывов. Впрочем, во время боя, решено инструменты далеко не прятать - почём знать, может и ко дну пойдём с развевающимися флагами и под звуки гимна.
   Перед выходом все набрали страшную уйму угля - на палубах громоздились горы мешков выше человеческого роста, завалена кают-кампания, к орудиям оставлены лишь узкие проходы. Это просто какое-то угольное сумасшествие!
   Наблюдал как авроровцы грузят уголь. Есть на что посмотреть! Белоручек здесь нет, даже франтоватые офицеры, превратившись в эфиопов, отдают приказания хриплым голосом. И всё под звуки "янки дудль". Ко мне то и дело являются раненые, кто на своих ногах, а кто и на носилках. У некоторых раны на голове, да такие, что просто лоскутья скальпа свисают, черепные кости видны. Вычистить такие ранения очень нелегко - даже лицо отмыть от угольной пыли проблема, а тут... Но "Аврора" регулярно берёт адмиральские призы за погрузку угля. Рожественский нами чрезвычайно доволен. После первой погрузки в океане прибыл к нам на крейсер, благодарил офицеров и матросов. А на следующий день был приказ по эскадре, рекомендующим ознакомиться с нашим распределением угля. Назавтра, в назначенное время, принимали делегации с других судов. Выслушали много лестного.
   В открытом океане заняться особо нечем, решил всё-таки сделать то, что давно намеревался - залезть в бочку сигнальщика, наблюдающего за горизонтом на фок-мачте. Долез до марса - тяжеленько, до саллинга - ещё хуже. Закружилась голова, люди внизу кажутся муравьями, а сам крейсер таким узким и хрупким по сравнению с открывающимся простором океана. Позавидовал я лемурам, которые никакого головокружения не испытывают и прыгают рядом по штагам и реям.
   Лемуры появились у нас, естесственно, на Мадагаскаре. Практически все экипажи покупали для своих кораблей какую-то экзотическую живность. Но мы пожалуй переплюнули всех. Не говоря уже о двух собаках, которые плыли с крейсером ещё из России, на борту появилось несколько лемуров, механик купил на острове пару хамелеонов, самца и самку, и они жили в его каюте. Евгений Романович принёс с охоты приличных размеров питона, которому сам перебил палкой хребет. С тех пор этот тропический змей стал любимцем капитана и моим пациентом. На палубе в чане сидит небольшой крокодил, по палубе днём и ночью ползают две здоровенные черепахи, о которых часто спотыкаются матросы поминая чёрными словами и всю эту живность, и тех, кто притащил её на "Аврору".
  
  
   Ещё на Мадагаскаре в кают-компаниях много спорили о том, какой пролив изберёт для дальнейшего пути командующий. Да что там в кают-компаниях - все газеты кроме русских отводили этому вопросу целые столбцы. Идти Зондским проливом считалось в этих газетах самоубийством, Малаккский даже не обсуждался, наиболее вероятным считался поход вокруг Новой Гвинеи, некоторые вообще советовали обогнуть с юга Австралию.
   Каково же было удивление офицеров эскадры, когда по выходе из Носси-Бэ они узнали, что эскадра пойдёт именно Малаккским проливом. То есть там, где противник ожидает менее всего. Но это было крайне рискованно, стоит японцам расположить там свои миноносцы и, при ночном форсировании достаточно узкого пролива, можно потерять от минных атак несколько кораблей. А за светлое время суток полностью пройти его не реально.
   К тому же постоянно, ещё в открытом океане, нервировали донесения о неопознанных кораблях, а то и конкретно о миноносцах следующих за эскадрой. То "Светлана", то "Олег", то "Камчатка" и другие чуть ли не ежедневно присылали подобные донесения.
   По ночам основная часть эскадры шла с полным освещением и напоминала город в океане, но один из отрядов всегда шёл в отдалении с потушенными огнями, готовясь к ночным переходам вблизи района боевых действий. Впоследствии это дало свои плоды и освещёнными шли уже только транспорты, а боевые корабли по разные стороны от их строя следовали "невидимками".
   Попытки отрабатывать слаженное маневрирование днём особых успехов не принесли, даже несложные перестроения и повороты удавались одновременно хорошо если нескольким кораблям.
   Когда стало ясно, что эскадра пойдёт Малаккским проливом, над палубами всех кораблей повисло напряжение. Очень многие офицеры осуждали Рожественского за столь необдуманный риск. Ещё на Мадагаскаре поступили сведения, что два японских вспомогательных крейсера "Ниппон-Мару" и "Гонконг-Мару", с подводными лодками на борту, отправлены к Индийскому океану. Более удобной позиции для атаки русских кораблей, чем в Малаккском проливе не придумать. Но форсирование пролива прошло неожиданно спокойно. За полтора суток на эскадре даже не было повода волноваться.
  
   Когда проходили мимо Сингапура из порта к эскадре устремился пароходик под флагом русского консула, с него передали на "Бедовый" свежую прессу и он ещё около часа сопровождал эскадру следуя на траверзе "Суворова"
   Известия о течении войны снова были неутешительными: Русская армия, несмотря на численное превосходство, была разбита японцами под Мукденом. Это известие, конечно, не подняло настроение ни офицерам, ни матросам. Пусть и был смещён с должности командующего Куропаткин, а вместо него назначен Линевич - утешало мало. "Снова набили макаки коекакам", - незримо витало и в кубриках, и в кают-кампаниях.
   На выходе из пролива произошёл курьёзный и очень обидный случай: Встретили английский крейсер, который просигналил: "Не различаю вашего флага". Ближайший к нему "Изумруд" собирался ответить, что флаг у нас вице-адмиральский, но, по ошибке поднял "ножи и вилки". (В сигнальной книге "вице-адмиральский" и "ножи и вилки" стояло рядом)*. Англичанин ответил "Благодарю" и салютовать не стал.
   Рожественский пришёл в нешуточную ярость и приказал выразить "Изумруду" особенное неудовольствие.
  
  
   * В нескольких источниках упоминается этот инцидент, однако ни мне, ни тем, кто помогал мне в написании книги так и не удалось выяснить, что означает сигнал "ножи и вилки".
  
   Глава 6
  
   На подступах
  
   Камрань
  
   На подходах к берегам Аннама выяснилось, что "Александр Третий" имеет угля практически "на лопате", нехватка составляла около четырёхсот тонн. Рожественский долго не мог поверить в это и несколько раз переспрашивал гвардейский броненосец. И получал подтверждение. По всей вероятности основной причиной были призы, которые регулярно брал "Александр" во время угольных погрузок - чтобы их получить докладывали о завершении приёмки угля до полного заполнения угольных ям. Дело конечно не в деньгах, просто очень хотелось высоко держать марку своего корабля.
   Но заходить в какой-то из французских портов или бухт было всё равно необходимо. Госпитальный "Орёл" ушёл в Сайгон, а остальные корабли зашли в бухту Камрань, где стали на якоря и занялись привычным для стоянки делом - ремонтом механизмов. Крейсера постоянно несли дальний дозор, так как в этих водах уже можно было запросто нарваться на атаку японского флота.
   Вскоре из Сайгона пришёл транспорт с овощами, которые здесь выращивались в больших количествах и команды наконец-то получили на обед щи, вкус которых уже почти забыли. Правда овощи этого парохода предназначались для кают-компаний и побаловать матросов свежими овощами командующий разрешил пока только один раз.
   С этим же пароходом, нанятым князем Ливеном, командиром "Дианы", на эскадру "в гости" прибыли офицеры интернированной в Сайгоне "Дианы" и Остелецкий, бывший старший минный офицер "Пересвета", который в связи с переломом руки был оставлен руководить разоружением "Сердитого".
   - Ну как, Василий Михайлович здесь поживает моё бывшее хозяйство? - протянул он уже зажившую руку Соймонову, прибыв на "Пересвет".
   - Всё в порядке,Павел Павлович, - приветливо улыбнулся лейтенант, - Чувствуется рука бывшего хозяина. Почти нету проблем, настолько всё налажено и ухоженно. Стараюсь поддерживать прежний порядок. Правда радиостанция меня скоро в гроб вгонит. Извините, но просто совершенно самостоятельное устройство, которое работает по только ему ведомому графику. И главное - совершенно не могу понять в чём там дело.
   - О да! Вечная моя бывшая головная боль! - кивнул Остелецкий, - Не переживайте, у меня тоже с ней всегда не ладилось. А как мои архаровцы поживают?
   - Тот же вопрос вам хотел задать, - весело посмотрел на Остелецкого Василий, - Как там на "Сердитом"? А минёров-гальванёров о вашем визите я предупредил, ждут вас на баке.
   - Да в порядке все ваши миноносники, даже не чихнул никто за всё это время, - Остелецкий замялся поглядывая в сторону носа броненосца, - А вы не обидитесь, если я...
   - Да о чём речь! Они вас ждут. Ещё пообщаемся позже, Павел Павлович. Простите, не спросил сразу - Как ваша рука?
   - Да в порядке... Надо же мне было сунуться к этому выстрелу - показалось, что защитный понтон мимо мины проносит... Эх! Извините, я скоро, - и бывший минный офицер быстрым шагом поспешил к матросам, которые его помнили и ждали.
   Да, - подумал Василий, - Если нижние чины так могут относиться к офицеру, то он точно живёт и служит не зря.
   Но при прощании со своим предшественником Соймонов услышал комплимент.
   - Знаете, Василий Михайлович, а матросы и Герасимыч (минный кондуктор броненосца) очень тепло и с уважением о вас отзывались. Вы молодец - ни расхлябанности не позволяете, ни высокомерия в отношениях с ними. Так держать! А уж если Герасимовичу вы по душе пришлись, то за порядок можете не беспокоиться. Он сам всё доглядит, если вы пропустите. В общем удачи вам.
   - Спасибо! Не сочтите за труд отправить из Сайгона письма, - слегка замялся Василий, - всё побыстрее, чем если общей почтой будет.
   - О чём речь! Не беспокойтесь. Как только сойду на берег. Ну, удачи вам в бою! Счастливо!
   Офицеры пожали друг другу руки, и Остелецкий спустился в ожидавший его катер. Вместе с диановцами он возвращался в Сайгон.
  
  
   А сейчас ненадолго перенесёмся далеко на северо-запад. Над головой нашего героя (и не только над его головой) собирается гроза, о которой он даже не подозревает.
  
  
   Санкт-Петербург
  
   Ольга Михайловна Капитонова, вернувшись с прогулки сбросила шубку на руки горничной и, разувшись, быстро прошла к себе. Очень хотелось вернуться в прошлый век, к приключениям графа Монте-Кристо, к книге, которую она открыла для себя совсем недавно. Её мало увлекала отечественная литература - герои казались "ходульными" и неживыми. И практически всегда сплошной негатив. Всё или заканчивалось плохо, или было плохо вообще и всё время. Разве что рассказы Чехова веселили иногда. А хотелось читать о сильных и благородных мужчинах, о нежных, верных и красивых женщинах. О любви и ревности, о борьбе за своё счастье. Но чтобы заканчивалось всё хорошо.
   Но пристроиться в кресле с книжкой так и не удалось. В дверь постучала горничная, Алёна.
   - Барышня! Ирина Сергеевна просит вас зайти.
   Ольга с сожалением отложила томик Дюма и направилась в комнату матери.
   - Ну что такое, мам? Я только вернулась, хотела отдохнуть, - обиженно начала Ольга заходя в комнату. С удивлением обнаружила, что Михаил Николаевич Капитонов, её отец, тоже находится здесь. И вид у него, мягко говоря, не очень жизнерадостный.
   - Сядь, Ольга. У нас к тебе серьёзный разговор, - Лицо Ирины Сергеевны Капитоновой, всё ещё миловидной, несмотря на некоторую полноту женщины, было слегка напряжено. Евгений Филиппович вчера приходил ко мне с серьёзным предложением. В общем он просит твоей руки...
   - Мама! - голос Ольги непроизвольно сорвался в крик.
   - Не смей повышать на меня голос. Я обещала поговорить с тобой, и думаю, что смогу убедить, что в жизни важнее не романтические глупости, а житейская мудрость...
   - Папка! Ты же обещал! - повернулась девушка к отцу с глазами уже полными слёз.
   - Я обещал, что не буду возражать... Я и не возражаю, чёрт побери! В общем, разбирайтесь со своими женскими делами сами. У меня работы полно, - хмурый Капитонов поднялся с кресла и виновато посмотрев на дочь вышел из комнаты.
   Грозный на службе капитан первого ранга совершенно не умел справляться с властным характером своей жены. Изначально, когда она, красавица и столбовая дворянка из рода Кутасовых, вышла замуж за сына учителя гимназии, пусть и тоже дворянского, но обнищавшего рода, он чувствовал себя обязанным супруге за то она его осчастливила. Несмотря на их самую искреннюю любовь Ирина Сергеевна это ощутила изначально и не преминула пользоваться. Главой дома была несомненно она.
   - Ольга, - начала мать, когда женщины остались одни, - я знаю, что тебе нравится Василий. Он хороший юноша, но было бы ошибкой связать тебе с ним свою судьбу. Я думаю, что ты понимаешь - я желаю тебе только добра...
   - Мама! Мамочка!! Он же мне не просто нравится! Я люблю его, честное слово люблю!
   - Во-первых, не перебивай мать, - холодно отрезала Ирина Сергеевна, - Во-вторых: Я тебе верю, вернее верю, что тебе так кажется. А свою жизнь с ним ты себе представляешь? Он почти всё время на своих кораблях будет, а ты в основном одна. Причём вряд ли в Петребурге. Во Владивостоке, в Севастополе, в Гельсингфорсе, в Либаве, в Кронштадте. А могут вообще на Каспий загнать или на Амур. И сколько лет у него ещё будет нищенское мичманское жалованье?
   - Он уже лейтенант!
   - Ах да. Отец что-то об этом говорил. Ну и какая разница?
   - Но ведь и ты с папой...
   - Ах, оставь. Вот как раз и не желаю тебе такой судьбы, когда есть возможность сразу стать графиней, женой капитана гвардии и, возможно, быть принимаемой при дворе...
   - Мама, ты что жалеешь, что с отцом всю жизнь прожила?
   - Не смей судить своих родителей, дерзкая девчонка! Не обо мне речь, а о тебе.
   Около часа продолжался ещё этот разговор со слезами и мольбами с одной стороны и то ласковым, то приказным тоном с другой. В конце концов в Ольге слёзы стали сменяться сердитым упрямством. Она уже твёрдо решила не отступать.
   - Мама, я всё таки не крепостная. Сейчас не восемнадцатый век. Я не пойду замуж за Ростовцева. Всё!
   - Ишь как ты заговорила, - Капитонова старшая даже не возмутилась резким тоном дочери и спокойно, с уверенностью в себе, посмотрела на Ольгу, - Я к такому была готова, всё ждала, когда ты начнёшь показывать характер...
   Дверь в комнату резко распахнулась. На пороге стоял на удивление спокойный Капитонов.
   - Ольга, выйди! Нам с матерью нужно поговорить.
   Ольга, сперва хотевшая возразить, взглянув на лицо отца тут же осеклась. Склонив голову она вышла из комнаты и прошла к себе. Ей было очень тяжело и ничего хорошего от беседы родителей она не ждала. Хотя показалось что то обнадёживающее на лице отца, когда она проходя на него посмотрела. Нет, не может быть. Неужели он ей в самом деле подмигнул?
  
   Бухта Ллойда (Бонинский архипелаг)
  
   По прибытии эскадры на Бонин и размещении её в бухте Ллойда первым делом миноносцы и минные катера обошли весь остров по периметру безжалостно конфискуя рыболовные джонки у местного населения. Следовало обезопасить себя от того, что какой нибудь особо патриотичный верноподданный страны Ямато рискнёт отправиться в Японию и расскажет, где в данный момент находится русский флот. Однако, поскольку рыболовство являлось для местных жителей основным источником пропитания, им пришлось передать некоторое количество провизии с эскадры, что впрочем было не так уж проблематично - на острове проживало немногим больше ста человек.
   У экипажей кораблей появилась ещё одна возможность по максимуму привести механизмы в порядок, заняться защитой личного состава в бою, да и просто передохнуть перед сражением, в неизбежности которого никто не сомневался. С нетерпением ждали владивостокские крейсера.
   Тем временем на кораблях кипела работа: щелочили котлы, перебирали механизмы, ремонтировали их, ежедневно проводилась чистка обросших водорослями и ракушками днищ. Шла упорная борьба за каждую долю узла скорости, которая была необходима в бою. Не зря говорили: "Лучше на пушку меньше, но на узел больше". Эскадренная скорость была главным козырем Того в предстоящем сражении и надо было максимально уменьшить это его преимущество.
   Целыми днями матросы на шлюпках скребли подводную часть броненосцев и крейсеров скребками на длинных рукоятках, глубже работали водолазы. К борту плавмастерской "Камчатка" круглосуточно подходили катера и шлюпки доставляя детали для починки и забирая отремонтированные.
  
  
  
  
   Контр адмирал Карл Петрович Иессен, командир владивостокского отряда крейсеров был в прекрасном настроении. С самого начала всё шло как по маслу. Получив приказ из Петербурга выйти на встречу остальной части флота, идущего во Владивосток и усилить её, Иессен сначала занервничал. Но и выход из порта и проход Сангарским проливом прошли без сучка, без задоринки - адмиралу Того было не до Владивостока. На выходе из пролива "Ангара" отделилась и отправились пиратствовать самостоятельно, а "Россия" с "Громобоем" и "Богатырём" пошли на юг.
   Судоходство на восточном побережье Японии было весьма активным, никто не опасался русских рейдеров. И хотя проход крейсеров Сангарами не остался незамеченным, но корабли идущие через океан об этом не знали. Было задержано и досмотрено пять судов. Два из них потопили, как перевозящие явную контрабанду, а англичанин везущий из Новой Зеландии баранину и шерсть захвачен с собой. Эскадры были на некоторое время обеспечены свежим мясом. Ну а шерсть... Не топить же. Да и кораблик неплохой - четыре тысячи тонн, с рефрижераторами и вместительными трюмами.
   Потом крейсера ушли на ост. Требовалось избегать случайных встреч в океане, которые могли бы подсказать японцам, где встречаются эскадры. И после четырёх дней пути, на подходах к бухте Ллойда по горизонту мазнуло дымком. Радио использовать не стоило и владивостокский отряд прибавив обороты пошёл на неизвестный корабль. Им оказался "Изумруд", который вместе с "Жемчугом" и "Светланой" отправили в разведку в предполагаемые зоны подхода "России", "Громобоя" и "Богатыря". Через четыре часа Иессен уже поднимался на борт "Князя Суворова".
   Русская эскадра насчитывала теперь уже пятнадцать броненосных кораблей не считая "Дмитрия Донского".
  
  
   Лейтенант Всеволод Егорьев радовался пожалуй больше, чем остальные владивостокцы, присоединившиеся к эскадре Рожественского. Он имел возможность обнять отца, командира крейсера "Аврора". При первой же возможности он отправился на него, завернув правда, по дороге к борту "Пересвета", чтобы передать письмо своему давнему другу. Но на борт там он даже не поднимался. Даже на встречу с отцом каперанг Андреев выделил не так уж много времени, поэтому нужно было торопиться.
   Катер подошёл к чёрному борту крейсера, носившего имя богини утренней зари и молодой человек споро взлетел на его борт.
   - А ну, поворотись-ка, сынку! - Егорьев-старший с улыбкой встретил сына у трапа и отец с сыном крепко обнялись.
   - Всё растёшь, Севка! - командир крейсера с нескрываемой гордостью разглядывал сына, которого не видел больше года.
   - Да ну тебя... господин капитан первого ранга, - улыбнулся Всеволод, - Пап, у меня полчаса, извини.
   По дороге в салон командира крейсера, Егорьев-младший, глядя по сторонам, начал хмуриться. То, что он увидел на палубе, его явно встревожило.
   - Садись, Севка, - отец показал на кресло и подошёл к буфету, - Вот чёрт! Уже сам собственному сыну вино наливаю. Эх! Летят годы...
   За бокалами портвейна поговорили о семье, о тех новостях в столице, которые не успел узнать Евгений Романович... Много о чём. И так мало...
   - А ты чего такой мрачный, сынок?
   - Пап, слушай, а вам что, доклады Иессена о результатах боя с японскими крейсерами не передавали? Не знакомили с ними?
   - Да нет вроде. А в чём дело?
   - Да ёлки-палки! - сдержанно "взорвался" Всеволод, - Вам жить надоело? Это что у тебя на "Авроре" за противоосколочная защита? На других кораблях такая же?
   - Так! Во-первых успокойся. Ты чего так завёлся-то? Сам командующий нас всей эскадре в пример ставил. Именно по поводу противоосколочной защиты в том числе.
   - Да после первых же попаданий начнут гореть ваши койки. Пап, вот найди завтра-послезавтра время и приезжай на "Россию". Увидишь как защищать расчёты от осколков. И лучше завтра, чем послезавтра. Чем скорее вы поймёте, что нужно не пожалеть листового железа и нескольких дней работы, тем лучше для вас же. Ты пойми, это ведь не на пустом месте придумано, это выводы после боя с японцами.
   - Ладно, ладно, угомонись! Попробую завтра нанести визит на ваш отряд, посмотрим, что за чудеса вы там у себя наворотили. Но скорее не на "Россию", а на "Громобой" - Мне как раз с Дабичем нужно один вопрос решить.
   - Только обязательно!
   - Да успокойся уже, сказал, что полюбопытствую, значит сделаю, - улыбнулся командир "Авроры", - А тебе уже пора, отведённые полчаса закончились, да и у меня ещё дел по горло.
   Увиденное на следующий день на владивостокском крейсере произвело весьма серьёзное впечатление на Евгения Романовича: каждая пушка серьёзного калибра на палубе была прикрыта башнеподобным щитом. Совершенно явно, что такая защита многократно понизит количество пострадавших от осколков во время боя. Пусть это и не была броня, но и листовое железо всё же более серьёзная преграда, чем связки матросских коек. К тому же не горит...
   Поговорив с командиром "Громобоя" Дабичем, Егорьев окончательно убедился в разумности предпринятых мер и решил немедленно начать сооружение чего-то подобного на "Авроре". Хотя, конечно, не удастся изготовить подобные полубашни, но хотя бы заменить коечную защиту на сталь было вполне по силам.
  
  
   Вирен с замиранием сердца следил за Рожественским, впервые собравшим вместе на совещание всех младших флагманов, командиров двадцати трех кораблей первого и второго ранга, которые должны будут участвовать в предстоящем сражении, а также командиров обоих отрядов миноносцев. Отсутствовали только командиры кораблей выделенных для сопровождения транспортов. За время похода адмиралы и офицеры эскадры провели уже немало времени за обсуждением предполагавшегося сражения. Всем было понятно, что у них в руках большая сила, действительно дающая возможность разгромить врага, но так же были очевидны проблемы с плохой подготовкой экипажей, разнородностью сил эскадры, изношенностью механизмов после долгого перехода, усталостью людей... эх, да мало ли еще проблем! Все это обсуждалось, предлагались какие-то решения, но все равно решающее слово, как и ответственность за принятые решения лежала на вице-адмирале Рожественском. И какими именно будут эти решения, всем предстояло узнать именно сейчас. Пока в голове Вирена проносились эти мысли, Рожественский успел поприветствовать присутствующих, кратко описать текущее положение вещей, о котором, впрочем, все и так были наслышаны и, наконец, перешел к указаниям.
   - Господа, на мой взгляд, идти в бой так, как есть, было бы крайне опрометчивым с нашей стороны шагом. С приходом подкреплений наша линия стала настолько длинна, что если противник, пользуясь преимуществом хода, нападет на один из ее концов, то другой возможно даже не сможет участвовать в сражении. Кроме того, учения показали, что наши корабли не справляются с совместным маневрированием. Поэтому мы с адмиралами пришли к выводу о необходимости разрешить первому и второму броненосным отрядам, как и крейсерам, маневрировать отдельно от старых броненосцев. Да, при этом наши отряды могут несколько мешать друг другу, но и противник практически утратит свое преимущество в скорости. Кроме того, это позволит временно выводить из-под огня наиболее пострадавшие отряды с целью частичного устранения полученных повреждений. Конечно, нам со штабом эскадры пришлось разрабатывать соответствующую тактику для такого маневрирования, но, на мой взгляд, это был единственный выход из ситуации, так как добиться слаженных действий всей эскадры как единого целого за оставшееся время представляется совершенно невозможным. Экземпляр соответствующего приказа все вы получите после совещания. Вопросы и предложения будем рассматривать в рабочем порядке и на следующем совещании, о котором будет объявлено отдельно.
   Здесь адмирал сделал паузу, но тут же продолжил:
   - Однако, даже отрядное маневрирование и подготовка отдельных экипажей требуют срочного улучшения. И для этого нам предстоит сделать следующее...
   Бамм! - даже приглушенный тонкой стенкой каземата выстрел шестидюймовки так ударил по ушам лейтенанта Соймонова, что его ощутимо качнуло и он, взмахнув рукой, чтобы не потерять равновесие, едва не разбил о стену лампу, но все-таки весьма чувствительно приложился локтем к переборке.
   - Проклятые японцы! - выругался про себя Василий, - И чего им на своих островах не сиделось?
   Пробираться в темноте по обесточенным коридорам огромного броненосца даже с лампой было, мягко говоря, непривычно, а уж без неё найти дорогу к упрятанным в самом низу динамомашинам стало бы и вовсе невозможно. Однако далеко пройти не удалось - под гул работающих машин и, временами, грохот орудий, измазанный с ног до головы матрос из аварийной партии прокричал на ухо, что дальше по коридору не пройти из-за все еще не потушенного пожара, так что пришлось развернуться и искать другой путь... В это же время палуба плавно качнулась в сторону - корабль начал резкую циркуляцию... учения продолжались.
  
  
   С утра небо закрывали низкие облака, но когда команда эскадренного броненосца "Пересвет" выстроилась на палубе, солнце уже вовсю проглядывало, заставляя ярко блестеть тщательно начищенные металлические пуговицы парадных мундиров. Торжественные построения с молебнами начались одновременно на всей эскадре, и начались они одинаково.
   - РАВНЯЙСЬ!... СМИРНО!... Равнение на - СЕРЕДИНУ!...
   После положенных по уставу приветствий, Эссен объявил:
   - Пересветовцы! Я имею честь зачитать вам обращение адмирала Рожественского, назначенного командующим флотом на Тихом океане.
   "Моряки эскадры!
   Нынче подошел к концу наш долгий поход. Уже завтра мы выйдем во Владивосток, и подлый неприятель несомненно попытается нас перехватить по дороге. Он сделает это не потому, что мы слабы, а потому, что нас - больше, потому, что мы - сильны, и единственное, на что ему остается надеяться - это на нашу усталость от тягот похода через три океана. Но в последние две недели, потеряв нас из виду, он и сам весь изнервничался в поисках нашей эскадры, а мы подготовились лучше, чем когда-либо до этого.
   Господа адмиралы, офицеры, кондукторы и матросы! Посмотрите вокруг - сегодня с вами в одном строю стоят лучшие корабли и лучшие моряки со всей России - из Кронштадта, Либавы, Одессы, Порт-Артура, Владивостока, Санкт-Петербурга, Батума, Севастополя и даже Астрахани. Вся морская сила великой России сейчас в наших руках. Перед нами враг, а позади нас не океан, и не эти острова, позади нас - Россия! Я хочу, чтобы каждый из вас понимал, эта битва - не только за честь нашу, честь флота российского и честь нашей страны. Эта битва и эта война - за достаток в наших семьях и за будущее наших детей. Враги России хотят лишить нашу Родину дальневосточных богатств, задушить нашу промышленность и обложить нас долгами, по которым прийдется расплачиваться всем жителям Империи как нынешним, так и будущим. Уже сейчас эта война принесла нашему народу многие беды. Но поражение сделало бы их во стократ горше! И теперь России от нас нужна только победа! Нужен ратный труд каждого из нас! В предстоящей битве у нас есть только один выбор - идти и побеждать! Сегодня я приказал снять караульных у флагов и включить их в состав аварийных партий. Наши боевые флаги будут прибиты прямо к мачтам, и я верю, что каждый из вас достойно исполнит свой долг! И помните еще одно - у нашего противника много судоремонтных заводов, но почти нет судостроительных! Поэтому добивайтесь, чтобы подбитые вами корабли уходили на дно, а не в сухой док, откуда они смогут вернуться в строй через месяц. Не можете быстро утопить броненосец - топите сначала крейсер, не достаете до крейсера - пустите на дно хотя бы истребитель! Пусть каждый покажет все, на что он способен, и тогда с помощью Божией мы одолеем врага! С нами - правда, за нами - Россия, а перед нами - Победа! За Веру, Царя и Отечество! Ура!"
   И в этот момент со всех сторон огромной бухты Порт-Ллойда как первые отзвуки грома приближающейся грозы эхом почти двадцати тысяч луженых глоток над морем покатилось раскатистое:
   УРА! УРА! УРААА!!!
  
  
   Письмо Василию Соймонову
  
  
   Здравствуй любимый мой Васенька!
  
   Это письмо передаст тебе Сева Егорьев, я отправила его для тебя во Владивосток.
   Ты ведь обязательно приплывёшь туда вместе со своим кораблём. Только попробуй утонуть!
   Хотя отец говорит, что вам предстоит страшная битва и очень многие могут погибнуть. Но только не ты!
   Я очень боюсь за тебя, родной мой. Я понимаю, что ты должен выполнить свой долг, но не геройствуй излишне, пожалуйста, ладно?
   Ты ведь и так герой. Я уже всем подружкам о тебе хвасталась. Как они мне завидуют!
   Но ты не думай, я тебя всё равно любила бы и люблю.
   Из Манчжурии вернулся Саша Бельской. Ему оторвало руку по локоть. Я даже не знаю, завидовать Насте или нет - с одной стороны Саша вернулся живой, а с другой - покалечен. Он теперь сильно пить стал, но думаю это временно. Настя часто бывает у нас. Плачет, жалуется.
   И у меня ещё горе - умерла моя Жужка. Не неожиданность конечно, четырнадцать лет ей уже было, давно уже она хрипела, а не дышала, но всё равно её жалко. Как вспомню её ещё щеночком... Как мы с ней гуляли по Невскому, как в кровать ко мне она спать забиралась... Такая милая...
   В Петербурге уже снег. Ждём Рождества. Гуляю по Васильевскому и вспоминаю, как мы ходили по этим улицам с тобой вдвоём. Ты тогда ещё гардемарином был. Смешной такой, напыщенный. Гордый. А мне все девочки наши завидовали - какой ты у меня красивый. А ты действительно самый красивый. И умный. И сильный. Как я рада, что ты это проявил и папа отзывается о тебе с уважением. Ты даже не представляешь, как я жду тебя, Васенька!
   А Наташа Головина замуж вышла. За Винчевского из таможенного департамента. Не знаю, что она в нём нашла. Ему же за тридцать уже. Да и нос у него смешной и толстый он, лысеет уже...
   Извини за сумбурность, но я очень волнуюсь за тебя. Может потому и пишу глупости всякие. Ежедневно молю Господа нашего, чтобы он сохранил тебя в этой страшной войне. Только вернись живым, Васенька.
   Очень тебя люблю и жду.
   Твоя Ольга.
  
  
   ... А вот после прохождения траверза Иваки известия о бесчинствах русских крейсеров перестали поступать в японский морской штаб. Гейдзины растворились в просторах Тихого океана. Было понятно, что они идут на соединение с Рожественским, но куда? Того не мог себе позволить отправить в разведку на бескрайние просторы сколько-нибудь сильный отряд, а отправлять кого-то без пары броненосных крейсеров поддержки не имело смысла. Разве что отряд адмирала Дева - он мог уйти от русских. Ну и что? Даже если бы он их обнаружил и сообщил об этом, то шансов настичь противника сильным отрядом практически не имелось.
  
   "Ангара", тем временем, пиратствовала в водах севернее Хоккайдо по всем правилам большой дороги. По пути в Охотское море она утопила несколько каботажников, а потом словно смерч прошёл по японским рыболовным флотилиям: около тридцати шхун было утоплено, грузы конфискованы или тоже пущены ко дну, экипажи взяты на борт, а потом сданы в Корсакове подполковнику барону Зальца на содержание. Барон был совсем не в восторге от такого количества нахлебников, даже груз рыбы отданный ему полностью, не улучшил его настроения - шутка ли, кормить неизвестно сколько почти две сотни человек. Да и содержать их где-то надо, и охранять.
   Зато в Корсакове на корабль был принят экипаж героического крейсера "Новик", погибшего в этих водах, а так же его пушки, свезённые до этого на берег. Командир вспомогательного крейсера Сухомлин был счастлив получить под своё начало таких моряков, да и стодвадцатимиллиметровые орудия "Новика" позволили существенно усилить корабль, который, исходя из его водоизмещения, мог нести и ещё более мощное вооружение.
  
   Получая все эти известия адмирал Того скрежетал зубами, но подтверждал приказ оставаться в Мозампо и ни одного крейсера в океан отправить не разрешал. Правительство метало в моряков громы и молнии, армейское командование открыто высказывало своё презрение, но адмирал категорически отказывался ослаблять главные силы.
  
  
   10.04.1905.Мозампо.
  
  
   Настроение у адмирала Того - хуже некуда. Когда он упустил артурскую эскадру, можно было не сильно волноваться - дождаться Рожественского и соединиться с ним, сохранив корабли в боевой готовности у русских почти не было шансов. А вот смогли ведь. Да ещё и нервы потрепали захватив или утопив несколько транспортов, везущих в Японию важнейшие грузы. Да и утопить "Отову" на отходе умудрились. Немало неприятных воспоминаний было связано у японского адмирала с теми событиями.
   Сейчас всё обстояло ещё хуже. Владивостокские крейсера вышли в океан Сангарским проливом, утопили пару транспортов и... пропали. Почти наверняка они идут на соединение с русским флотом, который тоже последний раз видели три дня назад на траверзе Шанхая. После чего русские тоже растворились в океане и совершенно непонятно, где их искать. Никакой информации. А ведь это целая армада. С транспортами. Находись они где нибудь на морских путях - наверняка бы их кто-нибудь заметил.
Оценка: 5.18*106  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"