Леонтий Иванович Михайлов родился в городе Верхний Лисичанского района Луганской области 13 ноября 1923 года. Рос смелым, отчаянным мальчишкой, не любил, когда его обижали, всегда давал сдачу, но драчливым не был. С малых лет занимался различным спортом, в том числе и акробатикой. Он и до сих пор поддерживает спортивную форму. Да и как ему не быть таким, если два старших брата и муж сестры уже были лётчиками: старший брат воевал в Монголии на Халхин-Голе, средний брат воевал в Испании, все трое воевали в Финскую войну. Другого пути кроме авиации Леонтий не представлял себе, и поэтому уже в девятом классе в 1940 году он поступает в Лисичанский Аэроклуб и жадно, самозабвенно изучает теорию, нетерпеливо ждёт полётов. И когда они начались, то радости его не было предела. Редко кто сможет передать ту гамму чувств, которые охватывают впервые взлетевшего влюблённого в небо молодого паренька. Так же, как и прыжки с парашютом, когда свой свободный полёт в небе человек сравнивает с полётом гордой и смелой птицы. Когда летал самостоятельно на самолёте, то находил свой дом и над ним делал петли, разные развороты - отец всегда знал, что это он находится за штурвалом. В 1941 году Леонтий заканчивает Аэроклуб, освоив полёты на самолётах У-2 и УТ-2. В это время из Рогани, пригорода Харькова, приехал в Аэроклуб представитель школы пилотов для набора курсантов. В школе было два отделения - штурманское и лётное. Леонтий, естественно, поступает на лётное отделение. Но с началом войны занятия почти не проводятся из-за постоянных бомбёжек. Школа всем составом перелетает под Полтаву в Красноград. Но так как фронт продвигался, то в сентябре школу переводят под Омск. Расположились они на полевом аэродроме села Черёмушки недалеко от Иртыша. Всю зиму жили в палатках. Чтобы было теплее, палатки натягивали одна на другую. Спали по пять человек в тёплом лётном обмундировании - буржуйки в виде железных бочек мало согревали, тепло не задерживалось в палатках. Весной 1942 года перевели на аэродром ближе к Омску. Летали на самолётах Р-5 и СБ. В конце года он полностью освоил эти типы самолётов.
В начале 1943 года на вооружение поступил самолёт ПЭ-2. Отобрали лучших курсантов и обучали полётам на нём. Но он оказался строгим самолётом, требующим особого, знающего подхода к себе. Много неопытных пилотов погибало во время учебных полётов. Командир звена Писляков так сказал Леонтию: "Взлетишь, а жить захочешь - сядешь". Так и получалось - выживали смелые, отчаянные курсанты. В мае 1943 года занятия в Омской школе авиаторов были закончены. Леонтий окончил школу с золотой медалью и на ступень выше, чем все остальные, получив звание лейтенанта. Ему дали свободный выбор - любой фронт или курсы разведки. Он выбрал разведку и переехал в Довреканово под Уфой. В это время к нему пришло трагическое известие - погиб средний брат Василий. Он уже в двадцать семь лет был командиром авиаполка. В 1943 году в Дагестане переучивался на американский самолёт "Аэрокобра". Во время одного полёта был сильный туман. Он сумел найти аэродром, но чуть перескочил посадочную полосу, машина остановилась на краю противотанковой траншеи, её сильно тряхнуло и накренило, он резко ударился головой о прицел и погиб. Это был второй удар для Леонтия - его старший брат Аким погиб в первый год войны (самолёт не вернулся с задания). И было естественным его желание попасть на фронт. Но к счастью, курсы оказались краткосрочными, и уже в сентябре он отправился на 3-ий Белорусский фронт, в 1-ую воздушную армию в десятый отдельный Московский разведывательный полк, который дислоцировался под Смоленском. Командиром полка был Родин Александр Карпович, знаменитый чемпион Украины по штанге. Летали в Литву, Польшу, Восточную Пруссию, много было полётов над Балтийским морем. Как правило, разведывательный самолёт сопровождали истребители - для охраны. Но зачастую при налёте немецких самолётов приходилось вступать в бой и экипажу Михайлова, и не только стрелку, но и радисту, штурману. Разные бывали ситуации, так же, как и задания отличались по сложности. Съёмки приходилось производить с разных высот. Леонтий Иванович так об этом рассказывает:
- Довелось мне наблюдать и фотографировать тот момент, когда уже было известно о взятии Кенигсберга, а американцы пустили 1000 самолётов и сравняли его с землёй. Мой экипаж всё это сфотографировал, материал был передан в штаб и получил высокую оценку за его ценность.
В Балтийском море есть Южная коса Фришнерунг. На конце косы большой морской порт. Так как немецкая армия отступала, то все морские суда скопились в этом порту. Мне дали задание произвести съёмку этого порта. Наш экипаж вылетел на задание. Идём на высоте восемь тысяч метров, штурман докладывает, что по расчёту времени мы уже над целью. Стали снижаться, а внизу облачность густая и никак не можем её пробить. Снизились до 500 метров, дальше уже некуда, но тут пелена рассеялась, увидели береговую линию, порт, где скопилось более двухсот разных морских судов: корабли, катера, лодки, подлодки. Немцы молчали, не стреляли: оказалось, что мы заходили со стороны противника. А когда подошли ближе, включили все фотоаппараты (на борту их три), на нас обрушилось море огня, снаряды летели плотной стеной. Я крутил свою ПЭшку из стороны в сторону, чтобы избежать попадания снарядов. Еле прошли над портом, я положил самолёт на крыло и нырнул к воде. Немцы подумали, что сбили самолёт и перестали стрелять. А мы у самой воды еле-еле вывели её из падения и на бреющем пошли к своему аэродрому Грос-Шимане в Пруссии. Мы не сели, а почти упали - самолёт не слушался. Инженер полка Грасс обошёл машину и спрашивает меня "На чём ты прилетел, Лёня?". "Как это на чём? - отвечаю. - На своей любимой ПЭшке". "Да ты посмотри, тут же больше двухсот дырок. Не самолёт, а решето". И приказал механикам снять моторы, если они пригодные, а самолёт оттащить в лес.
И ещё запомнился случай. Идём на высоте восьми тысяч и, вдруг, радист Шишов Василий докладывает: "Командир, четыре красноносых показались". А мы красноносыми называли немецкие самолёты Фокке-Вульф-190. Грозная машина, серьёзный противник. Говорю: "Как близко подойдут, скажешь". "Да они уже на хвосте". Я перевернул машину на спину и ввёл в отрицательное пикирование. Красноносые не ожидали такого маневра и упустили нас. Да и среди наших лётчиков такой трюк никто не выполнял. Спустились до четырёх тысяч, а самолёт не выходит из пике - пришлось поломать голову, попотеть, как всегда в таких случаях, пока вывели из пике машину.
И другие случаи были, о которых не забываешь: над Либавой попали под мощнейший зенитный обстрел. Либава считалась важным стратегическим пунктом, поэтому там было мощное зенитное заграждение. Многие наши самолёты пострадали от их обстрелов, доставалось и мне. В Грос-Шимане базировались на одном аэродроме с эскадрильей французов "Нормандия Неман", общались с ними. Когда недавно они приезжали к нам с визитом, я был на встрече в воинском музее, вспоминали годы войны.
Победу встретили в Тапиау, недалеко от Кенигсберга. Нам дали месяц отдыха - загорали на реке Преголь в дачных домиках. Затем нас направили в Пинск. За время совместных полётов с экипажем сроднились, а с штурманом Левшиным Михаилом по-настоящему свояками стали - он в 1945-ом женился, а я через два года женился на сестре его жены.
Из Пинска перебазировались в Мачурищи, затем в Речицу под Гомелем. В Речице я служил командиром резервного звена. Роль этого подразделения состояла в том, чтобы вновь прибывших молодых лётчиков натаскивать в полётах, доводить до кондиции. В один из полётов случился экстремальный случай - я летел на спарке с молодым лётчиком, в экипаже ещё находились мои фронтовые друзья: штурман и радист. Неожиданно загорелся левый двигатель. Я мог бы выпрыгнуть с парашютом, но ребята тогда бы погибли. Решил сажать горящий самолёт. Сели на картофельное поле на фюзеляж. Огонь в основном был в моей кабине и меня охватило пламенем. Выскочив из кабины, я завернулся в парашют и погасил пламя. Ребята чуть-чуть подпалились, а я сильно обгорел. Когда меня довезли до госпиталя в Гомеле, то доктор профессор Лобановский спросил, какую помощь оказывали мне. Ребята честно ответили, что всего-навсего поили спиртом, чтобы снять боль. А это означало, что наркоз не мог подействовать. И доктор с меня живого сдирал лоскуты обгоревшей кожи. Лежал в госпитале на излечении полтора месяца, а по окончании его вынесли мне заключение, что летать не смогу. Но наперекор всему, скажу, забегая наперёд, я пролетал ещё двадцать восемь лет.
В 1952-ом году переучился на самолёт ИЛ-28 и в том же году меня перевели в Эстонию заместителем командира полка в Тарту. Но мне там не понравилось, и пока не перевёз семью, (а в это время у меня уже была старшая дочка), я попросился в другое место. Меня перевели в Пушкино Ленинградской области на должность заместителя командира полка во вновь формирующуюся новую дивизию (формировал её Асеев, дальний родственник бывших Тамбовских господ Асеевых). Там в 1953 году семья пополнилась ещё одной дочкой, и я, таким образом, оказался в прекрасном розарии. В 1954 году в звании майора поступил в военно-политическую Академию имени Ленина. В 1959 году закончил её и был направлен в Тамбовское лётное училище им. Расковой заместителем командира полка. Назначение на прежнюю должность было наказанием за строптивость - отказался поехать в Заполярье на перспективную должность. Но семейные обстоятельства складывались так, что я не мог покинуть материк. В 1965 году был назначен командиром полка. В 1970 году стал начальником лётно-методического отдела училища. Учил летать и сам летал на дальнобойном двухмоторном ИЛ-28. Летал вплоть до увольнения в 1975 году. Уволился по возрасту - всех перелетал. За время моей службы в училище выпустили 1500 лётчиков дальней авиации. Если пересчитать мои годы службы на коэффициент вредности, то получается ровно пятьдесят лет.
Дома сидеть не стал, пошел в Аэропорт, переучился в Ульяновске на гражданские самолёты и стал руководителем полётов, но не сработался с начальством - дисциплина на гражданке резко отличалась от военной дисциплины. Перешел работать на завод "Электроприбор" в военную приёмку, затем перешел в планово-производственный отдел (ПДО). Так проработал на заводе пятнадцать лет - с 1976 года по 1991 год.
За годы службы имею награды: два ордена боевого Красного Знамени, орден Красной Звезды, орден Отечественной войны 2-степени, медаль "За боевые заслуги" и другие - всего девятнадцать медалей.
Слушала я Леонтия Ивановича и понимала, что его героические поступки в момент добывания разведданных могли быть оценены и более высокими наградами, ибо все знают, что иные данные разведки целой армии противника стоят. И чисто по моему умозаключению, награда зависит от расположения начальства, от воли случая и от везения данного человека. И ещё я утвердилась в мысли, что небо зовёт смелых до дерзости, отважных, но обязательно разумных людей. Тогда оно любуется их удалью и оберегает от беды.