Было раннее утро. Я перематывал удочки, сидя на крыльце. Из дома с большой миской в руках вышла тетя Катя и направилась к курятнику. Остановившись перед чистой твердой площадкой, она стала разбрасывать зерно. А потом распахнула дверцу курятника: "Цып, цып, цып!". И сразу же вокруг нее словно заметалось белое пламя - куры, петухи, цыплята.
Откуда-то торжественно выплыла утка с многочисленным семейством. Нахохлив шись и сердито покрякивая, она своим широким клювом разогнала с одного края площадки цыплят и кур, и утята энергично стали стучать клювами в землю. Когда наелись, утка призывно крякнула и повела свое войско через огород к речке: сама впереди, за ней длинной живой цыпочкой, попискивая, катились желтые пушистые комочки.
И вдруг запоздалый писк раздался из собачьей будки: около входа в нее раскину лась туша лохматого дворняги Казбека, а через нее неуклюже перелезал еще один цыпленок. Он скатился с собачьего бока, вскочил на ножки и заторопился к столовой. Одна ножка у него оказалась короткой, повернутой как-то вбок, и он тяжело наваливался на нее. Торопливо поклевав зерна, он повернул головку в сторону будки и громко, тоскливо запищал.
Казбек, услышав этот голос, зашевелился, широко и лениво зевнул (как не хотелось ему расставаться со сном!), но затем вскочил и вразвалку побежал к утенку. Вдруг он раскрыл пасть и схватил утенка.
- Тетя Катя! - невольно вырвалось уменя. И тут же крикнул: - Казбек!
- Да ничего, - отозвалась из хаты хозяйка, поняв мой испуг. - Это он его понесет на речку.
Казбек действительно, осторожно сжимая между клыков и резцов утенка поперек, направился тропкой через огород в сторону реки.
И тетя Катя рассказала мне следующее.
Недели две назад телок, раздраконенный оводами, промчался через двор. И то ли не заметил пасшегося табунка еще не окрепших утят, то ли не посчитал нужным обогнуть их, но только он наступил на одного утенка и сломал ему ножку. Бедняга лежал на богу, отталкиваясь здоровой ногой, кружился на месте и громко кричал. Остальные, распуганные телком, убежали вслед за матерью на огород и спрятались там в траве. И тут к покинутому малышу подошел Казбек, стиснул его челюстями и понес к себе в конуру. Все думали, что он сожрет его. Но через три дня припадая на больную ножку (она срослась криво), из конуры выполз утенок. А когда его родное семейство направилось к речке, он запищал им вслед. Вот тогда Казбек и взял его зубами поперек тельца и побежал за скрывшимся за бугром утиным табунком. Так она каждый день стал доставлять своего воспитанника на речку. И за это тетя Катя прозвала его "зубастое такси".
...Вечером все возвращались домой: тетя Катя с фермы, ее муж с поля, а я, от души насидевшись с удочками у воды, с речки. Вслед за мной пришло утиное семейство, громким голодным писком извещая о своем возвращении. Но того утенка с ними не было. И вдруг мне послышался тоскливый, зовущий голос со стороны реки. Дремавший около конуры Казбек вскочил на ноги и помчался по тропинке через огород.
Тетя Катя посмотрела ему вслед и с улыбкой сказала:
- Зубастое такси отправилось по вызову.
Г. Коробков.
Геннадий Коробков
НОСТАЛЬГИЯ
Рассказ
Парторг Иван Анисимович ехал на вторую ферму с хорошей вестью. И от этого, и от того, что весь август стояли погожие, сухие дни, в поле и на фермах работа кипела, - настроение у него было благодушное.
Оборвалась лесополоса, машина круто свернула вправо - и глазам открылась широкая, изумрудно-зеленая лощина, а на дне ее вытянулись три новеньких каменных животновод ческих корпуса. В лучах заходящего солнца и стены, и свежие шиферные крыши были снежно-белыми, только крупные стекла чуть отливали золотом. Все время, пока приближались к ферме, парторг смотрел вперед, высунувшись из кабины. И когда остановились, не сразу вылез. Мечтательно произнес:
- Какое время настало! Ты смотри - настоящие дворцы строим для скота.
Перед входом в центральное здание на двух столбах стоял большой плакат: полноя розовощекая красавица-доярка (снежно-белый халат, через локоть - ведро) обнимает упитанную, улыбающуюся корову. Иван Анисимович тоже улыбнулся, спрыгнул на землю и легко понес свое большое, тучное тело к входу в центральное здание.
Дойка была в разгаре. Мягко почмокивали электроагрегаты, шипели автопоилки, аппетитно похрустывали силосом коровы. Парторг любил эту горячую рабочую обстановку - с добродушным мычанием животных, с веселыми голосами доярок, с хлебным запахом сочных кормов и молока.
- Здравствуйте, девчата! - пробасил он от двери. И сразу из-за спин коров стали высовываться головы доярок; заулыбались:
- Здравствуйте, Анисимыч! Проходи, коли с добрым словом.
Откуда-то сбоку появился бригадир, маленький, коренастенький, и косолапо, но живо засеменил навстречу.
Парторг шел по длинному проходу, здоровался с каждым отдельно, шутил и с радостью ощущал, что там, где он прошел, остается непринужденное, бодрое настроение. Умел он и любил общаться с людьми.
- Как молочко? - спросил он.
- Та неплохо, - быстро ответил бригадир и вытащил из кармана свернутую напополам тетрадку. - Две тысячи в день сдаем.
- Хорошо! А что-то коровы, вроде бы, не слишком упитанные в зиму идут?
- Та не! Разве ж это худые? Ходят - ляжки трясутся. Вон в пятой бригаде, там действи тельно кожа да кости. Вы видели. Но молоко из них рекой льется. А мы - кормим, кормим, а молока нету. В чем дело, не поймем, - сокрушенно сказал бригадир.
- Да как же нету? Вы сейчас больше всех в совхозе получаете продукции. Опять в газете про вас писали.
- Та мало все равно.
- Молодцы, молодцы! Я вот по этому поводу и приехал. Хороший для вас разговор.
- Мы-то молодцы, да вот для нас не очень стараются, - послышался зычный, уверенный женский голос.
- Чем ты недовольна, тетка Дарья?
- Да как же будешь довольная? К нам идут такие ласковые: постарайтесь, девчата! Сделайте, девчата! А как для нас что нужно - ни к кому не достучишься.
- Ну что ж, давайте соберемся, потолкуем... Как у тебя красный уголок, оформлен? - повернулся парторг к бригадиру.
1
- Все разукрасили, как положено! И библиотекарь приходит, и наши девчата стараются.
- Ну, пойдем... - Тут он оступился на щели, повернул голову к бригадиру: - А вы когда же полами займетесь?
- Та ведь очередь никак до нас не доходит.
- А что сейчас делают плотники?
- В телятнике все возятся. Вторую неделю клетки не могут подправить, да стекла кое-где заменить. Так медленно робят, просто глядеть тошно.
- А ты слышал, как в "Заре" председатель делает? - быстро повернулся Иван Анисимо вич к бригадиру. Глаза его заискрились. - Только это не рекомендация, ты в случае чего на меня не ссылайся. Просто как анекдот рассказываю... Он покупает ящик водки, расставля ет бутылки по коровнику, через каждые пять метров, говорит: "Начинайте стелить полы. Как до бутылки доходите - ваша". В другое время полторы недели понадобилось бы, а тут за полтора дня бухнули!
Бригадир, хрипло рассмеялся, заметил:
- Та вот такая наша психология. Скажут: "Сделай, наряд на двадцать рублей выпишем". Мы подумаем и откажемся. А покажут проклятую бутылку - мигом сделаем.
Парторг не ожидал, что разговор вдруг двинется по такому руслу. В чем дело? То ли действительно серьезные недоработки скопились на ферме, то ли близость зимы так пугает, и от этого троекратно возрастает тревога за "свое хозяйство"; то ли просто привычка: раз уж начали жаловаться начальству, давай все выкладывай до конца, даже преувеличь, прибеднись немножко?.. Одни невразумительно что-то твердили о дровах, об угле, о сене, о том, что не выпросишь у председателя транспорт... Другие, что не дают выходных, не можем съездить в район, в магазин или в больницу. Бородатый дед, никого не слушая, громко возмущался, что в прошлом году за телку-полуторагодовалку при сдаче платили девяносто копеек за килограм, а теперь семьдесят две копейки, что зоотехник что-то пообещал, да и председатель колхоза тоже не так сделал... Иван Анисимович попытался было возразить, что хозяйчственные вопросы вполне можно решить и с бригадиром, и с зоотехником, а он приехал по другому делу... но понял, что другого дела уже не получится, а этим он тоже обязан заниматься. И он, прислушиваясь к спору, возражал:
- Товарищи, вам же в бригаду целый месяц возили дрова.
- А! Дубовые. Их не расколешь.
- А где же только березовых взять? Я себе тоже дубовых завез, пилю и колю; и многие, я знаю, дубовыми топят.
Поднялась тетка Дарья, женщина крупная, волевая. Все уважительно замолчали.
- Ленин что говорил? - решительно начала она. - Что надо заботиться о людях. А почему о нас не заботятся? Мы за колхоз болеем, а до нас дела нет. Чем я зимой буду свою корову кормить - подумал об этом кто?
- Тебе же выделили участок под покос, Дарья Михайловна. И хороший, в пойме.
- А когда б я его скосила? С зари до зари на ферме, еле успеваю дома сготовить да прибрать. Хороший председатель скосил бы да развез сено по домам.
- О себе, небось, начальство уже успело позаботиться, - с ехидцей бросил все тот же бородатый дед.
Иван Анисимович резко вскинул голову и нахмурился. Он не говорил больше ни слова. Полчаса еще что-то кричали, доказывали - он почти ничего не слышал. "Отчего такое мнение о "начальстве"? - думал он. Стараешься себе все в последнюю очередь, постоянно спрашиваешь у людей: что еще нужно? чем помочь? Жена просит транспорт - не для себя, для школы, - посылаю к председателю: узнай, есть ли свободная машина? Работаешь не меньше каждого из них, а зарплата далеко не больше ихней - и они отлично знают это. И все-таки почему-то считают не зазорным упрекнуть походя, лишь бы задеть: вы только о себе, все для себя..."
2
- Ну хорошо, товарищи, - чуть сухо сказал он. - На этом закончим. Завтра доложу председателю и все ваши заботы обсудим.
Иван Анисимович решительно поднялся. И все дружно встали, довольные, что поговорили, весело перекликаясь, двигая лавками, направились к выходу. Тетка Дарья подошла к парторгу, громко спросила:
- Ну, а ты о чем хотел с нами беседу вести, Иван Анисимович?
- Да уже поздно, Дарья Михайловна. А точнее - рано еще.
- Это как - рано? - не поняла она. - Нет, ты подожди, не игнорируй вопрос.
Парторг ничего больше не сказал. Они вышли на улицу. Уже стемнело. Из хутора почти не доносилось ни звука - было время ужина, и молодежь не вышла еще на улицу. Парторг вдруг энергично повернулся к тетке Дарье:
- Ну, Дарья Михайловна, пошли, покормишь меня. Весь день ездил по бригадам, еще и не обедал. Шофер тут к родственникам забежал, поужинает, а мне не к кому.
- Да пошли, милости прошу. Разве ж можно голодному быть? - она быстро и твердо зашагала вперед.
- Мужик твой не ушел еще на пенсию?
- Да проводили его в прошлом месяце, но все равно так и пропадает в мастерской... Ты скажи, Иван Анисимович, председателю, нам нужно еще плотников добавить. Крыша-то в коровнике кой-где дырявая, ты сам видел, полы надо перебирать, кормушки подправить. Дожди пойдут, ведь ничего тогда как следует не сделают.
- А ты что ж на собрании не высказала этого?!
Она посмотрела на него:
- Да не успела...
- Вот так: все успели, а до этого ни голова ни руки не дошли!
Они остановились у калитки, возле которой сидели на лавке двое здоровых, бронзоволицых парней. Они лениво смотрели на подошедших. Рядом с ними на лавке плясала "Спидола".
- Ну, вы чего? - спросила Дарья.
- Да в клуб сейчас пойдем.
- Поужинали?
- Ну.
- А отец дома?
- Не. Пошел к дяде Егору.
Парторг поздоровался, вошел вслед за теткой Дарьей во двор, спросил:
- А что это за богатыри сидят?
- Да дети мои.
Он обернулся, снова посмотрел, но ничего не сказал.
Двор был просторный, весь обставленный постройками: справа широкоий дом, слева несколько сараев, в глубине двора чернел высокий стог сена, а за ним круто вставал темный сад. На базке перед одним из сараев стояла корова; сытно облизываясь, она смотрела на хозяйку добрыми, любящими глазами.
- Телка напоили? - крикнула тетка Дарья.
- Да-а, - донеслось с лавки.
- Свиньям давали?
- Давно.
- Курятник закрыли?
- Закрыли.
- Ну, Иван Анисимович, вот умывальник, мой руки, если хочешь, да заходи в хату. Я сейчас быстро соберу.
...- Проходи, проходи, извини, если что не так, чем богаты, тем и рады, готовить уже не успею, что с обеда осталось.
3
Стол уже был весь заставлен: посреди возвышался большой черный чугун, около него наполненная борщом тарелка, глубокоя сковорода, из которой выглядывал румяный гусиный бок, большая алюминиевая чашка, в которой горкой лежали яркокрасные пузатые помидоры, в другой чашке - сложенные вчетверо, политые сметаной, высокой стопкой - блины, в пластмассовой вазе - яйца, круглый каравай хлеба, наполовину порезанный на куски, лежал прямо на столе, а около чугуна приютился маленькй граненый графинчик с розовой жидкостью.
- Ну, ты чего встал, проходи, садись! - грубовато подтолкнула тетка Дарья.
В это время с улицы донесся сигнал машины: шофер подъехал и вызывал парторга.
- Дарья Михайловна, ты меня извини. Ну-ка, поедем со мной. Мы вернемся назад, быстро, через полчаса, пусть все лежит, накрой газетой. Я прошу.
Она удивленно пошла за ним.
... У него тоже был большой двор, но был он почти пуст: в глубине молоденькие деревца, около дома цветник, на всем остальном дикая яркая зелень, да еще в самом дальнем углу маленькая постройка - туалет.
В это время на крыльцо вышла невысокого роста стройная женщина.
- Принимай гостью, Настя. Вот приехала тетка Дарья посмотреть, как мы живем. И покорми нас чем-нибудь.
- Здравствуйте, Дарья Михайловна. Проходите. Только я не подготовилась к встрече такой знаменитой гостьи. Постным супом неудобно и угощать.
- А почему же постным? - спросила тетка Дарья, солидно усаживаясь за стол.
- Да на складе нет сейчас мяса, а просить в столовой Иван Анисимович не разрешает.
- Да что ж он не разрешает? - повернулась гостья к парторгу. - В своем же хозяйстве! Каких-то килограммов пять... Завтра мы колем кабана, я уж пришлю вам ляжку.
- Если можно, пожалуйста. Мы заплатим.
- Какие там платы, это в подарок... Да ладно уж, суп не наливай, - сказала она, видя, как женщина расставляет на столе тарелки. - Только скатерть свежую вон забрызгала.
- Но вот чай я могу с удовольствием предложить, - сказала женщина. - Очень вкусный - с лимоном и клубничным джемом. В магазин сегодня привезли и компоты, и конфитюры, и конфеты разных сортов...
- Я бы вас к себе пригласила на ужин...
- Да вы не беспокойтесь, Дарья Михайловна. И поздно уже.
- Да у меня тоже сейчас ничего доброго нет. А вот завтра - милости прошу. Такое жаркое приготовлю! Пирогов напеку. И к закуске кое-что найдется... А ты меня наказал, Иван Анисимович, - повернулась она к парторгу. - Это за то, что наговорили мы тебе черт знает что.
- Да, такого я не ожидал от вас.
- Слушай, так зачем ты все-таки приезжал к нам? - спросила тетка Дарья.
- Да так, - ответил он будничным тоном. - Хотел объявить вам о присвоении вашей ферме звания "Коллектива коммунистического труда".
Она остолбенело раскрыла глаза:
- Так что ж ты не сказал?!
- А вот почему - как ты сама об этом думаешь?
- Иван Анисимович, да это все по глупости, не знаю, что на нас нашло. На живого человека никогда ведь не угодишь. Чем больше нам делают, тем больше хочется. Действитель но, собственнические интересы. Но и за общественные мы, дай бог, как болеем. Председа тель уже боится к нам и показываться - такие мы ему головомойки устраиваем и за корма, и за коровники неотремонтированные.