Ветеринар перестала писать и, подняв голову, молча посмотрела на меня с лёгкой улыбкой.
-- Так по паспорту, -- поторопился пояснить я, отвечая на вопросительный взгляд доктора, с некоторой неуверенностью.
-- Вы и дома её так зовёте?
-- Нет, дома просто Мотя.
-- Понятно, -- и женщина продолжила заполнять журнал пациентов.
События, о которых пойдёт повествование, начались осенью две тысячи пятого года. "Бабье лето" закончилось, но погода стояла ещё достаточно тёплая и сухая.
Мотька -- щенок, русский охотничий спаниель. Оказалась у нас совершенно случайно. Конечно, я всегда хотел иметь собаку. А когда однажды приобрёл охотничье ружьё, и вовсе стал рассматривать возможность покупки небольшой лодочки или собаки охотничьих кровей для подбора битой дичи. Иногда даже спрашивал жену: "Выбирай, собака, или лодка?" -- отлично понимая, что лодка в городе, что седло корове. Собака, -- было, конечно тем выбором, который я хотел услышать. Это серьёзное решение и потому мне не хотелось принимать его в одиночку. Собака не хомячок, какой-нибудь в клетке, никаких претензий к хомячкам и их владельцам. Просто собака непременно станет членом нашей семьи, а не домашним питомцем. Я даже стал подбирать породу своего предполагаемого друга. Этот выбор основывался не только на моих личных желаниях, но удобстве собаки вместе со мной. Так, чтобы и в городской квартире ему было комфортно, а на охоте -- тем более. Порода должна быть непременно охотничьей. Пришлось сразу отсеять крупных и длинношерстных собак. Такса, -- охотничья порода, прикольная, очень нравиться моей жена, Ольге. Собственно, она и предложила в разговоре: "Если брать, то таксу". Но я-то понимал, что эта собачонка за уткой мне не поплывёт, и куропатку в поле не отыщет. Круг моих изысканий быстро сузился до короткошерстных легавых. Курцхаар приглянулся мне. Не очень крупная собака с красивым окрасом. Такая порода подходит идеально.
Но так часто случается в жизни, что "хотеть" и "иметь" не всегда дружат между собой, а то и вовсе ссорятся. Однажды товарищ по работе, кстати, владелец рыжей таксы, помня о моём скромном увлечении охотой, как-то предложил:
-- У знакомых моей жены есть щенок спаниеля. А у детей там, кажется, оказалась жуткая аллергия, или ещё что-то в этом роде. В общем отдают. Возьмёшь?
-- Да мне эти рыжие спаниели, как-то не очень... Мне хотелось бы иметь легавую; чтобы и для души и для охоты подходила.
-- Ну, ты хотеть-то ещё сколько угодно долго будешь... Поезжай, посмотри. Не понравиться, не возьмёшь, тебя ж никто не заставляет.
-- Спаниель, -- покачал я головой, -- есть у моих знакомых такой кокер. Кудрявая психическая псинка. Вечно её лай на весь подъезд слышен.
-- А это не кокер коричневый, которых ты недолюбливаешь.
-- Ты сам мне сказал, что спаниель.
-- Да, спаниелей знаешь сколько? Это русский спаниель, белый с чёрным.
-- Не видел таких.
-- Брось, просто ты внимания не обращал. Я, как собачник, тебе говорю.
-- Поеду! -- вдруг резко согласился я.
"Ведь он прав, -- подумал я, -- рассуждать и думать о своей будущей собаке, можно ещё сколь угодно долго, а что толку? Всё решится само собой. Посмотрю, а там..."
На смотрины я взял с собой Машу, старшую дочь. Так мы с ней поделим ответственность за принятие решения. Хотя беря её с собой, я уже не сомневался в исходе нашей поездки. Правильнее было бы сказать, что она ехала со мной неким "заградительным отрядом" -- не дать мне возможности поколебаться в своём решении, отступить в последний момент. Я чувствовал, что мы едем не на смотрины, а за щенком. По пути мы заехали за женой сослуживца, которая предварительно договорилась со своей подругой о нашем визите.
Дверь нам открыла хозяйка. У её ног суетилось маленькое существо, которое своеобразно "поприветствовало" нас: сделав на полу лужу.
-- Вы не пугайтесь только, это она ещё маленькая совсем, -- оправдывалась хозяйка.
Но мы и не думали пугаться. Маленькая, худенькая она игриво знакомилась с новыми людьми. Дочка присела на корточки, и щеночек стал карабкаться к ней на колени. Выбор сделан. Как она была не похожа на тех толстеньких пушистых щенят, которые иногда встречаются на улице да у рыночных торговцев. Безродные медвежата и породистые плюшки сильно отличались от этого щеночка.
-- Осторожнее, а то и на Вас обрадоваться может, -- предостерегла хозяйка.
-- Пройдемте, может, на кухню, -- предложила жена моего сослуживца, сопровождавшая нас, -- давайте чаю, выпьем, -- я конфеты захватила.
Разговор практически сразу перешёл к уточнениям и разъяснениям по ветеринарии с витаминам, кулинарии, рациону питания, и всему прочему, что сопутствовало содержанию питомца дома. Когда, какие прививки сделаны. Что ещё осталось сделать до начала её первых уличных прогулок. Хозяйка даже заранее подготовила нам шпаргалку со всеми замечаниями, названиями и нештатными ситуациями.
-- Вот все её документы. Здесь паспорт, "щенячка", адрес с телефоном клуба. Прививки все в паспорте вклеены.
Хозяйка явно переживала. Она сильно нервничала, и скрыть волнение ей не удавалось.
-- А почему такое имя, -- поинтересовался я, листая паспорт, -- "Матильда Флай Стар"?
-- Матильда, ну там по первым буквам от кличек родителей, вот мы придумали Матильду. А вторая часть от клуба, это клуб так называется "Флай Стар". В принципе Вы можете дать ей новое имя, если Вам Матильда не нравиться. Дайте ей своё, пока она ещё маленькая, то легко привыкнет к нему и будет отзываться.
-- Своё? -- улыбнулся я, -- моё ей точно не подойдёт. Нет, конечно, ничего мы менять не будем.
Я наклонился к собачке, которая вертелась у ног дочери. Погладил её по маленькой ушастой голове:
-- Да? Мотя.
Её огромные глазёнки посмотрели на меня, а тёплый шершавый язык лизнул мою руку.
Сложно сказать, понимал ли этот щеночек, что происходит или нет. Его, теперь уже прежняя хозяйка, явно любила эту кроху, но была вынуждена расстаться с ней по какой-то причине. Может из-за аллергической реакции детей, или Мотькиной реакции оставлять повсюду "пятна своих эмоций"? Так, или иначе, мы забрали это худенькое, ушастое, дивное создание к себе. Она искренне радовалась нам всем своим собачьем существом. Женщина собрала нам Мотину подстилку, миску и игрушку для зубов, явно купленную ей на вырост. Так всем будет проще привыкать: прежним владельцам без Матильды, а Мотьке к новой квартире.
-- Про витаминки не забывайте! -- сказала нам в след прежняя хозяйка, закрывая входную дверь.
Подруги остались дома пить чай. Мы с Машей, и торчащей у неё из-за пазухи мелкой Матильдиной мордочкой вышли к машине. Домой доехали быстро, с радостью и воодушевлением. Появившись в своём новом доме, Мотька сразу же накапала на пол. От радости это было, от растерянности, или просто для знакомства неизвестно. Ольга ждала нашего появления с новым питомцем, не сомневаясь в том, что мы вернёмся не одни. Она только не знала, кого именно ей ждать. А вот Сашка, наш младший сын, был буквально ошарашен вторгшейся в его жизнь неожиданной и величайшей радостью. Окруженная любовью и заботой Мотька понимала, что оказалась среди любящих её людей.
-- Спокойная собачка? -- поинтересовалась врач, подходя к нам со шприцем, -- не кусается?
-- Нет, не кусается, -- ответил я, заволновавшись, словно шприц предназначался для меня.
-- Подержите её, вот так, всё. Какая умница, всё уже не бойся, больше колоть не буду, -- успокоила всех ветеринар.
-- Теперь через год?
-- Да, можно чуть раньше.
Я только поднёс Мотьку к сумке, в которой она прибыла в эту ветеринарную клинику на очередную прививку, как тут же, та забралась в неё. Теперь уже из своего укрытия вопрошающе глядела по сторонам. Матильда немного окрепла и больше не выглядела тем мелким заморышем, которым мы её взяли. Однако она всё ещё продолжала оставаться маленьким щеночком. Её необычная расцветка: белая с чёрными пятнами, чёрной мордашкой и ушами, напоминала окрас коровы с пакета молока. Жена даже в шутку иногда звала её так к себе: "Иди сюда, коровушка ты моя". И та бежала, радостно виляя маленьким хвостиком. По отношению к невысокой, но стройной Матильде, сравнение с коровушкой звучало пародийно смешно. Её круглые карие глаза светились доверием и преданностью, но не мешало ей частенько хулиганить.
Часть 2
Начитавшись соответствующей литературы, я старался с самого начала приучать будущую охотницу к порядку и дисциплине. Ни каких кресел и кроватей! Собака должна жить в прихожей, благо планировка нашей квартиры позволяла обустроить там для нашей Матильды роскошный уголок. В своё время в межкомнатном холле даже стоял старый диван, на котором жил старый кот. Только это было так давно, ещё до нашей, с Ольгой, свадьбы. Время одинаково неумолимо, как для существ живых, так и для мебели, особенно конвейерного производства. Теперь, в углу этого холла красовался деревянный оружейный шкафчик. Посередине, вдоль стены, стояли журнальный столик с креслом. Вот между шкафчиком и журнальным столом уютно расположилась "собачье гнёздышко". Эта подстилка действительно напоминала птичье гнездо. Случайные сквозняки полностью исключались. На кухне была установлена специальная подставка для двух мисок, регулируемая по высоте. Пара нержавеющих ёмкостей сверкали у холодильника. В одной миске всегда находилась чистая питьевая вода, другая предназначалась для еды. Кормить Мотеньку, было решено натуральными продуктами. Хотя, конечно, пакетик сухого корма был припасён на крайний случай. Но предпочтение отдали мясу и субпродуктам. Также мы запаслись витаминами, рыбьим жиром, прочими добавками, согласно рекомендациям из клуба "Флай Стар", куда мы успели съездить с их "выпускницей".
Самым сложным в воспитании, оказалось, оставлять эту кроху в холле на ночь совершенно одну. Естественно, что дети пытались затащить Мотьку на ночь к себя. Я был твёрд и непреклонен относительно её ночлега
-- Она вам не плюшевая игрушка! -- аргументировал я, -- у каждого в этом доме должно быть своё место. Нечего ей в кровати спать. У неё отличное место.
Детей я отучал, или себя уговаривал? Ведь я и сам хотел забрать Мотьку в комнату. Но книги требовали побороть в себе эту слабость.
Уходя на работы, школы, мы раскладывали в коридоре газеты, ближе к двери, чтобы Матильда в наше отсутствие спокойно могла справить свою нужду. Выгуливать её ещё было рано. Первый выход на улицу планировался в ближайшее время. Вечером она жутко радовалась нашему возвращению домой.
Уже полностью освоившись в квартире, она не упускала возможности поиграть. Её щенячье озорство иногда граничило с хулиганством. За некоторые проделки Мотю приходилось наказывать. Не физически, конечно, а "ставить в угол". За ножку журнального столика был привязан поводок. На виновницу надевали ошейник и пристегивали к поводку. Он ограничивал возможность её передвижения небольшим радиусом. Естественно, в этот радиус попадала её лежанка. Что может быть страшнее для молодого, бьющего ключом энергии организма, чем ограничение свободы. Было жутко жаль её, но так требовали правила воспитания. Через некоторое время Матильду освобождали.
Я всегда торопился домой. "Маленькая Мотька одна. Как она там"? Все комнатные двери закрыты. Открытой всегда оставалась только кухня, где находилась миска с водой. Вернувшись как-то домой раньше остальных, я наткнулся на разбросанный повсюду хлеб. Обрадовавшаяся моему приходу Мотька бросилась мне на встречу. Однако заметив мою не одобрительную реакцию притихла.
-- Что здесь произошло? -- сурово обратился я к этой малявке, -- что всё это значит?
Я поднял с пола несколько кусков чёрного хлеба. Положил их на ладонь. Протянул к Мотьке. Она осторожно вытянула вперёд свою мордашку, обнюхивая хлеб.
-- Ты где хлеб взяла? С едой играть нельзя! Ты что, голодная? Зачем по кухне шаришь?
Оценивая ситуацию, Матильда виновато смотрела на меня. Конечно не оставив мне выбора, пришлось посадить её под арест. Я собирал с пола хлеб, стараясь демонстративно не обращать на неё внимания. Но украдкой подглядывал, как она реагирует на моё поведение. Мотя понимала всё очень быстро. То, что я её игнорирую, мне показалось для Матильды худшее. Она даже не пыталась выйти из своего заточения. Впрочем, заточение, как обычно, длилось недолго. И когда вернулись остальные члены нашей семью, Матильда получила амнистию.
Время первых прогулок наступило, когда уже изрядно похолодало. Снега ещё не было. Дворники очистили дворы от сухих опавших листьев. Земля казалась лысой, как чья-то голова после парикмахерской. Дети с удовольствием водили Мотю на поводке неподалёку от дома.
Прохожие не оставляли незамеченной жизнерадостного щеночка. Её волнистая шесть блестела не только на солнце, но в любую погоду. Стройная, игривая, ушастая -- она привлекала к себе всеобщее внимание.
-- Это что ж за порода такая? -- слышалось с одной стороны.
-- Натаскивать будете? -- понимающе кивал другой.
-- Охотничья порода, сразу видно, -- замечали третьи.
Матильда действительно "работала" своим носом, будто пылесосом. Она постоянно пропускала через свои ноздри все потоки воздуха, все запахи. Прогулки с ней всегда требовали сосредоточенного внимания. Ни для кого не секрет, что у нас под ногами разбросано множество такого, от чего нужно держаться подальше не только животным, да и людям. Сама Мотька на прогулках была ко всем настроена доброжелательно. Только разве что сторонилась больших собак, но это и понятно. Я же старался избегать её контакта не только с большими собаками, но маленькими детьми. Что у них на уме никому не известно, зато в руках вечные совки с лопатками.
Незаметно подкралась зима. Выпавший снег спрятал под своим покрывалом всё, что не успели убрать дворники. Он также выровнял стриженные газоны с вытоптанными пустырями, асфальтированные дорожки с ямами замёрзшей грязи. Водные процедуры после прогулок стали носить символический характер, не то, что осенью.
Снег радовал Матильду бесконечно. В отсутствии по близости других собак, я отпускал её с поводка. Она бежала вперёд, иногда прыгая из стороны в сторону, как маленький козлик. Зарывалась своим любопытным носом в сугробы. А стоило присесть на корточки, как она с разбега прыгала на колени, радостно вылизывая лицо языком.
Воскресным днём мы всей семьёй отправились на прогулку в ближайший к нам Битцевский лесопарк. В нём масса разнообразных горок естественного происхождения. Можно найти на любой вкус. Обрывистая крутизна, слаломная извилистость, или длинный пологий спуск. Санки, ледянки, лыжи и даже велосипеды находили здесь себе достойное применение.
Во избежании троллейбусной толчеи, решили воспользоваться машиной. Оставить её пришлось на достаточном удалении от горок, но так гулять приехали. Машка с Сашкой и Матильдой, естественно, вырвались вперёд. Мы с Ольгой, санками и ледянками шли следом. Шли не долго. "Лысая гора", на которою прилетала Булгаковская Маргарита, искрилась под ярким солнцем январских каникул. Я выбрал себе место у деревянного столика, откуда хорошо просматривалась горка, на которой остановили свой выбор дети. Веселье началось. Матильда отчаянно не хотела оставаться безучастной. Она рвалась к детям.
-- Ну, отпусти ты её, -- сжалилась Ольга, -- пусть побегает.
Я отстегнул поводок. Ракетой Мотька догнала скатывающегося с горы Сашку, прыгнув на ходу к нему на колени. Так они вместе катались, бегали. Мотька, то бежала к сыну, то к дочери.
Но вот Мотюня заигравшись, промчалась с горы, похлопывая на бегу себя ушами мимо всех. В людской сутолоке она быстро потеряла из виду наших детей. Чёрные пятна её окраса и красный ошейник не позволяли ей полностью слиться с белым снегом. Встав на краю горки, я её видел. Сначала суета "потеряшки" слегка меня забавляла. Но потом мне стало жаль юную собачонку, которая никогда ещё не сталкивалась с таким скоплением народа. Она в растерянности бегала среди людей, не понимая, что ей делать. Я решил не испытывать дольше её нервную систему и побежал с горы вниз.
-- Мотька! -- закричал я с полпути, -- Мотька! Иди сюда!
Собака, услышав знакомый голос, повернула голову в мою сторону. Наконец, увидев искомый силуэт, она стремглав побежала навстречу. Разогнавшись, Матильда прыгнула мне на грудь.
-- Что, потерялась, маленькая? -- с улыбкой гладил я маленькую собачонку.
Та, в ответ молча лизнула меня в нос своим языком, показывая всем своим видом, что погуляла вполне достаточно, и больше никуда не собирается. Я расстегнул тёплую куртку, и маленький Мотькин зад проскользнул мне за пазуху. Она вторично лизнула, показывая, что я правильно её понял. Маленькое сердечко учащённо колотилось под моей курткой, но вскоре успокоилось. Остаток прогулки любопытная мордашка вертелась по сторонам из своего надёжного укрытия. Вдоволь нагулявшись, мы вернулись к машине. Только тогда Матильде пришлось перебраться на заднее сидение к детям.
Дома Матильда частенько соперничала с Сашкой в подвижных играх. Любимой их забавой был футбол. Перенося подобную игру в квартиру, мы открывали распашные двери большой комнаты, проём которой служил воротами. Сашка занимал место в воротах. Я брал небольшой, нетяжёлый мячик и отходил к балконной двери. Матильда кружилась вокруг основного вратаря. Удар и оба вратаря бросаются спасать ворота. Отбитый или пропущенный мяч не выходил из игры пока накрепко не был схвачен руками, или зубами одного из вратарей. Борьба за него могла продолжаться и за воротами. Главным было не удержать ворота в неприкосновенности, а вернуть мячик мне. "Вот бы она дичь так подавала, -- мечталось в моей голове". Результат их нешуточного спора за мяч, никогда не был непредсказуем.
Мотька оказалась на редкость молчаливой собакой. Иногда соседи даже спрашивали:
-- Она вообще у вас лаять умеет?
-- Что значит "умеет"? -- недоумевал я.
-- Её никогда не слышно.
-- А Вам надо, чтобы она лаяла?
Действительно, тявкала Матильда крайне редко. Сам я, этого не замечал, если бы не странные вопросы соседей. Мне казалось, что это нормально: не лаять без нужды. Вспомнился рыжий кокер знакомых, -- жуть. Голос Мотя подавала, особенно за лакомство. Маша всегда угощала Матильду чем-то вкусненьким за ответ на команду "Голос". На прогулках, я стал обращать внимания на то, сколько лают другие собаки. Но больше меня удивляла реакция собаководов, которые ничего не предпринимали, чтобы остановить беспричинный лай своих питомцев, или хотели, но не могли. Некоторые владельцы вообще были не в состоянии повлиять на своих питомцев. Иногда, кажется, собаки лают просто так. Отдельные индивиды вообще брешут без остановки. Причём, эта "брехливость", как раз больше распространяется именно на небольших собак. А ведь наша Мотька небольшая. Ведь в своём зрелом возрасте она должна весть немногим более десяти килограммов, и иметь в холке около сорока сантиметров.
Но иногда прорывало и Матильду. Было видно, что лает она именно ради самого лая. Прицепится к какой-нибудь вороне во дворе, и давай шуметь. Ворона взлетит на дерево, смотрит на неё свысока. Некоторые вороны принимали Мотькину игру, перелетая с одного места на другое, не поднимаясь на дерево. Но эта забава продолжалась совсем недолго, видимо просто для разрядки, упражнения голоса, или чтобы не забыть, как это делается.
Часть 3
Матильда подросла. Она жила в квартире, гуляла во дворе, парке, выезжала с нами за город. У нас была дача в Подмосковье. Каждая дачная поездка очень радовала её. Однако всякий раз, вызывала в ней неизменную тревогу. Беспокоиться Мотя начинала с появлением в коридоре первых сумок. Она понимала, что мы собираемся в дорогу. Вещей собиралось много: бельё, продукты, прочее. Процесс сборов получался длительным, важно было ничего не забыть! А Мотька, нервничая, суетилась вокруг нас и сумок, уже не покидая коридора ни под каким предлогом. "Непонятно, что ей могло казаться? Что про неё забудут"? Часто количество сумок превышало количество рук. Мне приходилось спускаться с вещами вниз к машине по два--три раза. Её нервно--вертлявый зад мелькал, и путался под ногами.
-- Сиди! -- останавливал я её.
Она, поскуливая, послушно прислоняла зад к полу, но не садилась полностью, а лишь обозначала своё повиновение. Поднимаясь в квартиру за следующей партией вещей, я натыкался на прыгающую, на меня Матильду.
-- Ну, что ты всё переживаешь, -- успокаивали её все поочерёдно, -- без тебя никто не уедет.
Из шкафа доставалась Мотькина походная сумка, синяя в крупный белый горох. Тут Матильда срывалась в полнейшее неповиновение, пытаясь залезть в неё, как можно скорее. Только усевшись в сумку, она немного успокаивалась, ожидая своей очереди на вынос к машине. Её очередь всегда была последней, не то, что на даче. При отъезде с дачи всё было иначе. Матильда первой залезала в открывшуюся дверь машины, и уже не покидала её до Москвы.
На даче ей, конечно, нравилось особенно. Вольготное раздолье! Дом, хоть с недостроенным вторым этажом, но первого вполне всем хватало. Огромное крыльцо, где можно подремать, растянувшись на солнышке. Бытовка, в которой Матильде была выделена персональная кровать. До постройки дома, мы всей семьёй помещались в этой бытовке. Теперь одна её половина была переоборудована под душевую. А во второй, мы решили не трогать двухъярусную кровать. Верхняя часть её служила полкой, и использовалась для складирования вещей, а нижняя стала персональной Мотиной кроватью. Дверь в бытовку всегда была открыта, и Матильда могла воспользоваться её в любое время.
В жаркие дни, когда ничего не хочется делать, можно было отдохнуть на берегу водоёма. Матильда раньше никогда не бывала на открытом водоёме. "Как поведёт себя в первый раз? Ведь ей за уткой битой плавать". Мотюня всегда стойко переносила водные процедуры в домашних условиях. Хотя особой радости в ней явно не наблюдалось. Зато по окончании гигиенической экзекуции, она явно была довольна.
Собрав покрывало, полотенце, мы поехали купаться на пруд. На пруду было людно. Пристегнув Матильду к поводку, мы расположились в стороне ото всех. Она напряжённо смотрела на купающихся людей, поскуливая, в нервном возбуждении. Полной неожиданностью стала её реакция на заход в воду Сашки. Она неистово стала рваться вслед за ним. Я отвёл её в сторону, подальше от общего места купания. Решив, что расстояние безопасное, отстегнул поводок. Мотька мгновенно рванулась в воду за моим сыном с такой прытью, что мне пришлось бежать за ней.
-- Стой! Куда? -- безнадёжно кричал я.
Собака, прыгнув в воду с небольшого пригорка, устремилась к своему другу. Я, обычно не спешу идти купаться сразу по-приезду. Но здесь был вынужден последовать в воду, вылавливая ушастую амфибию. Она отчаянно плыла, фыркая попадавшей в неё водой слегка поскуливая. Я поймал беглянку, поднял над водой, а она всё продолжала и продолжала загребать несуществующую воду своими лапками. Такой подъём на руках ей был явно не по нраву, но вырваться ей не удалось.
-- Ты что спасать его решила? Он не тонет, купается, -- пытался объяснить я Матильде, -- здесь по колено. Сейчас мама наша придёт, Сашка её ждёт.
Я вынес её на берег, стал удерживать рукой за ошейник. Но Мотька не находила себе места. Она скулила и рвалась к Сашке.
-- Иди, купайся с ней, -- усмехнулась Ольга.
-- Я не купаюсь сразу. Мне надо посидеть, потом пойду.
-- Сиди, сиди, -- сказала она, заходя в воду.
Здесь Мотька совсем потеряла голову. Её собачье существо неистовствовало. Неизвестно, что именно было у неё в голове, о чём она думала, но только удерживать её на берегу дольше, было издевательством над животным. Мне ничего не оставалось делать, как разжать руку. Сорвавшись с места, Матильда ринулась к жене.
-- Ой, не брызгайся! -- завизжала она, -- зачем ты её отпустил?
-- Сами держите, я не собираюсь её мучить.
-- Мотька, фу! Не царапайся, -- она опустилась в воду, -- иди сам сюда, она нам с Сашкой плавать не даёт.
Пришлось и мне отправиться купаться раньше обычного.
-- Мотька, иди сюда! -- позвал я собаку, заходя в воду.
Она обернулась, и, увидев меня в воде, поплыла на зов хозяина. Ольга, наконец, смогла отплыть. Матильда оглянулась на неё, и изменила направление своего движения.
-- Мотька, я кому скала? -- возмутился я, -- Сюда иди!
Бедное животное разрывалось перед выбором. Увидев её нервные страдания и неровное дыхание, я сам поплыл к ней. Матильда явно обрадовалась такому повороту событий. Теперь она без колебаний направилась мне навстречу. Я подхватил её снизу, давая возможность отдышаться и успокоиться. Не переставая грести лапами, она наскоро лизнула меня в лицо.
-- Ну, всё, молодец. Ты что так нервничаешь? Никто не тонет. Давай плыть ближе к берегу.
Оказалось, что недолюбливая водные процедуры в квартире, Матильда не прочь охладиться от жаркого солнца в прохладном водоёме. Проще всего ей было купать, когда в воде не было никого из родственников. Тогда подойдя к берегу, я командовал ей: "Вперёд! Купаться"! И она, заходя в воду с удовольствием плыла. "А ну, к берегу"! -- твёрдо командовал я и она послушно поворачивала. Но поскольку выходить на сушу не собиралась, то плавала вдоль берега. Уже без всяких команд. Видимо сама, установив для себя пределы, для челночного плавания из стороны в сторону, вдоль берега. Сложно сказать насколько бы её хватило, такие заплывы всегда приходилось прекращать. "Теперь и уточку, стрелянную, мне принесёт, -- надеялся я, глядя на её заплывы".
У Мотьки появилось персональное покрывало для купаний, в котором она возвращалась домой. Купалась Матильда всегда много, а потому не успевала обсохнуть перед посадкой в машину. Когда на даче я или Ольга брали это покрывало, она сразу же радостно бежала к машине занимать себе место. А после возвращения, ложилась поперёк крыльца, довольно прогреваясь на солнышке.
-- Хорошо, что я крыльцо такое широкое сделал. Разлеглась посередине, а нам прыгай, обходи тебя.
К вечеру Солнце становилось не такое жаркое. В его лучах особенно красиво блестит лоснящаяся чуть вьющаяся шерсть нашей Моти.
Второй этаж нашей дачи был не готов. Я, только, утеплив перекрытие между этажами, стелил там черновой пол. Забирался туда по приставной лестнице. Матильда провожала меня наверх, как космонавта. Любопытство её или привязанность ко мне мучали Мотьку, оставленную внизу. Она смотрела мне в след в эту зияющую потолочную дыру. Вопрос стационарной лестницы на второй этаж только зрел в моей голове. Я удалялся от своего питомца в какую-то неизвестность, где неизменно что-то происходило. Ей было невдомёк, как балансируя там наверху, на балках перекрытия между этажами мне непросто мастерить черновой пол. Строительный материал приходилось постоянно перемещать с места на место, устраивая себе временные мостки, чтобы не провалиться вниз. Этаж был также завален всем тем, что никогда не понадобиться внизу. Кругом минеральная вата утеплителя, словом -- стройплощадка, на которой Матильде не место. Она, естественно, всего этого не знала. До её чувствительных ушей лишь доносились разные шорохи, звук шагов, стук досок, молотка, какой-нибудь грохот и мои слова. Матильда не находила себе места, бегая у лестницы под проёмом. Она скулила, делая попытки прыгнуть на неудобную для неё лестницу.
Но вот однажды, когда пол был практически готов, я, сидя на своём "детище", прислушавшись, уловил странный звук, похожий на карабканье. Подошёл к проёму и увидел Матильду, взобравшуюся до последней перекладины. Я перепугался. Она сопела, пыхтела, но ползла... Как, расстояние между ступеньками большие, а сами они такие узкие для неё. "Подтягивается"? Я сразу же нагнулся, чтобы помочь ей преодолеть последнюю перекладину. Какова же была её радость! Наскоро лизнув меня в руку и лицо, Мотька стала бегом осматривать новое помещение. Я сел рядом с недоделанным фрагментом пола, преградив собой дорогу ей к опасному участку: "Ещё сунет свой длинный, любопытный нос в минеральную вату! Я сам с трудом отмываюсь от неё".
-- Как же ты смогла, Мотька? -- погладил я подбежавшую собаку, -- ты, что, подтягивалась на передних лапах? Я не понимаю, как?
Матильда промолчала.
Иногда мы жарили шашлык. Не всегда из свинины. Шашлык из курицы тоже сочный и вкусный. Мотя всегда была самым активным участником этого мероприятия. Её постоянно приходилось отгонять от мангала, вылетевший случайно уголёк мог попасть на шныряющую рядом собаку. Но она кружила вокруг него, как охотящаяся акула кружит вокруг своей жертвы, постепенно сужая эти круги.
-- Уйди, Мотька, получишь ты свою курицу!
Мотька знала, что таскать еду со стола нельзя. Да не имела она такой воровской привычки, разве, что та половика чёрного хлеба... Она лишь с надеждой болталась под ногами, или замирала тихонько на видном месте, обращая свой жалостливый взгляд на домочадцев. Летней кухней на даче служила открытая терраса, пристроенная к бытовке. Конечно, ей достанется и кусок курицы, и куриные хрящи с остатками мяса. "Но сколько можно ждать, -- видимо подумала Мотька, -- а жаренная, ароматная куриная нога лежит прямо на краю тарелки! Хрящик призывно торчит в сторону, словно уговаривая её схватить его зубами. Да и нет никого рядом, кроме хозяйки, которая занята своим делом, совсем не обращая внимания ни на неё, ни на куриную ножку. А может и ругать не будет, она ведь самая добрая"?
-- А где курица? Здесь же лежала... Ах! -- Ольга услышала из-под стола звуки хрустящей косточки, а заглянув под него, увидела охотничью собаку, доедавшую куриную ногу.
Матильда смотрела на хозяйку виноватыми глазами, но продолжала дожевывать свою добычу. Закончив, Мотя, опустив голову к самому полу и поджав свой маленький хвостик, виновато поплелась в бытовку. Она забралась на свою кровать, стыдясь содеянного.
Дополнительно ругать её никто не стал, но мне подумалось, что "Пора Матильде на охоту. Пусть учиться приносить пищу в дом".
Часть 4
Шло время. Матильда стала взрослой собакой. Её врождённую потребность в постоянном поиске чего-либо или кого-либо давно пора было направить в охотничье русло. Я не раз брал её с собой в лес, когда ходили за грибами. Брал в поле, в надежде, что она наткнётся на куропаток, хотя ходил без ружья. В соседнем овраге почти ежедневно скрипели коростели, но подобраться к ним было проблематично из-за непролазных зарослей.
Я давно присматривался к весеннему пролёту вальдшнепа. Ни как орнитолог, или праздный наблюдатель, но хотелось поохотиться на тянущего весной лесного кулика. Матильда должна была идеально подходить для такой охоты. Я хоть охотник не заядлый, а всё только начинающий, пусть уже не первый год; опыт у меня небольшой, тем интереснее мне было попробовать такую охоту. Этот необычный долгоносик, бывало пугавший меня, неожиданно вспархивая из кустов, потревоженный осенними прогулками за грибами, и стал объектом моего пристального внимания. Теперь у меня была настоящая охотничья собака, дополнительный стимул и надежда порадовать себя заветным трофеем.
Охота на вечерней тяге скоротечна, и отыскать среди травы без электрического фонаря, или обученной собаки стреляную птицу невозможно. Фонарик у меня, конечно, был. Но куда удобнее, когда битую дичь тебе подаст ушастая помощница. Жаль только, что я не умею натаскивать, или обучать собак поиску и подачи дичи. Для этого, во-первых нужна эта самая дичь. А где я её возьму? Только на охоте. Вся надежда была на природное чутьё и охотничью кровь Матильды Флай Стар. Своим неугомонным носом на прогулках она обшаривала всю округу. Но охота не прогулка, и как она отнесётся к поисковой работе? Как ей объяснить, что искать нужно именно вальдшнепа, а не плавленый сырок? И что его, в случае удачи, нужно принести хозяину, а не играть с ним, или чего доброго припрятать? Вопросов было больше, чем достаточно. Ответы на них можно было получить только практическим путём.
Ласковая и весёлая Мотька по обыкновению наслаждалась прелестями дачной жизни. Хоть ранняя весна на природе может понравиться не всем, к Матильде это не относилось. Всё её собачье существо буквально ликовало! Естественно на этот раз я захватил с собой на дачу ружьё с патронами мелкой дроби. Выстрелов Мотя не боялась. Новогодние канонады под окном закалили её характер. Я, так же провёл с ней дополнительную работу; брал иногда с собой в лес ружьё, и просто стрелял вверх в её присутствии. Так что в этом плане я сделал все, что мог.
"Днём нужно сходить на разведку в лес, -- решил я, -- посмотреть удобные места для предстоящей охоты". Осенний вальдшнеп на тяге, призывая самку, пролетает вдоль опушек леса, просек и других просветов среди лесной чащи. Удалённость нашей засады не должна быть большой от дачных участков, поскольку возвращаться придётся в полной темноте. Пройдя окрестные лесонасаждения, мне приглянулась небольшая тропинка, выходящая к бывшей полянке. Теперь она активно зарастала молодняком. Здесь же были два поваленных дерева, на которых можно расположиться, ожидая наступления сумерек, когда лесной кулик начнёт свой брачный полёт. Место выбрано и обратной дорогой я старался найти и запомнить ориентиры для ночного возвращения. Вечером, проверив ружьё с патронами, отключил от зарядки аккумуляторный фонарь. На всякий случай сунул в карман ещё маленький брелочный фонарик на батарейке и позвал Матильду. Её ужин я решил сместить на возвращение с охоты, а теперь только угостил печеньем.
-- Пойдём, -- сказал я, надевая на Мотьку ошейник.
Набросив на себя плащ, прихватил бутылку с водой и несколько печенюшек, для вознаграждения поисковой работы своей помощницы, мы отправились на охоту.
К выбранному месту пришли скоро, хотя и не торопились. Из поваленных деревьев выбрали то, которое полностью лежало на земле. Второе дерево зависло в полуметре от земли, упершись в мощную берёзу. "Вот за этой берёзещей я и буду прятаться, когда начнёт смеркаться". Дождя не было и плащ можно было расстелить для удобства. Мы сели вдоль поваленного дерева; я на плащ, как в седло, и передо мной Мотька. Осмотревшись, она растянулась по дереву сфинксом. Щебетание птиц только усиливалось. Оно не было оглушительно громким, но разнообразие голосов впечатляло. Солнце особенно медленно клонилось к горизонту. Вдруг что-то коричневое промелькнуло впереди. "Наверное, ещё один охотник с собакой идёт занимать место, -- подсказала догадка, -- значит, я правильно расположился. Опередил этого, со своей рыжей. Пусть другое местечко себе подыскивают". Однако вслед за собакой никто не появился. Да и она куда-то пропала. Тут Мотька резко повернула голову вправо. Я последовал за её взглядом своим поворотом головы. Поваленное дерево, а из-под него на нас смотрит рыжая лисья морда. Красивая, не то, что в Зоопарке; рыжая с белым, чёрный носик, стоит и не двигается. Мы тоже замерли, не шелохнёмся. Пара длинных секунд и лисица резко отвернувшись, засеменила по своим делам. Я едва успел схватить Мотьку за ошейник, не давая ей преследовать местную плутовку. Она, молча и вопросительно посмотрела на меня, как бы спрашивая: "Почему нельзя? Мы ещё ждём кого-то"? Я потрепал её за холку.
-- Молодец, тихо, нам она не нужна.
Наступили сумерки. Я всё пристальнее стал вслушиваться в звуки леса, пытаясь услышать в них заветное хорканье вальдшнепа. Встав с ружьём вплотную к берёзе, всматривался и вслушивался в вечерний весенний лес. В замершем ожидании шло время. Надежда таяла вместе с возможностью разглядеть летящую птицу. "Ничего, -- подытожил я, -- нечего дожидаться кромешной тьмы. Пойдём-ка мы домой".
-- Пойдём домой, Мотька?
Она, как будто ждала этого. Соскочила с дерева, и вроде как стала собираться; быстренько обежала вокруг берёзы, поваленных деревьев и села глядя на меня.
-- Всё? Ничего мы с тобой не забыли, -- спросил я, разряжая ружьё, -- не летят к нам с тобой вальдшнепы косяками. Ладно, пойдём домой.
Я отдал Матильде остатки "призовых" угощений за не подстреленную дичь, чем дополнительно обрадовал её. Накинул на себя свёрнутый плащ, и мы пошли к дому. Мотя явно была довольна такой прогулкой. "Да, этот вечер прошёл без удачной охоты, -- размышлял я, -- но он не был неудачным. Уединение с преданным другом в окружении вечернего леса. А вечерний лес имеет особое звучание. Лисичка, высунув свою наглую любопытную мордочку всего в двух -- трёх шагах, навестила нас. Всё было хорошо".
Вернувшись, Матильда съела свой отложенный ужин, и мирно дремала на любимой подушке. "Надо с ней ещё на уток съездить, -- подумал я, засыпая".
Брать с собой Мотю на весеннюю утиную охоту было нецелесообразно, и опасно для неё. А вот осеннюю, -- надо попробовать. Пока вода в реке ещё не очень холодная. Нет весенних разливов, таящих под собой ветки и коряги прибрежных кустов. "Сашка, тоже уже подрос, и проситься на охоту, -- думал я, -- возьму их с собой в деревню". В те места я стараюсь ездить каждый год, во всяком случае, на весеннюю охоту. А осенью уж, как получится. "В этом году должно получиться"!
Охотничью собаку нужно тренировать и натаскивать на охоту. Сезон по перу открывается в августе и продолжается пока не разлетятся все пернатые объекты охоты на свои "зимние квартиры". Но именно осенью все выходные дни уходят на всякие дачные доделки--недоделки, образовавшиеся за летний период. Дачная суета отнимает практически всё свободное время. Но в этом году было твёрдо решено: "Вырваться в сентябре на охоту".
-- Куда Сашке на охоту? -- удивились Ольга, -- ночевать там, в палатке на голой земле?
-- В палатках мы ночуем только весной, -- пришлось вновь объяснять мне, -- когда вся наша команда выезжает на остров, и там живёт. Весной я и сам Сашку пока не беру, рановато. Действительно, может быть холодно, да погода нестабильная. Осенью всё иначе. Ночевать можно в доме. На охоту централизованно никто не собирается; все ездят, кто как сможет. К реке будем ездить на машине, только рано утром, да вечером.
На таких условиях жена согласилась пустить Сашку на охоту. Теперь нам предстояло опробовать врождённый охотничий инстинкт Матильды в подаче битой дичи из воды. Подстреленная утка, скорее всего, упадёт в воду, откуда Мотя принесёт её нам. Сама речка не глубокая, но высокие сапоги на охоте необходимы, в них можно достать трофей и самому. "Вот хоть на утку Мотьку поднатаскаю, -- мелькнула надежда, -- потренирую её, если, конечно, с уткой посчастливится". Натаскивать на дичь без дичи достаточно сложно. Нужно бросать эту утку в воду и посылать за ней свою собаку. Резиновая игрушка в виде утки здесь не поможет, хотя за ней Мотька охотно бегала дома.
Было бы здорово выйти с собакой в поле. В осенний сезон охоты специально отводится пара недель для охотников с собаками. А уж потом охотничий сезон открывается для всех остальных. Побродить с ружьишком по полям, чтобы перед тобой бежала охотница, разыскивающая в траве куропаток. Увы, такой учёбы тоже предоставить своей питомице я не мог. Единственное, к чему смог её подготовить, -- не бояться выстрелов.
-- Мы будем ждать тебя у школы, -- сказал я Сашке утром, -- не задерживайся! Всё что надо я соберу сам.
Субботний день выдался удачным. Тёплый, солнечный. Забрав сына после уроков, мы поехали в деревню. Путь был неблизкий. Ехали вчетвером: мы с женой и юные охотники Сашка с Матильдой. Она была единственная, кто прибывал в неведении относительно цели этой поездки.
В деревни нас ждали. Поговорив о разном, немного отдохнув к вечеру, мы собрались на охоту. Сергей быстро домчал нас до места. Машину оставили на лесной дороге, что проходила параллельно берегу реки. Переобулись в сапоги, собрали ружья.
-- Пули возьми с собой, -- сказал Сергей.
-- Пуль нет, только картечь.
-- Пойдёт. Если вдруг выйдет кабан, стреляй.
-- Побраконьерничаем?
-- Только в целях самообороны, -- усмехнулся он.
Подошли к воде. Сергей встал в камышах первым, а мы втроём прошли до следующих зарослей, чтобы затаиться в них. Ружьё у нас было одно, поэтому Сашке я дал фотоаппарат.
-- Смотри и слушай, будь внимателен. Пощёлкай пейзажи, но главное смотри и привыкай, -- наставлял я, -- потом тебе ружьё дам.
Матильда откровенно не понимала, что ей делать в этих сырых зарослях камыша. Она, то и дело норовила выскочить из них, побегать. "Сидела, лежала в машине, пока ехали в деревню, пришли сюда, -- снова сидеть"!? Ошейник с неё сняли, из соображений безопасности, собака может зацепиться им за корягу в воде, или ещё за что-нибудь, так что приходилось останавливать её попытки вылезти из камышей тихим шёпотом.
Смеркалось. Уток не было. Мелькнул силуэт птицы, но я не успел на него среагировать. Фотосессия с природой тоже закончилась из-за недостатка освещённости.
-- Ну, кажется всё, -- заключил я, -- уже ничего не видно. А где Мотька?
-- Не знаю, -- удивился Саша, -- здесь была...
-- Давай сворачиваться. На, хоть вверх стрельни, чтобы ружьё почувствовать. Серёга, мы уходим, -- крикнул я в направлении его засады.
-- Я тоже, -- донёсся голос из темноты, -- без выстрела сегодня!
Здесь раздался выстрел. Саша всколыхнул вечернюю тишину ружейным грохотом. Я разрядил ружьё и, направляя сына впереди себя, пошли к Сергею.
-- Завтра утром может, повезёт, -- сказал я сыну, -- а днём, сможем по мишеням постреляешь.
-- Ладно, -- согласился он.
Мы подошли к Сергею:
-- Мотька не у тебя? -- спросил я.
-- Нет. Я её не видел.
В тревожном недоумении мы подошли к машине. Матильда сидела перед ней, ожидая нас.
-- Когда ты сбежала, морда? -- удивился я, -- сидит себе, надоела тебе такая охота?
-- Конечно, -- поддержал её Сергей, -- скажи: "Сами в грязи сидите. Тут тепло и сухо. А уток, что здесь, что там -- нету"!
Такой вот получился "дебютный" выезд Матильды на утиную охоту.
Часть 5
-- Пойдём гулять... Ну, давай поднимайся! Кому это надо? Мне, что ли?
Мотя смотрела на меня своими карими глазами не собираясь идти на улицу.
-- Поднимайся, тебе говорю.
Она встала и пошла за мной к двери. Такое и раньше с ней случалось, редко, но бывало, что она не очень торопилась на прогулку. Она ещё не старая, -- всего восемь лет. Для спаниеля -- средний возраст. Просто слегка капризна по-девчачьи. Ей не нравилось гулять под дождём. Слякоть Мотька не жаловала -- старательно обходила все лужи и талый снег. Зимние антигололёдные реагенты, обильно рассыпанные дворниками по тротуарам, она преодолевала на моих руках. Собачью обувь и комбинезон Матильда не признавала. Ещё в её щенячьем детстве я предпринимал попытки защитить лапы от грязи, а тело от холода, или дождя. Однако, облачённая в свой оранжевый "скафандр", она просто замирала неподвижной статуей собаки--космонавта. Зато без комбеза, с удовольствием прыгала по чистому снегу, периодически зарывая свой любопытный нос в белоснежные сугробы.
Нынешняя весна позволяла продлить зимнее удовольствие. За окном давно март, а зима, будто ещё в самом в разгаре. Этой зимой снега навалило порядочно -- таять будет долго... Но гулять надо!
Вышли с Мотькой из дома топтать сугробы. Мы уже давно и хорошо знаем друг друга. Я не стал настаивать на длительной прогулке. Вернулись домой быстро. Душ для лап, персональное полотенце. Оставив её дома, я уехал по делам.
-- Пап, с Мотей что-то не так. Я к врачу её отвезу, -- раздался Машин голос в телефонной трубке.
Освободившись, прямиком поехал в ветеринарную клинику, адрес которой прочёл в телефонном сообщении. Мотьке было совсем плохо. Вялая, она вопрошающе осматривала всех и всё. После её выхода на улицу на снегу у клиники оставалось тёмно--бурое пятно. Не надо было быть медиком, чтобы понять всю тяжесть её состояния. Вот только невозможно было понять, откуда это появилась? И, что за болезнь такая? Накануне, Матильда была совершенно здоровой собакой. Утром недомогание, а уже днём такое! Срочные капельницы, анализы, УЗИ. Некоторые анализы пришлось отвозить в специализированную лабораторию. Я сижу с ней у стола, удерживая свою Мотьку, следя за правильным ходом капельного процесса. Вердикт врачей после совещания не утешительный: "Собаке нужна срочная операция, или усыпление. Решайте". После такого приехавшая Ольга почти потеряла способность соображать и ориентироваться. Она была уверена, что это, какое-нибудь отравление... Мотька, -- дорогой, и всеми любимый член нашей семьи.
-- Без операции она у Вас до вечера не доживёт. Да Вы не волнуйтесь, операция ей поможет, -- заверила хирург, -- Вы посоветуйтесь...
"Усыпление", "Вы посоветуйтесь..." -- звучало не слишком обнадёживающе. "Но что случилось? Ведь только утром с ней гулял! Я где-то слышал, что подобные операции у собак, лишь на некоторое время продлевают их мучения. Однако сказать: "Усыпляйте"? Невозможно! Врач, уверенная в себе, или в успехе операции вселяет некоторую надежду... В конце концов, я не медик, тем более не ветеринар. Хорошо, что ещё не уехала подруга дочери, поскольку свою машину я уже продал, а купить новую не успел. Подруга на колёсах и её можно отправить за кровью для переливания Мотьке. Пока идёт операция, она должна успеть обернуться, здесь недалеко. Лишь бы пробок на дороге не было".
-- Делайте.
Когда Матильде вводили анестезию, и она рухнула у меня на руках, я вдруг подумал о худшем. "Вот, наверное, как проходит усыпление животных. Так быстро и тихо..."
"Как мучительно тянется время. Машка раньше в разговоре иногда шутила, говоря мне: "Пойдёшь на пенсию, будешь с палочкой и старой Мотей в "Райсобес" ходить". Как далеко ещё до пенсии, но как хочется в Собес с Мотькой..."
-- Операция прошла успешно. Всё удалили, зашили, скоро очнётся. Кровь привезли?
-- Да, привезли.
-- Хорошо, Сейчас поставим ей капельницу с кровью. Будьте внимательны, когда она очнётся, будет дёргаться, не понимая, что и где она! Держите её, чтобы капельницу не сдёрнула!
Матильду принесли в специальной повязке. Я расстелил на столе новую пелёнку. Она ещё спала. Просыпалась, взбрыкивая, но я удерживал её на столе, как мог, руками и головой одновременно нашёптывая ей в ухо успокаивающие слова. Кому больше нужны были эти слова? Ей, или мне?
Я не мог отойти от неё ни на минуту, хотя Маша предлагала подменить меня. Ольга тоже сидела рядом в безмолвном оцепенении. Отпустили нас домой почти ночью. Решив сделать перерыв в капельницах, и дать возможность отдохнуть дома. Вернувшись, я положил Мотю с собой, но ближе к ногам. Она всегда укладывалась у лица, а через некоторое время перебиралась к ногам. Я решил упростить ей эту задачу. Через пару минут она встала и, шатающейся походкой подошла к моему лицу. Я чуть поддержал её. Она легла, и уснула. Даже не помню, спал я, или дремал, но утро не заставило себя ждать. С утра позвонила сонная подружка дочери с вопросом: "Везти"?
В клинике нас ждали с надеждой. Такое впечатление, что под вчерашней уверенностью скрывались большие сомнения.
Второй день начался с уже знакомых процедур в виде капельниц. Полной картины диагноза Матильдиного заболевания ветеринары не давали. Они ждали результатов анализов, отправленных в лабораторию. Симптомы, выявленные ими на месте, предполагали какое-то страшное инфекционное заболевание, либо случайное отравление неизвестным препаратом. Некоторые борцы с бродячими собаками разбрасывают отраву. Может где и лизнула? Много ли ей надо? А за её любопытным носом уследить почти невозможно. Сколько раз я вынимал у неё изо рта всякую гадость! Ведь всегда сыта, а дрянные кости у неё отнимал. Снег, сугробы, что там под ними?
Состояние собаки не улучшалось. Я выходил с ней на улицу с миской для мочи, и реакция медиков на увиденное в ней не вселяло оптимизма. Снова капельницы, мокрые пелёнки... Я по локти пропитанный мочой с кровью, кажется, сам дурел от осознания того, что улучшения не происходит. Вся влитая вчера в Мотьку кровь снова покидает её с мочой.
Так прошёл целый день. Я пытался подслушивать врачебные разговоры, из которых было понятно, что они не знают, что ещё можно сделать. Вечером, прощаясь с нами, они выписали Матильде целую портянку лекарств и специального питания на несколько тысяч. Благо, что продал машину. Теперь было, чем расплачивался с медиками за анализы, операцию, кровь, исследования, лекарства, консультации и прочее...
В клинику за нами снова заехал кто-то из Машиных друзей, и отвёз домой. Я уложил Мотю на кровать, раскладывая на столике по часам вечерние уколы. Шприцы и ампулы были готовы. Но Мотя слабела. Уже с трудом поворачивала голову в мою сторону и взгляд...
Она умирала; я это понял. Хватаясь за лекарства, я сделал ей назначенный укол. Стараясь не показывать паники и суеты, тихонько говорил с ней. Маша была рядом.
-- Она умирает, -- вдруг тихо сказала, или спросила она.
Сашка доделывал уроки в другой комнате, а Ольга подглядывала на нас из-за двери, боясь войти. Мотьке становилось всё хуже. Я это видел и, не зная, что ещё можно предпринять, схватился за следующую ампулу, другого лекарства, не дожидаясь установленного времени. Она уже хрипела. Я сделал новый укол. Мотенька на мгновенье очнувшись, повернула ослабшую голову в мою сторону. Посмотрела мне в глаза, словно говоря, что уже не надо... Простилась, и умерла.
Вся семья была дома. Я с Машей смотрели на Мотю в каком-то отчаянном отрицании произошедшего. Я ещё продолжал гладить её, пытаясь случайно почувствовать дыхание или движение сердца. Ольга тихо заплакала под дверью. Саша пока ничего не знал. Наша Мотя, ещё вчера утром гулявшая со мной, теперь лежала на кровати бездыханно.
-- Она, что умерла? -- всхлипывая слезами, спросила Ольга.
-- Её больше нет, -- ответил я, признавая произошедшее.
-- Как!? Что с ней? -- захлёбывающимся голосом продолжала спрашивать жена. Она всегда переспрашивает, будто это как-то может повлиять на окончательный ответ.
-- Умерла Мотя, -- подтвердила ей дочка неровным голосом.
Боль и слёзы душили. Ком в горле не давал возможности больше говорить. Я жестом оправил Машу за чистой простынёй. Взяв ножницы, стал аккуратно срезать с Матильды больничные повязки, пластыри. Вынул катетер. Использованные шприцы, пустые ампулы, всё собрал в пакет. Остановив жену с Мотей, я сам рассказал сыну о случившемся. Когда он успокоился, предложил ему проститься с Матильдой. Говорить никто не мог. Молча смотрели и, подходя в последний раз, бережно гладили нашу Мотю.
Свернув простынь вчетверо, я аккуратно переложил Мотю на середину. Бережно сложив её лапки, расправил ушки и в последний раз погладив, завернул. Перевязал в нескольких местах широкой белой тесьмой, вынес на балкон.
-- Завтра поеду на дачу.
-- Я позвоню, кому-нибудь из друзей...
-- Не надо. Я сам отвезу её. Она ведь так любила кататься сидя в сумке. Я поеду на автобусе.
Печальная и безмолвная получилась поездка. Мы, с женой и Мотей ехали в автобусе, совершенно опустошённые. Отрешённые взгляды, отсутствие мыслей, боль в груди. Ещё из автобуса я позвонил сторожу, чтобы расчистил снег у калитки; "Наверняка, сосед напротив приезжая на дачу всю зиму расчищал свои ворота, заваливая снегом чужие". Так уж устроен человек, что если ему нужно очистить вход к себе, то можно завалить чужой. Я не ошибся. Подходя к участку, увидел копающегося человечка. Хорошо, что застал его, и попросил ещё об одной услуге. Участок тоже был по колено в снегу и кажется, у меня нет сил, чтобы самому вырыть могилку.
-- Подойди через полчаса ещё покопать нужно будет. И лопату с собой захвати, обычную. Мне до сарая не добраться.
"Отменная зима выдалась, -- снежная. И ведь, как будто не собирается таять. А до снегопадов были морозы сильные. Топор в бытовке. Заиндевелая земля под сугробами наверняка сохранила свою твёрдость. Наверно рубить придётся. Я ведь сам хотел выкопать могилку своей Мотьке, но какая-то подавленность не отпускает. Странно, ведь я знал, что это когда-нибудь произойдёт, но не так скоро, не по такой причине. Даже, грешным делом, присматривал на участке уголок... А вот случилось это, приехали сюда, и место для Матильды стало очевидным, но совсем другое".
-- Выкопай яму, вот здесь, -- указал я точное место гастрабайтеру, подручному сторожа, -- размером с этот коврик.
-- Тут куст.
-- Вырубай его на ... Вот топор.
-- Глубоко копать?
-- Метра хватит.
Опустошение сменилось ненавистью к медикам -- ветеринарам. "Ладно, я ни черта в этом не понимаю. Но ведь они не могли совсем не знать, что происходит!? Я, что -- первый с подобным случаем? Операция, получается, вообще была не нужна? А кровь, капельницы... Результат из лаборатории так и не пришёл ещё. Только сегодня днём обещали. Какого чёрта это всё?! Что происходит?! Это что -- психологическая подготовка к неизбежному, или обычное вытряхивание всего, что он имеет? Мне не жаль денег... Чёрт с ними, хоть деньги и не малые..! Мне жаль другого..."
-- Цветы сажать будете? -- улыбался землекоп.
-- Естественно, -- буркнул я. -- "Вот идиот"!
Гастрабайтер ушёл. Ольга сидела в обнимку с Мотькиной подушкой.
-- Положи ей.
Я молча уложил подушку на дно могилы. Открыл сумку и перенёс в могилу Мотю. Ошейник, поводок, игрушку... Укрыл, поверх савана плёнкой и стал медленно засыпать землёй.
Пустая, лёгкая сумка.
"Походили мы с тобой в Собес... Водки бы выпить... Нет, не могу, -- и так тошно. Но может легче станет, ведь не за рулём. Но почему мне должно быть легче? Да, и Мотя не любила, если кто-то выпивал. Нет, всё равно не полезет".
Обратно ехали также молча.
Вернулись домой. "Кажется, я давно не ел. Всё только кофе".
Вечером, открыв холодильник, я вывалил на себя большой пакет с лекарствами на несколько тысяч рублей. Купленные вчера вечером, кому и зачем? "Сраные медики! Ведь знали, что мы не вернёмся... Куда теперь этот мешок"? Горло перехватило злобой. "Надо в аптеку, -- купить себе капель в глаза; а то объяснять всем, почему у меня глаза красные нет никаких сил. Ссылаться на конъюнктивит, или что надуло... А глаза щиплет..."