И муж у нее был - Иван-Циркевич, да пару ягнят совместно прижитых.
Да и домовые как и положено в доме водились, мохнатые, да разнохарактерные.
А Жучкой-Юлой ее кликали, поскольку вертелась она всю жизнь, да крутилась, как юла.
А вертелась-то она по-разному, то в эту сторону, а то и в другую. То ягнятам своим прокорм добывает. То избушку на дворец обменивает. То недуги заморские в себе отыскивает...
И до того докрутилась она, что и позабыла совсем, что в сказке живет. И ведь как крепко позабыла-то. А сказка она ведь на то и сказка, чтоб в ней чудеса всякие волшебные приключались. И стала тогда сказка сама Жучке-Юле помогать, да желания ее исполнять. Да вот беда-то в чем, самой-то сказке не разобраться, что исполнять, а с чем и поостеречься бы надо, а подсказать некому: настолько закрутилась Жучка-Юла, что все знания ее волшебные повыветрились из головушки-то ее.
И вот так бежит она себе крутится как-то и вдруг остановилась - почудилось что-то; постояла чуток, поглядела по сторонам, совсем собралась уже было дальше бежать... А вокруг КРАСОТИЩА, аж дух захватывает, не оторваться. Стоит Жучка-Юла, во все глаза глядит, в себя принимает красоту эту, будто в первый раз видит.
И тут вдруг чувствует она - неуютно как-то стало, будто подталкивает кто. И сделала тогда Жучка-Юла вид, будто стряхивает она с себя нечаянное видение и в заботы свои, как в скорлупку обратно забирается. А сама-то в это время за собой подглядывает, кто ж это ее сердечную от красоты такой сказочной увести пытается.
И тут-то все она и увидела...
А надобно сказать, что любая уважающая себя Баба-Яга любит всяких страхов понапущать, да народ понапугать. Вот только в сказке любой она ж всегда в этом на две вещи полагается: во-первых, на силу свою волшебную, способную страхи ужасные под замком держать и строго по заказу выпускать, а во-вторых, на добра молодца, который с этими страхами-страстями своевременно справится. И сама Бабка-Ежка после такого мероприятия завсегда добросердечнее становится - еще бы от стольких страшилок зараз избавится.
И можно теперь представить, что ж потомственная дочка Бабы-Яги, про силу-то свою волшебную позабывшая, увидала... А увидала она страхи-страсти свои из всех щелей повылезшие, да ее вперед подгонявшие. Вот только добра молодца на этот случай Жучка-Юла не припасла, а про силу волшебную если и вспомнила, так ведь как ею пользоваться, да страхи в узде держать тож вспоминать надоть.
А страхи напирать стали, почуяли неладное в замешательстве хозяйкином. Они-то уж давно привыкли по своему пути ее направлять, да еще больше плодиться и размножаться. Помнят они, что в сказке живут, и давно уж поняли, что сказка по-прежнему воле дочке Бабы-Яги подчиняется, ну и подчинили себе эту самую волю, чтобы по-своему свою сказку выстраивать.
А Жучка-Юла постояла, посмотрела вокруг себя, да на страхи свои, заполонившие все вокруг, и начала потихоньку, не торопясь в кручение свое возвращаться, но теперь уже не бездумно, а за страхами своими наблюдая.
И увидела она вдруг, как сама себя закрутить дала, как сначала одному страху уступила и сама же вслед ему другого создала, а потом еще и еще. А потом как она глаза закрыв поплыла, ничего не видя вокруг, и слыша только страхов нашептывания, да науськивания. А всю силу свою волшебную, да волю сказочную отдала им на откуп. И страхи давай стараться, да жировать...
И подумала тут Жучка-Юла: а ведь недаром Юлой-то меня кличут, неспроста. Юла, она крутится-то крутится, но так ведь исключительно вокруг себя самой. И вдруг так ясно представила себе девица наша, как стоит она в центре круга своего, будто стерженек от Юлы, и сама вокруг себя-то и вертится. Еще постояла и увидела, как вдруг весь Мир вокруг сказочным становится и под взглядом ее прояснившимся вокруг нее же крутится и начинает. Захватило дух тут у дочки Бабки-Ежкиной, и давай она по одному страхи свои в карусель эту добавлять, да приговаривать: довольно я вокруг вас покрутилась, теперь-ка и вы под мою дудку покрутитесь. Долго ли, коротко ли, остановила Жучка-Юла карусель свою, стоит наблюдает опять всю КРАСОТИЩУ СКАЗОЧНУЮ, что окружает ее, и про которую она со своими хлопотами бытовыми позабыла совсем. А страхи стоят в сторонке, выжидают, кого мутит с непривычки, кому обидно, а кому и страшно (хоть и стыдно). Посмотрела тут на них Жучка-Юла пристально. Сжались страхи совсем под взглядом ее горящим.
Страх ведь тогда силен, когда ему в глаза посмотреть боятся, да нашептываний его ослушаться. А если на него пристально так взглянуть, да все его наветы припомнить, как сила его тут же к хозяину обратно и возвращается.
И почувствовала дочка Бабы-Яги вдруг, как сила в нее потоком возвращается. С непривычки чуть дом соседний не обрушила, но тут вдруг вспоминать стала: и наследство свое волшебное, и Мир свой сказочный. И увидела снова, что это ж она сама себя, будто в кожу лягушачью, страхами своими опутала и от волшебности чудесной отгородила.
Посмотрела она снова на кучку жалкую страхов своих. И сказала вдруг: спасибо вам, родные вы мои, научили вы меня открытыми глазами вокруг смотреть и любить то, что видишь. Оставлю я вас, пожалуй, при себе, но при одном условии. Довольно уж вы на мне поездили. Будете теперича по хозяйству отвечать. Домовых приставлю к вам, чтобы присматривали, да перевоспитываться помогали. А постепенно тех, кто исправиться и полезность свою для меня обнаружит, могу и в помощники взять. Мне с моей силой вернувшейся теперь много чего предстоит в жизни моей, может и вам чего перепадет.
На том и порешили. Страхи, свою зловредность растеряв, трудятся, не покладая рук (ну, или чего там у них есть) на благо Жучки-Юлы. А если кому из них скучно становится и начинает он характер проявлять, так под взглядом строгим, пристальным вся его решимость тут же и улетучивается.
И многое изменилось с тех пор, как страхи сказочной девой управлять решились. Ну да это совсем уже и другая сказка.
А кто не верит, пусть сам попробует вместо суеты будничной остановиться да вокруг себя посмотреть. Да при этом не забыть глаза да сердце открыть, чтобы не только смотреть, но и увидеть.