Дико, конечно, но так всё оно и было. Дикость - девиз сегодняшней жизни. Без неё ничего не происходит. Всё новое сегодня родит ненормальность, безумие, дикость.
Душным июльским днем, возвращаясь с работы на рейсовом автобусе, я и думать не мог, что такое случится. Хотя надо было предполагать. Во-первых, автобус опоздал на двадцать минут. За эти минуты меня успели трижды послать на три буквы (известный, думаю, всем адрес), а всё потому, что в отличие от других ожидающих я упорно пытался добиться у кассиров автостанции объяснения причины задержки автобуса (ходят ведь они точно по расписанию). Во-вторых, в автобусе на моем месте (согласно билету) кто-то разлил клейкую жидкость, пришлось ютиться на краешке сиденья. А завершением всего этого стало пробитое колесо.
Наивный, тогда я думал, на этом всё и закончится. Не тут-то было. Всё интересное, как говорится, только начиналось. Всех нас, пассажиров автобуса, высадили на дороге. Я пообещал сразу по прибытии пожаловаться в автоколонну на такой примитивный сервис, пара человек меня поддержала. Приятно, когда встречаешь рядом с собой такую же, как и ты, разумную жизнь. Братьев по разуму. Вокруг - отвратительный пейзаж: заброшенные, поросшие травой поля, редкие чахлые деревья, разрушенный дом. Тарковский представляет. Нет, скорей это самое занятное место для съемок фильма ужасов типа "Джиперс Криперс" и "Поворот не туда".
Полчаса ожидания, и, как на грех, мне захотелось по-маленькому. Компания молодых парней и девушек уже успела устроить "паломничество" за деревца. Выкроив момент, чтобы поменьше пялилось на меня любопытных глаз, отправляюсь к разрушенному (ни крыши, ни окон) дому. Трава дышит неприятной влагой, запах - ближе к вони - щекочет нос, от чего начинают слезиться глаза. Ненавижу лето с его этой мокротой. Лето для меня всегда ассоциировалось со старостью - такой желтый потный старикашка из потрескавшегося асфальта и пыли, отхаркивающий мерзкую мокроту с запахом пряностей, и этот гул кузнечиков, словно старческое слабоумное бормотание, бестолковое, шизоидное.
Кузнечики и прочая насекомая мелочь норовит запрыгнуть на тебя, на щеку, на нос, в рот, оцарапать лицо, забраться под рубашку, в штаны... Лето - это маленькая жизнь. Ну уж фигушки, лето - скорее маленькая смерть. Осень - другой разговор. Ни комаров, ни пыли, ни мошек... А к грязи, к грязи мы давно прилипли. То есть привыкли. Нечего строить из себя чистюль.
У дома-развалюхи росли кусты ежевики. Что-что, а колючие ягоды мне по душе. Ежевика особенно. Ярко-красные, почти черные ягоды в окружении острых шипов. Я всегда когда их вижу, думаю о Христе. Размышляю о нем, о его природе бытия. Правда, терновый венок и прочие атрибуты мессии не по мне, не для меня. Я рожден для другого. Не спаситель я. Пусть другие спасают мир. По мне, так, мир без героев был куда спокойнее. Герою ведь всегда необходимо доказывать, что он герой, отсюда все вытекающие последствия... Про войны я молчу...
Ежевика и Христос - в них столько много общего, почему никто этого раньше не замечал?.. Если бы я умел рисовать, я бы без "б" перенес эти образы на полотна. Поэтому обхожу кусты стороной, внутри ощущения сродни катарсису. Будто на распятие. Не могу же я помочиться на святыню?! Прячусь за стеной из кирпича и быстро делаю свое дело, земля жадно принимает мою влагу. Мочеиспускание, как и всё остальное из раздела физиологии, для меня жуть как интимно. Почти свято. Не как ежевичный куст, но... где-то рядом, совсем близко. Любые посягательства кого-либо в эту интимную область считаю нарушением моей территории, моих прав. Не люблю поэтому на людях ходить в туалет, пускай и общественный, готов терпеть сутки, только бы не впустить никого в свой тайный, сокровенный мир.
(О, поглядите, он только что опустошил свой мочевой пузырь).
Это моя ежевика - одним словом.
Сделал дело и иди. Нет же, я осмотрелся. По сторонам. За домом увидел несколько оград. Кладбище? Место вечной тишины и покоя. Я бы хотел работать на кладбище, можно сторожем. Никто тебя не донимает вопросами, никто не требует от тебя ответов... Вокруг молчаливые, смирные жители, редкие гости полны скорби и воспоминаний. Вот это мой мир. Прожил бы в нём всю жизнь и в нём же остался. Кто бы что не думал и что бы не говорил. Плевать. У всех у нас свои представления о смысле жизни. Я мыслю свою жизнь так.
Выбираюсь из дома - и к оградам. Старые ограды увиты ежевикой и какой-то ползучей травой. Оград не много, если правильно сосчитал - восемь. Плюс минус одна-две. Обхожу каждую, читаю надписи на крестах и памятниках. Некоторые могильные холмики без оград. Не наступить бы. Мертвые этого не прощают.
Незнакомые имена, фамилия, лица, даты... Здесь тише стрекочут кузнечики, и солнце, кажется, не так палит. За это и люблю кладбища. Другой мир. Здесь всё по-иному. Не по-людски. Не живое... Моё...
Вот более свежая могила. Без оградки. Несколько искусственных, бесцветных цветочков воткнуты в сухую землю. Железный, покрашенный черной краской крест. На овале сначала читаю свое имя, фамилию и отчество, потом читаю дату своего рождения и... дату смерти - 1 января этого года. Фотография в овале моя. Это я два года назад (если честно, это моя единственная фотография), сфотографировался, когда мне исполнилось 25 лет, на паспорт. На паспорте фотографию так и не поменял, всё некогда до паспортного стола добраться. Работа в другом городе, утром на неё, любимую, вечером домой. Никаких отклонений от нормы. Всё по графику, по расписанию. Так два года и пролетело, а вроде ещё вчера сидел перед объективом толстого фотографа. Всё боялся штрафа за просрочку, а теперь, а сейчас...
Опять перечитываю имя, фамилию, отчество, вспоминаю точную дату своего рождения (может, циферка хоть одна не совпадет). Всё правильно. И фото - фото-то моё. Получается что? Что я умер в начале этого года? Хрень какая-то. Как такое может быть-то? Ошибка? Вот это скорее всего. Дикость. Я же говорю, без дикости мы жить не можем. Скучно. А тут нате, пожалуйста, пошел отлить и нашел свою собственную могилу. Оказывается, ты, дружище, мертв уже больше чем полгода. Хе-хе... Кто же, интересно, только что сходил по-маленькому? А с автобуса кто сошел? Кто с работы домой едет?..
Нет, это ошибка! Дикая, сумасшедшая ошибка. Люди всю жизнь совершают ошибки. Ошибку за ошибкой в этом и есть жизнь. Вот и меня кто-то по ошибке похоронил. Заранее. Весело. Похороненный заранее. Ну надо же, и именно мне в этом повезло. Жил вроде тихо, никого не трогал, и тут полгода как похоронен, оказывается. Мертв. В общем, в этом есть свои плюсы. Теперь можно не умирать. Как можно умереть, если уже похоронен?! Забавно.
Сел на собственную могилу. Аккуратно так сел, тихонечко, нежно. Своя всё ж... Всего два цветочка воткнули. Вот уроды. Неужели на венки никто не мог собрать деньги?! На работе хоть бы кто?! Столько лет с этими придурками отработал. Себя всего на алтарь работы положил, всё делал, лишь бы наш статистический отдел из-за смены руководства не сократили. Работу на дом брал, ужинал с калькулятором, от цифр с ума начал сходить... А тут два паршивых цветочка. Сукины дети. Этот Николай Николаевич, зам наш, ещё вчера чуть ли не целоваться лез, когда я ему баланс за полгода сделал, "золотым" называл. Тьфу в твою мерзкую, усатую рожу, Николай Николаевич. Тьфу на тебя ещё раз. Тьфу! А секретарша Фая? Куда она-то смотрела? Всё мне счета для сверки свои носила, конфетами угощала. Мерзкие, наглые, чванливые морды. Я ещё потанцую на ваших могилах. Я вас всех переживу. Похоронили, думаете, ха, не тут-то было. Если я и умер, то только по собственной воле. Сам. Моё место всегда было здесь, в тишине и покое. Никто не нужен. Я никому не нужен... Сосед дед Иван тоже хорош, деньги занял, тысячу, и венок не смог заказать. Позорище. Старый, драный козел. Жалко мне его старика было - помог, одолжил деньги на подарок внучке, а он туда же. Наверняка и на похороны не пришел, лень было со своей культей в такую даль тащиться. Нелюди... Одно радует, что место хорошее выбрали, никак Ольга Игоревна из жэка постаралась. Знала, как я не люблю весь этот шум и гам, вот и посодействовала, место такое. Даже соседей-мертвяков шиш да маленько. Хорошо. Она часто со мной, когда я за квартиру платить приходил, разговаривала, мать мою покойницу уважала, говорит, училась у неё до восьмого класса. Мать мою все в квартале знали, это меня никто не знал и знать не хотел, а мамку... Так учителем в школе работала. Всё время там и пропадала. Как, интересно, я раньше не помер от одиночества. Один дома, один во дворе... Изгой самый натуральный. Друзей не было, потому что за друга надо ответственность нести, а мне бы за себя научиться отвечать... Мать водила своих учеников домой, чай пили, в игры играли, занимались дополнительно. Они все были старше меня, и мне с ними скучно было до слез. Уйду, закроюсь в туалете и сижу там, пока кому не приспичит. Мать плюнула на обустройство моей жизни. Сказала, что устала, что мне самому захотеть жить, как все, надо. Я не захотел. Мама умыла руки. Я назло ей, учительнице по истории, занялся математикой. Алгебра, геометрия... Поступил в институт, а мать покинула меня. Оставила одного, предоставила самому себе. Умерла, чтобы меня научить жить.
Вот, наверное, тогда я уже и начал медленно умирать. Если и жил когда вообще?! Умирание изо дня в день. На работу - умирая, с работы - умирая. Говоришь, пишешь, едешь, читаешь, злишься, и всё это делаешь, умирая. Медленно приближаясь к логическому концу. Конец, согласно надписи на кресте, случился первого января. Как это, интересно, произошло?! Я лег на кровать в своей комнате или в зале и перестал дышать? Или я что-то сделал с собой? Я ведь всегда стремился к покою. На суицид я бы не решился - кишка тонка. Если только кто-то меня не довел до белого каления. Люди любят такие состояния. Я с детства доводил своим молчанием, своей пассивностью многих до бешенства. Маму, учителей, одноклассников... Меня за это колотили. Обзывали. Квазимордой называли. А всё потому, что мне не хотелось ни с кем ни о чём говорить. Я не сдавался, меня всё это ещё больше заводило. Я продолжал совершенствоваться. Цифры не могли спрятать от реальности, приходилось приспосабливаться, тихо ненавидеть.
Я не верю, что существует прощение. Прощают только слабые. Мне приходилось говорить, что я прощаю, приходилось убеждать самого себя, что простил, но всё это только для того, чтобы продолжать своё медленное умирание. Двигаясь к цели, приходится жертвовать. Многим жертвовать. Квазиморде и любовь нужна была постольку-поскольку. Половой акт, так же как мочеиспускание, я считал очень-очень интимным занятием, разделять его с кем попало я не мог. И не собирался. Было дело как-то лет в двадцать, о нём и вспоминать не хочется. Не здесь, не на своей могиле в окружении Христовой ежевики. Любовь, опущенная до скотского уровня, а сейчас она, куда ни плюнь, везде такая, меня пугает. Уж лучше никак, чем по-животному. В чистую любовь не верю. Нет примеров. Нет примеров - значит, и любви такой нет. Сказки, в которые, к слову, я с детства не верил, слушать их не любил, читать тем более. Все эти Андерсены, от них одни беды. Детям нужно прививать реальность, их необходимо готовить к войне за жизнь, к борьбе, к смерти... Мне не повезло с детством. У меня не будет своих детей. Зачем рожать ещё одну мертвую душу?.. Да и кого сможет родить мертвец (уже полгода как мертвец)? Оставьте это сказочникам, у них мертвые живут. В сказках. В реальности мертвецам места нет. Как там в Евангелие: Что вы живого среди мертвых ищите?..
Как мертвый может найти себя? Могилу ещё куда ни шло, могилы есть у всех. У живых их порой больше, чем у мертвых. Столько внутри могил нарыли, стольких похоронили, подумать страшно, а если представить... Человек - ходячее кладбище. Двуногое. Своими мыслями-лопатами столько в себе ненужного посеял. Угробил. Закопал. Зарыл...
Не люблю двуногие кладбища, люблю... Солнце здесь светит иначе. Для мертвых солнце светит не как для живых. Темнее. Ограду мне не поставили, только крест, может, позднее?.. Может, ещё поставят? И цветы принесут, и венки?.. Полгода - это не срок, а уж для мертвых тем более...
Поднял голову, хрустнуло в шее, так мало мы смотрим в небо. А с собственной могилы смотреть на небо как-то странно. И небо открыто для тебя, а достань? Взлети?..
Я так окно в квартире ни разу в жизни не открывал, даже после смерти мамы. Никогда не открывал. Не впускал свежий, новый ветер, не впускал солнце, не впускал дождь... Как в гробу. Бывает пыль в гробу? У меня этой пыли завались, везде, кругом пыль, и в сердце... Всё руки никак не доходят - говорю себе в оправданье. Вот и теперь не дойдут.
В небе ни облачка. Птицы черными точками рисуют крученые параболы. Людям летать не положено, они сверху всё изгадят. Потому мы и не летаем - слишком дерьма в нас много. Трупов. Костей... Вот не было бы... Не было бы ни зла, ни зависти, ни ненависти, ни лицемерия, ни похоти... Так такого не будет никогда. Это утопия. Мы такие, какие есть, со всеми нашими неполадками. Хе-хе, неполадками. Вот неполадка - собственная могила, на которой сидишь и размышляешь о собственной жизни. Жизни, которая и нежизнь вовсе. И уже не хочется смотреть в овал, на котором тебе двадцать пять лет, не хочется перечитывать свои имя и фамилию, подсчитывать точно, сколько времени прошло с твоей смерти... Хочется похоронить себя на собственном кладбище и не думать, а вдруг завтра будет новый день, и завтра всё будет по-другому, лучше. Хочется...
Прыгнул на ладонь кузнечик - крохотный, цвета молодой травы, покрутился на руке, пощекотал.
Сожми ладонь, и не станет кузнечика...
Мысли большие враги человека, чем язык. Мысли и роют в нас могилы. Могилу за могилой... И вот ты уже кладбище.
Отпустил "зеленого". Кузнечик вернулся. Ну чего тебе, безмозглому, надо? Поднялся с могилы. Своей. Кузнечик переместился на рукав, прыгнул на плечо. Дурашка.
У заброшенного дома набрал горсть ежевики и целиком проглотил. Вкус терпкий, трезвящий обжег нёбо и желудок.
И кровью его мы исцелились.
Ох уж эти мысли...
Попробовать начать рисовать? Мертвому всё ведь теперь можно. Поменять работу. Забыть старые обиды. Родится заново?..
Странно, даже дико, но меня все ждали. Ждали! Они стояли у автобуса (и компания молодых здесь) и встретили меня веселым "а-лю-люканьем".
- Уже полчаса вас ждем, - сказал, улыбаясь, шофер, - вы там заснули или так сильно прихватило?
Я засмеялся вместе со всеми. "Прихватило", - захотелось ответить, но по привычке промолчал. Куда деваются слова, когда они так нужны?!
Стало стыдно за себя прошлого. Опустил глаза и заметил, что и на землю всё это время толком не смотрел. Всё куда-то в сторону. Вкривь... А на земле каждая песчинка может рассказать о жизни. И о том, что она жива.
Все сели на свои места, мое место было чистым.
- Ой, на вас кузнечик, - девушка рядом взяла осторожно насекомое, - мы в ответственности за тех, кого приручили, - сказала она, возвращая кузнечика мне на плечо.
- Постараюсь, - ответил, и увидел себя в квартире настежь распахивающим окна.