Аннотация: На свою обычную змейку Даник опоздал, потому что проснулся с трудом, да еще слишком долго хлебал воду из-под крана, восстанавливая водный баланс в организме после вчерашнего...
Алексей Корепанов. Новый город
На свою обычную змейку Даник опоздал, потому что проснулся с трудом, да еще слишком долго хлебал воду из-под крана, восстанавливая водный баланс в организме после вчерашнего. Пока умывался-причесывался, пока ждал лифт, пока спускался со своего сто пятнадцатого, все рабочие смены уже покинули квартал, и до станции пришлось добираться в одиночку. А шагать в колонне, где впереди прут самые крепкие, сметая всех на своем пути, и лавировать-протискиваться-проскальзывать между праздношатающейся публикой одному, без поддержки - это две большие разницы, как любит говорить Соломон с восемьдесят второго этажа. Им-то что, они стоят себе да языки чешут, или играют в разные игры, или просто глазеют туда-сюда от нечего делать; им на работу не надо спешить - не хватает на всех работы. Но ведь он-то пока при деле, он-то должен попасть на свою стройку вовремя, а как тут попадешь вовремя, если к станции не пробиться...
И ведь совсем немного и опоздал! Когда взбежал на перрон, еще слышно было, как громыхает вагонами в воздухе удаляющаяся змейка. Да толку с того, что слышно... Потому что меру нужно было соблюдать, не хватать через край - тогда бы и не проспал... Да уж больно хорошо шла настоечка, и пил-то не потому, что залиться хотел по уши, а потому что выиграл ее на тараканьих бегах, и не у кого-нибудь, а у самого Роджера из четырнадцатого квартала, тараканщика отменного, настоящего профессионала. А у него, Даника, и тараканов своих не было - одолжил у Франсуазы. Видно, его это был день.
Но тот день прошел, и сменился новым - и змейка умчалась к далекой окраине без него, Даника, и вот-вот там закипит работа... а ему придется искать другую работу, потому что целыми днями болтаться по кварталу, убивая время, - слишком пресно, он уже так болтался, и не раз...
Даник стоял на пустой платформе, досадливо теребил обеими руками сразу свои белые, только позавчера обновленные одежды и безнадежно взирал на уходящие к горизонту ряды многоэтажных зданий, за которыми исчезла змейка. Над зданиями простиралось обычное серое пустое небо, и Даник подумал, что оттуда, с вышины, можно, наверное, охватить одним взглядом весь Эсджей - от старинного центра до окраинных новостроек. Население города множилось и множилось - и в который уже раз приходилось переносить на другое место его стены вместе с воротами, и достраивать, растягивать эти стены, потому что городской периметр становился все больше. И он, Даник, должен был сейчас работать там, в девятьсот сорок втором квартале, у восьмых ворот, а не торчать здесь, на платформе, под пустым неизменным небом. Когда теперь еще раз удастся попасть в такую бригаду... Определят в дворники или садовники, или грузчики, если вообще куда-нибудь определят, - а ему так нравилось участвовать в очередном воссоздании городских стен. Растет Эсджей, растет, расползается по свету - и будет так во веки веков.
Расстроенный Даник хотел уже махнуть на все рукой и пойти за настойкой, а потом затесаться в какую-нибудь компанию и коротать день сообща, - но в этот миг послышался вдали характерный шум, и заметалось вокруг многократное эхо, отскакивая от стен величественных зданий.
"Грузовоз!" - еще не веря в свою удачу, подумал Даник.
Да, это был именно грузовоз. Серая змейка выскользнула из просвета между парочкой квадратных башен-близнецов и, буравя воздух округлой гладкой мордой, ринулась к платформе. Грузовоз, безусловно, шел на окраину, скорость у него была не та, что у пассажирских змеек - и стоило попытать счастья. Да что там стоило" - это был единственный шанс.
Подобрав полы своих одежд, Даник бросился к краю платформы, поспешно шаря взглядом по ребристым вагонным бокам: грузовоз не пассажирка - останавливаться не будет. Сам не зная как, ухватился пальцами за вертикальную стойку - к таким стойкам при разгрузке крепили пандусы, - утвердил босые ноги на узком выступе. Стиснул стойку изо всех сил, чтобы не сорваться в пустоту под вагоном - и поплыл над землей.
Тугой воздух бил в лицо, проносились мимо многоэтажные здания, слепо глядя друг на друга серыми окнами. Остался позади шестьдесят второй квартал - на северной его стороне жила мать Даника, а отца он не знал, - и змейка лихо взяла вправо, в сторону пустоши, изрезанной оврагами. Старожилы говорили, что когда-то эта пустошь находилась за пределами города, а уже потом стены перенесли, и заложили новые кварталы; потому что теснотища была страшенная, ходили чуть ли не по головам.
Змейка летела себе и летела над землей, один квартал сменялся другим, праздный народ кишел на улицах и площадях, и Даник радовался, что все так удачно для него складывается. Мыслями он был уже на своей стройке, и перестал замечать окружающее - а зря. Потому что змейка оказалась над еще одной незастроенной местностью, только не овраги там были, а кусты и кривые деревья - и тут-то ее и тряхнуло. В этом месте всегда трясло, - но одно дело сидеть в вагоне, и совсем другое - лепиться сбоку, снаружи, да еще и витать мыслями невесть где... Тряхнуло так сильно, что скрежет и стук покатились по вагонам, и можно было подумать, что они вот-вот посыплются на землю. Но вагоны на землю не посыпались - в отличие от Даника. Босые его ступни соскользнули с закругленной кромки, пальцы разжались - и, кувыркаясь, полетел Даник с высоты этак пятнадцати-двадцати этажей в зеленую листву низины, которая в давние времена была далеко от стен Эсджея, а теперь оказалась окруженной новыми кварталами.
Подосадовать на свою оплошность Даник не успел - всей спиной врезался он в ветки, и под их возмущенный треск, дополняемый шорохом потревоженных листьев, приложился к тверди земной, покрытой высокой травой. Тут же вскочил на ноги и погрозил кулаком вслед змейке, которая, впрочем, уже скрылась из виду; да и не змейку следовало винить, а только самого себя...
Надежда на благополучный исход дела безвозвратно исчезла - и нужно было уходить отсюда, добираться по нехоженой траве до ближайшего квартала, потому что негоже горожанам бывать на пустошах. Все равно как спать на потолке или вышагивать задом наперед...
Высматривая наиболее удобный путь к обитаемым территориям, Даник приметил среди кустов и деревьев какие-то ямы, тоже поросшие травой, - словно топтался здесь когда-то какой-нибудь зверь-левиафан. А рядом с ямами лежали каменные плиты - то ли собирались тут что-то строить да так и не построили, то ли построили - да все давным-давно развалилось. Вздохнув, Даник наметил курс и поспешил прочь из этого глухого места, совершенно, видимо, непригодного для проживания, если городские кварталы обошли его стороной. Минуя обрамленную диким кустарником яму, он бросил взгляд на полускрытую травой плиту. На ее гладкой коричневой поверхности едва проступали стертые временем знаки, и еще было там заключенное в овал изображение мужского лица. Даник невольно замедлил шаг, потому что мужчина этот был ему знаком. Где-то он его видел - на улице ли, на состязаниях крикунов или в очереди на трудоустройство... А может, таскали друг друга за волосы, когда две компании начинали, к удовольствию окружающих, делить перекресток... Знаки были, похоже, буквами, но стерлись настолько, что не поддавались пониманию. Впрочем, Даник не собирался тщательно их изучать. Посмотрел - и устремился дальше, к привычным улицам.
...В девятьсот сорок второй квартал, к своим восьмым воротам, на стройку, Даник попасть больше и не пытался. Знал по опыту, что это уже бесполезно. И опять посетила его мысль о настойке. А потом можно будет заглянуть к Франсуазе... Или вновь погонять тараканов... Или поплевать с зеленой башни...
Даник проталкивался сквозь бубнящую множеством голосов уличную толпу, и, вроде бы, и сам не знал, куда идет, - а оказалось, что ноги привели его к дому Амоса. Зацепились, застряли в памяти эти заросшие травой следы зверя-левиафана, а главное, -, изображение на старой плите. Почему и зачем там это изображение?.. И ведь лежали в той низине и другие плиты... Что-то когда-то там приключилось,-, и уж кому как не Амосу об этом знать. А если не знает Амос, то, наверняка, знают его приятели - Михей или Наум...
Раньше Амос жил в самом центре, в одном из старых кварталов, а потом, как и другие старожилы, переселился в новый двадцатиэтажный дом - выше тогда еще не строили. А прежние ветхие здания оставили нетронутыми в память о давних временах... хотя кого интересовала эта память? Канули безвозвратно те времена, и первопоселенцы растворились среди множества других горожан, родившихся позже. Рос, растекался во все стороны Эсджей, словно сметана по блюду.
Дверь квартиры Амоса на восьмом этаже была распахнута настежь, а сам старец, восседая в высоком кресле посреди лоджии, смотрел вдаль. Пышная белая борода Амоса крупными завитками ниспадала на белые с золотом одежды. Даник поздоровался и, повинуясь едва заметному жесту старожила, устроился в кресле попроще, у перил, испытывая некоторую неловкость из-за своего испачканного при падении со змейки одеяния. Ему доводилось уже бывать у Амоса, и именно по совету старца Даник дождался вакансии в одной из бригад, занимавшихся перестройкой городских стен.
С лоджии открывался вид на центральную часть Эсджея - заброшенные здания, протянувшиеся вдоль золотой мостовой. Мостовая тускло светилась под тусклым небом, и не было видно на ней ни единого горожанина ,- кому придет в голову слоняться по нежилым кварталам?
- Что привело тебя ко мне? - спросил Амос. Голос его был тих, как шелест листвы.
- Нелады с работой?
Даник неопределенно повел плечом. А потом, то и дело вздыхая и без нужды поправляя свое одеяние, поведал старцу обо всем, случившемся сегодня с ним, непутевым Даником, отставным строителем городских стен. Амос молча слушал, хмурил густые брови, глядя не на Даника, а на простиравшиеся внизу заброшенные кварталы.
- И хочу я узнать, что же это за место такое, - закончил Даник свое повествование. - Если, конечно, тебе что-нибудь известно...
- Известно ли мне? - Амос усмехнулся, но усмешку эту нельзя было назвать веселой. - Тебе действительно интересно?
- Н-ну... любопытно, - ответил Даник, понимая уже, что пришел не зря.
- Странно, - старожил вновь грустно усмехнулся в бороду. - Здесь уже давным-давно никто ничем не интересуется. Кроме, разумеется, дел, связанных с насущными потребностями. То место, где ты очутился сегодня, как Денница, низвергнутый с небес... Это кладбище.
- Кладбище? - переспросил Даник. - А что такое кладбище?
- Место, куда тела людей помещали после смерти. А потом праведники воскресли... Были воскрешены.
Ответ Амоса оказался столь же непонятен, как и предыдущий. Объяснение неизвестного через неизвестное - вот как это называлось.
Видимо, недоумение было столь явственно написано на лице Даника, что Амос продолжил, не дожидаясь нового вопроса:
- На прежней земле жил когда-то человек, которому однажды открылось будущее. Он записал свое видение, и названо было оно Откровение Иоанна Богослова - так зовут этого человека. Вот, послушай, если хочешь. Мы, первые жители, знали его чуть ли не наизусть. Сейчас Иоанн живет в соседнем доме, но никто не слушает его... Никто ничего не слушает...
- Расскажи, Амос!
Старожил, прищурившись, вновь оборотил лицо к вымощенной золотом улице, и голос его, внезапно усилившись, зазвучал торжественно, и звуки, сливаясь в слова, возносились в серое небо.
Даник слушал, приоткрыв рот, и целые фразы впечатывались в его сознание как сваи, забиваемые в землю в начале строительных работ.
"И увидел я мертвых, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими..."
"И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное. И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло..."
Раскатывался, гремел над городом голос Амоса, и Даник, забыв обо всем, как зачарованный, внимал этим словам.
"...И показал мне великий город, святой Иерусалим, который нисходил с неба от Бога. Он имеет славу Божию..."
"Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов..."
Даник ловил каждое слово Амоса и запоминал накрепко, навсегда.
"...Двенадцать ворот - двенадцать жемчужин... Улица города - чистое золото, как прозрачное стекло..."
"...И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни..."
"Древо жизни!" - Даник мысленно ахнул.
"...И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лицо Его, и имя Его будет на челах их..."
И наступила тишина.
Амос сидел, закрыв глаза и опустив голову, и никаких знаков не было на челе его. Как и на челе Даника.
Даник встал и, навалившись грудью на ограждение лоджии, всмотрелся в улицу, вымощенную тусклым золотом. Вдоль улицы тек узкий мутный ручей, и нависало над ручьем, укрепившись корнями на обоих берегах, скрюченное засохшее дерево с обломанными ветвями. И не видно было на улице ничего похожего на престол.
- Ангелы... - пробормотал Даник и повернулся к неподвижному Амосу. - На воротах нет никаких Ангелов, я же там работал... Куда они подевались?
Амос поднял голову:
- Ангелы удалились вместе с Ним. Покинули святой Иерусалим, который и имя свое потерял. Мог ли Господь оставаться здесь вместе с нами... такими?..
- И что же делать, Амос? Что же нам делать?
- Не знаю, - тихо ответил старожил. - Я хотел бы умереть, но не могу, ибо ныне смерти нет... Он ошибся в нас...
- Что же делать? - растерянно повторил Даник.
Во все стороны простирался Эсджей, святой Иерусалим, некогда созданный для тех, кто записан был в книге жизни у Агнца, и висело над городом пустое небо. В небе не было ни солнца, ни луны, потому что некогда Сам Господь освещал город. А теперь тусклым было новое небо над новой землей...