Аннотация: Что ты будешь делать, оказавшись в чужом для тебя мире? С тоской вспоминать свою прежнюю жизнь? Искать пути назад, на свою родную планету?
1
Разведчик, выполняя мою команду, сделал длинную петлю в околопланетном пространстве, и теперь я летел назад, к нашему кораблю, догоняя его на орбите и постепенно сбрасывая скорость тормозными импульсами двигателей. Проведенная мной в полете проверка всех систем показала, что разведчик в полном порядке и готов пронести нас сквозь атмосферу и совершить посадку. Каплевидный корпус корабля сиял в лучах Ниста - здешнего светила, - словно сам был звездой, я отчетливо видел его на экране. Правее и ниже плыла сквозь черноту космоса круглая громада укутанной облаками Лоды - планеты, которая и являлась целью нашего замечательного прыжка из окрестностей родного дома. Охотник Нист и одна из его дочерей Лода - эти имена были взяты из какого-то древнего сказания.
Перед тем, как сделать разворот, я связался с Лапертеном и сообщил о результатах проверки разведчика - а погонял я его изрядно, в разных режимах. Все наши с нетерпением ждали, когда я вернусь и можно будет отправляться на Лоду, а корабль впитывал и преобразовывал энергию Ниста для обратного прыжка, который нам предстояло совершить после посещения этой планеты. Настроение у всех было просто замечательное - нам шестерым впервые удалось совершить прокол континуума и почти мгновенно оказаться на огромном расстоянии от точки входа. То, чего так долго мы добивались, произошло - теория получила блестящее подтверждение. И пусть это событие было интересно только узкому кругу, но мы-то входили в этот круг и чувствовали себя счастливыми. Нет, разумеется, информация о деятельности нашей группы поступала во всепланетную Сферу, однако не занимала там главенствующего места и даже не претендовала на него. Наша работа не могла оказаться в фокусе общественного внимания, да мы и не нуждались в этом. Мы поставили перед собой задачу и решили ее - вот что было для нас самым важным! Да, мы чувствовали себя счастливыми - во всяком случае, со мной дело обстояло именно так. Мне хотелось бегать и прыгать, безудержно болтать с самим собой и слать приветы всем звездам. Конечно, внешне это никак не проявлялось - я не прыгал, а сидел в кресле пилота и молча смотрел на экран. Но в душе у меня все цвело и благоухало.
И вдруг...
Сиявшая отраженным светом капля нашего корабля вспыхнула еще ярче и почти моментально превратилась в бесформенное полыхающее пятно. Это пятно расползалось, увеличивалось, и из него брызгали огненные точки и целые ручейки. Брызгали - и растворялись в черной пустоте. Клокочущее пятно еще несколько мгновений истекало ослепительным светом, а потом рассыпалось на обломки, продолжавшие разлетаться во все стороны. В том числе и в направлении разведчика. Прежде чем я успел моргнуть, огненные полосы пронеслись мимо и сгинули вдали. Я видел все это, но не мог осознать. И тело мое, и мой мозг словно окаменели, и я просто сидел, подавшись вперед и чуть растянув амортизаторы, и продолжал смотреть туда, где только что находился наш корабль. Где только что находились мои товарищи...
Мне казалось, что все вокруг кричит. Но это длилось недолго - потом я словно оглох.
Разведчик достиг того места в пространстве, где его должен был поймать выдвижной захват корабля, и полетел дальше - никакого захвата уже не существовало, он превратился в одну из тех огненных брызг. Разведчик полетел дальше по околопланетной орбите, а я продолжал пребывать в оцепенении, не решаясь осознать случившееся, не давая лазейки никаким мыслям. Потому что осознание вполне могло привести к сумасшествию.
И все-таки одна мысль сумела-таки просочиться, несмотря на все воздвигнутые мной преграды. Это была мысль о том, чтобы покончить с собой. Разогнаться, бросить разведчик в плотную атмосферу Лоды и сгореть там. Или открыть люк и без скафандра шагнуть в открытый космос. Или даже остаться в кресле и просто разгерметизировать кабину.
Да, это была мысль, порожденная отчаянием, паническая мысль, продиктованная безысходностью, но она представлялась мне правильной. Ведь гибель корабля означала, что я не смогу вернуться домой. Никогда не смогу вернуться домой. Даже если я направлю разведчик назад и буду по пути пополнять запасы энергии от звезд, то рано или поздно умру от голода - разведчик не в состоянии совершать проколы континуума, не та у него мощность и не то оборудование. Допустим, я каким-то невероятным образом научусь обходиться без пищи - но тогда умру от старости. Полет без прокола будет длиться так долго, что станет для меня бесконечным.
Никто не бросится меня спасать, потому что никто не узнает, что я остался в живых. И радиосообщение не поможет, оно дойдет до получателей слишком поздно - я, опять же, не доживу. Да и о каком радиосообщении на огромные межзвездные расстояния могла идти речь при той аппаратуре, которая имелась на разведчике?
Да, никто не прилетит, чтобы вытащить меня отсюда. Наше невозвращение истолкуют однозначно: корабль вместе с экипажем погиб при проколе континуума. Следовательно, такие проколы губительны. И эксперимент повторять не будут. Если даже не учитывать того, что подготовка к его проведению требовала много времени и сил - кто этим займется? Главной фигурой был Лапертен и его ближайшее окружение, включая меня - в свое время я с азартом присоединился к нему... но именно Лапертен и его ближайшее окружение и превратились в ничто вместе с кораблем.
Кроме меня.
Никаких спасателей тут не будет - это я должен был усвоить раз и навсегда и не питать никаких надежд.
Разведчик продолжал движение по орбите, и я наконец поймал себя на том, что все-таки размышляю - и не просто размышляю, а отчаянно пытаюсь найти выход. Я обманывал себя, потому что знал: никакого выхода нет. Но эти попытки позволяли мне не лишиться рассудка.
Помогло и то, что я почти сумел заставить себя разглядывать ситуацию отстраненно, как игру, а не как реальность - обычную игру, одну из тех, что являлись непременными составляющими каждодневной жизни большинства населения. Я убеждал себя в том, что я - игрок, не более того, и моя задача - придумать что-нибудь, дающее возможность продолжать игру. Мысли мои были сумбурны, от них кружилась голова, но временами это мельтешение сменялось периодами абсолютного застоя, когда я просто не воспринимал ни себя, ни окружающее. Наверное, эти провалы тоже помогли мне не сойти с ума и уберегли от трагического поступка.
Разведчик уже завершал первый виток вокруг планеты, когда мне удалось соорудить нечто вроде защиты от болезненного чувства непоправимости случившегося. Я принялся искать причины гибели корабля. Об установлении истины речи тут быть не могло, но это занятие не позволяло мне сорваться в мутные бездны. Возможно, говорил я себе, катастрофа связана с состоявшимся проколом континуума, была его следствием. Прокол мог оказать пагубное воздействие на какие-то системы корабля. Проявилось это не сразу после выхода в обычное пространство, но все-таки проявилось...
"Регулятор, - подумал я. - Все дело в регуляторе".
Это был один из основных элементов корабля. Во многом именно благодаря ему нам удалось пробить континуум в окрестностях нашей планетной системы и вынырнуть поблизости от Лоды, потратив на это не десятки лет межзвездного перелета, а всего несколько мгновений. Рванул именно регулятор, решил я, да так рванул, что разметал корабль в клочья. И если бы Лапертен не отправил меня проверять готовность разведчика, я бы тоже погиб. Как и все они. Останься я на борту корабля - и все было бы гораздо проще.
А что же мне делать теперь? В полном одиночестве, в бесконечной дали от дома и без тени надежды на возвращение.
Что мне делать?..
Этот вопрос без труда пробил всю мою защиту, обрушился на меня, смял, превратил в охваченный ужасом комок...
И я отключился.
...Полной отключкой назвать мое состояние все-таки было нельзя - хоть я и выпал из действительности, однако какие-то образы и мысли продолжали бродить у меня в голове, и я не переставал ощущать всю ошеломляющую плачевность моего положения. Поэтому открыл глаза с неохотой - гораздо удобнее было бы постоянно пребывать вне связи с реальным миром. Но оказалось, что все это время во мне происходила некая подспудная работа: я продолжал искать выход. Именно выход, а не тупик.
Разведчик накручивал витки, отлично справляясь с этим делом без моего участия, в кабине было тепло и веяло лесной свежестью. Подо мной простиралась иная планета, о которой мы ничего не знали. Точнее, кое-что все-таки знали, поэтому Лапертен и выбрал ее в качестве финальной точки первого прокола континуума. У нашей экспедиции было две задачи (их поставили себе мы сами): осуществить прокол и исследовать Лоду. По словам покопавшегося в источниках Лапертена, она входила в число тех планет нашей части Вселенной, на которых могла существовать разумная жизнь. Я просто обязан был сделать то, что собирались сделать мы вместе: побывать на Лоде. Побывать - а не ринуться в ее атмосферу, чтобы покончить с собой. Намерение лишить себя жизни исчезло после моей отключки. Точнее, притупилось, стерлось, ушло в тень. В конце концов, самоубиться можно будет в любое время... когда почувствуешь, что у тебя больше нет сил на то, чтобы существовать. Пусть эта возможность останется запасным выходом - если ты полностью убедишься в отсутствии других.
Откровенно говоря, я не хотел убивать себя. И не был полностью уверен в том, что способен решиться на такое. Любое бытие, даже самое унылое, все же выглядело выигрышно по сравнению с небытием.
"Не спеши, Ральсент, - сказал я себе. - Ты остался жив, хотя мог погибнуть. Ты остался жив, понимаешь? А теперь еще раз постарайся убедить себя в том, что это игра. Игра, Ральсент! И число ходов ней не ограничено правилами. А если и ограничено, то лишь самим тобой".
Истерзанный оголтелыми мыслями мозг все-таки выдавил из себя подобие подсказки. Возможно, на Лоде и вправду существует разумная жизнь. Возможно, ее обитатели уже научились совершать проколы континуума. Или близки к этому. И сумеют вернуть меня домой.
Вероятность такого предположения казалась мне величиной очень малой, но не нулевой. И это, конечно же, был не выход - но хотя бы просвет. Точнее, слабый намек на просвет. Однако мне в моем положении приходилось довольствоваться и подобной почти неуловимой зацепкой.
Изменить случившееся я не мог, расставаться с жизнью не хотел - значит, следовало смириться с теми условиями, которые мне навязала судьба, подавить душевную боль, сдержать отчаяние, не утонуть в нем и что-то делать. Как-то жить дальше.
"Нужно включать программу разведки и спускаться на Лоду, - решил я. - А дальше будет видно".
Стоило мне определиться с дальнейшими действиями, как я почувствовал, что ужасно хочу есть. Это было странно - пищевую капсулу я, как и другие участники прыжка сквозь космос, проглотил перед проколом и еще не должен был проголодаться. Вероятно, сыграло свою роль грандиозное нервное потрясение. Запустив программу разведки, я приоткрыл настенную панель, достал упаковку и вытащил из нее тонкий белый цилиндрик. Сунул в рот и, глядя на экран, принялся мысленно перебирать все те вещи, что имелись в моем распоряжении.
Разведчик был загружен еще за день до старта, и только потом его разместили в корабельном ангаре. Мы постарались учесть все, что может понадобиться во время экспедиции на чужую планету. Еда и питье, лекарства, медицинское оборудование, научные приборы, одежда и обувь, скафандры, запасы дыхательной смеси, многодел, излучатели, информационные кристаллы, летатели, погрузчик, биопомощники - все это и многое другое было разложено и расставлено по отсекам. Подвесные ложа давали возможность нормально спать, и разведчик вполне мог служить жилищем. Причем жилищем передвижным и не только воздушным и наземным, но и надводным и даже подводным. Запаса пищевых капсул хватало на длительное пребывание в чужом мире, а дополнительные объемы дыхательной смеси можно было получить с помощью регенераторов. Впрочем, биопомощники уже успели изучить состав атмосферы, и оказалось, что она вполне пригодна для дыхания. Это был хоть какой-то плюс, если вообще к моей ситуации подходило такое определение. Все плюсы перечеркивались одним-единственным непоправимым минусом...
Да, я был вполне обеспечен необходимыми для жизни вещами. Однако некоторое снаряжение мы так и не перенесли сюда из корабельного трюма, намереваясь заняться этим перед спуском на планету. И все оно исчезло вместе с кораблем...
В частности, я остался без летающих зондов и лабораторного комплекса - зонды требовали сборки и установки в стартовых каналах, а комплекс мы планировали разместить у самого люка, потому что он был громоздкий, и выгрузить его после посадки в первую очередь. Но...
Но приходилось довольствоваться тем, что имелось.
Ничто не мешало мне перевести разведчик в посадочный режим, но я продолжал сидеть в кресле, не давая никаких команд на пульт управления. Программа разведки работала, на борт поступали все новые и новые данные. Я отдавал себе отчет, почему не спешу ознакомиться с материалами видеообзора: я боялся, что на Лоде не обнаружится никаких признаков разумной жизни. А мне ведь могла помочь не просто разумная жизнь, а развитая цивилизация, сопоставимая с нашей. Есть ли она здесь?
Мы никогда не сталкивались с существами из других миров. Мы даже не знали, живет ли во Вселенной кто-нибудь, кроме нас. Да и мало кого интересовали подобные вопросы. Кто будет думать о таких материях, когда вокруг столько развлечений? Зачем тратить на это время?
Разведчик все летел и летел вокруг планеты, не погружаясь в атмосферу. Я понимал, что невозможно бездействовать бесконечно долго, но продолжал медлить. Вспоминал свою жизнь с самого детства - у меня была хорошая жизнь... И куда же она привела? К одиночеству в кабине разведчика, который не в состоянии вернуть меня домой...
Первый шаг по этой дорожке был сделан, когда по результатам проверки способностей я попал в категорию научников. Второй - когда из множества научных направлений выбрал идею о внепространственных перемещениях в континууме. Она привлекла меня своей необыкновенностью. Так я познакомился с Лапертеном и его группой... И оказалось, что они, как и еще несколько групп, занимаются не только теорией, но и обдумывают формы таких перемещений для поиска других разумных существ во Вселенной. Я присоединился к команде Лапертена, но для меня главным был совсем не поиск иной жизни. Я задался целью найти кратчайший путь к другим планетам, которые сами по себе могли бы стать новыми захватывающими играми. Мне было просто интересно решать эту задачу. Только и всего. Собственно, наличие такого нехарактерного интереса и двигало вперед науку, хоть как-то отвлекая общество от бесконечной ходьбы по кругу. Правда, ходьба эта была очень привлекательной. А если бы я не познакомился с Лапертеном? А если бы в какой-то момент переключил внимание на другое или просто махнул рукой на науку и зажил обычной жизнью - как большинство? Проводил бы досуг в играх, посещал разные замечательные места планеты... вместе с Ниари...
При мысли о Ниари мне стало так пронзительно, до боли, грустно, что я согнулся в кресле и невольно застонал. Я потерял не только родной мир, но и ее. Получалось, что наша встреча накануне старта была не только последней, но и окончательной.
"Не забудь вернуться, Раль", - сказала она.
"Даже если забуду, подумаю о тебе - и вспомню", - с улыбкой ответил я.
И вот я думал о ней, но вернуться не мог...
Ниа - так же коротко, как и она меня, я называл ее. Ни-а-а... Без конечного "ри" это имя звучало тонко и мягко. Очень мягко.
Ничего хорошего все эти мысли не обещали, от них делалось только хуже - и чтобы отвлечься, я все-таки принялся рассматривать картинки видеообзора.
Значительную часть поверхности планеты занимали обширные водные пространства, но суши тоже было предостаточно. Ее покрывали леса, прорезанные множеством рек. Уже из этих первых, далеко не полных данных разведки стало понятно, что Лода обитаема. Признаков разумной жизни я разглядел немало: пирамидальные строения; башни на холмах; группы обнесенных стенами зданий; малые и сравнительно большие поселения; мосты; ленты дорог; прямоугольники полей; весельные и парусные суда, стоящие у берегов и плывущие по рекам и морям... Но причин для радости не было. Судя по всему, здешняя цивилизация пребывала в примитивном состоянии, и на то, что лодиане помогут мне вернуться домой, рассчитывать не приходилось.
Конечно, собранные данные касались только той части Лоды, которую успел облететь разведчик, но не было смысла обманывать себя. Даже если я захлестну витками всю планету, то вряд ли найду такое место, где уровень развития на несколько порядков превышает уже увиденный мной. Самым высокотехнологичным здешним производством могло быть всего лишь изготовление орудий для обработки земли, а величайшим научным достижением - объяснение морских приливов влиянием единственного спутника Лоды. Не более того. А то и менее.
И как лодиане воспримут посадку разведчика возле стен одного из своих городков? Что подумают, увидев меня? Примут за спустившееся с небес божество и будут готовы выполнять любые мои повеления? Или разбегутся в страхе? Или попытаются убить чужака?
Ну, убить у них вряд ли получится - защитный кокон не позволит это сделать. Но что дальше? Подружиться, покатать на разведчике, продемонстрировать содержимое информационных кристаллов? Взяться за развитие науки и создать корабль, способный осуществить прокол континуума?
От таких фантазий хотелось выть.
Помочь тут могло только одно: сосредоточиться на выполнении конкретных сиюминутных задач и не думать об общей трагической ситуации. Во всяком случае, постараться не думать.
"Вот ты и попал на иную планету, - сказал я себе. - Вот тебе и новая игра. Так играй!"
И вспомнил, что недавно уже говорил себе что-то подобное.
А еще в памяти вдруг всплыло бодрое заявление, постоянно звучавшее в одной игровой зоне:
"Игра - это лучшее лекарство от уныния! Лучшее лекарство от уныния - это игра!"
И тут я сообразил, что среди медицинских препаратов, которые мы взяли с собой, обязательно должно быть какое-нибудь успокоительное.
Так и оказалось. В ответ на мой запрос биопомощник порекомендовал принять капсулу билия. Я отыскал в большой упаковке это лекарство, вернулся в кабину и положил под язык матово-белый шарик. На боковом экране продолжали проползать картины поверхности Лоды, а я сидел и ждал, когда билий подействует.
И он подействовал. Я не мог бы сказать, что мои мысли стали туманными, но восприятие реальности как-то сгладилось, словно между мной и окружающим воздвигли прозрачную стену. Я все видел, слышал и понимал, я не потерял способности совершать какие-то действия, не чувствовал себя заторможенным - и в то же время был охвачен мягким покоем. Как ранним прозрачным утром на морском берегу.
"Вместе с Ниа", - проползло где-то в глубине.
"Да, вместе с Ниа", - согласился я.
И это имя не отдалось болезненно в моей душе, как было раньше.
Я проверил себя: мысленно вернул картину взрыва корабля и подумал о том, что отрезан от родины.
Ничто не шевельнулось внутри.
Даже понимание того, что лекарство не может действовать бесконечно долго, и потом печальная реальность вновь обрушится на меня, не вызвало никаких чувств.
"Как будет, так и будет, что ты с этим поделаешь?" - подумал я и стал прикидывать, какое место выбрать для посадки.
Садиться в глуши - или поближе к островкам цивилизации?
Контакт с лодианами можно оттягивать, но он неизбежно когда-нибудь состоится - не буду же я до самой смерти жить отшельником. Рано или поздно придется присоединяться к здешнему населению, а уж в каком качестве - покажет время. Лучшим вариантом представлялась мне роль учителя, носителя знаний, двигателя прогресса... если, конечно, в моем положении уместно называть какой-либо вариант лучшим. Все они были плохими.
Пользуясь своим одеревенелым состоянием, я не переставал разглядывать разные виды планеты, которой придется стать моим новым домом. И все не решался сделать выбор - садиться можно было и там, и там, и там... Я словно ждал подсказки, какого-то внутреннего сигнала.
И наконец дождался.
Довольно широкая река, слегка извиваясь, текла сквозь густые, с редкими дорогами, леса. В нее под разными углами впадали реки поуже - две с одной стороны, а третья с другой, так что сверху в этих линиях, если напрячь воображение, можно было разглядеть рисунок чаши с вычурно изогнутой ножкой. Правда, чаши очень несимметричной: одна ее стенка-река, левая, отстояла на значительно большее расстояние от ножки, чем противоположная, правая. Общими очертаниями чаша походила на не раз встречавшееся в древних подземных святилищах изображение мифического сосуда - Чаши Судьбы. Этот символ использовался и в играх наряду с не менее мифическими Стрелами Удачи, Молотом Войны, Рогом Бед и прочей закрепившейся в нашем культурном пространстве архаикой. Мне удавалось, хоть и нечасто, добираться до Чаши Судьбы и побеждать - и вот я отыскал ее на чужой планете.
Это была чаша моей судьбы.
Я ввел координаты и включил посадочный режим. При облете противоположного полушария разведчику предстояло войти в плотные слои атмосферы и постепенно снижаться до посадки в нужном месте. Система взялась за работу, меняя конфигурацию корпуса аппарата, а я вновь принялся рассматривать изображение облюбованной мной территории. Внутри у меня все по-прежнему было застывшим.
Эта лесистая местность, расположенная гораздо ближе к полюсу, чем к экватору, не отличалась, судя по всему, обилием жителей. Небольшие селения на холмах и высоких берегах рек отграничивались от окружающего рвами и валами. Свободные от деревьев участки занимали поля. Кое-где поднимались к небу дымки костров, виднелись вырубки и просеки, но почти все это располагалось за пределами образованной реками чаши. А к ней примыкало довольно крупное селение - пожалуй, его можно было назвать городком. Он стоял на мысу, там, где река - ножка чаши вливалась в ее дно - большую реку, на которой были заметны какие-то суденышки. От этого треугольного скопления примитивных строений, обнесенных частоколом, тянулась с правой стороны, за бревенчатым мостом через приток, прибрежная дорога, повторяя изгибы большой реки. Еще одна дорога вилась вдоль притока. Слева к обращенной в сторону леса части городка прилегали лоскутки огородов, за ними просматривались тропинки; они выводили к пятнам вырубок, превращенных в поля. Дальше до самого горизонта простиралась нетронутая зеленая чащоба, в которой едва можно было разглядеть отрезки звериных троп, ведущих к воде.
Левая стенка чаши - извилистая узкая речка текла по обширной пойме, обрамленной возвышенностью. Возвышенность была густо утыкана хвойными и лиственными деревьями, а пойма сплошь заросла кустарником, и, похоже, ее заполняло болото. Вот там, за большой рекой и ее притоком, вдали от городка и других лесных поселений, в труднодоступном месте, я и намеревался совершить посадку. И надеялся, что болото будет достаточно глубоким для того, чтобы надежно скрыть разведчик от посторонних глаз. Впрочем, если кто и сумеет увидеть его, так только болотные обитатели да птицы.
На посадку я зашел с дальней от прибрежного городка стороны, и вскоре разведчик снизился чуть ли не до самых верхушек деревьев. Он, сбрасывая ход, летел от оседавшего к горизонту Ниста, сливаясь изменившей цвет обшивкой с его лучами - я на всякий случай осторожничал, дав соответствующую команду системе, и именно поэтому отказался от вертикального финиша из зенита. Но с гулом двигателей поделать ничего не мог. Правда, он вряд ли докатывался до городка - все-таки расстояние до него было немалым.
Я знал, что разведчику больше не суждено вернуться в космос, потому что мне нечего было делать в космосе. Но ни эта, ни другие мысли никак меня не задевали. Лекарство продолжало действовать. Да и посадка, несмотря на активность биопомощников, требовала сосредоточенности.
Речка осталась позади, разведчик продолжал лететь под острым углом к земле, пригибая и ломая кусты. Наконец он плюхнулся в болото и заскользил по нему, медленно погружаясь в заросшую травой жижу. Помощники помалкивали - значит, с герметичностью по-прежнему все было в полном порядке. Чтобы долго не бороздить эту трясину, я откатил кресло от пульта и дистанционно включил на несколько мгновений вспомогательный носовой двигатель. Разведчик резко замедлил ход - и я вылетел на растянувшихся амортизаторах из кресла, но тут же впечатался во вздувшийся передо мной упругий бок стоп-пакета.
Аппарат потихоньку погружался в топь. Я был готов выжечь ее двигателями, но до такого дело не дошло. Через несколько мгновений отлепившиеся от корпуса раздвижные лапы достигли дна, и разведчик застыл на месте. Оставалось подрегулировать их высоту, чтобы верхний люк едва выступал над поверхностью трясины, и сделать его серым. Тогда он вполне сойдет за макушку огромного валуна, занесенного сюда каким-нибудь ледником. Казалось, совсем недавно я видел такие гиганты на побережье и взбирался на них... вместе с Ниари.
Вместе с Ниа...
Душевной боли я вновь не ощутил - лекарство успешно выполняло свое предназначение.
Спуск с орбиты завершился без проблем, и в другое время я бы почувствовал удовлетворение. Но не теперь.
Получив подтверждение о завершении посадочного режима, я выдвинул один из бортовых обозревателей и принялся рассматривать окружающее, благо пар, в который превратилась часть болотной жижи из-за включения носового двигателя, почти развеялся. Сюда, в низину, уже не проникали лучи светила - его скрывала плотная стена леса на холме. Она казалась почти черной, и не было там никакого движения. Но над деревьями суетливо кружили стаи птиц, напуганных появлением невиданного летающего зверя. Через болото тянулась полоса открытой воды, коричневатой и мутной - след от скольжения разведчика. Этот след не должен был продержаться долго, и даже если кто-то и заметил с рокотом спланировавший с небес неизвестный и, возможно, нагнавший страху объект, то при всем старании вряд ли найдет место посадки. Да и будут ли искать это место? Бросят все каждодневные дела - а бытовой техники тут, конечно же, нет - и отправятся прочесывать леса и болота? Мне такое представлялось очень и очень сомнительным.
Биопомощники занимались проверкой систем, выводя результаты на пульт, а я сидел и думал, что делать дальше. Сразу начать разведку? Я не находил в себе сил для того, чтобы приступать к разведке. Мне ничего не хотелось. Возможно, это сказывалось действие билия. Возможно, продолжал давать о себе знать пережитый шок. И хотя сила тяжести на Лоде, как свидетельствовали данные, была меньше, чем у нас, я чувствовал, как что-то давит мне на плечи.
Вместо того чтобы чем-то заняться, я невольно проваливался в сон. И последней моей более-менее отчетливой мыслью была мысль о том, что я не смогу не только вернуться на родную планету, но даже разглядеть ее в здешнем ночном небе - слишком далеко отсюда находилась она, моя Ануми...