Аннотация: Что ты будешь делать, оказавшись в чужом для тебя мире? С тоской вспоминать свою прежнюю жизнь? Искать пути назад, на свою родную планету?
3
Снежный покров был ослепительно белым и пушистым, я видел его так близко, словно сидел на корточках. По нему тянулись извилистые пересекающиеся цепочки птичьих следов. И еще он был холодным - чтобы понять это, не требовалось даже касаться его пальцами. А в нескольких шагах от меня торчал из снега стебелек - зеленый живой стебелек, такой странный среди белизны.
Возникла ли эта картинка до моего погружения в морозную бездну - или после всплытия из нее? Я не смог бы ответить на этот вопрос. Она быстро исчезла, не сменившись ничем... а потом - то ли через несколько мгновений, то ли через много-много лет - я вновь начал ощущать собственное тело, и ко мне вернулось понимание того, что я - это именно я, а не кто-то иной. Но где я нахожусь и почему, мне удалось сообразить далеко не сразу. Никаких леденящих дуновений уже не чувствовалось - напротив, мне было так жарко, словно я лежал под полуденными лучами Нуми. Кровь настойчиво била в виски, хотелось дышать глубже и чаще и еще хотелось побольше света. Я не знал, в состоянии ли пошевелиться, и оставался неподвижным, а множество мелких иголочек покалывало изнутри пальцы моих рук и ног.
К тому моменту, когда крышка откинулась, я уже полностью пришел в себя, и теперь больше всего меня интересовало, на самом ли деле я пролежал под землей четыреста лет. Вопреки моим опасениям, тело меня слушалось - я без труда смог отстегнуть ремни и сначала осторожно приподняться и принять сидячее положение, а потом выбраться из "холодного ящика". Судя по всему, процедура размораживания оказалась эффективной. Правда, ноги у меня дрожали и чуть подкашивались, но это можно было списать на волнение. Провести четыреста лет ледяной статуей - такого еще ни с кем не бывало. Во всяком случае, ни о чем подобном я не слышал.
Изголовье "холодного ящика" продолжало светиться, и я различил узкое окошко счетчика: оно было слепым. Счетчик отсчитал свое и выключился.
Или не отсчитал?
Дышалось тут без труда, и в воздухе чувствовался запах земли. Жарко мне уже не было, и, несомненно, в убежище стало прохладнее, чем раньше, до того как я улегся в замораживатель. И только сейчас я обратил внимание на то, что ровный пол превратился в наклонный. Наклон шел к той стенке, которая была ближе к речке, и свидетельствовал о проседании грунта. А значит, я провел здесь немало времени.
Тут я понял, что неоправданно рисковал, не залив пол убежища пеной. Ведь вполне могло случиться и так, что и "холодный ящик", и все взятые из разведчика вещи провалились бы в какую-нибудь дыру, и разнесло бы их неизвестно куда подземными водами. И как бы я выбрался из глубин на поверхность, оставшись без многодела и излучателя? Да никак...
Меня передернуло от такой мысли, и я поспешно включил фонарь шлема. Оделся и по браслету проверил биопомощников. Они находились в рабочем состоянии. Из их докладов мне стало понятно, что с разведчиком все в порядке. Чтобы не забивать голову размышлениями о произошедшем, не осмысливать его масштабы и последствия для меня, я сразу приступил к делу. Взял в руки излучатель и вырезал кусок потолка - в том же месте, что и раньше. А потом переложил работу на застывшего у стенки палатки многофункционального помощника. Многодел подпрыгнул, повис в воздухе, выдвинул свои инструменты и принялся вертикально буравить пропитанную затвердевшей пеной землю. Убежище заполнилось гулом, скрежетом и шорохом падавшего вниз крошева, и вскоре на полу образовался холмик. А еще через некоторое время из ведущего на поверхность хода посыпались не только скрепленные пеной комки земли, но и что-то белое. Я шагнул ближе и понял, что это снег. Гудение многодела стихло, он выполнил задание и застыл в дыре, не поднимаясь выше, как и было запланировано - я не забывал об осторожности. В убежище стало светлее и еще прохладнее - путь наверх был для меня открыт.
На возникшем над браслетом экране я увидел пейзаж глазами многодела и получил еще одно подтверждение тому, что с момента включения "холодного ящика" прошел явно не день и не два. Потому что все вокруг было засыпано снегом. Над белой чашей пустынной поймы, обрамленной заснеженными деревьями, нависала серая пелена неба, совершенно не похожего на тот пронизанный светом голубой купол, который я видел, казалось, совсем недавно. Кусты скрылись под снежным покровом, и лишь кое-где торчали из него их голые темные верхушки. Речушка ничем не выдавала себя, и нигде не было никакого движения.
Итак, мне удалось, судя по всему, перенестись в будущее... но устроит ли меня это будущее?
В лишившемся герметичности убежище становилось все холоднее, и я накинул капюшон комбинезона на голову и отыскал среди вещей перчатки. Одежда и обувь уже отреагировали на понижение температуры включением подогрева, так что замерзнуть мне не грозило. Я постоял, прислушиваясь к себе, и не обнаружил никаких изменений в самочувствии - пребывание в "холодном ящике", похоже, совершенно не сказалось на моем организме. Проглотив пищевую капсулу и запив ее водой из своих запасов, я надел защитный жилет... и тут все поплыло у меня перед глазами и растворилось в нахлынувшей темноте...
...Мое состояние было очень странным. Когда черная пелена, окутавшая сознание, исчезла, я стал понимать, где нахожусь, и в то же время не мог бы с уверенностью утверждать, что это и есть действительность. Я вроде бы бесконечно долго лежал на полу убежища, но и как бы пребывал совсем в другом месте. Точнее, в других местах. Я видел отсвет фонаря на потолке убежища - и вместе с тем стоял на краю скалы, любуясь догорающим закатом; в тот день мы всей командой после победы забрались высоко в горы и заночевали там, над ущельем, у водопада. Я видел длинный гладкий бок "холодного ящика" - и плавал в одной из многочисленных ячеек Башни Йама, неустанно моделируя разные варианты стартовых зон. Я видел дыру в верхнем углу убежища - и в паре с рыжеволосой тонкой однослойницей скользил над морским дном среди поросших водорослями развалин древнего города катинайров. Я видел пятна пакетов у стенки палатки - и вместе с разноголосой толпой, собравшейся на верхней площади плавучего острова, наблюдал, как сверкают и переливаются хвосты танцующих в ночном небе воздушных рыб... Да-да, я отчетливо слышал голоса и чувствовал, как дует мне в лицо легкий ветер! И рядом со мной стояла Ниари, прижавшись щекой к моему плечу. Ниа...
Потом эти удивительно реалистичные видения исчезли, и я сумел подняться на ноги, теперь уже полностью отдавая себе отчет в том, что я нахожусь именно в подземном убежище. Голова слегка кружилась, но это довольно быстро прошло. Порывшись в браслете, я выяснил, что длительное пребывание в замораживателе может вызвать нарушения мозговой деятельности. Как утверждалось, такие нарушения обычно проявляют себя в легкой форме, кратковременны и не требуют медицинского вмешательства.
Эта информация меня более-менее успокоила - иметь проблемы с головой мне совсем не хотелось. Правда, никто до меня не находился в замороженном состоянии так долго... но тут не оставалось ничего другого, кроме как надеяться на то, что мой мозг все-таки не пострадал.
Вновь прислушавшись к себе и не уловив ничего необычного, я приладил на спине летатель, взял излучатель и дал команду многоделу освободить проход на поверхность. Серый шар, втянув конечности, опустился на пол, а я медленно поднялся к потолку и вылетел из убежища, скрытый от посторонних глаз защитным коконом. Впрочем, никаких посторонних глаз тут вроде бы не было.
Казалось, все вокруг оставалось таким же, как и раньше: дремучий лес до горизонта, та же широкая река, только теперь скованная льдом, белая и внешне неподвижная - и абсолютно никаких признаков цивилизации. Нельзя сказать, что я ожидал каких-то разительных изменений, но изменений вообще не было! Разве что снежный покров лишил местность цветового разнообразия. Я старательно отгонял мысль о том, что, воспользовавшись замораживателем, сам отрезал себя от тех времен, где существовали все, кого я знал и кто знал меня, однако она постоянно возвращалась и возвращалась. Я ничего не мог с ней поделать, и мне не становилось легче от понимания того, что отсечение произошло раньше и не по моей воле - ведь это не я взрывал наш корабль...
Как и в первый раз, я направлялся к городку у слияния рек. Проплывавший внизу зимний лес просматривался гораздо лучше, чем летний, и было видно, что жизнь там вовсе не замерла. Бродили по снегу какие-то крупные горбоносые животные с буровато-черной шерстью, топтались у кустов, неторопливо объедали ветки. Трусцой, друг за другом, бежали по тропам остроухие серые звери поменьше, часто останавливаясь, поднимая вытянутые хищные морды к небу и нюхая воздух. Возможно, они не только слышали легкий шум двигателя, но и просто чуяли мое незримое присутствие. Сновали вверх-вниз по стволам мелкие рыжие зверьки с пушистыми хвостами, перепрыгивали с ветки на ветку, осыпая с них снег. А вот птиц я не замечал. Небо было пустым и по-прежнему блеклым, без единого просвета, оно словно приблизилось к земле и сулило отнюдь не тепло, а новый снегопад. Я не мог бы назвать себя большим любителем морозов, снегов и льдов и чувствовал себя как-то неуютно, хотя и комбинезон, и перчатки, и ботинки исправно поддерживали вполне благоприятную температуру.
Эта нелюбовь зародилась еще в юности, когда я в поисках новых ощущений однажды принял участие в зимнем переходе. Точнее, в игре, включавшей в себя этот зимний переход. Нас, одного за другим, выбросили за борт в верхних слоях атмосферы, и мы понеслись вниз, к холодным просторам замерзшего моря - каждый к своей точке. Потом было долгое ночное блуждание по белой пустыне, поиск тайников, разгадывание условных обозначений, вычисление передвижного сборного пункта - много там всего было... а вот положительных эмоций явно не хватало. Во всяком случае, мне. Не ту игру я выбрал. Наверное, именно тогда я понял, что мне гораздо более по душе пестрота теплых краев, чем белое однообразие ледяного покрова. Правда, и в других играх случалось угодить во льды - этапы любой игры непредсказуемы, - и я старался не подвести команду, и у меня это получалось... но прохождение подобных этапов не доставляло мне удовольствия. С детства я жил в мягком климате, и он меня вполне устраивал.
Откровенно говоря, в глубине души я все еще продолжал слабо надеяться на то, что все случившееся с нами - это игра, которая рано или поздно закончится, и мы всей командой отправимся куда-нибудь праздновать победу. Впрочем, я не то чтобы надеялся, а хотел надеяться - так будет вернее...
Увлекшись разглядыванием многочисленных обитателей леса, я не сразу увидел, что происходит впереди, чуть справа, у горизонта. А там в разных местах поднимались над деревьями густые клубы серо-черного дыма, расползаясь по небу. Похоже, это горел лесной городок.
Вскоре, перелетев через широкую реку, я понял, что ошибся. Знакомый мне городок у слияния рек исчез - теперь на мысу стоял все тот же заснеженный лес без единого следа прежних вырубок. И размеры, и очертания этого мыса были не совсем такими, как четыреста лет тому назад. Возможно, городок вместе с пластами земли постепенно сполз в реку при особенно крупных наводнениях или же это произошло во время одного-единственного катастрофического весеннего половодья. Как бы там ни было, городок исчез, а пожары полыхали на противоположном высоком берегу узкого притока - ножки Чаши Судьбы. Вот там, оттеснив лес, и раскинулось новое поселение лодиан.
Оно было гораздо обширнее прежнего, с более высокими бревенчатыми стенами, возведенными на валах, - не узкая прибрежная полоса домишек, а основательная деревянная крепость овальной формы. К ней прилегали многочисленные неказистые одноэтажные постройки, расположенные на очищенном от леса пространстве. Пожалуй, все это уже можно было называть городом.
В крепость с разных сторон вели трое больших ворот с надвратными башнями - точно такие же сооружения присутствовали в играх по разным эпизодам нашей древней истории. Крепостные строения отличались от тех, что я видел в оставшемся в прошлом лесном городке - они были крупнее и как-то надежнее и не теснились стена к стене: их разделяли обширные дворы со всякими мелкими постройками. В центральной части крепости возвышались пять-шесть деревянных же кубообразных зданий с утолщениями на покатых крышах - округлыми, с вытянутым верхом. Утолщения увенчивались своеобразными фигурами, имевшими, вероятно, отношение к религии. Каждая фигура представляла собой вертикальный шест с двумя поперечинами меньших размеров. Верхняя была приделана к шесту перпендикулярно, а нижняя - под наклоном. Насколько я помнил, подобный знак, только с параллельными поперечинами, имел какое-то особое значение у поклонников то ли Огненной птицы, то ли Огненной рыбы в Желтую эпоху. И кажется, где-то еще, на другом континенте. Эти господствовавшие над крепостью культовые здания стояли обособленно, посреди очищенных от снега небольших площадей.
И они были охвачены огнем. Как и многие другие постройки.
И еще в крепости обильно лилась кровь.
Зависнув в вышине над ней, я быстро разобрался, что там происходит. Судя по всему, это был набег, и для горожан он стал настоящей трагедией, которая не подразумевает счастливого финала. Ров у противоположной от ножки Чаши Судьбы крепостной стены был завален охапками горящего хвороста, и сама стена тоже горела, источая плотный дым и выбрасывая в небо множество искр. Перед распахнутыми настежь воротами стояла на снегу массивная деревянная конструкция с подвешенным на цепях огромным бревном - несомненно, захватчики использовали ее, чтобы вломиться в крепость. Это были группы воинов, сидевших верхом на коротконогих низкорослых животных с длинными хвостами и гривами. Они носились по улицам и переулкам и рубили горожан ручным оружием. Тут и там в дома летели горящие стрелы, отовсюду раздавались крики... Всадникам пытались противостоять вооруженные мужчины, они отбивались как могли от окружавших их врагов, но силы были явно неравны. Женщины с младенцами на руках и дети бежали к другим воротам, спасаясь от пожаров и смерти, но там их поджидали завоеватели, и снег у ворот из белого превратился в красный... Закрытыми оставались только третьи ворота, со стороны притока, но там к тоже горевшей крепостной стене были снаружи приставлены лестницы, и по ним уже вскарабкались спешившиеся захватчики и вели на стене бой с защитниками города.
Напавшие на город действовали уверенно и слаженно, не давали пощады никому и, судя по их действиям, имели немалый опыт в подобного рода делах. Они врывались в дома, выволакивали оттуда жителей и убивали, убивали, убивали... Из объятых пламенем культовых зданий неслись вопли и плачи - укрывшиеся там горожане обрекли себя на гибель в огне, потому что захватчики подперли снаружи бревнами высокие двустворчатые двери. Предместье тоже вовсю полыхало, его жители, по пояс проваливаясь в снег, пробирались к лесу, но и там их настигали стрелы. Зрелище было настолько ужасающим, что я с трудом заставлял себя смотреть на все это. Происходящее очень походило на эпизод игры, но я знал, что присутствую вовсе не при игре. Жестокое кровопролитие было самым что ни на есть настоящим.
Враги-наездники пришли сюда по замерзшей реке, их было много, очень много, и они не собирались ничего и никого оставлять здесь после себя. Это не было нападение ради наживы, это было нападение ради уничтожения. Иначе они не стали бы жечь дома, а просто разграбили бы их. Нападавшие отличались от горожан не только одеждой, но и внешностью, а значит, речь не шла о стычке соседей по территории. Я наблюдал за схваткой между представителями разных этнических групп Лоды, точнее - за истреблением одних другими.
Наблюдал. Именно наблюдал...
Детство мое осталось далеко позади, но я по-прежнему хорошо помнил, как однажды ударил кулаком по голове однослойника, грубо пытавшегося отобрать у меня игрушку. Опекунья, конечно же, отреагировала незамедлительно - мне были представлены убедительные доказательства неприемлемости подобных выходок. Однако впоследствии, находясь уже в более высоком слое, я еще раз вышел за границы правил поведения. Ситуация, правда, была другой, но я опять, не сумев сдержать себя, применил силу - и в этот раз только смягчающие обстоятельства позволили мне избежать коррекции личности, поскольку я нарушил один из основополагающих принципов жизни общества: никто не имеет права умышленно причинять физический вред другому. Разумеется, спортивные противоборства и игры составляли отдельную категорию, и там подход был специфический.
Но то, что происходило сейчас внизу, не имело никакого отношения ни к спорту, ни к играм, и давно взращенный прочный моральный заслон не позволял мне вмешиваться в это кровопролитие. Кроме того, я был тут, на Лоде, посторонним, чужаком, представителем другой планеты, который не имел ни малейшего понятия о здешних взаимоотношениях и которого никто не уполномочивал и не просил участвовать в чем-либо.
Прямо подо мной из подожженного дома выскочила растрепанная, босоногая, полуодетая девочка. Поскользнулась, упала ничком, зарылась лицом в снег, и к ней тут же подъехал всадник - это он только что осыпал огненными стрелами крышу дома. Всадник взмахнул узким изогнутым оружием, собираясь обрушить его на беззащитное детское тело... и его рука в перчатке полетела под копыта животного, продолжая сжимать пальцами оружие. В следующий миг туда же свалилась и верхняя половина его туловища вместе с косматой головой в круглом шлеме, а я незамедлительно перевел излучатель на группу других всадников.
Не сдержался...
Все-таки я не сдержался...
Вряд ли они поняли, откуда пришла их смерть. Едва различимый среди дыма луч моего оружия принялся полосовать их тела, и на снег начали падать куски плоти. Животных я старался не задевать. Девочка вскочила на ноги и, кажется, не замечая, что творится рядом с ней, побежала по улице, перепрыгивая через окровавленные трупы горожан. За ней никто не гнался - врагам было не до этого. Она свернула в сторону, метнулась во двор и юркнула под навес с уложенными друг на друга обрубками древесных стволов. К тому моменту, когда она скрылась из виду, я уже перестал стрелять.
Если и были какие-то свидетели уничтожения мною кучки безжалостных убийц, то они ничем не проявляли себя. Кровавые стычки в разных местах крепости продолжались, завоеватели поджигали все новые и новые строения, воздух был пропитан дымом, отовсюду несло жаром и дышать становилось все труднее. Но не только это заставило меня подняться повыше и полететь прочь под истошные крики сгоравших заживо людей. Дело в том, что заряда излучателя хватило бы ненадолго, я не смог бы расправиться и с третьей частью захватчиков. Горожане были обречены.
Возможно, кто-то из них сумеет спастись - завоеватели, судя по их действиям, не имели намерения располагаться на пожарище. Останутся в живых убежавшие в лес. Спрятавшиеся где-нибудь в крепости, как та девочка - если укроются от огня. Притворившиеся мертвыми.
Да, кто-нибудь спасется. Обязательно спасется...
Я летел назад, к убежищу, и сердце мое переполняла горечь. Если бы это было всего лишь игрой...
Конечно, я мог бы прорезать излучателем стены культовых зданий и позволить укрывшимся там горожанам избежать огненной смерти. Но снаружи их неминуемо поджидала другая смерть - от рук жестоких захватчиков. Так стоило ли пытаться что-то изменить?
Стоило!
Поливать всадников из излучателя, разить направо и налево, пока не иссякнет заряд. И рассчитывать на то, что завоевателей охватит паника, и они бросятся прочь из крепости.
Ругая себя за то, что не подумал об этом раньше, я заложил вираж над лесом и помчался назад, к языкам пламени и облакам дыма, клубившимся над городом, навстречу крикам и треску горевшего дерева.
Только теперь я заметил, что вдали, на противоположном от города берегу широкой реки, тоже возвышаются над лесом верхушки строений, увенчанные культовыми знаками. Но там не было ни огня, ни дыма.
Я вновь пересек реку и приблизился к городу. Снег у крепостной стены со стороны притока почернел от гари, по стене продолжало гулять пламя, однако она еще держалась. Я снизился и завис в воздухе над ней, выбирая цели. Задвинул эмоции подальше и начал действовать, призывая себя думать о том, что это все-таки игра.
Сначала полетели на утоптанный грязный снег отхваченные головы и руки одиночных верховых, потом я сосредоточился на группе захватчиков, сновавшей по улицам и добивавшей тех горожан, кто еще оставался в живых. Всадники заметались, не в силах понять, в чем дело, но быстро сообразили, что смерть приходит сверху, и принялись с криками пускать в мою сторону стрелы. А когда невидимый кокон отразил их, и стрелы посыпались вниз, ринулись к распахнутым воротам с противоположной от притока стороны крепости, продолжая что-то кричать на скаку. К остаткам этой искромсанной группы присоединялись другие захватчики, вылетавшие из кривых улочек, и вся эта масса пронеслась через горевшее предместье и устремилась к широкой реке. Я не стал ни гнаться за ними, ни стрелять им вслед - я одно за другим рассекал излучателем бревна, подпиравшие двери культовых зданий. Здания продолжали гореть, и изнутри уже не доносилось ни звука...
С треском проваливались дымившиеся крыши домов, и к серому равнодушному небу взметывались огненные столбы, разбрасывая искры. Улицы были усеяны трупами. Кто-то громко стонал, а из глубины улочек вдруг вырвался монотонный вой, перешел в визг - и оборвался...
Я больше не мог выдержать всего этого. Зажмурился, по вертикали устремился в небо и помчался сквозь свист воздуха, оставив сгоравший город за спиной.
Полеты к звездам тут никому даже не снились во сне...
Из головы не шла эта босоногая девочка. Удастся ли ей спастись? И уцелели ли ее родители? При здешнем уровне развития общества дети, конечно же, имели индивидуальных родителей и жили вместе с ними. Каково ей будет одной?..
Разыскать ее? Забрать с собой? И других уцелевших тоже забрать? И что дальше? Что я смогу им дать? Несколько пищевых капсул на всех? Нет, выжившие справятся и без меня. Должны справиться...
Не думать об этом!
Холода я не ощущал - разве что слегка онемело лицо, - однако никак не мог совладать с внутренней дрожью. Впрочем, она не была связана с температурой воздуха. Возвращаться в убежище не хотелось, но что было делать среди этих белых просторов, пропитанных гарью? И ведь куда ни полети, даже на другую сторону планеты - везде будет одно и то же: огонь, кровь, предсмертные крики... А если и нет, то монотонный труд ради поддержания жизни. Я ждал прихода новых времен, но вдруг они тут никогда не наступят, и каждый завтрашний день будет копией дня прошлого? Что тут изменилось за все эти годы? Да по большому счету - ничего. И сколько еще раз мне придется воспользоваться замораживателем? И достигну ли я своей цели?
Мысли мои были такими же унылыми, как серое небо надо мной.
Отбросить бесполезные надежды на лучшее будущее, выключить двигатель и рухнуть с высоты на промерзшую землю... Мой труп обглодают лесные хищники, летатель и оружие покроются мхом... Пройдут эпохи, изменится климат, и на месте лесов возникнет пустыня - и никто никогда не узнает, что тут нашел свою смерть одинокий пришелец с другой планеты...
Однажды, в юности, я вышел ночью на галерею своей секции, обращенной к морю, - и окаменел от вида звездного неба. Именно тогда я впервые со всей остротой ощутил свою затерянность в огромном мире, свою малость в сравнении с его бесконечностью. Я был одинокой пылинкой, хотя и окруженной другими пылинками, и одиночество являлось условием моего существования. Это чувство было таким неожиданным и пронзительным, что меня бросило в жар.
Оно еще не раз возвращалось, но со временем я научился защищаться от него. У меня было множество возможностей отвлечься, чем-то заняться, куда-то пойти, с кем-то поговорить, что-то увидеть и испытать... Но это там, на Ануми. А здесь, на Лоде, я был бессилен.
Оставалось только терпеть.
А если терпеть невмоготу?
Я свернул к реке, снизился и начал вспарывать излучателем ее ледовый панцирь. Излучатель шипел, и шипел разрезаемый лед, и вверх поднимались клубы пара, а я все продолжал и продолжал это бестолковое занятие. И прекратил его лишь когда израсходовал весь заряд.
Но легче мне не стало.
Небо темнело, наступали сумерки. Они словно вливались в меня, и все внутри тоже становилось темным...
В таком отвратительном душевном состоянии я долетел до убежища и тут нашел себе дело: нужно было принять меры на случай дальнейшего проседания грунта. Пришлось опять укладывать все вещи в "холодный ящик" и поднимать его к потолку. И при этом изо всех сил отгонять от себя картины сгорающего города. Затем я залил низ убежища пеной, и оно превратилось в полностью отделенный от окружающего объект. Многодел старательно собрал просыпавшуюся на пол землю и залепил ею ход на поверхность, обильно подмешивая туда пену. Пакеты с вещами и "холодный ящик" вновь заняли свои прежние места. Можно было ложиться в него и двигаться в будущее.
Я задумчиво склонился над счетчиком замораживателя. Какой срок выставлять? Еще четыреста лет - или больше? Пятьсот?
"Шестьсот, - решил я. - Пусть будет шестьсот. Чтобы в сумме получилась тысяча. Тысяча лет!.."
Возможно, к этому времени здешние ученые если и не додумаются до способа почти мгновенного преодоления гигантских межзвездных расстояний, то хотя бы начнут работать над этой проблемой. И вот тут-то я им и помогу, поделившись информацией из накопителей биопомощников. То ли подброшу ее, оставаясь в тени, то ли заявлю о себе... Хотелось верить, что грядущие времена окажутся лучше теперешних и в них не найдется места кровопролитиям и горящим городам. А если мое пробуждение будет вновь преждевременным - что ж, придется в третий раз становиться ледышкой. И еще дальше уходить от той Ануми, которую я знал...
И тут на меня опять накатило, да так, что я опустился на покрытую затвердевшей пеной землю, обхватил голову руками, зажмурился и закачался вперед и назад, едва сдерживая стон.
Всё, всё, всё осталось в прошлом! Все, все, все остались в прошлом! И туда уже не вернуться. Не вернуться. Не вернуться...
Я резко выдохнул, вскочил на ноги и быстро разделся. Улегся в замораживатель и сомкнул веки, не дожидаясь, пока опустится крышка. У меня было только одно желание: во время этого долгого сна забыть прежнюю жизнь. Навсегда, навсегда, навсегда забыть прежнюю жизнь!