Полем серым прокатилась,
		    выпала граненым снегом,
		    стала гибельным дорожкам
		    красной скатертью пушистой.

		     Пустота искала выход,
		    вытекала тусклым светом
		    из окошек потаенных
		    теремка души зеркальной.

		     Шел сугробом заповедным,
		    карамельной болью старой,
		    видел грозные расклады
		    в ночь крылатых провожал.

		     Мне бы встать в воротах белых
		    к двери шепчущего храма,
		    мне бы черной полосою
		    пронестись над грязным снегом...

		     Веселило солнце сталью,
		    прыгало сверчком горящим.
		    Не увидеть мост над вьюгой,
		    не собрать снежинки в банку.

		     Не осталось света в пальцах,
		    и не видно в подворотнях
		    лабиринта пьяных листьев,
		    что поджечь смогли бы осень.

		     А дороги льются краской,
		    красным пеплом безутешным.
		    Пустота крадется в окнах,
		    тонут в них чужие речи.

		     В тишине ночной проснуться,
		    звезды выпить горькой рюмкой.
		    Не предаст любимый голос,
		    не оставит смутный ангел.

		     А во сне придет расплата
		    за оборванные перья,
		    за весну, что в тихом камне
		    схоронил, задув пожары.

		     Оплавляет сон засовы
		    погребов, хранящих пламень,
		    взгляд бежит за талым смехом,
		    руки помнят жар закатный.


		     Вспомнить имя на миг,
		    прокричать в пустоту,
		    заключить боль в объятья
		    и ринуться вниз!

		     В шквал падений немых,
		    в бездну раненых рук,
		    в предающий обвал
		    на губах янтаря.

		     И опомниться всласть,
		    разорваться живьем,
		    И, окрывши глаза,
		    поглядеть в потолок...


		     Пробежит над серым полем,
		    снег стаканами утешит,
		    погрустит пуховым царстом
		    опустевшая заря.


						       12.11.02