Он лежал на спине, обессиленный до головокружения, чувствуя под ладонью тугую грудь кёнигин. Это не женщина, и даже не кошка, думал Максим, наблюдая за живыми зелёными огоньками (он уже знал, что это светлячки, которыми сыновья и дочери вождей лесных кланов украшали когда-то свои брачные шалаши), это бешеная тигрица... Да, вот уж никак не ожидал, что кто-нибудь из саракшиан может сравниться со мной физическими, гхм, возможностями. А ночь ещё далеко не кончилась, и, похоже, тигрица ещё не наелась...
- А что ты скажешь мужу? - спросил он, пытаясь рассмотреть в темноте выражение глаз Итаны. - Твои приближённые наверняка догадываются, куда и зачем мы с тобой ушли.
- Подумай лучше о том, что ты скажешь своей жене, - кёнигин тихо засмеялась. - Пандейские женщины свободны - мы сами решаем, кому дарить свою любовь. А если тем, кого мы взяли в мужья, это не нравится, они могут идти куда угодно. В лесу места много, как у нас говорят.
Ого, подумал Мак, вот тебе и матриархат во всей его неописуемой красе. Интересно, Итана-жрица, которую сожгли там, на холме, где теперь руины, она была прапрапра... моей Итаны-кёнигин или просто тёзкой? Но в любом случае, ведьмовства в госпоже Итане Энгу хоть отбавляй. И она права - что я скажу Раде? И ведь раскаяния во мне нет, вот ведь какая штука... А я ведь ей изменил, да, изменил...
Однако довести свои мысленные нравственные терзания до сколько-нибудь связного умозаключения Итана ему не дала. Она приникла к нему всем телом, и Мак почувствовал, что силы у него ещё очень даже есть. И он снова сжал Итану в объятьях, и она снова стонала, выгибаясь и стискивая его бедрами, словно пытаясь утащить его в горячую сладкую бездну, в которую можно падать бесконечно - в бездну по имени "любовь"...
О любви мужчины и женщины Максим Каммерер знал немного - куда меньше, чем о ядерных реакторах, эмбриомеханике и нуль-транспортировке. Считалось, что в спокойном и упорядоченном обществе землян нет места буйным сексуальным страстям - о них или не говорили вообще, или говорили крайне мало, апеллируя к широко известному принципу тайны личности. Но Максиму иногда казалось, что об этом не говорят потому, что и сказать, собственно, нечего: в рациональном социуме не должно быть Ромео и Джульетт, Отелло и Дездемон, любовных треугольников и супружеских измен. Считалось, что все любовные трагедии были изжиты вместе со всеми иными трагедиями, порожденными рудиментарными чувствами, к которым, несомненно, относились ревность, эгоистическая жажда обладания и даже сама половая любовь, по каким-то непонятным признакам придававшая отдельному индивидууму в глазах другого отдельного индивидуума неоправданно высокую ценность по сравнению со всеми прочими отдельными индивидуумами. Любовь мужчины и женщины не поддавалась математическому анализу, перед ней пасовала логика, и поэтому на этой любви старались не акцентироваться, принимая её как данность, дарованную человечеству непонятно кем и непонятно зачем (для упорядоченной репродукции бешеные страсти не нужны). Отношения полов признавались, но не романтизировались; общество не лезло в чужие постели, но и не воспевало любовь - слишком нерациональным казалось это чувство землянам двадцать второго века.
Да, в интернатах в пору взросления юноши целовались с девушками, складывались устойчивые (или неустойчивые) пары, и были даже "взрослые" отношения, оканчивавшиеся (или не оканчивавшиеся) браками. Но всё это считалось мелочью, не стоящей пристального внимания - что такое есть томление плоти по сравнению с высокими порывами духа? Так, дремучие инстинкты, которые можно (и нужно) задавить, если они мешают чему-то более важному. И давили, и небезуспешно...
Любовный опыт самого Максима Каммерера был крайне невелик. Да, его тянуло к девушкам, но всё его общение с противоположным полом свелось к нескольким поцелуям с Дженни да к случайному прикосновению к её обнажённой груди, когда они вместе с Маком купались в лесном озере на Карельском перешейке, и он, играя, поймал её в воде. Максим (и сама Дженни) тогда, помнится, страшно смутились и несколько дней избегали встречаться взглядами. Рада стала для Мака первой женщиной, первым шагом в неведомую страну под названием "любовь", и он, как и всякий первооткрыватель, не мог и предположить, что за тайны скрываются в этой огромной и загадочной стране. И тихая уютная Рада по сравнению с Итаной оказалась журчащим ручейком на фоне грохочущего водопада, дробящего камни...
* * *
- Я не ошиблась в тебе, посланник, - шёпот Итаны вырвал Максима из накатывавшей на него дремоты. - Скажи мне, откуда ты появился?
- Что? - последние слова пандейки стряхнули с него сонное оцепенение. - А с чего ты взяла, что я откуда-то появился?
- Я смотрела тебя - так, как умеем делать это мы, потомственные ведьмы лесов. Ты не прост, Мак Сим, и дело даже не в том, что ты силён, как Демон Тайных Пещер. Ты другой - есть в тебе что-то, чего я не встречала раньше ни в одном мужчине, а их я познала немало.
Ведьмовское чутьё, подумал Максим. Да, Страннику не стоит направлять в Пандею своих сотрудников-землян: наверняка кёнигин Энгу не единственная ведьма на всю эту экзотическую страну. И версия с горцами не прокатит - за сотни лет пандейцы что-нибудь о них да узнали, и отличат подделку от подлинника. Да, об этом надо обязательно сообщить Рудольфу.
- Я не знаю, откуда я, то есть не помню. Учёные называют это амнезией, а я сам...
- Не хочешь говорить - не надо, - Итана дотянулась до шеи Максима и ощутимо её куснула. - Думаю, ты пришёл из-за небесной тверди, есть у нас легенды о таких пришельцах. Но это не важно - важно то, что ты подходишь.
- Подхожу для чего? - подозрительно осведомился он, приподнимая голову.
- Для исполнения древнего пророчества, Мак Сим.
Пророчества, мелькнуло в сознании Мака, уж не того ли самого пророчества жрицы Итаны, о котором сообщал преподобный Туку в своих "Хрониках"?
- Ты станешь отцом моего сына, - Итана зажмурилась и закинула руки за голову. - У меня будет сын - мы умеем регулировать пол ребёнка, - он вырастет, у него будет много жён, которые родят ему много сыновей, моих внуков, и через несколько поколений новая раса людей овладеет всем нашим миром. Древнее пророчество исполнится, посланник.
Оригинальный способ прогрессорства, подумал Максим, надо будет предложить его КОМКОНу. И что самое интересное, в нём есть рациональное зерно: фукамизированные земляне, люди с расторможенным гипоталамусом, отличаются от аборигенов Арканара или Саулы, и от своих предков-землян они тоже отличаются. Вот тебе и ведьма пандейская...
- Так ты одарила меня своей любовью только потому, что... - спросил он, ощущая себя элитным быком-производителем.
- Не только, - Итана обняла землянина и с неожиданной для Максима нежностью поцеловала его в щёку. - Ты понравился мне - сразу. Женщины редко ложатся в постель к мужчине только по необходимости, и никогда это не доставляет им большого удовольствия. У меня будет сын, Мак Сим, и он будет расти в мире - между нашими державами не будет больше войн.
- Так ты решила покончить с враждой Пандеи и бывшей Империи только по этой причине?
- Не только, - повторила Итана. - Ты мудр, ты нашёл простые и понятные слова - удивляюсь, как я сама до этого не додумалась, - и доказал мне бессмысленность дальнейших распрей между нашим странами. И после этого я окончательно решила, что ты обязательно станешь отцом моего ребёнка.
Благодарность, выраженная в очень своеобразной форме, подумал Максим.
- Спасибо и на этом, - он усмехнулся, надеясь, что в темноте Итана не заметит его усмешки.
- Только спасибо? Мне этого мало... - пандейка перевернулась и накрыла Максима своим горячим жадным телом. - Наша ночь ещё не кончилась, посланник...
* * *
...Ночь завершилась утром, самым обычным утром, и бешеная тигрица Итана снова стала великой кёнигин Пандейской, холодной властительницей. Никто не единым словом не позволил себе даже намекнуть, что догадывается о том, что произошло этой ночью, хотя в ледяных глазах есаула Аанни Мак увидел какой-то странный огонёк. Он насторожился, но вскоре заметил блуждающую шалую улыбку на лице одного из контрразведчиков и пятно у него на шее, очень похожее на след страстного поцелуя, и понял, что есаулу нет никакого дела до того, как (и с кем) провела ночь её госпожа - этой ночью пандейская головорезка занималась своими собственными любовными шашнями.
...Пышных проводов не было - было деловое совещание, в ходе которого высокие договаривающие стороны приняли совместный меморандум, определяющий дальнейшие отношения между Пандеей и Республикой. Условия меморандума устраивали всех (Максим не сомневался, что кёниг Торир Энгу подчинится своей энергичной супруге и сделает так, как она захочет), и после ратификации его правительствами обеих стран договор о дружбе и взаимовыгодном сотрудничестве должен был вступить в силу.
Дипломатическая миссия Мака завершилась успехом. Дело было сделано, и вскоре пограничная река разделила его и Итану (как подозревал Максим, навсегда - минувшая ночь уже принадлежала прошлому). На полевом аэродроме Мак расстался со старым ротмистром, пожав ему на прощание руку и подарив бутылку коньяка из представительских запасов (пограничник держался молодцом, но Мак видел, что ему несладко: старый вояка накануне явно переусердствовал, сражаясь с алкогольными напитками потенциального противника), и пересел на летающую платформу, ожидавшую высокоуполномоченного Временного Совета.
Взвыли винты. Секретарь-переводчик, хмурый, как осенний день в дождливую погоду (вероятно, любовь с его пандейской коллегой у него не состоялась), возился в углу салона, сосредоточенно сортируя документы, офицеры охраны дремали, и Максим, вытянувшись в кресле, получил возможность поразмыслить.
Это что же получается, думал он, глядя на проплывавшие внизу серые равнины бывшей страны Неизвестных Отцов, я целовал Итану сугубо в дипломатических целях? Нет, брат, ты целовал бы её не менее жадно, даже если бы на следующий день между Пандеей и бывшей Империей началась бы атомная война. Ты целовал её не ради мира во всём мире, а ради себя, потому что тебе этого хотелось. А как же Рада? Я ведь её люблю, наверное. Мне с ней тепло, и ей, кажется, тепло со мной. И несмотря на то, что у меня от ласк Итаны всё ещё сладко ноет всё тело, моя женщина - Рада, а не пандейская ведьма-кошка, которая гуляет сама по себе. Да, по отношению к Раде я поступил не очень хорошо, но я не хочу искать для себя никаких оправданий - человек слишком сложное и многоуровневое создание, чтобы втиснуться в любые рамки, пусть даже очень просторные и подвижные.
...Сикорски, получивший от Максима кодированное сообщение, состоявшее всего из одного слова - "успех", - встретил его сразу по приземлении, несмотря на позднее время. Он сам вёл машину, и по пути в Департамент Максим рассказал ему всё, от и до.
- Кольцо ненависти разорвано,- сказал Рудольф, выслушав его рассказ. - В одном месте, но разорвано. Я был прав, Максим, - ты прекрасно справился со своей задачей.
Ненависть побеждена любовью, подумал Максим. Или любовь, или ненависть, или-или, третьего не дано. Хотя нет, есть ещё равнодушие. А Странник - он у нас кто: ненависть, любовь, равнодушие?
- Послушайте, Рудольф, а вы с самого начала отводили мне роль сладкой конфетки для кёнигин Энгу, поэтому меня и послали?
- Я не исключал такой возможности, - спокойно ответил Сикорски, - хотя и не знал, что пандейское посольство будет возглавлять именно она. Не надо делать из меня чудовище - я не подкладывал тебя в постель к великой кёнигин Пандейской, ты сам туда залез, и, насколько я понял, с большим удовольствием. Ты сумел убедить кёнигин, и это главное, а ваши с ней амурные дела - это другой вопрос. Хотя, не скрою, я доволен таким поворотом событий - и как советник по особым делам, и как прогрессор. Но политика политикой, а отношения между мужчиной и женщиной - материя тонкая; жаль, что этому тебя не учили в школе. Ты ведь в объятиях прекрасной пандейки наверняка не думал о союзном договоре, не так ли?
- Не думал, - признался Максим. - Я тогда вообще ни о чём не думал, даже о Раде.
- Рада, - Сикорски бросил на него быстрый взгляд, - Рада у тебя умница, и она тебя любит. Надеюсь, она тебя поймёт - если, конечно, ты сумеешь найти нужные слова. Но тут я тебе не советчик, Максим, - это твоё личное дело.
...Рада выслушала его молча. Она молчала и потом, когда он закончил, и у Максима даже мелькнула мысль, а стоило ли ему каяться ей в своём прегрешении? Смолчал бы - и всё, делов-то. Нет, сказал он себе, между нами не должно быть никакой лжи. Итана - Итана уже растаяла, превратилась в дымку, в лёгкий туман, а Рада - вот она, рядом, и будет рядом с ним всегда.
- Я знала, что это случится, - тихо сказала саракшианка, не поднимая головы. - Ты большой вождь, Мак, генерал-предводитель, как назвал тебя дядюшка Каан, а вождей всегда любили женщины. Теперь ты заведёшь себе гарем, да? - она подняла голову, и Мак увидел в её глазах набухшие капли слёз.
- Ну что ты, что ты, - забормотал он, взяв её за плечи, - какой гарем, Рада, не надо мне никакого гарема. У меня есть ты, и не нужны мне никакие любовницы, и вообще...
- Не надо, - попросила она, высвобождаясь из его объятий. - Ты мой, я тебя люблю, но мне придётся смириться с тем, что я никогда не буду для тебя единственной. Или уйти... - добавила она с горечью.
Нашёл слова, называется, растерянно подумал Максим. И что же мне теперь делать, как её успокоить? Ему вдруг пришло в голову, что самое лучше - это взять Раду на руки, отнести её на кровать и целовать долго-долго, до самого утра, пока её горечь не растает под его поцелуями.
Однако осуществить своё благое намерение Максим не успел - раздался телефонный звонок, показавшийся ему пулемётной очередью в спину.
- Да, - произнёс он, взяв наушник ("Наверняка это Странник, массаракш!").
- Максим, - в наушнике действительно раздался голос Сикорски, - даже если у тебя серьёзные осложнения в семейной жизни, отложи их на потом. Ты мне нужен - срочно!
* * *
- Господин генерал, пора принимать решение, - настойчиво повторил "кошелёк". - Коммерческую схему мы с вами обсудили, технические вопросы тоже. Остались пустяки, сущие пустяки: ваше согласие или несогласие. Итак, ваше слово: "да" или "нет"?
Попался бы ты мне пару лет назад, с бессильно злобой подумал Лике Шекагу. Я не стал бы даже марать о тебя свои честные солдатские руки и тратить на тебя пулю - я отдал бы приказ, и мои легионеры, содрав с тебя дорогой костюмчик и попинав тебя сапогами, отвезли бы тебя в грязном грузовике - в кузове, массаракш, мордой вниз, - в Департамент общественного здоровья, где тебе очень бы обрадовались. И там ты очень быстро признался бы в том, что ты хонтийский шпион - собственно, это так и есть, - а заодно и в шпионаже в пользу Пандеи, Островной Империи и даже в пользу южных варваров и мутантов-выродков. А теперь я, кавалер двух Золотых Знамён, носитель знака "Порыв и натиск", гроза и пламя, броненосный кулак Отцов, слушаю тебя, мозгляка, и даже киваю благосклонно... Где они, Отцы, - времена изменились, сила и величие рассыпались в пыль, и "кошельки" (такие, как ты) царят и правят. Массаракш-и-массаракш, тридцать три раза массаракш...
Никуда ты не денешься, с уверенным презрением думал хонтиец, потому что некуда тебе деться. Ты привык властвовать, распоряжаться жизнями, приказывать и повелевать, ты слишком к этому привык. Ты любишь власть, тупорылый солдафон, а ещё ты очень любишь молоденьких девочек и коллекционный коньяк. Всё это - и власть, и удовольствия, -- раньше ты имел по статусу, а теперь за всё это надо платить "оливковыми", которые у нас - есть, а у тебя - нет. И ты обменяешь на деньги свой патриотизм, непременно обменяешь, потому что весь твой патриотизм - дутый, прыщ ты бронированный... А с ответом ты тянешь только потому, что боишься продешевить - ты считаешь-прикидываешь, как тёртая уличная девка. Но в итоге проститутка всё равно задерёт подол и снимет трусы, по-другому не бывает.
- Я хотел бы знать, от кого исходит предложение, - угрюмо буркнул генерал-легат.
- С самого верха, ваше превосходительство, - "кошелёк" снисходительно улыбнулся. - Операция санкционирована Кимси Туном, президентом демократической Хонти и главой Хонтийской Унии Справедливости. Военную часть акции обеспечивает лично генерал Тензе Ронг, начальник сухопутных сил Хонти. А мы, "Союз Честных Негоциантов", обеспечиваем финансирование нашей сделки.
"Честный негоциант, - подумал Шекагу, - это всё равно что шлюха-девственница".
- Более того, - продолжал хонтиец, добавив в голос задушевной проникновенности. - Мы хорошо понимаем, что дальнейшее ваше пребывание на территории бывшей Империи - по завершении операции - может оказаться для вас для вас не слишком, э-э-э... комфортным. И мы предлагаем вам политическое убежище - разумеется, в достойном обрамлении, - и даже, - он сделал многозначительную паузу, - может быть рассмотрен вопрос о назначении вас начальником Южного военного округа вместо Тем Фанга, креатуры премьер-министра Ли Шана, руководителя Хонтийской Патриотической Лиги.
"Как он сладко поёт, этот "кошелёк", - думал генерал-легат, -- и как мягко стелет, как стелет, массаракш! -Вам позарез нужны эти машины, и ради этого вы не пожалеете денег, и даже забудете о том, что генерал Шекагу считается в Хонти военным преступником, автором плана подлого нападения на вашу беззащитную и предельно миролюбивую страну. Там, на границе, до сих пор так и торчат из остекленевшего от атомного жара песка оплавленные башни танков со скелетами мёртвых экипажей, однако эти экспонаты вы предпочитаете не замечать. Сорок тысяч погибших хонтийцев и здоровенное радиоактивное пятно, с которого ветры несут ядовитую перхоть в глубь вашей страны, - какая мелочь...".
- Послушайте, милейший, - сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало как можно пренебрежительнее, - а если я сейчас позвоню в контрразведку или, скажем, прямо самому Страннику, а? Что тогда?
- - Тогда, генерал, вы потеряете прекрасную - и, полагаю, единственную, - для вас возможность вернуть себе прежний вес и значимость, - невозмутимо парировал хонтиец. "А ты не настолько глуп, чтобы её потерять", добавил он про себя. - В бывшей Стране Отцов для вас больше места нет. Конечно, вы можете попытаться организовать военный переворот, но каковы ваши шансы на успех? Странник - это вам не государь-император, и повторение бенефиса двадцатилетней давности не состоится. А если и состоится, что вы будете делать дальше? Башни-то молчат, и оживить их вам не удастся.
- А вам? - резко бросил Шекагу.
- Мы так далеко не заглядываем, - уклончиво ответил "кошелёк". - Наши цели скромнее. Но мы теряем время, господин генерал. Итак, - жёстко повторил он, - ваше слово?
- Хорошо, - с деланным отвращением выдавил из себя главнокомандующий Легиона, - я согласен. Вы получите все данные по базе "Дзета" - охранные системы, прикрытие, и так далее, - и главное: расположение ангаров и коды доступа к управлению интересующими вас машинами. Остальные военно-технические мелочи - это уже ваше дело.
- Не беспокойтесь, генерал, у нас есть специалисты нужного профиля.
- Я позабочусь и о том, чтобы большая часть войск была заранее выведена с базы: на внеплановые учения по уничтожению хонтийской банды, перешедшей через границу.
- Тема учений меня не интересует, - хонтиец равнодушно пожал плечами, - важно, чтобы на "Дзете" к часу "Х" было поменьше солдат.
- Ну, а вы, - подытожил генерал-легат, слегка раздосадованный тем, что его шпилька насчёт "хонтийской банды" осталась без внимания, - перечисляете деньги на мой именной счёт в Центральном банке Хонти и выполняете все прочие ваши обещания, включая мою своевременную и безопасную эвакуацию.
- Само собой разумеется, - заверил его "кошелёк". Он истекал благодушием, словно ему только что сообщили о том, что Мировой Свет удалось перевести в денежные единицы и уложить в бронированные подвалы Центрального банка в хонтийской столице.
* * *
...Капли мелкого дождя барабанили по шлему, но капрал Бузудеш не обращал на них внимания: во-первых, от сырости защищает плащ-накидка, а во-вторых - он старый солдат, капрал Легиона, а не жеманная барышня из тех, что бегают на танцы в военный городок и ахают, томно закатывая глазки, когда солдаты рассказывают им о тяготах суровой службы, между делом забираясь слушательнице под юбку, - что ему какой-то там дождик?
Танцы, массаракш, развлечения, капрал с досадой сплюнул. Службы не стало: теперь считается доблестью уклониться от призыва, заплатив продажным медикам из тех, кто за деньги найдут у здорового молодого парня весь букет старческих хворей, вплоть до маразма и полного паралича. Когда-то - совсем ещё недавно! - считалось высокой честью попасть в Легион кандидатом в действительные рядовые, не говоря уже о том, чтобы по-настоящему встать в ряды, а сейчас доброволец - явление редкое. По большей части такими становятся людишки с тёмным прошлым, желающие скрыть свои старые грешки под чёрной легионной формой: отребье, наркоманы и просто те, кто не в состоянии найти себя в мирной жизни из-за природной лени и неспособности к чему-либо вообще, кроме как брюхатить окрестных вертлявых дур. Капрал вспомнил, какими глазами смотрели на него эти пародии на солдат, когда он распинался перед ними, говоря о патриотизме и высоком долге - да они таких слов не слышали даже в пьяном бреду! И это новобранцы-легионеры, сила и доблесть, а что тогда говорить об армейском пополнении? Тьфу, массаракш... Расскажи им, с каким восторгом мы пели "Наш славный Легион тяжёлыми шагами" или "Слава Отцам Неизвестным", так они за твоей спиной покрутят пальцем у виска - мол, совсем того, старый дурак, и будут думать о чём угодно, только не о службе. Они считают, что раньше было одно сплошное враньё, и что Хонти, или там, скажем, Пандея, на самом деле никакие не враги, а лучшие друзья, и что надо брать пример с того, как они живут, а не стрелять из автомата по поясным мишеням, изображающим этих самых друзей. Ага, живут они, как же... Не знаю, как там Пандея, там я не был, но нищая Хонти с её бесконечной гражданской войной; страна, где бабы отдаются за банку консервов или за обойму патронов - проверено! - такого примера мне не надо.
А всё оттого, что не стало твёрдой руки. Армию объявили язвой на теле общества, чёрной дырой, где бесследно исчезают народные деньги, и любой мелкий лавочник смотрит теперь на офицера-ромистра или даже на бригадира как на убогого неудачника, хотя раньше глядел на него (если осмеливался) исключительно снизу вверх, со страхом и почтением. Все газеты полны разоблачительными статьями, поливающими армию потоками грязи, - писаки по заказу сочиняют истории о том, что военные продают всё, что могут, и даже организуют вооружённые банды, грабящие мирное население, и что наилучшим решением этого вопроса будет распустить армию, а всех её бывших солдат и офицеров направить на принудительные работы по расчистке и дезактивации заражённых южных территорий. Да, армейцы (и даже легионеры) действительно кое-что продают, иногда даже оружие, но что им остаётся делать, если у правительства находятся деньги на что угодно, но только не на выплату жалования военным? Есть хочется всем, в том числе и солдатам... Распустить армию... А что вы будете делать, если через северную границу хлынут хонтийцы, если на юге зашевелятся мутанты и варвары, а у западного побережья снова всплывут белые субмарины? Вы будете уговаривать их жить в мире и дружбе, стоя с голыми руками под стволами автоматов и дулами орудий? Хотел бы я посмотреть на такую картину (но только сидя в бетонном бункере за пулемётом с добрым запасом патронов). Взять бы вас за шкирку, пацифистов, да в бой, в самое пекло!
Капрал вспомнил, как ревели моторы и лязгала броня, когда со Стального Плацдарма шли в атаку танки. Он, капрал Бузудеш, принимал участие в этом прорыве - в прорыве, из которого вернулись немногие (штрафная бригада так вообще целиком сгорела, когда начали рваться атомные мины). Сначала всё шло хорошо, "драконы" проломили оборону хонтийцев и вдавились на территорию врага. Атомные мины и радиация - оно, конечно, несладко, но танк есть танк, и его броня от многого спасала (правда, не всех, далеко не всех, война есть война). Эх, если бы тогда подошли резервы... Но резервы не подошли, и стал падать боевой дух - говорили, это произошло оттого, что атомная артиллерия хонтийцев повыбила почти всех танки-трансляторы, передававшие воодушевляющие передачи, - может, оно и так... И всё-таки мы тогда шли вперёд по раскалённому пеплу, поднимая тучи пыли, и враг бежал, бежал, бежал... Победа была близка, но она выскользнула из рук, и мало кому повезло так, как ему, капралу Бузудешу, - он вернулся и даже не получил ни опасную дозу радиации, ни умственную слабость, которой тогда почему-то (наверно, от всего увиденного и пережитого) страдали многие.
...Дождь не переставал. Конечно, приятнее сейчас сидеть в кантине и глотать горячую водку, но он старый солдат, верный своему долгу. Как сказал ему господин ротмистр Доон (капрал не признавал новомодного обращения "гражданин", да оно и не прижилось в армии) "Надеюсь на тебя, капрал Бузудеш, - не подведи!". И он, капрал, не подведёт, тем более что людей на базе раз-два и обчёлся: большая часть гарнизона "Дзеты" по личному приказу его превосходительства генерала Шекагу была выведена на учения. Большая и лучшая часть - на базе "Дзета" осталась только смена караула, тревожная рота, больные в лазарете да сидельцы на гауптвахте. А это нехорошо, потому что в подземных ангарах стоит спецтехника - шесть машин-трансляторов, уцелевших ещё от того памятного прорыва, - а хонтийская граница - вон она, рукой подать, от силы часа четыре езды по шоссе, даже по шоссе раздолбанному. Спецмашины вообще-то полагалась отогнать в столицу, но пока собирались это сделать, в столице началось чёрте что, и танки-трансляторы законсервировали, и высокое начальство о них, похоже, позабыло. Хотя ему, капралу Бузудешу, не по чину рассуждать о таких вещах - его дело следить, чтобы охрана базы во время его дежурства неслась как положено, а не абы как, как всё нынче делается. За этими новобранцами, не знающими, где у автомата магазин, нужен глаз да глаз, и поэтому капрал Бузудеш шёл вдоль периметра, невзирая на дождь.
Ну вот, так и есть: у седьмого поста не видно силуэта часового, массаракш! Скотина малахольная - спит, наверно, спрятавшись от дождя под навес, или, хуже того, накурился какой-нибудь дряни, чтобы не скучно было стоять на посту. Ну, погоди, сейчас ты у меня получишь... Да, так и есть: лежит, урод, и даже не шевелится! Обкурился, массаракш, я так и знал!
...Острое чувство опасности настигло капрала, когда он ещё только наклонялся над неподвижным телом часового и ещё не понял, что тот не спит, то есть спит, но уже вечным сном. В следующую секунды мышцы опередили разум - капрал дернулся в сторону; в столб, возле которого он стоял, вонзился метательный нож, а перед Бузудешем возникла размытая тёмная фигура.
Автомат, который бывалый капрал по многолетней привычке держал наизготовку, не подвёл. Перечеркнув "паяца" короткой очередью, капрал Бузудеш, словно прыгая с обрыва в бурлящую воду, бросился к постройкам центра базы "Дзета".
Ночь взорвалась. На вершине сторожевой вышки с громом вспух огненный шар, из него, вопя и размахивая руками и ногами, вывалился горящий человек. Стреляли уже со всех сторон, тут и там мелькали "паяцы" - хонтийские диверсанты-коммандос, прозванные так за их дёргающиеся "резиновые" движения; в пролом стены, рассыпая снопы искр, втиснулось рыло лёгкого боевого транспортёра. И капрал Бузудеш чутьём вояки-профессионала понял, что бой если ещё не проигран, то будет проигран в считанные минуты: нападавшие, похоже, были хорошо осведомлены о системе обороны "Дзеты" и практически одновременно вывели из строя все огневые точки её внешнего периметра. И ещё он понял, что к ангарам бежать уже поздно, как поздно бежать и к казарме тревожной роты: здание казармы уже полыхало, из темноты на свет били пулемёты, и суетливые фигурки солдат, заполошно выскакивавших на плац, падали одна за другой. И капрал побежал к бункеру связи, на какую-то пару секунд опередив "паяцев".
Пуля ударила его в бок, когда он был уже у самого бункера, и чуть не сшибла капрала с ног, но всё-таки он смог ввалится в бункер и даже закрыть за собой бронированные двери. Капрал знал, что долго он тут не продержится, хонтийцы подорвут бункер гранатами, но он надеялся успеть сделать то, что может и должен сделать настоящий солдат Легиона.
Пошатываясь и сжав зубы - комбинезон быстро набухал кровью, и боль обжигала, - он добрался до аппаратной и нажал приметную кнопку тревожного сигнала, успев запоздало удивиться тому, что в аппаратной нет дежурного связиста.
Вспыхнула зелёная лампочка, и капрал почувствовал облегчение: значит, диверсанты ещё не вывели из строя все линии связи. Сжатый в пакет импульс ушёл по назначению, и в столице уже знают о нападении хонтийцев на базу "Дзета". Но там не знают ещё кое-что, и капрал Бузудеш, из последних сил выдираясь из накатывающего на него небытия, прохрипел в микрофон:
- База "Дзета" атакована хонтийским десантом. Под угрозой захвата спецтехника, шесть единиц. Доложил капрал...
И, теряя сознание, повалился на пульт, а потом медленно сполз на пол, пачкая кровью приборную панель.
* * *
- Один только вопрос, Рудольф: почему я? Разве у вас не хватает своих людей, хотя бы этих ваших молодых ребят из института?
- Потому что, - Сикорски устало потёр лысину, - у меня нет под рукой никого, кроме тебя, кто был бы невосприимчив ко всему спектру пси-излучения. Ты, конечно, отправишься не один, но захваченные излучатели могут быть включены, и тогда... Вот поэтому мне и пришлось тебя вызвать, невзирая на все твои личные трудности и всё остальное. Неужели ты сам ещё этого не понял?
Действительно, подумал Максим, я мог бы и сам догадаться, как только узнал, что речь идёт о похищенных передвижных излучателях. Значит, размолвка с Радой очень сильно выбила меня из колеи, раз уж я не смог сделать такого очевидного логического вывода. Как это всё не вовремя...
...Он не знал, что летающая платформа, на борту которой находился генерал-легат Легиона (уже бывший генерал) Лике Шекагу - кавалер двух Золотых Знамён, носитель знака "Порыв и натиск", гроза и пламя, броненосный кулак, - привыкающий к роли очень важного политического эмигранта, была сбита случайной зенитной ракетой на подлёте к хонтийской столице. Скорее всего, эта ракета была выпущена боевиками Хонтийской Патриотической Лиги, ведущими борьбу за отделение западной Хонти от Хонти восточной и за её полную независимость. Впрочем, этот факт был уже незначительным и ничего уже не менял.
* * *
И почему Сикорски до сих пор не запросил с Земли хотя бы пару глайдеров? Вон, в Арканаре прогрессоры летают на вертолётах вместо того, чтобы трястись на конских спинах по скверным дорогам, и ничего. А эти саракшианские летающие платформы, нечто среднее между самолётом и вертолётом, неуклюжие сооружения о четырёх тягово-несущих винтах, - это не техника, это карикатура на технику, массаракш. Нельзя, массаракш, уровень развития. В Арканаре замеченный аборигенами вертолёт породит ещё одну легенду о летучих демонах, а на Саракше последствия могут быть иными: здешние обитатели хоть и недалеко ушли от арканарцев в смысле этики, но в технике они разбираются. Но можно ведь было как-нибудь замаскировать земное изделие под местный колорит - зачем создавать лишние трудности, коих здесь, на Саракше, и так хватает? Ладно, сказал себе Максим, не брюзжи: летели себе и долетели, и вроде бы не опоздали. Успели - благодаря безымянному капралу с базы "Дзета", сумевшему послать тревожный сигнал и сообщить о захвате танков-излучателей...
Светало. Утренний туман редел и оседал, потихоньку обнажая пологие лысые холмы и дорогу, петлявшую между этими унылыми холмами. Знакомые места, доводилось мне тут бывать не так давно. Правда, в несколько ином качестве - в качестве вшивого штрафника, которого прикладами запихивали в ржавую жестянку старого имперского танка вместе с сотнями таких же, как он, во исполнение команды пьяного экс-полковника Анипсу "Рычаги на себя - и вперёд, на коварного врага!". И мы пошли, подгоняемые лучевыми бичами, и мой Гай, бедный Гай, не вернулся - он остался там вместе с мёртвым уголовником по кличке Крючок и вместе с тысячами других убитых: раздавленных траками гусениц, разорванных снарядами, сгоревших в атомном огне... Пандейцы верят в духов, и если их вера истинна, то по этим холмам ночами должны бродить тысячи и тысячи неупокоенных призраков, завывая и стеная, и протягивая в никуда бесплотные руки. Правда, за тот отрезок ночи, что мы здесь провели, я ни одного призрака не видел, но это ещё ни о чём не говорит. Хватит, оборвал он сам себя, что за чушь ненаучная. Сосредоточились: если расчёты верны, на дороге вот-вот должна появиться хонтийская колонна. Хонтийцам некуда деться: это самый короткий путь к границе, по бездорожью танки-излучатели идут куда медленнее, а кольцо смыкается - все приграничные части уже подняты по тревоге и стягиваются, окружая десантников. Однако перехватить их надо до того, как они пересекут незримую пограничную черту: дипломатия, массаракш-и-массаракш, к тому же очень может быть, что во-о-он за теми холмами, по ту сторону границы, спрятались хонтийские бронемашины. А полномасштабный конфликт нам никак не нужен, нет, не нужен, хватит с нас полномасштабных конфликтов...
Мак посмотрел на тяжёлый револьверный ракетомёт, торчавший из наспех отрытого гнезда. Ракопаук пандорский, растопыривший суставчатые конечности в ожидании добычи, подумал он. Когда этих монстров, созданных ещё военными инженерами Империи, грузили на летающие платформы, Максим опасался, что с такой тяжестью ветхие винтолёты просто не взлетят, однако они взлетели, и полетели, и даже долетели - все до единого. Барабанные "бомбарды" выглядели древними чудовищами вроде тех, которых изучал дядюшка Каан, но имели очень ценную (учитывая специфику предстоящего боя) конструктивную особенность: они были многозарядными, и были снабжены блоками автоматики (примерно такими же, как боевые автоматы в мрачных лесах за Голубой Змеёй). Одиннадцать "ракопауков" уставились пусковыми лотками на дорогу - если хонтийцы задействуют трофейные излучатели, и все расчёты ракетомётов станут небоеспособными (и легионеры, и даже "молодогвардейцы" - они ведь саракшиане, не имеющие иммунитета к психотронному излучению), "бомбарды" всё равно выплюнут на шоссе весь свой боезапас. Эффект, конечно, будет невелик, но шуму будет много, и тогда Максим под этот шум должен будет сжечь все излучатели, захваченные хонтийцами, - в одиночку. План этот сильно смахивал на авантюру, но лучшего плана не было (не наносить же удар по колонне ядерной бомбой, да ещё вслепую). Хонтийцы могли обойти засаду, но военные советники Странника пришли к выводу, что диверсанты пойдут напролом: не будет у них времени для обходных маневров и прочих изысков военной науки тактики. И тяжелого вооружения у них тоже нет, значит, у Максима есть шанс эту авантюру осуществить. Поголовное истребление всех неприятелей в его задачу не входило, главное - уничтожить спецтехнику, по халатности (а может, по злому умыслу) не перебазированную в своё время в гаражи Департамента специальных исследований. Ох, не нравится мне всё это, подумал Максим, а что делать. Как там сказал ехидный внутренний голос? Взялся за гуж, так полезай в кузов? Вот и приходится лезть, лишь бы эти дьявольские машины не оказались в Хонти...
Хонти-Хонти, кто ж тебя так покорёжил... Бывшая богатейшая провинция Империи, страна мягкого климата, тучных нив и добродушных людей. У северо-западного побережья, там, где горы сходят на нет, сплошной полосой тянутся знаменитые Золотые Пляжи, куда до войны приезжали отдыхать со всего материка, со всех концов Империи и из Центральных Держав. Океан здесь неглубок, многокилометровые отмели, где воды не выше человеческого роста, защищали хонтийский берег лучше любой береговой обороны - белые субмарины тут не показывались. И звенел на пляжах женский и детский смех, и никто не верил, что всему этому может придти конец.
Во время войны Хонти досталось крепко, хотя до сплошных разрушений дело не дошло. Хонти издревле (ещё с тех пор, как маршал Габеллу пресёк мечом все поползновения Срединных Королевств, зарившихся на плодородные хонтийские земли) следовала в русле имперской политики, но как только Неизвестные Отцы взяли власть, приверженцы полной независимости Хонти решили, что наконец-то пришло их время. Хонтийские негоцианты оказались людьми энергичными: отложившись от Империи, они учредили демократическую республику, в которой должность президента была выборной, а пост премьер-министра, по хонтийским законам, занимал его ближайший соперник, набравший в ходе выборов второе число голосов. Такая социальная схема выглядела заманчиво, но на деле "демократические" хонтийские выборы очень быстро превратились в аукцион, в соревнование "кошельков", покупавших голоса избирателей оптом и в розницу. Положение усугублялось тем, что главы обеих противоборствующих группировок - Унии Справедливости и Патриотической Лиги - страдали непомерной амбициозностью, раздирая страну пополам и не останавливаясь перед применением оружия, если прочие аргументы не приносили желаемого результата. В итоге Хонти скатилась в нищету, выглядевшей особенно заметной на фоне кричащей роскоши, в которой купалась кучка правящих толстосумов.
Им плевать на народ, подумал Максим, народ для них - это рабочая скотина, которой положено тянуть ярмо, и не положено мычать без разрешения. Что за мысли, удивился он, я рассуждаю как истинный саракшианин, хотя всего лишь год назад, на Земле, мне, питомцу благополучного мира, такое и в голову бы не пришло. Быстро же этот мой обитаемый остров адаптирует меня под себя...
Демократическое правление... Демократия - это, конечно, хорошо, но зачем же этой хвалёной хонтийской демократии, которой грезят очень многие в нашем Временном Совете, понадобились пси-машины? Для чего они предназначены, хонтийцы (с их-то разветвлённой агентурной сетью и большими деньгами) наверняка в курсе, значит... Значит, хонтийской демократии без излучателей уже никак. Хонти скатывается в коллапс, и гражданская война вот-вот перейдёт в тотальную войну всех против всех, а в такой войне на вилы непременно поднимут и организаторов и вдохновителей, как бы они не прятались, и какие бы охранные меры не принимали.
Хонтийцам нужны излучатели, очень нужны. Излучатели созданы саракшианами, это не творение инопланетного разума, и хонтийские инженеры - а такие есть, в Хонти имеется какая-никакая, но промышленность, - разберутся в их устройстве, особенно если им будут помахивать перед носом толстой пачкой денег, одновременно угрожая автоматным стволом. Они разберутся, и производство пси-генераторов будет поставлено на конвейер, а потом по всей Хонти будут построены башни - такие же, как у нас при Неизвестных Отцах. И новый Центр будет запрятан подальше, и защищён поосновательней - термоядерной боеголовкой не прошибёшь, и уж во всяком случае не пробежишь по коридору к шахте лифта, ведущего в святая святых.
Не ты ли клялся, что на Саракше не появится новый Центр, пока ты жив? Вот и давай, исполняй свою клятву, и не говори, что целовать пандейскую красавицу-кёнигин гораздо приятнее, чем стрелять в людей. Придётся стрелять, и скоро - на дороге вот-вот покажутся хонтийские машины. И не вот-вот, а уже: вон они, легки на помине...
Максим поднёс к глазам бинокуляр. Да, так и есть, это они. Впереди три броневика, за ними ползут излучатели, покачивая горбами сферических антенн-эмиттеров. Шесть штук, всё верно. И ещё сзади то ли три, то ли четыре бронемашины, точно не сказать, плохо видно. Торопятся, очень торопятся, спиной чуют погоню... А вот засаду они, похоже, не чуют. Ну что ж...
Он повернул голову к лежавшему рядом с ним молодогвардейцу с двумя шевронами на рукаве и приказал, отчётливо произнося каждое слово:
- Капитан Итарру, открыть огонь, как только противник войдёт в расчётный фокус поражения. Стрелять без предупреждения, из всех "бомбард". Цель - танки-излучатели.
* * *
Пленные сидели на земле, согнув спины и положив руки на затылок, окружённые кольцом автоматчиков, следивших за каждым их движением. Их было немного, всего около сотни, и Максим сначала даже удивлялся этому обстоятельству, но потом понял, что так и было задумано: более многочисленной диверсионной группе, да ещё на колёсах, труднее было бы просочиться на территорию бывшей страны Неизвестных Отцов, дойти до базы "Дзета" и выполнить задание. Он смотрел на пленных хонтийцев и испытывал облегчение: ему не пришлось никого убивать, и вообще обошлось почти без жертв.
...Боя как такового не было: как только "бомбарды" метнули первые ракеты, и они разорвались на шоссе, превратив один из танков-излучателей в пылающий факел, хонтийцы тут же включили депрессионное поле. К операции они готовились тщательно: нашлись у них и специалисты по пси-генераторам (свои или купленные), и программное обеспечение.
Увидев бессильно поникшие тела своих бойцов, Максим тихо выругался сквозь зубы, закинул за спину ручной противотанковый гранатомёт и вытащил из нагрудного кармана портативный блок дистанционного управления автоматикой "бомбард". Он уже хотел было нажать кнопку, когда заметил странное: хонтийская колонна не понеслась вперёд на полном газу, а замерла на месте, причём потеряв строй и сбившись в кучу; передний транспортёр и вовсе съехал в кювет и там застрял, уткнувшись носом в землю. Неужели...
Догадка превратилась в уверенность, когда Мак встал в полный рост, а со стороны противника так и не прозвучало ни единого выстрела. И тогда он, ускорившись, побежал к замершим хонтийским машинам, на всякий случай держа гранатомёт наготове.
Оружие не понадобилось - ни один из хонтийцев не был способен не то что стрелять, но даже унять льющиеся слёзы и утереть сопли. Всё оказалось просто: кто-то из хонтийских операторов в спешке и по недостатку опыта сделал ошибку, и купол "чёрного" излучения накрыл всё вокруг в радиусе трёх километров. Скорчер детям не игрушка, подумал Максим, снова закидывая за спину ставший ненужным гранатомёт.
Картина была ему уже привычной - видел он такое в коридорах Центра: бессильные тела, искажённые лица, тоска в глазах и слёзы, слёзы, слёзы... Поплачьте, поплачьте, думал он, пробираясь между машинами. Это, говорят, полезно, - душу очищает (правда, лишь тем, у кого она есть). Он собирал оружие, вынимая автоматы из безвольных рук, и складывал его в один из броневиков, предварительно вытащив оттуда его экипаж, оглушённый неизбывным горем. Свинчивать с бронетранспортёров пулемёты Максим счёл делом чересчур долгим, и поэтому он попросту согнул дырчатые пулемётные стволы (это оказалось даже легче, чем он предполагал).
А потом он трудолюбиво выволакивал из машин беспомощных хонтийцев, стаскивал их к обочине и укладывал рядком - пусть полежат. Сначала он ещё поглядывал с некоторой опаской на холмы по ту сторону границы, и даже прикидывал, успеет ли он нажать кнопку на дистанционном пульте и обрушить на дорогу (и на самого себя) огненный смерч, если оттуда всё-таки выползут хонтийские танки, но потом сообразил, что если гипотетический враг и высунет нос, границу ему не пересечь - вляпается в "чёрное" поле и будет рыдать, колотясь головой о рычаги.
Этот враг так и не появился, хотя перетаскивание многих десятков мешкоподобных тел отняло у Максима немало времени. Закончив уборку, он пролез по кабинам всех танков-излучателей и определил, какая из машин держит поле. Работали два излучателя - это было видно и снаружи, по еле заметному дрожанию воздуха вокруг их горбов, - но Максиму надо было точно знать, какая из них генерирует сплошное поле (а вдруг другая генерирует поле направленное?). Оказалось - всего одна, генератор второй машины работал на холостом ходу (вероятно, оператор не успел включить активный режим до того, как получил лучевой удар).
Выключив эту вторую машину, Максим подорвал термической гранатой броневик с оружием и посмотрел, как он весело горит. Потом забрался в работающий танк-излучатель, решительным движением снял поле и бросил в коммуникатор несколько слов, надеясь, что капитан Итарру его поймёт и сделает всё как надо.
В придорожной канаве зашевелились приходящие в себя хонтийцы, и тогда Максим рявкнул через динамик:
- Не двигаться! При попытке оказать сопротивление все вы будете немедленно убиты болевым шоком! Руки вверх!
Честно говоря, он не очень рассчитывал взять на испуг хонтийских коммандос и даже снова достал дистанционный пульт (как бы всё-таки не пришлось месить дорогу ракетами), однако обошлось. Все диверсанты кое-что слышали об излучателях, а специалисты-техники даже кое-что знали - именно кое-что, -- и эти отрывочные знания произвели на них примерно такой же эффект, как на дикарей слухи об огнестрельном оружии и первые впечатления от его действия. Хонтийцы не сомневались, что таинственное излучение может свести с ума (что было не так далеко от истины) и даже убить (иначе зачем тогда надо было так охотиться за этими машинами?), и предпочли не рисковать, тем более что очнулись они безоружными и не совсем ещё пришедшими в себя.
Прошло несколько томительно долгих минут, в течение которых Максим, обливаясь холодным потом, лихорадочно соображал, что ему делать, если у кого-то из врагов осталось оружие, и они решатся напасть - давить их гусеницами танка-излучателя или снова включать депрессионное поле, - а потом он увидел бегущих к нему молодогвардейцев и вздохнул с облегчением: использовавшие химиотерапию ученики Странника очень быстро оправились от последствий лучевого удара, а их молодой капитан правильно понял полученный приказ и выполнил его наилучшим образом. Всё было кончено, и теперь можно было заблокировать и наконец-то убрать подальше этот проклятый блок управления автоматикой "бомбард".
...Метрах в трёхстах от шоссе, свистя винтами, садилась летающая платформа. Надо помириться с Радой, думал Максим, наблюдая, как она опускается. Сколько же я не спал? Две ночи, да. Ничего, сил для примирения у меня хватит - приеду домой, выключу все линии связи, и пусть там хоть конец света случится. А здесь моё присутствие уже не требуется: к границе подтянулись полнокровная бригада Легиона и армейская дивизия, так что хонтийцы на обострение не пойдут. И вряд ли им нужен обмен ядерными ударами - не самоубийцы же они, в конце концов. А Сикорски как в воду глядел: с этими излучателями будет нам ещё мороки, уж очень многие на них зарятся. Хотя тут ни в какую воду и глядеть не надо, нужно просто немножко подумать - головой, - и всё станет ясно. Но сейчас мы об этом думать не будем, сейчас мы отправимся домой - к Раде.
И уже шагая к ожидавшей его летающей платформе, Максим вдруг обернулся и ещё раз посмотрел на пленных хонтийцев, сидевших в кольце направленных на них автоматных стволов. Он встретился взглядом с поручиком спецназа - судя по шрамам на лице хонтийца и по знакам отличия на его мундире, тот был воякой матёрым, - и поразился выражению тяжёлой ненависти, намертво застывшей в глазах пленного. Кольцо ненависти, подумал Мак, двойное кольцо многолетней взаимной ненависти - сидящие безоружные люди и стоящие люди вооружённые одинаково люто ненавидят друг друга. Кольцо ненависти - можно ли его разорвать, и если можно, то как?