Цветаевское когда б вы знали, из какого сора растут стихи.... Из какого сора растут рассказы? Из случайных разговоров, из обыденных фактов, из непреднамеренных встреч, откровений попутчиков в поезде, а в наше время еще из разговоров по Интернету, когда лицо собеседника мерцает зеленой ромашкой... Мы видим только уже сложившиеся характеры, факты так расплывчаты, эмоции стыдливо прикрыты романтизмом или цинизмом. Когда автор пытается отразить словами какую-либо историю, он работает с очень хрупким материалом - человеческой жизнью. Почти как врач или учитель. Ведь герои, которые живут на бумаге, чаще всего живут и в жизни. Мне случалось слышать от персонажей замечания типа: я совсем не такой, я этого не говорил, а почему не вошла в рассказ моя замечательная фраза, а нельзя ли было поменять имена и побольше фантазии, ведь так все легко узнаваемо, мне это может повредить. С одной стороны, смешно, а с другой стороны - возникают проблемы. В общении. Как-то мы беседовали с одним писателем-фантастом на литературные темы.
--
Я всегда удивляюсь, когда читаю женские рассказы. С точки зрения мужчины, ни о чем. Сюжета нет, а ведь это работа - придумать сюжет, выстроить его логически, продумать диалоги и мысли героев.
--
Но ведь сюжеты в жизни бывают абсурдными.
--
Я не про жизнь говорю.
--
А я про жизнь. Сюжеты валяются под ногами, их даже просто иногда дарят.
--
Эх, как нам тяжело писателям- фантастам, нам все приходится придумывать из головы. И сюжетов никто не дарит. А в жизни какие сюжеты! В боях не участвовал, жизнь скучная и серая. Мои любовные приключения вряд ли кому-то будут интересны. Только в фантастическом сюжете и можно развернуться.
--
На самом деле, сюжет играет не самую главную роль. Просто хочется донести какую-то мысль, она обрастает сюжетом. Ну, и затем уже дело практики - слова, подобранные из жизни, или просто пришедшие на ум. Действия, которые были. Или могли быть. Посмотри вокруг, в жизни полно сюжетов и героев.
О чем это я? Эта история полового созревания мальчика - юноши - мужчины была мне откровенно поведана одним моим другом, за что я ему безмерно благодарна и считаю практически соавтором. Он смело подарил мне эту историю, надеясь, очевидно, на мои довольно умеренные творческие способности. Однако в процессе написания многое пришлось перевернуть с ног на голову. Некоторые моменты могут шокировать целомудренную публику. Но... Эти этапы переживает практически каждый мужчина, просто не многие могут в этом открыто признаться. Мне в этой истории показались интересными не пикантные подробности. Думаю, что во многом эта довольно узнаваемая история, несмотря на постоянные смены городов и лиц, может помочь понять конкретного человека. Один мой знакомый говорит, что женщина всегда пытается понять душу котенка, ребенка и мужчины. И вообще - не есть ли вся наша жизнь череда попыток понять кого-либо другого...И если нам становится неинтересна чужая жизнь, не есть ли это признак того, что мы уже не живем?
Часть 1. Якутия.
В славные застойные времена, когда изображения обнаженных женщин допускались только на картинах классических мастеров, иностранные фильмы обрезали в целях моральной устойчивости, а служебный роман карался исключением из партии, гормоны в крови кипели в юных подростках примерно с той же скоростью, что и сейчас. Только фантазировать было сложнее. Задумываться о женском теле, его отличительности и предназначении Эдик Гималаев стал с двенадцати лет. До этого ему даже в голову не приходило, что девочки отличаются от мальчиков. Как говорится, полная половая безграмотность на уровне каменного века. В отличие от сегодняшних детей, которые чуть не с пеленок знают, что родители периодически занимаются любовью, что детей приносит не аист, а они мирно созревают в животе мамы. Причем рассказать они могут подробно, с применением соответствующих терминов. Все мы помним это целомудренное время.
В школе у него была подруга, которая писала записки на уроках примерно такого содержания: Эдик, давай погуляем после уроков, а то так скучно слушать математичку. Ее дружно прозвали его невестой. Эдик ходил с гордым видом, так как Лена была в школе признанной красавицей, а он был как верный паж у королевы. Дерганья за косички был пройденным этапом, хотелось быть рыцарем и защитником, хотя Эдик был худеньким мальчишкой-альбиносом невысокого роста, да еще в очках. Неизвестно, что Лену в нем привлекало, но он часто приходил к ней в гости и засиживался допоздна. Из романтических воспоминаний детства, поблекших как черно-белые фотографии, остались бледнозаваренный чай с вареньем, темнота за окном, одинокий свет настольной лампы и - запойное чтение. Уэллс, Конан-Дойл, Жюль Верн - у нее была богатая библиотека. Как и всех мальчишек, его влекли путешествия, приключения, героизм, рыцарские поступки.
Эдик был любознательным мальчиком. В один из вечеров он просматривал книгу о Грузии и нечаянно вычитал какой-то эротический эпизод. Лена подсела и игриво, как ему тогда показалось, спросила:
- Читаешь? Нравится?
--
Да вот, - и попытался прикрыть страницу.
--
А я там тоже читала, - взгляд был испытующим.
--
Интересная картинка! А что ты там поняла?
Лена сидела рядом, а на диван запрыгнул котенок. Эдик попытался взять его на руки, и она в шутку стала отнимать. В пылу борьбы он прикоснулся рукой к ее груди и отдернул руку, будто обжегся. Она была небольшая, но очень упругая под тонким голубым свитером. Оба замерли. Он покраснел...Запретное, так долго ожидаемое, влекущее...Прерывистое дыхание, попытка что-то сказать что-то наподобие извинения, скрытое желание повторения...Что же сейчас будет, думал он, пытаясь куда-то деть руки, не обиделась ли она, как все нелепо...
В этот момент хлопнула дверь. Вернулись из гостей ее родители. Отец, слегка подвыпивший, громко поприветствовал:
--
Ага, и ты тут! Ну вот, зятек мой будущий!!! Давай, давай...
Эдик тогда еще точно не знал, что такое зятек. Но почему-то ему это очень не понравилось... Он встал, попрощался и ушел. На следующий день Лена прислала записку с извинениями. Но, как это и бывает в прекрасном мальчишеском возрасте, он был горд и непреклонен. Потом, вспоминая это безобидный эпизод, он силился понять, что же помешало ему принять ее извинения, не отталкивать зарождающееся чувство...
Вскоре она стала дружить с лучшим спортсменом школы Сашкой. Он был красивый, богатый (у них дома был цветной телевизор, а это тогда ассоциировалось с материальным достатком), но туповатый. Ну что же, это был правильный выбор - с ее стороны...
С Эдиком творилось что-то странное. Он не мог забыть то легкое касание-смущение, невинное и взрослое одновременно. И, как следствие (хотя где же логика?), cтал сторониться девчонок. Но стремление узнать то, что еще неведомо, осталось. На самом деле подобный путь проходят все. Только не все могут признаться. Если порыться в памяти, можно припомнить эпизоды, когда любопытство брало верх, невзирая на запреты. Полуистершиеся воспоминания о том, как с матерью вместе ходили мыться в баню. Потрясение от подглядывания за подругой матери, пришедшей помыться в ванной (на Севере благоустроенная квартира была редкостью). Отец часто уезжал в командировки, и Эдик с мамой оставались вдвоем. Ночи на Севере холодные, квартира у них была однокомнатная, и мама часто брала его в постель. Теплое, родное тело под тонкой батистовой рубашкой, которое так приятно было гладить. Эдик не понимал еще всей эротичности своего поведения. Очевидно, он потерял осторожность, и мама что-то заподозрила. Как-то они купили новый ковер. Мама переоделась в домашний халат и сказала:
--
Давай полежим на ковре!
Она легла рядом и, распахнув халат, зевнула со словами:
--
Спать хочется! Я так устала, ковер такой пушистый, мягкий...
И закрыла глаза. Через пару минут ее дыхание стало ровным. Тело в распахнутом халате лежало на мягком ковре рядом с ним. Им овладело знакомое чувство сладкого соблазна.
Тут открыла глаза и спокойным тоном сказала:
--
Значит, ты все же не спал тогда. Больше ты со мной вместе спать не будешь. Раздевайся и ложись. Отцу я ничего не скажу.
И добавила:
--
Ни в коем случае не смей делать с Леной того, что ты делал со мной!
После этого Эдик перестал общаться с девчонками вообще. Тайна различия полов, не нашедшая достойных ответов, была отложена на далекую полку.
Его родители познакомились в Ленинграде, закончили техникум и отправились по распределению в Мирный. К сожалению, Эдик мало что знал о романтической истории их любви. Наверно, были и белые ночи, и цветы... Мы редко задумываемся над тем, как сложилась бы наша судьба, если наши родители бы не встретились...
Мирный - это небольшой город, вокруг которого разбросаны алмазные прииски. В основном он был застроен четырехэтажными домами и двухэтажными бараками, без водоснабжения и канализации. Под городом - вечная мерзлота, поэтому все дома стоят на сваях - пятнадцатиметровых бетонных карандашах, забитых на двенадцать метров в мерзлую землю. Вокруг города - тайга.
Его отец никогда не пил спиртного и не чистил зубы. Тем не менее, зубы у него никогда не болели. Как и мать, он много курил. Но Эдик не унаследовал от него ни хороших зубов, ни привычки к курению. Отец был охотником и часто ездил в тайгу, иногда брал с собой и Эдика. Но это не привило ему любви к охоте. В тайге тучи комаров, холод и болота. Огромные расстояния и непроходимые топи. В общем, особого приступа романтизма при посещении тайги он абсолютно не испытывал. Хотя рыбалка и собирание грибов действовали на него успокаивающе. Часто из чувства противоречия мы не принимаем образ жизни родителей и их увлечения. Самое смешное, что мысли, которые нам пытаются втолковать в детстве, проходят мимо, и лишь потом, в чужих устах приобретают устойчивый смысл. Поступки взрослых кажутся необъяснимыми.
В одну из поездок, когда, казалось бы, отношения с отцом должны были окрепнуть, превратившись в настоящую мужскую дружбу (два месяца вместе они строили дом), отец неожиданно сильно его побил. До развода оставался год. И неудовлетворенность жизнью с матерью вылилась на него. Через год мать внезапно бросила семью и уехала в Ленинград. Отец ходил по однокомнатной клетушке и молчал. Курил, курил... Он подозревал, что мать изменяла ему, и устроил за ней слежку, когда она вернулась. Заставлял следить и Эдика.
--
Эдька, ты должен мне помочь. Наша мама неправильно себя ведет, ты должен проявить мужскую солидарность.
--
Да, конечно, папа, я постараюсь...
--
Ты не понимаешь, мы с тобой мужчины, женщины всегда делают нелогичные поступки, потом каются, но мужчина должен быть мужчиной, пойми...А...Ты всегда ее жалел, я знаю. Ну, что ты молчишь, как истукан, скажи что-нибудь.
Эдику было жаль его, но холодок отчуждения уже навсегда поселился в сердце. Мать опять исчезла. Видимо, ей надоели скандалы. Когда мужчина выпивает и устраивает скандалы, они происходят всплесками. По синусоиде. Есть время отдышаться. А когда это не зависит от алкоголя, скандал - перманентное состояние. Пытаясь анализировать ситуацию, Эдик приходил лишь к единственному выводу - он никогда не будет выяснять отношения. А если и будет, то спокойно и мирно. Чтобы не нарушать душевного равновесия.
Кончилось все тем, что и Эдик сбежал из дому. Стал разыскивать мать. Не нашел. Заночевал у случайных знакомых. Вернуться домой они уже не могли... Грязное белье развода. Год проживания в помещении конторы, где работала мать. Коммуналка. Застывшая вода в ведрах...
В Якутии очень холодно. Летом там жарко, до 30 градусов жары, зимой температура падает до минус 60 градусов. По улицам можно перемещаться только короткими перебежками - от магазина до магазина. Но что там мальчишке страшно в шестнадцать лет! И Эдик играл в хоккей в короткой курточке до позднего зимнего вечера...Дома почувствовал себя плохо. Болело что-то внизу живота. Вызвали врача. Пришла толстая вонючая тетка.
--
Ну, что тут у вас?
Худенький мальчишка лежал в постели, скорчившись от ноющей боли. Очень больно...,- прошептал он. Где?- без энтузиазма среагировала она.
Он стянул трусы и показал ей - где. Зачем ты мне ЭТО показываешь? - уже с нескрываемым отвращением спросила она. - У тебя болит печень!. Почему это вызвало в ней приступ отвращения?
Он очнулся уже в больнице, под капельницей. Есть не давали. Промывали печень какими-то растворами. Были выходные, и врач пришел только через два дня. Оказалось, что правое яичко увеличилось в четыре раза и сильно болело. Оно было отморожено. Но диагноз опоздал на 3 дня...
Эдик остался мужчиной только наполовину, и то благодаря усилиям главного врача. Все силы были направлены на выздоровление, в этом ему помогал друг Костя. У него тоже не было девушки.
Если у человека есть энергия, она обязательно должна найти выход. Согласно гороскопам, скорпион - энергетический знак. Образ Лены расплывался, равнодушие не ранило так остро, она была теперь, скорее, соперницей - ее результаты впечатляли, она была круглой отличницей. И все усилия Гималаев направил на учебу. Костя был тоже в некотором роде соперником, и это помогло Эдику не снижать темпа.
В июне 1978, сразу после выпускного вечера, на котором он так ни с кем и не танцевал, Эдик уехал в Ленинград. Лена - во Владивосток. Костя - в Харьков.
Закончилось детство...
***********************
В декабре 1987 года, через десять лет после окончания школы, он получил от нее письмо из Хабаровска. Она писала, что у нее все плохо. Что она одна. И жизнь не имеет смысла. Она закончила университет, по специальности японский язык, вышла замуж, и у нее родилась дочь. Ему казалось, что у нее все хорошо. В феврале у нее был день рождения. Он написал ей, что прилетит поздравить. В те времена билет до Хабаровска и обратно обошелся ему в месячную зарплату. Кормили два раза, и оба раза холодной курицей с рисом. Гималаев чувствовал себя как в кино - нереально и загадочно...Самолет летел навстречу солнцу и время сокращалось. В Хабаровск он прилетел утром следующего дня. В аэропорту уже ждала Лена. Ехали молча, приглядываясь к знакомым чертам; дома Эдик достал бутылку коньяка (по тем трезвенническим временам - сокровище!). Угощением был куриный салатом с рисом...Семилетняя дочка Оленька радостно щебетала, а вот с Леной разговор не клеился. После того, как Гималаев отоспался, Лена предложила пойти в ресторан. Они пришли в пустой зал, на горячее опять подали курицу с рисом...
Вернулись поздно, дочка уже спала в своей комнате. Лена расположилась на диване, Эдик - на раскладушке. Спать не хотелось. Да и на следующее утро был самолет на Ленинград. Была последняя ночь с женщиной, которую в школе Гималаев считал своей девчонкой (и вся школа так считала), и вкус губ которой так и остался для него неизвестен....
--
Лена, я ведь завтра улетаю. Неужели ты так ко мне не приблизишься? Помнишь, как мы вместе читали, гуляли по нашему Мирному. Господи, ну сжалься надо мной, вспомни!
Легкое шуршание в темноте. Или показалось? Вот женщина, о которой я мечтал, когда был ребенком. Если бы мы с ней тогда не стали далеки, все могло бы сложиться иначе. Она одинока, но так упряма...Ему почему-то даже не пришло в голову, что можно было самому проявить инициативу. Видимо, какое-то табу из детства. В конце концов он сказал:
До утра они пили чай. Глупо. Когда снова легли, он услышал робкое: Ты спишь?. И не ответил. Наутро уехал в аэропорт. Снова навязчивая курица с рисом. Потом он еще долго не мог смотреть на это сочетание. Еще одна страница перевернута. Смешно, но через пять лет Лена приехала в Ленинград и вышла замуж. Гималаев знает ее телефон. Но никогда не позвонит.
Часть 2. Рига.
Ему было шестнадцать лет, когда он поступил в институт. Практически все, кто учился рядом, были старше. И выше ростом. Но это не самое страшное. Благодаря наивно-провинциальному идеализму, Эдик выбрал модную специальность - радиационная химия. Атомная энергия, ускорители частиц... Романтика! В группе была всего одна лишь девушка, да и то она скоро вышла замуж. Общаться было совершенно не с кем. Он часто бродил по улицам один, размышлял о смысле бытия. Знакомых в городе у него не было, и когда он стоял на каком-нибудь из многочисленных мостов, он ощущал себя одиноким и всеми забытым героем из Белых ночей. Жил он у своей тетушки, в одной комнате в коммунальной квартире на три семьи. В соседней комнате жила одинокая женщина с дочкой его возраста. Гималаев еще не отвык от привычек провинциального городка, ему хотелось общаться. Девочка-соседка сторонилась его. Да еще его застукали за подглядыванием в ванну...Полтора года он еще жил в этой квартире, но с ней так и не столкнулся. Они не видели друг друга. Еще один парадокс - можно жить совсем рядом и не видеть друг друга. Можно быть за тысячи километров, и по скупым строчкам на экране ощущать пульс другого человека... Поэтому сексуальный опыт сводился к обыкновенной мастурбации в ванной или в постели перед сном
Летняя практика 1983 года была назначена в Риге. Он никогда не был в Прибалтике до этого, хотя много читал про нее. Прибалтика казалось ему чем-то вроде Чехии. Ему рисовались удивительные картины ....Но реальность, как обычно, оказалась совсем другой.
Был жаркий майский день. Непривычно теплый после слякотно-хмурого Ленинграда. Группа была всего двенадцать человек - одни парни. Практика проходила в Институте физики, который располагался под Ригой - в Саласпилсе. А поселили их в центре города, в общежитии Политехнического института. Общежитие оказалось женским....
Вся компания разместилась в одной комнате. Быстрое знакомство с соседками на фоне объединяющей любви к музыке... В ближайшую субботу устроили вечеринку, девушек набралось человек двадцать. Все приглядывались друг к другу, пили дешевый портвейн и танцевали в полутьме. Потом пошли гулять по ночным улицам Риги. Как-то незаметно все разбились на пары. С Эдиком оказалась Таня. Ему определенно везло на красивых и умных. На нее все парни стойку сделали сразу, но подошла она почему-то к нему. Наверно, внешнее спокойствие Эдика всегда и притягивало к нему женщин. Или мягкие манеры. Таня щебетала всякую чепуху, чтобы скрыть смущение, Эдик поправлял очки, элегантно подавал руку, слушал...В первой романтической прогулке всегда есть что-то завораживающее. Жесты, которые потом вспоминаешь. Слова, в процессе дальнейшего анализа приобретающие смысл. Глаза... У Татьяны были отчаянно-синие глаза. Так нелегко разгадываемые картинки эмоций. Странные зигзаги разговора - от детских литературных воспоминаний к вечным вопросам. Эдику так хотелось обнять ее. Подожди, говорил он себе, равновесие симпатии так хрупко. Мне хорошо с ней, но это еще ничего не значит. Ведь каждый человек суть непознанный мир. Но так приятно думать, что эти взгляды о чем-то говорят, или обещают...Они качались на качелях, она показывала ему город, ее зубы поблескивали в темноте, руки стали как прохладные льдинки... Они вернулись в общежитие. Замерли в лестничном пролете и внезапно все слова кончились. Как поступить, ведь никогда еще так близко от меня не стояла такая красивая девушка...
Но тут они увидели Шурика, который, увидев Таню, словно приклеился к ней. Был он парнем общительно-развязным, особенно под воздействием алкоголя.
--
А, Танечка, давно не виделись! Наверно, удачно погуляли?- он неловко подмигнул Эдику, мол, все понятно, шуры-муры-лямуры, молодец, не теряешься.
--
Да, спасибо. А вы как?
--
Да тоже нормально. У нас еще все полным ходом. Не хотите ли продлить, так сказать, праздник жизни? Как говорится, было бы желание, а выпить найдется всегда...
--
Ну... Не знаю, как Эдик?
--
Эдик, ты совсем онемел? Танечка, смотри, он лишился дара речи под твоим влиянием, эй, Ромео, не спи!
--
Пошел ты...
Что же злиться-то на себя, дорогой, упустил девушку. Сейчас он ее заболтает и уведет. Девушки обращают внимание на уверенных парней.
--
Я, наверно, пойду. Спокойной ночи.
Вот так просто, одним движением руки (вернее, бездействием) - и девушка моей мечты ушла с другим. А ты просто стоял болван болваном и кроме каких-то банальностей ничего не мог сказать. Сколько раз потом, вспоминая эту мимолетную сцену, он переигрывал ее на разные лады. А если бы Шурик тогда не появился.... А если бы она отказалась?
У всех была студенческая молодость. С любовью, изменами, расставаниями. И - пьянками в общежитии. Познание жизни - неравномерный процесс. Только через боль, которую испытал сам. Боль - логическое продолжение любви? Закономерность? Шаг в сторону или вперед?
С того вечера он старался держаться в стороне от компании, в которой Таня и Шурик гуляли под ручку. Созерцание этого причиняло ему ощутимую физическую боль.
Тогда был модным ритуал обязательного поцелуя после первого бокала. Эдик перецеловался со всеми девчонками. И Таня, как ему казалось, хотела этого больше всех. Но продолжала уходить с Шуриком.
Практика заканчивалась. Заключительным аккордом должен был стать праздник Ивана Купалы, в Латвии он называется Лиго. В эту самую короткую ночь все выезжают за город, разжигают костры, пьют вино и веселятся. Взяв дюжину бутылок водки на десять человек, поехали на дачу. Эдик держался обособленно. В нем вообще выработалась уже привычка - наблюдать за всем со стороны. Но в последний вечер ему хотелось, чтобы Таня была рядом. И он по-детски загадал желание. В отблеске пламени мелькнуло ее платье. Ему так много хотелось ей сказать. О том, что жизнь - это извечное стремление к совершенству, плавное приближение к гармонии, а она ускользает, как линия горизонта. Мы к ней идем, иллюзия приближения греет душу, ведь время неумолимо отстукивает часы и минуты, а она все отдаляется. Но надо идти, надо пытаться запечатлеть каждый миг. И даже маленькую победу. Люди, события, даты выстраиваются в один длинный путь постижения гармонии - с собой и всем, что тебя окружает. Гармония настолько неустойчивое состояние, что иногда не успеваешь осознать, что ты находился в нем.
--
Да ты поэт. И отчасти философ,- сказала она ему, слегка касаясь рукой, - Ты умеешь так красиво говорить, ты совсем не похож на других.
--
Ты преувеличиваешь. Мне просто многое хотелось тебе сказать. Но в голову лезут только банальности. Не смотри на меня так.
--
Как?
--
Как будто ты в чем-то меня упрекаешь.
--
Вовсе нет...Я хочу, чтобы мы остались друзьями. Несмотря ни на что.
--
Разве это возможно?
--
Разве нет?
И тут снова появляется Шурик и она с неохотой, но все же уходит.
Все. Остается только пить. Благо, водки хоть залейся. Потом он уже точно не помнил хронологию событий. То ли куда-то ходил на соседнюю дачу. То ли c кем-то спорил, с кем-то подрался... Его хотели уложить спать. Шурик пытался его раздеть и уложить в постель. А Таня стояла рядом....Кроме как рычанием он уже никак не мог выразить своего протеста. Шурик отступил назад. Глядя своим нетрезвым взором на Таню, робко пытающуюся уговорить раздеться и лечь по-человечески, на Шурика, уже прекратившего эти попытки, ему стало просто невыносимо. Он думает, что я подчинюсь его приказам. Как бы не так. Я свободная личность, Таня... Почему сложилось так, а не иначе. Мысли путались. Он вскочил и побежал. Неизвестно куда. Может, юношеская любовь - предчувствие любви? Репетиция большого чувства? Но именно в юношеском максимализме, который при ближайшем рассмотрении оказывается просто способом укусить себя, есть ощущение свободы. Свободы - возможности подчиниться бурным эмоциям, действовать импульсивно. Всё, всё, всё, всё, твердил он себе, пытаясь подавить щемящую тоску, ведь это был последний день, последний вечер, он не увидит ее...Предыдущие зароки быть всегда спокойным, чтобы не утратить равновесия, разлетелись в ночи...
В каком-то полубессознательном состоянии он вскочил в неизвестную электричку. Было холодное серое утро. Народу почти не было. Он попросил какого-то мужика разбудить в Риге. Открыв глаза, увидел Булдури, взморье... Пришлось выйти на холодный ветер и ждать встречную. Утренняя прохлада подействовала отрезвляюще. На следующий день рижская практика кончилась.
***************
Осенью от Тани пришло письмо. Оно было коротким и простым, почти деловым. Оказалось, что девушки решили приехать в Ленинград - в общежитие к тем, с кем они познакомились на практике. Они действительно приехали. Только странно было наблюдать, что с Шуриком они почти не разговаривали. Пока она была в Ленинграде, и Гималаев не стремился к задушевным разговорам. Что-то его останавливало. Он все время вспоминал ее синие глаза, умолявшие его остаться, и решительно-дурацкий уход назло врагам...Так они и расстались, не поговорив.
Началась переписка - ни о чем. О погоде, о природе...И о любви. Которая не сбылась. Переписка продолжалась еще долго...Он считал дни. Пять дней идет письмо до Риги. Еще пять обратно. Если ответа не было более десяти дней, это уже было поводом для беспокойства...
Он иногда приезжал в Ригу. В течение пяти последующих лет много раз. Много говорили. Много просто молчали. И ни разу не целовались. Она вышла замуж, родила дочку. Последний раз он ее видел, когда дочке было три года. Зачем встречались, зачем расставались... Вся жизнь состоит из встреч, которые трассирующими пулями освещают наш путь, только пули иногда проходят через сердце...
Еще пять лет после первого поцелуя он не знал женской любви. Не мог - или не хотел? Трудно сказать. Через восемнадцать лет после той ночи у окна рижского общежития, Гималаев встретился с Шуриком. Он к тому времени женился, живет в Литве, поседел, как лунь...По поводу встречи выпили.
--
Ты все помнишь? - как бы невзначай спросил он.
--
Да. А ты? - они посмотрели друг другу в глаза. С прежней враждой? С прощением?
--
Как будто вчера.
--
Ты меня простил?
--
Конечно. Все было нормально. Просто так сложилось. Вернее, не сложилось.
--
Ты давно ее видел?
--
Двенадцать лет назад.
Он помолчал и сказал:
--
У меня к тебе просьба.
--
Какая?
--
Найди ее, Гималаев. Я просто хочу, чтобы мы все втроем встретились. Посидели вместе.
Кажется, блеснули слезы? Да кто ты такой, чтобы ковырять прошлое? Память о первой любви не отпускает. Память и досада оттого, что жизнь уже не перепишешь, как кусок программы.
Часть 3. Совращение.
Так и докатился Эдечка до двадцати четырех невинным мальчиком. Позади был холод Севера и прибалтийские красоты. Он получил диплом, успел потерять работу и сменить специальность. И бросил якорь в тихой гавани экспериментальной лаборатории ленинградского участка Волгоградского управления треста Оргхим. Работа была хорошая, коллектив прекрасный, денег почти хватало. Словом, золотой век. Каждый день в лаборатории начинался с неспешного чаепития.
Лаборатория была совместной. Оргхим, где он и числился, предоставлял помещение, а коллеги из Ленснаба - оборудование и реактивы. Эдик трудился инженером и занимался моделированием технологий в лабораторных условиях. Кристаллизация, очистка, фильтрование, сушка. В лаборатории было еще три лаборанта - женщины пенсионного возраста и начальник - матерый еврей Виктор Гуревич. Потом он уехал на родину предков, а лаборатория развалилась. Но тогда, в 1986 году, до этого было еще далеко.
Ленснаб в лаборатории представлял начальник отдела снабжения Гена, солидный мужик лет пятидесяти. Он приезжал редко, пару раз в неделю. Остальную работу по анализу проб выполняла инженер-химик, Верочка.
Это была необыкновенная женщина. Когда она шла по улице, оборачивались почти все. Ей дарили в трамваях елки на новый год и бесплатно подвозили в машинах. Ее голос завораживал. Взгляд ее огромных зеленых глаз заставлял забывать обо всем. Эдик все еще имел имидж скромного и тихого мальчика, ему поручили вместе с ней обустраивать лабораторию, расставлять столы, шкафы и оборудование.
Часто за работой она пела. У нее были черные, слегка вьющиеся волосы, длинные ресницы, небольшой нос и чувственные губы. Изящная шея, длинные тонкие пальцы с гладкой ухоженной кожей. Небольшая, но правильной формы грудь. Плоский живот, осиная талия, стройные ноги. Совершенство форм, божественность походки...Сам того не осознавая, Эдик влюбился.
В общем, такая женщина служит украшением любой компании и является причиной всех трагедий. Как ни странно, они бывают и самыми терпеливыми слушателями юных неопытных мальчиков. Так давно мечтавший излить свою душу, Эдик делился с ней своими душевными ранами. Они разговаривали на любые темы долгими вечерами. И вот однажды в разговоре у нее вырвалось:
--
Конечно! Ведь мы с тобой почти друзья!
--
Почему почти?
Он взглянул на нее вопросительно. И ее ответ отрезвил, как прыжок в прорубь.
--
Потому что все мои друзья или признавались мне в любви, или предлагали постель....
--
Ну уж я-то так не буду! - запальчиво заявил Эдик.
Хотя ему давно хотелось сказать ей слова о том, как он с замиранием сердца ждет ее появления по утрам, а ночью тихо мечтает...Она грустно улыбнулась и не стала возражать....
Однажды Гена приехал в лабораторию с каким-то делом в конце дня. Эдик в это время самозабвенно проводил какие-то опыты. Вера с Геной сидели в отдельном кабинете и решали какие-то производственные вопросы. Вечерело. В лаборатории они остались втроем. Лаборатория имела отдельный вход, туда никто не мог прийти со стороны. Неожиданно подошел Гена и сказал:
--
Ну что, под дичь будешь?
--
Что буду? - не понял Эдик.
Вера пришла на помощь:
--
День рождения у него сегодня. Мы вот курицу зажарили...
Из сушильного шкафа распространялся заманчивый запах. А на столе оказался графинчик со спиртом...Яблоки и хлеб украшали натюрморт. Яблоки были разложены на круглых листках фильтровальной бумаги, спирт разлит в мерные стаканы чешского стекла. Производственное пиршество началось. Говорил в основном Гена. Спирт под дичь шел хорошо. Все трое раскраснелись. Вера тоже. И тут Эдик все понял. Словно до этого блуждал в темной комнате - и зажегся свет. Он даже зажмурился от боли. Ну конечно! Как можно было это не увидеть? Не услышать по ее интонациям в разговорах с начальником? Не понять по частым совещаниям после окончания работы? Не сообразить, почему она гостила у него на даче? Все, все понял. И стало противно. И больно. Вот оказывается кто эти друзья, о которых она говорила... В одну минуту отношение к Вере изменилось. Он больше не мог быть ее другом. Она это поняла. Самое удивительное, что Гена так ничего и не заметил...
Через некоторое время в лаборатории появилась новая девушка. Ей было двадцать пять, он была моложе Веры, но внешне ей уступала. Света - коренастая кореянка с раскосыми миндалевидными глазами, жесткими прямыми волосами и рябой кожей на широких скулах. Она была немногословна и деловита. После какой-то лабораторной вечеринки Эдик по-дружески пошел ее проводить. Они стояли на остановке, и она слегка прижалась к нему. Наивно Эдик подумал - от холода. Все таки была зима...Но куртка у Светы была расстегнута. Его рука сама скользнула под нее и нашла ее небольшую упругую грудь...
Так просто - он ласкал женскую грудь первый раз в жизни. Через шерстяную кофту и белье ощущения были смазаны, но он был просто поражен. Он передвинул руку ниже - к ее животу. Однако такое продолжение, видимо, не входило в ее планы. Она спрятала лицо на его плече и молчала. Подошел трамвай, который появился словно по заказу - для преодоления неловкости - она легко вспорхнула и убежала. Женщина его соблазняла. Причем недвусмысленно. Но ведь она замужем, у нее дочь... И все-таки это правда, и стоит ждать продолжения.
На следующий день она деловито сказала ему:
--
У тебя скоро день рождения?
--
Да - 31 октября.
--
Ну вот, пригласи меня к себе. Хотелось бы посмотреть, как ты живешь, - она пожала его рукав, а затем погладила по плечу. При этом смотрела прямо в глаза.
--
Конечно, приглашу.
Порывистое объятие - и стремительное убегание.
На день рождения с собой она привела... Веру. В принципе, логично - они ведь вместе работали. День рождения удался на славу. Водка лилась рекой. Все дружно пили, ели, танцевали, пели хором...Света не отходила от Эдика. На ней был розовый бархатный костюм, и в самый разгар вечера она сняла пиджак и осталась в весьма открытой кофточке. Притянув его голову к своим полным губам, она требовательно шепнула:
--
Поцелуй меня в плечо! Я этого хочу.
Эдик был уже достаточно пьян и немедленно выполнил ее просьбу. У всех на глазах. К вечеру гости стали расходиться. Он пошел провожать их на автобус. Света осталась помогать маме. - Сегодня я останусь с тобой.
--
Как?- наверно, вид у него был несколько идиотский.
--
Просто. Позвоню мужу, скажу, что останусь у подруги. Разве ты не рад?
Они остались в комнате одни...Она села рядом на диван. Он неумело стал целовать ее плечо - как раньше на вечере. Одновременно попробовал поцеловать в губы. Как же это все происходит, почти не осознавая, следуя каким-то штампам из кинолент, хаотично думал он. Рукой он стал ласкать ее грудь через бархат платья.
--
Подожди, не торопись... Да, вот так...Ты быстро учишься.
Лишние детали летят на пол.
--
Давай все же ляжем в кровать, - предложила она.
--
Да, я сейчас...
--
А у тебя раньше женщины были?
--
Нет.
--
Вот оно что...Так ты девственник! Может, не нужно?
--
Почему же?
Ответа не последовало. Торопливое желание стать мужчиной. Однако в кино не показывали сам процесс, а в книгах писали что-то типа - и он овладел ею с неистовой страстью...Хорошо, что есть учительница, которая не даст сбиться с нужного курса... Однако силы молодого ученика не иссякают, уже не пугают стоны, но что-то не так. Кульминации достичь не удалось. И он заснул.
Наутро он проснулся рядом с ней. Света уже не спала.
--
Ну что, встаем? - потянулась к одежде она.
--
Нет, подожди... Закрой глаза и ничего не делай.
Она замерла. Эдик медленно стянул с нее одеяло. Она лежала на спине, вытянув руки вдоль и прикрыв глаза. При свете осеннего хмурого утра Гималаев удивленно созерцал ее грудь с коричневыми сосками, впадинку пупка и черные волосы на лобке. Ноги ее были плотно сдвинуты. Так он впервые увидел обнаженную женщину. Рядом с собой.....
Да, у него появилась любовница... Но он не испытывал к ней никаких чувств. Даже дружеских. Через месяц, в декабре, Эдик поехал на Украину на совещание молодых специалистов. И там, слегка абстрагировавшись от обыденной жизни, понял, в чем была его ошибка. Физическая удовлетворенность не может заменить душевную потребность в любви. Когда любишь, непременно хочешь обладать женщиной. Это приз, к которому ты стремишься, но не наоборот. Если этот приз тебе не нужен, а попросту навязан, он не имеет никакой ценности. Любовь... Наверно, он любит Веру.
После поездки он подошел к Вере. Она выслушала его сбивчивые признания в любви с несколько скучающим видом:
- Ну что же...Этого следовало ожидать. Ну, если хочешь...Могу переспать с тобой... Но на большее не рассчитывай.
Такого он не ожидал. Тем не менее, принял к сведению. Пошел ее провожать. По дороге заглянули в кафе. Сначала молчали. Гималаев взял ее руку и стал внимательно изучать. Как ему хотелось, чтобы эта рука провела по его волосам, тонкие, нежные пальцы скользили бы по щекам, а он бы их целовал, целовал... Вместо этого он опять не может ничего из себя выжать. И вдруг какая-то бравада взялась. И он брякнул:
- Ты знаешь, а ведь у меня до недавнего времени вообще не было женщин.
--
И когда же они появились? - равнодушно поинтересовалась она.
--
Ну, помнишь мой день рождения, - не задумываясь, ответил он.
Кружка звякнула о столик. Она задумалась и замерла. Уголки губ опустились, она слегка ссутулилась, сжалась, как будто получила удар по лицу. Взгляд стал совсем холодным. Как у снежной королевы. Да, как у снежной королевы, припомнилось неожиданно Гималаеву. Наверно, так она должна была смотреть на того, у кого еще бьется сердце в груди.
--
Лучше ты бы этого не говорил. Теперь тебе, пожалуй, трудно будет достичь своей цели, - тщательно подбирая слова, выговорила она.
Они вышли из кафе.
--
Дальше не провожай - я доберусь сама, - сказала она.
Диалог быстро прокрутился в голове и он с отчетливостью понял, что все кончено. Что ж ты брякаешь языком, что ни попадя... Надо же быть таким идиотом, эта женщина могла быть с ним, эта невыносимо красивая женщина уходит, презрительно бросив на стол деньги за кофе. Но все еще только начиналось.....
Часть 4. Телефонный роман.
Вера оставила Гималаеву свой домашний телефон. Он позвонил ей перед Новым годом.
--
А хочешь, я расскажу тебе сон?
--
Конечно, давай!
--
Мне приснилось, что мы с тобой вместе. И я целую твои губы.. И ты отвечаешь мне...
--
Ну что же ты замолчал? Я слушаю...
--
Я обнимаю тебя и ты тоже обвиваешь свои тонкие руки вокруг моей шеи... Твои глаза закрыты.. Я глажу твои волосы.. И потом начинаю тебя раздевать....
--
Ты дерзкий мальчишка, - сказала она.
Никогда ни до, ни после этого, Гималаеву не слышалось в голосе женщины столько любви и нежности... Они посмеялись и перевели разговор в шутку. Уже потом звонки стали регулярными. Ее муж увлеченно копался в гараже с машиной, засиживаясь там допоздна. А она садилась за телефон и набирала номер....
В ее день рождения, в январе, Эдик заехал к ней за тортом, который нужно было везти на работу. Но оказалось, что она приболела и не едет на работу. Вместо этого она предложила посидеть с ней и отметить день рождения вдвоем. Конечно, он не мог отказаться....
После выпитой бутылки вина Эдик уже не мог сдержаться и оказался перед ней на коленях. Он обнимал ее, целовал руки, шею, губы... Шептал ей, что мечтал об этом очень давно...Она закрыла глаза и тихо сказала: Что же теперь будет.... Все будет хорошо..., - горячо шептал возбужденный Гималаев в ответ... Но она оказалась мудрее. Телефонные разговоры продолжались. Они проживали в этих разговорах целую жизнь. Мечтали, вспоминали, обсуждали, ссорились и мирились....
Когда она вышла на работу, Гималаев старался все время быть рядом с ней. Это стало для него настоящей манией - ждать, когда все уйдут и они останутся одни. Всего три или четыре раза она оставалась с ним после работы дольше обычного. Многого не позволяла. Дрожащий мальчик и красивая зрелая женщина. Он не задумывался над тем, что она ищет в этих поцелуях украдкой, наверно, ее это увлекало. Снежная королева с засевшим осколком мальчишеского разбитого зеркальца любви...Каждый день Эдик приходил на работу пораньше и клал ей на стол цветы. Или конфеты. Или шоколадку. Или хотя бы пару орешков...Но все кончается. И она сказала, что все кончено. Трогательные отношения с Верой не были тайной для окружающих. В том числе и для Светы, которая была ее сотрудником и работала за соседним столом. Она увидела перемену и решила возобновить отношения. И Гималаев не стал ее отталкивать. Однако мысль о бывшей сопернице не оставляла ее. И она рассказала Вере, что они собираются ехать в Прибалтику. Так она, очевидно, хотела ей отомстить. Но она опоздала. Эдика и раньше не сильно устраивал довольно утилитарный подход замужних женщин по отношению к молодому мужчине. А сейчас захотелось большего. Гармонии в любви? Обыкновенного человеческого счастья? Единственной?
**********************************
В лаборатории появилась тихая и незаметная лаборантка Нина. Одинокая женщина с ребенком. Она жила в коммунальной в центре Ленинграда у Московского вокзала. Все в ее поведении говорило о нежелании привлекать к себе внимание. В отличие от блистательной, самовлюбленной Веры и сексуальной, развратной Светы, она была серой мышкой. Но Эдик уже устал от экзальтированных особ женского пола, к тому же ему надоели их перекрестные взгляды, похожие на взгляды голодных диких кошек. Он просто подошел к Нине и спросил:
--
Ты во сколько дома будешь?
--
К шести.
--
Отлично. У меня поезд в десять.
--
Приходи....
После работы он зашел на Кузнечный рынок и, не торгуясь, купил букет роз. Когда он вошел к ней в комнату и вручил ей букет, она улыбнулась, поцеловала и обняла. Розы поставлены в вазу, тихо, уютно...Так просто начать раздевать женщину, думал Гималаев, просто прийти в дом, где тебя ждали. У Нины была узкая талия, плоский живот, только ноги коротковаты. Но это совершенно не помешало двухчасовой скачке. Затем он уехал в Латвию, а после приезда встречи возобновились.
Часть 5. Семья.
Прошло 3 года, как он регулярно встречался с Ниной. Часто Гималаев ночевал у нее, но никогда более одной ночи подряд не оставался.
--
Я не хочу женить тебя, Эдик...Но ты же понимаешь...Можно и оформить наши отношения.
--
Я подумаю.
После начала реформ ему пришлось как-то приспосабливаться к жизни, сменить работу. Новая работа находилась на другом конце города, а ездить приходилось к 8 часам утра. А Нина жила в центре... Однажды он сказал ей:
--
Я, пожалуй, поживу у тебя. Если ты не возражаешь.
Когда обстоятельства складываются не лучшим образом, сознание ищет оправдания своим поступкам. Потом кажется, что живешь, как во сне. Время летит, все обрастает привычками...Тем временем в коммунальной квартире, где жила Нина, умерла одинокая старушка и освободилась комната. Эта комната была последней в квартире, Нина занимала две другие комнаты. Если бы ей удалось получить эту комнату, она стала бы хозяйкой квартиры. Но для этого ей не хватало состава семьи....
Короче, Гималаев стал перед выбором. Или он женится и становится хозяином этой квартиры, или все пропало и квартира останется коммунальной навсегда. Надо было решаться. Отношения с матерью к тому времени были уже очень охлажденными. Она пила, водила домой своих собутыльников. Однажды, когда он лежал дома больной, она подняла его с постели, просто чтобы похвастаться перед гостями. Он позвонил Нине. Она сказала - Приезжай. Я тебя вылечу....
Уехал да так и остался. Вообще переезд прошел крайне естественно. Больше всех обрадовался сын Славка. Вместе с ним они смонтировали домашний компьютер, подключили его к старенькому черно-белому телевизору, и с упоением играли. Гималаев много занимался с ним арифметикой и немецким, да и просто разговаривал. Очень скоро он стал называть его папой, родного отца он не знал.
И вот настал момент истины. Гималаев собрался с духом и сам начал этот разговор, как и подобает мужчине. Сделал предложение своей уже фактической жене и не сомневался в успехе. Шел 1993 год...Свадьба проходила скромно, но бурно. Гималаев пригласил мать, и только там она познакомилась с его женой. Родственников и друзей было много. Казалось, что жизнь вошла в тихое семейное русло.
Перед свадьбой он встретился с Верой. Она спросила:
--
Ты в курсе, что у вас, скорее всего, не будет детей?
--
Да. Но я буду воспитывать сына и этого мне достаточно...
--
Ты уверен в этом?
--
Я не вижу другого выбора...
--
Ты сам сделал этот выбор...
Что она хотела этим сказать? Неудовлетворенное самолюбие? Женщины с синдромом собаки на сене. Или? Может, все-таки она была не снежной королевой, а заколдованной царевной?
Так что после свадьбы он начал новую жизнь. Расстался с текущими любовницами, решил посвятить себя семье. Вот она, гармония, любящая женщина, ребенок, уютный дом... О любви он не говорил ей никогда. Привычка, желание обрести покой. Секс без любви, ведь он возможен. Гималаев себя чувствовал почти учителем, ведь он подарил Нине не испытываемые ею ранее ощущения оргазма. Это продолжалось два года, но постепенно накал стал спадать. Все проще и формальнее становились ласки. Медленное остывание...
Перед свадьбой Нина намекала, что, возможно, будет ребенок. Ей был 41 год, она была старше на девять лет. Но через два года надежды на это не осталось. Извечная мечта мужчины иметь своего ребенка... Тоска по новому. Гималаева как прорвало. Череда любовниц, новых знакомств, расставаний. Жизнь как во сне. По натуре он был мягкий человек, ему всегда было жалко одиноких женщин. И он им помогал. Даже тем, с кем уже расстался. Но так, чтобы не оставалось надежды. А гармония не наступала. Системный подход иногда губителен для чувствительных натур. Разве я чувствителен, думал он иногда, наблюдая, как Нина медленно раздевается перед сном. Формальные разговоры о Славке, что купить, принести... Его всегда добивали походы по магазинам. И особенно цены на косметику и вечные бабские тряпки. Что такое покупка косметики или тряпки? Лишь приобретение очередной иллюзии, что годы можно скрыть. Что морщины можно разгладить. А удачный покрой сделает стройнее или аппетитнее...Женщины, думающие, что трата денег на них позволяет судить о настоящем к ним отношении. Некуда бежать... И Эдик медлил. Нина молчала. Или точно рассчитывала ходы. Скукотища, рутина, табуреточный уровень отношений... Вечерами он торчал в Интернете и просматривал объявления о знакомствах. В один из вечеров словно споткнулся. С фотографии на него смотрели немыслимой синевы глаза. Вспомнилась Татьяна. Рижская весна. И стандартное определение, что в новом человеке всегда ищут то, что уже когда-то было. Она откликнулась на его письмо.
Часть 6. Настя.
Они встретились на Аничковом мосту. У Насти были длинные пепельные волосы, убранные в простой хвостик. Накрапывал летний дождик, обычное дело в Петербурге.
--
Пива?
--
Давай пива. Градус нужно повышать, а не понижать.
Они притормозили около летнего кафе.
--
Надо заказать воды, простой советской воды, - улыбаясь, сказала она, вытаскивая сигареты.
--
Воды?
--
Ну да, я всегда прошу воды. Реакция бывает интересной. Переспрашивают, какой воды. Ну, сам знаешь. Я люблю смешивать карты и доводить все до абсурда.
--
Настя, а почему ты решила со мной встретиться?
--
Странный вопрос. Я люблю новые знакомства. Интересных людей. Путешествия. Новые пейзажи. Я ведь рисую немного, если ты помнишь. Поэтому многое запоминается только в красках. Ну вот, например, прекрасный натюрморт - янтарное пиво и оливки. Совершенно диссоннирующие цвета. Теплое и холодное. Противоречие. Отрицание. Диалектика.
--
Ты необычная женщина.
--
Всего-то? Это же банальность, Гималаев.
--
Банальности иногда нужны для описания необычного, - и вдруг, как с ним иногда случается, совершенно не по теме, - У тебя безумные глаза.
--
Что же в них безумного?
--
Они смотрят в упор, но как бы мимо, при этом зрачки то расширяются, то сужаются... Ты о чем-то думаешь?
--
А? Ну да, я часто думаю, как ни странно для женщины. Кстати, у тебя фактура очень интересная, быстро меняется выражение лица, интересно было бы попробовать нарисовать портрет... О чем мы?
--
Ты просто фантастическая женщина. Ты мне напоминаешь Маргариту. Правда, у нее были зеленые глаза ведьмы, но взгляд... Наверно, он должен быть именно таким....
--
Еще скажи демонический. Так можно договориться до неизвестно чего... Собственно, это интересней, чем обычное обольщение. Элемент игры, не находишь?
--
С чего ты взяла, что я собрался тебя обольстить?
--
Месьё, ведь это написано на вашей руке.
Гималаев удивленно посмотрел на руку.
--
Что написано? Ты ведь не видела мою руку.
--
Я пошутила. Привычка.
Странные диалоги, подумал он, наблюдая за рукой с миндалевидными ногтями. Такая рука должна быть у женщины, склонной к утонченности. Однако утонченность перемешана с цинизмом. Что со мной, непонятно, как себя вести, я ведь не мальчик, мне сорок лет, что же творится такое. Или?
--
А можно мне посмотреть твои картины? Ты их где-нибудь выставляешь?
--
Я ведь рядовая художница. Работаю себе в издательстве, звезд с неба не хватаю...
--
Не прибедняйся... Я знаю, у тебя есть портреты.
--
Мечтаешь взглянуть? Можно отправиться прямо сейчас, но учти, у меня перманентный ремонт. Сам понимаешь, образ жизни почти богемный.
--
Ничего, ничего...
Сейчас я увижу ее богемность. Стоп. Наваждение. Встряхнуться. Или она смеется надо мной? Странное спокойствие на лице. Как будто ей неважно, что произойдет потом. Нет, такую женщину не подчинить. Как в омут затягивает. Только бы она на меня не смотрела в упор, неуютно как-то. Или пусть смотрит бесконечно...
--
Ну вот так я и живу. Практически пустыня.
Обычная хрущевка. В одной комнате гостиная, в другой мастерская. В гостиной глубокие кресла и диван с обивкой оливкового цвета. Несколько книг. Пейзаж, странно не вписывающийся в обстановку в цветовом решении. Кровавые гроздья рябины на снегу. Да, она любит противоречия. Интересно, а картины у нее какие?