Аннотация: Фольклорист Стас Яковлев узнаёт легенду о деревне, брошенной больше сотни лет назад. Якобы все её жители умерли буквально за один день. Чтобы выяснить, где вымысел, а где правда, Стас отправляется на поиски забытого поселения.
Старенький красный ЛиАЗ с белыми полосками на бортах весело шумя двигателем несся по хорошо укатанной грунтовке. В салон автобуса снопами врывались лучи яркого, высоко стоявшего солнца. По обе стороны от дороги тянулись бескрайние непаханые поля. В небе кружились небольшие стайки воробьёв, перелетавшие с места на место. Развернувшаяся картина вызывала у Стаса восторг. И оттого, что он был единственным пассажиром, ему казалось, будто всё это великолепие, вся эта красота и радость жизни проявили себя здесь и сейчас специально для него.
Расположившись у открытой форточки, Стас поставил на сиденье рядом с собой свой набитый до отказа походной рюкзак. Палатка, котелок, консервы, гречка, несколько упаковок соли, сменная одежда, кирзовые сапоги и пять фляжек с водой - не самый оптимальный, а главное очень тяжёлый набор. Тем не менее, не имевший большого опыта туристических походов Стас решил перестраховаться, потому что напарника у него не было, а историй об умерших от жажды и голода туристах-одиночках он в своё время наслушался.
Обычно во время поездки Стас читал книги, но сейчас тщательно изучал самодельную карту местности и пытался разобраться, как отыскать давно брошенную деревню посреди чистого поля. Самодельную потому, что те, которые он раздобыл, были ещё дореволюционные, на руки ему их не выдали, пришлось всё перерисовывать вручную. В своих картографических способностях Стас уверен не был. Да и сомневался, что дореволюционные картографы добросовестно относились к фиксации местонахождения никому неинтересных объектов. Поэтому не возлагал слишком больших надежд на свои поиски, если только местные не помогут.
За любованием природой и попытками запомнить каждый штришок в срисованной им карте, Стас не заметил, как автобус подошёл к конечной остановке, на которой никого кроме двух мальчишек не было. Взгромоздив на себя рюкзак, мужчина направился к выходу, на всякий случай спросил водителя, не знает ли он о брошенной деревне, и, получив отрицательный ответ, вышел из салона на улицу. Мальчишки тут же подскочили к нему. Одному на вид лет шесть, другой постарше, семь-восемь. Оба босые, майки, в которых они были, грязные, с большим количеством заплаток, только одинаковые у обоих шорты выглядели новенькими.
- Здравствуйте, - выпятив грудь вперёд и важно задрав голову, обратился к Стасу старший из ребят, тщательно проговаривая каждое слово. - Простите за беспокойство. Не могли бы вы подсказать, это ЛиАЗ-677 или его новейшая модификациях ЛиАЗ-677Б?
Глаза Стаса округлились, он несколько растерялся от такого неожиданного вопроса. Абсолютный гуманитарий, он ничего не понимал в технике вообще, и в модельном ряду советских автобусов в частности.
- Прости, малыш, я не знаю. Но, - Стас обернулся и смерил скептическим взглядом видавший виды ЛиАЗ, - могу тебя заверить, что это никак не новейшая модификация.
- Вот! - мальчишка перевёл взгляд на своего младшего компаньона, деловито уперев руки в бока. - А ты со мной спорил.
- Ты же видел фотографию, этот такой же! - решил не уступать младший. Старший принялся что-то тому втолковывать, но Стас их уже не слушал, перешёл через дорогу и направился на поиски местной администрации, разглядывая сельские дома - старые, деревянные, потемневшие от времени и невзгод. По дороге изредка попадались местные жители, которые всегда первыми здоровались, но лица их при этом оставались напряжёнными, неприветливыми, а глаза колючими, недоверчивыми.
Эта деревня производила на Стаса гнетущее впечатление: за время жизни в более-менее крупных городах он успел отвыкнуть от картин гнетущей бедности, которые по-прежнему встречались в сельской местности.
Администрации отыскать не удалось, зато он увидел местный магазин, в который и зашёл, любопытства ради. Прилавки полупустые, но почему-то на входе в магазин стояли коробки, полные галош, продававшихся по два с половиной рубля за пару. Ради интереса Стас взял галошу, покрутил в руках, убедился, что товар качественный, решил, что на обратном пути прикупит.
- Вы что-то хотели? - недовольного вида продавщица встала из-за прилавка и посмотрела на нежданного покупателя.
Стас приветливо улыбнулся, но в ответ на полном бесформенном лице отразился лишь скепсис и непонятно чем вызванное презрение.
- Здравствуйте! - несколько растерявшись, поздоровался Стас. Продавщица небрежно кивнула. - Дело в том, что я фольклорист, собираю разные народные истории, и как-то мне довелось слышать о заброшенной деревне в этих местах. Название мне выяснить не удалось, но мне известно, что она недалеко от вашей. Может быть вы знаете того, кто мог бы мне подсказать, как добраться туда?
Продавщица нахмурилась.
- Про деревню ту - Грязевая она называется - все у нас знают. Только вам туда зачем?
- Мне хотелось бы сделать несколько снимков для статьи в газету. Как я вам сказал, я собираю фольклор, а та история, что я слышал, интригующая. Хотелось бы сопроводить её фотографиями, чтобы у читателя был помимо текстового ещё и непосредственный визуальный образ.
Услышав про статью в газету, продавщица заинтересовалась, смягчилась и даже поправила прическу.
- А вы из газеты? - кокетливо спросила она.
- Можно сказать и так. Внештатный корреспондент, - Стас снова улыбнулся, на этот раз продавщица ответила ему тем же.
- Ну если хотите узнать про Грязевую больше, отыщите Клавдию Ильиничну, она у нас самая старая, всё об этих местах знает, - продавщица объяснила, как к ней добраться. - А вы статью когда писать собираетесь?
- Сразу после того, как вернусь в город.
- А что, статья прям в газету?
- Прямо в газету.
- А как газета-то называется?
- Советская этнография, - на ходу сочинил Стас.
- А про нашу деревню расскажете? Про то, как вам здесь помогали хорошие люди?
- Конечно.
- Как интересно, - продавщица опять поправила прическу. - Меня если что, Татьяна Васильевна зовут. Кожухова Татьяна Васильевна. Не забудете?
- Не забуду и обязательно о вас напишу, - Стас с трудом сдержал смешок и, обменявшись с жаждущей славы продавщицей ещё парочкой фраз (она попросила её сфотографировать, и Стас эту просьбу удовлетворил), направился к старушке. Деревня была небольшая и поиски вскоре увенчались успехом. Сгорбившаяся Клавдия Ильинична щипала траву прямо перед своим домом. Заметив Стаса, она выпрямилась, прищурившись на манер плохо видящих людей, с интересом наблюдала за незваным гостем с тяжелым рюкзаком за спиной.
Стас шумно поприветствовал бабушку и изложил ей свою легенду.
- Грязевая? - старушка настороженно посмотрела на собеседника. - Знаю. Места там плохие, мы туда не ходим. И ты не ходи.
- Я в эти суеверия не слишком верю, - соврал Стас.
- А это не суеверия, - резонно ответила Клавдия Ильинична. - Лет десять назад туда мальчишки как-то побежали и пропали. Их когда искать пришли, никто в деревню ту ступить не посмел. Даже милиция приезжала, да испугалась. Окажешь там, сам всё поймёшь.
Стас кивнул, но продолжал настаивать на своём:
- А всё же, как туда попасть?
- Попасть туда несложно - иди на запад и вёрст через пятнадцать набредёшь, если не повезёт. Если повезёт - просто заблудишься и потом сюда вернёшься.
- Может есть какая-то дорога, хотя бы тропинка?
- Нет никаких тропинок и дорог. Туда десятилетиями никто не ходит.
Осознав, что большего от старушки не добиться, Стас поблагодарил её и собирался отправляться в путь, но Клавдия Ильинична остановила его.
- Не ходил бы ты туда, молодой совсем.
Стас ещё раз её поблагодарил за совет, попробовал всучить рубль за беспокойство, но бабушка отказалась брать деньги, после чего распрощался и пошёл своей дорогой.
Другие повстречавшиеся на пути сельчане ничего толком не сказали, подтвердив слова Клавдии Ильиничны о том, что никто в ту деревню давно не ходит, а знают о ней только из местных преданий.
Стасу ничего не оставалось кроме как положиться на удачу и попытаться отыскать Грязевую самостоятельно. Шёл по дороге, пока та не затерялась между высоких стеблей полевых трав и цветов, после достал компас и, ориентируясь по нему, двигался в нужном направлении относительно единственного надежного ориентира - покинутой им деревни. Часто делал привалы, заметив, что встревоженные его присутствием воробьи старались держаться от человека подальше. Забирался на попадавшиеся невысокие холмы и осматривался. Весь истекал потом, но старался пить поменьше воды.
Наконец, спустя три с половиной часа мытарств, увидел, как трава редеет, а впереди маячат давно обгоревшие перекошенные постройки.
Границу деревни обозначила сама природа: зелёная травка резко переходила в чёрную, как угли, землю. Окраинные дома сгорели, оставшиеся от них деревяшки чем-то напоминали кресты на кладбищах. Стас заметил, что среди обломков можно различить человеческие останки. Центр деревни сохранился лучше и, если бы не запустение, можно было бы подумать, что там ещё кто-то живёт. Окна на удивление чистые, с занавесками. Стены светлые сухие, никаких признаков мха, которым обычно обрастали брошенные людьми помещения. Вообще, отличительной особенностью деревни было то, что никакой растительности там не было, кроме деревьев, да и те были сухие, давно умершие. Впрочем, возможно дома выглядели такими потому, что располагались слишком далеко, и явные изъяны разглядеть не удавалось. Следовало подойти ближе, но не получалось.
Стас замер на границе деревни, не решаясь сделать шаг вперёд. Страх сковал мужчину, возникло желание развернуться и бежать прочь. Ничего подобного он никогда не испытывал. От деревни веяло смертью и разложением.
Не сумев справиться с охватившими его чувствами, Стас сделал несколько шагов назад, решил понаблюдать за поведением воробьёв, кружившимися над полем. Вот, одна из птичек отбилась от своей стаи, подлетела к границе деревни и, словно бы огибая невидимую стену, свернула в сторону, не рискуя пролететь над гиблым местом. То же самое повторилось ещё несколько раз - птицы напрочь отказывались пересечь невидимую черту. Стас опустил голову вниз и крепко призадумался.
Рассматривал даже вариант вернуться домой ни с чем, но эта мысль его отчего-то сильно разозлила, он поднял голову, посмотрел вперёд и решительно двинулся к деревне, но, приблизившись, резко остановился, так и не решившись зайти туда. Сердце бешено колотилось, по лбу катились капли пота, страх нарастал, превращаясь в настоящий животный ужас.
"Не сегодня", - подумал Стас, достал фотоаппарат, сделал фотографии с разных ракурсов и, отойдя от деревни почти на километр, разбил свой лагерь в чистом поле. Погода этому благоприятствовала.
Стас не стал разжигать костёр, поужинал консервами и, полюбовавшись степным закатом, который несколько сгладил его впечатления от первой попытки визита в деревню, решил укладываться спать. Перед сном порылся в сборнике сказок, который всегда носил с собой, когда почувствовал, что глаза смыкаются, вышел на улицу справить малую нужду, ещё раз посмотрел на небо, поразился тому, насколько больше звёзд видно здесь, в глуши, без светового загрязнения городов. Океан ярких, искрящихся, образующих сложные фигуры точечек, тянущийся через всё небо млечный путь, чернота бесконечной Вселенной. Даже стало стыдно, что он созерцает всё это великолепие в такой прозаически-неприглядный момент.
Закончив свои дела, Стас ещё раз окинул взглядом небо, ощутил жгучую зависть к советским героям-космонавтам, залез в палатку и меньше чем за минуту провалился в сон. Однако ночь выдалась неспокойной. Крепко спавшего Стаса разбудил отчаянный вопль, разносившийся над степью. Он был настолько громким, что показалось, будто кричали у самой палатки.
Когда с трудом разлепивший глаза Стас выбрался наружу и окунулся в ночную прохладу, понял - звук доносился со стороны деревни. И был далеко не единственным. Крики боли, завывания, звуки неизвестного происхождения буквально заполнили собой всё пространство. Над горизонтом начали подниматься столпы дыма, Стас увидел в степи алые всполохи. Пожар! Брошенная деревня горела!
Что будет, если запылает степь, огонь доберётся и до лагеря Стаса? Не успел он об этом подумать, как ощутил едкий запах дыма, обернулся и увидел, что трава у него за спиной пылает, огонь поднимается до самого неба, языки пламени жадно расползаются во все стороны, стремительно надвигаются к палатке.
Несмотря на сонливость, Стас заподозрил неладное, залез обратно, достал свой нож, выбрался наружу и, воткнув лезвие в землю, очертил вокруг лагеря круг. После этого вернулся в палатку, завязал по́лы на тесемки, заткнул уши и, стараясь игнорировать запахи, громко напевал пионерские песни детства, которые навевали на него воспоминания о лагерях, где их сытно кормили, всегда давали на обед мясо, что для Стаса, чьё детство выпало на войну и голод, было в новинку.
Песни помогли, запах развеялся, а когда рассвело, проспавший ночью не больше трёх часов Стас снова провалился в крепкий сон, который никто уже не потревожил. Проснулся он около двух, был зверски голоден и, съев сразу четыре банки консервов, запил их целой флягой воды, после чего, немного полежав после плотного обеда, сложил мусор на газетку, аккуратно завернул и спрятал в рюкзак.
Затем взял нож, который выручил его ночью и направился в сторону деревни. Да, пришлось пережить неприятный опыт, но теперь Стас знал, что самое страшное, на что оказалась способна деревня - это иллюзии. Круг защитил ночью, тем более защитит и днём.
Однако по мере приближения решительность поубавилась, а когда Стас оказался на злополучной границе, он снова пережил тот же всплеск эмоций, что и вчера. Ноги отказывались слушаться, хотелось бежать прочь, спрятаться, отсидеться, уехать домой и никогда не возвращаться сюда. Снова пот бежит по лбу, пальцы дрожат, зрачки расширились, дыхание участилось. Ступня зависла в воздухе, не подчиняясь своему владельцу.
Стас стоял на месте около двух минут, но пересилить себя удалось. Шаг, ещё один, третий. И вот уже он идёт по деревне. Легче не стало, скорее наоборот, но даже к ужасу привыкаешь.
Казалось, внутри деревни сама атмосфера была другой. Воздух сухой, вязкий. Ни намека на ветер, который всегда гулял по степи. Даже солнечный свет словно бы поблек, в его лучах всё выглядело восковым, ненастоящим. Лишь тени оставались такими же, как и снаружи - резкие, контрастные, обрывистые, не желавшие мириться с присутствием солнца, не терпящие компромиссов между тьмой и светом, добром и злом, жизнью и смертью.
Стас двигался медленно, его майка сделалась насквозь мокрой от пота, лицо и лоб блестели от влаги, дышать приходилось глубоко, чтобы не впасть в панику. Время от времени он останавливался, отдыхал. Ощущение было такое, что он пробежал марафонскую дистанцию, хотя от границы деревни отошел метров на триста.
Между тем сгоревшие в пожаре дома закончились, перед Стасом стояли ладные бревенчатые избы, которые будто бы вчера построили. Если бы он не знал, что в деревне не жили больше пятидесяти лет, то решил бы, что хозяева просто ушли работать в поля или уехали в гости. Время здесь будто бы остановилось. И это не фигуральное выражение. Тление не касалось ни бревен, ни крыш, дорога оставалась всё так же хорошо протоптанной, дворы без единой соринки. Идеальный порядок. Травы вообще не было нигде, лишь чёрная, словно после ливня, земля и никаких признаков жизни.
Не успел Стас об этом подумать, как взгляд его упал на окошко одной из изб. Оттуда прямо на него смотрел отвратительного вида старикашка. Пожелтевшая от отсутствия ухода борода, выпяченная вперёд нижняя челюсть, кожа бледная, жирная, лоснящаяся, лоб нахмуренный, широкий, нос стервятника, а взгляд... Во взгляде выцветших глаз ненависть и зависть, плохо объяснимые и оттого ещё более страшные. Сам старик оставался недвижим, замер и не сводил глаз со Стаса.
Если к атмосфере деревни можно было привыкнуть, то неожиданное появление жителя, которого здесь просто не могло быть, разорвало тонкий канатик, удерживавший Стаса от падения в бездну собственной паники. Он развернулся и, не издав ни звука, побежал прочь. С каждым шагом становилось легче, а когда он пересёк границу деревни в него будто бы снова влилась жизнь. Он глубоко задышал, жадно глотая воздух, вытер пот и, не оглядываясь, пошёл прочь, добрался до лагеря, выпил целую флягу воды и завалился в палатку спать, так как сил ни на что не оставалось.
Проснулся на закате. Обдумав пережитое в деревне, решил понаблюдать за ней со стороны. Стас допускал, что ему просто показалось, он принял за лицо что-то, лицом не являвшееся. Может фотографию приклеили на окно? Так не было никаких фотографий, когда деревню покинули!
Поскольку ни одного разумного предположения у Стаса не было, он заключил, что если в деревне кто-то и жил, то обязательно объявится днём или ночью. Поэтому собрав свои вещи и убрав палатку, он переместился поближе к деревне, разбил новый лагерь на пригорке, откуда деревня просматривалась лучше всего и начал наблюдать. Дело это оказалось на удивление скучным, на Стаса напала зевота, его клонило в сон. Приходилось вставать на ноги, расхаживать из стороны в сторону, гонять кровь по венам, после чего, немного взбодрившись и ненадолго отогнав сонливость, он снова ложился на сырую землю и разглядывал безжизненные улицы деревни.
"Показалось", - пронеслось в голове у Стаса за несколько мгновений до того, как он проиграл в неравной борьбе со сном и сомкнул свои глаза. Впрочем, как и вчера, эта ночь не принесла отдохновения, а пробуждения оказалось внезапным и пугающим.
Стас подскочил среди ночи и осознал, что кричал во сне. Сердце бешено колотилось в груди, всё тело покрылось холодным потом, в висках стучало. Он был напуган, но чем? Тишиной, но не обычной ночной тишиной, которая и не тишина вовсе, потому что слышен и шелест травы, и стрёкот сверчков, и уханье совы. Нет, то было полное отсутствие звука. Тишина, которая бывает только в склепе.
Стас заметил, что кто-то идёт к его лагерю, но не со стороны деревни, а из степи, с запада. Женщина в длинном белом платье с красивыми черными волосами, ниспадавшими до пояса, медленно перемещалась по траве. Движения её напоминали полёт. В одной руке она сжимала белые, словно бы восковые цветы, напоминавшие ландыши, в другой - косу с узким длинным лезвием. Их со Стасом разделяло от силы три-четыре метра. Незнакомка не сводила с мужчины взгляда своих бездонных чёрных глаз, а её бледное, строгое и в своей строгости красивое лицо выражало заинтересованность.
Стас понял, что ничего хорошего эта встреча ему не сулит, встал на ноги и бросился к себе в палатку, завязал по́лы на тесемки, отыскал нож и начертил на земле вокруг себя маленький круг. Ну насколько же глупым нужно было быть, чтобы не сделать этого заблаговременно по границе лагеря?!
Между тем незнакомка бесшумно подобралась к палатке, прикоснулась к крыше палатки и ядовито-мягким голосом спросила:
- Спишь ли, хозяин, или богу молишься?
Фраза показалась Стасу знакомой. Он что-то читал про это, знал, как нужно правильно отвечать.
- Богу молюсь, - выдавил он из себя. Язык заплетался, слова прозвучали так, будто их произносил заика, но снаружи стало тихо. Привычно тихо.
Набравшись смелости, Стас развязал тесёмки и выглянул наружу - никого. Перепуганный, он быстро стал собираться, но, когда дело дошло до палатки, понял, что возвращаться ночью через степь - несусветная глупость, поэтому лучше дождаться рассвета. И хоть поначалу ему казалось, что после случившегося он не уснёт, сон в очередной раз доказал, что он сильнее самого яркого переживания.
Стас снова проснулся пополудни. Не стал завтракать, старался не смотреть в сторону деревни, собрал все вещи, оставил одну флягу, взвалил рюкзак на спину сделал было шаг в противоположную деревню сторону, но застыл на месте. Если уйдёт, уже никогда не вернётся и не выяснит, что здесь вообще творится. Вспомнил о причинах, которые заставили его сюда приехать. Ощутил слабый приступ любопытства, который несколько сгладил ужас от полуночной встречи и белой женщиной. В конце концов сбросил рюкзак с плеч. Решил, что предпримет последнюю попытку. Ночевать здесь сегодня он точно не будет и вернётся обратно. Если выберется из деревни живым.
Достал оставшиеся консервы, разделался с ними, выпил всю воду из фляги, после чего налегке отправился в поселение. На этот раз пересечь границу оказалось легче, да и до дома, в котором он увидел старика, Стас добрался гораздо быстрее. Оказавшись там, он посмотрел в окно - дед всё ещё на месте, всё с тем же выражением лица. Нехорошие подозрения закрались в душу Стаса.
Он вошёл в дом, поразился тому, что пыли почти не было, полы выглядели так, будто их только-только подмели, миновал прихожую и увидел сидевшего в коридоре на стульчике старика.
- Дедушка, - окликнул его Стас, уже зная, что застывший подобно статуе дед давно мёртв.
Стас подошёл поближе, осмотрел мертвеца. Ни единого признака тления, его как будто забальзамировали лучшие специалисты на планете. В одиннадцатом классе Стаса с одноклассниками возили в Москву и обязательным пунктом в культурной программе было посещение мавзолея. Так вот Ленин выглядел гораздо хуже этого старика.
Стас прикоснулся к мертвецу, с удивлением обнаружил, что кожа мягкая, только холодная.
- Что за дьявольщина, - пробормотал Стас, покидая дом.
По крайней мере теперь он знал, что в деревне не осталось ни одной живой души. Вот только местные мертвецы почему-то были неотличимы от живых. Стас смелее стал обходить уцелевшие дома, а нарастающее в душе беспокойство игнорировал. Вскоре он добрался до центра деревни: дорога сделалась шире, превращаясь в подобие площади, у её края стояло высокое просторное каменное здание с широкими окнами. Неподалеку колодец. Больше всего это походило на гостиничный дом, но кому в голове придёт строить его в такой глухомани?
Между тем, тревога нарастала, сердце, и до того стучавшее чаще обычного, снова заколотилось, как у границы деревни. Стас стал глубоко дышать, чтобы успокоиться вспомнил об игре "холодно-горячо", заключив, что именно в неё он сейчас и играл, только вместо человека сигналы ему подавал собственный организм. Внутри каменного строения точно что-то было. Справившись - насколько это вообще было возможно в таких обстоятельствах - с волнением, Стас вошёл в здание.
Просторная комната с большим количеством столов, на которых разбросаны книги, и множеством дверей, ведущих в смежные помещения. В углу на полу полулежа застыл мертвец с раскрытой старинной книгой. Покойник нетленный, на момент смерти был молодым, с густой шевелюрой и редкой щетиной. Глаза несчастного закрыты, но пальцы рук впились в корешок книги, будто приклеились.
Стас наклонился и попытался прочитать написанный на страницах текст. Язык похож на древнерусский, но смысл уловить не удавалось. Стас потянулся, чтобы взять книгу и заметил, что глаза мертвеца внезапно открылись, а изо рта раздался невнятный хрипящий звук.
Стас испугался, сделал шаг назад - мертвец тут же замер на месте. Книга, всё дело было в ней! Поэтому мертвецы стали нетленными, поэтому здесь не росла трава, поэтому даже птицы боялись летать над деревней. Владелец книги прочитал в ней что-то такое, что мгновенно убило деревню и наложило на неё проклятие. Неслучайно старик выглядел застыл у окна, возможно, лишь в своё последнее мгновение осознал, что умирает и лицо его исказила мука, которую Стас принял за ненависть.
В очередной раз поборов желание броситься прочь из поселения, Стас внимательно посмотрел на книгу, повернулся и оценил расстояние до двери. Даже если мертвец вскочит, когда Стас выхватит её из его окоченевших пальцев, то не успеет догнать.
В последний раз нарисовав перед мысленным взором образ себя, уезжающего домой ни с чем, Стас решился. Быстро шагнул вперёд, наклонился, стараясь не смотреть на мертвеца, ухватил книгу, но даже дернуть не успел, как рука покойника впилась в его запястье мертвой хваткой.
Стас завопил, не выпуская книгу, упал на спину и, стараясь высвободить руки, пнул покойника обеими ногами. Ни за что не вышло бы разжать его пальцы, но благодаря поту, который как и в прошлые разы покрывал всё тело Стаса, кисти покойника соскользнули, выбили книгу из рук Стаса, а сам мертвец не удержался на ногах и тоже повалился на спину.
Воспользовавшись заминкой, Стас схватил книгу и бросился прочь и помещения, выбежал на улицу и увидел, что повсюду из земли появляются руки: детей и взрослых, старых и молодых. Двери домов распахиваются, в них появляются непогребённые жители. Мертвецы просыпались!
- Верни! - истошный рёв раздаётся за спиной Стаса. Покойник, у которого он забрал книгу, уже гонится за ним, тянет свои длинные бледные руки, безумно вращает в миг налившимися кровью глазами.
А с другого конца деревни бегут мальчишки, одетые по-современному. Так вот, что с ними приключилось, вот почему их так и не нашли!
Охваченный ужасом Стас бросился бежать, осознав, что ещё мгновение промедления, и он присоединится к несчастным. Несся прочь, как ураган, а мертвые вылезали из-под чёрной земли, разбрасывали во все стороны комья, стремились схватить Стаса своими кривыми, идеально гладкими руками. Когда он почти достиг границы деревни, за ним гналось по меньшей мере два десятка мертвецов, а прямо посреди дороги по пояс вылезло ещё трое. Раскрыв беззубые рты, напоминавшие погребальные ямы, они без устали орали "Верни!". Пробежать мимо не получится, поэтому Стас свернул с дороги на чернозём, почувствовал, что почва мягкая, влажная, ощутил, как ноги его тяжелеют, как комки липнут к подошве, осознал, что самый шустрый из покойников уже тянет руку к его плечу, вот-вот вцепиться своей мертвецкой хваткой и уже никогда не выпустит, оставит Стаса здесь, в этой брошенной деревни, которую не посмеет посетить ни один живой, навсегда!
Картина эта так ужасает его, что Стас начинает орать, крик придаёт ему сил, он быстрее переставляет ноги, понимает, что уже бежит по траве, шум погони стихает, что-то позади него меняется, но обернуться он осмелился, только пробежав добрые четыре сотни метров.
Покойники повалились у границы деревни, не смея её переступить. Как Стас боялся входить во владения мертвых, так и они не посмели потревожить своей поступью владения живых. Образуется настоящий клубок тел. Руки, ноги, головы, туловища переплетаются, образую нечто нелепое и в то же время пугающее. Как если бы Виктор Франкенштейн собирал не человека, и чудовище, состоящее из десятков тел.
Но спустя какое-то время клубок распутывается. Мертвецы расползаются в стороны, возвращаются на свои места, как кроты закапываются в свои норы. Завороженный зрелищем Стас наблюдает за процессом до самого конца. Когда никого не остаётся на улице, деревня снова напоминает безжизненный покинутый склеп. Только после этого Стас отводит свой взор в сторону и смотрит на книгу, которой он завладел. Видно, что она очень старая, но страницы даже не пожелтели, и бумага, и обложка в отличном состоянии. Вероятно, на неё наложены те же чары, что и на мертвецов в деревне.
Пролистав страницы, посмотрев жуткие иллюстрации, коими книга изобиловала, Стас закрыл её вернулся к месту, где оставил рюкзак, закинул его за спину и пошёл прочь. Домой он возвращался не с пустыми руками, а став обладателем вещи, ради которой мертвые покинули свои могилы. О галошах, которые собирался купить на обратном пути, Стас совсем позабыл.