Весна 
   Золотого идола - в сосновый гамак!
   Облака запираются на холм.
   Хлопнула еловая дверь - тумак!
   И попятилась зима тупиком.

   А с отрогов холма начинался овраг.
   Плавился прямиком в лазурь.
   И не идол, ни леший, ни валет - дурак
   Пас на солнцепёке козу.

   А какого древнего грома Спас
   Иль нагайки щепоть в носу
   В колокольчики щёлок козьих глаз
   Щёлкали ручья стрекозу?

   Словно ручкой дверной начинали вертеть
   Языком-гамаком. В замке
   Ключику амбарному голодать, галдеть -
   Страдать дураку налегке.

   Толи кровью степной, толи шкурой лесной
   С дудочкой, с котомкой, с молоком
   За амбаром дышал, за душой весной
   Не узнал никого - не знаком!
   19.02.02г


            *** 
   Подражатель, что жужжишь?
   Жизнью стёклышко дрожишь?

   Словно девушка вывела бровь!
   Выпукла стекольная кровь!

   Словно жук в партере семенит,
   Стёклышко зернистое звенит.

   В топке испытательной ночи -
   Обжигались образы в печи.

   Отожжётся чёрная душа -
   И поёт на кончике ножа.
   20.02.02г.


            *** 
   Угостит кофейком - я выпью
   Угостит кипятком - я крякну
   Коммунальный век - я привыкну -
   Ты с плеча, да об скатерть брякнут.

   Ровные круги под глазами -
   От кофейничка свежий, липкий -
   Прикипевшими голосами
   Золотистые брызжут сливки.

   Как в поэзию крокодилом,
   Или в прозу хорошей кассой
   Тебе счастьица прикатило -
   Я сосед твой, моя зараза!
   20.02.02г.


         Зарисовка
   Пейзажик городской халтуры:
   Где куры-гриль, где квадратуры
   По расписанию метро,
   Иль электрички из Шатуры.
   Льстит воздух зеркалу Дега
   (Бог язычком ласкает струны)
   Вызванивается дуга
   Изгибом балерины юной.

   И словно шар из лототрона
   Выкатывает меня
   С улыбкой дня,
   В начало дня,
   С любовью бежевого фона,
   По ходу суток марафона.


          Омут
                    после прочтения
                    "До переката разлилась река..."
                                 А. Макаров
   На пузе сидя, с дрожью жабы,
   С глазами статуи Зураба,
   Как муху, пруд-языковед
   Мохнатых тучек на обед

   Высматривал и ждал, дыша
   (как подготовленная дама).
   А тучки с ленью Мандельштама
   По-петербургски, чуть брюзжа,

   По-петербургски севши в яму
   Гудели, крылышки распяв.
   Пока колокола небес
   Их, словно музыка Рубцова,
   Не загоняли в крестик рамы,
   Вдогонку ветром наподдав.

   В глубинах дулся донный бес.
   И в ротик с мушкой (образцово)
   Пруд чмокал - омут в небо лез -
   Коровка божья быстрословя,
   Взмывала с василька небес
   По-пастернаковски лилово.

   Овала замирало веко,
   И только хитрый человек
   Построил мельницу-запруду.
   26.02.02г.


                *** 
                       Ире Ч.
   Ставит ногу на ступень лавины,
   Грохот поднимается на лифте.
   А в глазах сиамские павлины,
   И немного горечи с финифтью.

   Горы грохот взгляда пробивает,
   Середину сердца золотую.
   Роковая, алая кривая,
   Полководцу жизнью салютует.

   Я добавлю в миску акварели,
   И на табурет поставлю ноги -
   Часовой на башни цитадели
   Смотрит на волнистые отроги.
   27.02.02г.



              Дождь
                         Ире Ч.
   Неискушённый клювик просит,
   Засматривается тянуче,
   Бьёт точкой на конце вопроса,
   И расплывается, плакучий.

   И горлом красным и охриплым
   Желает доктору добра.
   И вот уже цифирь прилипла
   На мокром плащике утра.
   27.02.02г.


                Цирцея
                             Ире Ч.
   Беспечная, с глубокими глазами,
   Я расскажу Цирцее о тебе.
   Скажи, как мог к тебе я прикипеть,
   Как пена к скалам белыми узлами?

   Ты поведи меня, как тенью чёрный камень,
   Ты поведи, как вереск облаками,
   Отчётливо перевернусь на бок
   Наброском ветра, сумерек за борт

   Холодных, уходящих за холмы.
   Непозволяющих, как палочка - секира.
   Ах, ты - Цирцея! Гибкая Багира,
   Ещё корабль идёт - и плавают умы

   В эфире. Узы, узница Цирцея,
   Тирренский терем, где твой остров, Эя?
   27.02.02г


             ***
                        Ире Ч.
   ...ещё дрожит и прыгает рука,
   Но мимо серых улиц и домов серьёзных
   Сиреневая пронеслась пурга
   спит свет в окне - соседи снова постны
   А мне под майкой високосной
   видны полухолмы весны и сосны...
   27.02.02г.



            Палочки
                     Вите
   Что-то в них нервное,
   задышанное,
   неперживаемое.
   Что-то так просто непреходящее. Неуходящее.
   Если подумать, щемящее.
   Настоящее?
   Тоска такая ноющая.
   А только можно так сесть и не скулить,
   так подвывая потихоньку, полегоньку
   выглядывая на улицу, вслед, потихоньку,
   уходящем вечером поезду пешеходов,
   веером размешивая слёзки, ладошки чмокая,
   покусывая, как погремушку, а всё мало...
   Тоска, тоска, та ещё.
   Тающая.
   Толи,
   ранящая?
   Гармошкой веер и кажется сутками, тянущимися, как поцелуи
   губками
   искусственной кости.
   С животными и цветами,
   и берегами
   раздумий.
   Домами по берегам
   за домами мумии
   Заумий.
   И ниточкой философского я.
   На закате.
   Забалуешь?
   выстукивай веером танец Чикаты.
   Чиката - жена адвоката
   адвокат рогоносец.
   О чём его спросишь?
   о чём не спроси - разговор об оленях.
   Пельменях и прочей осёдлости жизни.
   А веер колышется временем лести
   где вместе
   любовь и разлука -
   клюка и рука
   пешеходы пропали
   следы о шагах их ещё лопотали
   как песенка детства
   и песенка жести на трубах и крышах,
   Пыжась ершилась
   как трубка в руках капитана
   поведала странствий дымок
   стародавних.
   и дым не разбило о камни, а в бредне на небо
   как рыбу старик, в бело-тканой
   рубахе, тащил заскорузлый буксир
   подорожья
   дома, машинально
   как струйку воды из под крана,
   фантазию мысли и сил,
   как мечту о Борнео.
   стучали холодные крылышки-тени
   перо голубиное к лапке прижалось
   и палочки те, ими ели, скрещались
   дымком, как пером очертанье терпений
   прижало к воздушному боку пищали
   отстреленной пуговке эля,
   того, что во тьме поглощали, когда ещё солнце не знало печали
   28.02.02г.



            Рефлексия 
   Вот ночь, на столе пепси-кола и томик
   стихов Мандельштама и в памяти - яма,
   тропик на дне, в глубине восхищения миром.
   Вот мысль, почему же, как краб?
   Умильно, - но мысль, как и краб и корабль
   одна в общежитии моря, в утробе
   кайфует под грудой салата сердечных лиан.
   Неподдельна и рада, и ладно - необъезженных стран
   ей не надо. Под грудой мирского салата
   какофония ада - в себя, на себя, о себе - сколько яда.
   Какое шипение дюн. Такое, как будто бы юн
   старик, чей песок хранит побережье в сосуде
   соседних времён - племён, соплеменников
   века - где пятки твоей на песке отпечаток -
   висок ненадёжного бега от берега к вере.
   Что вера? - початок, ворующий всё за сезон:
   человека, жару, возраженье полёта, дрожь правды,
   фасон и фасад сокровений:
   вот - вера. А если торнадо -
   сезон, не сезон -два раза в году созревают посадки,
   любовь ни причём - пересадкой
   любовь не привьёшь - два раза в году созревают посадки.

   Так что же? Рефлексия силы -
   Вот ночь, а утром, ты знаешь, на синем
   Сидел за столом этот ветер.
   И донышком кружки - планетой,
   как будто кукушка о ветви пустышкой дупла
   выстукивал песенку Леты.
   Пока этот стук не упал
   за ветхость завета - заметь: замирал
   и пропал. Как приснился.
   Как сладкие лица.
   Но реки тех звуков, тех лиц -
   это птицы.
   Ручейки этих птиц - тропический ливень,
   Вот скатерть и липка.
   Но мне не противен
   И вид, и подливка
   огня, не противна прививка.
   Латентная форма любви
   не претит. А кто запретит?
   Как ветер стучал
   эмалевой кружкой,
   и я заскучал о подружке.
   А ветер стучать перестал,
   устал.
   А может, в Саргассовом море металл
   Его голоса медною пушкой
   До краба достал.
   Но оба молчат под подушкой.
   Вот ночь. И второй замолчал.
   Не знаю, кто первый из них одичал,
   в сон. Спать. - Будь им пусто! -
   В начало начал.
   01.03.02г.


               ***
   Шельмец. Цивилизованный дичок -
   Загорский храм.
   И в электричке по ногам
   Мне тянет срам.
   Дверей друг в дружку кулачок,
   И чок с попутчиком-леском
   За Сергиев Посад,
   За га зимы, за белый гам.
   Мне в горле лет застрявший ком
   В Москву не прописать.
   2.03.02г.


              Качель
                         После прочтения
                            Костиного "Волчонка"
   Качель, над лесом, полем, королём -
   над ветром, на огромном троне
   На терракотовом флаконе горячего дыхания
   на крестике гармоник, на елями, над изныванием
   по юле, по волчице, тролю
   по сладости ключицы, ключевой
   вопрос
   то вверх, то вниз под мухой под контролем
   смычка дорог и палевых симфоний ручейков
   дощечка с камешком смешков
   Когда и тень смешок
   а птица лени, всего лишь клювик заблуждений - то вверх, то вниз
   Каприз
   Но ты среди лесов, и баба-ель ворона и мешок
   дощечки - жизни корешок,
   подбрасывает на вершок от робости, от удивления
   а всё же я верчусь волчком
   И терракотовым скачком
   я прикреплён на марсе, в липкой ваксе шишек,
   я вижу дым, я вижу данность книжек и несказанность тем
   и с тем
   меня трясёт, внезапный блиц
   и треугольно ниц в мешок под ель под хвои канитель
   и там, на корточках корней
   считаю фей и в терракотовом флаконе в настенке странностей в настойке дней к июлю первый эль
   (так рано первый гриб?)
   пробьётся под качель
   где кружится волчком
   метель семантики вещей
   ионика симфоний
   и этот тип, ну тот,
   которого взашей
   давно пора прогнать
   который из движений знает только гать
   лазурных заблуждений
   и кружится юлой, скулой
   толкаясь от качели
   лени и хулы стихов.
   03.03.02г.

            ***
   Чума коротких встреч.
   Без лишних слов, без ничего -
   Прямая речь.
   Как правда - кокон шелкопряда,
   Где практику ещё извлечь -
   Она и он - плохой порядок
   Для плановых предтеч.
   Она и он, как ну и ну.
   Когда испуг, уже не возглас
   Удивленья пред рельсами ушедшими на юг,
   А сцепка рук живого паровоза,
   Зависшего над вишенкой - каюк!
   Над вишенкой поэта? - Нет, и нет.
   Поэт не вишня. Винегрет.
   А вишня - это сладкий бред
   Самодостаточности лет - когда бродить
   Не значит: скиснуть - а каблучки походки втиснуть
   В кабриолет любви.
   Кто втиснулся - плыви.
   И по ухабам сласти
   Страстью -
   Курвиметром веди.
   Вид,
   Как райского болвана из ведра
   Очухали - отпискою пера.
   - Не нужен. Гол. Уволить. Тчк.
   Вторпредуполномзама Гад
   Конгломерата "Ад".
   За перевыполнение страданий
   В пылу несбывшихся свиданий.
   Уволен, слава богу - жив.
   Смешно воскреснуть
   Нитью в коконе судьбы
   Всего... за лирику ходьбы!
   Не зря по шёлку отмерять пути
   Придумали арабы.
   (Они посредники путей, как сердце - вол арбы людей)
   В отрезе шёлка десять фунтов лжи.
   Но как бы не были скупы
   Шуты и короли - кромсают шёлк ножи.
   Всё видит бог!
   Но, кажется и он не смог.
   И прикупил полнеба за гроши
   Души, того кто выдумал ножи.
   Кромсать и резать -
   Привилегия поэта.
   Такая у поэта креза -
   Апологет души.

   Но креза крезой - рад,
   Не цезарь и не Бог:
   Мгновенно одинок,
   Как зреющий на солнце виноград.
   5.02.02г.



               Восьмое марта
   Восьмое марта, день - завязочка на бале маскараде,
   Что говорят глаза, но не глаза, а линии в тетради -
   Хореография души - стеклянная завязочка души.
   За маской ночи, маска дня - вселенной камыши,

   Где нос рыбацкой лодки, в заломленной березняка пилотке
   Уткнулся в берег, где (где-нибудь под Тверью) кроме лодки
   Весна, удящая в проводку, на берегу реки, река и эхо одногодки.
   Нагая и одетая в нагое, вы видели когда-нибудь такое?

   Поневоле, окликнешь куст, эй, слышишь, Эй. Крепыш,
   Кто эти феи, эти Пелагеи и тот пегас, что охраняет девушек, на вкус
   Я думаю, барбос, вот чёрный нос и весь по масти очень даже прост.
   Но что же ты молчишь? И что скрываешь, что не говоришь?

   Вразвалочку, смотря в пол-оборота, обняв бурдюк с вином,
   С огромным, облаком шершавым бурдюком,
   Ответит, это Эры, переливающие эрос, губительницы снов, родительницы
   Пены, плена ртов, и крякнув, двинется в таверну за бугром
   Сырых снегов, угрюмым мужиком, на треть опустошив бутыль. Бегом
   В обнимку с берегом, с бугром его обгонит дух, весенний самогон
   Троп, горок, голубых ложбин, таёжный гражданин умов. Там он найдёт и кров,
   И разговор и может, сильных игроков, которые скитаются по свету
   Обыгрывая в карты дураков.

   ...и больше не спросить. Нагие в масках, что слова, что лица по
   линям - весёлые девицы, по возрасту, и даже куст уполз...
   Но что это? - завистливые трели, и что это? - прозрачные свирели
   И даже ели, бросив материться, хотят дурачиться и с ними веселиться.

   И пёс у ног и больше не лежит, дрожит воздушной пастью побережья
   И валится под ноги фей валежник, как страстный размягчённый флибустьер,
   И кавалер снегов апрель
   (Он даже старых дам-сударынь всегда зовёт: моя капель)
   и старый циник март - невежда (он ничего не греет даром -
   за подснежник)
   Им рады - рады им. Всё снова вместе, все растворяются в питье
   (Так спай металла в каком то литьевом нытье,
   Температурит под эффект Пельтье)
   Уже прошедшего, как есть, свой путь, с полнеба бурдюком под мышкой,
   Для развлеченья фей, насмешек, подставившего спину
   И как поэт, и как его подставившая книжка,
   (когда сказать уже не в силах
   а только в рот смотреть мальчишке
   его не ставящего в грош, поскольку сердце на носилках
   в поход не поведёшь)
   Загадкой день обвит и к щёлкам фраз подвинут.



                 Ручей
   Коротко изгибаясь, волосатой ручищей
   Почешет спину, поищет взглядом неторопливым
   Вывеску "парикмахерская", подышит ручьище
   В спину таким же не бритым, не чищенным таким же детинам
   В грязных ботфортах загадочных линий,
   Телеграфа, скромного, как Тарквиний;
   испачканных пятиалтынным полуднем,
   Глиной, расцвеченной говорильни белого дня белодумья
   Полярного года, его полоумьем, куда ему двигаться?
   Если закрыты двери лесов, ставни холмов, если
   Сопки и те на засов? Если как птица, дремучестью опериться
   Можно рукою махнуть брадобрею, что ж человек - подобреешь?
   Только между лопаток, там куда ум, куда разумом падок, если любил дорогую прохладу
   Разумом, потому что душою - правда, смешно - падаешь в радугу.
   В радугу сине-зелёную - патоку ножниц цирюльни полярного круга.
   В усики друга падает прядь золотого недуга, брешь и брей
   Полукругом полярного круга. Дышит детина грубей.
   Он не пойдёт в говорильню залива, он голубей шерстяною малиной
   Впрыснет в ладошку наивных приливов, он одинокость морей
   Скормит как хлебные крошки полей, засохших с дорожки,
   Ссыпавшихся понемножку на юг, на восток, голубиной повинной
   Он отмечает досуг. Вот, не пойдёт, потому что живёт вечно лохматым наивным.
   И в бородатости строг, только немного похож на замок, молча привык
   Скобы загнуть, разгибая заваленный путь человеком активным,
   Он не торопится, он не таких избегал закавык -
   В царской забывчивости, декоративной, дивной, как
   Самый высокий каблук самой просторной любви - примитивной.
   Больше похожей на радость коряг, словно угрей, как губа - половинных,
   Выползших из-под платья детины. Не целовавшего небо с ухода
   Океанского теплохода - это дела прошлогоднего рода, в гору от берега
   Смотрит детина, это запаздывающая картина,
   Это его окончательный выбор - бриться не будет,
   Главное, этого не забудет, как он сошёл с теплохода погоды
   С белой котомкой восхода
   Теплопроводного, словно забота
   Той, до которой дела ему никогда никакого
   Что ему тело? Всегда бестолкова
   Слава сырой говорильни живого
   Слова, пыльного мела - словно любви захотелось.
   Что может слово, что если б как вечность слово задело.
   Вот и уходит, сказав брадобрею
   Бреешь и брей - подобреешь
   Может быть завтра, через неделю
   Видишь, рябиновки полетели, это лучи - заполярные утра
   Ну, я пошёл, ты не бойся. Как будто...


               ***
                 Ире, Сашке, Стасу
   Дом, трамвай, чем я их удивлю? Чем
   Скажите, - ласковым: люблю? Бодрым,
   Сильным, человеческим, животным?
   Первым? Или тем, что в это время ем...

   В это время мартовского сна. Шар
   И без меня всё нужное узнал.
   Так зачем ему в просторный кинозал,
   Где его в длину экран изображал?

   Незачем. И "непременно будь" -
   Слышу я в прощании дождя.
   Ладно, дождь, раз этим удивлять...
   Буду, буду, буду как-нибудь.
   10.03.02г.



                 Сгоревшая скрипка
   Сгоревшая скрипка. Ещё чудаку за стекло показать
   поставят её. Но больно неловко играть на такой,
   как неловко играть океану на флейте экстаза
   кессонной болезни, за толстым стеклом батискафа
   Какая сырая печаль - этот чай.
   Сказать: отвечай, всё равно, что сказать: ты - зараза.
   Бронирован бог. И его океан-осьминог не любит напрасно.
   Хотя как любить, за толстенным стеклом атмосферу
   Разломанной скрипки, чего же нелепей? Опасно
   Играть на стекле? Орфоэпию лет не понять
   Невозможно, не внять, не принять.. осьминожку.
   Какая сырая печаль.
   Играют медузы, немножко скрипачки, обняли разломанный гриф
   Перепачкав прозрачные губы, играют на кубок коралловых губок,
   Наобум, играют, и в параллелепипеде тая
   Сгоревшая скрипка мечтает.
   Этот чай: скажи, не допила.
   Чаинки печальны.
   Лукав батискаф. Но что этот мир разглядит за квартирой,
   За крепкой судьбой?
   Разглядит крокодила?!
   Всего понемножку.
   И ложку, и ножку, и скрипку - эпиграф.
   Насколько балласта хватило.
   Насколько наигран.
   Насколько за шкафом постельным поместится дна океана.
   Сгоревшая скрипка, тебя разглядит посетитель
   Кармана, где рифы и мифы покоятся так, для обмана.
   Но вытянет трос бородач -
   Силач и матрос.
   Нелепый вопрос, панорама, и воздух толмач -
   Все вместе в отверстии мачт...
   И вот не печальная скрипка, весёлая флейта удач
   - вторична причина удач -
   батискаф обхватила
   ушёл посетитель музея
   И только один бородач, и водитель эфира
   (ну да - батискафа)
   в каюте засели
   и пьют на троих с отражением шкафа
   освежающий чай,
   -что видел сегодня?
   Скажи, отвечай.
   -Да ты ведь мазила!
   Как будто бы скрипка сквозила сквозь мутность стакана
   Но я не успел разобрать.
   Ты вытянул рано.

   -Попробуем завтра
   -Давай.



        Восприятие
                          А.М.
   Телесный дух на колченогом табурете,
   Прямя осанку, руки на груди,
   Религиозен, словно набожные дети -
   Туда-сюда, был воскресенно тих.

   В плену осанки застолбивши крестик взгляда -
   Он слышал музыки оборванную гроздь.
   Он весь в качании грудного водопада,
   Застрявшего во взгляде, словно кость.

   И в кухне и кругу реки туманных сплетен
   Он Богом был, и цокал ножкой стул -
   Чудовище толкал, и обо всё на свете
   Стоял за водопадом света ровный гул.

   И так легко короткой ножкою играя -
   Её дух сделал из берёзовых страстей -
   Стул рвался, рвался из-под облачного рая,
   Как рвётся мысль из облака идей.

   А музыка земли искрилась и сверкала,
   Пернатый змей участков и полей
   Взвивался струйкой в небо, дух сильней пугало -
   Дух падал, стул скакал, и телу веселей.
   14.03.02г.