Свет не видывал такой каракатицы, как Анна Семеновна. Это папа сказал, и я ему верю. Папа занимается ихтиофауной, а фамилия соседки - Сепия. Так вот, он утверждает, что по скорости смены окраски Анна Семеновна даже круче настоящих сепий. Мама фыркает и говорит, что его "утверждаю" - как обычно, ерунда, а Анна Семеновна - просто несчастная и не очень умная женщина. "Головоногая", - добавляет папа, и они начинают ржать, будто ненормальные.
В общем, это все ерунда. Зато у Анны Семеновны классная дочка, Катька. Она учится в седьмом и подарила мне свои старые тетрадки, так что я сразу выбился в хорошисты. Если б я был постарше, обязательно бы в нее влюбился, но четыре года - слишком большая разница, поэтому мы просто друзья. Когда мы в ту квартиру въехали, я был еще совсем мелким и не замечал, какая она красавица. Теперь заметил.
Катька ростом выше моего папы, а таких бицепсов, как у нее, я в жизни не видел. Она занимается баскетболом, играет в городской команде. Собственно, вся школа мне завидует, и весь двор, не говоря уже о техникуме за школьным пустырем. Как только парни узнают, что я живу с Сепией в одной коммуналке, сразу начинают уважать и просить познакомить. Это они зря, кстати. Я однажды спросил, не хочет ли Катька поговорить с моим другом, но она засмеялась и сказала, что друг перебьется. Так они и перебиваются. А я, между прочим, иногда ношу ее портфель домой. Когда она после уроков сваливает на тренировку.
В то лето, ближе к августу, папа раздобыл путевки на юг. Я уже два раза был на море с мамой, там здоровско, но через некоторое время становится скучно. Зато в этот раз скучать я не собирался - с нами ехали папа и Катька. Анна Семеновна работает на папиной работе. В смысле, папа защитил диссертацию и занимается своей ихтиофауной, а Сепия сидит в профкоме, а может быть, в отделе кадров и занимается - ну, чем они там занимаются. Ей тоже дали путевку, но она хотела в своей комнате делать ремонт, специально отпуска ждала, и все такое, поэтому с нами отправилась Катька. Тренер ее еле отпустил. К тому же, у соседей там какие-то родственники, тоже Сепии, которых срочно надо было повидать, и передать им посылочку. Папа давился смехом и рычал шепотом: "Они-и повсю-уду...". И показывал хватательные руки, которые бывают у каракатиц. И опять они с мамой принимались ржать на пару. Мы так бесились, что чуть на поезд не опоздали.
Три недели мы жили в доме отдыха, резались в настольный теннис, купались с утра до вечера, валялись на пляже и постоянно валяли дурака. Катька проболталась с нами дней пять и отправилась навещать родственников. А вернулась уже перед самым отъездом. Родители, впрочем, не переживали: папа туда съездил и сказал маме, что с головоногими все нормально, хватательные руки на месте, и вполголоса добавил что-то про гектокотилизацию, но я не понял.
В сентябре я пошел в четвертый класс, а Катька - в восьмой. И у них с Анной Семеновной что-то такое произошло. Отношения испортились. Соседки постоянно скандалили, и я слышал, как Сепия жаловалась кому-то по телефону, что Катька бросила баскетбол. Я не поверил и собирался спросить у самой Катьки, но все было не до этого: папу взяли на работу за границей, и мы собирались на четыре года в Англию, уже в начале лета уезжали. Кроме того, у нас с Катькой появилась настоящая, взрослая тайна.
Сначала Катька попросила меня забирать из почты письма. Я возвращался домой раньше всех и всегда вынимал папины газеты из ящика. Анна Семеновна выписывала "Работницу" и "Здоровье", но иногда ей приходили открытки и письма. Катька сказала, что ей тоже теперь будут письма, но нельзя, чтобы мать их видела. Поэтому я должен проверять, что написано на конверте: если "Сепии А.С.", то оставлять в прихожей под телефоном, где ручка с блокнотом лежат, а если "Сепии К.", то отдавать только ей. Тут я вспомнил, что по выходным почту вытаскивает папа. Катька уставилась на меня, и я чуть не подумал, что она сейчас заревет. И сразу же сказал, что попрошу папу тоже потихоньку отдавать письма ей. Так что, тайна будет моя и папина, а уж папа не подведет.
Письма шли всю осень и зиму, обратного адреса не было, но на штемпеле неизменно стояло "Ялта". Понятно, что Катьке писали те самые головоногие родственники, но непонятно, зачем она скрывала это от Анны Семеновны. Да я и не интересовался. К тому же, обе они постоянно ходили злые и даже не здоровались иногда. Как-то Катька поинтересовалась, не могу ли я спрятать ее письма в нашей комнате. Я сказал, что вряд ли - мама постоянно наводит уборку. Но зато знаю место, где можно спрятать все, что угодно; сам им пользуюсь. Мы пошли на пустырь за школой, и я показал ей свой тайник под бетонными плитами. Письма Катька притащила с собой, в пакете из-под джинсов. У нее было два таких больших мешка с ручками и надписью "Монтана" и нарисованными ногами в розовых туфлях и этих самых джинсах. Я поклялся, что никому никогда не расскажу про письма, иначе пусть мои родители умрут. А она поклялась, что никому никогда не расскажет про мой тайник, иначе пусть она умрет. Это было здоровско.
Весной письма приходить перестали, Катька то и дело подлавливала меня то в школе, то дома и спрашивала. А потом шмыгала на кухне носом или запиралась в ванной с включенным душем. Если б я не знал, какая Катька силачка, я бы подумал, что она там не моется, а ревет. Но писем не было. Да я бы сам ей написал, если б помогло. Но ясно, что это было бы глупо. Я строил планы разбить бутылку из-под шампанского, куда мы складывали десятикопеечные монеты, поехать в Ялту и разобраться с тамошними головоногими, но ясно, что это тоже было бы глупо.
А потом Катька заболела. Наверное, впервые в жизни. Ночью ей стало плохо в ванной, вызвали "Скорую", и ее увезли в больницу. Кажется, прямо в халате. На полу там осталась плохо замытая Катькина кровь, а я чуть не опоздал на годовую контрольную по математике. Она была вторым уроком, а первый как раз отменили, так что я собирался в школу, когда все уже ушли. И еле-еле поднял свой портфель. Вечером я бросил его в общем коридоре, у тумбочки с телефоном, хотя папа сто тыщ раз говорил мне так не поступать. Уроки делать было не надо - какие уроки в конце года? - и я его просто там забыл. В портфеле оказалось что-то довольно увесистое, обмотанное тряпками, завернутое в полотенце и вложенное в мешок "Монтана". Я понял, что это Катькино, и хотел было вытащить и посмотреть, но еще заодно понял, что опаздываю на контрольную, поэтому сунул это "что-то" обратно в портфель и помчался на пустырь, к нашему тайнику.
На математику я еле успел, но контрольную написал нормально. Папа всегда говорил, что я способный. После уроков мы с ребятами сходили в кино, поэтому домой я попал только вечером, а там было такое, что Катька с ее пакетом сразу вылетела у меня из головы. Родители зверски поругались. Папа висел в коридоре на телефоне и, когда я вошел в квартиру, сразу замолчал. Мама плакала в нашей комнате, положив голову на стол. Я посидел немного на кровати и ушел на кухню. Туда доносился папин голос, однако что он говорил, разобрать не получалось. Я подкрался к самой кухонной двери, но у нас длинный коридор - все равно ничего не услышишь толком. Понял лишь отдельные слова: детское место, милиция, таз с водой, ванная, а потом что-то про Англию. Тут из комнаты вышла мама, я отскочил и сделал вид, что смотрю в окно, хотя любому дураку ясно, что в такой темноте ничего во дворе не видно. Только маме, похоже, было не до меня. Она сходила в туалет, потом в ванную, а на кухню даже не заглянула. Я собирался поподслушивать еще чуток, но тут папа положил наконец трубку и позвал меня мыться и спать. Пришлось идти.
На следующий день за мной в школу приехала бабушка, и до конца учебного года я жил у нее. Уже перед самым отлетом в Англию мы с родителями и нашей классной ходили в милицию. Там меня спрашивали про Катьку Сепию: что говорила, что делала, как себя вела, не замечал ли чего. Я не нарушил свою клятву, хотя был момент, когда чуть-чуть заколебался. Женщина в кителе поинтересовалась, не слышал ли я, что в квартире как будто плачет ребенок или, например, котенок мяукает. Мама покраснела, подскочила на стуле и открыла рот, но папа дернул ее за юбку, а я, на всякий случай, тут же захлопнул свой и просто помотал головой.
Мы уехали в Лидс. Папа по-прежнему занимается своими каракатицами, но больше про них не шутит. Мама работает в русской газете и почти не бывает дома. Бабушка обменяла квартиру и живет теперь в райцентре с другой моей бабушкой, которая ее сестра.
Года через два ребята из бывшего моего класса прислали фотку: за школой сделали футбольное поле, общее с техникумом, а на месте нашего с Катькой тайника поставили трибуну. Кстати, про Катьку они еще в первых письмах писали, что Сепия в школу осенью не пришла. Ответ на фотку я, кажется, так и не послал, а потом переписка окончательно заглохла.
В моей школе в Лидсе в баскетбол не играют, а футбольное поле намного лучше. Тайников я больше не устраиваю и с девчонками не дружу. Вырос.