Подарите мне револьвер. Да, обычный револьвер. Такой черненький, и блестящий при блестящий! Как в американских блокбастерах про ковбоев.
Ну, подарите! Ну, вам жалко, что ли! Потому что жизнь, это в основном не интересно. Впрочем, все вокруг пока как то не интересно.
Вот сидеть во всеми забытом парке, под светом не горящего фонаря, это иногда бывает даже интереснее, чем торчать дома.
Вот и сижу...
Жизнь проходит и все тут. В основном мимо. Справа налево и слева на право. Вокруг и около. И хоть бы раз к тебе. Бывает же такое. Вот когда все вокруг стирается и переходит на второй план, твоя жизнь, единственная, и четко различимая, прет на тебя как на буфет. Да так настойчиво прет, что не деться от нее никуда. Сидишь и ждешь, ага, вот наверно как раз сейчас, попрет и задавит. Но, не тут то было. Не прет.
Все бесцветно и однообразно. Алгоритм жизни с каждым днем не меняется и становится обыденным. Грани стираются, движения и мысли упрощаются. Привыкаешь и начинаешь лениться делать что-нибудь глупое. Одни и те же сны, навеянные бледной реальностью. Те же самые слова. И утром нет того чувства что когда то приходило. Того восприятия окружающего мира. Странного и сладкого. Предвкушения, что вот сегодня, именно сегодня, что-нибудь да произойдет. Но все прошло. Однообразие обволакивает как дым от костра. Вот и жизнь не прет. Потому что с каждым вздохом, с каждым движением, приходит чувство бездействия и лени. Неожиданно подкативший энтузиазм гаснет и, падая на диван, уже не хочется ничего. Это время бездействия, когда необходимо действовать. А может быть, в этом действии и кроется тот сладкий мир, который не такой как реальный.
Отстой. Все вокруг полный отстой.
И так довольно продолжительное время. А жизненного опыта скопилось столько, что можно целую библиотеку накатать. Про то и про это.
Опыт конечно штука накопительная. И копится там предпочтительно все. Вот только в этом опыте не слишком много жизни. Ну, той самой. Которая не глупая.
Ну, так вот, не имея ни чего хорошего в своей жизни, кажется, начинаешь, что-то понимать в ней. Стремление и ожидание счастья, придают такое ощущение, что, со временем, все таки, научишься делать нужные выводы. Ведь только среди вереницы неумелых ошибок, можно разглядеть ту грань, по которой скатывается истина. Чем дольше ждешь, тем сильнее ценишь. Вглядываешься, а не показалась ли эта грань. Но потом понимаешь, да, всего лишь показалось. И снова ждешь. А в расточительном ожидании, когда отдаешься потокам текущего времени, в перерывах, тебе в глаза заглядывает счастье. Но ты его не замечаешь. Ходишь мимо него и молчишь, не зная, что с ним делать.
А приходящее изредка счастье, в свою очередь, не пугается твоему слегка потрепанному и запущенному виду. Твоей беспорядочно выстроенной жизни. В которой нет ни чего определенного. Нет ни чего конкретного. Есть только лишь упреки, что надо взяться за ум. Есть свобода, от отточенных веками предрассудков. Которые вбивают тебе в голову изо дня в день. Вбивают, а голова не болит. Болит то она, как раз от вмонтированных в каждую голову, представлениях о жизни. Но ты, как-то, научился от них избавляться. Потому что в голове, обитают сладкие мечты, которые иногда подбираются так близко, что можно потрогать. Вот они то, пока и не дают мозгам киснуть. Потому что, настоящее счастье, нельзя спрогнозировать. Его нужно найти.
Счастье, оно же даже если маленькое, то находиться везде. Ну, если хорошенько присмотреться. Эдакие приятные мелочи жизни. Например, открываешь сахарницу, а там сахар. А не присохшая к краям сахарницы, субстанция в виде безобразных кусков. Которые, даже если сильно захочешь, то не отковыряешь. Хотя, отковыряешь, если тщательно поковырять. Но ковырять, значит, шуметь. А в доме поздний вечер, все уже спят, а тебе захотелось чаю. И конечно обязательно с сахаром.
Можно даже провести расследование. По методу всем известного Шерлока Холмса. То есть, дедуктивным методом. Начать можно с того, что, если тут был сахар, о чем, как сказано выше, свидетельствуют древние наросты сахарной породы, значит, сахар где-то есть, и это уже повод не грустить.
Но возникает вопрос (как поплавок, и качается из стороны в сторону), где он этот сахар храниться, в домашне-промышленных размерах. А находится он естественно, черт знает где. Это всегда так. Кухонный шкаф забит под завязку чем-то предположительно съедобным. Много разных баночек, с противоположными названиями. Стоят в ряд как кегли. Так что, сколько не ищи, найди и попробуй, угадай в какой баночке сахар. Как в казино.
Действуем от противного и общепринятого. То есть в баночке с надписью "сахар" сахара нет. И быть его там не может. Можно даже не открывать, что бы в этом убедится. В эту банку, скорее всего, когда то случайно насыпали манку, и она там стоит давно, потому что никому не нужна. Дети выросли и узнали из телевизора, что у них есть какие-то юридические права, из разряда прав, подрастающего человека. И поэтому официально отказались, есть эту противную кашу.
Взрослые тоже об этом давно узнали и поэтому ее не едят. Но что бы поддерживать свободу выбора, про которую дети наверно тоже узнали, от своего лучшего друга - телевизора, на всякий случай, хранят манку. Поэтому, она там стоит до лучших времен. Мало ли, что еще по телевизору скажут.
Например, что курить полезно, а есть манку, Минздрав предупреждает, очень даже вредно. Вот тут то и начинается свобода выбора. Можно напихать в баночку с надписью "сахар" не нужные более сигареты, и начать есть в подъездах противную, но запретную манку с друзьями. Ведь кто как не дети, лучше всех разбираются в том, чего нельзя.
Логика - удивительная штука. Открыл шкафчик, а тут целая история.
Но вернемся к нашим кеглям. Если это поздний вечер, а чаю хочется очень, а все в доме сладко спят, то можно поковырять эти каменные субстанции так, что бы к утру, кто-нибудь насыпал туда сахар. Потому что найти его самостоятельно, не смог.
Нужно ковырять с умением дела, так сказать, с легким фанатизмом. Прочувствовав себя, эдаким геологом, добывающим драгоценную руду.
И правда, к следующему утру, там появится сахар. Потому что, видите ли, слишком уж громко я сахар насыпаю. Еще скажут, что нечего чаи распивать по ночам, а спать как все.
Радости вокруг. В чайнике вода есть. И именно на один стакан. Значит, быстро закипит. А бывает, когда ты еще в постели, и вставать совсем не хочется, начинаешь верить в то, что можно включить чайник взглядом. Лежишь и гипнотизируешь.
Но как всегда, приходится вставать, разочаровавшись в своих телепатических способностях. Быстро налить себе, и сбежать с места раздачи. Естественно не налив при этом лишней чашки. Не, налить то можно. Но не всегда хочется.
Оправдания не спасут, а только все испортят. Налить только себе и с гордым видом уйти. М-да. Глупо все это. Держишь стакан в руке и понимаешь это все четче, вспоминая что-нибудь действительно стоящее. Например, объект безумной и вечной любви.
Что там она вчера говорила? По-моему что-то важное, но я все пропустил, не знаю почему. Бывает же такое. Тебе что-то говорят, а у тебя в голове раскачиваясь, шагают пингвины. Наблюдаешь за ними, а они так размеренно и организовано передвигаются, что даже завораживает. А все слова из внешнего мира, растворяются в воздухе. И ты не обращаешь на них внимания. У тебя стеклянные глаза и неподвижная физиономия. Потом, немного повиснув, смущенно спрашиваешь собеседника - а? что? Ты извини, я прослушал, пингвины приходили. Он спросит - это, какие еще пингвины? Какие. Хороший вопрос. Вот как ему объяснить!?
Слова придумали, что бы врать. А донести до человека тот грустный и ненужный факт, что влюблен в него можно и молча. А слова что бы врать.
Вот она постоянно врет, что не любит. Врет. Любит. И вполне возможно меня. С чего это я взял? Тогда почему она мне столько врет? Не просто же так. И не говорит. Потому что слова придумали, повторюсь, что бы врать. А говорить о таком чувстве как любовь, используя при этом не совсем честные средства, как то не искренне что ли. Скажет, не поверю. Сам скажу, хмыкнет и не поверит. Вот так и будем сидеть, отвернувшись друг от друга, и прикусив нижнюю губу. Добро пожаловать в глупость. Нельзя так делать. Слова все портят.
А ведь страшно, если любит. Грустно. Что мне с этим делать. Даже нет, что нам тогда с этим делать. Одно дело, когда любишь и не знаешь, любит или нет. И совсем другое дело что любит. А дальше что? А так, может, любит...и не глупость это совсем.
А так пока не знаешь. Ходишь вокруг да около. По краю пропасти. Не говоришь. И она не скажет. Потому что знаешь, что лучше "черт возьми" молчать. В разговоре витает пафос, и лесть пропитывает каждое слово. Это как игра. Волнующая и теплая. Где можно, притворятся, что притворяешься. Выудить максимум информации и делать глупые выводы. Говорить что-то между делом и наслаждаться услышанным в ответ.
А что может быть страшнее остаться наедине со своими мыслями. А логика штука страшная. Можно до такого додуматься. Так что лучше не думать. Потому что обида, ревность, ну и прочие "бяки" спутники выводов.
Можно же просто знать, что ты есть. Ну и пусть что ты, где то "далеко-далеко".
Ну, далеко.
А где это...
Да вон там! И жест рукой в непонятном направлении. Да, типа там.
Ага. Особо придирчивые еще спросят, ну где? Покажи точнее.
М-да.
Как бы сильно не хотелось к тебе, и как бы сильно я... ну об этом не надо. Показать где это, точно не могу.
Но, я же знаю что ты есть.
- Как же ты хочешь туда, куда не можешь показать в каком направлении это там.
-Точно не знаю. И тебе не советую. Тебя еще там не хватало.
Ты же есть. И уж точно знаешь где. И мне хватает пока этого. Знания того что ты есть. Знание сила или что-то типа того.
Хотя твое отсутствие значительно искажает адекватное восприятие реальности. С ума сойти можно.
Плохо без тебя. Непонятные люди вокруг. Все вокруг не понятное. Надоело все. Эта глупость обволакивает и затягивает. И начинаешь на своей шкуре понимать, что все вокруг понедельник. Ничего не меняется. А может быть, с тобой настанет вторник. Вот однажды утром проснусь, а ты рядом. А в такой ситуации я проснусь точно УТРОМ. Посмотрю на тебя и на будильник. Опять на тебя. Да. Наконец-то вторник. И я может быть, даже соизволю навести тебе стакан чая. Потому что, ты рядом. И все вокруг уже не так глупо. Бороться с этим миром вдвоем, станет веселее. А начать можно, со стакана чая.
Но до вторника я не знаю что делать. Выцарапывать сахар каждое утро и наливать себе втихаря чай. Стучать ложкой в стакане и любоваться глупостью в окне. Похоже на легкое помешательство.
Но пока жить понедельником не так страшно. Ведь ты же есть.
Не помню, в каком это было веке и как светило солнце, но, при встрече с тобой я закончился. Даже пусть, при этом, на улице было бы раздетое лето. И в этот очень ответственный момент, пошел бы снег. Я бы не обратил на него внимания. Потому что я узнал, что есть ты. И мой мир закончился. Ты ворвалась в мою голову, навела порядок. Разложила там свои вещи и расклеила плакаты. Напихала свои диски и книги по полочкам. Задернула шторы. Села, сложив руки на колени. Все. Входа нет. Все кто нужен пришли. Там в голове конечно бардак. Покруче, чем в моей комнате. Побезумней, чем на столе. Но уж точно насыщенней, чем в холодильнике. Мой мозг это игра "Пакман". Вака-вака-вака...
А снаружи понедельник. И все этим как ни странно довольны. Ну может не все.
Вот вам когда-нибудь хотелось спеть банальный романс Малинина (типа "поручик Голицын") под гитару, у костра, с другом, и обязательно в костюме гусара. Плеснуть в хрустальный мрак бокала пивка и петь от души. С надрывом так, протяжно. Правда, найти костюмы гусара в наше время туговато. Но, даже так, разве не блестящая идея?
Я же знаю, что ты есть. Так приятно осознавать, что ты есть. И сходить с ума.
У всех же что-то есть. У меня, правда, особо ничего нет, да и никогда не было. Только мысли о тебе. Пока - только. А вот именно того, что меня бы удерживало на одном месте, у меня нет.
Пусть у них, у всех полно всего, мне совсем не завидно. Пусть от этого, они спокойно сидят в своих квартирах. Пусть у них там болит голова, по поводу всего того, что у них есть.
Не, у меня есть, конечно, какое-то барахло в закромах мозга. Но лучше его не кому не показывать. Странности и причуды, лучше оставить для себя. Это потом, можно ими поделится. Но они уже станут радостными глупостями, которые для кого-то станут уютом и домом.
У всех свои скелеты в шкафу. А у таких психов, как я, шкаф большой и скелетов там наверно много. Откуда они берутся, я не знаю, но лезут в шкаф и лезут. Тесно им там наверно.
Между прочим, милые скелеты, шкаф не резиновый. Хотя, вон теперь как светиться. И у них там, кстати, без комплексов, у скелетов вообще сплошной юнисекс. Поди, разбери кто там кто, все одинаковые, и мальчики и девочки. Да они и сами не знают кто из них кто. Интересно, а хоть помнят? Надо ли им это? Ну да ладно, пусть их много, зато прикольно.
И ведь они тоже знают, что ты у меня... нет, просто, что ты есть. И мирно играют в кости.
А во что еще играть скелетам в шкафу?
Если повезет, познакомишься с ними. Не ясно правда, кому в таком случае повезет. Но время покажет.
В тот день, когда я тебя в первый раз увидел, скорее всего, не шел снег. Было тепло. Хотя может он шел. Может даже падали метеориты. Горели спутники в небе и рушились мосты над рекой. Я наверно забыл, может во всем городе пропало электричество. По непонятным причинам. Инженеры наверно спорили, почему оно пропало. Люди выходили из троллейбусов и смотрели вокруг. Ловили на ладони снег. Смотрели сквозь провода, по которым не шел ток к чайникам и люстрам. Люди восхищались горящим метеоритным дождем. Кружились, а снег таял у них на ладонях.
Где то далеко, на самом высоком здании порывом ветра вывернуло флюгер. А за тысячи километров от города в Антарктиде, огромная глыба льда съехала в море. И мир пришел в движение.
И люди бы смотрели в небо. Там, в облаках, проснулась любовь. Но пока, она тихо и беззаветно играет в "Пакман". И не спуститься, потому что, ёпта, не надо пялится! Да и вообще, рано еще. Можно побыть пока и так, в предвкушении, что она наконец-то спустится. Она подождет. Пусть даже весь мир рушится.
Пусть. Я же теперь знаю, что ты есть. И что там происходит в этот момент, не важно.
Я бы достал вкусную конфетку, съел, а в фантик завернул любовь. Потом спрятал в карман. Вот она, в кармане. Хочешь, достану? Ага, абайдесся.
Ни кто не выбрасывает любовь. Все же видели, что фантики всегда развернуты. Они пусты и поэтому разбросаны. А любовь перепрятана. Чувства, они же сокровенные.
А у тебя есть много чего. Ты же, как все из чего-то состоишь. Вспоминается кстати, вопрос из немытого и капризного детства, - а какие тебе нравиться девочки и почему? Не помню точно, кто чаще задает такие вопросы, мальчики или девочки. Ну, скорее девочки. Глупые они в основном. Но в определенном возрасте этот вопрос волнует. Они заводят всякие анкеты. Там у них сформированы вопросы по поводу чьей-нибудь личности.
Но из всех ответов интересует лишь один. И все его разыскивают с трепетом в сердце. Ищут ту самую строчку, про любовь. Она выведена самым тщательным почерком, на который только способны детские ручки. Вот она, еще раз любовь, на кончиках пальцев.
Но, там, в ответах, обычно ничего стоящего. В общем, сплошное кидалово и перевод макулатуры. Дети, они самые честные. А любовь для них "бяка". Вот поездка в Америку это действительно круто...
А вопрос, правда, волновал.
Ну, вот я же, например, не выбирал самую красивую девушку в классе. Она мне просто нравилась. Мне, допустим, 10 лет и в этих девочках разбираться совсем не нужно. Да и вообще, ну нравится она мне, и почему на это должны быть причины. Копаться в причинах последнее дело. Для чего причины? Что бы объяснить? Ей объяснить или кому? Родителям? Это моя проблема, так что шли бы они все... Глупость это все, а я пойду лучше газетки пожгу через лупу. И руки в карманы.
Нет же. Обязательно не пойми откуда, подъедет какая-нибудь Наташка на своем велике. Ей его купили неделю назад, а она, кажется, не слезает с него вообще никогда. Наверно спит с ним. Всё вокруг объездила и всех бабушек передавила. С утра до вечера круги нарезает по двору. Как у нее голова не кружится.
Подъехала, остановилась и четко установила свои ноги в сандалиях на асфальт. У нее во рту чупа-чупс, а на голове розовый бант, который всегда висит как то на бок.
- Привет, - пробурчала она, вынув чупа-чупс.
Я посмотрел на нее. Розовый бант, вся в чем-то вымазанная. На коленках ссадины. Типичная глупая девчонка.
"Опять, наверно, где-то с велика шлепнулась"- подумал я и посмотрел вокруг.
Еще не хватало, что бы нас вместе застукали.
Через двор, покачиваясь, дрейфует какая-то фанера. Видно кто-то, что-то замышляет. В песочнице роются сидя на корочках мелкие детишки.
Там, в песке, всегда зарыты кошачьи какашки. Но дети, не смотря на это, без устали, каждый день, что-то там выкапывают. Какой-то секрет наверно там зарыт, или клад. И только мелкие дети знают об этом. Поэтому постоянно копают. Правда, никто еще, ничего стоящего там не нашел. Но разве это повод прекратить поиски. Вот дети там и роются из поколения в поколение.
Когда их отвлекаешь, то они, так же сидя на корточках, и крепко сжав в руке совок, поднимают свою голову в нелепой панаме и смотрят на тебя в упор. Тем самым, тщательно сканируя тебя взглядом, мол, нет ли у меня конфетки. А когда понимают, что нет, и, судя по всему, быть не может, молча, отворачиваются, что бы продолжить упорные поиски. Мелкота.
На гараже неподалеку сидит Степка и тискает своего трансформера.
Второй день тискает. Скоро всю краску сотрет. Ни кому не дает в руки посмотреть. Мол, смотри так, а трогать не дам. Гад такой. Вот мне тоже купят трансформера, ни за что не дам ему потрогать. Облезет, жадина.
По двору, с каким-то листочком, ходит Оля. Старшая сестра Наташки. Опять, наверно, Кашпировского насмотрелась, и дает всем кого выловит, установку.
Ну и все, остальные не в счет. Это взрослые.
Я перевожу взгляд на Наташку.
Стоит красная, как помидор.
- Виделись уже... - проговорил я, и присев на корочки достал лупу. Расправил газетку и начал наводить смертоносный луч на буквы.
- А что ты собрался делать? - спросила Наташка с явным интересом.
- Тебе какое дело. Иди в куклы играй, - пробурчал я и надулся как мыльный пузырь.
- Ну, а давай я тебе помогу?- не унималась она. - Или, ну, давай лучше на велике покатаемся по очереди?
Вот пристала! Она хорошая, но что она может понимать в настоящих мужских делах. На велике покатаемся, ишь ты. Да еще с ней. Как выдумает, тоже мне. Лучше бы сестру свою позвала. Она постарше и такая...такая...тфу блин!
- Чего пристала! Я говорю, отвяжись!
- Ну и дурак! - хмыкнула она и, развернув велик, покатила куда то.
Вот и пусть катится. Вчера кое-как от нее отделался, а она опять лезет.
Играли, мы значит, в прятки. Народу было много. Большие, маленькие. В общем весело.
Я решил спрятаться в подъезде. Это же надо было до такого додуматься. В общем, спрятался, и фиг угадал.
Наташка меня как то выследила и загнала на пятый этаж. Деваться мне было не куда. Тупик.
Догоняя меня, она немного запыхалась. Но отдышавшись, медленно и верно начала ко мне приближаться.
- А-а, я тебя нашла! - приговаривала она, перекрывая мне пути к отступлению.
"Надо же! Нашла она!"
- Да так не честно! - запаниковал я, вцепившись в перила. - Я...я...я вообще уже не играю!
А у нее из глаз так и искрит любовь. Так что по всему ясно, что просто так она меня не отпустит.
- Не-а, - покачала она головой. - Позняк метаться.
Она уверенно поднимается по ступенькам, раскинув руки. Что бы, я не убег, в случае чего. Думаю, что, вот именно в такие моменты, даже против глупой девчонки не попрешь.
"Все, допрятался", - подумал я и еще сильнее вцепился в перила, зажмурив глаза.
В общем, она поцеловала меня в щечку. У меня естественно, глаза как окна "Хрущевки". Такие же стеклянные и задернуты шторками.
Она же довольная при довольная. Стоит, облизывается и ресничками хлопает. Сейчас опять полезет. Как пить дать, полезет.
Я дернул ее за косичку и слинял.
А она, вздыхая от счастья, повисла на перилах.
В общем, я сбежал и был таков. А она вот сегодня опять лезет.
- Сама такая! - прокричал я ей в след.
Она катится, покачиваясь в разные стороны на своем велике, и на ходу бант поправляет.
"Сейчас опять шлепнется".
Вот она любовь...
Ты пришла и пришли твои музыка и книги. И где в них я. И где начинаешься ты, когда я выбираю что купить. Какой диск или книгу. Ты же в каждом аккорде, в каждом слове заунылой песни, играющей в сотый раз. На каждой странице, понравившейся книги. В каждом фильме про сладкую парочку. С ума сойти можно.
Ну, что мне с этой любовью делать. Что, тебя за ручку по городу водить. Показывать тебя всем. Хвастаться. Или писать по ночам - спокойно ночи. А по утрам - доброе утро. Утро, не может быть доброе. Обнимать тебя при всех, что бы все видели. Или придумать тебе сладкое название. Типа, солнышко или зайка. Отстой. Брр, даже дрожь пробирает. Глупость все это. Так, любовь превращается в слова. А слова это враки. Нужно всего лишь быть.
Я же знаю, что ты есть. И не скажу. Слова что бы врать. Я и так тебе много врал. Но ты по-прежнему есть, и это совсем не глупо. Это даже очаровательно, знать что где-то, кто-то, есть и возможно для тебя. А что еще приятнее, так это знать, конкретно кто, и надеяться, что этот кто-то думает так же про тебя. А для полной идиллии, думает так же, как и ты.
Вдруг тебе тоже, хочется придумать что-нибудь невероятное. То, чего никто и никогда бы не сделал. То, до чего бы, никто не додумался. Все вокруг такое нормальное, что хоть валенки начни вязать, все будет так же.
Вот помню когда был ребенком, вокруг было много всего неизведанного и тем самым странного. И тогда всегда было чем заняться. Это потом, со временем привыкаешь, и это становится нормальным. И сразу же начинает надоедать. Поэтому незамедлительно ищешь первое попавшееся странное. И своей пытливой и детской любознательностью, превращаешь это в нормальное. И так целый день. Работа такая у детей. Делать мир привычным и понятным.
Обидно, что, это все прошло.
И вот ходишь, бродишь, всматриваешься. Шаришь под кроватью, в шкафу, под книгой. Вдруг, где-то, что-то, да, завалялось. Что ни будь такое, что, совсем не такое.
Натыкаешься иногда на свои потрепанные и старые игрушки. Они, естественно, больше со мной ни во что не играют. Только в молчанку. Я их пугаю. Я стал взрослым и страшным. Поговорите со мной.
В шкафу, уже не живет противный бабайка. Которого, я сам боялся, до дрожи в коленях и ночных криков: "Мама"! Он от нас куда-то съехал. Все теперь, слишком взрослые, так что, уже не до него. А потом, со временем, он сам, стал пугливым. Стал, боятся, всех нас, слишком взрослых. И однажды совсем обиделся и уехал. Собрал в маленький чемоданчик свои вещи, вздохнул в последний раз у порога, и ушел, прикрыв дверь.
А где-то, на самой дальней полке, в самом углу, у стенки, лежит моя любимая в детстве книга. Я много раз читал ее, смотрел на картинки. Они тогда были живые. А теперь неподвижно молчат. И тогда, герои книжки, снова и снова, переживали все то, о чем я читал. Теперь, все это лишь буквы и красочные иллюстрации.
Жалко все это. Я и теперь, ищу, то самое, что совсем не такое и очень странное. То, чего, в детстве было навалом. Смотрю по сторонам, и не вижу. Все ушло, и уже не видно тех вещей, которые как кажется любому котенку, что-то замышляют.
Как фанера, медленно дрейфующая по двору. Сама фанера ничего не замышляет, потому что она - фанера. А вот те, кто тащат, эту фанеру, еще как, что-то замышляют.
Наташка, укатилась. Вот и пусть катится. А вот фанера, это даже интереснее чем подожженная газетка. Не просто же так, она куда-то направилась. Газетки можно всегда пожечь, так что, подождут.
Я сижу на корточках, и провожаю взглядом фанеру.
Фанеру тащат, судя по всему, как минимум двое. В этом можно не сомневаться, потому что видно четыре руки. Около фанеры, вокруг да около, скачет Оля. Наверно, тоже заинтересовалась неопознанным объектом, ползущим по двору.
Как же это слово то называется?
В общем, Оля думает, что она во дворе самая главная, не смотря на свои, 12 лет. И все что в нем происходит, должно быть согласовано с ней.
А! Вспомнил!
Все должно происходить по ее "санкции"!
- Рули в право, рули в лево, - то и дело дает она указания.
Я спрятал лупу подальше в карман и подбежал к ним.
- Эй, вы чего тут делаете?
Оля не видела, как я подбежал к ним, поэтому, прыгала и размахивала руками как дирижер. А когда услышала мой голос, замерла. Фанера тоже остановилась.
Оля повернулась ко мне, и осмотрела меня с ног до головы.
- Ты где пропадаешь? Опять, поди, с Наташкой в подъезде целовались?
За фанерой послышался дружный смех. Я покраснел и посмотрел себе под ноги.
За фанерой тихо шушукались.
- Ну-ка, закройтесь там! - обиженно говоря это, я пнул фанеру, а потом посмотрел на Олю. - Ничего мы не целовались... чего мелишь то.
Оля нахмурилась. Потом повернулась к фанере и вскрикнула:
- Чего встали! А ну, давайте пошевеливайтесь! Поднимай!
Потом повернулась ко мне и строго сказала:
- А ты чего стоишь! Давай, помогай.
Я взялся за край фанеры, и мы вместе потащили её куда-то.
С моей стороны фанеру тащил Васька.
- А куда тащим то? - спросил я.
Васька весь красный, посмотрел на меня.
- А ты вот лучше, у этой спроси, - и он кивнул головой в сторону Оли.
- Оль, а куда тащим?
Она шла рядом и молчала. Потом, подняла голову, и с гордым видом сказала:
- Штаб будем строить!
Мы все стояли за гаражами и любовались "Штабом", построенным из всякого хлама, что смогли найти. Крепился он, на стенку одного из гаражей и к растущему дереву.
Оля повернулась ко всем и, подняв руки вверх, сказала.
- Так, сегодня, после вечерних мультиков, все в штаб. Понятно?
Все загудели:
- Понятно.
Вечером, после мультиков, все собрались в "Штабе".
Васька достал свой фонарик, включил, и положил на стол.
- Так, вроде все собрались, - сказала Оля, осматривая всех.
- Ага, все, - проговорила Наташка, вынув чупа-чупс и села рядом со мной.
Я, хмыкнув, отодвинулся. Она подвинулась. Я отодвинулся.
- Так, вы оба! - грозно сказала Оля на нас. - Ну-ка прекратите возню! Успеете еще.
Все захихикали.
Я осмотрел всех гневным взглядом. А когда 7 летний Витька захихикал, врезал ему щелбан.
- Ай, - сделал он кислую мину.
- В общем, так, - начала официально Оля. - На сегодняшней повестке дня, один вопрос. - Она развернула какой-то листок. - Во-первых...
- А что такое повестка, - перебивая, пропищал Витька.
- Успокойся там, - грозно проговорила Оля, потом продолжила. - Что такое "Секс", и почему нельзя говорить это слово.
- А я когда сказала... - начала говорить Наташка, вынув чупа-чупс. - Слово "Секс", - она посмотрела по сторонам, нет ли взрослых. - Мне Мама, по губам дала.
Все понимающе загудели.
- Тихо! - успокоила всех Оля. - Мы все с этим сталкивались. Так что, кто, что, думает об этом?
Все переглянулись. Не зная, что предложить.
- Секс-кекс...- бубнил Витька. - Что тут не говори, все равно влетит.
Все опять понимающе загудели.
- Ладно, - опять успокоила всех Оля. - Оставим это на потом. Вы поесть принесли?
Все теперь, уже весело загудели, и начали вываливать на стол принесенные припасы.
Когда все мирно и шумно уплетали всякие вкусности, при этом сладко причмокивая, Оля достала бутылку с водой и поставила ее на стол.
- Что это? - спросил Васька.
- Вода! - радостно отчеканила Оля.
- И нафига нам вода? - удивленно спросил опять Васька. - Мы тут лимонад развели.
- Не-е, это не пить, - облизываясь, приговаривала Оля. - Я вчера по телику передачу одну видела, там мужик один был, в общем, сейчас будем воду заряжать!
Вот они, странности... Вокруг и во всем.
Может во мне. Может в тебе.
А что в этом всем мое? Что в этом мире для меня? Кто для меня? Для кого я? Может, и правда, я сам, какой-то, не такой.
Я вот часто думаю о тебе. Знаю, что ты есть. Я так сильно думаю, что, кажется, ты должна это почувствовать.
Или возможно, ты тоже думаешь, что ты, не такая как все.
А какое у тебя настроение в этот самый момент. Может быть, такое же, как у меня. Может быть, ты иногда бродишь по городу, в гордом одиночестве. Мне бы к тебе. Может, ты сидишь где-то в парке и листаешь книгу. А в наушниках играет в сотый раз песня, которую ты уже наизусть выучила.
Вот этот фонарь в парке, он никогда не горит. Может быть ты тоже, как и я, постоянно сидишь на лавочке около этого фонаря. И мы не знаем, что у нас с тобой один, никогда не горящий фонарь.
Почему его не починят? Или, может быть, фонарь отключили за неуплату. Вот все другие фонари платят, а он нет. Может ему так нравится. Быть не таким как все. Не светить, когда другие горят стабильно, каждый вечер.
Сколько звезд в небе не горят, потому что не хотят? Просто висят на неизведанных просторах, сами по себе. А мы даже об этом не знаем. Потому что они не хотят, что бы о них знали.
Я вот хочу к ним. Да и, всегда хотел. А теперь знаю, почему. Я наверно сам оттуда. Откуда еще.
Хочется иногда, все бросить и уехать. Далеко-далеко. В такое место, где меня никто не знает. И там начать все заново. Даже на такую вот звезду, которая не светит, и про которую ни кто не знает. Сесть в звездолет и улететь к неизведанным мирам, навстречу судьбе. Но вот ты, меня держишь. А полетим со мной?
Вот живут же там, на невидной звезде, зеленые человечки. Живут, и не знают что они зеленые. Но при этом, совсем им там не плохо.
И может быть какая-то звезда моя. Там на ней, когда-то очень давно, я играл со своими зелеными друзьями в прятки. И Наташка, на самом деле была зеленая, как и я. А я так спрятался, что меня до сих пор ищут.
Меня искали везде. Кричали мое имя. Облазили все углы. Но потом, устали меня разыскивать и отправились по домам. В дома, где их ждут такие же зеленые родители. Мои друзья шагали по розовым улицам и смеялись. Потом пришли, и легли спать в своих круглых комнатах. Завтра им в школу, где ставят зеленые двойки.
Где ты моя зеленая жизнь.
Есть же такая поговорка: "Хорошо там, где, нас нет". Вот я в этом абсолютно уверен. Там где меня нет, хорошо. И дело совсем не во мне. Дело в окружающем меня мире. Ведь как бы хорошо не было, все хорошее всегда заканчивается. Поэтому хочется уехать по дальше, пока все хорошее совсем не закончилось. Что бы было к чему возвращаться.
Уехать, от всего и всех. Все ясно дело, будут скучать. Да и я, буду. Но я же вернусь. Вернусь из того места, где начну скучать, по надоевшему однажды миру. Хочется найти то место. Потому что мне есть куда возвращаться. А куда уехать, что бы развеяться, нет.
А может быть, это место на Марсе. А почему бы и нет? До Марса же ближе.
Там, у них, на Марсе, наверно можно просто от всего отдохнуть. Сидеть посреди Марса и отдыхать. Не знаю, правда, где у Марса середина, но, тем не менее, это наверно самое удачное место для отдыха. Там не будет ни чего и ни кого. Даже самих марсиан.
Потому что если случится так, что я окажусь на Марсе, то, наверно, случится и так, что, все марсиане окажутся на Земле.
Мне бы только вздох. Только пару секунд, что бы осознать свое присутствие там, где никто не присутствует.
Там мое одиночество, а на красном песке, лежит револьвер.
И может быть марсиане, сидя на моей лавочке, в этом парке, наконец-то, починят этот фонарь, и он снова будет светить?
Я же, сидя посреди Марса, узнаю, что мое одиночество, превратится в счастье, когда он засветит.
А потом, я увижу тебя в свете этого фонаря. В котором, не видел никогда прежде. И в нем, я, наконец, пойму и буду уверен, что ты не просто есть, а есть у меня.
Вот тогда я, не тронув револьвер, соберусь на Землю. Потому что земля, станет местом, где меня нет. А значит лучшим местом.
Я вернусь, и найду в себе силы прибраться в своей комнате. Найду сахар и буду знать, где он хранится. Научусь вставать пораньше в свой выходной. Налью в коем-то веке всем тем, кто дома, чаю, просто так. Отдам ребенку конфетку. Куплю букет цветов Наташке, которая наверно, уже давно замужем, и воспитывает детей с совками. Подарю этот букет ей, и, поцелую в щечку. Приду снова в этот парк и сяду на лавочку, возле не горящего никогда, но дающего теперь свет, фонаря. И окажется так, что ты меня уже сидишь и ждешь. Ты, мило мне улыбаясь, кивнешь головой, мол, смотри, светит. Я же, наберусь смелости, и начну красиво врать тебе, в костюме гусара, что влюблен, в тебя. И ты, конечно, мне не поверишь, скажешь, что, глупости все это. Но чему-то, застенчиво улыбнешься.
Вот оно, счастье, в свете одинокого фонаря. На давно не крашеной лавочке в забытом кем-то парке. Под сводами этого неба, которое для каждого свое. Но все равно общее. Видишь, оно отражается в этих лужах, налитых теплым дождем. Слышишь, сквозь шум прокуренного города, где-то там, за деревьями и аллеями парка, оно зовет нас. Оно всегда рядом. Все это я. И все вокруг ты.