Лет пятнадцать назад она стояла у черты подоконника.
Седьмой этаж, оживлённое гудение улицы, волосы в лицо.
Сквозняк осторожно подталкивал в спину и ждал, когда она разожмёт руки. Одно простое движение, а там... дай Бог памяти: "При свободном падении все тела независимо от их массы приобретают одинаковое ускорение, называемое ускорением свободного падения". Как-то так.
С урока физики в тот день всё и началось. Повернувшись спиной к классу, Бойль Мариоттыч азартно взмахивал рукой, - брусок мела стучал по пластику отрывисто и торопливо, как нож по разделочной доске.
Формулы, формулы...
Мыслями Кристина была далеко от класса, - на спортивной площадке, где любимец всей школы, Лёшка Мещерский, обхаживал Наташку Авдееву, "клячу" из параллельного класса. Всё забыл: и поцелуи в подъезде, и то, как угнал ради Кристины отцовский "крузак", и ту ночь, когда её родители уезжали на дачу. Она тоже помнила смутно: тонкие сигареты, смятые простыни, запутавшиеся в щиколотках стринги, вискарь, - полбутылки для храбрости.
- Идеальным свободное падение бывает в вакууме, где независимо от массы, плотности и формы все тела падают с одинаковой скоростью...
Зря распинался физик: она уже знала о вакууме всё, -- он поселился под третьей пуговичкой блузки, там, где раньше размеренно стучало сердце.
- Зиновьева, ау-у! - Мариоттыч указательным пальцем ткнул в дужку очков, припорошив переносицу мелом. - Ну и о чём мы изволим думать? Только не говори, что об ускорении свободного падения. Я понимаю: весна, гормоны, но всё это придётся оставить на вечер, а сейчас...
Физик вскинул мелок к формулам, и тут хохотнули с галёрки:
- О Мещерском она думает.
Всё, что с таким трудом удерживалось в душе, рвануло наружу. Кристина порывисто схватила со стола тетрадь, кинулась вон из класса.
- Да идите вы все! - дверь закатила классу оглушительную оплеуху, стряхнула хлопья рассохшейся извёстки...
В тот же день была разборка с Мещерским, слёзы отчаяния, безысходность, окно седьмого этажа... Но не решилась, - пугали ускорение свободного падения и жуткое слово "тела".
На второй день она сцепилась с Авдеевой в школьном туалете. Разошлись вничью: Кристина провела оставшийся урок с носовым платком у разбитой губы; Авдеева неделю прятала под слоем тонирующего крема подсиненную скулу.
Соперничество было давнее, ещё с конкурса "Мисс школа". Кристина завоевала тогда бутафорскую корону, а "кляча", хотя и пришла к финишу второй, мириться с ролью вице-миски не стала, -- сравняла счёт, отбив Лёшку.
Теперь школа ждала, когда Кристина вернёт Мещерского, а вместе с ним и своё первенство. Но "ка-азёл, блин!" окончательно принял сторону соперницы, порывисто дёргал плечом, вырывая из цепких пальцев Кристины свой рукав, упорно не отвечал на звонки.
Кристина рычала от отчаяния, подзатыльниками разгоняла лезущую под ноги малышню, нервными мужскими затяжками курила в парке за школой...
Это и есть любовь? Чудное мгновение?! Нафиг!..
Зло втыкала в скамейку окурок за окурком... Планетарная катастрофа, галактический хаос, вселенская пустота, - вот, ваша любовь!
Так накрутила себя, - едва с катушек не слетела. Врач прописал какие-то убойные таблетки, - первое время не помогали, потом пришибли до полной апатии, до потери сил. Кристина неделю в школу не ходила, днями лежала, уткнувшись носом в стену. Мысли устало ворочались в голове... Встать? Куда? Зачем?..
Только в субботу она порадовала родителей тем, что впервые за неделю вышла из дома. Из автомата позвонила Забродину, -- безнадёжно влюблённому в неё соседу по подъезду.
Долго сидели в баре. К двенадцати обнаружилась "случайно" свободная квартира. Парень смущённо мямлил: "Дальний родственник... второй год где-то за бугром... мать присматривает... ключи случайно..."
На поверку квартира оказалась из тех, что сдают посуточно. Кристина уже хотела дать волю распирающему её ехидному смеху, но в последний момент сдержалась. Разменяла себя ради глупой бессмысленной мести.
С той ночи фамилия Забродин прочно связалась у неё с чувством отвращения. Бегал за ней, блеял что-то невнятное.
- Отвали, а? - просила она.
Слава Богу, оказался не совсем тупой: с третьего раза сообразил, что она не ломается. При встречах только криво усмехался, пытаясь изобразить презрение.
До конца учебного года Кристина так и не пришла в себя: бесило чужое счастье, убивало ощущение собственной ничтожности, злили подлые зеркала: вчера льстивые, сегодня безжалостные.
Отец, - редактор областной газеты, - пророчил Кристине большое журналистское будущее. Со связями старика она уже могла считать себя студенткой журфака, но так и не сладив со смятением чувств, решила в школу не возвращаться, - с дипломом восьмилетки поступила в медицинское училище.
Потерянный год? Пофиг мороз! Паспорт в кармане, взрослая. Что хочу, то и мучу!
Отец был обижен, отношения с ним потеряли былую теплоту, впрочем, в то время это казалось мелочью не большей, чем сломанная сигарета. А потом у старика пошёл разлад с матерью: ссоры, глупые детские игры в молчанку, добавление в игнор: "Передай матери, у неё что-то на плите горит... Передай отцу, его ужин в холодильнике". После развода отношения отца с дочерью совсем охладели: так - звонил раз в неделю, иногда встречались на террасе какой-нибудь кафешки, точка.
Парни, с которыми приходилось сталкиваться в училище, не вызывали у Кристины ничего кроме презрения: похотливые взгляды, дешёвые понты, злобное шипение ей вслед: "С-сучка!". Но последнее это уже так... лекарство для души после её категоричного: "Слюни подбери!"
Исключение составлял Серик, - от фамилии Сериков. Щупленький, невысокий, без понтов. Больше всего она не любила в мужчинах понты, но с другой стороны, если пацан без понтов, значит беспонтовый?
В тот день четверо однокурсников прижали Серика к стене позади главного учебного корпуса. Кристина курила неподалёку, равнодушно наблюдая за разборкой. Потом не выдержала, - смяла о шершавую бетонную стену окурок:
- Эй, убогие! Может, помочь? А то чё-то маловато вас против одного.
Парни насторожились. Ей и раньше доводилось строить их по струнке. Робели перед её красотой, перед недоступностью, перед уверенностью, граничащей с наглостью. Боялись возможных последствий: много "крутых" пыталось добиться взаимности Кристины. А ещё была она на год старше, плюс пара-тройка условных лет на опережающее женское развитие. Она-то и не думала о них иначе, как "щенки".
- Чеши, пока трамваи ходят, - запоздало осмелел кто-то за её спиной.
Кристина не оглянулась, и Серика за рукав дёрнула, чтобы не оглядывался. Много чести.
Уведя парнишку на безопасное расстояние, посоветовала на прощание:
- Держись от них подальше, если за себя постоять не можешь.
Серик молчал и смотрел на неё таким растерянным и вместе с тем преданным взглядом, что Кристина, вместо того чтобы уйти, невольно рассмеялась:
- Ладно, кофе угостишь?
Парнишка нелепо засуетился, испуганно полез в карман джинсов.
- Не парься, - она повела плечом, поправляя ремень сумки. - Деньги есть, пошли.
Столик приткнулся у окна, испещрённого засохшими следами пыльного городского ливня.
Разговор не клеился, - Серик растеряно хлопал ресницами, отвечал на расспросы Кристины немногословно, и часто невпопад: "Сам-то? Из райцентра... та ещё дыра... С этими? Да, так... проблемы в общаге. Предъяву кинули, будто бы я им должен. Деньги забрали... "
На следующий день парнишка пришёл в училище с синяком под глазом. Кристина чувствовала себя виноватой: влезла в чужую разборку и вместо реальной помощи добавила парнишке проблем.
После занятий она дождалась Серика у выхода из училища. Решительно терзая зубами жвачку, приказала:
- Иди в общагу, пакуй манатки. Поживёшь у меня, пока твои проблемы не уладятся.
В то время она уже жила одна, - мать устраивала свою личную жизнь где-то в Питере.
Серик заявился к вечеру с тощей спортивной сумкой на плече. Кристина провела его в зал.
- Жить будешь здесь. Диван, телевизор... Журнальный столик освобожу под тетрадки.
Уже от кухонной двери обернулась, крикнула в комнату:
- Да, чуть не забыла, - посуду моем по очереди...
Ночью её разбудил тонкий скрип двери. Ёлочка паркета лоснилась в лунном свете. Стоя на пороге комнаты, Серик робко переступал с ноги на ногу. Одна коленка заметно дрожала.
- Замёрз? - Кристина подняла от подушки голову и, вместо заготовленного: "Чего припёрся?", откинула одеяло: - Лезь, согреешься.
Серика била мелкая, но такая сильная дрожь, что Кристина испугалась, что с парнишкой может что-то случиться от перевозбуждения.
- Ты, что первый раз?
Вместо ответа Серик с присвистом дышал, всхлипывал, будто собирался расплакаться и суетливо шарил дрожащими нетерпеливыми губами по её шее, по груди. Кристина осторожно просунула руку между телами к низу его живота, и в ту же секунду почувствовала на внутренней стороне бедра горячую влагу. Парнишка дёрнулся, скрипнул зубами, потом обиженно отвернулся.
- Ладно, не переживай не ты один такой, - успокоила его Кристина. - Сначала у всех так, потом нормализуется.
- Откуда знаешь? - недоверчиво буркнул он.
- Так говорят...
Только с третьего раза Серику удалось обуздать свою страсть, и он, наконец, сделал "дело" - поспешно неумело...
- Слушай, - сказала утром Кристина, подворачивая на сковороде пригоревшие гренки. - На серьёзные отношения не настраивайся. Это было так, - недоразумение.
Не поднимая глаз, Серик шмыгал носом, кивал головой: да, мол, понимаю, конечно...
"Недоразумение" длилось почти год. Никто не понимал их отношений. Увидев Серика в первый раз, школьные подруги, - Белинская и Петракова, - обалдело курили на кухне.
- Зиновьева, ты это серьёзно? Он же на целую голову ниже тебя и задроченный какой-то.
Светка Белинская, она же Белка, называла Кристину по фамилии только тогда когда считала, что подруга совсем мозгами отъехала.
- Парню жить негде, - оправдалась Кристина. - И совсем не на целую голову, всего два сантиметра.
- Ну, прям, мать Тереза! Может, всех бездомных приютишь?
- Может и приютю... тьфу ты, - приючу.
Белка артистично возводила глаза к потолку в молчаливой и вместе с тем понятной молитве: "Господи, дай Зиновьевой хоть немного ума!"
У Кристины и Серика не было друг перед другом никаких обязательств, они даже спали в разных комнатах, благо на секс много времени не уходило, и когда на горизонте появился весёлый и разбитной Димон, Кристина, не раздумывая, закрутила с ним. Стала поздно возвращаться домой.
Серик не спал, ожидая её. Угрюмо курил на балконе. Касетник в его комнате зависал на одной и той же песне: "Она любила летать по ночам".
- Я свободная женщина, - пьяно покачиваясь, оправдывалась Кристина, хотя Серик даже не пытался предъявлять претензий, видимо боясь спугнуть затянувшееся "недоразумение". - Куда хочу туда хожу, когда хочу тогда возвращаюсь.
Серик молчал, и тогда Кристина сама пыталась начать разговор, чтобы избавиться от гадкого чувства вины, разрубить этот чёртов узел, но у парнишки был такой жалкий вид, что вместо выяснения отношений, она лишь небрежно пожимала плечами:
- Белочка с Петрой вытащили на дискарь. А потом в баре девичник устроили. Прикинь, Петракова так набралась...
Серик не слушал: дрожа от возбуждения, пытался обнять её.
- Ой, давай только не сегодня, - Кристина поспешно уворачивалась. - Ага?
Покусывая губы, искала в сумочке сигареты... Нет, больше никогда в её жизни не будет двух мужчин одновременно. До чего же гадко на душе.
Серик шёл на балкон курить: понурая спина, жалкий мальчишеский затылок.
В такие минуты Кристина сама норовила назвать его не по имени, а по кличке.
Вздыхала... Серик ты и есть.
На втором курсе Кристина всё же рассталась с ним. Из двух зол нужно было выбирать меньшее. Жалость была большим.
Во второй раз опасное чувство края подоконника Кристина испытала, когда работала медсестрой в первой городской больнице. Артём Викторович Алфёров был одним из самых уважаемых в городе хирургов: золотые руки, тридцать пять, не женат. А кроме золотых рук, были у него удивительные голубые глаза, которые постоянно преследовали Кристину.
Нет, домогательств не было, напротив, - глаза Артёма Викторовича ни разу внимательно не остановились на Кристине, но чем больше было в них равнодушия, тем сильнее манили они.
В тот год вышел фильм "Маска Зорро", и все наперебой заговорили о том, как похожа Кристина на Кэтрин Зету-Джонс. Восхищались её чёрными глазами, блеском волос, гибкостью фигуры. Только Артёму Викторовичу было наплевать.
Уже много лет спустя поняла Кристина эту тонкую игру, -- игру опытного охотника, которому скучно бросаться в банальную погоню, и он виртуозно подкидывает приманку, приручает дичь, пока та сама не придёт к нему. И Кристина, в конце концов, не выдержала, -- в слезах отчаяния сама пришла к Артёму.
Тогда и начались самые прекрасные в её жизни месяцы: признания в любви, негромкая музыка в романтическом полусумраке загородного ресторана, ночи при свечах и с бокалами шампанского у постели. В умелых руках Артёма её тело стало по настоящему смелым, поняло скрытые от самой себя возможности. А всё, что знала она об этом раньше, было от мужской неопытности и торопливости.
Потом появилась в отделении гастрологии новый врач, -- Марина Олеговна. Ей было уже чуть за тридцать, но летом она, как девчонка-медсестра запросто надевала белый халатик на голое тело, и деловито ходила по длинным коридорам больницы, смутно просвечивающей полоской стрингов заставляя воображение мужчин не просто работать, а биться и пульсировать до изнеможения.
Марина влюбляла в себя мужчин на раз-два-три, но не многих жаловала, -- преуспел лишь Артём Викторович. Кристина с ума сходила от ревности, но сделать ничего не могла: Артём был глух и слеп, ко всем её девчоночьим хитростям. А Марина Олеговна, лишь тонко улыбалась, доводя этой улыбкой Кристину до бешенства, но ведь не снимешь с ноги туфельку, не начнёшь колотить ею уважаемого врача как бедную Авдееву в школьном туалете.
Впрочем, в этот раз "ломку" Кристина перенесла легче: жизненный опыт - раз, подруготерапия - два. Во всяком случае, на подоконник не полезла, хотя из больницы уволилась.
Целый год в её жизни не было ни одного мужчины, а потом - опаньки! - Вадик. Полная противоположность худощавому и изысканному Артёму. Тягать в качалке железо было главным смыслом жизни Вадика. Красная футболка, не морщась слилась с его мускулистым телом, и он казался Кристине большим набухшим от спелости помидором: ткни его посильнее, - брызнет соком.
Белка и Петракова были в восторге: строили ей из-за спины Вадика одобрительные физиономии, загибали кверху большие пальцы.
Впрочем, Вадик оказался коротким эпизодом в её жизни. Хвастовство надоело быстро: объем бицепса у него сорок пять, грудная клетка сто двадцать два. Бессмысленные цифры, ? все их пришлось помножить на ноль, когда дело дошло до постели. А он этого даже не понял, ? по утрам самоуверенно похлопывал её по щеке: "Ну, как тебе?". Лихо подмигивал. Король!
Она не стала разубеждать, ? лох должен верить в то, что он король.
Окончательно отшил его от Кристины Тимур. Вообще-то его звали Антон, но в тех кругах в которых он вращался, в те годы имя не играло роли. Ещё в училище подруги говорили ей: "Зачем тебе учиться с твоей-то красотой? Найди богатого коммерса, или бандита и радуйся себе". Тимур и был бандитом, но его присутствие не входило в планы Кристины. Ей нужен был надёжный и любящий мужчина, а историй о бандитской любви она наслышалась. Увольте.
Она долго не пускала Тимура в свою жизнь. Он деликатно терпел, посмеивался, потом сам вошёл, без спроса. Видно терпение у него было настроено на короткую волну.
Кристина надеялась, что это останется неприятным эпизодом, который надо выкинуть из головы, но на второй день в квартиру позвонил Чупс, один из "амбалов" Тимура:
Чупс раздражённо ухватил её за ворот халата и тут же отдёрнул прокушенную зубами руку. Секунду спустя тяжёлый "совдеповский" телефон разбился о его голову.
Квартира оказалась тесной для игры в догонялки: разъярённый "амбал" опрокинул журнальный столик, смёл на пол вазу, матерясь, перелетел через кресло. Сидя на полу, схватился за мобильник, вызывая подмогу.
Спустя десять минут, как была в домашнем халате, Кристина сидела, забившись в угол огромного джипака. Всю дорогу она молчала, раздувая ноздри и поправляя полы халата. Во дворе загородного дома снова впилась зубами в руку Чупса, едва тот открыл дверь машины.
Тимур минут пять бесстрастно слушал её сбивчивую тираду, в которую вместилось всё, что накрутилось в мозгу Кристины со вчерашнего дня: "Мне по фигу, что ты хозяин района. Чё под плинтус закатаешь? И скажи своим даунам, чтобы руки держали в карманах. Пусть сортировкой яиц занимаются, а не лапы распускают. Понял?"
Это уже потом она испугалась: за такие вещи могли бы отдать её в какой-нибудь публичный дом в рабство, а ещё проще в лесу закопать. Но в тот момент ею владел безумный и близкий к истерике кураж, когда "всё глубоко фиолетово".
- Хватит пену пускать, - перебил её Тимур. - Кто тебя обидел, этот? - указал на Чупса и приказал ему: - Руку на стол!
Парень недоумённо глянул на босса, но руку на стол положил.
- Вы двое, - Тимур кивнул охранникам. - Держите его чтобы не дёргался, - и шагнул к стене, превращённой в музей старинного оружия.
Сорвал огромный тесак типа мексиканского мачете.
- Держи! - силой сунул ручку тесака Кристине в ладонь. - Руби ему руку! Не будет в следующий раз распускать.
Думал, она испуганно оттолкнёт тесак, запаникует. Не будь в душе этого дикого куража, Кристина и не поняла бы, что её берут на понт, но теперь ощупала удобно лёгшую в ладонь рукоятку, зло сверкнула глазами:
- Крепче держите, уроды.
Решительно занесла над головой тесак. Чупс в секунду побледнел как вампир из мультяшки. Держащие его парни испуганно глянули на Тимура. Тот промолчал, только нервно взбухли под кожей желваки.
Ка-анешна!.. Перед тёлкой ты лицом в грязь не ударишь, хоть все твои кореша без рук останутся. Ну и ладно!..
Кристина со всего маху опустила тесак. Тяжёлое лезвие глубоко вонзилось в плаху массивного дубового стола рядом с пальцами Чупса.
- Памперсы ему купите, - презрительно скривилась Кристина, и в ту же секунду кураж покинул душу, оставив только вибрирующую дрожь внизу живота и нестерпимое желание расплакаться...
Лети всё к чёрту! Всё на кон, за возможность побыть одной!
Кристина ещё сумела сладить с голосом:
- Я хочу принять душ.
Тимур только глазами стрельнул, - один из "амбалов" провёл её в ванную комнату. Щелчок закрытого изнутри замка подвёл черту, - Кристина всхлипнула, бессильно сползла спиной по двери...
Вместе с Тимуром они прожили что-то около четырёх лет. Не таким уж и страшным оказался он. В то время стало не модно ходить с волыной за поясом и гнуть пальцы веером. Тимур занялся легальным бизнесом и стал зваться Антоном Борисовичем. Кристина сама создавала его новый имидж: выбирала дорогие костюмы и галстуки, организовывала от его имени благотворительные акции и положительные отклики в прессе.
Притерпелась к нему, смирилась, и в некотором роде даже полюбила его, если привычку можно назвать любовью. По крайней мере, не на шутку волновалась, когда у него и его охранников не отвечали телефоны.
В середине нулевых его "мерседес" расстреляли из калаша в центре города, когда они ехали на свадьбу к партнёру по бизнесу. У Тимура не было шансов, - четыре пули, калибр пять сорок пять, две из них в голову. Для города это было последним отголоском бандитских войн девяностых годов, для Кристины вторым рождением. Её вытащили из машины без сознания. Сквозное ранение, большая потеря крови.
После выписки из больницы, Кристина вернулась в свою заброшенную квартиру. От состояния Тимура ей не досталось ни копейки, - даже огромный белый "Лэнд Ровер", на котором она разъезжала по городу, был оформлен не на неё. Да она и не претендовала.
От одиночества и депрессий спасали подруги:
- Алло, гараж! Опять дверь не закрыта?.. Крыська!... Ах-ах-ах, лежит она, как будто гостей не видит. Рота подъём! - кричала Петра.
Белка подразнивала, держа в одной руке бутылку коньяка, в другой пару плиток шоколада:
- Как насчёт двойной порции здорового пофигизма, и серотонина? - зазывно подмигивала, кивая в сторону кухни, где Петракова уже вовсю гремела посудой.
Свет кухонного плафона плескался в коньячных бокалах, в перламутре чашек стыла кофейная гуща, три сигаретных дымка вились, сплетаясь один с другим, выискивая друг в друге опору.
И находили!
- Девчонки, чтобы я без вас делала... Люблю вас.
Хлюпанье носом, чмоки в щёку.
Чаще всего такие посиделки случались у Петраковой, - вот где была нужда в подруготерапии! Влюбчивая родилась как кошка, а мужики, - ясен пень! - сволочи.
Когда слышался в телефонной трубке плачущий голос подруги, Кристина с Белкой ехали в другой конец города, где Петракова снимала квартиру подальше от пьющего отца и вечных семейных разборок.
- Ну, блин, кошёлка! - возмущалась Белка. - Тебе, - ля-ля-ля, бла-бла-бла! - вот такенную лапшу на уши, а ты повелась, как последняя лохушка. Ты сначала присмотрись, чё за мужчинка, а потом в спальный мешок к нему прыгай.
- Белинская, не остри тупым углом, а? Знаешь, сколько мужиков надо поменять, пока найдёшь того, который согласится жить с тобой?
- Не знаю, и знать не собираюсь.
- Ну и блюди себя для своего мифического олигарха.
- Твоя философия как рассуждения алкоголика: чем больше я пью, тем сильнее дрожат руки, чем сильнее дрожат руки, тем больше проливается мимо стакана. Значит: чем больше я пью, тем меньше я пью.
- Ну и? Не поняла.
- Чем чаще ты меняешь мужиков, тем меньше надежды на то, что тот, кого ты ищешь, воспримет тебя всерьёз.
Разными были Петра и Белка: одна вечно обжигалась, ходила на грани потери женской гордости, вторая чуть ли не в монашки записалась, скептически глядя на окружающих мужчин: "Третий сорт, не брак!"
- Всё, тётки, хватит тайгу пылесосить, - мирила их Кристина. - Идём на прогулку. Себя показать и над другими посмеяться.
Шумно собирались, галдели, стучали каблучками по лестничным пролётам. Выходили из подъезда: высокие, стройные, походка от бедра.
"Тёткам" было по двадцать пять, они собирали на улицах восхищенные взгляды, они были ещё молоды, но уже знали жизнь, и только одного не могли понять, - почему мужчины стелятся перед ними, а замуж выходят за "серых мышек"...
Год Кристина не пускала в свою жизнь мужчин, потом появился Вова. Даже два Вовы. Нет, физически он был одним человеком, но присущее большинству мужчин раздвоение личности было у него так сильно выражено, что Кристина воспринимала Вовчика как двух разных людей. Раздвоение было чётким и понятным как на шкале термометра: вот тебе плюс, а вот минус, - между ними только ноль, точка отсчёта.
Для Вовы точкой отсчёта была эякуляция. До секса он был само обаяние: дарил цветы, мыл посуду, хохмачил. Кристина почти любила его. Пройдя критическую точку, Вовчик кардинально менялся: мог часами не разговаривать с Кристиной, равнодушно потягивал перед телевизором пиво, лениво отвечал на вопросы.
Мысленно Кристина даже называла его по-разному: Вовчик-до и Вовчик-после. Чтобы чаще общаться с тем, который "до", она всячески ускользала от секса: то голова болит, то "гости". Но как ни оттягивала она минуты близости, а Вовчика-до с каждым днём становилось всё меньше.
Кристина не стала ждать, когда Вовчик-после полностью вытеснит своего "близнеца": свалила в две спортивные сумки мужские вещи из шкафа, достала из ящика для белья грязные носки, подчистила полочки в ванной. Когда Вовчик вернулся с работы, сумки стояли поперёк порога.
О! Он был сообразительным малым: не проронив ни слова, глянул на загородившие вход сумки, изогнул в защитной усмешке угол рта, иронично отсалютовал Кристине, по военному чётко поднеся к виску сложенные вместе указательный и средний пальцы. Она с полной серьёзностью отсалютовала ему в ответ, ногой подвинула к порогу одну из сумок. Захлопнула дверь.
Кристина не переваривала старомодную "Иронию судьбы", заезженную сильнее, чем то, что в учебнике литературы, но песня о тяжёлом земном шаре крутилась в голове... Кому шар, а кому край подоконника, но он теперь уже точно не уплывёт под ногами. Прощай безвременно почивший Вовчик-до и спасибо вам Вовчик-после, что я больна не вами...
Без финансовой поддержки Кристине стало трудно сводить концы с концами, - она распродала последние побрякушки, оставшиеся от сытой жизни с Тимуром, устроилась на работу. Отвечала на телефонные звонки, стучала по клавиатуре, скармливала принтеру пачки бумаги и деликатно пыталась избавиться от назойливых домогательств шефа. Всё как у людей.
Вечерами проходила мимо скамеечек. У каждого подъезда - свой обменник, только меняют не "деревянные" на "зелень", а вчерашние новости на завтрашние.
Город, блин-нн! Девятиэтажная деревня с университетом и аэропортом!
Раньше бывало: "Здравствуйте тётя Галя... А, Кристиша, как дела?.. Нормально, как здоровье?.." Теперь молча кивала сидящим у подъезда женщинам, а вслед слышала неразборчивое, но осуждающее: бу-бу-бу...
Мужчин в свою жизнь она решила больше не пускать. Ну... не совсем в жизнь, - в душу. А для поддержания в норме психики достаточно ни к чему не обязывающего секса. Два раза в неделю нормально? И душа на месте, и времени уходит не много. Главное, чтобы не вхолостую.
С Шульгиным у них был деловой уговор: среда и суббота. Случайное знакомство; кажется, женат. Менеджер какого-то рекламного агентства? Какая разница! Главное, чтобы презервативы не забывал, и вовремя уходил.
С ним она чувствовала своё тело едва ли не сильнее, чем с Артёмом. Если Артём знал о её теле, больше, чем она сама: медленно и нежно подводил её к развязке, то Шульгину было наплевать на чувства Кристины: он валил её на постель молча, без ласк и поцелуев, но от его звериной страсти Кристина сама готова была по звериному рычать и, ломая ногти, впивалась в простынь под собой, что есть силы тянула её, как тянут вожжи взбесившегося скакуна.
Вот уж воистину: к одной цели можно прийти разными путями.
Кристину устраивало такое положение дел до тех пор, пока на горизонте не появился Егор. Ему было хорошо за сорок. За плечами командировка в Афганистан и две - в Чечню. Он не любил вспоминать об этом. Только китель с майорскими погонами в шкафу и частое зависание на официальном сайте какого-то разведбата, слегка проясняли картину. Да ещё под лопаткой, - такая же ямка, какую оставила на теле Кристины пуля, предназначенная Тимуру.
Внешне Егор отдалённо был похож на Брюса Уиллиса времён четвёртого орешка, а характером, - этакий совковый Брюс, со старомодными понятиями о чести, добре и о справедливости. Ну и что, что старше на пятнадцать лет, зато сильный и надёжный.
Кристина не сходила по нему сума как по Мещерскому или Артему, он не вызывал в ней той звериной страсти, какую вызывал Шульгин, с Егором она просто хотела прожить жизнь, - тихую, спокойную. Чтобы всё как у всех: пустышки, подгузники, первые шаги, первые слова. Прогулки втроём, мороженное, детские аттракционы.
Знала точно, - Егор любит её по настоящему, хочет семью и детей. Только две вещи не принимал он в Кристине: жаргонные словечки и манеру сравнивать всё с американскими фильмами: "Хочу стрижку как у Шарлизки в "Сладком ноябре" ... страшный как Шрек... Аста ла виста".
- Поколение, воспитанное русской зоной и американской фабрикой грёз! - возмущался он. - Ядерная смесь, блин... - досадливо хватался крепкой рукой за бритую голову. - Тьфу ты! И я уже с тобой "блины" к месту и не к месту лепить стал.
Избавиться от этих недостатков Кристине не составило труда, но был ещё и третий, о котором Егор пока - ни духом. Кристине долго не удавалось забеременеть, потом наблюдавший её врач-гинеколог, признавая своё бессилие, развёл руками. Кристина уже полгода как бросила курить, а тут потянулась за сигаретой.
Прошлое стреляло без промаха. Подло, в спину. Тимур не хотел детей, - были аборты.
Кристина долго не раскрывалась перед Егором, ждала удобного случая, а случай всё не приходил, - Егор в последние дни был каким-то хмурым. Только потом Кристина узнала: соседка, тётя Галя, нашептывала ему чуть ли не каждый день: "Ты видный мужик, зачем тебе эта леблядь?.. Да, ты знаешь, что здесь творилось?.. Не пара она тебе. Найдёшь другую". И много ещё чего рассказывала.
И приятели-соседи за кружкой пива или за партией в преферанс гнули ту же линию: "Ну, если там поразвлечься или ещё чего, - флаг тебе в руки, но на постоянку и не думай, - она не тот человек, что тебе нужен".
И однажды вечером он начал этот разговор. Говорил долго путано. Кристина не сразу поняла, в чём дело. Оказывается, есть четвёртый недостаток, который мил друг не сразу и разглядел, а Кристина, так и вовсе не ждала, что проблемы придут с этой стороны.
- Я тебе не изменяю и не собираюсь изменять, -- подвела она итог его сбивчивой речи. - Тебя это интересует, или то, что было до тебя?
Он досадливо водил ладонью по бритой голове.
- Боюсь, ты этого не поймёшь.
- Что тебе наплела эта карга старая? Да! У меня были мужчины. Может, больше, чем допускает твоё представление о порядочной женщине. Но никогда я не имела дело с двумя мужчинами одновременно. Если не считать единственного раза по молодости, да и то это было из жалости, не больше месяца. С твоей точки зрения правильная женщина это такая как тётя Галя? Всю жизнь с одним мужем? Сколько её помню и любовник у неё лет двадцать всё один и тот же. Завидное постоянство.
- Ладно, извини, - он целовал её в лоб и искренне хотел забыть всё, но что-то у него не получалось.
Была одна вещь сильнее его любви.
- Офицерская честь? - усмехалась Кристина.
- Причём здесь офицерская честь, -- сердился он. - Простая мужская честь. Когда мужчина женится, он отдаёт половину своей чести в женские руки.
- Даже так! - усмехалась Кристина. - А я плохая хранительница. Ага?
- Да нет, пойми же. Я устал от этих взглядов, от этих затаённых ухмылок. Под "калашами" духов чувствовал себя уютнее, чем под этими взглядами.
- Да у тебя просто комплексы, - неосторожно рассмеялась Кристина. - Тебе бывшая жена не изменяла?
Не закончив ужин, он молча отодвинул тарелку, ушёл в другую комнату и не разговаривал с Кристиной до утра.
Что-то было отравлено. Он знал точно что; Кристина понимала это смутно, самой отдалённой частью ума.
Егор задержался в её жизни на год, два месяца и семь дней. Кристина могла бы вспомнить часы и даже минуты, если бы не накатила полная апатия к жизни.
Через две недели после ухода Егора, одна из соседок остановила Кристину возле подъезда:
- Видела вчера твоего, - там, на углу дома стоял. Темно уже было, а он всё в тени прятался. Сигареты четыре скурил, не меньше. Несколько раз сигарету отшвырнёт, к подъезду направится, а потом с полпути - обратно. И опять курит.
Кристина пошла к углу дома. На асфальте - четыре окурка, фильтры искусаны в вату. Кинулась звонить, - телефон вне зоны доступа. Поехала в другой конец города, туда, где Егор до встречи с ней жил у приятеля в частном доме.
Напрасная дорога: "Уехал... не знаю... ничего не оставлял... если узнаю, сообщу". Бумажку с номером её телефона приятель выкинул здесь же у калитки.
Кинулась к бывшей жене Егора, - три года в разводе: та только непонятливо кривила презрительные губы.
Кристина выть была готова... Где ты, чёрт тебя побери! Ведь будешь всю жизнь маяться, пережиток совковый!..
Два дня металась по городу, - тщетно: ушёл, не оставляя следов.
Разведбат, блин...
И вот уже неделю Кристина не выходит из дома. Волосы нечёсаны, желудок ноет, в холодильнике пусто. Она заставляет себя подняться, умывается в ванной, проводит руками по лицу. На секунду из-под пальцев показываются прежние молодые глаза, но мокрые ладони скользят ниже, - натянувшаяся кожа возвращается на место, обозначая первые морщинки, намечающиеся мешки под глазами. Кристина устало роняет руки, хватается за края фаянсовой раковины, будто боится упасть, кривит в усмешке губы.
Кэтрин Зета-Джонс мухосранского масштаба, блин...
Гром катает над крышами шары, - в дальнюю лузу, за горизонт.
Пустая банка кофе, забитая пепельница. Дымок последней сигареты как вьюнок ищет опору, но не находит и, прогибаясь, утягивается под верхний край открытой форточки навстречу тёмно синим тучам.
Ноготок с ободранным лаком настырно тычется в кнопки телефона. Петракова - вне зоны уже два месяца. Укатила с новой "любовью" к чёрту на кулички. За всё время от неё только одна эсэмэска: "Нета и моб связи нет ,зато природа! Зашибись !У меня всё классно .Люблю вас".
К тридцати годам Белка и удача, наконец, встретились на одном направлении. Курс зюйд-вест: Эйфелева башня, Сена, Монмартр, что там ещё?
- Крыська-а-аа!!! Ты-ы?! - Белка едва не визжит от восторга на том конце Европы, как сопля малолетняя, будто у неё там белый пушистый щенок, которого она тискает и хочет чуть ли не съесть от обожания, но в то же время тормозит, боясь сделать ему больно. - У-уу... как я рада тебя слышать. Ты как?.. Я?.. Да ладно, что я, - я в шоколаде. Ты не представляешь себе, какой он классный! Не миллиардер, конечно, но нам и миллионов хватит. Правильно?
- Рада за тебя.
- Погоди, ты так и не ответила, сама как? - восторг на том конце вдруг притихает. - Что-то голос твой мне не нравится. Эй, мать, ты чего?
Кристина молчит, пытаясь преодолеть дрожь в горле. На том конце - настороженное ожидание.
- Не переживай, я в порядке, - наконец говорит Кристина. - Просто по тебе очень соскучилась.
- А я как соскучилась!
- Знаешь, я тебе позже позвоню, батарея садится. Пока, целую.
- И я тебя, - в голосе Белки секундная обескураженность. Спохватившись, она кричит вдогонку: - Крыська, будь умницей.
Скрежет разбухшей оконной створки, капли прыгают в комнату.
Ливень шипит как яичница на сковороде.
В памяти осталось совсем мало из физики: "кинематика... свободное падение тел... в вакууме массой тела можно пренебречь..."
Подумаешь, пятьдесят пять килограммов без джинсов и босоножек.
Мокрая футболка липнет к телу, телефон плавает в луже на подоконнике.
Кристина босыми ногами стоит на краю скользкого жестяного отлива и пытается найти в душе хотя бы малую толику страха перед ускорением свободного падения.