Аннотация: Мы рождаемся джинами, что бы затем стать рабами своих ламп...
Про/За-3: Раб лампы.
- Ты кто? - Поинтересовался Аладдин.
- Я раб лампы. - Ответил ему джин.
1.
Девятый класс. Восьмое сентября. Первый урок - английский. Вера Владимировна, молодая, робкая, испуганно заходит в кабинет, отступает от двери на два шага к доске, жестом предлагая войти нашему новому однокласснику.
Юрка Беккер оказался из тех людей, которым, несмотря ни на что, не завидуешь, и с которыми ни в чем не соперничаешь. Только появившись, с доброй лучезарной улыбкой, он влюбил в себя половину девчонок класса - высокий, голубоглазый, с вьющимися светлыми волосами, с хорошо очерченным торсом... Красавец, да и... Чуть не написал "и только". Нет!
Урок то был английского языка, и на этом языке он заговорил так правильно, свободно и быстро, что всегда пребывающая в депрессии Вера Владимировна расцвела улыбкой. Она уже видела себя педагогом победителя областной олимпиады. Будет чем оправдаться в глазах руководства - успеваемость по ее предмету та еще... Надо сказать в расчетах ошиблась она не на много. Победить Юрка не победил, но и второе место по области - это второе место, в городе он понятно оказался первым; кроме того на уроках английского теперь не шумели, не кричали, а худо бедно старались и успеваемость подтянулась до вполне приемлемых для ГОРОНО показателей.
Второй урок - физкультура. Николай Семеныч, наш физкультурник, задерживался. Мы вяло перебрасывались мячами, кто-то предложил играть с бэшками на пиво...
Витька Жуков, лучший спортсмен нашего класса, с этого дня стал лучшим спортсменом школы, сами понимаете - благодаря Юрке. Юрка не забивал, особо не выпендривался, но спокойно, без суеты, обводил соперников, пасовал Витьку и тот резво и шумно клал мяч за мячом в корзину. Став школьным баскетбольным королем, он простил Юрке влюбленные взгляды одноклассниц, ранее принадлежавшие только ему.
После физкультуры, на физике, Юрка свое реноме сверхчеловека несколько подмочил, но на четверку предмет он знал. Правда твердой эта четверка стала уже в выпускном десятом классе, после его честного признания своего непонимания теории относительности Энштейна. Возможно Алла Борисовна ему поставила бы и пять, так как доказывая данную теорему нам в течении двух уроков и получив дружное "да!" на вопрос - "все поняли?", была таким ответом очень удивлена, поразмыслив вслух о неприятии данных доказательств, приводимых самим Энштейном, со стороны более просвещенного, чем мы конечно, академического общества Европы, но... Юрка же не понял, а согласно принятых Министерством образования установок понять должен был.
Впрочем, Юркиным коньком, главным его талантом, сверх его я - была живопись. Так думал он, так считали мы, и так говорил главный художник нашего города Всеволод Петрович Иванов. С ним спорили преподаватели школы, и даже непризнанный гений, тоже художник, Владимир Владимирович Пидченко, но юный талант трезвые голоса не слышал - он желал славы и почитания, как живописец, а не как знаток английского.
После окончания школы Юрка твердо решил ехать в Москву, поступать в Академию Художеств. Против этой Академии выступали не только школьные учителя, но и его родители - отец, Владимир Юрьевич, сам военный, и сына видел в форме; мать, скорее чутьем, чем здравым смыслом, хотела направить его но экономической стезе. Однако ни какие их увещевания не действовали. Первым сдался отец, здраво рассудив, что в Академию Юрка все равно не поступит, и армия сама его к себе заберет.
Другого мнения держался Всеволод Петрович Иванов, признанный лучший художник нашего города. Академия Художеств для него оказалась только мечтой. После школы, не средней, а восьмилетки, пятнадцатилетним пацаном он поехал в областной центр, в художественное училище, по окончании которого долго преподавал рисование в отдаленном селе, пока не перебрался в наш город, во многом стараниями старшего брата - руководителя самого крупного предприятия. Иванов старший же и обеспечил его художественными заказами - стенды наглядной агитации, плакаты к праздникам, отделка подведомственного Дома Культуры. Всеволода Петровича хвалили, чествовали, привечали. Он поверил в свой не дюжий талант, а то что его картины не в Москве, и не на выставке в Париже - только от недостатка образования и отсутствия хороших учителей. В Юрке он увидел себя молодого и всячески подогревал в нем стремление ехать в столицу.
Юрка болел рисованием. В его нагрудном кармане лежал блокнот, который он, при всяком удобном, случае открывал, что бы нарисовать или смешно сидящего воробья; или угрюмое лицо первоклассника; или вздернутый носик Веры Владимировны; или цветок кактуса, распустившийся вдруг в феврале. После школы Юрка отправлялся в клуб, где под руководством Всеволода Петровича, изучал техники наложения краски, методы владения карандашом, способы отображения света... Часто их можно было видеть вместе с мольбертами на пленере, углублено метающими на холсты краску.
И в этом я ему завидовал. Нет. Не умению рисовать, не решительности следовать своим путем - в определении этого пути для себя. Я так и не знал чем заниматься после школы. Точнее знал, но это был выбор моих родителей - людей увлеченных профессией. Отец геолог, мать геофизик. Оба "добывали нефть". Меня видели только нефтяником.
С детства знакомый со строением геологических плит, сейсморазведкой, каратожом скважин и залеганиями девонской нефти в низовьях средне - волжской возвышенности, я здраво рассудил, что учиться мне будет легко и против предков не выступал. Да и зарплата у нефтяников неплохая...
2.
Но не только выбор профессии волновал нас в те годы. Гормоны бурлили, требуя любви к противоположному полу.
Юрка запал на Ленку Кузнецову. Что говорить - Ленка и лицом Ирины Алферовой, и не по годам развитой фигурой Джины Лолобриджиды, сводила с ума не только старшеклассников нашей школы, но и многих молодых лейтенантов воинской части, и... Мужское население от пятнадцати и старше, словно в гипнотическом трансе, провожало ее взглядами, стоило ей хоть краем своего существа попасть в их поле зрения. Она это знала.
Юрка ей нравился. Но Ленка на его нерешительные, подобострастные взгляды не реагировала. Влюбленный Пьеро искал путь к сердцу красавицы и нашел.
Девчонки в те годы вздыхали не по художникам, не по нефтяникам, а об олигархах тогда ни кто и не слышал; девчонки тащились по Вячеславу Бутусову, Юре Шатунову и Джо Дассену.
А общаться, и общаться близко, очень близко, с девчонками тогда можно было только на дискотеках. А на дискотеке кто самый уважаемый? С кем все хотят перекинуться парой фраз? Кому не откажет девчонка слиться в медленном танце? Да... Если у него будет время на медленный танец. Не угадили. Не Ди джей.
В моей молодости уважаемыми людьми на дискотеках были музыканты, живьем исполняющие песни кумиров. В каждой школе имелся свой вокально-инструментальный ансамбль с типичным набором аппаратуры подаренной шефами: три электрогитары - бас, ритм и соло, ионика, барабанная установка, баян или аккордеон. Иногда присутствовали маракасы, треугольник, губная гармошка и ксилофон. Наш школьный ВИА был укомплектован по-полной и даже больше - у нас была труба, на которой правда ни кто не играл, потому что ни кто играть не умел. Откуда она появилась, когда, зачем?
Играть на этой трубе и пришел Юрка.
- Ты умеешь? - Завистливо удивился Витька Жуков, игравший на соло-гитаре и потому считавшийся руководителем коллектива.
- Научусь! - Зло ответил Юрка, взял трубу и, получив в спину ехидные ухмылки, ушел искать учителя.
Учителя он нашел скоро - им оказался бывший учитель пения нашей школы, бывший хозяин этой трубы, бывший муж Веры Владимировны, а ныне грузчик продуктового магазина Александр Иванович. Ради умения играть Юрка научился гнать самогон и говорить по фене.
Хитом новогодней дискотеки стало исполнение Ленкой Кузнецовой на ионике и Юркой Беккер на трубе незамысловатой мелодии Жана Мишеля Жара... Не помню уже как она и называется, но в те годы... Сами понимаете сыграли они не случайно встретившись на этой дискотеке. До этого они репетировали. Долго репетировали. И я знаю, что идея этого номера пришла в голову не Ленке, а Юрке, ведь к этому времени мы с Юркой стали закадычными друзьями. В ансамбле я стучал на барабанах и иногда писал тексты к праздничным датам на музыку советских композиторов, то есть, в понятии Юрки, являлся личностью творческой.
3.
По окончании школы Юрка и Ленка, вместе поехали в Москву - Юрка поступать в Академию Художеств, Ленка в ГИТИС. Оба не поступили.
Вернувшись, Ленка сдала документы в местное медучилище, а Юрка пошел работать на завод, учеником, кажется, токаря.
Я, как и планировали родители, поступил в Уфимский нефтяной институт, на геологический факультет. В конце августа уехал, и с Юркой встретился только через три с половиной года - так получилось.
На зимние каникулы, первые мои студенческие каникулы, Юрку дома я не застал - он уезжал в Ленинград вместе с Всеволодом Петровичем к какому-то старому другу художника по поводу содействия в поступлении Юрки в Академию Художеств. Не знаю, чем там у них дело кончилось, только летом, в очередной раз провалив вступительные экзамены, Юрка осуществил отцовскую мечту - стал солдатом.
Мне солдатского счастья изведать не довелось по причине размытого видения мира - с очками на минус шесть в армию не брали, и пока Юрка защищал меня от врагов, я оттягивался на дискотеках, изучал премудрости устройства матушки Земли, путешествовал по стране в составе веселых студенческих стройотрядов.
Отдав долг честно, быть профессиональным военным Юрка так и не захотел. Отец к этому решению сына отнесся равнодушно, потеряв всякую веру в оружие. Страна, которую он защищал все эти годы, была побеждена без единого выстрела - Союз ССР перестал существовать как субъект международного права. Владимир Юрьевич Беккер воинскую службу оставил. Оставил жену, Родину; вспомнил о национальности и с молодой женой уехал на МПЖ в Германию.
Узнав о решении родителя, Юрка, пока тот еще не уехал, решил оформить отношения с Леной - она его ждала и дождалась. Вот на его свадьбе мы и встретились спустя три с половиной года.
Гуляли лихо, весело - в основном молодежь. Основной костяк составляли школьные друзья, разбавленные Лениными подругами по медучилищу. Немногочисленные родственники, завистливо радовались за жениха и невесту, пели старинные песни, заставляли совершать древние обряды. Молодежь, отдав дань, танцевала под ритмы школьных лет, пила до одурения водку, орала блатные песни.
В те две недели, что я пробыл дома, мы с Юркой общались не очень много, но и из этого немного я сделал вывод - он счастлив, счастлив по настоящему, не смотря на отъезд отца, безденежье свойственное времени перемен, отсутствию собственного жилья. Ему было хорошо с любимой женой на съемной квартире; у него была интересная работа - он трудился в художественной мастерской у Всеволода Петровича, восстанавливал росписи в церквях, рисовал иконы, оформлял жилища "новых русских". И хотя учитель платил не много, будущее рисовалось Юрке радостным и счастливым.
4.
Встретившись через год, общения с Юркой не получилось. У него только что родилась дочь. Все свое свободное время он уделял теперь ей. Да... Свободного времени у него теперь почти не стало.
Времена стояли трудные. Бешеная инфляция, задержки заработной платы, не ликвидированный дефицит... Да еще Юрка поругался со Всеволодом Петровичем, уличив его в "несправедливом" распределении средств - учитель оказался барыгой, большую часть денег от заказов оставлял себе, работникам платил сущие копейки.
Юрка сдался на уговоры тестя и устроился к нефтяникам - в бригаду по ремонту скважин. Работа тяжелая, грязная, и хотя с задержками, все же хорошо оплачиваемая. Оттрубив неделю в поле, неделю он стирал пеленки, гулял с коляской, искал по аптекам памперсы, и иногда, редко, но выбирался с мольбертом на пленер, дабы успокоить душу - в съемной квартире краски он не открывал, что бы не портить запахом воздух.
Так что, придя однажды к другу в гости, я нарвался на измотанного бытом мужика с мокрой пеленкой в руках. Испуганно вскинув палец к губам, он вывел меня на лестничную площадку, где в процессе курения и поведал о своем житье-бытье. Лену тогда я не увидел - она отдыхала после бессонной ночи.
5.
В следующий раз мы встретились уже через пять лет - по окончании института я поехал на Север, набраться опыта, подзаработать денег, сделать карьеру. За это время женился. У меня родился сын.
Мне нравилась моя работа, и пару отпусков, я без сожаления обменял на денежную компенсацию.
Так что на побывку к родителям в очередной раз мне удалось вырваться только через пять лет, да и то по их настойчивым просьбам - уж очень хотелось понянчиться с внуком.
Дня через два после прибытия, мы с женой оставили Сашку (так я назвал отпрыска) на попечение бабки, отправились по моим друзьям и первый визит нанесли Юрке и Лене.
Лена домовничала одна, они снимали все туже квартиру. Танюшка, их дочь, играла в песочнице около дома. Лена готовила обед, посматривая время от времени в окно. Она обрадовалась, усадила за стол, налила чай, расспрашивала что, да как; делилась о своем житье; вспоминала общих знакомых.
Из ее рассказа я узнал, что они строятся - взяли участок земли и Юрка все выходные, а работал он на прежнем месте, в той же должности, тратит на дом. Скоро явился и хозяин.
Мы обнялись, Лена сбегала в магазин, принесла бутылку водки и бутылку вина. Сели, выпили и захмелевшие пустились в воспоминания о юности. Между прочим я поинтересовался:
- Рисуешь?
Юрка кисло улыбнулся, угрюмо мотнул головой.
- Некогда. Дом строю. Вот закончу и тогда...
Быстро налил в рюмки, мы выпили.
- Да, Женек, не поможешь? Мне завтра кирпич должны привести - вдвоем быстрее будет, а то... Все деньги на этот дом уходят! Все!
Следующий день я, как и обещал, посвятил Юркиному дому. Мы выгрузили две машины кирпича, переместили в сторону кучу щебня, очистили огромную бадью от застывшего цемента. Ели на стройке - вторая машина должна была прийти вслед за первой и, что бы не платить деньги за простой (вдруг машина придет, а нас нет), мы подкрепились теплыми щами из термоса. После окончания работ, Юрка купил в ближайшем ларьке пиво.
Мы выпивали, сидя на плитах, и художник упоенно описывал свое будущее жилье. Весь смысл описания сводился к студии в мансарде, в которой он будет рисовать свои картины.
- Вот здесь, - Юрка чертил квадратик, - будет холл. Здесь, - другой квадратик, - спальня. А вот над ними, в мансарде будет стеклянная крыша. Там будет светло, ведь сам понимаешь - для рисования нужен свет, в углу будет мольберт, здесь - стол, у меня в нем будут краски, кисточки; там шкаф - для холстов, грунтовки, растворителя...
Он прихлебнул пиво, расплылся в улыбке и мечтательно продолжил душеизъявления.
Домой я вернулся поздно, сильно уставший, можно сказать - разбитый, пьяный, с обещанием помочь другу и на следующий день...
Следующий день мы посвятили рытью выгребной ямы. Юрка рыл, я вытаскивал на поверхность ведро с землей, опустошал его и опять спускал вниз. Углубившись на определенную глубину, Юрка вылез из ямы, мы вдвоем подтащили к ней бетонное кольцо и прилагая неимоверные усилия заставили его опуститься вниз.
Обедали в этот раз у Юрки. Выкушав по тарелке супа, и выпив по рюмке водки, друг начал разговор о завтрашнем дне, но бросив взгляд на мои трясущиеся от работы руки, заметил:
- Не привык руками-то работать! Да...
Больше в тот отпуск я к Беккерам в гости не ходил.
6.
Опять свидится довелось только через четыре года.
Беккеры жили теперь в доме. Мы сидели на улице, за столом. В стороне дымил мангал, источая запах жаренного мяса. Дети играли с собакой. Все пространство впереди, метров на двадцать, до соседского забора, занимал огород.
- Благодать! - Юрка щурился на заходящее солнце.
- И не говори! - Пьяно поддакивал я.
- А толи еще будет! Ты вот через год приезжай. Там баньку поставлю, там беседка с барбикюшнецей, там... - Он махнул в пространство, подумал, почесал затылок. - Теплица! Круглый год огурцы и помидоры! Свои! Не то, что в магазине!
О картинах, живописи, студии в мансарде Юрка в этот день не вспомнил.
7.
Но на следующий год приехать не получилось. Не получилось и еще через год, но зато через три я перебрался в родной городок, если не навсегда, то надолго - с хорошим повышением, и должности, и зарплаты, меня пригласила местная нефтяная компания. Даже коттедж под жилье выделили.
Я перебрался в середине лета. Стыдно сказать, но другу позвонил только через три недели после переезда -втягивался в дело, знакомился с людьми, вникал в особенности местных геологических структур... Работа втягивала, озадачивала, радовала.
Я давно гордился профессией, любил ее. У меня очень интересная профессия! Главное - нужная!
Если бы не случайно попавшаяся на глаза фотография класса... Стыдно.
В субботу я был у Беккеров. Приехал один - семья отдыхала на море.
Юрка раздался. Его повысили, физических нагрузок не стало, нервных прибавилось; судя по наваленным у дома камням-дикушам, покрытым слоем грязи и пыли, и после трудовых будней, физически он себя не нагружал. Его нагло выпирающий живот, висящий второй подбородок, округлые плечи с головой выдавали хозяина в лене и бездеятельности.
Лена обрадовалась, захлопотала, пригласила в дом, но Юрка на нее шикнул и она сникла, виновато улыбнулась и ушла, бросив на ходу: "Заходите потом...".
- Дома жара. - Объяснил Юрка. Хитро подмигнул и кивнул в сторону двери ведущий в подвал.
Подмигивание объяснилось просто - подвал использовался как место отдохновения, которое хозяин определил для себя просто, без изысков, без высших...
Мольберт в помещении присутствовал. Он лежал в дальнем углу, покрытый брошенными старыми тряпками, пылью, осыпавшейся с потолка известью. Посередине подвала стояло подобие стола - два перевернутых ящика из-под бутылок, на которых покоились струганные доски, накрытые выцветшей клеенкой. Еще четыре перевернутых ящика стояло около этого импровизированного дастархана, служа стульями.
Юрка суетился, метая на стол стаканы, тарелки, вилки. Достал из кладовой маринованные огурцы и помидоры, вытащил банку тушенки, открыл шпроты... Оглянувшись на слуховое окно, заговорщицки кивнув, открыл дверку не используемого летом отопительного котла и извлек из нее бутылку с прозрачной жидкостью. Этикетки на бутылке не было.
- Первач! - Разъяснил Юрка немой вопрос на моем лице. - Сам гнал!
Наверное я не правильно реагировал на его откровения. Юрка сник лицом.
- А-а-а... Ты же начальник... Не пьешь такое... - С подковыркой протянул он.
- Да нет! Еще как пью! - Поспешил я успокоить друга. - Только давно... Не только самогон, вообще спиртное.
Юрка воспрянул духом, заулыбался.
- То-то... А то мне - "забыл тебя, большой начальник, да он с тобой теперь..."! Нет, говорю, Женек - друган! Я еще...
Говоря, он открыл бутылку. Потянуло сивухой. Юрка наполовину наполнил стаканы. Порезал кольцами огурец... Зло ругнулся.
- Придется в дом идти... Хлеб забыл!
Задумчиво посмотрел на меня, почесал лоб.
- Но я же с тобой! Я же не с... - Он не стал уточнять - с кем обычно выпивает, резко поднялся, и вышел.
Отсутствовал Юрка минут двадцать. Вернулся злой, недобро мотнул головой, принялся оправдывать.
- Дура! В дом идите - да там жара! Да и выпить нормально не возможно! Так и будет в рот заглядывать! Да и вообще! Нам же поговорить надо! Да? По мужски?
Я кивнул.
- Вот! Колбасы и сала, заодно уж, взял. - Он поставил на стол тарелки. Схватил наполненный стакан, и без тоста, без чеканья посудой, без всякой подготовки, опрокинул в себя содержимое. Крякнул, мотнул головой, поморщился. Закусил огурцом. Медленно взял с тарелки кусок сала, с чувством пожевал. На его щеках заиграл румянец, уголки губ поползли вверх... Юрка поднял глаза на меня.
Я так и не впил. Держал перед собой наполненный стакан, не в силах опрокинуть в себя пахучую жидкость.
- Ты че? - Юрка не удивился. Он был поражен!
Мышцы на его лице плясали, глаза ходили...
- Да тоже самое, что и виски твой! Пей! - Он по-своему расшифровал мою нерешительность. Подмигнул ободряюще. - Пил я это виски... Тот же самогон, только стоит ого-го!
И не с чего, я устыдился. Не стал говорить, что виски не пил, коньяк давным-давно, водку еще раньше... Не пьющий мол...
Зеркально повторил все Юркины действия. Только что закусывал дольше.
Скоро ударило в голову. Мир окрасился розовым. Мы пустились в воспоминания.
От юности, разговор свернул на настоящее, плавно перекатившись в будущее. Я уже плохо соображал, мечтал в основном Юрка.
"Теперь я им всем... Они у меня! Ты же вон где!" - обрывки его мыслей до меня доходили плохо, но и будучи пьяным, понял одно - о карьере художника он не помышляет.
- Ты сейчас не рисуешь? - Я хотел получить однозначное подтверждение от друга.
Юрка сник. Плечи опустились, глаза поникли, без всякой бравурности в голосе, с надломом выдохнул:
- Нет.
Он встал, подошел к телевизору, включил его. Шла сказка "Лампа Алладина". Юрка сел на свой ящик, уставился в экран. Молчал.
Самогон больше не пили. На меня напал жор, я метал со стола остатки еды. Юрка тупо пялился в телевизор.
- Ни кому не надо! Ни кому! - Вдруг выкрикнул он.
Я подавился, закашлялся.
Юрка подал воды, постучал по спине. Успокоился, тихим, убитым голосом продолжил:
- Ни кому. Я же не для себя. Я же для людей. Что бы красота у них... И ни кто! Отец меня только в форме видел, матери... Ей внуков надо, хорошую работу, достаток. Ленка. Не верила! Ни когда не верила. Замуж вышла и понеслось... Деньги, дом, шмотки. Всеволода помнишь?
Я кивнул.
- И Всеволоду я был нужен как работник. Не как продолжатель дела, не как ученик, не... Как простой подмастерье, как раб... - Он зло сплюнул. - Я же зрение потерял! Я же не вижу ни чего!
Я не сразу сообразил, что Юрка говорит о своем, не свойственном мне, не художнику, зрении.
- Раньше во сне летал. Другие планеты видел... - Продолжил он после долгого молчания. - На женщин смотрел иначе. Смотрю и рисую. В мыслях: обворожительность улыбки, хитрый блеск глаз, наклон головы, живущий своей жизнью локон... На поле гляну - марево волшебное, искры цветов, одиночество старого сухого карагача на пригорке...
Сказка кончилась. Юрка выключил телевизор.
- Человек рождается джином, становиться рабом лампы и умирает Алладином без мечты... - Он засмеялся. - Все сказки кончаются свадьбами. А в которых о стариках, то есть уже поживших Иване и Марьи-искусницы, эти самые Иваны и Марьи бранятся, ссорятся и друг другу козни строят...
Резко замолчал, поднялся.
- Тебе пора. Уже поздно. - Настойчиво, твердо.
Мы вышли на улицу. Пока ждали такси, Юрка делился планами о дальнейшем улучшении бытовых условий:
- Вот, ни как с Ленкой не договорюсь, куда камни деть. - Он указал на кучу дикого камня. - Она на опалубку хочет пустить, а я беседку с барбикюшнецей из них соорудить. Как считаешь?
Я пожал плечами.
Тут подъехала "семерка" с шашечками на крыше. Мы пожали руки. Юрка пообещал нагрянуть ко мне через недельку, но обещания не сдержал. Затем у меня не оказалось свободного часа. А потом...
Я подписал приказ о его увольнении по статье. Он напился на работе, и в пьяном виде полез в драку с начальником цеха. При этом хвалился дружбой со мной...
- Говорил, что пил с вами самогон... - Ехидно улыбался начальник отдела кадров, давая приказ на подпись.
- Пил. - Честно признался я. Начальник отдела кадров перестал улыбаться, потянул листок на себя...
Я остановил движение бумаги, быстро подписал.
Больше с Юркой мы не общались. Он на меня обиделся.