Она была еще совсем девчонкой. Сколько ей стукнуло? Кажется, шестнадцать. Чудесный возраст, не правда ли? И сама она была... Ну, не то, чтобы уж совсем чудесная. Скорее чудн`ая. Не похожая на остальных. Таких девчонок сейчас мало. Если она спотыкалась и падала (что, к ее чести сказать, с ней случалось крайне редко), то говорила "Ой!". Ну, на худой конец - "Блин!". Но не то, что обычно в таких ситуациях говорит среднестатистическая школьница старших классов. Чересчур воспитанная была девчонка, в общем. От запаха сигарет отчаянно кашляла с непривычки, и во рту сигарету никогда не держала. Полагала, что это вредно для здоровья и совсем даже неправильно. Вот глупая. Уколов не боялась, но в вену себе всякие подозрительные препараты не вводила, хоть это и странно. Даже алкоголь не употребляла, а пиво считала на редкость мерзким напитком и предпочитала в жару купить сок или минералку. Хорошо училась в школе. И не любила шумные тусовки. Вот такая оригиналка.
А так, ничего особо выдающегося в ней не было. Красавицей себя не считала, даже не думала, что симпатичная, и очень удивлялась, когда завидовали ее внешности - точеной безо всяких новомодных диет хрупкой фигурке, пышным, не замученным по салонам красоты волосам. Одевалась просто, за модой не гналась, чтоб не выглядеть клоном, и не тратила впустую косметику, наивно полагала, глупая, что в ее годы можно и не краситься.
В классе ее не то, чтобы совсем уж не любили, но и общаться с ней не хотели. А как с ней общаться, если сплетничать она не желала, считая занятием низким и недостойным, разговоры о новомодных тряпках ввергали ее в тоску, а стоило какой-нибудь однокласснице завести речь о четвертой в месяц любви всей ее жизни, девчонка насмешливо хмыкала, оставляя, впрочем, при себе свои мысли о том, что никакая это не любовь, ну да ладно, одноклассница в данном вопросе уж точно лучше разбирается. С мальчишками отношения как-то тоже не ладились - стоило какому-нибудь, еще не успевшему познакомиться поближе с особенностями ее странного характера, погладить ее по коленке или попробовать расстегнуть блузку, девчонка, вместо того, чтобы счастливо хихикать, тут же охлаждала пыл ухажера хорошо поставленным ударом с правой, а то и хорошим пинком, чтоб уж наверняка. Что поделаешь, такой вот был у нее рефлекс. Потому-то все нормальные ребята держались от нее подальше, а девчонке ничего иного не оставалось, кроме как довольствоваться обществом другой такой же дурочки. И не сказать, чтоб они были против такого расклада; совершенно искренне считали себя подругами и не говорили гадостей за спиной.
Тогда был май. Или июнь. А, может, июль? Что-то из этого точно. В любом случае, на улице стояла настолько редкая для тех мест, где жила та девчонка, жара, что, если уж погода решала удивить разнообразием, то солнце добросовестно пропекало тихий городишко до хрустящей корочки. Жители передвигались по улицам исключительно там, где тень, переползая с места на место подобно сонным мухам, больше похожие цветом кожи и нарядами на соотечественников славного Чингачгука, и со светлой грустью вспоминали такие привычные, а от того уже почти желанные сорокаградусные морозы.
Но юности свойственен оптимизм. Не смутившись зашкаливающим термометром, девчонка выскочила на уличное пекло, получать причитающуюся ей долю ультрафиолета и солнечных ударов. Уж лучше бы осталась в душной квартире.
Группе молодых парней, облюбовавших лужайку возле ее новенькой стандартной пятиэтажки, аномальная жара была глубоко фиолетова. Некоторые, правда, сняли футболки, на манер турецких султанов обмотав их вокруг головы, а один с видимым наслаждением обливался водой из бутылки. Девчонка заметила среди них своего соседа и почему-то обрадовалась ему. Сосед автоматически потер скулу, но, тем не менее, довольно приветливо поздоровался. Вот только она этого уже не слышала, встретившись взглядом с темно-карими глазами незнакомого молодого человека. Она и сама не знала, что ее так зацепило в нём - искренняя солнечная улыбка, располагающая внешность или то, что он, единственный, смотрел ей прямо в глаза, а не на длинные стройные ноги в коротких шортиках.
Прошло несколько дней, и она вновь увидела того парня в своем дворе. Он узнал девчонку и обжег такой особенной открытой улыбкой. Девчонка застенчиво улыбнулась в ответ, покраснела и заспешила прочь, чувствуя на себе его взгляд.
А потом... Каждый вечер она с ногами забиралась на подоконник и с четвертого этажа наблюдала за тем, как ребята совершают всякие акробатические чудеса загадочного велотриала, оккупировав заброшенную стройку перед ее домом. Безошибочно узнавала его высокую широкоплечую фигуру, темно-русые, выгоревшие на солнце волосы. Узнавала его в зеленом полосатом свитере, в черной футболке, а иногда и вовсе без футболки, в одних светло-серых джинсах.
Теперь она знала об этом парне очень многое - и имя, и фамилию, и кто родители, и где учится, и на кого, и сколько ему лет. Какими только окольными путями это не выяснялось. Да так, что никто ни о чём даже и не догадывался.
Девчонки с окрестных домов наперебой восхищались опасными трюками, громко ойкали и хохотали, каждый вечер собираясь в пеструю шумную толпу. Только одна не хотела глупо хихикать и строить густо накрашенные глазки. Она тоже восхищалась, но еще и боялась, сердечко каждый раз испуганно подпрыгивало, когда, казалось, вот-вот и до боли знакомый парень рухнет на забытую арматуру, или не дотянет нескольких сантиметров, перелетая пропасть между двумя бетонными блоками. Слава Богу, ничего такого не происходило, он отлично управлялся с горником. А ей оставалось лишь тихонько шептать, прижимаясь лицом к холодному стеклу: "Вот дурачок, что же ты делаешь? Мне ведь страшно..."
На улице похолодало, уже не верилось, что совсем недавно проклинали ненавистную жару. Приближающаяся осень нещадно гоняла по грязным улицам серые листья. Девчонка зябко куталась в джинсовую курточку, быстро шагая по короткой дорожке к дому. По привычке оглянулась влево, на заросший бурьяном пустырь, как раз вовремя, затем, чтобы увидеть, как знакомый парень лихо сиганул с трехметровой высоты и заспешил к ней, выкрикнув ее имя. И откуда только узнал? Ну, допустим, от соседа. Но - зачем? Растерявшись, девчонка почти бегом преодолела оставшееся до подъезда расстояние, ткнула ключом в домофон. Заскочила в полумрак прокуренного подъезда. Сползла спиной по холодной двери. "Вот дура! Дура, дура, дура..." Отчего ушла? Но не возвращаться же теперь, в самом деле... И пусть снаружи раздается требовательный стук.
К окну она теперь старалась не подходить, а чтобы не возникло соблазна как бы ненароком выглянуть во двор, завесила окно тяжелой шторой.
Через пару дней единственная подруга рассказала о том, что какой-то парень выпытывал ее телефон. И была очень горда тем, что попросила неизвестного не доставать ее подружку и номер ее не дала.
-- Ведь я правильно сделала? Ну что бы он тебе названивал?
-- Правильно, - автоматически кивнула девчонка, чувствуя, как всё внутри у нее переворачивается.
А еще через неделю папа попросил ее не оставлять сотовый дома, а то звонил ей какой-то парень, которому он естественно в весьма доходчивых выражениях внушил даже не сметь приближаться к дочери и забыть ее номер телефона.
Чуть не оборвала шторы вместе с гардинами, так спешила увидеть его и... Рассказать? Да, рассказать, к черту гордость. Но среди парней его не было. Ни в этот день. Ни на следующий. Ни через неделю.
А еще через пару недель она случайно увидела его на улице. И быстро перешла на другую сторону, натягивая на голову капюшон, потому что он был не один. Рядом, умело затягиваясь сигаретой, вышагивала на высоких шпильках раскрашенная блондинка в мини-юбке. Буквально повисая на нём, красотка что-то громко тарахтела, парень отвечал односложными репликами, на которые его подружка тут же взрывалась хриплым смехом.
В ту ночь девчонка долго не могла заснуть, сидя на постели. Видеть его больше не хотелось. А еще она знала, что отбивать чужих парней неправильно. Дурочка.