За чаем сидим. Телевизор включаем.
Зеленые блюдца в ладонях качаем,
Как будто, вздымая пары, пароход
Далече, в забытые годы идет.
Он старый. Скрипучие плюхают плицы,
Но рвется сквозь память разбуженной птицей
Фарватером лет, перекатами бед
Минулому, милому счастью вослед.
Легонько вздыхаем у Пристани Детства —
В размытые лица никак не вглядеться...
Но вот загудел пароходик, кружа,
У Берега Юности — память свежа!
Холстинные туфли, беленные мелом,
Капустные щи на ходу, между делом,
На стройках одни боевые посты,
И самый-пресамый ответственный — ты.
Смешной пароходик! Из прошлого вынес
Железные ходики, бешеный примус,
Просторную жизнь, огневую любовь
И ратным железом каленную боль...
А сердца хватало на все не по крохе
И тесному дню, и великой эпохе,
Глубокою мерой, до самого дна,
Хватало на жизнь — от зари дотемна.
...Все реже, медлительней падают плицы,
Годов караван за кормою толпится.
Но, синюю тень наведя на плетень,
Экран возвращает нас в нынешний день.
Мы смотрим, как новое юное племя
К рукам прибирает пространство и время —
О чем и не чаял, ты в нем примечай! —
И пусть остывает невыпитый чай.
Ветерану Магнитостроя
Михаилу Люгарину
Закаты в багряной полуде
Над нами, как вечный рассвет.
В Магнитке не старятся люди
Под славною ношею лет.
Ты юность четырежды прожил,
Да все не исчерпан лимит —
Так душу твою растревожил
Тридцатых годов динамит.
И глубже морщинок сплетенье,
И выбелил темя куржак,
А все-таки держишь равненье
На чей-то размашистый шаг.
И, кажется, песня пропета,
Твоя отделилась ступень,
Но к цели уносит ракета
Тобой подготовленный день.
И время тебя не остудит,
И ноша годов — не беда.
В Магнитке не старятся люди —
Магнитка сама молода!
*
Весна в Магнитке необъятна —
Бурлит в году по триста дней.
Весна в Магнитке неприглядна:
И грязь жирней, и снег черней.
И дело вовсе не в потоках,
Не в первых градусах тепла,
А в сроках жестких и жестоких,
Покой сжигающих дотла,
В любви до белого каленья,
В седьмом поту сквозных работ
И в постоянном обновленье
Из часа в час, из года в год.
А тут, согласно расписанью,
Широко солнышком плеснув,
По всем законам мирозданья
Весна вторгается в весну.
И русы косы разметала,
И сочетала звонкий зов
Новорожденного металла
С венчальной песенкой скворцов.
И отрабатывает почерк
На каждой улице ручей,
И громче лопаются почки
В скупых ветвях карагачей.
Работа
Железа привкус, гарью опыленный,
И звон, и шип, и скрежета свербёж,
Язык ладони в вачеге паленой:
«Чуть-чуть правее!» «Майна!» И — «Хорош!»
Размах — былинный, раскаленный ветер,
И перебранки крупная картечь,
И мужество, и клинья междометий,
Забитые в разгневанную речь.
Все это называется — работа.
Все в целом — цех, завод, бригада, план.
От смены к смене и от пота к поту —
Святейшее с греховным пополам.
А в душевой — с души чугунный вес,
Как сажа с мыльной пеною сотрется:
Казалось, будто силушки в обрез,
Ан нет! Опять играет в жилах бес.
Уйдет усталость — гордость остается.
Сказы
Ветер сказывал сказы
Про вас и про нас.
Ему вторили скалы
Над речкой Миасс.
А та речка
Ухватистой горною силой
Золотинками слово
Наверх выносила.
А подголоски-погудочки
Вдоль озера Аргази
Камышовые дудочки
По всем плесам разнесли.
А башкир-гуртоправ
На реке Урале
Добрым сказам подыграл
На степном курае.
А под горой Магнитной
Люди славные
Эти сказы знаменито
Переплавили.
И пошли они звоном
Во все концы,
От мартенов и домен
Дворцам в венцы,
Паровозам в колеса,
Столбам в провода
Да по звездным плесам
Черт-те куда!..
А люди славные — с нами.
Каждый прост — и не прост:
Что ни сердце — то пламя,
Что ни слава —
До звезд!
У городского костра
Отжившие бараки — под бульдозер.
Стропила стонут. Ухают венцы.
Тут барка жизни прошлое выносит,
А время рубит жалкие концы.
Тут ребятня копается, как дома,
В судьбе отцовской, к памяти глуха:
Кровать и примус — в план металлолома,
В макулатуру — писем вороха.
Татарскую гармошку-однорядку,
Коптилку-лампу ржавую — пинком,
Клеенчатую общую тетрадку
И сундучок с поломанным замком —
В костер, в распыл, на ветер — все в порядке!
Клеенку вмял в суглинок самосвал...
А может быть, впервые в той тетрадке
Первостроитель имя написал,
Над буквами потея и сутулясь,
Не ведая, что за великий труд
Тем именем одну из лучших улиц,
Построив город, люди назовут?
Или в руке безусого героя,
Перемахнув отеческий предел,
На фотографиях Магнитостроя
Тот сундучок всю землю облетел?
А может, под лихую однорядку
Забытые эпохой мастера,
Как первый храм, поставили палатку
И освятили песней у костра?
И в прахе писем, пущенных на ветер,
Душа кричит, живет тепло руки
Того, кому к подножию бессмертья
Приносим слезы, память и венки...
На озере Лебяжьем
В омуточке розовом
Хлюпают лини,
Теплый пар над озером
Припушил огни.
Березняк у берега
Зореньке молчком
Кудри чешет бережно
Синим гребешком.
В эту пору летнюю
На ночной меже
Самое заветное
Теплится в душе,
Нежное и грустное,
Милое до слез...
Камышинка хрустнула,
Отозвался плес,
Вот и звезды-крапинки
Канули на дно.
А в поселке Краснинске
Крутится кино
И визжат транзисторы,
И пугают сов
Молодым неистовством
Странных голосов.
Импортными стилями
В дым оглушены,
Сколько упустили мы
Русской тишины!
Сколько огорошили,
Отпугнули дум,
Сколько нам хорошего,
Не пришло на ум!
*
Как родную землю почитать,
Чтобы слов на ветер не кидать?
Чтобы стать перед ее лицом
Кровною родней, а не жильцом?
В детстве — теплым сердцем обнимать,
Как ребенок обнимает мать.
А когда нальется силой грудь,
Ей по-братски руку протянуть.
В материнской мудрой доброте
Телом заслонить ее в беде.
И, рубеж последний перейдя,
Вновь к земле приникнуть, как дитя...
*
Крутизна. Горючий камень. Грозы
Чиркают по скалам синим треском,
Градины стреляют, хлещут лозы...
Даже страхом поделиться не с кем.
А в потемках осмелели гады,
Из расщелин вылезли — и рады.
Наступи на хвост — вопьется жало,
И тогда уже пиши пропало, —
Ты — мертвец. Или живой — калека.
Ох, как надо встретить человека!
Руку в руку, по отвесным кручам,
По уступам, по камням горючим
Шаг, другой — и одолели б гору.
Ох, как нужен он в такую пору!
*
Творя добро, не взвешивай его,
Не измеряй объемы и масштабы:
Оно в твоих руках не для того,
Чтобы ладони превращались в лапы.
Не золото оно, не серебро,
Чтоб за него расплачивался кто-то.
А при расчете — где уж тут добро!
Все в мире зло от этого расчета.
Черепок
Подберите черепок,
Отряхнув от пыли.
Пусть еще вам невдомек,
Как его лепили,
Как, вертя гончарный круг,
Жизнь его погнула вдруг,
Как в огне калила,
Что в горшке варила,
От каких житейских бурь
Вся потрескалась глазурь
И кому на счастье
Он разбит на части...
Подберите черепок...
*
Природа — самый безупречный мастер,
Постигший совершенство ремесла.
И все, что ей доступно и подвластно,
До высоты искусства вознесла.
И чудеса являть не перестала:
Ее творенья дивно хороши
И в диком зарождении кристалла,
И в мудром становлении души.
Человек увидел сон
Человека мучил трудный сон:
Ситный хлеб пахучий видел он,
Даже ртом касался иногда —
человек был голоден тогда.
И в другую ночь он увидал:
В три обхвата камень он катал.
Докатить до полгоры хотя б!..
Человек отчаянно был слаб.
А потом увидел он ее:
Поливало солнце на жнивье.
Он метался, звал: — Иди ко мне!
А шаги заглохли на стерне.
Он проснулся. Сапоги надел.
День в окно рассеянно глядел
И в глазах его увидел боль,
На висках — беды великой соль.
Как нашел любовь он и еду,
Как вернулся к жизни и труду,
Вспоминает — и не вспомнит он.
А теперь — и счастлив, и силен
Он идет.
Идет и говорит:
— Был убит я? Был. А недобит.
Отняли любовь? А я — любил.
Взяли силы? Я пошел без сил.
Хлеба недостало — я стерпел.
Выжимали стон — а я — запел.
*
К многолюдью не спеши
Так бездумно и упорно:
Только для пустой души
Одиночество зазорно.
Тихий вечер не глуши
Болтовней смешной и вздорной —
Только для глухой души
Одиночество безмолвно.
Пыль в глаза не пороши,
В суете досуги пряча, —
Только для слепой души
Одиночество незряче.
*
Лазоревки! Вы снова прилетели
В кварталы к людям коротать метели,
Косить в окошки бусинками глаз
И ждать случайно помощи от нас.
И кто-то, равнодушный и неловкий,
Спугнет комочки радости с зимовки,
Но кто-то горстью крошек со стола
Себе добавит счастья и тепла.
Маленький скрипач
Шевелится за окошком
Индевелый карагач,
По серебряным дорожкам
Бродит маленький скрипач.
Прижимает к подбородку
Скрипку тонкую свою
И тихонько тянет нотку,
Как прозрачную струю.
А смычок неутомимо
Все танцует у плеча,
Но проходят люди мимо
И не видят скрипача.
И не слышат, как запели,
Отрываясь от струны,
Предрассветные капели
Первым голосом весны.
Горная речушка
Легкий пар накинул на ущелье
Рано утром шапку-невидимку.
Опушил черемушник метелью
Горную речушку-нелюдимку,
Громкую, в кремнистых перекатах,
Чистую, с размытою породой...
На корягах, мшистых и рогатых,
Обвисает ил мокробородый.
Жадно овцы хлюпают губами,
Вздрагивают мокрые коленки.
Унести с собою бы на память,
Да не на холсте и киноленте,
Не в стихах, а всю, как есть, картинку
В свежих красках, в горьких ароматах,
С этой горной речкой-невидимкой,
С этим говорком на перекатах...
Про сказку
Подпирает сосну
Великанья кривая нога,
Крепкой хваткой корней
Перетянуты стежки-дорожки,
И вот-вот прогремит
Расторопная Баба-Яга
И нетесаный сруб
Водрузит на куриные ножки.
А пока — тишина
Осеняет лесную красу,
В каждой жилке травы
И в душе отзывается чутко,
Только елка скрипит,
Шелестит стрекоза на весу,
Да хохлатая птаха
Опробует лешеву дудку.
Вдруг нечистая сила
Вломилась, кору сорвала,
Лес тревожно гудит
И глядит с удивленной опаской:
На опушке — гитара,
Две фары, четыре мурла.
Тары-бары.
Битье стеклотары.
Расправа над сказкой.
Ночное виденье
Ну как тебе спится,
Ну что тебе снится,
Земная кровинка,
Природы частица?
Земля многоцветна,
Земля многодетна,
Дала тебе силу,
Сама ж безответна...
Неважно мне спится,
Неладное снится:
Сады зацветают,
А совесть казнится.
Страдаю в потемках,
Ладонь свою скомкав:
А что протяну в ней
Далеким потомкам?
— Глядите-ка, вона
Чугунная крона,
На ней соловей
Из куска поролона,
В реке из бетона
Карась из капрона,
И духом сосновым
Дыши из баллона...
А сон, между прочим,
Недолго морочит —
Ведь ночь
Воробьиного носа короче.
И вот выхожу я
В балконные двери,
В природу живую,
Как в бога, не веря.
Чего в ней успели
Еще нахимичить?!
Но слышу распевы
Детей и синичек!
Хмельна голова
От весенних трезвонов,
Трава-мурава
Поползла из газонов.
Собака моя
На прохожего лает,
Скворец воробья
Из жилья выселяет.
И нежатся кошки,
И греются деды.
А вон и сережки
На кленах надеты!
Но мне под сквозною
Кленовою тенью
Все видится злое
Ночное виденье.
Вечер в степи
А были вы в степи в июне,
Когда струится в травах мед
И ветер стебли, словно струны,
Слегка заденет и примнет?
И крыльев день никак не сложит,
И солнце в дальние кусты
Лениво катит. И не может
Угомониться и остыть.
Но потемневшие пригорки
Сдвигают ближе горизонт,
И костерок хрустит легонько,
Как будто семечки грызет.
И до того друг другу любы
И ты, и степь, и все вокруг!
И тянет, тянет к добрым людям,
О том о сем подумать вслух.
Копченый чайник пахнет чаем,
Луна зевнула из-за гор,
И чай пахучий нескончаем,
И нескончаем разговор.
Молодняк
Я иду и в ус не дую
В лес июльский, в дух парной.
Ветер голову седую
Треплет пыльной пятерней.
Край тропинки еле виден,
Обступает молодняк
И шумит:
— А ну-ка, выйдем,
Не чужие, как-никак!
Выясняю отношенья
С юной порослью берез:
За какие прегрешенья
Довела меня до слез?
Я иду и негодую,
А с чего негодовать?!
Эту силу молодую
Надо ветром продувать.
Шпарить ливнем, солнцепеком,
Сечь поземкой да пургой,
Чтоб не взять ее наскоком,
Не согнуть ее дугой.
Чтобы волей, без опаски
Злу противиться могла
И с него срывала маски,
Не косясь из-за угла.
Впрочем, что себя морочу,
Несусветное несу?
Я в июльском, между прочим,
Полном радости лесу,
Где теплынь и ветер свежий,
Листья пенятся, бурлят,
И в полете крепнут ветви,
Будто крылышки орлят.
Камни
Д. М. З.
Люблю людей, влюбленных в камни!
Шлифуя мраморный излом,
Они беседуют с веками,
Как с земляками за столом.
И обнаруживают в яшме
Нерукотворные цветы
И величавые пейзажи
Неповторимой красоты.
Морские волны малахита
Для них ведут с ветрами спор,
Им дарит небо лазурита
Дыханье мира и простор.
Как свет весеннего заката,
Они встречают родонит
И так глядят в глаза агата,
Что он и сам на них глядит.
Они решат головоломки,
Прочтут на камне письмена,
Прихлынет к ним от Амазонки
Зеленоватая волна,
Волшебный свет пронижет оникс,
Воображенье распаля,
И замерцает, успокоясь,
В туманной друзе хрусталя.
Они в гранате без обмана
Любовь сумеют обрести,
Найдут во мгле обсидиана
Пылинки Млечного Пути.
Им доверяют не случайно
Кристаллы, зерна и слои
Не только все земные тайны,
Но и характеры свои.
Тот камень теплый, тот холодный,
Тот — верной дружбы амулет,
Есть гордый, скромный, благородный
И добрый есть, а злого — нет!
И потому познавший камень
Движенье времени постиг
И от общения с веками
Дороже ценит каждый миг.
Душица
Если жизнь тебя выносит
На далекие пути,
Ты сперва у горных сосен
В день погожий погости
И душицы хоть немного
Собери да насуши.
И возьми ее в дорогу,
Будто память для души.
Про нее молва недаром
Потекла из рода в род,
Что сродни кудесным чарам
Это зелье-приворот.
На заре лиловый цветик
Солнце держит на весу
И земные соки цедит
Сквозь медовую росу.
Ты сложи, как строки песен,
Эти стебли в чемодан,
Увези к далеким весям,
К незнакомым городам.
А тоска заворошится
По земле твоей родной,
Положи травы-душицы
В белый чайник заварной.
И, соседей угощая,
Грустью им не докучай,
Золотым уральским чаем
Утоли свою печаль.
Было горе — нету горя,
И, как будто наяву,
Залетишь высоко в горы,
В разливную синеву,
Где тропинки убегают
В голубые пихтачи,
Где звенят — не умолкают
Семиструнные ключи,
Где выстукивает сказку
Каждый дятел на стволе,
И все души — нараспашку,
И все яства — на столе.
Нива
Нива, нива усталая!
Ты сегодня — одна.
Поутру заблистала
На стерне седина.
Неприглядна, бескрайна —
Что вблизи, что вдали.
Отшумели комбайны
И людей увели...
А была ты невестой,
Опоясана радугой,
Каждый луч тебя пестовал,
Каждый шум тебя радовал.
А бывало, ты пела
Колыбельную зернам,
Лемехам свое тело
Открывала покорно.
Стебельки поднимала,
На простор выносила,
Корешки наполняла
Материнскою силой.
Наливалась красою ты
В час горячей страды,
Растеклось твое золото
По сусекам страны.
Отдохни-ка ты вдосталь,
Сном устаток развей
И пуховые простыни
Натяни до бровей.
Отдыхать тебе мало,
Хоть и дрема долит:
Всю работу сначала
Солнце делать велит,
Чтобы всех накормила,
Ни зерна не тая.
Нива, добрая нива!
Ты — как мама моя...
Пахари
Ох, если б знали вы,
Как было жарко!
Механизаторов
Так было жалко!
Ну хоть бы капля
Упала на поле!
Земля, как пекло,
Зерно, как в пепле...
А ветер жгучий
Скребет метелкой.
Скопились тучи
В бровях — и только!
И к небосклону
С глухим закатом —
Кто — с горьким стоном,
Кто с черным словом.
Но грома рокот
Катился низом.
И дождь, как доктор,
Спешил на вызов.
Над полем белые
Раскинул полы,
Бессчетно делая
Земле уколы.
Толпились люди,
Переживая:
— Дышать-то будет?
— Гляди — живая!
Уходит «скорая»,
Гремя, как бочка,
И всеми порами
Вздохнула почва.
Вздохнули пахари:
— Зерно шевелится!
И все заахали,
И всем не верится.
И вместе с солнцем,
Что в лужу кануло,
За все бессонницы
Уснули каменно.
Храпели истово,
Храпели честно,
По-богатырски,
На всю окрестность.
И в кратком роздыхе
Под сонный дождик
Был мир над родиной
Такой надежный!
Матушкин сон
На осине веточки
Заиграли в ладушки.
Разбежались деточки
От родимой матушки.
Уходили — добрые,
Тихие, не злобные,
Каблуком не топнули,
Дверкою не хлопнули.
Дочери хорошие,
Сыновья непьющие,
А как будто прошлое
Колесом расплющили.
Сердце птахой мечется:
Как же так? Любимые,
А в родном отечестве
Делят неделимое!
Комната ухожена,
Да запахла нежилью...
Только сном из прошлого
Ноченька утешила.
Долгий сон в диковинку,
Схож со старой песнею:
Горенка — с морковинку,
Никому не тесная.
Малые да старые,
От вершка до сажени,
Вон какой оравою
За столом усажены!
А за чаепитием —
Мудрая беседушка:
Как почтить родителей,
Как уважить дедушку.
Сон как чудо чудится,
Веретенцем крутится —
Село красно солнышко,
А забот по горлышко.
«Вот квашню поставлю я —
Сказкой всех порадую...»
Тут проснулась старая,
Разбудило радио.
Огорчаться не с чего —
Сон-то не ко времени,
Ничего в нем вещего,
А в груди прострелено.
Будто вьюга белая
Солнце с неба смазала.
Дело не доделано,
Сказка не рассказана,
Добрых слов не найдено,
И судьба не пройдена.
А на сердце ссадина,
А у сердца — Родина.
*
Не золотая осень — синяя!
Звенит в осинах синева,
И осыпаются гусиные
И журавлиные слова —
Простые, непереводимые,
Они, пространство решетя,
На землю падают родимую,
Как струйки грустного дождя.
А ручеек дрожит от холода
На перекатах у камней,
И синева еще синей
От догорающего золота.
Уральская осень
Леса просвечены насквозь
Горящими рябинами,
И будто небо обожглось
Уральскими рубинами.
И ничего, что так свежо,
И не беда, что ветрено —
Вас встретит осень всей душой,
Радушно и приветливо:
То позолотой озарит
Над малахитом озими,
То даст на счастье лазурит
Из синей чаши озера.
Ей отдал год тепло и свет,
Ей красота дарована,
И вся она, как самоцвет,
А говорят, — суровая!
Песня первой метелицы
Чистота, белизна крылатая
Без метания и суеты
Опускалась, отвесно падая,
На деревья и на кусты.
Нас дарила зима не по горсточке,
Не жалела своей казны,
Мы хватали губами звездочки,
Молодея от белизны.
И в метелицу безмятежную,
Образумиться не успев,
Услыхали мы песню снежную,
Голубой чистоты распев.
Эта песня вовек дышала бы,
Снежным звоном своим чиста!
В ней — осенних осинок жалоба,
Обручальный обряд клеста.
В ней начало ручья гористого,
Половодье ночных огней,
И смятенье мечты неистовой,
И спокойная радость в ней.
Нам казалось, что песня ранняя
Не удержится на весу,
Мы боялись спугнуть дыханием
Ту серебряную красу.
Город стал от пурги-метелицы
Градом сказочным Леденцом,
Обернулась я красной девицей,
Ты — соколиком-молодцом.
Стало сердце белее белого,
Чище снега, светлей звезды...
А все песня такое сделала.
А все песня, и я, и ты.
Ураган
Сивый сивер все ближе к нам
В снег вминает шаги,
Будто, солнцем обиженный,
Встал он с левой ноги.
Оттолкнулся от полюса
Индевелым унтом,
Отдохнул у околицы
На обрыве крутом
И стянул к своей крепости,
К ледяным берегам,
Сто злостей, сто свирепостей
Во един ураган.
Он полозит, некормленный,
У полярной черты,
Тычет морду покорную
Воеводе в унты,
Жадно ждет полномочия
Снег копытами взрыть,
Развернуть во всю моченьку
Ураганскую прыть.
Вот сорвался, как бешеный,
Сосны с комлями рвет
Да с таежными лешими
В триста дудок орет.
Вот метнулся над городом,
Беспричинно сердит,
И на небе распоротом
Тучу лапой когтит.
Над кошарой, над хатою,
У дюралевых крыл
Небо черное пахтает,
Все пути перекрыл,
Обдирает созвездия,
По карманам сует,
Вниз кидается, бестия,
Нам идти не дает.
И, напрыгавшись кочетом,
Угнездясь на ночлег,
Даже думать не хочет он,
Как силен человек.
Ой, пурга пушит
Ой, пурга пушит, припорашивает,
Молодых свежит, прихорашивает,
Прихорашивает, принаряживает,
Женихов-невест привораживает.
Выходите в бор, где мороз востер,
Где буран развел голубой костер,
Где трещат кусты, верещат клесты,
Да на три версты дерева густы:
Сосны важные, елки вольные,
В белых варежках лапки хвойные.
Их мороз хватил за оборочки
Танцевать кадриль на пригорочке.
Сам пойдет плясать, выкомаривать,
Куржаком бросать, всех одаривать.
Молодым — добро — серебра бросок,
А нам — бес в ребро, седина в висок.
Молодым в нутро — виноградный сок,
А нам пить ситро да тянуть квасок.
Для нытья-вытья нет нам времени:
Каждый год житья вроде премии,
А на шуточки — прибауточки
И у нас про запас есть минуточки...
Ой, пурга, пуши, припорашивай,
Ты и нас свежи, прихорашивай!
Прихорашивай, принаряживай,
Третью молодость привораживай!
*
Я иду по шелесту
Вброд, без берегов.
Пряно пахнет прелостью
Скошенных лугов,
Яблочною спелостью,
Плесенью ботвы,
Сказочною прелестью
Бронзовой листвы.
Я иду по шелесту
Убранных полей,
По глубокой зрелости
Осени своей...
*
Как много света на исходе лета!
И тишина сияет надо мной,
И вьется листьев легкая беседа,
И светел запах сырости грибной.
Я вижу все: подбеленную к сроку
Гористых далей строгую кайму
И столбовую битую дорогу
К последнему зимовью моему.
*
Вхожу в ночную глубину
Со звездами на дне —
И я уже у них в плену,
А все они — во мне.
Горят в груди, снуют в очах,
Струятся по лицу
И оставляют на плечах
Алмазную пыльцу.
Как золотые мотыльки,
Касаются чела.
Но беспредельно далеки
Их жаркие тела.
И ловят их в земной пыли,
Чертя за кругом круг,
Космические корабли
Моих усталых рук.