В порту Новороссийск стоит у причала и грузится цементом теплоход "До-кучаевск". Цемент расфасован в пятидесятикилограммовые бумажные мешки. Его принимают в четыре трюма - и, должно быть, в них всего груза десять тысяч тонн.
Юра - опытный грузовой помощник, добросовестнейшим образом выпол-няющий свои обязанности. Знает он, где грузоотправитель может напортачить и что ему делать, чтобы пресечь халтуру. Что почти всегда у него получается как бы при единодушном согласии сторон - нередко и при дружеском рукопожатии.
Его зовут по имени все равные ему по рангу и все непосредственные на-чальники. Юра он и для женщин, когда, случается, приходит к ним с официаль-ными бумагами или в неофициальном порядке просит ему что-то разъяснить, по-советовать.
- Вот это, Юра, сделай так - и будет всё правильно, - говорит одна из них громко, во всеуслышание. По возрасту она могла бы быть ему матерью.
- Сейчас, Юра, вместе посмотрим: всё или не всё в инструкциях осталось без изменений, - не без лирических оттенков в голосе соглашается помочь ему дру-гая. Даже и не ровесница ему - он охотно зачислил бы ее своей младшей сест-ренкой.
Ни с одной (сколько себя помнит) из них ни в этой большой их комнате-кабинете, ни где-нибудь еще он не знакомился. Со многими вообще встретился первый раз. Откуда, казалось бы, все они знают его имя?
С каких-то пор на это и на другие странности в женщинах он перестал об-ращать внимание - всё равно, мол, их не пойму! Если им нравится - пусть зо-вут его не по должности, а по имени.
Естественным было для него (и отчасти даже нравилось), что и "женская об-слуга" на "Докучаевске" обращалась к нему (как и весь рядовой состав) "товарищ второй помощник". Но если кто торопился, обращение сокращалось до двух слов "товарищ второй", а у девушек нередко сокращения были до одного слова - "второй". При этом, конечно, строго соблюдалась и субординация, как и с други-ми командирами, - всегда обращались к нему на "вы".
Но вот Юра, уладив всё с бумагами и после обычных слов благодарности и добрых пожеланий, уходит из комнаты, где за письменными столами и монитора-ми компьютеров - полдюжины дам и девушек. Кто-нибудь из дам, глядишь, и осмелится, и выскажет вслух свое мнение о нём:
- Если бы у всех капитанов были такие вторые помощники!
После чего и другие, проводив Юру, - кто вслух, а кто про себя - начинают "перемывать ему косточки". Нередко высказывают свое мнение и о том, чтó за пределами его штурманских и иных служебных обязанностей. Просто оценивают или ищут: какая в нём, как говорится, "изюминка".
При этом "изюминка" разная по форме, величине и на вкус у каждой. Общее у них в этой незримой, неосязаемой ягодке - не обязательно сладкое. С лихвой до-статочно, если будет в ней хотя бы и немного такого, что им в жизни почему-то не досталось. Чего ожидала, когда выходила замуж, - не оказалось, каким ждала. Обманулась.
Но всех устраивало, что Юра пока не женат и жениться не торопится. По све-дениям не из самых авторитетных источников, нет у него невесты, ни с кем не помолвлен. Совсем не обязательно, что при этом на него кто-то рассчитывал -собиралась, может, или недавно успела наконец оформить развод с мужем. Даже те, кто получает от мужа вроде бы всё желанное, не против, чтоб Юре досталось намного или на сколько-то счастья больше, чем ее мужу. При этом по-разному проявлялись материнская неиссякаемая доброта и нежность женщин.
Покладистый характер, уважение и внимание не только к женскому полу не могли не ценить. Признавая, что и у Юры недостатков (все женщины знают: нет на планете Земля мужчин без недостатков), наверно, предостаточно. Некоторые, например, считали ущербным в его внешности длинные ноги - могли бы, мол, быть и покороче (чаще всего это обнаруживали в первой встрече с ним)! Не из-за этого, мол, и рост у него намного выше среднего.
Но никто не критиковал его ноги, когда видел, как крепко и цепко держат они его на палубе в шторм. Или как умно и с какой скоростью ведут они мяч по фут-больному полю.
Серые, почти всегда с предельной откровенностью глаза. Сколько в них ни всматривайся, кроме дружеской прямоты и доброжелательства, многие ничего другого не обнаруживали.
Без претензий на особую красивость нос (ни в чём не хуже классического гре-ческого) и губы - их редко увидишь неприступно сомкнутыми и неподвижными. Смуглость от природы и румянец на щеках. Ямочки, правда, на обеих. Но не все-гда - их вообще нет, если Юра говорит не о веселом или не смеется.
От родителей, конечно же, досталось ему не только то, что проявляется в его внешности. Он успел к этому добавить и кое-что от себя, не оставляя без внима-ния свое физическое развитие. Почему он то и дело повторяет вслух и про себя: "Не ленись быть здоровым!" - один из любимых "пламенных призывов" перво-го помощника капитана теплохода на "Докучаевске".
А это - не лениться, не пропускать под каким-либо предлогом утреннюю физзарядку. В ней - многое, рекомендованное одноклассникам и ему школьным "физруком". В бытность четвертым и третьим помощником капитана всё на том же "Докучаевске" Юра освоил пятую ("королевскую") сану йогов. Увидел, как лихо она получается у других, и стал упорно, безжалостно тренировать себя. Не сразу получалось, но теперь, как говорится, успех налицо - уверенно стоит на голове пять-семь минут.
Кто-то недоумевает или с насмешкой спрашивает: зачем судоводителю-штурману еще и это? У Юры для всех один и тот же ответ:
- Человек, стоящий на голове, - весело повторяет он слово в слово не раз ус-лышанное от первого помощника капитана, - отчетливее и реальнее видит мир!
На своем месте Юра - хороший командир-моряк по-другому не скажешь!
2
Он был пятнадцатилетним подростком, когда \\\\наметилось в нём необычное -внезапный перекос от ему понятного мальчишеского к неизведанному юноше-скому///. Юра не стал бы спорить и возражать, если кто-нибудь эту его индивиду-альную ненормальность назовет иначе - каким-то научным термином.
Когда всё это только началось, окажись у него другой, более опытный вос-питатель, нежели его мама, вытравили бы из его ума, души и сердца сей недуг в подростковом возрасте. Не уделили внимания, недооценили - и эта ненормаль-ность стала у него хронической.
Мама отсчитывает сумму сыну-подростку, чтобы хватило на билет в театр, на проезд туда и обратно и на какое-нибудь "пирожное-мороженое" в антракте. При этом смеется, то и дело заглядывая сыну в глаза.
- Влюбился, что ли?
- Наверно, можно и так назвать.
- А что, если по-другому?
- Нравится мне.
- Как танцует, поёт или - сама актриса?
- Не то, не то, мама, и не то.
Мать словами не спрашивает - молчит и смотрит. Ее вопрос - вся она.
- Мама, это Бони, - торопится Юра с ответом. Признаётся.
- Актёр? Не актриса?
- Не сам он, понимаешь, мама, а его роль.
-Что и как он выделывает на сцене?
- И да, и нет, мама, - сразу же объяснил, что он сам думает о своем опере-точном кумире.
Кода мать за ужином рассказала о своей воспитательной беседе с сыном мужу, тот расхохотался так, что уронил под ноги нож. А когда неловко наклонился, что-бы поднять, уронил и вилку. После этого ему было ни до чего - увлёкся люби-мыми им и сыном макаронами по-флотски.
Но в конце ужина со всей серьезностью высказал жене свою тревогу - как бы даже упрекнул:
- О самом важном сына не спросила!
- О чём?
- Он решил стать актером - играть этого самого Бони? Или у него осталось то, о чём всегда мечтал, - "В морях моя дорога"?
К счастью родителей и тем более самого Юры, он за свою жизнь побывал во многих "странах иностранных" и ходил по просторам многих морей. Тихий океан пересек единожды, а по Индийскому и Атлантике досталось ему ходить вдоль и поперек не один раз.
Поэтому, когда ему сами по себе напрашивались слова песенки легендарного лоцмана "Я моряк - бывал повсюду", он пел охотно и почти без иронии.
С легендарным лоцманом Юра мог бы и расстаться - появись желание. Но расстаться с Бони, как потом выяснилось, было бы не просто трудно, пожелай он это сделать, а просто невозможно! Из-за чего и желания расстаться с Бони у него ни разу не возникало.
Повзрослев, он продолжал жить в постоянной дружбе с обыкновеннейшим, далеко не главным опереточным героем. В должности - вон, смотри-ка! - вто-рого помощника капитана Юра без этого был бы и не Юра, а кто-нибудь на него едва похожий. Был бы другим не только для кого-то, но прежде всего для самого себя.
Кое-кто над Юрой посмеивался: не слишком ли "засиделся в недорослях"? Но капитан и его первый помощник, что называется, "раскусили" его, и ни в чём не проявлялось их неодобрение опереточных увлечений толкового грамотного моря-ка.
3
Что такое Бони?
Комедийный образ - только и всего. Со средними умственными способно-стями, бесхитростный и безвредный. Не без неугомонной доброты и готовности помочь каждому. В любой ситуации на сцене сама Сильва и другие герои оперет-ты вполне справлялись бы со своими проблемами без участия Бони. Не был он нужен и многим зрителям- всего-то мешал следить за тем, как развиваются на сцене сложные глубокосердечные отношения между главными героями оперетты.
Возможно, всё происходило потому, что Юра не дорос - не понимал того, что понимали взрослые театралы. Или склад характера был с таким изъяном, что не соглашался он считать Бони менее главным, чем какого-то безумно влюблен-ного в Сильву. Может, и настоящую влюблённость (в пятнадцать лет оно прости-тельно) считал обременительной и выдуманной взрослыми непонятно для чего.
В подростковые годы, наверно, многим (по крайней мере, мальчишкам) при-ходится думать и думать: как решить "нерешенный вопрос о женщинах и о люб-ви"? Перед Юрой этот вопрос "встал" в конце марта (хорошо помнит, что они то-гда учились всего-то в восьмом классе).
В тот день его одноклассница Наташа дежурила и просто попросила Юру (скорее всего, потому, что из класса он выходил последним) не оставлять ее одну. Она быстренько-быстренько посмотрит, не забыл кто в парте что нужное или там одни бумажки-мусор, и протрет классную доску -чтоб нигде никаких следов от мела. Наведет порядок - и тогда они уйдут вместе. Девочка-сорвиголова - и вдруг ему призналась, что боится идти одна по пустым этажам школы!
На первом этаже, у стены, где раздевалка, он быстро напялил на себя куртку и стал помогать Наташе. В их классе и вообще в школе это было обычным делом: мальчишки помогали девочкам одеваться и переобуваться.
Юра навсегда запомнил, как в первом классе учительница серьезно объясняла им: мальчик всегда сильнее девочки, и поэтому он должен ей во всём помогать, даже если это не та девочка, что сидит с ним за одной партой.
\\\\Девочка никогда не станет мальчиком.Об этом Олег узнал в дошкольном возрасте. Почему тогда и долго потом жалел, что нет у него сестренки. Двоюрод-ной или какой-нибудь - всё равно.
Девочки в школе становились ещё больше не мальчишками. Только с перехо-дом из класса в класс в них появлялось всё больше необъяснимого, непонятного. Но всё равно ему хотелось помогать в чём угодно каждой из них.
В восьмом классе у девочек обнаруживалось всё чаще столько непонятного, что Олегу другого не оставалось, как "на них махнуть рукой. Сразу и на всех - Ната-шу в их числе. Стал жить сам по себе - как и все его однклассники-мальчишки.
Самым обыкновенным был тот мартовский день - все было по-обыкновенному.///
Он засмотрелся на ловкие пальцы Наташиных рук, умело и быстро пристраи-вавшие ботики на одной, потом на другой ноге и торопливо стягивали на щико-лотках ленты с "липучками". Закончив обуваться, девочка внезапно выпрямилась - так, что сначала ее волосы притронулись к его губам, а потом и прохладная щека.
"Ну и что?" - помнится, на такие пустяки ни он, ни она не обратили внима-ния.
Юра помог однокласснице продеть в рукава руки и взялся за капюшон, когда она сказала, что головной убор наденет сама, когда выйдет на улицу. При этом крутанулась так, что капюшон свился в жгут, а ее плечо оказалось у него под ру-кой.
Ему пришлось (чтобы расправить капюшон по ее спине) перекинуть вторую руку через другое Наташино плечо. Получилось, что ее шея в окружении его рук - что и было причиной смеха девочки-старшеклассницы. Наверно, смех и помог ей придумать очередное "чёрт-те что".
С капюшоном у него только начало получаться, как надо, а она, не прерывая смеха, почти полным голосом сказала:
- Давай целоваться!
Юра сразу убрал руки с ее плеч и даже на полшага попятился от нее:
- Ты что?
- Нигде никого - нас никто не увидит!
- Наташка!.. Ну, придумала!
Почти не смеется, но от задуманного она отступать не собирается.
- И ты, наверно, не умеешь?
"Если и не умею..." - зачем ему врать? Но и не понимает, зачем ей надо знать об этом правду, - что ни разу не пробовал и никогда не хотелось губами выделывать это самое "чёрт-те что".
Она не застегнула куртку на "молнию" и не собирается застёгивать. Наоборот - сначала потянула полы куртки вниз, но сразу распахнула их так, будто они мешают ей дышать.
И бормочет прямо-таки с обидой - забыв, что перед этим смеялась:
- Всё равно придется учиться... Конечно, если ты со мной не хочешь...
После такого Юра не то, чтобы не находил нужных слов. Он сразу понял, что и не найдёт их, потому ни одного из таких слов и не вспомнил. Только не отрыва-ясь смотрел и смотрел на одноклассницу - так внимательно и с таким удивлени-ем, что ее глаза разучились моргать.
Она, похоже, сразу оглупела не меньше его. Но, может, о нём что-то и думала (только о другом - не похожем на пожар в его голове).
А в его голове разными словами было одно и то же: "Наташа, что с тобой? Откуда ты взялась вдруг такая - красивая-прекрасивая!"
Потом сколько-то дней они в школе ходили одинаково перепуганные: вдруг всё, что было у вешалки, - правда. Не приснилось и невыдуманное - случилось в самом деле! Никто их в это время не видел - не мог видеть! Но вдруг о чём-то кто-нибудь начнет догадываться, заметив, что Наташа изменилась.
Она, конечно сама себе ни за что бы не призналась: никакой другой, мол, ка-кой-то ничуть не стала - всё такая же, какой была всегда. Но ведь кто угодно мог заметить, что за Юру "болеет" она теперь, как никто в классе. Всё равно, отвечает ли он с места или когда вызовут "к доске" (за нее-то ни он, ни кто-либо другой никогда не "болел" - отвечала всегда на отлично).
4
Почему Юра считает тот мартовский вечер началом своего взросления?
С того вчера он начал задумываться (или планировать, что ли, свою "взрос-лость"): как теперь ему быть с девочками-сверстницами? Потом будет еще слож-нее: они станут не подростками - девушками, а он - юноша? Наконец наступит для тех и других пора взрослости.
В промежуток в годы между "сорвиголовой" Наташей и его взрослой мамой будет возникать, наверно, и не раз всё тот же "вопрос о женщинах и о любви". Назвать знакомство Юры с выдуманным опереточным Бони счастьем было бы слишком. Но эта встреча была своевременной и, как оказалась, полезной, благо-творной для Юры.
Мы часто - по нашему желанию или же так невольно получается - на какое-то время перевоплощаемся в того, кто перед нами на экране и тем более - когда живой на сцене. А когда-нибудь потом - в театральной гардеробной или раньше того - в обратном порядке перевоплощаемся в привычных самих себя. Нередко - с чем-то прибавленным в "себя" хорошим или избавившись от чего-то не са-мого лучшего в нас.
Так что Юра вовсе не был исключением. Опереточный Бони проник, наверно, в него на редкость глубоко и долгое время чувствовал там себя комфортно.
Второстепенный в опереточных сценах Бони всегда и почти весь там, где вполне могли бы всё уладить и без него. И всегда только там, где прежде всего ему, Бони, больше всего нравится.
Скорее всего, он любимец в эскадроне гусар, где с увлечением и добросовест-но служит. А свой досуг, свободные вечера с удовольствием коротает вместе с офицерами-однополчанами там, где весело и где уйма хорошеньких женщин. Они всегда кого-то любят, иногда и его.
Кто-то из офицеров-однополчан в кого-то влюбляется, теряя голову, но только не он. В его куплетах нет (автор или режиссер не догадались вставить!) слов Бубы из Одессы: "Есть у меня другие интересы!"
Случится, что у какой-то из красавиц "программа изменилась" - так, чтобы соблазнилась на день-другой Бони: не досталось ей лучшего. Что ж - как гово-рится, дело хозяйское.
В решении "нерешенного вопроса о женщинах и о любви" сначала Юра шел и старался, чтоб след в след за Бони. Потом -шел как бы плечом к плечу с ним, продолжая подражать во всём. А в последнее время появилось подобие авторско-го зазнайства - теперь, мол, иду, на сколько-то опередив своего кумира.
За возникшее несоответствие кумиру особых претензий нет ни к кому - на-верно, знаменитый Кальман в спешке успел вставить в свою оперетту не всё хо-рошее о Бони.
У каждой женщины есть столько красивого (Юра в этом убеждён, как и Бони), что сколько ни любуйся - не налюбуешься. И не насмеешься над тем, как они пытаются украсить свою изумительную красоту какой-нибудь чепуховиной.
Всё чаще Юра встречает таких женщин, что те умнее его. Но и таких "пруд пруди", у кого в голове "шарики не на месте" (если даже вдруг и на какие-то мгновения, как случилось с его прелестной одноклассницей Наташей; случилось в тот далекий мартовский вечер у стены в полутемном пустом школьном коридоре; в такой тишине, что вдохнуть-выдохнуть боялись, - вдруг звуки-полузвуки сами по себе выдохнутся).
Штурман-судоводитель Юра, заслоняясь образом Бони, жил, как за каменной стеной, раз и навсегда решив для многих "нерешенный вопрос". На досуге, в не-рабочее время, или же при исполнении им служебных обязанностей если кто и пытается его озадачить влюбленным взглядом ли, словом из самого сердца - ни-когда врасплох его не застанет. Скорее всего, будет потом вместе с ним смеяться над своими глупыми бабьими затеями.
Знал он (всего лишь забыл), что судьба играет с человеком. Но, конечно же, не знал, что среди неисчислимого множества красивых и самых умных наконец встретится ему одна-единственная.\\\\ В ней будет всё необыкновенным таким, чему названия люди не придумали ни определения - что оно таке. Наверно, пото-му, что их и невозможно придумать. Таким окажется и для него таким же судьбо-носным - почему никому и не удавалось преодолеть в минувшие века и тысяче-летия///.
Не знал Юра, где и когда они встретятся и как оно будет выглядеть в реально-сти, живьем - это неодолимое и над всем господствующее. И что от этой встречи - возможно, в виде единственного исключения - никакой беды с ней (а с ним тем более) не произойдет. Наоборот: случится такое, что многие-многие мужики будут ему завидовать!
5
Суета-маята при приготовлении судна в рейс не только у второго помощника капитана. У старшего помощника забот куда больше. Прямо-таки занозой в серд-це у него, например, недоразумение кадрового характера.
Дневальная отпросилась в отпуск, и он ее отпустил (спешила на свадьбу стар-шей сестры) до прибытия сменщицы. И вот четвертый день идет бестолковый об-мен радиограммами с отделом кадров.
Жизнь - как флотская тельняшка: на ней для старпома это как раз еще одна очередная тёмная полоса. Своевременно направленная кадрами дневальная к от-ходу "Докучаевска" в рейс в Новороссийске, конечно же, так и не появится.
Зато есть и радующая глаз белая полоска в старпомовской жизни-тельняшке: артельщик правдами-неправдами вместо красного молдавского вина выбил столькорислинга, что экипажу хватит на всё плавание в тропиках.
Радость и у боцмана - такая, что свой доклад старшему помощнику он начал со своего трафаретного извинения:
- Извините, человек я простой, поэтому говорить буду стихами.
После чего действительно были стихи: "У меня великая радость - разулыбь-те сочувственные лица..."
В порту Новороссийск в первую очередь - снабжение для танкеров. В почете и пассажирские суда. А азовчанам иной раз и половину не дают по их заявкам. И вдруг в этот раз удалось выпросить - "выбить" - и белил настоящих, и свинцо-вого сурика. А утром доставили на борт полный комплект швартовых канатов из капрона - от стальных наконец-то избавились.
Третьему помощнику не очень-то повезло. Подобрал и получил карты для района плавания, куда "Докучаевск" идет впервые. Но почти половину их ему придется корректировать самому.
Что касается, например, документов для пограничников и таможенников и для капитана порта - претензий к нему не будет. Нужное количество экземпляров судовой роли (списков экипажа с указанием их должностей) подписаны у капита-на и лежат на столе старпома. Ждут, когда на них появятся оттиски судовой печа-ти.
Привезли на судно библиотеку-передвижку и два десятка коробок с кинолен-тами - заботы и "головная боль" первого помощника капитана, "помполита". Причем кинофильмы киностудии имени Довженко в этот раз экипажу придется смотреть намного реже, чем в предыдущем рейсе.
Словом, не без суеты и нервотрепки готовятся моряки в очередное дальнее плавание.
Без тревог, не ожидая особого "сюрприза" (не ожидал его и Юра), готовился в плавание и старший матрос - правая рука боцмана и по штатной должности плотник. Звали его Роман - Рома, Ромка. Высокий, статный девятнадцатилетний молдаванин. Природа - в шутку ли, с иной ли целью - немного (правда, не у всех было такое же мнение) подпортила кое-что на его лице немужским румян-цем, отчего оно стало больше соответствовать модной журнально-рекламной кра-сивости.
Одним словом, Рома был первым парнем на деревне. Если считать трехпалуб-ную жилую надстройку на корме теплохода-десятитысячника селением, в кото-ром всего-то мужского и женского пола тридцать восемь душ.
Плотник - одна из главных фигур в событиях, о которых пойдет речь. Он, вместе с Юрой, еще одно лицо мужского пола в образовавшемся "треугольнике". В нём одна девица и двое мужчин: сказалось, что всё еще мы живем в патриархате с его многочисленными преимуществами и некоторым количеством несущест-венных недостатков.
Официальных данных (фамилия, имя и т. д.) той, из-за которой возник "тре-угольник" и произошло ЧП (чрезвычайное происшествие) на "Докучаевске", ни-кто из членов экипажа не знал. Но о ее роли в ЧП имели право рассказывать мно-гие - как очевидцы или пересказывать "по свежим следам" услышанное ими от очевидца.
Она, бесспорно, была во многом выдумщицей - с девчоночьей фантазией.
Когда плотник знакомился с ней и назвал себя Рома, Роман, Ромка, сразу она переиначила его в Ромео. После чего, весело рассмеявшись, почему-то не добави-ла к этому имени полагавшуюся Джульетту, а назвала себя Джулит. Нет сомне-ния: у нее были представления о шекспировской повести-трагедии, которой "пе-чальней нет на свете".
Скромность или что иное было причиной того, почему она не решилась назы-вать себя Джульеттой - об этом остается только догадываться. Не считала, на-верно, себя такой же малоопытной в житейских делах - явный недостаток у че-тырнадцатилетней шекспировской девочки. К тому же мадагаскарка Джулит, то ли на полтора была старше итальянки Джульетты то ли на год.
Может, путаница с их именами - и всего-то: мадагаскарке не хотелось про-износить на чужом языке длинное имя, когда можно сказать более удобно и ко-ротко: Джулит.
После того, как Юра увидел Джулит и минут через сорок с ней расстался, в нём в тот день и довольно продолжительное время впоследствии ничтожно мало проявлялось из надёжно усвоенного, заимствованного от Бони. Сначала как бы совсем даже исчезло. А когда стало возвращаться - процесс шел и медленно, и неохотно.
И это - когда в начале служебного расследования (что делать, если ЧП слу-чилось на его дежурстве?) всё, буквально всё шло, как и должно быть при собы-тиях подобного характера. Какое-то время он был как бы в "шкуре" объективно безразличного к Роману и Джулит.
Но потом произошла странная метаморфоза. После чего он мог сравнивать се-бя с малоквалифицированным и беспринципным болельщиком, который смотрит на футбольное поле, где за круглым мячом гоняются двадцать незнакомых ему "лбов". Из них он (не сумел бы объяснить, почему это сделал) выбрал одного и оба тайма следил только за его беготней - болел за него и ни за кого больше.
А какая проиграла из команд и какая выиграла там с каким-то счетом, услы-шал от настоящих болельщиков мимоходом - в толкотне при посадке в трамвай.
Это его сравнение (как нередко и у других получается) хромает. Но что де-лать?
6
Кроме тех, кто в "треугольнике", были и те, кто с его острыми углами всего лишь соприкасался. Все они - члены экипажа "Докучаевска". Друг друга знают, и между ними обыкновенные товарищеские, приятельские или дружеские отно-шения.
Если ничего не знать о них - не сразу поймешь, что произошло. Не узнаешь, почему оно случилось и чем было это самое ЧП - не обнаружишь в нём ни су-щественных, да и вообще никаких отличий от ему подобных.
О том, кто и что такое Юра, сказано, казалось бы, достаточно. Осталось, прав-да, едва ли не намного больше такого, о чём следовало хотя бы упомянуть. Среди такого, например, - один из случаев "нестандартного" поведения перед оконча-нием погрузки.
- Скоро? - то и дело спрашивает у Юры кто-нибудь в кают-компании, при встрече ли где-нибудь на судне или на причале. Не только у грузового помощника перед выходом в рейс дел не переделать, но и других членов экипажа дефицит времени. Всё или не всё успеешь сделать - зависит от того, когда "второй закон-чит погрузку".
Так, что многим была кстати и всего-то меньше часа длившаяся остановка по-грузки погрузки цемента на теплоход "Докучаевск".
Юра честь-честью предупредил бригадира грузчиков:
- Подаёте горячий цемент. От него бумажные мешки "жареные" - только что не горят!
Перегнул конечно: от цемента бумага бы не вспламенилась конечно. Грузчики берут бумажные мешки с горячим цементом и разбрасывают их в трюмах сой за слоем. Правда их руки защищены руковицам.
Но вот очередной поддон - на нём около трёх тонн цемента - так и остался на лапх автопогрузчика. Крановый захват повис над ним безнадёжно позванивая.
- Ст-о-оп! - весь командирский "металл" в голосе Юры. Сразу же его рука взметнулась вверх, а потом опустилась - как бы прикрывая дышащие теплом бу-мажные ме6шки.
Остановилась подлача цемента на борт теплохода по одной линии: пакгауз - при-чал -трюм "Докучаевска". Метнулся бригадир сначала к грузовому помощнику. Понял, что тот с ним разговаривать не будет - от слов перешел к решительным действиям. Пробежал по причалу со скрещёнными над головой ладонями - оста-новил погрузку и на других линиях.
Потекли минута за минутой непроизводительного простоя судна по вине пор-та. Необходимо принимать меры - уладить недоразумение. Телефонных перего-воров даже и на самых высоких тонах оказалось недостаточно. Почему вместе с бригадиром и появилась неотразимо симпатичная Люся со "спецзаданием".
- Здравствуйте, Юра! - впервые видит её. Уверен, что Люся тоже нигде не разу не обращала на него внимание. Успели стало быть её "проинструктировать" - она знает его имя и что он за "фрукт".
Не первый раз такое в порту - вот и сделалась Люся по совместительству со своей должностью экономиста еще и специалиста "по недорзумниям" с неогра-ниченными полномочиями.
- Цемент, Юра, везете в Африку - жарища там! - у Люси на лице не страх афри-канской жарищи, а радость.
- Не в Африку, милая красавица-сударынья. На Мадагаскар.
- Те же самые тропики. Все слои бумажных мешков так прожарит, что при выгрузке ни одного целого мешка не будет!
- Поверьте, сударынья-красавица: у меня опыт - не все слои бумаги превра-тятся в труху.
Забыв о тропическом зное, спорить стали: так ли уж на много цемент в бумажных мешках горячее, чем предусмотренно нормами. Еще раз Олег попросил неотрази-мо красивую сударынью поверить ему - не просовывать свою ладонь в пакет ме-жду мешками. Ему "больно подумать": её прелестная ручка будет испачкана це-ментом - точно так же как обе его ладони.
Люся поспешила признаться: она во всём готова верить и доверять - видит, что Юра на редкость честный, "впервые с таким встретилась". Но термометр всё-таки всовывала то в один пакет цементных мешков, то в другой и показания записывала в блокнот.
- Зачем? - Юра как бы недоумевает.
- Начальству доложить о фактах в Вашу пользу.
- Сегодня "Докучаевск" уйдёт из Новоросийска. Мы даже не успели перейти на "ты".
- Уходит не навсегда, - на прелестном лице Люси улыбка. Она только что распоря-дилась и бригадир поспешил организовывать погрузку из штабелей, где остывший цемент, - уступила. Проиграла сражение на производсттвенном фронте. Но выиграла - в чём не сомневается - в более важном для каждой женщины. Юра не пытается скрывать, что и он от Люси "без ума". Почему и предлагает фантастически нереаль-ный план:
- Давайте сделаем так - от нас двоих зависит, - чтобы "Докучаевск" стоял под погрузкой до утра!
Сначала захохотала Люся. Да так весело, с таким вдохновением, что Юра не имел права её не поддержать. Кто был на причале и слышали их весёлый хохот не могли понять: в рабочее время, на "рабочем месте" хохот такой, что непримиримые по долгу службы спорщики держатся за животы.
Когда "коса на камень" - страдают он и она. Но от соприкосновения доброго с таким же добрым - получается полезного для них вдвое, если не втрое больше.
В тот рейс "Докучаевск" - теплоход Азовского морского пароходства вез/// на громадный остров Мадагаскар первосортный новороссийский цемент. После победы в очередной революции "всенародно избранный" или самоназначенный на пожиз-ненно президент затеял строительство для себя нового дворца - должно быть, резиденцию версальских масштабов, посчитав это наинеобходимейшим для блага страны и народа (ничего необычного, согласитесь: в ту эпоху "оглупления и кривля-ний" такое было сплошь и рядом).
Представители высокого грузополучателя в военных мундирах с нетерпением ждали нас и после нашей ошвартовки долго не уходили из каюты капитана, рас-хваливая русскую водку и закуски к ней за счет капитанских представительских. В послешвартовочной полусуете никто не обращал внимания на такие мелочи, кто с кем и как общается.
Чем и воспользовались боцман и старший матрос в их, по сути, нерабочее время. После того, как дни и ночи была "вода-вода, кругом вода", всегда интересно смотреть на такое, что не качается и тебя не качает. Причалы, пакгаузы и такие же, как в других портах, сооружения кажутся такими, будто впервые их видишь. А в мадагаскарском порту - еще небывалый коктейль из теплого влажного воз-духа Индийского океана со щедрыми добавками запахов корицы, ванили и чего-то еще маняще вкусного...
Боцман и старший матрос облокотились на планширь фальшборта, рассматривали знакомую на причалах суету - незнакомое знакомое. Надеялись, что вдруг "за-цепится глаз" - увидят они что-нибудь интересное, небывалое.
Прибытие судна в порт Таматави - событие первостепенной важности для каж-дой, кто овладел или овладевает древнейшей женской профессией. Исключение составляло только прибытие советских судов - на них, мол, ни на одном и лома-ного гроша не заработаешь!
Но Джулит стояла и смотрела от начала до конца на швартовку теплохода с крас-ным флагом. Она и после окончания швартовки с ее криками-командами и бегот-ней не спешила уходить.
Боцман послал ей воздушный поцелуй. Она ответила и даже пританцовывала при этом. Что вдохновило бывалого моряка на повторное послание. Причем такое, что сразу с двух ладоней. На что вдруг ему в ответ была энергичная отмашка обеими руками Джулит и ее головой: не тебя, пойми пожалуйста, хотелось бы мне цело-вать, а другого! Того, что глаз с нее не сводит и не дышит, наверно, - над чем она громко на весь причал смеется.
Так они и познакомились - узнали, кого как зовут.
Потом встречались ежедневно в "адмиральский час".
На советских военных кораблях и транспортных судах с двенадцати дня - обе-денный перерыв. Кому потом не на вахту - успевают в своих каютах отдохнуть. Тишина при этом как бы для того, чтобы не потревожить адмирала, если на ко-рабле он со своим штабом и в этот час вздремнул.
Джулит приходила, маневрируя между груженными цементом военными автома-шинами, ловко уклоняясь от рук солдат, пытавшихся поймать ее и лапать. Она пряталась всегда на одном и том же месте- под нависавшим над причалом отва-лом носовой скулы теплохода.
Старший матрос Ромка торопливо обедал, ускоренным шагом приходил туда, где брашпиль (огромная лебедка, чтобы поднимать якоря с морского дна), и за ним прятался. Плашмя ложился на отогнутый фальшборт, свешивался через его кром-ку так, чтобы головой быть на дюйм или хотя бы на полдюйма ближе к Джулит.
Она запомнила два его русских слова: "моя хорошая". Он часто повторял их на разный лад, иногда немного менял, добавляя не запомнившиеся ей слова. Но пер-вые два слова он сразу произнес так, что Джулит навсегда их запомнила и не со-всем по-русски их говорила своему Ромео в первую минуту при каждой с ним встрече. Не забывала при этом, конечно, сопровождать эти слова воздушными поцелуями.
Вдвоем они знали с дюжину более или менее подходящих английских слов, но в своих разговорах ими не пользовались.
Когда ему девятнадцать, а ей на три-четыре года меньше, вполне можно обхо-диться без общепринятых звуковых символов - слов на его или ее языке. Даже общепринятые жесты не нужны им, когда о многом-многом самом нужном и главном так хорошо умеют сказать глаза.
7
Планета Земля, как выяснили наконец наши предки, сделав тщательные на-блюдения и расчёты, имеет вид шара и к тому же крутится и крутится безостано-вочно. Отчего и пассат всё время дует с Индийского океана, проветривая остров Мадагаскар и его порты с причалами. Заодно освежает он и воздух в каютах жи-лой надстройки ошвартованного теплохода "Докучаевск". Из-за чего двери в каюты капитана и его первого помощника распахнуты во всю ширь.
- Выгляни в дверь! - слышит помощник голос капитана. Между их дверьми всего шага четыре. - Или возьми трубку - по телефону говорить будем. - Сло-вами и тоном произношения он пытается подражать популярному герою из вче-рашнего кинофильма "Волга-Волга".
В дверь выглядывает помполит:
- Там задержали "диверсанта". Сходи узнай... Не перестарался бы вахтенный штурман - дров наломает!
"Диверсантом" оказалось чудо из чудес земных. По совместительству, может, была она и чудом небесным.
Левой ногой помполит успел перешагнуть через порог и почти весь оказался в столовой. Надо перешагивать и правой, но что-то (не узнал он и до сих пор, что именно) сделать это ему не позволило. Внезапно он забыл, а может, и на какое-то время разучился шагать и перешагивать через самое малое.
Когда перешагнул и правой - так почему-то оставил за собой открытой дверь. Вахтенный штурман Юра сам едва начал приходить в себя после подобно-го умопомрачения и как мог, помог помполиту. Прервал служебное расследова-ние - так, что "диверсантка" этого и не заметила. Он как бы сделал всего-то ему крайне необходимое: поправил нарукавную повязку и проверил, строго ли по центру у него "краб" - правильно ли держится на голове форменная фуражка.
Юра с полуслова понял жест первого помощника и продолжил в основном бессловесный разговор с Джулит. Жестами рук и головы они уже успели кое-что сказать друг другу. Конечно же, в их "разговоре" активно участвовали и глаза.
А они у нее карие и всё время открыты больше (так Юра всё время думал), чем надо. При этом на лице всё время - борьба полудетской доверчивой наивно-сти со страхом. Почему и он с первой минуты ей больше, чем верит - как самому себе доверяет!
Помполиту сразу стало ясно и понятно: страха у "диверсантки" за себя ника-кого нет. Она всеми правдами и неправдами пытается выручить своего Ромео-Ромку.
Не зря же (она оценила обстановку и поняла) его сразу поставили по ту сторо-ну стола, за которым с карандашом и большим блокнотом сидел моряк-офицер в фуражке и с нарукавной сине-белой повязкой. Он трижды предлагал ей стул - тоже сесть, и чтоб она была поближе к столу. Но Ромео такого офицер ни разу не предлагал. Такой, значит, порядок: виноватый должен всё время стоять.
Если невиновный Ромео стоит, как же она - во всём виноватая - будет си-деть на стуле?
И еще (отчего страху у нее, должно быть, стало втрое или даже в десять раз больше): Ромео стоял один. Все, кто первыми оказался в столовой и кто приходил потом, толпились у двери - в противоположной от него стороне.
В \\\\\советика ( во многих странах это слово употреблялось вместо "совет-ский")///экипажах, мол, такой порядок (ей рассказывали): если кто чуть прови-нился, ошибся нечаянно - никто за него не заступится. Все его будут осуждать, ругать, гнать подальше от себя.
Почему Джулит и повторяет-повторяет советика офицеру русские слова "она хорошая". И видит, что он ее правильно понимает: она хвалит не себя, а своего Ромео.
Дважды сказала она эти слова. После чего, прижимая указательный палец ко лбу, настойчиво качала головой из стороны в сторону: всё-всё, что есть нехоро-шего, моя, мол, голова придумала. А когда она тем же пальцем водила перед гру-дью, покачивая головой, - это, по ее мнению, должно было убедить Юру, что она вся-превся очень плохая.
"И она-то плохая?" - у Юры не только ум, всё в нём взбунтовалось.
Когда на что ни посмотришь - всё у нее самая "прелесть что такое". От одно-го светло-светло каштанового цвета лица и такого же всего, что у нее не прикрыто платьем, - едва ли внезапное головокружение у каждого, кто это видит, и обяза-тельно должна быть у всех солнечной яркости радость (конечно, из-за ее красо-ты).
Творец с большой любовью мастерил Джулит, а потом то ли по рассеянности, то ли ошибся в спешке - определил ее не туда, куда надо было. На грешную зем-лю.
"Не упоминай Господа всуе! - одергивает себя помполит, убежденнейший атеист. - Никакая не ошибка - с целью великой, нам, смертным, пока непонят-ной Он такое вот и сделал!"
8
Среди собравшихся в столовой оказались две представительницы лучшей, как и мы теперь это с восторгом признаём, полвины человечества.
Немного не вровень с Джулит прелестная пекарь-золотые руки. Она стояла у двери на камбуз, и надо было ей туда к плите прямо-таки бежать (неотложных дел там полно!), а она всё не уходит и не уходит из столовой. Казалось бы, никто ее за руку не держит, ничто не заставляет не уходить, стоять.
Держится за рычаг двери, но не пытается открывать. Потому что лицо она за-интересованное. У нее на старшего матроса (а у него на нее) давно (и все в экипа-же это знают) "виды" с вполне серьезными намерениями. Вот и скажите после этого: кому, как не ей, оставаться было бы до конца дознания-расследования!
Другой была наша легендарная дневальная Зиночка. В столовой она хозяйка: за всё про всё отвечает. Из-за чего, скорее, всего и пропустили ее вперед - никто и ничто не мешали ей всё видеть и слышать. Сероглазая, с красивыми веснушеч-ками. Из всех на судне самая пугливая, отчего у нее такой пронзительный визг. Платья, кофточки, юбочки у нее всё какого-то не городского покроя. Но до чего же старательно выстиранные, заботливо выглаженные, что по красоте, наверно, нет равных им и среди самого модного городского!
У нее ни на кого никаких "видов". Зина и не только в этом - ни в чём не до-пускает ни малейшей недисциплинированности. Что не мешает (или наоборот - очень мешает?) матросу Облапу не забывать о ней ни на минуту.
Он (так думали многие, а после ЧП стали думать все) всё равно увезет ее ко-гда-нибудь в свою любимую Тамань.
Если бы не запорожские, а кубанские казаки писали письмо турецкому султа-ну, то предок Облапа наверняка активно участвовал бы в сочинении этого письма.
Кубанский казак баскетбольного роста. Ширина груди - вровень с дверным проемом. За его одну ладонь какой угодно матерый медведь охотно бы в обмен отдал две своих лапы! И при таких-то, казалось бы, непроворно-неуклюжих дан-ных у него зоркий глаз и меткий удар в два, три а случалось и в четыре шара, ко-гда он играет в бильярд.
Скорее всего, он случайно оказался в тот день за спиной Зины. И, естественно, вынужден был смотреть на русую макушку визгливой девушки больше, чем на вместе взятых Джулит, Юру и Романа.
Раз он заметил, что при его выдохе на макушке у Зины шевельнулся крохот-ный прозрачный локон. С перепугу (вдруг повернет голову и увидит его) и в па-нике - без визгу вслед не получится! - она сбежит из столовой.
Боится она его - понять не может, почему. Спросить у нее? Нет, боже мой!
Если во всём подробно разбираться, то окажется, что она и сама не знает, по-чему. И такое у нее - с их первой встречи.
В первый же день, когда Зина прибыла на "Докучаевск", у нее случилось, правда, не одно только это.
9
Недразумения начались с того, что Зина появилась у трапа теплохода за три часа до того, как должны были "закрыть границу" перед очередным дальним пла-ванием "Докучаевска" - в рейс на два или три месяца.
На запросы капитана из отдела кадров - радиограммы одного и того же со-держания: дневальную вам направили, документы она получила, выписалась из гостиницы-общежития "Моряк" - должна была, значит, и выехать в Новорос-сийск. Может, заблудилась или несчастье с ней какое приключилось в дороге, не дай бог. Три дня и три ночи едет - не приедет, когда у других на дорогу уходит и на всё про всё менее суток.
Наконец вот она. Приехала.
Навстречу ей по трапу сбежал вахтенный матрос - помог перенести на верх-нюю палубу сумку с ее вещичками и легонький рюкзак. Осторожно пересчитывая ногами ступеньки трапа и не отставая от матроса, она внесла на теплоход огром-ный букет из роз, тюльпанов, пестреньких цветочков и длинной травы.
- Здравствуйте! - с разрешения старшего помощника капитана она вошла к тому в каюту и представилась радостно-весёлая: - Зиной меня зовут!
У того от злобы всё кипит и не вырывается наружу только потому, что кипя-ток сплошь из непечатных слов. Молча смотрит на нее перед тем, как высказать приличными словами то свое справедливое решение (если в двух словах): "Вон, разгильдяй, никогда чтоб и духу твоего не было на теплоходе нашем!"
С цветочками-василечками своими и вещичками гуляй, мол, в обратном на-правлении: трап, причал, проходная порта, вокзал, вагон - и к инспекторам отде-ла кадров!
Слишком жестоким ему показалось, наверно, в один миг и наотмашь гасить веселье-радость на лице девушки. Но, скорее всего, интуиция в который раз про-явила себя: посоветовала не спешить с высказыванием принятого им единственно правильного и самого справедливого решения. Почему и снизошел он до воспита-тельного характера беседы с "разгильдяем".
- Читаю выписку из приказа по отделу кадров, - из аккуратно ею построен-ной стопки документов он берёт вчетверо сложенный лист и комментирует напе-чатанное на нём: "Такая-то назначена дневальной такого-то числа и вот мы чет-вертый день ее ждем и ждем!"
Зина предчувствует неладное и кивает головой, гася в себе веселье-радость.
- Дисциплина, дисциплина и еще раз дисциплина - самое главное на судах загранплавания! А вы что выделываете, милая девушка: не начала работать - и сразу вон какущий прогул! Три рабочих дня!
- Три получилось! - она согласилась. Кивнула и прибавила сквозь слёзы не-понятные слова.
- Пешком шла? Не поездом ехала, а на черепахе?
- Поездом... Дома была два дня, - искала и наконец нашла в сумочке свежий платочек взамен мокрого от слёз. - Меня предупреждали...
Поубавилось у старпома жестокой строгости, и стали пробиваться совсем вро-де бы ненужные отцовские чувства: на самом-то деле хорошая вроде бы девчушка - вон аккуратненькая какая, ни слова не сказала неправды. Не стала оправды-ваться - даже и призналась, что ее предупредили.
- Видишь: и сказали тебе всё, что надо, а ты (чуть было во второй раз не ляп-нул некстати "милая девушка")?
А побуждала ляпнуть "милая" - до чего же вовремя догадался! - его левая рука. Не спросясь, ее ладонь потянулась к полусонному бутону розы в чужом бу-кете.
Когда судно уходило из порта приписки, жена всегда приносила ему в каюту "на дорожку" три розочки - и никогда никаких других цветов.
Не из-за этих ли розочек и пришло в голову: третий помощник только что приходил - принес отпечатанные судовые роли (списки членов экипажа) для по-граничников? Там у него над подписью капитана хватит места - если допечатать и только что прибывшую дневальную.
- Мне сказали, - наконец Зина справилась в который раз и с глазами, и с но-сом (чтобы не хлюпал чтобы и не мешал говорить), - чтобы ни шагу на тепло-ход, пока не исполнится восемнадцать лет.
В тот же миг у старшего помощника в руках ее паспорт, и распахнут на нуж-ных страницах:
- Ты что? В поезде отмечала день рождения?
Спрашивается: зачем спрашивать Зину о том, что у него перед глазами, - в ее паспорте моряка об этом черным по белому написано.
- Ну да. В Ростове купила большое мороженое и себе в подарок цветов. Мне сегодня полных восемнадцать!
Одной рукой старпом сгреб стопку ее документов и придвинул к себе побли-же. В другой руке у него телефонная трубка, и громоподобным своим старпомов-ским голосом (потом к этому голосу и Зина привыкла) приказывает:
- Боцман!.. Быстро ко мне в каюту кто попроворнее - дело на пару минут!