Кондратюк Георгий Константинович : другие произведения.

Елена Прекрасная

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Александр Шалгей
  
  
  Е Л Е Н А
  П Р Е К Р А С Н А Я
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Сентиментально-фантастический роман о восприятии нашим "братом млад-шим" подлинной красоты и любви, подвигов и кумиров, когда шла Троянская вой-на, и сопоставление подобного с тем, во что все подлинное преобразилось за срав-нительно недавнее время. О великом и убогом -- что навязывают нам не считать таковым.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
   Известно почти всем о том, что с каких-то недавних пор кое-кто из не глу-пых вроде бы людей стали практиковать общение с душами умерших. Не обяза-тельно, чтобы это были души близких или дальних родственников. Не имеет зна-чения -- потревожены души кто недавно или давным давно покинул грешную Зем-лю.
   Общения такие возможны якобы только при строжайшем соблюдении со-всем не сложного ритуала. Прежде всего, необходимо определенное количество верящих в возможность встречи с душами умерших.
   Но обыденной уверенности недостаточно. Должна быть несокрушимая, твердая вера - непременно увижу невидимое.
   Необходимо и соблюдение казалось бы кое-чего несложного, но что не следует считать мелочью, пустяком. Например, комната освещена должна быть не электрическими светильниками, а восковой свечой; тарелка ли блюдце на столе обязательно круглое; все, кто сидит за столом, равноправны; в одинаковом они расстоянии и от центра стола, разговаривают спокойно, тихо, не толкаться, не "ла-пают" пугливых дам и т. п.
   Нет сомнения, что не только хомо сапиенс, но и некоторые млекопитаю-щиеся животные тоже наделены способностью общаться с душами умерших. Но, как известно, все млекопитающиеся (включая и кошек) души не имеют - душа только у человека. Поэтому и общение между домашними животными, дикими ли зверьми, птицами, рыбами и, тем более. с людьми должно бы на веки-вечные, на-всегда прекращается после смерти не людей.
   Но вдруг обнаружилось (не как результат очень сильного желания, а в ре-зультате неожиданного стечения обстоятельств) одна из множества кошек в городе Таганроге общалась какое-то время с давным-давно умершей Еленой Прекрасной. Кратковременным было общение. Но с такой силой воздействия, что кошке захо-телось хотя бы в чем-то походить на легендарную красавцу.
   В крайнем случае -- перестроить хотя бы свой быт, образ жизни. Были они чтобы такими, не пятнали чтоб имя Елены Прекрасной ни в чём, нигде и никогда.
   Трудно сказать, какая из мудростей народных оказалась бы здесь более уме-стной. "С кем поведёшься - того и наберешься!" или "Скажи кто твои друзья -- я буду знать кто ты!"
   Имело значение конечно и то, что заочная дружба возникла с опозданием в три тысячелетие. И длилась в ту пору, когда у Елены Прекрасной был по сути единственный недостаток. Замужняя она зачем-то полюбила женатого иностранца (не спартанца, к тому же, как её законный супруг).
   Всё пошло бы иначе, знай влюбчивая красавица, что из-за этого пустяка (да-же и по нынешним строгим оценкам -- пустяковина) возникнет кровопролитная длительная война. Даже и с применением не только новейшего по тем временам оружия, но и с хитростью, коварными приёмами, лишь в немногом не похожих на сегодняшние.
   Тот же, возьмите, к примеру гениально придуманного греками троянского коня.
   Три тысячи лет и ещё три века - срок внушительный. Не надо удивляться и кого-либо обвинять, что люди так запутались в подробностях событий тех давних времен, что взрослые стали говорить несуразное о вещах известных даже школь-никам.
   Огромных размеров неживого коня то и дело называют троянским. Не поду-мав о самом простом: зачем троянцам нужно было бы тратить дорогостоящие ма-териалы на изготовление коня им самим навредившим так серьёзно в той давней войне? Как это их конь оказался за воротами Трои с единственным ему заданием: в его живот битком набилось чтобы диверсантов и чтобы именно этот конь (можно сказать по-нынешнему умному - подданный государства Троя) ввез врагов через распахнутые для него ворота в осажденный греками город?
   Непонятным остается (слепым, говорят, был Гомер - поэтому скорее всего и не заметил, что в его рукописи упущен ряд существенны подробностей) венчана была, во временном ли гражданском браке (подражая нынешним разного калибра поп-, эстрадным и кинозвездам) пребывала в Спарте Елена Прекрасная? Почему легко, прямо-таки бездумно согласилась, чтобы её украл иностранец? Неужели ус-пела забыть элементарное в её супружеских обязанностях за те несколько дней, пока муж по неотложным делам был (для нее же экономя на командировочных) на острове Крит (или Кипр)?
   Не предусмотрено было в Трое многоженство или по иным соображениям первая жена Париса отвергла Елену Прекрасную? Отвергала с такой жестокостью, что это стоило жизни её мужу. Когда тот был смертельно ранен стрелой с ядови-тым наконечником, ни первой медицинской и вообще никакой помощи умиравше-му законному мужу не оказала. По сути из-за своей слепой самой примитивной ревности его убила.
   Гомер в процессе творческих поисков (слепому это ох как не легко!) так и не решил, как ему быть с главной героиней своего гениального описания Троянской войны. По логике вещей, благородный супруг ее (растерявшуюся из-за внезапной вспышки любви - много ли вы найдёте замужних женщин таких, чтобы, окажись на месте Елены Прекрасной, не растерялись?) - повез её домой. Но по одному ва-рианту автора (вряд ли самый лучший из вариантов попал из черновиков в подлин-ник) ли кого-то из его переводчиков Елену таки до дому не довезли.
   По другому варианту: причиной была чрезмерная придирчивость мужа и Прекрасная женщина была изгнана (в нашем представлении, не очень-то и винова-тая) не только из дому, но и за пределы Спарты. На какой-то срок или навсегда хо-тя бы и временного, эстрадно-театрального мужа - такая существенная подроб-ность осталась вне внимания добросовестного Гомера.
   Не менее интересен и такой вариант (возможно в нем автором выдуманного меньше - он ближе к тому, что было в действительности). Елена Прекрасная долго и счастливо жила-поживала во взаимной любви с отважным Ахиллом в устье реки Дунай, не зная ничего о его неполноценной пятке на какой-то ноге.
   Нам трудно себе представить насколько несовершенной и плохо контроли-руемой была демократия в древней Греции вообще и среди их богов, в частности. Каждый то и дело вытворял такое, что вряд ли одобрили бы в центре (наиглавней-шие боги).
   Меньше всего Елена Прекрасная хотела быть игрушкой в руках кого-нибудь из богов или богинь. Но те на то и боги, чтобы творить что им вздумается. Чьи-то нормальные человеческие хочу ли не хочу - они и знать не хотят!
   Гомер, как доподлинно известно, не был зачислен в боги. Но на правах авто-ра гениальной "Илиады" принуждал им любимую Елену Прекрасную совершать поступки в разрез с нормами православной морали и нынешнего законодательства о семье и браке.
  
   2
   Общение Кошки с Еленой Прекрасной через какой-то шестой ли девятый ка-нал восприятия реальной действительности совпало со счастливейшим периодом жизни заблудшей грешницы. Когда с Еленой рядом был Парис и от нее отлучался лишь для очередной смертельной той или иной кровавой схватки с врагами Трои (а значит и с личными врагами Париса и Елены).
   Всего самого наилучшего, неотразимо прекрасного было в ней столько, что она щедро делилась даже при кратковременной случайной встрече с четырёхлапым привлекательным существом - Кошкой. Готовой на все, ради торжества на земле самого лучшего не только для неё, для других кошек - но было бы от чего чтобы хорошо всем и хомо сапиенсам.
  
   Кошка - о ней пойдет речь -- была по многим признакам вроде бы и обык-новенным нам хорошо знакомым четырехлапым мохнатым домашним скромных размеров хищным млекопитающимся. Чьи обязанности в городах, сёлах и везде, где живут люди, одни и те же - ловить мышей (в крайнем случае - отпугивать их от жилья человека).
   Не очень-то была Кошкаа "белой и пушистой". Это касается не только её внешности, но во многом и её иной раз прорывавшегося наружу не кошачьего ха-рактера.
   Если оценивать умственные способности этого когтистого царапучего звер-ка, то слова и "белая", и "пушистая" - сразу окажутся самыми не подходящими. То же самое и слово "зверок" - это же подразумевается существо дикое, всячески из-бегающее дружеские контакты с человеком. А у Кошки многое было наоборот.
   Та кошка, что пустилась и благополучно закончи познавательный круиз на теплоходе "Иртыш", была не "злючей", не "царапучей". Нет оснований утвер-ждать, что она была умной-разумной, но в этой части - сомнений не может быть - в чём-то не глупее некоторых (по крайней мере) членов экипажа теплохода. Безус-ловно проявила она себя и более наблюдательной, чем многие, и более догадливой (это уж точно).
   При этом, искренности и доброты у неё было столько, что хватило бы - есть все основания полагать - на дюжину её сестёр и братьев.
   Скорее всего это было не первое лето в жизни кошки, когда почувствовала она себя достаточно взрослой в пределах себе подобных в границах приморского города Таганрога. Сформировался у неё вкус: по запаху (не пробуя на зубок) без-ошибочно отличала съедобного бычка или тарань, от годных на закуску только "прилично" выпившим гурманам.
   Будет, как говорится, будет к слову: кошке простительно - потому что и мно-гие таганрогцы толком не знают за какие великие подвиги в их городе ли в его ок-рестностях столь возвели величественный памятник императору Великому Петру ( он же почти всю жизнь числился и ивсего-то российским царём Петром первым). Разве что за трезвое в его непробудно хмельном единожды промелькнувшее: поче-му бы не взять и ни построить "на зло надменному соседу" (Турции - во сто крат более злому, чем шведы) столицу России не на вечно заливаемых болотах в устье Невы, а там, где Таганрог.
   В подтверждение тому, что от великого до смешного один шаг - дальнейшая судьба Тагнрога. Позорный Прутский поход (где в очередной раз проявилось "ве-личие" провозглашенного Великим) - всю армию загубил, но его спасла догадли-вая "эстонская шлюха". Из высказываний Льва Толстова, много лет изучавшего эпоху "великих подвигов и свершенивй величайшего в Росси из всех императоров" - русский гений намеревался и даже сумел написать несколько глав романа о той эпохе, но рука отказалась писать о сплошь отвратительным и мерзким в годы са-модержавных
  великих замыслов ( хотя бы один из реализовать руки не доходили, вечно заня-тые кубками "бахусом" у Петра, царя-алкоголика).
   Вымаливая у турецкого султана пощаду, "Велкий" отказался от крепости Азов, поклялся до фундаментов снести всё построенное в Таганроге и носа никогда не совать ни в Чёрное, ни в Азовское море. Все это и добросовестнийшим образом и выполнял.
   Выше губерноского Таганрог так и не поднялся. Был, правда, кратковремен-ной столицей России. В самые последние дни жизни императора Александра Пер-вого. И когда, в ожидании переезда в Москву (так и не состоявшейся) Деникин, считай, управлял страной - единой и неделимой из Таганрога.
   Где, кстати, генералом-правителем был подписан исторического значения приказ. Жестоко и беспощадно расправляться, вплоть до расстрела -- с дезертира-ми, диверсантами и спекулянтами.
  Его превзошел только Врангель. Его генералы, без суда и следствия приказыва-ли вешать в
  Симферополе и Джанкое любого звания спекулянтов.
   Кристальной чистоты идеыалисты верил, что - в случае победы и торжества справедливости в России -- не будет ни одного спекулянта!
   Петр Велики внедрил в привычки своих подданных наслаждаться табакоку-рением (наркотиком никотином) и алкоголем - "денно и ношно" подовая личный пример. С его эпохи века и века длится на Руси святой таких масштабов запой - что и конца-краю не видно.
   Памятников уйму понаставили Великому начинателю этакого "великого" де-ла. Сказали пока что ""А", но волынят с произнесением "Б". С организацией фес-тивалей - многомиллионными были бы сборища пьяниц и курильщиков, например, в том же Таганроге и на степных просторах его окрестностей (предостаточно места для столов и столиков, ларьков, палаток, для всего необходимого при таком весе-льи - суть в коем: в одном питии с тобакокурением все прелеси жизни и счастье человека).
   3
   Кошка настолько взрослой себя считала, что каждый раз решительно отверга-ла особое к ней внимане, заботу. Не забывая какими были у ее матери проблемы из-за внимания к ней наглых крикливых котов и вообще удивляясь кошачей терпе-ливости.
   Самой-то Кошке покаьудавалось держаться подальше от котов. Сплошь во-нючих, грязныых и драчливых. Удивляло ее то и дело: мех был у этих крикунов такого цвета - будто позаимствованных каким-то загадочным образом из пятен только что начинавшей взрослеть Кошки.
   Возможно её отцом был мордастый рыжий кот, почему у него тот цвет меха , как раз какого у кошки так много. Но хвост у него не только рыжий, пушистый, но и несуразно большой. Такое соотношение хвоста со всем остальным у рыжего мордастого - вполне бы подходило для белки, но ни в коем случае не представите-лю любой породы кошачих.
  Всю осень и весну, да и летом после каждого дождя - это же сколько ненужно-го налипает на такой хвост! На весь день потом забот-хлопот (от ненужного чтобы избавиться, отмывая и причесывая хвост языком!
   Взгляд у мордастого кота всё тот же на всё и всех. Но когда посматривает на Кошку-подростка, на неё-то в юном её возрасте - в его зелёных глазах вдруг появ-ляется доброта и всё чаще подобие ласковости. Вот-вот в его мяуканьи по-своему прозвучит и предложение ли просьба: "Пора, пора относиться ко мне с таким же вниманием - как твоя Мама!"
   Вахтенный матрос вначале оправдывался, а потом хвастаясь говорил почему пропустил на судно Кошку. Она, мол, такая разноцветная - и рыжего, и черного, и белого достаточно, а весь хвост серый и беленьким на конце (беленькое и на лап-ках там, куда прячутся кошачьи коготки) - такая кошка верный спутник удач и ра-дости.
   На самом-то деле матрос даже и не знал когда и каким образом кошка про-никла на судно типа река-море. Цементу на теплоход "Иртыш" в порту Таганрог нагрузили столько, что его верхняя палуба вот-вот будет вровень с причалом.
   Совсем не обязательно было Кошке идти по трапу и просить разрешения у вахтенного матроса пройти на теплоход. Она выбрала место подальше от трапа, скорее всего, и без чрезмерных усилий прыжком преодолела узкую полоску воды между причалом и бортом "Иртыша".
  - Откуда кошка? -- спросил прибывший на смену матрос.
  - А?
  - Такая, смотрю, красивенькая, разноцветная!
  - Вот и я так подумал, -- "задним числом" взял на себя ответственность отстоявший вахту матрос.
   Таким образом Кошка стала полноправным членом экипажа (пассажиром ли)
  на теплоходе "Иртыш". И когда судно покидало порт Таганрог, единственным, кто провожал Кошку, был стоявший у самой воды рыжий котяра.
   Скорее всего, не во всю мощь своего голоса он орал (как это демонстриро-вал каждый раз, когда он выражал весной свои чувства и претензии к матери Кошки -- "уплывавшей в даль и не желавшей понять его печаль"). Почему и слышала его сладкие в полголоса мяуканья Кошка, а из экипажа - никто, кто в это время был поблизости от неё на верхней палубе "Иртыша".
   В эти самые минуты в очередной раз проявилось необыкновенное у Кош-ки. По ульра- или инфрозвуку, ещё ли что-то она использует, воспроизводя и передавая необходимую информацию туда, где был и всего-то едва различае-мый на берегу её провожавший котяра. Должно быть по тем же каналам вос-принимала она и его сердечную боль из-за расставания с юной кошечкой (не боль, так сожаление, досаду ли из-за того, они всё ещё не так близки, как бы ему хотелось).
   Пребывание Кошки на теплоходе "Иртыш" было всего-то около месяца. Так, что многое в характере и поведении Кошки так и осталось непознанным и не оцененным никем из членов экипажа. А что-то многими из них - даже и не замеченным.
   В Таганроге в трюма "Иртыша" грузили цемент в основном из Амвросиев-ских заводов (Донбасс) и часть из дальних (в Поволжье где-то) цементных за-водов. По качеству их продукция не хуже, чем у заводов Новороссйска.
   Проблема только транспортного характера: как из Донбасса и Поволжья вывозить в дальнее зарубежье. Появились чтобы и на их предприятиях допол-нительные доходы в иностранной валюте.
   Конечно же не просто-напросто кто-то ткнул пальцем на карте в то место, где ближайший от этих предприятий морской порт с названием Таганрог. Учли и то, что это могло быть выгодно для мелководного порта Таганрог и для Азов-ского Морского Пароходства.
   Как-то же в прошлом купцы вывозили миллионы пудов пшеницы в стра-ны иностранные через Таганрог? Почему не получится вывезти через этот порт не сотни, так хотя бы десятки тысяч тонн цемента?
   За появление в голове у какого-то всего лишь замысла о такой возможно-сти, не стоит ли соорудить памятник и ему? Не менее величественный, чем Петру Великому?
   У того не получилось Таганрог сделать столицей империи, но всего лишь за появившуюся спьяну или на трезвую голову идею - грандиознейший па-мятнк царю-императору. Рядом оставлено достаточно места для памятников и в честь других ему приписываемых подвигов. Какие-то и воистину величайшие в пределах чьего-то (никак не царя) замысла, намерения.
  
   4
  
   Кошка могла и не знать о каких-то гениальных находках организаторов отгрузки цемента в ту же Ливию именно через Таганрог. Но вряд ли у нее были сомнения: что никак не в ближайший ли порт Азовского или Чёрного моря по-везут груз - обязательно повезут его к далёким берегам Африки. Всего лишь кошачья интуиция при этом в достаточных объемах присутствовала.
   Вряд ли вникала и в такие тонкости (кошкам и знать-то к чему такое) -груз называют мешкованым. Потому, что цемент расфасван в многослойные бумаж-ные мешки. Что по сорок восемь мешков уложено будет в строгой псудносле-довательности на каждый деревянный поддон -- в пакет, весом около двух с половиной тонн.
   Всё это для так называемых пакетных перевозок. В принципе-то какая раз-ница: каждый пятидесятикилограммовый мешок сам по себе в Африку поедет или в компании из сорока восьми попутчиков - каждый из них, как две капли воды, похож на него.
   Но для перевозчика далеко не безразлично. Мешкованый груз надо не только побыстрее принять в трюма судна (когда судно стоит в порту даже в связи с очень уважительными причинами - никаких доходов не может быть пе-ревозчику).
   Мешки надо и побыстрее выгрузить (снова стоянка -и от этого одни толь-ко расходы). Когда цемент не только расфасован в мешки, но и привезен в па-кетах - выгружать на много удобнее и, главное, втрое или в четыре раза быст-рее.
   Теплоход "Иртыш" при загрузке по летнюю, зимнюю ли марку способен перевозить около четырех тысяч тонн любого груза в ту же Африку. Но такое количество груза нельзя было брать в Таганроге.
   Того же цемента в порту предостаточно. В трюмах судна есть свободное место - солидный запас неиспользованных тоннажа и вместимости.
   Но глубины у причалов порта и в Таганрогском заливе не велики. Под-ходные каналы к порту и дальше - по направлению к Керченскому проливу - сколько на них ни работают землечерпалки, всё-таки не глубокие.
   Теплоход "Иртыш" зайдёт на догрузку в порт Керчь и оттуда - в очеред-ное дальнее плавание ("дальним" называется - если моряки из Чёрного моряки прошли через пролив Босфор и хотя бы издали увидели Мраморное море).
   Подготовка (по крайней мере психическая) моряков к дальнему плаванию на-чалась, как только с "Ирыша" на внешнем рейде сошел таганрогский лоцман. Всё пошло в строгом соответствии с ходовыми вахтами, в уплотненном привычном распорядке дня. Размеренно и привычно.
   Не совсем привычной пока что оставалось многое для Кошки. Когда она убе-дилась, что вполне подходящие срифмованные слова для матросской песни: "На корабле мы как на острове живём: куда ни глянешь - море синее кругом".
   Но моряки в плавании смотрят не только на море. Когда есть возможность, они смотрят и телепередачи.
   Стараясь поскорее оморячиться, Кошка тоже приходила в кают-компанию (на "Иртыше" только там был телевизор). Пристроившись у кого-нибудь на коленях, с не меньшим вниманием, чем давно и надёжно оморячившиеся моряки, вниматель-но смотрела Кошка всё подряд и на что-нибудь мелькавшее на экране и на осто-четевшего очередного надоедливого болтуна-телекоментатора. Чаще всего зани-мавшего дорогостоящее телевизионное время разъяснениями очередного никому не нужного.
   Другое дело - футбол!
   Напрямую передача матча или в записи того, что происходило вчера-позавчера. Если даже -- и пару недель до сегодня. Всё равно какие команды играли и на каком футбольном поле. Важно, чтобы для моряков, неприхотливых болель-щиков, кто на поле без лени бегали и почаще бы дрались руками и ногами.
   По футбольному полю мяч метался чтобы из конца вконец, ловко убегая из-под ног футболистов. Как случается, умная проворная мышь ловко убегает от ле-нивого или растяпы кота.
   В этом смысле Кошка была вровень со многими болельщиками - не только моряками. Даже и настоящая страсть болельщика у неё то и дело проявлялась та-кая, что приводила в дополнительный восторг многих собравшихся в кают-компании.
   В углу кают-компании встроенный стол. На нем телевизор с футболистами на экране. Одна команда проигрывает, а другая - выигрывает.
   По футбольному полю катается пёстренький мяч и бегает судья. Он то сви-стит, то просто бегает, мешая футболистам проявить свои прыть и волю к победе.
   В кают-компании обмен впечатлениями то в полголоса, то так внезапно гром-ко - впору после каждого слова надо бы ставить по три восклицательных знака. Словом - всё чин-чином.
   Вдруг два-три прыжка - и Кошка на столе вплотную с экраном телевизора. Забыты лаковые поглаживания по её пёстренькой спинке, умелое поцарапывание знатока возле ушей Кошки-болельщицы.
   Она сама царапает экран. Пытается проникнуть за него. И снова у неё этого не получается. Тогда Кошка то одной, то другой передней лапкой (не усвоила ещё, что срого-настрого запрещено руками хвататься за футбольный мяч всем, кроме вратаря) помогает кому-то из футболистов гнать мяч к чужим ли своим воротам.
   При этом обнаруживается и ещё один "прокол". Сама не знает за какую ко-манду болеет (тоже мне болельщик!)
   Кошка видит, что у одетых в сине-чёрное дела хуже -- им и помогает. А если явно проигрывать начинают бело-красные - своими лапками стараться будет обя-зательно гонять мяч с кем-либо из бело-красных.
   Да, не наделил Создатель душой никого, кроме человека. Но сердце-то и у кошек есть. И ума предостаточно (может и не у каждой) отличать чтобы доброе от зла, хорошее от плохого.
   Самый добрый, хороший на теплоходе "Иртыш" конечно же повар, кок. С ним у Кошки дружба самая настоящая. От него ей в первую очередь самое лако-мое, что приготовлено либо ещё в полусыром виде на протвинях камбуза.
   Их дружба настоящая без клятв и обещаний из высокопарных слов могла быть и вечной. Повар не проявляет высокомерия - когда на самом-то деле он куда выше Кошки, и толще, и читать-писать умеет. Интуитивно пришёл он одним из первых на "Иртыше" к выводу (а вв ходе рейса - и к убеждению), что у Кошки есть недосягаемая для человека заумь (заметьте: слово не взято в кавычки, а не на-писано с большой буквы единственно потому - не обидеть чтобы род людской).
  
   5
   Во многих отношениях Керчь не понравилась Кошке. Но заранее никто на теплоходе "Иртыш" такого не предполагал. Вслух даже высказывались опасения:
  - Коты на её такую красивенькую набросятся со всей страстью южан!
  - Как пить дать, захороводят Кошечку нашу даже и в порту так, что она и дорогу домой забудет!
  - Если вахтенные у трапа зевать и лупать глазами будут по сторонам - то конечно с Кошкой расстанемся навсегда!
  - Так что ей нельзя что ли ни одной лапой ни на причал ступить, ни в город сбегать на часок или два?
   Стоянка в порту Керчь было и всего-то восемь часов. Но Кошка успела доста-точно хорошо осмотреть причалы и закоулки там разные в порту, и по улицам го-рода, по набережной пройтись (в основном - пробежать, сторонясь местных и приезжих не только из рода кошачьих.
   После чего и мнение у Кошки о Керчи. Такое, что не в пользу древнейшей из столиц- несравнима бывшая Понтикопея с родным ее сердцу Таганрогом.
   Прежде всего: город расположен так, что во многом уступил места высочен-ному нагромождению из камней и земли (Кошке ни на Кавказе, ни в других места побывать не пришлось - почему и показалось ей никчемным то, что называют керчане и приезжие горой Митридат).
   Почему бы, спрашивается, вершину этого высоченного нгромождения из камней и мёртвой земли не украсить ещё одним памятником Великому Петру? Во сто крат более величественным получился бы -- чем в Таганроге и всех, что в честь его глупейшей из глупостей (в болота утрамбовал сотни тысяч соотечест-венников и построил очередной монплезир - северную столицу.
   Не имеет значения то, что ни в Керчи, ни в самых отдалённых окрестностях царь Петр не был. Но кто запретил выдумывать такое, что он от нечего делать од-нажды думал о Крыме? А как можно думать о Крыме и Чёрном море (в Прутском позорном походе самым подходящим было как раз о том и другом подумать или от кого-то услышать что на планете Земля где-то есть - и Крым и какая-то Керчь).
   Главное: были бы скучающий в бездельи скульптор, излишки бронзы и гра-нита кем-то что-то подходящее выдумано и вслух сказанно в самый подходящий момент. А навыдумывать согражданам каких угодно заслуг очередному их кумиру - всё равно, что раз плюнуть!
   Местные кошки и коты не хуже и не лучше таганрогских. Уважительные, внимательные, найдутся в Керчи наверно и такие, с кем и весело будет и можно дружить. Ни у одной из них нет ни малейшего зазнайства от того, что не одними бычками и таранью они лакомятся. У них в завтрак, обед или ужен бывает часто и кое-что на много повкуснее.
   Еще одно проявление благородства в характере кошек - скромность. До чего же было б хорошо, если у одной собаки из тысячи можно было намек на такое же встретить.
   У пограничника дома была именно такая собака (кавказская овчарка). Умнее многих людей, но -- поголовный недостаток всех собак - не она умела разговари-вать.
   Может случится, что офицер признается своему четвероногому другу. Под-робно расскажет о том, как у него между ног прошмыгнула на теплоход краси-венькая умненькая кошечка. Обхитрила его - многоопытного и бдительного по-граничника.
   Овчарка всё выслушает внимательно и с сочувствием. После чего сразу же одними глазами, оценив суть случившегося, одними глазами выскажет и свое мнение.
   Другого, мол, и не стоит ожидать от кошек: они пока что всё на той же ста-дии недоприрученности - на какой были тысячи лет назад. Пребывая в своей дре-мучей невоспитанности (когда у них еще почти всё, как тысячи лет назад, не по-людски, а по-дикому) они почему-то этим дорожат и гордятся: мы, кошки, мол, как ходили, так и ходим по сей день сами по себе.
   Это же каких огромный усилий бы стоило Кошке сдерживать свой смех и своё презрение. Случись ей на какой-нибудь улице Керчи встретить эту самую кавказскую овчарку вполне очеловеченную. Та конечно же при этом всячески де-монстрировала бы своё "по-людски" -- свой подхалимаж перед хозяином (так, чтобы это видел каждый встречный). Вот, мол, полюбуйтесь какая из подхалимов я подхалим и как подхолимством этим горжусь.
   С презрением на это смотрела бы и любая из керченских кошек. Окажись она в пределах видимости от пограничника с его овчаркой.
   Естественно кошка-керчанка при этом не могла бы не думать, удивляясь: "Это ж в каком тысячелетии до рождества Христа вы, псы и собаки, всё еще на-ходитесь?!"
   Не развратили керченских кошек теми, кого привозят с собой приезжие ку-рортники - по последней моде мосек постриженных, в разных шампунях мытых-перемытых с таким усердием, что они должно быть и сами себя не узнают.
   Но зазнайства и чванства у этих кошек-курортниц! Того и гляди станут о себе думать похлеще, чем комнатные мопсики там разные.
   Чего доброго, глядишь и - переняв собочачью моду - и коты начнут пижо-нить в смокингах и пиджачках, сшитых для каждого по спецзаказу!
   Собаки они и есть собаки. Сплошь бескультурье, жадность и дурь дремучая на каждом шагу. Умная среди собак - одна из тысяч и тысяч. Увидишь такую -- если хватит терпения искать её долго-долго. И ещё -- если и днём с огнем.
   И это, когда с ними рядом столько умных кошек и не глупых (если даже и безнадёжно ленивых) котов. Есть с кого брать пример, у кого уму-разуму учиться.
   Ну а люди? Им положено быть умными. А у них в каждом городе того и гля-ди собак будет больше, чем всё взрослое и детское население.
   Причём собак избалованных чрезмерным к ним вниманием, оглупевших и ленивых дальше некуда! Собери всю свору из тысяч собак в городе - все вместе они и мышонка не сумеют поймать!
   Собаки все до одной подхалимы. Самые злые из них - всего лишь на показ. Ещё и этаким способом (злющие, мол) показывают подхалимаж свой перед хозяи-ном-кормильцем. А хозяину почему-то как раз это больше всего и нравится.
   Почему?
   Не потому ли, что среди людей много таких, что на большее, чем быть под-халимом, они и не способны. Конечно в таких чаще всего ими высоко ценимое подхалимство и в других -- готовность к угодничеству проявлялась на каждом ша-гу и так, что они сами привыкли мерзость эту не замечать. Называют её вежливо-стью, проявлением уважения культурного человека к тем, кого нельзя не уважать (по крайней мере, меньше, чем его "уважают" другие - своеобразный марафон-состязание между подхалимами).
   Что вы! Ни в коем случае подхалим не унизится до такого, как его любимая комнатная собачонка Жучка. Не будет перед "авторитетом" елозить -- животом подметая пол у ног им культурно уважаемого (готовностью же и к такому "подви-гу" у самого хозяина Жучки предостаточно).
   Что же еще, скажите пожалуйста, если не родство душ в основе того, что го-рода переполнены любовью людей к их четвероногим "братьям младшим"? Ведь у избалованных городскими излишествами и грузом перепотребления "младшие" проявляют все ещё много такого, чему старшие братья считают своим долгом, обязанностью у "младших" учиться, учиться и учиться.
   Вот полюбуйтесь. Овладел и когда-то гордый человек уменьем культурно - искренне и всегда в меру - пресмыкаться, подхалимничать.
   Кошка в Керчи сделала вдруг для себя одно важное открытие. Очень ещё мо-лодая - не знала, что открытия только и бывают внезапными (если даже и не са-мые важные).
   В Таганроге это было едва уловимо, а в Керчи так много, что Кошка нередко даже и останавливалась. Не ошибается ли, не плод ли её кошачьего воображения - на каждом шагу "дух древности".
   Человек скорее всего это назвал бы по-другому. Но сразу бы и согласился, что Кошка ощутила не запах, а самый настоящий дух древности. Потому что за-пахи было и время и чем развеять в крымских и северо-кавказских дальних далях.
   Учёные мужи наконец-то придумали устройства и приборы по их мнению сверхчувствительные. Пристраивают их к древнейшей стене храма какого-нибудь и - слышат живые голоса давным-давно умерших. Что говорили те и какие песни пели тысячи лет назад, а стены это как раз и слышали.
   Через века и века более умные учёные мужи сделают ещё более важное от-крытие. Изготовив необходимые сверхчувствительные приборы, сумеют узнавать всего лишь то, что Кошка и сегодня узнает. Она видит и слышит невидимое и не-слышимое для человека. То, чему пока что у нас название (на правах временного) - "дух древности".
   Нет полной уверенности в том, что Создатель второпях в человека не вложил предостаточно той же "сверхчеловеческой" чувствительности, что сохранилась у кошек. На оказалось такое обилие благ на планете Земля, что человеку было доста-точно всего, чтобы и без сверхчувствительности жить в сытости, весело и припе-ваючи.
   Из-за ненадобности человек и забыл - избавился от ненужного. (И совсем не обязательно, что поступили бы точно так же, например, марсиане. Окажись менее комфортными для них условия проживания на планете Марс.)
   У многих из людей сохранилась такая "странная" способность. Надо ему проснуться перед вахтой в три сорок. Что-то в нём сработает и он проснется как раз, чтобы на вахту не опоздать.
   Будильнику если было такое же поручение, он о своей добросовестности на-помнит. В те минуты, когда штурман ли механик, матрос ли моторист начал умы-ваться или ищет ногами кроссовку - ту, что в очередной раз почему-то оказалась не на месте.
  
  
   6
  
   Нечто подобное сработало и у Кошки. В порту она оказалась когда надо. По трапу на судно бежала, когда шагали по нему пограничник и таможенник. Оформ-лять документы - закрыть чтобы "границу" перед выходом "Иртыша" из Керчи в загранрейс.
   Пограничнику Кошка понравилась так, что он пытался подхватить её из-под ног одной рукой и внести на теплоход. Не получилось только потому - нис-колько не обиделся молодой, но уже многоопытны офицер - что попытка-то, мол, была без участия второй руки. Если сразу обеими руками - он бы кошку обяза-тельно поймал.
   Но не тут-то было. Один из самых бдительных в Керчи, пограничник в офи-церском к тому же звании не учёл (вряд ли он и знал о таком). Что не созрел, а только начал в его сознании проклёвываться росток из вдруг появившегося нечто, величиной меньше макового зёрнышка, -- его коварный замысел (подхватить ру-кой пестренькую красавицу), а Кошке в тот же миг стало об этом известно.
  Что именно это, а не что-то другое, именно этот человек в следующие мгнове-ния непременно сделает!
   К тому же пограничник был человеком из тех, что не придают значения "мелочам". С кошкой ли собакой они имеют дело - те и другие для них всего лишь наши "братья меньшие".
   Не приручив собаку в свое время, человек до сегодня жил бы на деревьях. Всё еще участвовал бы в драках и потасовках с гориллами и шимпанзе, отвоёвы-вая у них для себя и своих детенышей банан повкуснее или место для ночлега на деревьях. Такое, чтобы повыше - хищникам труднее было чтоб схватить его за но-гу, за руку или за что-нибудь ещё.
   Вдруг дикарю человеку встретился четырехлапый голосистый не очень злой зверь. Что ему из объедков ни брось, тотчас же сожрёт и в знак благодарности долго помахивает хвостиком.
   Угодничества и подхалимажа к этому времени было предостаточно в люд-ском племени. И ценились даже и получеловеком эти качества почти на уровне с безумной храбростью.
   Подружились получеловек с полусобакой. По лесным дебрям стали вместе шастать. Четырехлапая ценила то, что умеет выкопать из земли двуногий съедоб-ное что-нибудь, сорвать ли с дерева столько, что хватает на двоих. А двуногий ра-дёшенек был тому, что новый друг охотно и своевременно предупреждает о при-ближении опасных хищниках.
   Процесс особачивания одного и очеловечивания другого был длительным. Если подробно описывать - многотомный бы научный труд мог получиться. Но возможно скучным и бесполезным на сколько-то меньше, чем иные многотомные открвения.
   А по сути - если коротко. Вдвоём с другом, умеющим предупреждать об опасности, получеловек отважился из дебрей выйти на опушку леса. А это со вре-менем позволило им иначе смотреть на окружающий мир.
   Подальше от леса и опушки получеловек устроил пастбища. Для животных - более, чем он беспомощных.
   Стал отгонять от стад хищников камнями, дубиной ли вначале. А потом -- копьём и стрелами. Вдвоём с собакой приручили трусливых живых животных - и те охотно стали покорными, "домашними".
   Научился двуногий рыхлить землю и на ней выращивать нужное для него и домашних животных. Огороды и в наше время без собачей охраны оставлять не желательно.
   Дикие травоядные и птицы на дармовое вкусненькое налетят и -- от всех тру-дов человека останется пыль да прах. Но когда о противнике собакой заранее кто предупреждён - считай что и вооружён. Успеет достойно встретить врагов и гра-бителей.
   Спасибо собаке! Помогла человеку стать и живтноводом, и земледельцем. Человеком!
   Но в какую-то из цивилизаций начался как бы и в обратном направлении процесс. Изменился человек: ненужно много среди человеков появилось таких, кто считал угодничество, низкопоклонство и подхалимаж наиважнейшим. Этому старательно потворствовали те из людей, кому на руку были именно эти качества -- не у него чтоб они были, а у других.
   В такой обстановке и сам, как говорится, Бог велел, появились чтобы сонмы желающих иметь четверолапого "друга меньшого". Воспитанного им как раз по образу своему и подобию. Подхалима и угодника.
   Кошки тоже домашние (многих назвать можно - комнатные) четырехлапые. Но братьями и сёстрами их назвать - язык не поворачивается.
   Они, вроде бы какими были в дебрях лесов, такими и остались ("живут сами по всебе"). Обилие пищи в городах и сёлах - мыши и крысы. Из-за этого и дер-жится кошка вблизи от человека, помогая бороться, уничтожать грызунов, спо-собных беспощадно уничтожать и продукты, и многое другое, созданное челове-ком для себя, а не грызунами.
   Кошка надёжный союзник и помощник человеку в его добрых делах. Но подхалимом никогда не была не будет, извините. Как раз для этого у нас предос-таточно всяких там Жучек.
   Их пра-пра-предки делали вас человеком. Теперь наблюдаем обратное - должно быть и самому человеку пока что непонятное. Собака начала переделы-вать человека вроде бы как и не в челодобного. Все чаще встречаются пузатые, брюхатые "желудочники".
   Чревоугодие для которых и самоцель, и смысл жизни. У них "Нажраться по-лучше бы как!" - выражено и зримо, и в ярком многоцветии.
   Не результат ли это случайный Создателя? А может и всего-то чрезмерная его доверчивость к своим подручным?
   В день, когда Господь Бог создавал скотов, был создан и человек. Тот и дей-ствует в соответствие с ему известным: от великого до самого что ни на есть неве-ликого -- один шаг. Многим - в чем убеждаемся всё чаще - и небольшого полшага оказалось достаточно!
   Почему и остаются неразгаданными те многие способности и качества кошек - всего-то удивляемся которым. Не догадываясь и не предполагая, что не обладая им подобными человек не вступит в иной, более высокий этап своего развития.
   Назовем то этап временно - "послесобачьим". На тех же правах, что у назва-ний "каменная эпоха" или "бронзовые века" в развитии племён и народов.
   7
  
   Особой разницы и никаких преимуществ у одного перед другим - у Азовскго и Черного моря нет. У Кошки таким сохранилось мнение до того часа, пока "Ир-тыш" не приблизился к берегам Турецким и сходу не вплыл в пролив Босфор.
   Пока пересекали Чёрное море, была всё время - как и в Азовском море - "во-да, вода - кругом вода"! Убедившись в этом, Кошка перестала бегать с правого борта на левый борт и местом наблюдения за морем выбрала корму. Там очень даже удобно сидеть на скойланном (уложенным кольцами один на один) шварто-вом канате.
   Небольшое возвышение над палубой. Но его достаточно, чтобы видеть как можно дальше что по правому, что по левому борту и что за кормой теплохода "Иртыш". А там долго была всё та же "вода, вода - кругом... и т. д."
   Смотреть - это одно. Есть когда если и возможность себя показать (всё вре-мя есть кому смотреть -- внимательней не куда за Кошкой наблюдали чайки).
   Этим неугомонным в полёте птицам никогда не было, наверно и никогда не будет ни малейшего вреда от кошек и котов. Скорее всего и такое, можно сказать: вполне дружеское, мол, могли быть отношения у этих острокрылых пернатых к условно домашних четырехлапых млекопитающихся. Ко всем кошкам.
   Вполне возможно, что не осталось незамеченным то, что и кошки любят воз-душный простор. Их то и дело можно увидеть высоко на ветвях деревьев, на стол-бике ли забора - из тех, что повыше.
   Этому завидуют собаки. Почему с лаем вдоль забора бегает одна, а другая кружит вокруг дерева, на самую макушку которого взобралась какая-то из когти-стых и проворных.
   Но оказывается совсем-совсем не одно и то же, когда чайки видят кошку в море, а не на земле. Такое не часто бывает - отсюда у птиц и столько удивления.
   Так ведь чайки при этом не скрывают своей тревоги: знают, что кошки не умеют плавать. При этом - ещё более непонятное для птиц, чем для людей - по-чему рыба для кошек лакомство?
   А та Кошка, что увидели чайки сначала сидевшей на корме теплохода "Ир-тыш, то она прогуливалась вдоль фальшбортов (ограждения верхней палубы) суд-на, как у себя дома. Будто она всё на том же ей хорошо знакомом причале в порту Таганрог.
   С такой же беспечностью у неё прогулки и по шлюпочной палубе, где и всего-то леерные ограждения. Стальные стойки с интервалом в полтора метра и к ним один над другим прикреплены два троса. Один держится за самый верх стоек, а другой протянут с закреплением на половине высоты к тем же стойкам.
   Случись внезапный бортовой крен у теплохода или вдруг порыв ветра. Когот-ками лапок за стальную палубу не зацепишься. Заскользишь к борту и - бултых в море!
   Почему чайки летают вдоль борта судна - того, вдоль которого очередная прогулка у Кошки. Не знают как в случае беды они будут действовать. Но всё ко-нечно сделают, чтобы многоцветной красивой неопытной путешественнице по-мочь. Не дать ей погибнуть.
   Иное дело, когда Кошка на корме теплохода. К тому же и взгромоздилась на самую высокую бухты толстенного каната. По кольцам каната не очень-то и за-скользишь, случись что. А случись - есть за что зацепиться коготками всех четы-рех лап.
   Такое внимание и забота чаек не прекращались долго и после того, как скрылись берега сначала предгорий Главного Кавказского хребта, а потом и Кры-ма. Не удивительно, что иностранные чайки встретили "Иртыш" в значительном удалении от "берега Турецкого".
   Было Кошке над чем задуматься (всего-то на короткий срок и мимоходом). Что чайки-иностранцы её сразу же заметили и всё время к ней относились так же, как северокавказские и крымские чайки. Как бы эстафетный жезл одни передали другим - Кошку передали через её же голову, а заодно и чрез Чёрное море. Будто тем и другим она одинаково родная.
   Когда приблизились к входу в пролив Босфор, теплоход окутали до притор-ности густые запахи кофе, жареной рыбы, мяса вперемешку с пережаренным лу-ком, чего-то из печёного теста. Одно слово: не русский дух, не Русью запахнет.
   Эти бытового происхождения запахи и ароматы глушили нечто Коше вроде бы и знакомое. Но за время перехода Чёрным морем (Кошка почти сразу догада-лась, что всего лишь поэтому) стало забываться.
   Вдруг то же самое, что Кошка обнаружила в Керчи, -- "дух древности"!
   Новый запах (Кошку не обманешь), но он тоже из далёкого прошлого. И ровным счётом ничего не значит, что он стал на много более улавливаемым, когда справа и слева от пролива потянулись кварталы многомиллионного Стамбула.
   До конца разобраться: что же это было такое (еще один древний дух) - по-мешала красивое изваяние из бронзы на европейском берегу Босфора. В натураль-ную величину (может быть на сколько-то меньше или больше натуры - издали даже и кошачьим глазом не уловить) -- это был конь.
   Скульптор сумел уговорить мгновение, когда оно было самым прекрасным (на его вкус даже и чересчур прекрасивым -- по его-то мнению). Когда конь с воз-растающей решительностью бежал искупаться или переплыть Босфор.
   Многое множество памятников с изображением собак - об этом как-то с обидой судачили кошки и коты в Таганроге. Предположительно есть, как мини-мум, одно хотя бы какое-то в древние века сделанное изображение кошки. В Египте, в знойной Африке и может быть недалеко от реки Нил.
   На берегу этой реки жили такие мудрые люди, что ещё многие тысячелетия народы всех континентов планеты Земля будут восхищаться их умом.
   Что и не удивительно: богом они считали кошку. Пока они кошке оказывали самые высокие почести, молились на неё, египтяне и благоденствовали. На Земле они жили, как в Раю Небесном.
   Общеизвестно, что много из бронзы изображений с присутствием коня. Ча-ще всего, когда кто-то на нем верхом или кони впряжены в колесницу. Они всего лишь декорация, первостепенной ли важности присутствующая при чём-то важ-ном (чаще всего - при особо почитаемой персоне). Конь - статист.
   А на берегу Босфора бронзовый конь, идущий к проливу (в легкой ли рыси, на миг ли остановившийся - у него готовность к движению не замерла). Идёт он "сам по себе" -- ради собственной прихоти, никем не понукаемый.
   Недалеко от коня более важное для туристов-ротозеев (может и в самом деле более интересное, полезное для познания и -- более красивое) -- дворец султана.
   От пролива его отделяет не очень широкая набережная. А в центре дворца огороженное камнем кубических очертаний помещение. Его размер в точности соответствует во всём особо почитаемой мусульманами Кабе.
   Много картин великого российского мариниста Айвазовского во дворце Сул-тана. Их там едва ли не больше, чем во всех картинных галереях России.
   И у людей случается иногда, а не только у кошек. Увидел что-то очарова-тельное - и на этом вдруг "сошелся клином белый свет".
   Бронзовый конь конечно прелесть. Но это не помешало Кошке уловить соба-чий (в ее не изысканной терминологии) "дух" Стамбула.
   Может в этом городе не было семисот тысяч комнатных и не бездомных со-бак и собачек. Стамбул в этом не успел догнать культурную столицу Европы ле-гендарный Париж. Но вони было предостаточно и от тех, сколько бы их в Стамбу-ле ни было.
   Соответствующий "аромат" от них плавал над проливом Босфор с такой на-вязчивостью, что Кошка чихала всё чаще и чаще. Пока не догадалась наконец ро-зовый носик свой спрятать в рыжую шерстку у правой лапки.
   Мраморное море в тот раз вполне соответствовало своему названию. По-верхность моря была зеркально гладкой. Как тщательно отшлифованная из бело-голубого мрамора столешница.
   Когда огибали Принцевы острова, один из мотористов сел на скойланный кормовой швартовый. Предварительно взял он доверчивую Кошку на руки - по-гладить чтобы ей спинку для своего и ее удовольствия.
  - Знаешь чем Принцевы острова знамениты? - мотористу захотелось про-явить свою незаурядную эрудиция.
  - Принц наверно знаменитый какой-нибудь жил, - крутыми плечами по-жимая (не уверен полностью, но такое вполне могло быть) ответил повар. По-смотрел на приближавшиеся острова и добавил: - Или владел островами принц, как подарком султана, и жил или - иногда на охоте здесь бывал.
  - Могло быть и такое. Но знамениты острова не этим.
  - Не знаю.
  - Знамениты они еще и тем, что на них были на пожизненно сосланы- как в Российской империи ссылали в Сибирь преступников -- ни в чём не порови-нившиеся стамбульские с собаки!
  - Громко лаяли у стен султанского гарема?
  - Ты что? Их туда ни одну и близко должно быть не подпускали.
  - Султан собак не любил? Одна из них его пыталась укусить?
   Моторист охотно рассказал о довольно интересном.
   Покровительницей Стамбула (до тех пор еще, когда город именовали Кон-стантинополем или даже раньше) была богиня Диана. Она любила являться в го-род в образе собаки.
   "Кто же её, после этого явно дуру, назначил богиней?! - никому не навязы-вая своего мнения, про себя рассуждала Кошка. - Могла бы являться в образе кошки, похожей на меня. Ведь она богиня - могла и из себя вытворять всё, что ей вздумается".
   Так вот, без суда и следствия - не без оснований полагая, что каждая из со-бак может быть как раз и богиней Дианой, в Стамбуле ни отстреливать собак, ни травить ядами не решились. Аллах акбар (несомненно велик), но ведь мог и он "глаз положить" на одну из красивейших богинь как раз перед тем, как в неё вса-дят стрелу, рубанут ли шашкой.
   Почему и решили, ради предосторожности, проявить гуманность. Живё-хоньких их, какими их десятки (если не сотни) тысяч переправили на какой-то из Принцевых островов.
   Провианта, чтобы всех их кормить, это же сколько бы понадобилось? Таки-ми были бы расходы из казны, что, глядишь, не на что будет султану купить и се-ребряные серёжки в подарок очередной самой любимой из жён!
   Вой, собачий лай на всё Мраморное море. Казалось бы самые подходящие условия объявить коллективную голодовку. В знак возмущения жестоким султан-ским произволом.
   Естественно, что многие собаки проявили готовность переквалифицировать-ся в травоядных животных. Стихийно, бездумно это реализовывалось - пренебре-гая статистическими данными (кои вряд ли присутствовали на Принцевых остро-вах в единственном хотя бы экземпляре!) А по факту оказалось - и всего-то по ма-ленькому пучёчку травки-мауравки в день приходилось бы на едока.
   Ещё более естественным после такого стало следующее. Воспитанные чело-веком по его подобию, собаки стали поступать по-людски. Началось повальное у сосланных собак собакоедение (что и название было понятным людям, следовало бы назвать "собакоедство" - оно и по смыслу соответствует и вполне созвучно со словом "людоедство").
  - Ни одной "Дианы" в живых не осталось? - повару хотелось, чтобы ка-кая-то из них сумела таки выжить.
  - Ни одной! - моторист-эрудит сразу и подбрасывает аргумент в подтвер-ждение сказанному. - На остров пробралась откуда-то чума - скорее всего под-бросил ее кто-то из люто ненавидевших идолопоклонство.
   Может эпидемия с таким страшным названием имеют свой запах. Но Кошка своим сверхчувствительным носиком никакого опасного чумного запаха не уло-вила.
   Но зато ей стало ясно и понятно более важное. "Дух" присутствовал -- из очень далёкого прошлого. И он был в Стамбуле тот же самый, что и в Мраморном море в окрестностях Принцевых островов.
   Пока проходили Стамбул, Кошка всего лишь отворачивалась от ей ненужно-го и непонятно для чего-то и для кого-то сохранившееся непонятного. О чём единственное могла бы она сказать в виде окончательного приговора - они от чьих-то страданий.
   От их ненужности Кошка прятала способности носа в нагромождение запа-хов из жареного, печёного и прочего. Запахов от нынешнего, свежего - говорив-шего, кричавшего о живом.
   Но непонятное-то было не из категории запахов. Оно жило не в воздухе, а в том, что давало возможность жить и самому воздуху.
   С удалением от Принцевых островов запахи кофе, жареного мяса, рыбы ос-лаблялись. К тому же необходимого для таких запахов на островах было не в та-ких количествах, как в многомиллионном Стамбуле.
   В нагромождение, сплетение из запахов розовенький носик, сколько не прячь, не спрячешь. Правда, если перебежать на правый борт судна, там следов от чьих-то страданий сразу на много меньше.
   Ослабить же воздействие их (смириться ли с ними) помогало то, что Кошка знала название сохранившемуся, пренебрегая столетиями, ненужного ей и непри-ятного - "собачий дух".
  
   8
  
   Теплоход "Иртыш" вошёл в длинный пролив Дарданеллы. С каждой мину-той, с каждым оборотом винта за кормой теплохода всё решительнее азиатский берег пролива приближается к европейскому. Всё определеннее вырисовываются впереди жильё и иного назначения здания небольшого города Чанаккале.
   Город не только из-за своих скромных размеров конечно же не сравним со Стамбулом. В Дарданеллах он и всего-то провинциальный город на азиатском бе-регу. А в проливе Босфор мимо теплохода "Иртыш" проплывала по евроопей-скому и азиатскому берегам бывшая столица бывшей огромной империи.
   Но где гарантия, что о бывшем Царьграде, Константинополе, нынешнем Стамбуле человек будет помнить больше, чем о Чанаккале? От самого города че-рез века и тысячелетия скорее всего не останется и камня на камне, и пепла ника-кого - ветры истории беспощадными себя проявляли даже и к каменным построй-кам.
   Останется в памяти людей какой-то крошечной долькой что-нибудь и о бывшем турецком городе-крепости. Из-за того же Дарданельского сражения.
   Когда скромные по их поражающими возможностями полевые пушки-трёхдюймовки победили в артиллерийской дуэли. Когда им противостояла не-сравнимо огромная огневая мощь башенных орудия линкоров и крейсеров.
   Тысячелетия прошли, но помнят - и нет ни малейшего желания забывать - о происходившем вблизи от кусочка азиатского берега, где нынешний Чанаккале. ( (Где - упорно люди считали из-за своей бестолковости -- никакого, мол, города Трои не было и быть не могло.
   Десятилетней здесь была война спартанцев -- чтобы вернуть обесчещенному мужу красавицу жену. Небывало привлекательную, за что и прозвище было у неё Елена Прекрасная.
   Об этой войне у людей разные мнения, суждения, оценки. Невольно вспо-минаешь меру своей испорченности и что глаза у человека выше лба не растут. В меру своих умственных способностей мы что-то мелочное видим, а великого - не замечаем.
   У нас преобладает мнение: цели войны у противников под стенами Трои бы-ли одинаково благородными. Достойными того, чтобы сражаться до последней возможности - с готовностью рисковать своей жизнью и честно умереть за правое дело.
   Спартанцы погибали, защищая мужскую честь и достоинство оскорбленного мужа - сражались за честь. Троянцы погибали, защищая великое право человека любить - сражались за любовь. Не исключено: в минувших тысячелетиях и веках больше было "болельщиков" у защитников Трои.
   На их стороне было бы и сердце, и всё, чем жила Кошка. Окажись у нее ку-сочек человеческой души -- он оказался бы заодно с кошачьим сердцем.
   Чем и объясняется то, что Кошка издали уловила для неё привлекательное на столько, что и недосуг ей было придумывать название "предмету". Что вдруг во что-то преобразилось такое, что мгновенно всё в ней перестроило на ожидание чу-да и радости. Для неё было достаточно осознавать и всего-то: что она (всё в ней) погружается в радость. Что радость эта нарастает - как этого не ощущать! -- по мере приближения "Иртыша" к Чанаккале.
   А когда по левому борту мимо теплохода проплыл за корму теплохода скромный турецкий городок и стал уменьшаться до игрушечного, а затем и пре-вратился во что-то неопределенно -- радостное в Кошке стало ощутимо убывать. С шлюпочной палубы она убежала на корму судна и там долго стояла, опершись передними лапками в задний ватервейс (подобие канавки для стекающей с палубы воды).
   Воздействий на её чувства и радости от чего-то непонятого - всё меньше и меньше.
   Но успел таки появиться "предмет" -- всего лишь промелькнул зримо. Был он вроде символа, ему ли подобного чего-то - что, как солнце свет, излучало ра-дость.
   Вместе с Кошкой на корме теплохода были второй механик и второй по-мощник капитана. Ходовые вахты они стоят в одно время, им легче во многом и понять друг друга. Почему никакой не спор, а самый обыкновенный разговор у них был, когда смотрели они на то, от чего Кошка немного не четверть часа не могла оторвать свой взор. На удалявшийся выход из Дарданелл.
  - Здесь должно быть спартанцы высаживались десантом и сходу штурмовали стены Трои, - почти уверен механик.
  - На много удобнее было бы им высаживаться в проливе, -- не спешит соглашаться штурман. - В случае непогоды - безопаснее. Из пролива и к стенам Трои ближе.
  Оказалось, что второй помощник знаком с Чанаккале не понаслышке. На ка-ком-то судные туда привозили из Новороссийска небольшую партию всё того же цемента. Вот и запомнилось штурману кое-что из тех далёких дней.
   На редкость проворным оказался в Чанаккале грузополучатель. Не весь цемент он перевёз в свои хранилища, а только часть - едва ли не меньше полови.
   До прибытия груза в порт, он сделал соответствующую рекламу своему това-ру. Пообещал значительную скидку в цене покупателям, кто приедет брать у него цемент на причале - под грузовыми стрелами судна.
   Круглосуточно стояла очередь из автомашин, повозок одноконных и двукон-ных, ручных ли тележек (два кому надо было и всего-то один мешок цемента).
   В краеведческом (археологическом ли) музее черепки амфор древней Греции и кое-что из украшений красавиц Трои. Рукоятка меча спартанца ли его противни-ка, каменные острия пик.
   Едва ли не самым популярным тогда среди праздных ротозеев (туристов то бишь) был обломок оглобли. Якобы он от той боевой колесницы, в которой брат счастливого любовника Елены Прекрасной мчался на спартанцев. На ной же ко-леснице потом его труп и привезли в город - погибшего, защищая право любить и быть любимым.
  - Деревянной была оглобля? - хотел бы знать механик.
  - Не из дюраля конечно и не стальная.
  - Через тысячи лет сохранилось дерево?!
  - Из иракского порта Басра мы ездили смотреть кое-что сохранившееся от Эдемского сада. Там для туристов обрубок гнилого дерева - от самой, мол, той яб-лони - "древа познания", под которым Ева соблазняла на грехи безгрешного Ада-ма.
  - Туристов там конечно - пруд пруди?.. Да никакой турист на самом деле не турист, пока он сомневается, -- не дай Бог если вдруг не поверит чему-нибудь из рассказанного экскурсоводом и ему, в подтверждение услышанному только что, покажут еще и обломок оглобли, полусгнивший ли чурбак.
  
   9
  
   Штурман по складу характера (или в тот день всего лишь временным было у него пессимистическое настроение?) критиковал он городские власти, заодно и горожан Чанаккале за халтурно сделанного "Трянского коня". Стоял "конь" у вхо-да в городской парк. Сделан был из листовой стали, покрашен в рыжий цвет.
   И лесенка была приставлена. Чтобы даже дама-турист могла влезть в троян-ского коня. Оттуда позировать чтобы для объектива фотоаппарата или кинокаме-ры.
   Для туриста наиглавнейшее что?
   Привезти из недоступных каждому встречному-поперечному (соседям и зна-комым, прежде всего) убедительнеёшие доказательства. Подтверждение чем-нибудь зримым или осязаемым - что он-то как раз побывал еще в одном из мест, иным всяким разным недоступных. Где наиумнейшие люди сумели увидеть что-то (туристу, к сожалению, не запомнившееся!) много значительного, наикрасивейше-го, великого.
   Но какое имеет значение то, что он (не хуже других туристов) не способен оказался увидеть первого, второго и третьего? И без этого разве не стал он в ваших глазах (в его-то глазах конечно давно стал) более великим, чем был до его ещё од-ной турпоездки?
   Естественно: чем более внушительная сумма была потрачена им на эту поезд-ку, на столько же и прибавилось великого к его "величеству". Разве не самая чело-вечная цель для жизни человека - "побывать, где ещё никогда не бывал"?
   Но больше всего бывалый моряк был недоволен тем, что ни один художник не нарисовал портрет Елены Прекрасной - "на неё в самом деле похожий".
   Во всяком случае тогда не было такого её портрета в Чанаккале. И всего-то в двух шагах от места, где Прекрасная, скорее всего, была наипрекраснейшей и са-мой счастливой -- как нигде и никогда ни до этого, ни потом.
   У того, что символом счастья и красоты промелькнувшего - почти всё было похожим на женщину. Всего лишь похожим - потому что сразу же было и размыто туманообразным чем-то. Превратилось в неопределенное, недоступное даже и внутреннему взору.
   В таком вот околдованном и очарованном состоянии Кошка оставалась (при неодолимо сильном желании оставаться как можно дольше) достаточно долго. От выхода из Дарданельского пролива до первых островов многострадального (не столько от штормов страдавшего, сколько от хулиганства многочисленных древне-греческих богов и богинь) -- Эгейского моря.
   Промелькнувшее оказывается было тем немногим, что сохранилось для избранных через тысячелетия о прекрасной женщине. Сохранилось её имя и даже подобие регистрации многочисленных её мест ее проживания.
   На свой реденький ус Кошка вмиг намотала: "Так вот почему имя у неё (кста-ти вполне подходящее) Елена Прекрасная?!"
   Кошка явно поторопилась, намереваясь во всем быть заодно со вторым по-мощником капитана. Сказался юный возраст и - в связи с этим - готовность заяв-лять о своём всезнайстве (когда житейского опыта всего-то с кошачий коготок!).
   Но тянулась оно тогда с не кошачьим стремлением ко всякого рода знаниям. Стремилась идти в ногу с наиболее культурными хомо сапиенс.
  
   10
  
   Единственный раз Кошке досталось провести ночь даже и в городской кар-тинной галереи Таганрога. Не в качестве одного из экскурсантов или по собствен-ной инициативе - с целью повысить с вой культурный уровень, из праздного ли ротозейства.
   Пробиралась она по улице почти вплотную к высокому гранитному цоколю дома, не зная что в нем полным полно картин хороших и разных.
   Женщина шла по той же улице. Шла и иди себе куда надо (как до этого чаще всего и случалось). Но в этот раз произошло по-другому.
   Изловчилась женщина и на ходу поймала Кошку за шкирку.
  За то место, где любая кошка-мать хватает зубами своего котёнка, если прихо-дится его переносить с одного места на другое. Но Кошка-то была почти взрослой.
   Ни возмутиться Кошка не успела как следует, ни царапнуть женщину за руку или где-нибудь еще, как оказалась на полу по всем признакам, по запаху в том чис-ле - не в жилого помещении.
   Имела она полное право разинув рот вовсю возмущенно мяукнуть.
   Но пока внюхивалась в дурманящий запах, женщина успела наклониться и ласково погладить Кошку по спине. Как бы этим извинения просила и вот уж дей-ствительно смотрела на Кошку, как на "брата меньшего" - которым обязательно будет правильно понята.
   Ещё бы не понять. Мышатиной не пахло, а воняло даже и у порога, что жен-щина с Кошкой в руке только что перешагнула. И женщина-то оказывается -- по-настоящему добрый человек, и нахлынувший аппетитный "аромат" -- все обязыва-ло "брата меньшего" выручать одну из тех, кто себя считают "старшими братом".
   Всю первую половину своего ночного дежурства, Кошка была занята бегот-ней за мышами или подкарауливанием их у дырок в плинтусах. Когда насытилась "до отвала", ради порядка и не утратили чтобы мыши страху перед ней -- ночная дежурная загнала в норы тех, что пока были живы.
   Запомнилась ей - много раз потом вставала она перед её внутренним взором -- картина, где бедно одетый мужчина, переполненный горючими слезами, держит на руках малышку. Та закутана в тряпье, смотрит доверчивыми глазенками на мир, где предстояло ей жить. Высматривает счастье, не зная что впереди и вокруг неё, скорее всего будут горе непроглядное и беда.
   Чем-то привлекла к себе другая картина (как потом оказалось, это было очень кстати). Нет, не внушительным её размером и не тем, что на ней много девочек в белое одетых и со свечками в руках. Свечи освещены их лица снизу -- и у многих освещено до глаз всего-то.
   Кошка не успела внимательно рассмотреть всех девочек. Не из-за недостатка времени. А потому что на полпути рассматривания остановилась на одной из них.
   Про себя Кошка назвала именно эту девочку прекрасной. И в который раз она потом вспомнила и вспоминала о прекрасной девочке, когда слушала что рас-сказывал штурман, второй помощник капитана второму механику.
   Всю жизнь, мол, искал какой-то художник (по мнению штурмана) и не мог найти "натуру". Срисовать чтобы ему с её лица и фигуры выражение подлинных человеческих радости и может быть сколько-нибудь даже на все века человеческо-го счастья.
   Внезапное посещение картинной галереи в Таганроге закончилось, можно сказать, на полуслове. По-иному оно и не могло бы закончится.
   Утром, едва Кошка услышала позвякивание и почти сразу же скрежет ключа в дверном замке, сработал инстинкт. Она примчалась к двери и затаилась.
   Та самая женщина, что поручила Кошке ночное дежурство у многомиллион-ной стоимости картин, лишь начала открывать дверь, как её "брат меньший" под-нырнула между её ног. Потом -- стремглав по ступенькам подъезда на асфальт улицы. И -- вспоминай как звали.
   Надо было бы женщине - хорошему человеку - дать добрый свет. На следую-щую ночь или послезавтрашней какой-то она будет (не всё ли равно?), сделать так, чтобы в комнатах, где картины, дежурила не кошка, а кот.
   Чем неряшливее он и чем более от этого соответственно "ароматизорован" - тем лучше. Тем больше будет от него пользы.
   Уловив по характерному "аромату" его присутствие, мыши с перепугу убегут из картинной галереи куда подальше. Одного-двух если и всего-то кот если и успе-ет поймать.
   Но эффект от его одного дежурства?! Такого не будет от десяти дежурств де-сяти кошек. Они все такие чистюли, что дальше некуда. Их польза для людей от уменья терпеливо ждать, затаившись без шороха и запаха, и конечно -- их цепкие когтистые лапки. А от котов - чем больше неряха он и соответствующий от них "аромат", они тем и полезнее при защите от грызунов чего-либо ценного для чело-века.
   Не скоро и болезненным будет процесс выбора самого подходящего кота. Одной породы, одинакового чтобы цвета и характера были -- чтобы и нравились бы коты всем на всех континентах.
   Но самая подходящая для этого кандидатура у Кошки была. Не оторвать глаз - такой привлекательно серенькой был мех у юного кота. С ним она повстречалась носом к носу на улице, когда убегала подальше от картинной галереи.
   На самом-то деле зря такое сделала. Убегая - чтобы ещё раз не досталось ночного дежурства, убежала Кошка и от серенького своего сверстника. Двойная глупость с её стороны - а считает себя умной! - проявилась в том, что сразу не придала этой встрече никакого значения.
   Когда оглянулась, увидела: серенький "юноша" стоит и смотрит так, будто в мире, кроме Кошки, нет ничего. Этот его взгляд напугал так, что она помчалась куда глаза глядят - и часто-часто перебирая лапками, и делая одну за другой по-пытки установить рекорд по прыжкам в длину.
   Конечно и "серенький" растерялся: такой неожиданной была встреча и столь-ко сразу переживаний. Могло быть подумал - ему пригрезилось.
   Почему Кошка в тот же день и решила. При первой же их встрече Серенькому объяснить, что испуг ее мог бы наверно сразу же и пройти - если бы он за ней по-гнался и догнал.
   Сначала Кошка рассчитывала на случайную встречу где-нибудь с Сереньким - судьба об этом позаботится. Потом решила не выпускать инициативу из своих рук (лап - естественно): дважды из порта бегала на улицу где картинная галерея.
   Готовилась там побывать и третий раз. Но этому помешал теплоход "Иртыш" - нельзя было упустить может быть единственную в её жизни возможность сходить в дальнее плавание к берегам Африки.
   Серенький и сам не дурак. Конечно ищет с Кошкой встречи. Не беда, если та-кая встреча состоится после ее бесплатного круиза по четырем или даже по пяти морям.
  
   11
  
   Защищая всего-то прелести своего языка и с детства усвоенные привычки, то и дело объединившиеся в государства применяют самое смертоносное современное оружие. Проявляя готовность применить межконтинентальные ракеты и бомбы с атомными и термоядерными боеголовками.
   И в само деле. Если народы затевали войны из-за того, чтобы все поголовно куриное яйцо разбивали с острого конца, а не с тупого. Разве не найдутся тысячи и тысячи безумно храбрых, кто готов героически погибнуть за право пиво называть "пыывам", не есть никогда "свинятину" или есть её почти каждый день.
   Когда-то решена будет проблема о едином языке для всех континентов, для всех народов и племен. Мудрейшие из людей начнут решать проблему взаимооб-мена мыслеями и чувствами с теми же кошками, стрекозами, затаившимся леопар-дом, пробегающим трудягой муравьём, с вблизи проплывающим без боязни кра-савцем окунем или санитаром океанов акулой.
   Изготовлены приборы и устройства такие, что наши современники слушают сказанное давно умершими предками, в молитве ими произнесенное ли много ве-ков назад в присутствии "мертвых камней". Камни слово в слово передают ими давным давно услышанное. Подобно тому, как микрочипы из камня кремния на ле-ту схватывают сегодня, а завтра с величайшей точностью передают слова, картин-ки, песни и пляски.
   И никакая не фантастика, если во сто крат умнее нас потомки наши при не-обходимости будут напрямую обмениваться информацией с желудем дуба, с со-зревшим яблоком и предупреждать о его завтра и послезавтра, признаваться во всем в разговоре одним взглядом с упавшим на подоконник лепестком герани. Общаться на равных: без чванства и высокомерия "царя природы", единственного во вселенной "хомо".
   Мечты, мечты? Попытки желаемое выдавать за действительность.
   А она -действительность - что? Достигла совершенства - дальше некуда?
   Не с высшей ли целью Создатель предусмотрел - чтобы человек мог желать?
   Если предусмотрел желанья, то Создатель предусмотрел и возможность удов-летворения желаний человека. И не только примитивных желаний времен его ди-кости, варварства и в эпоху нагромождений из псевдоцивлизаций.
   А позже. Постепенно. По мере того, как человекоподобное существо будет ос-вобождаться от нечеловеческого. Всё чаще и громче будет смеяться над тем, что вчера считал истиной!
   Справедливо и своевременно поэт напомнил читающей публике (не способен был оказывается поэт и многое в самом себе понять):
   Но пока в неизвестном живём
   И не ведаем сил мы своих!
   Мы, как дети, играем с огнём...
   Из-за чего, в частности, и не досталось доброй хорошей женщине узнать и ещё одно ей полезное. Например, о тех же особенностях взаимоотношений кошек и котов с одними и теми же мышами.
   И почему честно отдежурившая ночь "брат меньший" даже и не пыталась по-делиться впечатлениями кошачьими своими о картинах - высокоценимых людьми или по их устойчивому мнению "посредственность, грошового достоинства".
  
   10
  
   Африка. Ливия. Триполи. Даже меньше двух суток была стоянка "Ирты-ша" под выгрузкой.
   Всем сердцем одобряла Кошка старания моряков и керченских докеров. Они делали все возможное, (невдомёк их "брату меньшему" было, что каждый из них делал много и невозможного!), чтобы на какие-то часы, если даже и на минуты уменьшить непроизводительный период (производительный - когда судно идёт и что-то везет) своего теплохода.
   Не хватало - Кошка чтобы вникала ещё и в тонкости организации грузопере-возок морем. Для нее достаточно, если она имеет чёткое представление о местах стоянки "Иртыша".
   В каких портах морякам и кошкам вольготно, хорошо, а в какие бы вовек не заходить и на полчаса. По этой кошачьей шкале ценностей, не из лучших было Триполи-ливийское - куда моряки вынуждены (производственная необходимость) заходить. Мечтая о том, что их каждое двух- трёхсуточное пребывание в цемент-ной пылищи и африканской жарищи - да будет последним!
   Кошка была вправе опасаться, что в этом самом Триполи настанет момент, ко-гда она окажется без языка. Так часто и так много у языка было "работы": с утра до вечера и сколько-то ночью вычесывать и вычёсывать (кроме языка - нечем!) из шерстки цементные пылинки и комочки.
   Один раз и всего-то Кошка сбежала по наружному трапу на причал. Под ко-готки и в подушечное распятие лапок набилось цемента и проник он в такие труд-нодоступные места, что язычок не мог справиться. Ему помогали острия зубов, кошачьи выносливость и терпение.
   Удивлена была бы Кошка. Скорее всего и не поверила бы, что впервые далё-ких её предков признали домашними, приручив как раз их когда-то здесь, в Афри-ке. И не в каком-то ином месте, а там, где нынешнее государство Ливия.
   Кошка ни разу не появилась на корме теплохода "Иртыш", пока оттуда "не-вооруженным глазом" рассмотреть можно было Триполи, безлюдные берега Ливии и что-либо от континента Африка. Умонастрение, чувства у неё были на пределе самых драматичных.
   Умей она произносить слова и окажись на сцене знаменитейшего театра - без всяких там репетиций - бросила бы тем, кто на галёрках и в партере, лучше, чем самый натренированный артист: "Вон!.. Сюда (в Африку) я больше не ездок! Бегу - не оглянусь!"
   Когда "Иртыш" огибал мыс Матопан (самую южную точку Греции, а заодно - и самый юг всей Европы), ветер был то по носу, то в правый борт. Относили ветры в разные стороны от теплохода лимонно-апельсиновые запахи Греции, полуостро-ва Пелопонеса и того немногого, что сохранилось от спартанцев и царства мужа Елены Прекрасной. Наказавшего и похитителя его законной жены и из-за неё до основания разрушившего красивейший город Трою.
   Хорош закон или плохой, но: закон есть Закон!
   Немногого о Спарте и времени пребывания в ней прекраснейшей женщины - что досталось Кошке - было предостаточно, чтобы начать готовиться к ответст-венейшей встречи. А такая встреча неминуема, как только "Иртыш" войдёт в про-лив Дарданеллы.
   Кошка -- по опыту предыдущего прохождения мимо Чанаккале -- знала где самым удобным для неё будет место. Чтобы в какой-то момент и после него ещё сколько-то оставаться близко-близко от азиатского берега пролива. Для всех, ско-рее всего, кроме неё, - берега самого вроде бы и обыкновенного.
   Перед тем, как по правому борту "Иртыша" появились провинциальные первые пригороды Чанаккале, -- и произошло самое важное для Кошки. Наиваж-нейшее не только в этом её заграничном круизе, но и во всем - что было до и по-том -- в её жизни.
   Таким было бы оно и для каждого человека. Для женщин и девушек - прежде всего. Если бы и у них сохранилось то шестое ли девятое чувство, без чего невоз-можно воспринять всю (или хотя бы самое немногое!) прелесть Елены Прекрасной.
   У Кошки-то (кроме её желания) как раз было и то необходимое, чтобы дос-тойно встретиться с чем угодно, исходящим от неживых казалось души и тела пре-красной женщины. Желание у Кошки было к тому же такой силы, что в какие-то мгновения Кошка не могла не увидеть Елену Прекрасную почти во весь её рост (то одетой по-современному, то - когда на ней почти нет никакой одежды).
   С большими подробностями Елена запомнилась, когда она была во всём не-подражаемо белом-белом. И -- с горящей свечей в руке. И с опасением, что слу-чайный ветер поколеблет или - не дай Бог! -- потушит робкий язычок пламени. Это опасение, скорее всего, и помешало прекраснейшей из прекрасных внимательнее посмотреть на Кошку.
   Та виновата была и сама. Знала, что всё у неё приготовлено к этой встрече - нигде на ней ни соринки, ни пылинки - отвлеклась на сколько-то из-за хвоста.
   Ей почему-то захотелось его переложить с левой стороны к задней правой лапе и потом посильнее прижать к себе. Не кстати уверенность появилась вдруг, что она тогда - переложив чистенький хвост слева на право и всего-то! -- будет вы-глядеть красивее.
   Если всё происходившее в те минуты в видимости Чанаккале попытаться оценивать, располагая нагромождением из стандартных человеческих слов и фраз, более или менее подходит слова -- "парад красоты".
   Зная о предстоящей встрече с очень красивым, Кошка к этому заранее гото-вилась. В решающие мгновения парада чтобы ей быть на пределе - как никогда, красивой.
   Предлагаю читателю: на немного хотя бы себя почувствовать вне вышеизло-женных дебрей фантазии. Попытаться представить себе грядущее: когда по Дар-данеллам один за другим проходят пассажирские лайнеры.
   На каждом из них, как водится, предостаточно красивых женщин и девушек. С более совершенной, чем у мужиков, чувствительностью. К тому же с капитан-ского мостика женщины предупреждены, что вот-вот на траверзе Чанаккале.
   Каким тогда может быть настроение у женщин? Во что одета и какой поста-рается выглядеть каждая из них?
   На удивление не только всех мужчин - самой себе тоже - каждая женщина окажется далеко за пределами общепринятых представлений о её красоте. Потому что иной нельзя, не имеет права она быть -- когда из глубин тысячелетий на неё смотрит Елена Прекрасная. Не услышать чтобы от пленницы Трои упрека: "Что же это, милая, с тобой? Как могла позволить себе не быть красивой? Той - какая ты есть на самом деле?!
   Полагаю и не без оснований, что, с большим опозданием глянув на явившую-ся на мгновения зримой, Кошка успела таки рассмотреть в Елене Прекрасной не только небесно эфирное. Вполне земной - на сколько-то, в крайнем случае, близ-кой к объективной реальности -- была, например, из настоящего воска свеча в ей руке.
   Свеча, какую Кошка видела, когда присела отдохнуть перед стеной, на кото-рой картина с девочками в белых платьицах. Вволю и с удовольствием перед этим набегавшись за мышами по комнатам картинной галереи в Таганроге.
   И рука Елены Прекрасной, что держала свечу, была оказывается такой же, как у девочки на большой картине. Только сама девочка еще не выросла, но вполне может быть потом натурщицей. Для художника, если тот станет рисовать Елену Прекрасную - не по заказу, а по вдохновению. Такому вдохновению - когда не мог он и нельзя было ему не взяться за кисть и краски, забыв навсегда и самого себя, и все на свете.
  
   11
  
   После встречи - больше, чем было при этом, не придумаешь, и не нафанта-зируешь - с Еленой Прекрасной в проливе Дарданеллы, особые самообладания и самоуверенность появились у Кошки. Она теперь чувствовала себя едва ли ни на-иважнейшим членом экипажа.
   Будто она - и никто другой -- когда-то поднялась на борт "Иртыша" первой (как принято -- в новоё жильё первым предоставляется право перешагнуть через порог обязательно коту или кошке). Потом по трапу взбежал капитан и пригласил за ним следовать помощников, механиков и других членов экипажа.
  
   Отсюда и тревога перед приходом судна в первый родной порт - в Керчь. С первого часа, как "Иртыш" ошвартовался в ливийском Триполи, стало ясно - что больше никакая Африка ей (Кошке) не нужна.
   Другое дело Керчь, Крым. Ещё не совсем Родина. Но - и все-таки.
   Нет, с теплохода Кошка не убежала. На каких-нибудь полчаса "увольнялась на берег" по каким-то своим делам. Скорее всего - посмотреть на гору Митридат под иным ракурсом. Каков он, если смотреть не с палубы теплохода.
   Когда "Иртыш", освободив палубу от погрузочных машин, уходил с "откры-той границей" из Керчи в Таганрог, и на минуту Кошка не уходила в жилую над-стройку. То с верхней палубы, то с шлюпочной смотрела она туда, где гора с ничем по сути не занятой вершиной.
   Другое дело: когда вот он и Таганрог!
   Здесь она сразу же и переселилась на берег. Если, окажись при ней какая "движимость", Кошка сразу бы и унесла ее с "Иртыша".
   Завтракать, обедать и ужинать она приходила на судно без опаздываний. По-чему повар первая узнала, что Кошка в следующий рейс на "Иртыше" не пойдет. Без вопросов и ответов на словах - они всего лишь обменялись взглядами.
   Кошка видела, что снова грузят бумажные мешки с цементом. По невеселому настроению членов экипажа и по иным, только ей доступным признакам догада-лась, что снова груз предназначен для Африки. Нет чтобы в иные края: в какое-нибудь Кошке неведомые.
   Впрочем обстоятельства складывались так, что всё чаще Кошка с тревогой думала: не перебраться ли мне, мол, на какое-то время в ту же Керчь. У "Иртыша" обязательно туда будут заход. Она и переселится в Крым без труда. Благо никакого движимого ли недвижимого имущества у неё пока нет.
   Но Серенький-то её сверстник останется в Таганроге! Она знает где его ис-кать. Планирует с ним встречи.
   Конечно же и Серенький с каждым днем все больше надеется на встречу с Кошкой. Ищет ее преимущественно в тех кварталах, что вблизи от Картинной га-лереи.
   Снова с ним расставаться? Неизвестно сколько еще будет она где-то. А Се-ренький -- снова здесь без нее! Да если еще при этом: без единственной хотя бы их встречи перед её вынужденным "круизом"! Не сумеет - значит - появиться, когда надо, в порту на причале!
   Молча, одним взглядом хотя бы с Кошкой попрощаться.
   Но тот рыжий-то хвостатый плоскомордый кот обязательно окажется на при-чале при отходе "Иртыша". Собственно из-за него-то и намерена Кошка уплывать в Крым и в любые дали. Не встречаться чтобы ни с его внимательным "ласковым" взглядом, ни с многообещающими мяуканьями - как бы для неё одной предназна-ченные (и ни для кого другого, ни для одной другой кошки в городе Таганроге).
  
  
  
  
  
  
   Было на крутом склоне от города к порту со значительными архитектурными отступлениями от оригинала подобие Иорданской лестницы. По её деревянным ступенькам из порта можно было подняться на площадку, где красавцем сделан бронзовый кумир - памятник Петру Первому.
   Случалось и Кошке то подыматься, то сбегать к причалам порта по деревян-ным ступенькам. С волнением, тревогой, чем-то и еще (такое обычно предшествует неприятной встрече) поднималась Кошка первый раз по возвращении из Африки.
   После того, как дважды прошла по Дарданельскому проливу. Дважды минова-ла Чанаккале. После двух как бы и "нереальных" встреч с Еленой Прекрасной.
   Сколько разного от этих встреч сохранилось в Кошке, она и несла по дере-вянным ступенькам. Тревога была потому, что вдруг за месяц ее круиза рядом с бронзовым истуканом люди соорудили еще сколько-то ему подобных.
   Долго ли! Выдумали ещё для кого-то множество не сущесвовавших на самом деле у него заслуг и в соответствии с выдуманным соорудили этакого добра мо-лодца. С завидной молодецкой выправкой, при грозном оружии, писанной краси-востью и мужеством в каждой складочке его морды (то бишь - благороднейшего лица). На которой, как в зеркале, отражено каких он "дум великих полн" и как "он вдаль глядит".
   Как раз в том направлении где была крепость Азов. Её дважды штурмовали - при этом проявились в очередной раз его "полководческий гений", неуёмные дурь и трусость. Заодно и безмерная жесткость алкоголика. (Сдал потом туркам Азов с позором - без единого выстрела!)
   Он запретил возвращаться стрельцам в их московские квартиры. Приказал их гнать мимо Москвы (злобу срывал за свой и лефортовский план первого штурма Азова) в Великие Луки. А тех сто стрельцов, кто забежали домой повидаться с же-нами и детьми, казнил на Красной площади.
   Своими руками четверым отрубил головы. Чрезмерной кровожадностью все-гда отличались чрезмерно трусливые гаденыши.
   Нет, Кошка знает, что не быть ей ни главой государства, ни хотя бы начальст-вом достаточно большим для Таганрога. Но вполне может оказаться тем или дру-гим кчеловек с умом и совестью, по крайней мере на уровне что едва ли не у каж-дой кошки. Он и сделает всё по-умному.
   Постамент может и оставит. Или его сделают повыше. А бронзу "Великого" алкоголика с его грязной позорной болезнью, возникших из-за чрезмерно "вели-ких дум" (к сожалению не государственного, а мизерно личного масштаба) -- там использовать, где в такой бронзе необходимость.
   На высоком постаменте должна быть скульптура самой красивой женщины. Той русской Елены Прекрасной, что жила в Таганроге - всё равно, жила она здесь давно или недавно.
   Её заслуга?
   Наиглавнейшая из всех, что может быть у женщин и девушек. Её -- красота!
  Если вероотступник, мол, царь Петр (изгнавший православного патриарха, ор-ганизовывавшего пьяные демонстрации по столице - глумление над великой верой народа, назначившего лютеранина главой всех церквей России).
   Вон даже Кошка знает - сколько раз таких видела. У каждого забулдыги- пья-нице при его большой власти (у царей она неограничена) и умственном убожестве прявляется "Я царь? Или - не царь?!" Оно реже произносится словами, кчем про-является в действиях его и в поведении.
   У Петра с ко многому обязывающим добавлением Великий это, например, много раз проявлялось так. Нелюблю, терпеть, мол не могу графа Шереметьева даже из-за им сохраненных стрельцов-кавалеристов. Не считается граф с тем, что я как-то с пьяну захотел ("Я царь!") и разогнал стрелецкие войска - собственноруч-но даже рубил некоторым из них головы.
   А граф - мало что брезгует моими пьянками, царскими угощениями. После царского позора под Нарвой, взял и отвоевал у шведов почти всю Прибалтику (ис-торики на то и историки: кто бы там ни отвоевывал, если при царствовании Петра первого - счий, что сам лично этот Пётр и отвоевал.
   На такую даже дерзость противу царя отважился. Не стал подписывать смертный приговор царевичу Алексею. Толковый наследник, мол, во всех отноше-ниях.
   Грамотный, иностранные языки изучил. Прекрасно организовал обеспечение войск при их переходе к Полтаве. По молодости болтлив и режет правду-Матку в глаза, называет вещи своими именами.
   Тот, кто "Я царь!" на это мог бы и махнут рукой: повзрослеет, поумнеет и научится держать язык свой за зубами. Но Катеньку-милку мою такой назвал при-людно - она спать по ночам не может и царю спать не даёт. По её многочисленным просьбам (и каждая с горькой слезой на глазах) - прибегнул к самому надёжному снотворномау ( "Я царь?" "Или - не царь?!"). Сына престолонаследника - с глаз Катеньки-милки долой на веки вечные.
   Гетман-то киевский Мазепа - до чего же оказался себе на уме: почему бы и ему не воспользоваться случаем, когда, мол, имеешь дело с пьянью непросыхаю-щей? Лишил того, кто "Я царь!" верных ему Кочубея и полковника Искру. Обво-ровал обоих и с разрешения Петра Великого прилюдно казнил.
   Прилюдный позорище!
   Но зато прилюдно царь Петр врезал по морде, можно сказать. графу Шере-метьеву. Запретил упоминать о разгроме шведов при Лесной стрельцами-кавалеристами: сражался, мол, там любимец-собутыльник царя Меньшиков. Позже - по такому же царскому указанию повсюду признавалось грандиозным сражение у полуострава Гангут. Судя по потерям сторон - примерно по триста убитых и раненых - никакое это не сражение. Всего лишь бой двух не в полном со-ставе маршевых батальонов при их случайной встрече.
   Высочайшей персоной было дано распоряжение: повсюду трубить - при Ган-гуте взят, мол, штурмом шведский, мол, фрегат. Царь Петр, мол, при этом проявил неимоверное мужество. Находился там, куда могла долететь то ли своя, то ли чу-жая пуля. И ни от кого от очевмдцев чтобы ни полслова о том, что ни вблизи, ни в самой далёкой дали от Гангута не было ни одного фрегата.
   Кавалеристы Шереметьева спутали карты шведам и те в панике побежали к переправам через Днепр. В погоню бы за ними, взять бы в плен шкандыбавшего раненого в ногу Карла двенадцатого и - Русско-Шведской войне конец!
   Куда там! "Я царь!" поспешил устроить пьянкау-гулянку (благо ещё один по-вод есть!) с целованием пленных шведских генералов. И отстаньте вы все от меня со всякими там стратегическими соображениями и тактическими замыслами - не до вас мне, когда в руках бутылка и я компании собутыльников.
   К полудню (может и раньше) царь-"победитель" проспался. Перво-наперво опохмелился. Наконец-то и разрешил догонять шведского короля и Мазепу (когда те у Перевалочной преспокойно переправились через Днепр и поскакали в гости к турецкому султану.
   Катенька сердечная - была не дура баба. К тому же любила гульнуть всласть и повеселиться. Почему и взлёт у неё такой: от доступной для каждого солдата Ма-гдалины до любовницы князя Меньшикова и даже до постели самого "Я - царь!". Даже числится историками одной из коронованных императриц огромной России.
   Царь-импратор огромной страны непробудная личность и по сему часто в супружеской постели "неработоспособный". К тому же и стремительно старею-щий. Естественно то, что многоопытная эстонская шлюха обзавелась молодентким постельным портнером. Более семи лет жили они в любви и согласии, как принято сейчас называть - не только в Тагароге и Керчи (Кошка в этом убедилась) - в гра-жданском браке.
   Не от этого ли кровь с молоком любовника (по некоторым данным - вроде бы от другого) Катенька "понесла". Что были у неё от царя-сифилитика, умирали и умирали - их гробиками заполнено основание под колокольней Петропавловской церкви. Наконец-то родилась - ни на царя, законного супруга, ни на его жену даже и цветм волос не похожая, но здоровенькая Лизоветка. Когда стала взрослой, сол-даты гвардейцы на своих плечах её принесли во дворец и посадили на имератор-ский трон (у неё почти все получалось на много лучше, чем у матери бывалой мно-гоопытной эстонки).
   Однажды -- проспавшись и оглядевшись Петр Велики совершил воистину ве-ликое дело. Уличив жену в супружеской неверности и в легкомысленном поведе-нии самодержиц приказал девятого ноября 1724 года отрубить голову её любовни-ку. Отрубили.
   Как известно, во имя любви совершаются не только героические подвиги. Тому ещё одно подтверждение. Катенька (не без помощи кое-кого из "птенцов гнезда Петрова") оппоила ревнивца мужа "корешками". Такими, что в мучениях невыносимых, в многочасовых криках от страданий еще один "Я царь! Или - не царь?!" умер 29 января 1725 года.
   Диву даешься. До чего же быстро всё это обтяпали!
   Но еще не "финита ла комедия".
   Не с горя ли и непрестанных горючих слёз по усопшниу Катенькой было срочно присвоено её старому другу звание генералиссимуса. Разрешено было Меньшикову и обогащаться за счёт казны -- сколько влезет.
   Перед ссылкой Меньшикова в Сибирь, изъяли у него - в зарубежных банках в том числе оказалось немало - что превышало бюджет цапства-государства Рос-сии!
   И что за глупость (с Кошачей точки зрения) - сотворили кумир из дадльше некуда "недалекого" Петра первого? А почему-то не из его неглупой второой жены - императорствовала же и она сколько-то?
   Просто кошачий ум не дорос (не допсукаю - что вдруг да перерос) ум чело-вечесуий. Почему где людям все понятно и ясно - с тем же величием Великого Петра - для Кошки на каждом шагу то загадочное, то непонятнее самого непонят-ного что-нибудь попадается.
   Не потому ли кошки и живут пока что (или наоборот - потому что пережили эпоху оглупления так давно, что и не помнят, -- ими забыли как сон-кашмар) не по людски. Без очеловечиваемых богов, без идолов-истуканов. По своему подобию придуманных и слепленных людьми из глыб гранита, из бронзы ли из мрамора.
  
   13
  
   Представь себе на какое-то время: мы согласны, Кошка, с тобой - Петр Вели-кий не та уникально неповторимя личность. Чтобы ей восхищаться, считать нашим кумиром и ставить в пример нашим потомкам поколению за поколением.
   Так ведь посмотри: сколько, мол, труда и старания потрачено было талантли-вым скульптором. Который ничего не знал о том каким был на самом-то деле царь Петр. Почему и покорно соглашался с тем, что принято было говорить в его время о венценосных особах. Бедолагах -- душевно и умственно ущербных императорах и царях.
   Часто и потомки наши говорить будут хорошее не только о скульпторе, но и о своих горе-правителях государства. Выражая при этом не правду-истину, а всего лишь свою мечту - с надеждой, что она может станет когда-нибудь и не мечтой.
   У каждого из нас неограниченное право мечтать. Отсюда и велико у человека желание верить, что впереди него тот, кто ведет куда надо и что во многом (жела-тельно - чтобы во всём) он лучше нас всех. И огромное нежелание будет у них (как и у нас сейчас) -- вдруг обнаружить, что "король-то голый"!
   Под предлогом сохранить для потомков творения гениальных мастеров, обе-регают от сквозняков, от неосторожного дыхания человека щепочку и каждую тря-почку в роскошных покоях паразита-помещика. Прославившегося только тем, что был паразитом: не умел надеть носки на ноги и не позволил за свою жизнь до тако-го плебейства не опуститься - чтобы самому себе налить хотя бы в жизни раз пол-стакана воды.
   Эта его "сверхчеловеческая" культура будет непременно полезна для потом-ков? Мы будем убеждать и принуждать наших потомков впитывать в себя вкусы, привычки и шкалу жизненных ценностей тех, кто как родился, так и с околел пара-зитом?
   Если же нет - наши потомки не захотят ни в чём быть похожими на рекла-мируемых не только в музеях образцово-показательных паразитов? Не пожелают -- реализуя нахлынувшие возможностей -- жить на планете богатыми бездельника-ми?
   Тогда зачем с такой бережливостью хранить их золотые табакерки, столы и стулья, прочие предметы - памятники ещё чьего-то паразитического образа жизни в комнатах и залах дворцов? В тех самых, где они проигрывали в карты заодно с излишками "карманных сумм" семьи крестьян и дворовых?
   Сметать пылинки и убирать случайные пушинки с диванов и топчанов, на ко-торых они реализовывали дарованное им "великими петрами" ставшее привычкой - как для сладкого чихания впихивание щепотки табака в ноздрю своего носа -- право первой брачной ночи?
   Восторги с замиранием дыхания перед такого рода "великим прошлым" воз-величивает человека? Или -- отбрасывает в мир гарилл и мартышек? Туда, где вдо-сталь можно "любить баб да блюда" и реализовывать мечту "нажраться получше как"?
   Пошлой красивости было в прошлом куда больше, чем следовало бы. Но бы-ла и их величество Красота. Откуда и честный рассказ о давней реальности, миф ли о Елене Прекрасной.
   Прекрасное, красота! В чём их суть и великое назначение?
   Откуда столько уверенности что красота спасёт мир?
   Наверно и потому, что мы невольно почему-то сохраняем навсегда все наши встречи с прекрасным. После каждого знакомства с красивым хочется быть лучше, чем был до такого знакомства. Добрее. Хотя бы и на сколько-то -- самому стать красивее.
   Нет, не зря и не случайно когда-то было сказано: "Красота спасет мир".
   Но способна ли она спасти даже и такой мир, в котором нам досталось жить?!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"