Часть 1. Как мы громили самураев в корейских северных портах!..
Как-то, блуждая по мутным волнам Интернета, я наткнулся на страничку газеты "Советская Россия", посвященную российскому писателю-фронтовику Семену ШУРТАКОВУ. В независимой народной газете (так себя именует "Советская Россия") я прочел такие строки:
"Вот вехи биографии, приведшие его в литературу. Крестьянский сын из села Кузьминка Сергачского района Нижегородской области после окончания ШКМ (школы крестьянской молодежи) работает трактористом и комбайнером МТС. Учится в вечерней школе. Служит на Тихоокеанском флоте, где в 1945-м довелось ему воевать с японскими оккупантами в северных портах Кореи. А годом позднее, демобилизовавшись ... приходит в Литературный институт имени Горького".
В этой же статье журналист задает вопрос Семену Шуртакову по поводу состояния нынешней российской литературы, на что писатель отвечает:
"А кто тебя нынче увидит и услышит, если ты в литературе не спекулянт? Конечно, если ты пишешь "об ужасах тоталитарного режима" или смакуешь порнографию, это еще куда ни шло - у тебя есть шанс занять свое место на уличных лотках. Если же в твоем сочинении нет ни проклятий советскому строю, ни секса и никто не ругается матом, вряд ли общество в нынешнем понимании вообще узнает о существовании твоем".
Вывод, что и говорить, интересный. Только вот закрадывается в мою голову крамольная мысль: а что, если попробовать написать правду? Правду, какой бы горькой она ни была? Написать и посмотреть, что из этого выйдет. Допустим, перу Семена Шуртакова принадлежит немало книг, газетных и журнальных публикаций. Но нигде литератор не рассказал, например, о том, как он воевал с японскими оккупантами в северных портах Кореи. А что, если сесть за стол перед чистым листом бумаги и поведать, КАК ЭТО выходило с самураями. Но только правду, чистую правду. Тем более, что 22 октября 1945 года Семен Шуртаков был награжден медалью "За боевые заслуги". Тут грех не воспользоваться текстом наградного листа - посмотреть, за какие именно заслуги. Ну, разворачиваем, читаем:
"Наградной лист
На секретаря редакции газеты "Залп" ССБО старшего сержанта Шуртакова Семена Ивановича. В Красной Армии - с 1938 г. Участвовал в войне против японских захватчиков. Ранений и контузий не имеет. Ранее не награждался.
Товарищ Шуртаков на Тихоокеанском флоте служит с 1938 г., с 1940 работает секретарем редакции многотиражной газеты соединения. Опытный и старательный газетный работник. В работе проявляет постоянную инициативу, в период Отечественной войны имел непрерывную связь с фронтовиками-воспитанниками соединения и, благодаря этой связи, на страницах газеты освещал их боевой опыт и советы фронтовиков. В дни войны с Японией проделал большую работу по воспитанию ненависти к японским самураям. За проделанную большую работу по внедрению опыта Отечественной войны и воспитанию ненависти к японским захватчикам старший сержант Шуртаков достоин награды медалью "За боевые заслуги".
Вот он, вот он, настоящий сюжет для писателя. Сегодняшний молодой читатель, любознательный и пытливый, малость подуставший от обличения "ужасов тоталитарного строя", а также матерной лексики и порнографии, я думаю, с удовольствием прочел бы историю о том, как все военные годы тогда комсомолец и патриот, а теперь писатель и еще больший патриот изо всех сил держался за скромную должность секретаря редакции многотиражной газеты. Нет, не за должность, за ЖИЗНЬ, за такую прекрасную молодую жизнь. Слушайте, любая девчонка со средним образованием могла бы вычерчивать газетные полосы. Казалось бы, простое и ясное решение: уступи ей место и иди на фронт. Но это ж что это, это ж как же ж? ЕМУ - ДА НА ФРОНТ? Да он же и так имел непрерывную связь с фронтовиками. Пусть на расстоянии в десять тысяч километров - и что? Разве какая-нибудь девчонка смогла бы наладить работу в редакции так, как это сделал он? Девчонки, они ж такие, ветреные, и военную тайну совершенно хранить не умеют. Слышу возражение. Семен Иванович на самом деле отчаянно просился на фронт, только начальство не пускало, говорило: пропадем тут без тебя, Сеня. Оно, конечно, да, у каждого на той войне было свое место. А сюжет хороший. Минувшую войну с неожиданной стороны показывает, заставляет более пристально вглядываться в туманную даль прошлого, задумываться заставляет. И как он эту ненависть воспитывал? Наверное, зоологическим путем: да они кривоногие, волосатые, узкоглазые и едят палочками. Примеры из гражданской войны, видимо, подверстывал: "Бьется в тесной печурке Лазо".
В наградном листе Семен Шуртаков имеет звание старшего сержанта. В Википедии он уже обозначен рангом повыше: главстаршина. Может, успел подняться по службе перед демобилизацией? Все ж морское звание "главстаршина" выглядит покрасивше, чем унылое сухопутное - "старший сержант". Будучи главстаршиной Тихоокеанского флота, можно и бескозырку лихо заломить: эх, мол, помню, как мы с братвой давали коксу в северных портах Кореи!
Часть 2. Служил Гаденко на Балтфлоте, вагоно-тонны разгружал
Удивительное совпадение, но главстаршиной уволился в запас и другой, ныне здравствующий, российский литератор Михаил ГОДЕНКО. Правда, военную закалку он прошел в водах Балтийского моря. Из Интернета о Михаиле Матвеевиче можно узнать следующее. Родился в 1919 г., в селе Новоспасовка Запорожской области. В 30-е годы вместе с родителями переехал в город Беловодск. От себя добавлю, что переехал, видимо, потому что на благодатных украинских землях началась кое-какая мелкая голодуха. Но не будем об "ужасах тоталитарного строя". Идем дальше. Дальше Михаил Годенко по комсомольской путевке попал служить на Краснознаменный Балтийский флот. Участвовал в финской кампании и Великой Отечественной войне. Отмечен правительственными наградами. Печатать стихи начал во флотской газете в 1942 г. В 1946 г. поступил в Литинститут имени Горького. Тогда же порог кузницы литературных кадров впервые перешагнул Семен Шуртаков. Думаю, что мореманы сразу же закорешились на почве обоюдно похожего прошлого.
Прочитав, что за участие в двух войнах главстаршина Годенко был удостоен правительственных наград, я стал следы этих наград искать в Интернете. И поначалу обнаружил только то, что в 1985 г. в честь 40-летия Победы Михаила Годенко наградили юбилейным орденом Отечественной войны 1-й степени. А непосредственно во время войны? Хм, вроде бы никаких наград. Придуман, что ли, сей факт? Нет, все же награждали. Разыскать же сведения о наградах оказалось сложно потому, что жизнь свою Михаил Матвеевич начинал поначалу, как ГАДЕНКО. Чувствуете разницу? Вот наградной лист на старшину 40 тральной партии склада Љ 189 МТО тыла КМОР КБФ главстаршину Гаденко Михаила Матвеевича. В РК ВМФ с 1939 г., имеет легкое ранение, ранее награждался медалью "За оборону Ленинграда", а также получал денежные премии за отличную службу. В документе отмечено:
"Главстаршина тов. Гаденко Михаил Матвеевич в течение всей Отечественной войны самоотверженно трудился по обеспечению боевой деятельности Краснознаменного Балтийского флота минно-тральным оружием. Еще в 1941 г. тов. Гаденко, как командир запальной команды, успешно руководил окончательным приготовлением и постановкой мин на ТЩ ТЩ и СКР СКР. При выполнении этих заданий в 1941 г. тов. Гаденко был ранен на КР "Снег". Руководил 40-й тральной партией склада Љ 189 НКВМФ, тов. Гаденко добился отличных успехов в дисциплине, боевой подготовке и работе на производстве подчиненного личного состава. За 1944 и 45 гг. личный состав тральной партии под непосредственным руководством тов. Гаденко принял от промышленности 16 транспортов и отправил в западные базы КБФ 87 транспортов с оружием, переработав 12000 вагоно-тонн грузов. При всех срочных работах тов. Гаденко сам показывает образцы стахановского труда и своим примером увлекает подчиненный ему личный состав на быстрейшее выполнение заданий командования".
За эти славные дела Михаила Годенко наградили медалью "За боевые заслуги". В этом документе обращает на себя внимание такая деталь. В нем ничего не сказано об участии тов. Гаденко-Годенко в финской кампании. А должно было бы. Может, Михаил Матвеевич во время борьбы с белофиннами поддерживал связь с фронтовиками на таком же расстоянии, как впоследствии Семен Шуртаков? Сложно сказать, в чем заключалось участие Михаила Годенко в битве с "самураями Манергейма". Как будущий писатель сражался во время Великой Отечественной, хорошо видно из процитированного выше наградного листа. После войны поменял неблагозвучную фамилию - и появился благородный писатель-маринист Михаил ГОДЕНКО. Тоже очень большой патриот, призывающий к битве с различными врагами народа.
Часть 3. Семен Михалыч, но не маршал. А так почти что и герой
Со следующим действующим лицом нашего повествования - писателем Семеном БОРЗУНОВЫМ - на войне вообще случилась удивительная история. Семен Михайлович родился 23 февраля 1919 г., то есть ровно на год позднее нашей доблестной Красной Армии. Стало быть, ему и на роду было написано идти по жизни ратным путем. Так Семен Михайлович (да ведь и имя с отчеством хорошо знакомы каждому советскому человеку в предвоенные годы - такие же, как у народного любимца маршала Буденного) и сделал. В 1939 г. он окончил Воронежскую областную политпросветшколу, а в 1941 г. - военно-политическое училище. "Войну я встретил танкистом на западной границе под Перемышлем. В первые ее минуты был ранен", - писал впоследствии Борзунов. Будучи раненым, он в госпиталь ложиться не стал, а снова ринулся в бой на коварного врага. Но вот что интересно. Во время войны Семена Борзунова наградили орденами Красной Звезды и Красного Знамени, и в обоих наградных листах черным по белому отмечено: "Ранений и контузий не имеет". Коварная эта строка о ранениях и контузиях, что тут скажешь.
Однако речь у нас все же не о том. Как-то оно так получилось, что Семен Борзунов вскоре танковую часть покинул и перешел на другой ответственный участок, в редакцию фронтовой газеты "За честь Родины". Ну, и дальше уже воевал, как пелось в одной популярной песне, "с лейкой и блокнотом". Под "лейкой" тут подразумевается не пластиковая штука с дырочками для полива, а фотоаппарат. Нет, поймите меня правильно, я вовсе не хочу сказать, что фронтовые корреспонденты порхали этакими беззаботными бабочками. Совсем нет, служба у них была тяжелая и опасная. Всякое случалось с корреспондентами...
Семена Борзунова во время войны отметили достаточно серьезными орденами. В представлении к ордену Красного Знамени говорилось:"В боях за Днепр и Киев он одним из первых форсировал реку, перебрался на захваченный Правобережный плацдарм и там, под огнем врага, организовал оперативную информацию от четырех комсомольцев-героев Днепровской битвы".
Мы почти приблизились к сути нашей истории с Семеном Борзуновым. Процитированный выше абзац очень важен. Потому что примерно через четверть века после Победы за то, что в сентябре 1943 г. он переправился через Днепр и организовал информацию от четырех комсомольцев-героев... Уф, подождите, переведу дух. Так вот, именно за этот эпизод Семен Борзунов сначала потребовал, чтобы ему присвоили звание Героя Советского Союза, а когда СССР распался, ну, чтоб хотя бы Героя России дали. Ни больше, ни меньше.
Короче, эпопея с наградой вышла вполне себе драматичной (да ведь сюжет.... Для пьесы? Киносценария? Романа-триллера?.. да для чего угодно). На сайте "soldat.narod.ru" читаем:
"22 сентября 1943 г. вместе с небольшой группой разведчиков в первой лодке форсировал Днепр, за что командованием фронта представлялся к званию Героя Советского Союза. В наградном листе, который сохранился до наших дней, отмечалось: "Небольшая группа разведчиков, во главе которой фактически стал офицер-журналист, успешно форсировала Днепр, закрепилась на правом берегу и обеспечила переправу всего батальона... Трое суток с оружием в руках тов. Борзунов вместе с гвардейцами отбивал многочисленные атаки гитлеровцев..." И вполне логичный вывод: достоин присвоения звания Героя. Тем более, что четверо бойцов, с которыми вместе сражался Борзунов на правом берегу Днепра, такое звание получили. А с самим, значит, Семеном Михайловичем вышла такая невезуха. Наградной лист где-то в инстанциях затерялся, хотя и был. Пролет получился из-за нерасторопности какого-то штабного писаря. Обидно. Сам Семен Борзунов рассказал об этом случае в своих воспоминаниях "Ради нескольких строчек в газете" (опубликованы в Интернете):
"Рота гвардейцев шагнула вперед. Но раньше других - на мгновение - сделали это четыре комсомольца - гвардии рядовые Иван Семенов, Николай Петухов, Василий Сысолятин и Василий Иванов. Рано утром, когда над водой еще дымил туман, мы, то есть четверо разведчиков и я, на утлой рыбацкой лодчонке отчалили от левого берега. Как только добрались до середины реки, враг открыл огонь. Вода вокруг как бы закипела, и наша лодка запрыгала, словно спичечный коробок. Вот тут-то я вспомнил, что не умею плавать. По спине побежали мурашки. О представлении же меня к званию Героя Советского Союза я узнал много позже, после войны, от бывшего работника главного управления кадров Министерства обороны СССР полковника В. И. Стрельцова, который потом возглавил отдел кадров Воениздата, где некоторое время работал и я. Представление написано бывшим редактором газеты "За честь Родины" полковником запаса С. И. Жуковым. Далее сказано: "Изложенное в представлении подтверждаем и поддерживаем: бывший начальник политуправления 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант С. Шатилов и бывший член Военного Совета 1-го Украинского фронта генерал-полковник К. Крайнюков". И оба поставили свои подписи".
Так что, надо дать фронтовому корреспонденту звездочку Героя? Мне, допустим, не жалко. Один только вопрос: за что давать? Просто на самом деле, как мне представляется, все выглядело чуток иначе. Выскажу свою версию.
Корреспондент фронтовой газеты, тем более, в звании майора, входил в номенклатуру политорганов РККА, то есть Рабоче-крестьянской Красной Армии. Это вам не рядовой-пехотинец, которого только что призвали, дали в руки винтовку да шинель, снятую с убитого и сказали: давай вперед, громи супостатов (кстати, трое из четверых героев-комсомольцев только что призванными бойцами и были, об этом подробнее далее). И даже не Ванька-взводный (формулировка, которую любил повторять Василь Быков). Тех не жалко. Журналиста, входившего в элиту, на передовой берегли, в самое пекло, естественно, не отправляли. Понимали, что умение писать, а значит, воодушевлять на подвиги других людей, есть не у каждого. Простой пример: перехлопает немец корреспондентов - как тогда газеты выходить будут? Умелые журналисты - товар штучный.
Поэтому ситуация такая. Приезжает военкор в часть на передовую, и у комбата или даже командира полка сразу появляется дополнительная головная боль: плюс ко всем другим делам он отвечает за безопасность корреспондента. Конечно, происходило по-разному. На войне никто от досадных случайностей не застрахован. Так, допустим, в июне 1944 г. погиб корреспондент "Правды" Петр Лидов, первым рассказавший стране о мученической гибели Зои Космодемьянской. Приехал газетчик на аэродром под Полтавой, где базировались самолеты союзников вместе с английскими летчиками и попал под бомбежку. Корреспондент выскочил из укрытия, чтобы получше рассмотреть детали происходившего и затем убедительнее об этом написать - и все. Но, заметим, никто бы не позволил фронтовому корреспонденту идти в атаку на вражеские позиции или делать что-либо подобное. У каждого свои обязанности, верно? Поэтому абсолютно не могу себе представить ситуацию, чтобы сотрудника фронтовой газеты назначили командиром группы разведчиков. Зачем? А командира разведчиков в этот момент отправили бы на стажировку в редакцию, так что ли?
Еще раз повторюсь, на войне у каждого своя задача. Разведчикам идти в разведку, пехоте переправляться через Днепр и захватывать плацдарм, артиллеристам поддерживать их огнем, саперам наводить мосты и т. д. У журналиста свое и тоже ответственное задание. Допустим, написать очерк о героях. Это означает, что корреспондент должен подобраться поближе к линии фронта (но все-таки на относительное безопасное расстояние), там разыскать политработника, который отвечает за данный участок. Политработник и подскажет, кто герой. Потому что к определению, кто герой, надо подходить очень взвешенно. Допустим, вы думаете, что вот эти бойцы-разведчики совершили подвиг, три дня удерживая плацдарм? А вот и нет. Эти растяпы не сумели захватить "языка", обнаружили себя и выдали немцам место, куда будет высаживаться наш основной десант... Повернуть ведь можно было по-всякому.
В общем, я думаю, дело обстояло так. Когда плацдарм в данном месте на правом берегу Днепра был захвачен и прочно удерживаем, а переправляться через реку стало относительно безопасно, корреспондент Борзунов прибыл в штаб соответствующего подразделения (скорее всего, дивизии или полка). Начальник политотдела уточнил: нужны герои битвы на Днепре? Сейчас организуем. А вот как раз хлопцы идут в тыл на переформировку, да, мужественно сражались несколько дней. Хлопцы, подойдите к майору, расскажите, как гитлеровцам пятки намазали. Иному товарищу корреспонденту, замечу, порой достаточно только фамилии бойцов узнать, остальное он придумает и распишет сам. Как расписал, например, "подвиг панфиловцев" журналист Кривицкий (другое дело, что панфиловцы действительно воевали героически, но совсем не так, как это придумал журналист). Ну вот, необходимые данные в блокноте есть, теперь надо... что? Правильно, быстрее отправляться назад в редакцию, чтобы срочно писать очерк о героях и ставить материал на полосу. И если бы Борзунов застрял на трое суток на плацдарме, то редактор газеты бы рвал и метал. Это что же получается? Подразделения фронта заняты форсированием Днепра, а в газете фронта ничего об этом не пишется.
Поэтому майор Борзунов, поговорив с разведчиками, просто был ОБЯЗАН в темпе вальса возвращаться. У какого-либо строевого офицера или политработника он должен был ПОТРЕБОВАТЬ, чтобы его немедленно переправили обратно на левый берег Днепра. Что же касается героев-комсомольцев, "от которых он организовал информацию", вероятно, командование уже в этот момент предполагало, что будет выдвигать всю четверку на самую высокую награду. Как бы то ни было, материал Борзунова, опубликованный в газете, в наградном деле, несомненно, бойцам помог.
Здесь стоит хотя бы пару слов сказать о самих бойцах, назвать их имена. Николай Евгеньевич Петухов. Красноармеец-автоматчик мотострелкового пулеметного батальона. Призван Верховажским райвоенкоматом Вологодской области в сентябре 1943 г. Наградной лист на него лаконичный и красноречивый:
"Тов. Петухов первым изъявил желание форсировать реку Днепр. Форсировав реку Днепр с ТРЕМЯ (выделено мной - авт.) переправившимися товарищами, вступил в бой с превосходящими силами противника, проявляя при этом доблесть и мужество. Тов. Петухов обеспечил переправу остальных бойцов подразделения. Продолжая бой за плацдарм на переправе, тов. Поляков своим примером воодушевлял личный состав - товарищей на подвиги. Противник был оттеснен, чем была обеспечена переправа". Петухов в том бою погиб.
В этом наградном листе ни слова, ни полслова о "журналисте-офицере, который фактически стал командиром группы".
Другой боец из четверки. Василий Андреевич Сысолятин, 1925 г. р., родом из д. Малая Ворона Арбажского района Кировской области. В действующей армии с сентября 1943 г. Только что призван (18 лет от роду) - и сразу же в самое пекло. В дальнейшем Василий Сысолятин дошел до конца войны, вернулся в родные места, где и умер 17 мая 1969 г.
Биография третьего разведчика - Василия Николаевича Иванова - как под копирку списана с жизнеописаний первых двух. Родился в 1925 г., жил в д. Демино Вашкинского района Вологодской области. В боях с немцами участвовал с сентября 1943 г. Василий Иванов, к счастью, тоже не погиб на войне, вернулся домой, но прожил недолго - умер 19 сентября 1947 г.
И, наконец, четвертый: Иван Дмитриевич Семенов. На год старше своих боевых товарищей, гвардии сержант (в воспоминаниях Семена Борзунова все бойцы названы рядовыми, помните?). Вероятно, именно он командовал группой, если, конечно, отдельно действовавшие бойцы (могло быть и такое) не были затем оформлены в некую группу фантазией политотдельцев и фронтового корреспондента. Гвардии сержанту Семенову также посчастливилось дожить до Победы. После войны он жил в Волгограде, дослужился до майора и умер 4 января 1976 г.
Собственно, когда не стало последнего участника группы героев-комсомольцев, Борзунов и поднял волну со своим награждением. Мол, хочу справедливости, дайте звание Героя. Представление к награде было составлено во время войны, да затерялось. А оно было на самом деле - и солидные генералы подтверждают.
Хорошо, зайдем с другой стороны. Во время Великой Отечественной войны наградные листы на военнослужащих составляли и подписывали их непосредственные командиры. В случае с фронтовым корреспондентом Борзуновым таким начальником являлся редактор газеты "За честь Родины" (а название у газеты какое замечательное!) Жуков. Допустим, что редактор такой наградной лист действительно написал, представил своего корреспондента к высокому званию. Что дальше? Дальше наградной лист шел вышестоящему начальству. В нашем случае - в политуправление фронта, которое давало "добро" на награждение (или не давало). В зависимости от ранга награды вопрос решался либо быстро (медалью вообще награждали списками), или не очень быстро. Самую сложную процедуру утверждения проходили представления к званию Героя Советского Союза. Это понятно: награда-то высшая. Вопрос о присвоении такого звания решался аж в Президиуме Верховного Совета СССР, где издавался соответствующий указ.
А теперь давайте себе представим ситуацию, которую рисует в своих воспоминаниях Семен Борзунов. Редактор газеты решил, что его подчиненный совершил на фронте нечто выдающееся и достоин самой высокой награды. Составлен и направлен в высшие инстанции необходимый документ. И лишь десятилетия спустя редактор вспоминает об этом факте и сообщает несостоявшемуся герою. Видимо, примерно так, в радостной встрече за рюмкой: "Ах, да, слушай, между прочим, я же тебя к званию Героя представлял. Едрен батон, совсем забыл, только сейчас вспомнил".
Да если бы во время войны Жуков представил Борзунова к званию Героя, об этом уже через пару часов знала бы вся редакция. И сам бы Борзунов знал в первую очередь. Шутка ли, фронтовой корреспондент может получить на грудь заветную золотую звездочку. Да это ж - СОБЫТИЕ. Весь коллектив редакции стал бы "болеть" за своего боевого товарища. А редактор непременно бы интересовался, как движутся документы по инстанциям. Он, редактор, не меньше самого Борзунова был бы заинтересован в успешном исходе дела. Еще бы. Как сразу вознеслась бы газета "За честь Родины" среди других. У нас работает Герой Советского Союза!
Но на секунду согласимся с доводами Борзунова. Да, представление было, а потом оно затерялось. В 1945 г. редактор газеты представляет корреспондента к ордену Красного Знамени в том числе и за эпизод на Днепре. Семен Борзунов в итоге орден получает. Все, вопрос закрыт. Дважды за одно и то же дело не награждают. Замечу, что в своеобразной иерархии наград орден Красного Знамени занимал вторую позицию после звания Героя.
Военные журналисты во время Великой Отечественной совершили немало смелых поступков. Но лишь один из представителей армии работников пера удостоился звания Героя Советского Союза. Это Сергей Александрович Борзенко, специальный корреспондент газеты 18-й армии "Знамя Родины". Майор Борзенко прославился тем, что в ночь на 1 ноября 1943 г. с первым десантным отрядом 318-й стрелковой дивизии высадился под Керчью и с ходу вступил в бой с противником. В официальном документе о дальнейшем рассказывалось так: "Заменив погибшего командира, продолжал выполнять обязанности корреспондента, регулярно передавая информацию о положении на плацдарме".
И вот что любопытно, вот что чрезвычайно интересно. Звание Героя Сергею Борзенко было присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 ноября 1943 г. Тем же Указом были отмечены и четверо бойцов с днепровского плацдарма. В этом случае обращает на себя быстрота присвоения звания, стремительное прохождение всех бюрократических формальностей. Такое случалось во время масштабных наступательных операций, особенно при форсировании крупных рек и преодолении других больших водных преград. Сергей Борзенко умер в феврале 1972 г. Вскоре статья о нем появилась в популярном в Советском Союзе журнале "Огонек". Попробуйте догадаться, кто являлся ее автором? Конечно, наш герой Семен Борзунов. Может, именно тогда двойному тезке маршала Буденного пришла в голову шальная мысль: чем я хуже? Даже фамилии созвучные: Борзенко-Борзунов.
Однако генералы, напомнит мне внимательный читатель, те самые солидные генералы, которые вслед за редактором газеты "За честь Родины" подтвердили версию Борзунова. Тут ларчик, на мой взгляд, просто открывался. К тому времени Семен Борзунов занимал солидные позиции в редакциях газет и журналов (военного направления), в редакционных советах издательств (например, в Воениздате). Отставным генералам хотелось опубликовать свои мемуары побыстрее, подержать заветную книжку в руках при жизни, а рукописи могли в советских издательствах десятилетиями пылиться, так что в тот момент Семен Борзунов стал как бы их начальником. Ну, а генералы - люди к военной дисциплине привычные. Раз начальник просит подтвердить какую-то бумажку - чего ж не подтвердить!
Занятная история вышла, не правда ли? На мой скромный взгляд, для какого-нибудь прозаического литературного произведения чрезвычайно вполне достойная. Тут есть много чего такого. Суровые военные времена, подлинная страсть, драматичные повороты, неподдельные эмоции. Эх-ма, вон сколько всего.
А, допустим, как проворачивал Семен Борзунов свои литературные дела, у меня есть чем проиллюстрировать. Задумал как-то наш фронтовой корреспондент уже в мирное время написать повесть о другом фронтовом корреспонденте, ставшем после войны писателем и литературным начальником. Короче, о многолетнем редакторе журнала "Москва" Михаиле Алексееве. Мысль хорошая. Но писать самому, корпеть над словом, что-то в рукописи переделывать - это так скучно. Семен Борзунов поступил проще. Взял и попередирал для своего сочинения целые куски из статей и выступлений самого Михаила Алексеева. Скажем, находим в книге М. Алексеева "Меж дней бегущих" (М., 1986) раздел "Познай самого себя!.." и читаем:
"Так я и окончил в родном своем селе Монастырском семилетку. Было это в 1936 году. В том же году, в сентябре, был принят без вступительных экзаменов в Аткарское педагогическое училище. А еще прежде случилось событие, которое надолго выбило меня из душевного равновесия. Отправив документы в Аткарск, я в самом добром расположении духа возвращался домой. По дороге, на полпути, увидел кем-то оброненную газету "Правда". И Максима Горького - в гробу. О его смерти я еще ничего не знал. Снимок в "Правде" буквально подкосил меня. Очнувшись, схватил газету и побежал домой. В своей избе, одинокий и несчастный, я проплакал до самой ночи: умер человек, который был мне так нужен. В самый трудный час своего сиротства я вспоминал о нем или брал в руки его книгу, и мне неизменно становилось легче. Теперь я ношу лауреатский значок Љ 1 с изображением этого человека - и очень горжусь им!".
Откроем теперь повесть Семена Борзунова "Родники бьют из глубин" (в книге "Крутые ступени", М.,1989), найдем нужное место:
"Так Михаил Алексеев и окончил в родном селе Монастырском семилетку. В 1936 г. он был принят без вступительных экзаменов в Аткарское педагогическое училище. А еще прежде случилось событие, которое надолго выбило его из душевного равновесия. Отправив документы в Аткарск, абитуриент в самом добром расположении духа возвращался домой. По дороге, на полпути, увидел кем-то оброненную газету "Правда" и в ней снимок Максима Горького - в гробу. О его смерти он еще не знал. Снимок в "Правде" буквально подкосил его. Очнувшись, схватил газету и побежал домой. В своей избе, одинокий и несчастный, он проплакал до самой ночи: умер человек, которого он, пожалуй, любил больше всех на свете... Теперь, спустя много лет, он носит лауреатский значок Љ 1 с изображением этого человека и очень гордится им".
Как вам творческая метода? Таких, мягко говоря, заимствований в повести Семена Борзунова я насчитал с добрый десяток. Вот оно, настоящее вдохновение. К слову сказать, сам Михаил Алексеев против книжки, написанной старым фронтовым товарищем, не протестовал. Так они и жили в благословенные советские времена, дурили читателей и огребали гонорары за тексты, которые друг у друга переписывали. Да еще при этом с важным видом воспитывали молодежь, толкали с трибуны разные патриотические речуги. Мол, наш паровоз вперед летит - в Кабуле остановка и т. д.
Часть 4. Белые пятна в военной биографии Юрия Бондарева
Есть у меня вопросы и к Юрию БОНДАРЕВУ. Среди упоминаемых здесь писателей он, безусловно, самый известный. Казалось бы, и его военная биография должна быть расписана по минутам. Ан нет. Существуют белые пятна, которые мне, как читателю и просто интересующемуся историей человеку, хотелось бы прояснить.
Юрий Бондарев решительно вошел в советскую литературу в 50-х годах прошлого века, опубликовав повести "Последние залпы" и "Батальоны просят огня". Он считается одним из зачинателей так называемой "лейтенантской прозы". Григорий Бакланов, Василь Быков, Константин Воробьев, Юрий Бондарев - были лейтенантами, и в их военной прозе основными героями являлись лейтенанты. Насчет персонажей с этим званием в произведениях Юрия Бондарева полный порядок, а вот сам он лейтенантом не был. Да, да... Тут такая история получилась.
Юрий Бондарев родился в 1924 г. в г. Орске тогдашней Чкаловской (ныне - Оренбургской) области. В 1931 г. его родители переехали в Москву. Здесь семилетний мальчик пошел в школу, которую должен был, по всей видимости, закончить в 1941 г. (десятилетку - получить среднее образование). Однако в официальной биографии Бондарева указано, что 10-й класс он закончил в 1942 г. Почему тогда? По каким-либо причинам пропустил год раньше? Это важный вопрос для обозначения вех военного пути писателя. Он родился 15 марта 1924 года и, если бы не учеба в 10-м классе, то, вероятнее всего, был бы призван в армию весной 1942 г. А так у Юрия Бондарева вышло более полугода дополнительной мирной жизни. Заметим, в этот период бои с немцами шли очень кровопролитные. Далее из биографии Юрия Васильевича мы узнаем, что летом 1942 г. его направили на учебу во 2-е Бердичевское пехотное училище, которое к тому времени размещалось в казахстанском городе Актюбинске. Однако по другим данным, 2-е Бердичевское пехотное училище, будучи эвакуированным, сначала располагалось в Тамбове, а затем переместилось в оренбургский (чкаловский) город Сорочинск. Впрочем, точно не знаю, может, училище в итоге оказалось в Актюбинске. Короче, Юрий Бондарев стал курсантом ПЕХОТНОГО (специально выделяю - авт.) училища. Лейтенантов, младших лейтенантов - командиров отделений, взводов, рот - в пехоте катастрофически не хватало из-за большой текучести кадров. Казалось бы, дальнейший путь у Бондарева ясный. Он имел законченное среднее образование, грамотный, в школе проходил курс начальной военной подготовки. Занимайся теперь в училище год, получи звездочку или две на погоны (как раз в 1943 г. они - погоны - в армии появились) и давай - на передовую. А там как повезет. Очень многих свежеиспеченных лейтенантов хватало на два-три первых боя - и все, убит или, если повезет, ранен.
С Юрием Бондаревым все произошло иначе. В его официальной биографии говорится: в октябре 1942 г. курсантов училища направили под Сталинград, где Бондарев стал командиром МИНОМЕТНОГО расчета 308-го полка 98-й стрелковой дивизии. Вопрос на засыпку. Почему курсант ПЕХОТНОГО училища становится командиром МИНОМЕТНОГО расчета? Миномет - это уже артиллерия.
Похожий случай произошел на войне с Василем Быковым. Василь Владимирович родился 19 июня 1924 г., и в августе 1942 г. его призвали в армию. К тому времени будущий белорусский классик находился в эвакуации в Саратовской области, и его направили поначалу в запасной полк . Но пробыл там Быков недолго, уже в сентябре 1942 г. он стал курсантом Саратовского пехотного училища. В своей мемуарной книге "Долгая дорога домой" Василь Быков впоследствии вспоминал:
"Однажды... осенью 42-го батальон (учебный, из курсантов училища - Ю. К.) кинули под Сталинград. Первым маршем дошли до Камышина. В Камышине однако нас перетрясли, половину из каждой роты оставили, половину послали на подкрепление Сталинграду. Остаток вернулся в Саратов. В том числе и я".
После этого Василь Быков учился в Саратове еще год и лишь осенью 1943 г. в звании младшего лейтенанта попал на фронт. Обратите внимание, Саратов гораздо ближе к Сталинграду, чем Актюбинск, но часть курсантов все же заворачивают обратно. Чья-то умная голова сообразила: под Сталинградом войск уже хватало, не надо использовать будущих командиров, как пушечное мясо, лучше подучить их и выпустить на фронт офицерами, больше пользы будет. Еще раз подчеркну, что нехватка в командирских кадрах среднего звена долгое время была очень острой.
Половину саратовских курсантов вернули в родное училище. А что же актюбинские? Получается, что их выдернули из дальних далей и всех бросили под Сталинград на пополнение обычного рядового состава. Что это, наша обычная безалаберность и неразбериха? Или же Юрий Бондарев просто уже прошел подготовку в запасном полку и после ОКОНЧАНИЯ этой подготовки был направлен на передовую? Второй вариант мне кажется более убедительным. Тем более, что из пехоты сразу попасть в минометчики, стать командиром расчета... Это же надо было хотя бы чуть-чуть с минометом быть знакомым, знать, с какого места его заряжать, может, именно этому его в Актюбинске и обучали. Василь Быков, кстати, войну тоже закончил в артиллерии. Но попал он туда в итоге случайно, после ранения и лечения в госпитале, повоевав к тому времени в пехоте и с артиллеристами, которые пехоту поддерживали огнем, малость пообщавшись.
14 октября 1943 г. Юрия Бондарева наградили медалью "За отвагу". К тому времени он уже имел одну награду - медаль "За оборону Сталинграда". Но ту давали всем, кто так или иначе касался боев под Сталинградом. Теперь же, наконец, пришла пора прикрепить к гимнастерке, по сути, первую настоящую награду. Отметили Бондарева вот за что:
"Наградить медалью "За отвагу" командира орудия 76-мм пушек - гвардии сержанта Бондарева Юрия Васильевича за то, что он в боях в районе с. Боромля Сумской области с 13 по 17 августа 1943 г., следуя в боевых порядках нашей пехоты, метким огнем своего орудия уничтожил три огневых точки, одну автомашину, одну противотанковую пушку и 20 солдат и офицеров противника".
Следующей наградой снова оказалась медаль "За отвагу", которую Юрий Бондарев получил в июне 1944 г., цитирую выдержку из приказа:
"... Командира орудия 4-й батареи - гвардии старшего сержанта Бондарева Юрия Васильевича за то, что 30 марта 1944 г. противник, стремясь вернуть г. Каменец-Подольский, перешел в контратаку при поддержке танков. Тов. Бондарев встретил немецкие танки и пехоту огнем своего орудия с открытой огневой позиции. Один танк был подбит и пехота рассеяна. Контратака противника была отбита".
Все замечательно, но в первом случае год рождения Юрия Бондарева назван 1924, а во втором - 1920. Что это, ошибка писаря? А, может, просто манипуляции с датами рождения? Манипуляции, которые позволили переместить время призыва на более поздний срок? В повести Юрия Бондарева "Батальоны просят огня" есть любопытная деталь. В батарее воюют братья-близнецы БЕРЕЗКИНЫ. Братья-близнецы... это творческая находка автора? Или некий личный опыт?
Осенью 1944 г. Юрий Бондарев окончательно покинул передовую. Его путь лежал в глубокий тыл - в родные оренбургские края. Юрий Бондарев снова стал курсантом, на этот раз Чкаловского артиллерийского зенитного училища. Звание к этому моменту осталось прежнее, фронтовое: гвардии старший сержант. В таковом качестве будущий писатель встретил день Победы. То есть войну Бондарев закончил старшим сержантом. И только в момент окончания училища в декабре 1945 г. он стал младшим лейтенантом запаса. Так что, строго говоря, Юрий Бондарев - представитель не "лейтенантской", а "сержантской прозы".
Почему во всех биографиях писателя стыдливо замалчивается это звание? Почему Юрий Бондарев словно чурается своего, скажем так, солдатского происхождения? Для меня - загадка. И еще. Каким образом в разгар войны он СНОВА попал на курсантскую скамью? Его не просто направили на учебу, ему фактически подарили жизнь. С какими мыслями будущий литератор ехал в тыл? Радовался мирным пейзажам за окном? Плакал от счастья? Десятки его товарищей - командиров орудийных расчетов - продолжали воевать, и многие из них навсегда остались на полях сражений. Как сослуживцы отнеслись к тому, что ему - "в другую сторону"?
Уже упоминавшийся в нашем расследовании писатель-фронтовик Михаил Алексеев отмечал в своих воспоминаниях (М. Алексеев. "Меж дней бегущих"):
"Кто такой "В", я сейчас припомнил: лейтенант Васильев, командир минометной роты, где я был политруком. В боях под Абганерово проявил себя не лучшим образом, перед самым окружением нашей дивизии под каким-то предлогом выбрался с передовой, а потом и вовсе умотал на учебу в далекий тыл".
Как удалось Бондареву уехать с передовой - загадка. В повести "Юность командиров" об этом - ни слова. А психологический нюанс интересный, а вот рассказать бы об этом ярко, без фальши, убедительно. И только правду.
Есть в произведениях Юрия Васильевича такая особенность: положительные герои, чистые, светлые, романтичные - это лейтенанты. Отрицательные чаще всего - званием пониже. Почему? Понятно, что авторская фантазия вольна поворачиваться в любом направлении. И все же, смотрите, что получается. Если во всех источниках назойливо распространяется информация о том, что на войне Бондарев воевал лейтенантом, то читатель так или иначе отождествляет образы героев-лейтенантов в его книгах с самим автором. Критика услужливо нам сообщает: и в образе лейтенанта Княжко, и в образе лейтенанта Никитина из романа "Берег" прослеживаются бондаревские черты. Хорошо, чьи же тогда черты воплощены в образе командира орудия сержанта Меженина из того же произведения? Это полностью отрицательный, грубый, наглый и жестокий персонаж. Это именно он пытается изнасиловать немецкую девушку Эмму, которую спасает и в которую затем влюбляется лейтенант Никитин. Действие одной из частей романа происходит в майские дни 1945 года. Конец войне, но все еще звучат выстрелы, а на фоне смерти и крови завязывается чистое романтическое чувство между советским офицером и юной немкой. Собственно, чувство завязывается как раз после грязной сцены попытки изнасилования. Там сержант Меженин предстает перед читателем во всей своей "красе".
И тут задумаешься. Обычно автор в литературном произведении рассказывает (так или иначе) в том числе и о себе. Бывает (не всегда, но бывает) так: если писатель в жизни был моряком, то и в его повести высока вероятность появления моряка. Добавлю, что если автор был боцманом, то, скорее всего, в его произведении будет действовать не просто моряк, но именно боцман. Причем этот персонаж будет наделен положительными чертами. Абсолютно понятно, почему он дорог и мил автору.
На войне Юрий Бондарев какое-то время служил командиром орудия, был сержантом, а затем - старшим сержантом. И вдруг в одном из самых сильных его романов появляется такой... несимпатичный товарищ, при этом сержант и командир орудия. В этом романном сержанте отразились черты кого-то из сослуживцев писателя? Или... или что-то было в военной биографии самого Юрия Бондарева? Вообще, литература дает автору великолепный шанс высказаться, выговориться, окончательно распрощаться с чем-то гнетущим, терзающим душу.
Юрий Бондарев закончил войну в Западной Украине. Немок он тогда так и не увидел. А вот украинок... оно, да. Может, у "сержанта Меженина" что-то произошло с какой-нибудь местной гарной дивчиной, "бандеровкой"? Что-то такое, потребовавшее срочной эвакуации "Меженина" в тыл. Кто знает, как все было на самом деле... Юрий Васильевич, расскажите. Искренне, без пафоса, доверительно, исповедально. Читатель вас поймет. Потому что, как говорил известный русский поэт, тоже фронтовик, нам "одна лишь правда ко двору".