Небо сияло едва заметной нежной голубизной, сгущавшейся в зените. Закинув голову, Иллеа глубоко вздохнула, втягивая в себя кристально прозрачный горный воздух. Только здесь, в полярных горах, небо бывает таким нереально голубым. Нигде больше. Даже на самых высоких горных вершинах в Поясе Зноя небо выглядит обычным - белое, сияющее, как хорошо начищенная алюминиевая тарелка. Громадная такая тарелища, опрокинутая над миром...
И только здесь, возле самого полюса, Солнце неизменно ласково, и никогда не бывает тьмы. Дом Вечного Света ... Вот уже больше шести тысяч дней и ночей стоит он тут, на плоской вершине. А до того, если верить хроникам, тут было первобытное капище, уходящее корнями в невообразимую древность...
Облокотившись на парапет, девушка обвела взором пейзаж. Даа... впечатляет, нечего возразить. Разноцветные клыки скал, торчащие из ковра буйной зелени, серебряные жилки горных рек, отсвечивающие радугами водопады... Дальше всё тонуло в дымке, неистово сиявшей в той стороне, где у самого горизонта пряталось солнце.
Вот интересно, какова тут видимость... тридцать тысяч шагов? или всё же двадцать? Забыла, надо же, а ведь в школе ещё учила ... Во всяком случае, вряд ли где-нибудь ещё можно вот так запросто обозреть целый край. В Поясе Зноя всё тонет в дымке уже в трёх-пяти тысячах шагов, а уж про Пояс Ветров и говорить нечего... Недаром сюда стекаются паломники со всей огромной Иноме - восторг гарантирован...
- Привет, Иллеа!
Девушка обернулась.
- Привет, Инмун!
Молодой человек, появившийся на обзорной галерее Дома Вечного Солнца, был одет куда легче девушки - на той, по крайней мере, имелось хоть какие-то платье, правда, оставлявшее открытыми груди, не говоря уже о ногах, поскольку подол одеяния представлял собой два нешироких полотнища, спускающиеся от самой талии, спереди и сзади достававшие до колен. В отличие от подруги, весь костюм упомянутого Инмуна состоял из какого-то немыслимого цветка, явно искусственного, неким хитроумным способом державшегося на половых органах, служа им укрытием. Молодой человек подошёл к девушке и без малейшего смущения притянул её к себе, держа за талию.
- М... Отстань, Инмун, не место и не время... - девушка облизала губы, смывая сочный поцелуй.
- Всегда место и время. Ты моя невеста, считай, почти жена.
- Невеста пока не жена, - вильнув станом, она высвободилась наконец из рук нахального парня, - Если кто увидит, что подумают о нашем воспитании?
- Глупости, немного позавидуют и забудут. Как там написано в одной древней книге: "Тело мужчины служит для переноски головы, тело девушки создано для ласк" А уж такое прекрасное, как у тебя, так полагаю, для ласк непрерывных.
- Крупный нахал и мелкий льстец! - она засмеялась. - Кто ещё приглашён на аудиенцию?
- Мне не сообщили. Сказали только, что Почтеннейший приглашает для важной беседы.
- Но ты в курсе, о чём пойдёт речь? - девушка вновь оперлась о парапет.
- Я могу лишь догадываться. Ты, впрочем, тоже могла бы. Ты в курсе, что обитатели Иннуру уже вышли в космос?
- В курсе, конечно. Слушай, такие смешные погремушки...
- Прошу прощения, что вторгаюсь в вашу беседу, - на галерее возник ещё один персонаж, мужчина средних лет и довольно крепкого сложения. В отличие от Инмуна, одеянием ему служил роскошно вышитый передник. - Почтеннейший сейчас освободится, так что прошу приготовиться. Пройдёмте в приёмную, молодые люди.
Все трое быстро зашагали по галерее, свернули на узкую лестницу, ведущую вниз. Во внутреннем дворике, размерами с хорошую городскую площадь, шумели фонтаны. Надо же, мелькнула у Иллеа посторонняя мысль, уже шесть тысяч дней, и ничего, работают древние гидротараны... безотказно и неустанно поднимают воду с водопада сюда, в резиденцию Патриарха ...
В приёмной, расписанной позолотой и яркими фресками, томился в ожидании посетитель - немолодой уже мужчина в переднике, не менее роскошном, чем у провожатого, доставившего сюда парня и девушку. Прикрыв глаза, он расслабленно покоился в овальном обруче, косо прикреплённом к полу, висел в воздухе, ни на что не опираясь. В углу, за письменным столом располагалась девица с увязанной в "конский хвост" тугой копной волос, чёрных, как смоль. Секретарша бойко водила пальчиками над столешницей, глядя на светящийся прямо в воздухе текст.
- Почтенный Ноллан! - парень и девушка одновременно присели в приветственном реверансе.
- А! Мои отважные ученики! - сидевший в гравикресле открыл глаза, приветливо улыбаясь. - Впрочем, я должен был сам догадаться...
- Присаживайтесь, - адьютант кивнул на свободные обручи-кресла. - Я сейчас доложу Почтеннейшему.
Ждать пришлось совсем чуть.
- Прошу! - высунулся из двери адьютант. - Все втроём, пожалуйста!
В обширном кабинете царили прохлада и приятный рассеянный свет. Сам Почтеннейший сидел на своём рабочем месте, в гравикресле.
- О, почтеннейший Хасехем! - все трое присели в реверансе.
- Приветствую, приветствую вас, уважаемые. Вы, наверное, уже в курсе, зачем я взял на себя смелость оторвать вас всех от ваших важных дел?
- Мы догадываемся, Почтеннейший, - за всех ответил старший по команде, Ноллан.
- Да, да, всё верно. Аборигены Иннуру таки добрались до космоса. Пока они топчутся на низких орбитах, но, судя по всему, это закончится буквально вот-вот. Следовательно, нужно немедленно взять эту сферу их деятельности под наш неусыпный контроль
Патриарх сделал многозначительную паузу.
- Как бы там ни было, наше инкогнито должно быть безусловно сохранено. При любом развитии событий. Мне бы хотелось выслушать мнение специалистов по данному вопросу.
Глава 1
Детская шалость
-... Ну, не передумал? Или сразу принёс биноклю?
Борька, заложив руки в карманы, нахально ухмылялся.
- Мой бинокль при мне и останется. А ты давай кассетничек-то готовь!
- Ха! Смелый, пока светло. Ну давай, двигай!
Я лишь дёрнул плечом, не желая вступать в дальнейшие пустопорожние пререкания, повернулся и зашагал к воротцам, обозначавшим вход на кладбище. Борька с секундантами топал сзади своими вдребезги разношенными кедами, так, что можно было различать шаг с правой и левой ноги. Правая - шпок, левая - чвяк... наверное, вот-вот отвалится подошва... Хорошо бы отвалилась, и похромал бы наш Борюсик обратно... так и надо за вредность ему...
Свежие могилки закончились, и сразу вокруг сгустился вечерний сумрак. В этой, старой части кладбища меж могильных оградок вымахали деревья не хуже, чем в настоящем лесу, и косые предзакатные лучи не могли пробиться сквозь тесно сомкнутые кроны - листопад ещё только-только вступал в свои права, и лишь отдельные багряно-жёлтые листочки валялись под ногами. И сами захоронения вокруг изменились. Вместо однообразно-унылых железных пирамидок и параллелепипедов вокруг громоздились мраморные плиты и целые изваяния, тут и там торчали каменные кресты. Наше кладбище вообще очень древнее, едва ли не со времён Пушкина, и здесь, в этом дальнем углу, ещё до революции хоронили всяких купцов первой гильдии да графьёв... короче, буржуев разных. Крестьян и рабочих, замученных теми буржуями, тоже хоронили, конечно, но подальше. Только там почти ничего уже не напоминало кладбище, даже могилки не разобрать среди буйно разросшихся кустов. Рабочие и крестьяне в царские времена ведь не могли ставить мраморных памятников, а деревянные кресты давно сгнили.
Заросли наконец расступились, и перед нами явилась церковь - древняя, с выбитыми окнами и сорванным шатром-кровлей. В боку строения виднелся изрядный пролом. Дед мне как-то рассказывал, будто уже перед самой войной, в сорок первом решили разорить сей храм Божий, чтобы избавить освобождённый народ от поповского дурмана. И даже вроде как сгоряча хотели взорвать. Выделили комсомольцам взрывчатку, да только они её на другое дело отчасти употребили - рыбу глушить в заводи. Вот и не хватило остатка, чтобы часовенку-то обрушить, только дыру и проделали в стене. А тут бац - война. Ну и не до разорения церквей враз стало...
- Здесь годится? - я остановился у витиеватой чугунной ограды, почти утратившей следы покраски и сильно заржавевшей - видать, давно не навещали усопшего родственники. За оградой, в буйных зарослях травы виднелась массивная могильная плита, из чистого белого мрамора, да с покосившегося памятника-барельефа сурово взирал лик какого генерала... а может, и графа. Во всяком случае, полустёртые буквы на памятнике было уже не разобрать без фонаря.
- Можно и тут, отчего нет, - Борька тоже разглядывал памятник, и наглая ухмылка как-то сама собой улетучилась с его губ.
Димка, взявшись за край, с натугой распахнул приржавевшую калитку, истошный визг ржавого железа разнёсся по округе. В кронах деревьев где-то неподалёку всполошились, загалдели кладбищенские обитатели, серые вороны и галки.
- Уй, холодная! - Витёк, мой секундант в этом деле, тронул ладонью надгробье. - Надо травы на плиту накидать, не то околеть можно к утру.
- Надо так надо, - вновь не стал возражать Борька. - Заодно и могилку почистим этому графину. Бабка моя грит, богоугодное дело покойников обихаживать... Давайте уже скорей, пацаны, сейчас стемнеет!
Выдрать в тесном квадрате могильной ограды всю пожухлую траву вчетвером - дело минутное. Травы тут наросло не то чтобы на небольшой стог, но для одного спального места вполне даже достаточно. Критически оглядев импровизированную постель, я развернул скатанное в тугой рулон верблюжье одеяло, принялся расстилать.
- Тоха, ты точно не примёрзнешь тут? - Витёк с сомнением оглядывал мои спальные принадлежности.
- Да не боись, не примёрзну, - я для убедительности оттянул ворот толстого свитера, торчавший из-под куртки. - Не зима ведь пока что!
- Ну вот тебе тут вода, если пить захочешь, - мой секундант помотал алюминиевой солдатской фляжкой. - Фляжку только аккуратней!
- Верну в целости, - улыбнулся я. Что значит друг, ведь подумал о такой мелочи, а я вот забыл...
Борька между тем уже гремел никелированной цепью, прилаживая её к чугунной ограде. Щёлкнул замок.
- Держи, Пурген! - он протянул мне второй конец цепи, с совсем небольшим замочком.
Вздохнув, я обернул вокруг щиколотки цепь, позаимствованную у Борькиного дворового пса Пургена (прозванного так за неуёмное стремление гадить везде куда можно добраться) и защёлкнул дужку замка. Демонстративно выставил ногу - смотрите, всё без обману, не стащишь, замок не отперев. Борька, подпрыгнув, ухватил толстую ветку, протянувшую свою длань к самому монументу, подтянул и зажал под мышкой. Сморщив нос, выдернул из отросшей шевелюры волос и принялся с сопением привязывать к ветви крохотный ключик. Справившись наконец с ювелирной процедурой, мой оппонент осторожно отпустил ветку, и та закачалась над головой, уронив пару жёлтых листочков..
- Значит, так. Утром ключ висит - твой аппарат. Не висит - мой бинокль. Имеются вопросы?
- Давай-давай, цурюк нах хаус! - я демонстративно развалился на "ложе". - Но чтобы завтра до восьми как штык! Восемь ноль одна - всё, конец договора! Я тут до обеда сидеть не собираюсь!
- Да тебя через час тут не будет, - нахальная ухмылка уже вновь вовсю гуляла на Борькином лице.
- Но тебя точно родичи не хватятся? - Витёк озирался.
- Ну сказал ведь, они с Ленкой в гости к бабуле укатили! Они только завтра к вечеру дома будут.
- Дверцу прикрыть? - Димка взялся за ржавую калитку.
- Да не, не надо, - поколебавшись секунду, отмахнулся я. - Ворон только пугать!
- Ну спокойной ночки! С покойниками! - это Борька, разумеется.
Дождавшись, когда товарищи исчезнут из поля зрения, я закинул руки за голову, наблюдая, как последние лучи уходящего солнца один за другим покидают верхушку дерева. Вот ещё... ещё чуть... всё. Последний листок вспыхнул оранжевым пламенем и погас. Ну что... надо спать, пожалуй... а что ещё делать?
Вздохнув, я накинул на себя край верблюжьего одеяла. Вообще-то глупо, конечно. Вся затея глупая, и весь этот спор дурацкий донельзя. На "слабо" дураков обычно и ловят. Однако, как любит говорить наш сосед, бывший в войну энкаведистом - "назвался Груздем - полезай в кузов". Может, взрослые дядьки и умеют как-то выкручиваться из таких вот дурацких споров, на то они и взрослые. Но не в четырнадцать лет. Тем более спор затеялся перед всем классом, так что отступать некуда...
В общем, поспорили мы с Борькой крепко, и на кон выставили не щелбаны какие-нибудь - он японский кассетник, я старинный морской бинокль. А цепь, это уже, как говорится, на публику больше. Ну и сжульничать трудновато, это да, при всём желании. Поди-ка отомкни хороший замок в такой-то темноте... тут и опытный вор-домушник навряд ли чего сможет, хоть с всеми отмычками... Отсутствие фонариков любого рода, кстати, Борька специально оговорил, выторговал, жучила. Так страшнее.
Небо, вот только что залитое червонным закатным золотом, на глазах бледнело. Внизу же стремительно скапливался сумрак, неуловимо переходя в уже самую настоящую, ночную тьму. Зябко поёжившись, я поплотней закутался в одеяло и закрыл глаза. Надо спать, надо спать... спать до утра. Как убитый, ага. Ну в самом деле, не таращиться же всю ночь, сидя на цепи, как Пурген. Этак и в самом деле с ума сойти можно. То куст под ветром шелохнётся, то что-то где-то скрипнет... треснет... Ну действительно, нельзя же всерьёз верить, что покойники по ночам из могил встают... вампиры там ещё... привидения... Про это в книжках можно читать, интересно, но верить в такие сказки советскому пионеру неприлично. Это же наше, советское кладбище, и не может тут быть никаких таких вампиров... и привидений... вампиров уж точно не бывает... не может быть на советском кладбище...
Вздрогнув, я открыл глаза. Кусочек неба над головой совсем погас, превратившись в тёмно-серое размытое пятно. Вокруг царил чернильный мрак, и я вдруг отчётливо понял смысл выражения - "хоть глаз выколи". Вот сейчас почернеет это серое пятнышко, и непонятно будет, то ли открыты у меня глаза, то ли закрыты... Чёрт, надо было где-нибудь на новых могилках устроиться, вот что. Борька? Побухтел бы и спёкся. Потому что нету такого в уговоре, чтобы непременно тут ночевать, в самом заброшенном углу... а на советских кладбищах вампиров всяких и прочих упырей быть не может в принципе... а тут зато кресты кругом... мне бабушка говорила, всякая нежить креста боится... и покойники, которые вставшие из могил, и упыри, и вурдалаки... а вампиры ещё и осины... тут же растёт осина, разве нет?.. непременно должна тут расти осина...
Небо наконец почернело, как и положено ночью, однако света меньше не стало. Серебряные лучики дробились, пробиваясь сквозь листву, так что земли достигали немногие, однако я обрадовался им, как восходу солнца. Вот славно, луна взошла... теперь уже точно не страшно... и никаких упырей... и покойников восставших... который час?
Часы на запястье, с едва заметно светящимися фосфорическими стрелками, высветили время - одиннадцать пятьдесят семь. Уже почти двенадцать, вот это здорово... совсем немного до рассвета... полночь... как там в том стихе-то древнем... полночь уже наступила... вылазит ночная нежить, страшная чарами злыми... не, это не надо... надо хороший стих вспомнить, жизнерадостный...
... Мутное белое пятно приближалось, неслышно плывя по воздуху. Вот оно выступило из густой тени, и лунный свет отчётливо высветил белый саван, и бледное лицо, и чёрные волосы... Хорошо, что я подстригся под полубокс, мелькнула где-то на краю оцепеневшего рассудка посторонняя мысль, вот у Борьки сейчас патлы встали бы, как помело... что это так стучит-клацает в голове - неужто мои же зубы? Точно, зубы... только бы не брякнула цепь...
Тихий сдавленный плач, перемежаемый всхлипываниями, точно где-то плачет девчонка. Чёрт, откуда тут девчонка?!
Восставшая из ада подошла уже совсем близко, и наваждение рухнуло. Девчонка. Обыкновенная плачущая девчонка, лет двенадцати от роду, только почему-то босая и почти голая. Что это такое на ней, не то донельзя стильная комбинация-ночнушка, не то какое-то платье для эстрадных танцев...
Цепь всё-таки предательски звякнула, и плач разом оборвался. Покойница, замерев, с пяти шагов рассматривала лежащую на охапке пожухлой травы фигуру. Ну то есть меня.
- Тии ктоо? - какой странный акцент... эстонка, что ли? Да не похоже, а то не видал я эстонцев... И голос совсем не плаксивый, надо же, будто и не ревела только что...
- Я... я это... Антон... - похоже, мой язык, не дождавшись реакции хозяина, решил действовать самостоятельно. Помедлив ещё пару секунд, я завозился, выбираясь из одеяла, и сел. Цепь вновь зазвенела, точно из конуры выбрался сторожевой пёс. Я вдруг явственно представил себя со стороны - лежит на могилке парнишка, завернувшись в одеяло, культурно отдыхает... да притом прикованный за ногу цепью к могильной ограде. Наверное, более дурацкое зрелище трудно вообразить.
Девчонка всё переводила взгляд с меня на цепь и обратно.
- А этоо зачьеем?
- А... это? - я почему-то небрежно отмахнул назад почти несуществующую чёлку. - Это мы поспорили с одним другом, что... ну... я на кладбище всю ночь просижу.
Вместо продолжения беседы девчонка вдруг обмякла и повалилась навзничь.
- Э... эй... эй, ты чего?! Эй! - никакого ответа.
Не тратя более зря ни секунды, я подпрыгнул, ухватил нависшую над могилой ветку, притянув, принялся шарить среди пожухлых листьев. Да где же это он... ага, вот!
Освобождённая ветвь прянула ввысь, я же, присев на корточки, торопливо отомкнул замок своих кандалов. Борька будет издеваться, само собой... и ребята в классе не поймут... да наплевать! И на бинокль тоже - какой может быть бинокль, когда тут такое творится?!
Девчонка оказалась довольно худенькой и очень стройной - наверное, крепкий взрослый дядька сказал бы "легкая как пёрышко". Вот только я всё-таки не взрослый дядька, едва лишь четырнадцать лет стукнуло, так что пришлось повозиться, затаскивая ночную гостью на руках в узкую калитку кладбищенской ограды. Уложив наконец потерявшую сознание поверх одеяла, я торопливо нашарил фляжку, отвинтил пробку и плеснул воду девчонке в лицо. В рот лить? Ну это вы бросьте - ещё на "Зарнице" мы все усвоили, что лить воду в рот человеку, валяющемуся без сознания, ни в коем случае нельзя. Захлебнуться может запросто потому что.
Я едва удержался, чтобы не треснуть себя кулаком по лбу. Болван, ну какой же болван... Ну естественно, она же замёрзла как сосулька, в этом своём наряде! Бабье лето, это только днём немножко лето, а ночью оно вполне даже осень!
Скинув куртку, я торопливо стянул свитер и напялил на девочку. Помедлив пару секунд, принялся заворачивать её в одеяло. Вот так... правильно, если не поможет, добавим куртку... а ноги в одеяле согреются мигом... эх, надо бы огня! Спички! Где-то же у меня были спички... ага, вот!
Собрав на ощупь какие-то веточки, щепочки и сухие будылья, я чиркнул спичкой, и огонь радостно взвился, разгоняя кромешную тьму.
Я лишь хмыкнул, торопливо обламывая с ближайших кустов ветки, по возможности сухие. Глаза слепит, ага... будто это электросварка, а не костер... Замёрзнуть насмерть, гуляя осенью практически голой по ночному кладбищу, она, значит, не боится. И воспаления лёгких тоже не опасается. А вот костерок мой её глаза слепит невыносимо...
- Неет... - девчонка вдруг накрыла голову одеялом, словно огонь и впрямь донимал её даже сквозь закрытые веки. Помедлив, я в недоумении затоптал костёр. Что-то тут... что-то не так тут, как хотите...
Да откуда она вообще тут взялась?! И кто её отпустил из дому в таком-то наряде?!
- Тебе согреться срочно нужно, - пробормотал я. - В тепло тебе надо, понимаешь?
Решение, ворочавшееся в моей обалделой голове, наконец-то выбралось на свет. Так... Откуда бы она ни взялась, одно точно - в тепло ей надо. Притом срочно. До моей хаты тут полтора километра по прямой... ну, дворами чуть больше...
- За шею держаться сможешь?
Короткий утвердительный кивок.
...
Вот интересно, кто придумал все эти легенды про рыцарей, таскающих прекрасных дам на руках? Нет, я не спорю, может, они в те времена и таскали. Для тренировки, ага. Чтобы потом в трёхпудовых доспехах чувствовать себя легко и непринуждённо. Вот только я не средневековый рыцарь, к глубокому сожалению. И остаётся лишь радоваться, что дама мне попалась не полноразмерная... Однако спасение человека есть непременный долг любого пионера...
- Таам яама... - в самое ухо пробормотала мне спасаемая. Притормозив, я вгляделся - точно, яма. Хорошая такая яма, похоже, слегка замаскированная под лужу - сверху немножко водички, а дна вообще нету. Самое то для получения удовольствия ночными прохожими.
- Не царапай мне шею, - попросил я. - У тебя что, перстень на пальце, что ли?
Никакой реакции. Ой, не дотащу... ой, уроню... скамейку мне, скамейку...
- Воон таам скамия... скамеейка... - короткий кивок головой.
Действительно, меж пары разлапистых кустов притулилась новенькая, ни разу не ломаная ещё скамеечка. Брякнув на спасительную лавку свою ношу, я почти что рухнул рядом.
- Уфф...
- Устаал?
- Есть малость, - я улыбнулся. - Слушай, ты ведь так и не сказала своего имени. Как тебя звать?
Пауза.
- Тии можеешь зваать менья Вейла.
- Вейла... Так ты из Прибалтики?
Пауза.
- Неет.
- Угу... Финка, стало быть?
Долгая, долгая пауза. Но я уже и сам видел - ляпнул мимо. Ну какая она финка? Финны, они ж как наши эстонцы. Да, эстонцы тоже тянут звуки в словах, но тянут совсем не так, как эта вот девчонка. То есть близко нет ничего похожего. Те просто растягивают, насколько дыхания хватит, а тут... такое ощущение, что слово произносится дважды, с крохотной задержкой. Вот и наслаиваются звуки, на согласных оно почти незаметно, а на гласных вполне.
- Я тебее скажуу. Рааз таак вышлоо... Тоолько не сейчаас, хорошоо? Тии отдохнуул?
Хмыкнув, я подвигал плечами, помахал кистями рук. Пощупал шею. Да, можно двигаться дальше.
- Тут совсем рядом уже. Держись!
И вновь мы пробираемся по задворкам, держась подальше от хорошо освещённых улиц. Время к часу ночи подбирается, любой прохожий как на витрине. А тут парнишка с девчонкой на руках, и притом завёрнутой в одеяло... Первый же проезжающий патруль издали приметит и докопается. Стоять на месте! А что это у вас, молодой человек? Оооо!! А где взяли? На кладбище, говорите? Понятно... придётся проехать...
- Не наадо даальше... стоой...
Я послушно затормозил на углу, не выдвигаясь из спасительной тьмы в переулок, где, как назло, все фонари горели исправно. И только тут осознал, что именно не так во всей этой катавасии.
- Постой... погоди-ка... я ведь тебе ничего не говорил про скамейку?
- Нее говории, коогда грууз наа рукаах. Берьегии дыхаание...
Милицейский "бобик" резво выкатился в переулок, и смутные догадки в моей голове наконец-то встали на место. Вот как... вот так, значит... провидица, сталбыть?
Однако на сей раз дара предвиденья Вейлы оказалось явно недостаточно. А может, просто кто-то из экипажа "бобика" углядел сквозь стекло странную фигуру на углу, явно стремящуюся спрятаться в тени... Как бы то ни было, но машина, резко сбавив ход, круто развернулась и осветила нас фарами.
- Опа... Вейла, мы влипли...
- Стоой, каак еесть.
Вездеход, сияя фарами, уже неспешно подкатывал к нам вплотную. Ни мигалки, ни сирены, ничего такого... Пока это просто любопытство - что за парнишка со странным свёртком на руках, для младенца вроде великовато...
Мотор вдруг смолк на полутакте, мгновенно, будто водитель сдуру включил задний ход. Ослепительное сияние фар тоже угасло, сменившись тусклым красным свечением.
- Ухоодим, скоорее!
...
- Уфффф!
Замок на входной двери клацнул, отсекая нас от опасностей улицы. Щёлкнул выключатель, озаряя прихожую мягким светом двурогого светильника, прибитого на стену под самым потолком.. Вейла, в своём одеяле поставленная торчмя, точно скатанный в трубку ковёр, озиралась вокруг с явным любопытством.
- Тии туут жиивьёшь?
- Угу... - я отдувался, массируя кисти рук. Нет, честно - вот ежели бы имелись на ней хотя бы колготки какие-нибудь, или там гамаши... насколько проще было бы тащить. На загорбок взвалил и попёр, придерживая за ляжки. А с таким вот нарядом только в одеяле завёрнутой, сталбыть, на ручках...
Девочка, освободившись наконец от верблюжьего одеяла, прошла в комнату, осторожно ступая босыми ногами по линолеуму. Потрогала пальцами ступни край ковра, успокоенно переступила на него.
- О...
- Ну что, отогрелась малость?
- Даа. Спаасиибо тебьее.
Она обернулась ко мне, и я чуть не поперхнулся. Нет, как хотите... Не бывает таких девчонок. По крайней мере у нас не бывает. С такими вот глазами. И с такими вот чертами лица. И нигде не бывает, точно вам говорю. Да что я, девчонок на своём веку мало повидал!
- Ноо надоо еещё гоорьячей вооды, мноого, - она улыбнулась чуть виновато. - Чтообы ньее забольееть...
- Этого добра у нас тут навалом! Горячей воды то есть! - я приглашающе распахнул дверь ванной. - Прошу! Тут вот полотенце чистое, шампуни на полке, если что...
- О! - Вейла с явным интересом разглядывала краны, словно никогда их не видела. Повернув краник горячей воды, подставила ладошку.
- Осторожней! - я резко оттолкнул её руку из-под струи кипятка. Она непонимающе взглянула на меня, хлопая длиннющими ресницами. - Обваришься ведь!
Помедлив, девочка сунула палец в горячую воду, заполнявшую ванну.
Сбитый с толку её спокойствием, я тоже смело сунул палец в воду и зашипел, тряся им в воздухе.
- С ума сошла! В такой воде рыбу варить можно!
- Рыыбу? - она засмеялась. - Ньеет. В такоой водье рыыбу варьить не моожно. В такоой водье рыыба плаавать легкоо!
Вейла вдруг просто и естественно потянула с себя мой свитер, едва прикрывавший задницу. За ним последовал собственный наряд, не прикрывавший и того - стильная ночнушка-комбинация... а может, это такое платье для танцев... Насчёт тет-а-тета папы с мамой не могу ничего так уж уверенно сказать, но во всяком случае, если бы мама решилась ходить дома в таком платьице в моём присутствии, отец устроил бы серьёзный разговор. А тут - на улице...
Ничего больше под этим платьем не оказалось. Только серьги в ушах, перстень с невзрачным камушком на безымянном пальце правой руки, да связка каких-то кулонов-медальонов на шее - вот и всё имущество гостьи. Один странного вида кулон, болтающийся на отдельной золотой цепочке длиной чуть не до пупа, очевидно, был отличен от прочих в комплекте.
- Тии доолжен биил ужее догадааться, - не испытывая ни малейшего смущения от своей наготы, она усаживалась в почти кипяток, щурясь от удовольствия. Снимать свою бижутерию перед купанием она явно не намеревалась. - Ньее дуумай таак, головаа забольиит. Яа живуу ньее туут.
- А где? - я сглотнул, уже предвидя ответ и страшась его.
- Вии называайете мооя роодина Веньеера.
Мне всё-таки удалось справиться с нижней челюстью и закрыть рот.
- Но на Венере же нет жизни!
- Соовсем-соовсем? - она засмеялась. - А каак жее яа?
- Нет, постой... погоди! - взмолился я. - Туда же наши межпланетные станции летали уже! И данные передали - там температура пятьсот градусов! И давление сто атмосфер почти! И воды совсем нету, только серная кислота в облаках!
Вейла, завернутая в мамин махровый халат, едва не достававший ей до пят, лопала абрикосовое варенье, щедро черпая из вазы столовой ложкой (чайная, как инструмент несерьёзный, была ей отвергнута и сейчас без дела лежала на блюдце), и аппетитно заедала лакомство белой булкой. Стоявшая перед ней кружка со смородиновым чаем густо курилась паром, и девочка с удовольствием отхлёбывала огненную жидкость щедрыми глотками. Я смотрел на неё, и в разом опустевшей голове моей стоял какой-то тонкий звон. Собственно, всякие дальнейшие сомнения в правдивости гостьи были бы уже неприличны. Ну в самом деле - любой землянин, вот так вот безоглядно глотнувший этого чайку, наверное, тут же бы и помер. Во всяком случае, кожа с языка слезла бы напрочь... Вот интересно, может ли она пить настоящий кипяток? Ну, который с пузырями...
Я только головой мотнул по диагонали, принимая к сведению. Нет, а что такого? Телепатия, подумаешь... И вообще, купание в кипятке без всякого вреда для здоровья, по-моему, потрясает куда сильнее.
- Спасиибо тебее, - Вейла улыбнулась, и улыбка у неё вышла на диво - благодарность пополам со смущением. Сердце моё стукнуло раз-другой невпопад. - Яа быы соовсем умерлаа... таам...
- Рассказывай, - решительно предложил я, для пущей убедительности прихлопнув ладонью по столу.
Её глаза внимательны и задумчивы.
- Тии увеерьен, чтоо тебьее этоо наадо?
- Абсолютно! - мой тон не оставлял сомнений в крайней жизненной необходимости всех этих сведений.
Пауза. Короткий вздох.
- Хорошоо... Мойя маама рабоотайет туут, на Иннуру... даа, на Землее.
Я выжидающе молчал.
- Воот этоо клюуч оот тинно, - Вейла вытащила за цепочку свой примечательный кулон, тот, который висел особняком на длинной золотой цепочке. - Я понимайю, деетьям неельзя на Иннуру... Но маама остаавила егоо доома, ии воот... Скажии чеестно - а тии бии развее ньее взяал?
Я только хмыкнул. Отказаться от шанса побывать на другой планете? Да пусть потом хоть кнутом запорют! На конюшне, ага. Или в застенках святой инквизиции. Или даже у позорного столба, на Дворцовой площади.
- Взял бы, - признался я абсолютно честно.
- Ну воот виидишь, - она вновь улыбнулась чуть виновато. - Таак и яа...
- Тинно, это ваш космический корабль так называется? Сколько же ты сюда к нам летела?
Она протестующе замотала головой.
- Неет! Я понимайу, чтоо еесть такойе "космичееский кораабль". Тинно - нее кораабль. И леетиеть никудаа ньее наадо. Оон ужее туут, наа Зеемле. Рааз - тии здеесь. Рааз - обраатно наа Иноме.
- Иноме... это Венера, что ли, по-вашему? - я усиленно катал по столу шарик из хлебного мякиша, собирая крошки, точно это не крошки - осколки мыслей моих пытаюсь собрать...
- Даа, - она отхлебнула остывший чай, чуть поморщилась. - А моожно мнее еещё горячеей вооды? Тоолько хоорошо гоорячеей...
- Да сколько угодно! - я двинулся на кухню, долил чайник, чиркнув спичкой, поджёг газ. - Варенья ещё хочешь?
- Хоочу! Ии буулку!
- Ты рассказывай пока, - поощрил я, распечатывая свежую банку абрикосового варенья.
Дальнейшее повествование, собственно, было типичным для всех юных первопроходцев, волею судьбы заполучивших в свои руки средство осуществления своей мечты. Причём заполучивших внезапно, и на недолгое время, так что тщательная подготовка экспедиции становится невозможной.
-... Маама говоорьилаа, чтоо наа Иннуру всее хоодьят в оодьежде, инаачье неельзя. Нуу я и оодела чтоо биистро наашла... праавда, красиивойе плаатье?
Я хмыкнул. Платье, оно, конечно, грех сказать, что некрасивое. Если можно вообще назвать одеждой сорочку-ночнушку на бретелях, не прикрывающих даже соски, с широкими вырезами по бокам подола, достающими до талии. Ну и видно всё насквозь при хорошем освещении... Как там говорят у буржуев: "эротическое бельё"?
- ... а туут наадо соовсьем друугую оодьежду, - девочка вздохнула. - Я ууже дуумала, чтоо уумру.
- А чего ж ты не переместилась обратно, как замерзать стала?
- Наа здооровье... - она словно пробовала фразу на вкус. - Этоо раазвье леекарство?
- А как же! - авторитетно подтвердил я. - Вот, к примеру, если у человека паршивое настроение, дашь ему абрикосового варенья - и как рукой снимет. Да вот, хоть тебя взять - разве тебе сейчас не легче?
- Наамного леегче, - в её глазах плясали смешинки.
- Ну вот видишь! Варенье - великая вещь!
Вейла засмеялась, столь заразительно, что не подключиться к веселью было невозможно.
Встав из-за стола, гостья направилась в обход квартиры, чуть вытянув шею от любопытства.
- Этоо жее таакой аппаарат, даа? - тычок рукой в сторону телевизора.
- Угу. Это телевизор. Хочешь, включу?
Телевизор замерцал, прогреваясь, и выдал сочную цветную картинку - волк, сидящий на ветке и спускающий вниз верёвочную петлю, дабы уловить наконец-то абсолютно неуловимого зайца.
- Этоо ктоо?
- Это волк. Ну, такой зверь. Он тут зайца ловит-ловит, никак поймать не может. А если шире смотреть, то это мультфильм. Ну, сказка такая. Чтобы сделать маленьким детям смешно.
Я несколько торопливо отключил ящик. В самом деле... ну вот я бы разве стал тратить драгоценные часы пребывания на чужой планете на просмотр мультяшек?
- Слушай, как ты так здорово выучилась говорить по-нашему? От мамы?
- Неет, - она улыбнулась. - Тии ньее поймьешь. Этоо всё воот, - она тронула рукой серёжку, - таакой приибор... каак праавильно уу ваас наазывайется - аавтоперьеводчик. Еслии сняать, яа ниичего нее бууду гооворьить. Тоолько яа пеервый рааз наадьела, ии нее умейю праавильно... поонимайу в гоолове, каак наадо праавильноо скаазать, а поолучайется вслуух плоохо...
- Да хорошо получается, чего ты! - не согласился я.
- Спаасибо, - она вновь улыбнулась. - Этоо тии мньее прииятно хоотел скаазать, даа?
Она долго разглядывала сервант с хрустальной горкой, перевела взгляд выше - там, на серванте, были расставлены мелкие безделушки, в основном стеклянные и фарфоровые - мамино увлечение...
- Этоо ктоо? - она осторожно ткнула пальчиком в стеклянного слоника, совсем крохотного, с металлическим колечком на спине - брелок.
- А, это... это изображает слона. Ну, понимаешь, есть у нас такое животное.
- Вспомниила, - она чуть улыбнулась. - Маама мньее покаазывала фиильм... А моожно мньее взяать с сообой? Поожалуйста...
- Да бери, - улыбнулся я.
- Спаасибо... - ответная улыбка светлая, как солнышко.
Полы маминого халата волочились за ней, точно королевская мантия, из сильно подвёрнутых рукавов торчали тонкие изящные руки. Тонкая девчоночья шейка выглядывала из махрового воротника, и на шее этой пульсировала жилка. Я смотрел на неё, и внутри у меня что-то ворочалось, вызревало. Вот она какая... венерианка... Вейла...
- Нее стаарайся таак, - она взглянула на меня искоса, - Твоойя паамьять нее смоожет заапечатлееть моой ооблик наадолго...
- А у меня есть фотоаппарат, - неловко пошутил я. - Как насчёт снимка на память?
Пауза. Долгая, долгая пауза.
- Тии праавда таак хоочешь?
Я сглотнул.
- Да...
Опять долгая пауза.
- Чтоо жее... Спаасителю в таакой меелочи ньее откаазывают.
Она развязала пояс халата, и тот тяжело рухнул на пол, точно сорванная портьера. Перешагнула через груду лежавшей ткани. Закинула руки за голову, взлохматив роскошную чёрную гриву волос.
Мы сидели на диване, забравшись с ногами, и молчали. То есть нет, поначалу-то мы болтали очень даже оживлённо, но под конец как-то незаметно разговор вдруг сошёл на нет. Впрочем, ей, при её-то способностях, можно в принципе и не спрашивать ничего - просто поднапрячься и прочесть всё, что желательно, в моей голове. Ну вот и пусть... Я же просто сидел и смотрел на неё. Мне хватало. Вейла...
- Ууже светлоо... - Вейла смотрела в окно, за которым чуть брезжил зябкий осенний рассвет. - Каак страанно... ноочь, каак взмаах реесниц...
Она прямо глянула на меня.
- Неельзя боольше ждаать. Тоо еесть моожно. Мееня наайдут...