Павел Комарницкий

Последний наказ

Историческая драма

Челябинск 2007

Солнце наконец село. Багровый закат ещё грел небо обманчивым, призрачным теплом, но на снегу уже вовсю гуляли синие морозные тени, предвкушая наступление ночи. Зимние сумерки коротки, и это давало надежду. Татары до сих пор не освоились толком в кондовых русских лесах, они будут ждать до утра. И только тогда...

Огонь плясал в зеве русской печи, разгоняя мрак. Изба топилась по-чёрному, и дым давно наполнил бы курную избу, если бы не прореха в крыше. Должно быть, монголы растаскали соломенную крышу на корм своим диким степным лошадям, когда выяснилось, что стога сена, заботливо заготовленные крестьянами на зиму, сожжены. Нет, что ни говори, а живучие кони у этих двуногих зверей. Спят на снегу, сроду не зная стойла, едят траву из-под снега, и даже продымлённая соломенная крыша курной крестьянской избы годится им. И кровь из них пьют поганые, когда нечего жрать. Любой русский конь, каким бы ни был могучим, давно пал бы при таком обращении. А этим хоть бы что.

У огня сидели двое.

Один - немолодой уже человек, в густой, чёрной короткой бороде которого кое-где блестели первые седые волоски, видимые даже при неверном, пляшущем свете огня. На груди витязя - а судя по корзну на меховом плаще, это был витязь дружины княжьей - тускло поблёскивала броня. Чешуи панциря кое-где были слегка промяты, и опытный глаз сразу угадал бы во вмятинах следы стрел.

Рядом с витязем сидела молодая женщина, закутанная в тёмный плащ с меховым подбоем. На измученном тонком лице вспыхивали отсветами пламени огромные тёмные глаза, цвет которых было невозможно увидеть в неверном пляшущем свете печного огня.

- Ну что, госпожа моя, на сей раз ушли. Глядишь, и завтра уйдём, а там и до Новагорода недалече.

- Что нам с того, Ратибор Вышатич? - женщина протянула к пламени тонкие руки, зябко повела плечами.

- Ну как же. Ведь это же вольная Русь, княгиня. Новагород покуда поганые не заяли, и неведомо, займут ли.

Женщина молчала долго, глядя в огонь. Огонь... Везде огонь, по всей великой Руси пляшет неистовое пламя. Огню теперь раздолье.

- Почто так мыслишь, Вышатич? Уж сколько их было. Рязань пала, Тверь пала, Москва, Суздаль. Сам Владимир Великий восемнадцать дён простоял только. А мелких городов и не счесть. Про иные веси и не вспоминаю уже - княгиня говорила равнодушно, медленно.

Теперь замолчал тот, кого она называла Ратибором. Молчал он долго, и только скулы ходили ходуном, угадываясь сквозь бороду.

- Нет. Не возьмут они всей Руси Великой, не верю я. Где-то же должен быть положен им предел, нехристям поганым!

- Помнишь купца того, из магометанских земель? Он сказывал, будто у их шаха было пятьсот тысяч воинов, и всех их побили поганые татары. А до того они заяли страну китайскую, где воинов было и вовсе несчитанно. Почто же им не заять землю русскую?

Он искоса глянул на молодую княгиню. Женщина не повела взглядом в ответ. Сидела, глядя в огонь остановившимся взглядом. Ратибор содрогнулся. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять - жизнь покидает эту женщину, хотя на её молодом, здоровом теле нет покуда ни единой царапины.

- Не верю я!

- Займут они и великий Новагород, и златоглавый Киев, Вышатич. Пройдут, как саранча, и пойдут дальше. Тот купец сказывал - хотят они пройти всю землю из конца в конец, до последнего моря, и везде сделать пусто.

- Нет. Не может такого быть, чтобы Русь погибла - холодея от справедливости страшных, равнодушных слов, упрямо повторил Ратибор - Жива ещё русская сила! Ежели её всю взять...

Княгиня наконец оторвала взгляд от огня, прямо взглянув на витязя. В углу рта залегла жёсткая усмешка, разом состарившая юное прекрасное лицо.

- Так почто не взяли до сей поры? Почто не помогли рязанцам, когда те просили? А до того ещё булгарам? Нет, Ратибор Вышатич. Некому ныне собрать воедино силу русскую. Прошли те времена, когда по слову князя Святослава Игоревича сбирались воедино дружины со всех городов, и шли бить поганых хазар. Вместе нынче поганые, а мы, русские, поврозь. И посейчас ещё немало князей мыслит отсидеться в своих уделах, за крепкими стенами. И будут татары брать город за городом, покуда не вылущат землю русскую, как голодная белка шишку.

Ратибор трудно сглотнул. Подбросил в огонь дров, и пламя, чуть опешив сперва от нежданного угощения, с жадностью кинулось на свежее дерево, стремясь пожрать его. Как татары, подумал Ратибор. Такие же ненасытные, как огонь, такие же беспощадные.

- Ладно, госпожа моя - витязь тяжело поднялся - погляжу коней. Отдыхать нам некогда, покуда ночь, надо успеть уйти подальше. Завтра днём поганые нам проходу не дадут. Ты, княгиня, покушай пока.

Ратибор надел железную рукавицу, взял уголёк из печи, прямо в ладонь. Отвалил почерневшую, забухшую дверь, сбитую из трёх грубо отёсанных плах. Петель у двери не было, вместо них были прибиты куски войлока, уже слегка разлохматившиеся на сгибе. Ратибор усмехнулся - хорошие петли. Не заскрипят.

Он вышел во двор, постоял, ощущая, как после курной избы морозный воздух вливается в лёгкие. Темнота уже поглотила двор, и только конёк крыши ещё смутно вырисовывался на бледном пепельном фоне угасающего заката. После глядения на огонь тьма казалась непроглядной. И ни единого звука не издавала мёртвая деревня.

Ратибор снова задвигал желваками. Так и на землях русских. Сперва огонь, и потом наступит тьма. Долгая, долгая морозная ночь опускается на Русь. Права молодая княгиня, и нечего надеяться на несбыточное.

Ратибор рассердился на себя за такие мысли. Шумно вздохнул, тряхнул головой. Помирать до смерти - последнее дело. У него есть задача - доставить княгиню в Новгород.

Вот только выполнить его оказалась куда как непросто. Везде хозяйничали татарские разъезды, перехватывая путников, всех без разбору - погорельцев из разорённых весей, чудом уцелевших беженцев из разорённых и сожжённых городов, монахов из опустошённых обителей. Никого не щадили поганые, все, кто не мог держать меч, гибли под ударами татарских сабель. А если кто мог - тех татары расстреливали издали, засыпая стрелами из своих тугих коротких луков.

... Огни свечей озаряли горницу, ровно храм божий на Пасху. Ратибор мельком удивился - ижеславский князь Владислав был человеком бережливым, к ненужному расточительству не склонным. В дверях Ратибор столкнулся с человеком в коротком полушубке - тот пропустил витязя, чуть поклонившись, и вышел, даже не дождавшись ответного кивка. Гонец, понял он. Понятно.

- Звал, княже? - слегка поклонился он.

- Садись, Вышатич. Дело есть, и немалое.

Князь перехватил взгляд своего вятшего витязя [вятший витязь - телохранитель князя], усмехнулся.

- О свечах ли думать ныне, Ратибор Вышатич? Мыслю я, на наш остатний век хватит.

Ратибор сел, не задавая вопросов. Зачем вопросы не ко времени? Сам скажет.

- Князь Юрий зовёт в Рязань. Со всей ратью.

И снова замолчал, угрюмо глядя на огонь свечей, отражавшихся в глазах. Из-за обилия свечей казалось, что глаза князя лишены зрачков, светятся, как у вурдалака.

- Худые вести, Вышатич. Посольство князя Фёдора перебито безбожным Батыгой. Не удалось умаслить зверей хищных, как мыслил князь Юрий. И сына потерял зазря. И невестку молодую Евпраксию тоже, и внука. Как услыхала она, что с Фёдором сотворили, так и с колокольни вниз... С младенцем Иваном на руках, значит...

- Когда сбираться, княже? - уточнил Ратибор.

- Кому как, Ратибор Вышатич. Мне к послезавтрему вечеру быть в Рязани. А тебе...

Князь наконец повернул к нему голову.

- А тебе хочу я поручить самое главное, что есть у меня. Ладу мою переправить надобно подале. Чую, здесь будет крови...

Он снова замолчал, угрюмо глядя на плямя свечей.

- А что князь Владимирский Георгий? - всё-таки не утерпел Ратибор.

Князь скривился желчно.

- А не слыхать Георгия Всеволодовича. Думают оне.

- О чём?

- А о том, похоже, как бы разом две рыбки словить. Нашими руками татар отбить, а не выйдет у нас - так ещё лучше. Прибрать к рукам всю землю рязанскую - чем плоха мечта?

- Князь Георгий ранее вроде как слабоумием не страдал - изумился Ратибор - Неуж не понимает, что за нами его черёд встанет?

- Вот именно. Шибко умным мнит себя князь Георгий, да и на силу свою надеется. Ослеплён гордынею. Истинно горе от ума.

И снова тяжёлое молчание разлилось по горнице.

- Скажу ещё тебе, Вышатич. Воевода рязанский Евпатий Коловрат, ну, ты знаешь его (витязь кивнул) отправлен в Чернигов, молить о подмоге. Князь Юрий крепко надеется. Однако дело сие к тебе нынче не относится.

Князь встал, подошёл к поставцу, взял в руки высокий узкогорлый кувшин венецианского стекла, поглядел сквозь него на пламя свечей.

- Послезавтра новое посольство из Рязани во Владимир выходит - Владислав снова криво усмехнулся - уж не просить подмоги - умолять, в ногах валяться. Князь Юрий, похоже, согласен встать под руку Георгия. Пёс с ним! Уж лучше так, нежели...

Он повернулся всем телом, одновременно поставив кувшин на место.

- Вот с ними и повезёшь Ладу мою во Владимир. А там видно будет. Никому из наших боле не могу доверить дело сие, Ратибор Вышатич. Ты в прознатчиках тайных [в разведке] сколь ходил?

- Семь лет, княже.

- Ну вот. Лучше тебя те места токмо медведи местные знают, и то не все. Не всюду на торные дороги надейся, бывает, тропы тайные сподручнее.

Ратибор встряхнул космами.

- Сделаю, княже. Только быстро собираться надо. Лучше всего - сейчас.

- Дам я тебе полста человек дружины - князь усмехнулся - всё одно в Рязани сбор, чуть раньше прибудут... Ты о своих-то домочадцах подумал, како они без тебя?

Ратибор молчал. А что тут можно придумать, когда дома мать старая, да дочка малая, да сын едва ходить выучился. А хозяйки и вовсе нету, померла при родах.

- Ладно - крякнул князь неловко - покуда жив буду, не дам твоих в обиду. В терем сюда заберу, вот что. Завтра с утра и заберу, и в Рязань со мной поедут.

Ратибор ещё помолчал. Не учён он красно говорить, о чём жалел иногда. Всё мечом махать больше.

- Спрашивай уже, не тяни - подбодрил князь

- Что с Ижеславлем будет, понятно... Ежу понятно, не устоять тут, спалят град дотла... Что с народом будет, княже?

Князь засопел угрюмо. Понятно, крайне неприятен вопрос. Каждый князь в ответе за своих людей, и не только за дружину - за всех горожан, вплоть до младенцев и юродивых.

- Народ, Ратибор Вышатич, он тебе не корова - верёвку на рога да и повёл, куда хочешь. Бабы, ребятишки, скотина... Добро всё нажитое бросить... И даже налегке если - уже не успеть, похоже.

Князь остро взглянул в глаза витязя, и по спине Ратибора пробежала холодная ящерка. Вот как, значит...

- Вот так, значит - будто прочёл его мысли князь - Вот оттого князь Юрий и сбирает ратных людей со всех городов да весей. Батыга взял Нузлу, и разъезды его уж с нашими сшибались под Пронском. Князь Юрий хочет в поле выйти, встретить Батыгу и отбить.

Вот теперь холодная ящерка забегала вдоль хребта туда-сюда.

- Этого нельзя делать, княже!

- Вот как? - князь усмехнулся - Али ты уж набольший воевода рязанский, что князю Юрию указывать будешь?

- Этого нельзя делать! - Ратибор упрямо тряхнул патлами - В поле татары перемогут нас числом, и всех побьют, всех до единого! Вспомни-ко Калку! И кто тогда встанет на стены рязанские? Надобно всех ратных, сколько есть, стянуть в Рязань да поставить на стены... Выслушай, княже... Ведь на стене один воин за четверых идёт... Всех ратных надобно на стены поставить, да разделить наполовину - покуда одни бьются, другие отдыхают. Иначе изнемогут ратники, и стены не спасут тогда!

- Верно мыслишь - криво усмехнулся князь - Быть тебе великим воеводой. То всё про Рязань. Ладно, Рязань отобьётся. А другие? А Пронск, а Белгород, Ожск со Свирельском, а Переяславль-Рязанский? А наш Ижеславль как? А веси бессчётные? Что будет с землёй рязанской, ты подумал? Много ли народу успеет укрыться за стенами рязанскими, и сколько не успеет?

Ратибор угрюмо замолк.

- Вот ты спрашивал - что будет с народом? Князь Юрий в ответе за всю землю рязанскую. Не хочет он допустить всеобщего разорения. И не тебе решать, как и где биться. И не мне даже. Как решит, так и будет. В поле так в поле.

Ратибор молчал, глядя на колеблющееся пламя множества свечей. Свечки, поставленные слишком густо, плавили друг друга, и перед глазами витязя вдруг встало жуткое видение горящего города.

- В общем, так - подвёл итог беседе князь - Мой последний наказ ты слышал. И слово моё, что покуда жив, твои домочадцы нужды знать не будут. Ну а ежели не устоим, ежели убьют меня... Не серчай тогда.

- Мёртвые сраму не имут, княже.

Князь пронзительно смотрел своему витязю в глаза.

- Не про тебя это, Вышатич. Заклинаю тебя и молю - сбереги мою Ладушку. Живой ли, мёртвый - сбереги. Ничего боле не прикажу тебе!

Ратибор снова тряхнул длинными волосами. Встал.

- Дозволь собираться, княже, время не терпит.

Князь тоже встал. Подкинул на ладони тяжёлый, длинный, как чулок, до отказа набитый кожаный кошель, кинул Ратибору - тот поймал на лету.

- Сто гривен тут. Это тебе на дорогу. Иди. Бери коней любых, ключников буди сейчас. Чуть кто чего не отыщет - бей в зубы, по княжьему слову. Я потом добавлю.

...

Копыта коней месили снег, и с мутного неба сыпались густые мелкие хлопья, неприятно лепившиеся на лицо. Видно было от силы на пятнадцать шагов. Всё исчезало в белёсой мути, и оттого казалось, что маленький отряд движется в каком-то нереальном, потустороннем мире, где нет ничего, кроме вот этой белёсой бесконечности и бесконечного же снега... И только время от времени из этой белёсой круговерти то справа, то слева выплывала угрожающе-тёмная масса ельника или призрачно-серая опушка березняка, вплотную подступавшего к дороге, и снова исчезала в снежной круговерти.

Ратибор покосился на княгиню. Молодая женщина вела себя вполне достойно - не всхлипывала, не куксилась. Сидела прямо, мерно покачиваясь в такт конской рыси, и смотрела вперёд огромными сухими глазами, и только на дне этих глаз стыла осенней тёмной водой тревога.

- Не озябла?

Женщина бледно улыбнулась.

- Хороша больно погодка. Радует сердце, к прочему всему.

Витязь скупо улыбнулся в ответ.

- Отличная, госпожа моя. Мы никого не видим, нас никто не видит. В такую погоду никто никому жить не мешает, княгиня.

Сказал, и сам удивился. Может, однако!

- Ты уж философии греческой не учён ли, Ратибор Вышатич? - заметно развеселилась княгиня, и стылая тревога-кручина на время ушла из её глаз.

- Это как из лука на скаку бить, что ли? - недоумённо спросил Ратибор.

- Ну не совсем так - окончательно развеселилась княгиня - Но близко.

Ратибор про себя усмехнулся. Вообще-то он знал, что такое философия. Батюшка Варсонофий, накушавшись мёду либо браги, любил поучать паству цитатами из Библии и других греческих книг, и при этом вздевал палец к небу: "сие есьм философия, наука о премудростях всяческих". Но сейчас важно отвлечь молодую женщину от тяжких дум.

И вообще, сейчас умение бить на скаку из тяжёлого, в рост человека, русского лука куда важнее всех и всяческих премудростей.

...

- Рано вы, господа ижеславцы. Мы вас к завтрему ждали, не раньше. А где сам князь?

- Князь Владислав с остатней ратью и будет завтра, господине.

- Велика ли рать?

- Двести двадцать человек, к этим полуста. Все, способные держать оружие.

- И то хлеб.

Князь Олег Красный, брат князя Олега, принимавший отряд на постой, был хмур и взвинчен. По всему терему слышался гомон, туда-сюда сновали какие-то бабы и девки, таща в охапках тёплую лопотину и прочее, размашисто проходили окольчуженные ратники. Пламя свечей и масляных ламп металось от движения воздуха, освещая всё происходящее неверным трепещущим светом. Ржали во дворе кони, кто-то зычно бранился.

- Содом, не иначе - перехватил взгляд витязя князь Олег - У нас на Руси без этого никак. Ладно, сейчас разместят вас где-нито. И каша с мясом найдётся, я распоряжусь. Отдыхайте. Посольство утром выедет, до свету, тебя разбудят. Княгиню Ладу в светёлку к моей... хотя спят уж...

- Нет, княже.

Олег Красный поднял бровь.

- Не понял...

- Не гневайся, княже. Положи её где-нибудь отдельно. А я у порога лягу.

- Снаружи, как пёс? - насмешливо спросил Олег.

- В точности как пёс, княже. Только изнутри.

Олег рассмеялся.

- А горшок тебе отдельно, или вам одного с княгиней хватит? Лепо ли видеть тебе госпожу твою, как раздевается она на ночь?

- Что делать - без улыбки ответил Ратибор - Придётся привыкать нам.

- Ладно - хмыкнул князь Олег - будь по-твоему. Так стало быть, не верит князь Ижеславский в крепость Рязани. Подале княгиню свою отправил...

- Верит ли, не верит - о том мне неведомо, княже. Но биться будет вместе со всеми, в поле или на стенах.

- Хорошо - махнул рукой Олег Красный - Ступай.

...

-... Это что же выходит? Это ты мне заместо няньки-кормилицы теперь? - молодая женщина была серьёзно рассержена - Выдумал тоже - спать у порога...

- И за няньку, и за мамку, и за девок сенных я теперь у тебя - витязь не принял шутки.

- Так ведь тут княжий терем, Ратибор Вышатич, не поле бранное. Там ли ты угрозу ищешь, да сторожкость свою...

- Бережёного Бог бережёт - без улыбки ответил Ратибор.

Княгиня смотрела на него, чуть склонив голову набок.

- Всегда ли бережёт?

Витязь чуть подумал.

- Не всегда. Но чаще, чем небережёного.

Княгиня фыркнула, по-девчоночьи блестя глазами.

- Ой, зрю я, и философ ты...

- И это тоже, госпожа моя. Философ. Вот не сойти с места - на пятьсот шагов стрелой достаю...

Ну наконец-то она рассмеялась по-настоящему - весело, звонко, и даже голову чуть закинула. Как смеялась ещё совсем недавно, дней десять назад.

Как в страшно далёкие отсюда мирные времена.

...

-...Вставай, госпожа моя.

Молодая женщина испуганно открыла глаза, разом вырываясь из зыбкого сна.

- А? Уже?

- Посольство рязанское собралось почти. Завтракать пожалуй.

Она поднялась, не скидывая с себя меховое одеяло.

- Отвернись, одеваться буду. Вещи наши где?

- Вещи я увязал, и к сёдлам приторочил. Поспешать надо нам.

Слюдяное окошко в частом свинцовом переплёте истекало прозрачными слезами, внося в жарко натопленную горницу холодную струю. На дворе ещё стояла беспросветная темень. Где-то перекликались часовые. Совсем рядом, под окнами, шёл разговор: "Муромские уж прибыли, так спят в сёдлах, умаялись" "А когда выступать?" "А я знаю? Переяславских ждём ещё, да ижеславские вот должны...". Голоса удалялись, разговор стал неразборчив.

- Готова я, Вышатич - молодая женщина уже стояла одетая, и подпоясана даже. Когда успела?

...

-Э-эй, не отставай!

Копыта глухо цокали по укрытому свежим снежком льду Оки, извечной русской дороги - летом на лодьях, зимой на санях. Всадники перекликались, продвигаясь резвой рысью. Сытые кони легко одолевали неглубокий покуда снег.

Маленький обоз - семь саней о-триконь, да два десятка всадников - шёл по самой середине реки. Башни и колокольни Рязани давно скрылись их виду, а впереди уже смутно чернели островерхие крыши угловых башен Переяславля-Рязанского.

Боярин Вячко сидел на коне, подобно копне, в своей шубе, поверх которой напущена роскошнейшая борода - перину набить можно. Он придержал коня, поравнялся с витязем и молодой княгиней, ехавшей на сей раз в возке, запряжённом тройкой. Выделил князь Юрий.

- Сегодня заночуем в Переяславле, а завтра уж в Коломне будем. На князя Георгия земле.

Ратибор помолчал.

- Я тебе не указ, боярин. Но ежели бы ты меня спросил - ночевать надо в Коломне, а назавтра быть уже в Москве.

- Так не успеем же дотемна...

- Ну так что же. Придётся идти в темноте. Река вот она, не заплутаем. Сейчас каждый день дорог, боярин.

Боярин крякнул.

- Эй, Олеша! Не сворачивай на Переяславль, слышь! Идём до Коломны!

...

- Кого несёт? - страж на воротной башне Коломны был спросонья, и оттого зол. Оно и понятно, ежели разоспавшегося в тепле необъятной дохи человека уже за полночь выдернуть на мороз...

- Послы князя Рязанского к великому князю Георгию Всеволодовичу Владимирскому!

Послышался шум, замелькали отсветы огня. На башне появились люди с факелами, в свете которых стало видно малую дружину рязанского посла. Ворота заскрипели, медленно отворились обе створки, сбитые из могучих дубовых брусьев внахлёст.

- Добро пожаловать, боярин!

Ратибор проехал в тесноватые коломенские ворота, плотно прижимая коня к саням, в которых ехала княгиня. Он так и держался подле на своём Серке, как приклеенный, и оседланную кобылу Игреню, на которой княгиня прибыла в Рязань, держал в поводу. Так надёжнее.

Створки тяжело бухнули сзади, заскрежетал в проушинах затворный брус. Город уже спал, ни единого огонька не виднелось в чёрном скопище домов и построек. Только факелы воротной стражи трещали на ветру, выхватывая из темноты неровный огненный круг.

- Ну что там у вас? Слышно, хан Батыга крепко наседает?

- О том едем говорить с князем Георгием - решительно пресёк расспросы боярин Вячко - А ну, голова, укажи нам постой!

...Послов князя Юрия Рязанского определили на постой в обширной горнице княжьего гостиного дома, стоявшего сейчас пустым. Князь Георгий Всеволодович слыл крепким хозяином, и в каждом городе, подпадавшем под его руку, имел такие вот постоялые дворы, в которых при нужде могло разместиться сотни две конных дружинников - очень удобно, когда объезжаешь владения.

Княгине Ижеславской отвели отдельную комнату, в которую углом вдавалась громадная небелёная печь, сложенная из дикого камня, с трубой - княжьи покои топились по-белому. Камни печи потрескивали, прогреваясь, видимо, дров не жалели. Зев печи выходил в другую комнату, побольше. Жаль. Ратибор любил глядеть на пляшущее в печи пламя...

Возле печи уже суетились две сенные девки, устраивая постель для княгини - две широкие сдвинутые вместе лавки, застеленные кошмой в три слоя, и уже поверх кошмы льняная простыня. Да ещё и пышная подушка с собольим одеялом. Богатая постель.

Девицы перешёптывались, поблёскивая искоса глазами на рослого витязя. Должно быть, обсуждали, как это госпожа не боится ночевать одна в комнате с мужчиной. Наплетут теперь с три короба... А, пусть их. Не о том теперь думать надобно.

- Не надо ли чего, госпожа?

- Идите, идите, милые.

- Спокойной ночи, госпожа - девки упорхнули вон, давясь смехом. Ну, дуры...

- Я тут постою, за дверью, госпожа моя. Покличешь... - Ратибор взялся за железное кольцо, вделанное в дверь

- Слышь, Вышатич... Ты бы лавку себе добыл - княгиня распустила волосы, расчёсывала их гребнем - Ну чего ты, в самом деле, на пороге спишь...

- Так безопасней - улыбнулся витязь - с лавки же упасть можно...

Княгиня фыркнула, блестя глазами, и не сдержалась - рассмеялась.

...

Х-ха!

Низкорослый кочевник на маленьком мохнатом коньке распался надвое вместе с конём - Ратибор срубил его наотмашь, с оттягом, от плеча наискось. И не успел витязь опустить меч, как обе половинки степняка с противным чавканьем зашевелились, вспучились, и вот уже вместо одного против Ратибора стоят двое.

- У-у-у-у! - с волчьим воем враги атакуют, норовя зайти с двух сторон.

Эх, неверно ударил... Ладно...

Х-ха! Х-ха!

Головы степных разбойников отлетают прочь. Миг, другой - и вместо отрубленных голов на плечах вспухают новые. Но самое страшное - у отрубленных голов внизу начинает шевелиться, расти нечто бледное, постепенно превращаясь в недостающее до полного комплекта - коней с сидящими на них туловищами. Ещё чуть, и против Ратибора стоят четверо.

- Уррагх! - вся четвёрка атакует одинокого витязя, норовя окружить. Теперь Ратибору по-настоящему трудно, но он всё-таки ухитряется отрубить пару рук с кривыми саблями. Тщетно - на месте отрубленных у степняков тут же отрастают новые, и притом уже с саблями, а из отрубленных рук медленно вспучиваются новые бойцы...

И тут Ратибора пронзает запоздалое прозрение - лук! Их надо бить из лука, и только из лука! Их всех надо бить только из луков, не подпуская близко...

Страшный удар кривой сабли обрушивается на голову. Пропустил-таки...

- ...А-ах... Любый мой, Владушко... Не отправляй меня от себя... Не надо... Как я жить без тебя...

Ратибор мгновенно проснулся, рука по привычке сцапала черен меча. Сердце колотилось сильными, неровными толчками и непривычно ныло тупой болью. Фу ты...

- А-а... Не оставляй... Не уходи...

Во тьме смутно белело пятно. Княгиня Лада скинула с себя соболье одеяло - жарко возле самой печи - беспомощно раскидалась на постели.

- А-а... Не умирай...

Знакомо пробежала по спине холодная ящерка. Не выдержав, Ратибор встал, нашарил огниво, зачиркал кремнем по мелко насечённому калёному железу. Затлел трут, вспыхнуло пламя - витязь зажёг свечу.

Княгиня Лада уже не спала. Лежала на спине, неподвижно глядела перед собой огромными тёмными глазами, в которых медленно оседал ужас ночного кошмара.

- Ты кричала, госпожа моя - Ратибор поправил скинутое на пол одеяло.

- Сон я видела, Вышатич.

Витязь чуть улыбнулся. Как ноет сердце, однако...

- Спи спокойно. Сон есть сон.

- Убьют его сегодня, Вышатич. И всех убьют.

- Типун тебе на язык! - не сдержался Ратибор, забыв о вежливости. А холодная ящерка так и бегает взад-вперёд по самому хребту... И всё не проходит сердце...

Княгиня Лада смотрела сквозь него.

- Типун мне на язык - согласилась она, медленно, врастяг произнося слова.

...

- Н-но, снулые! - рязанский ратник, правящий лошадьми, щёлкнул кнутом, и лошадки послушно прибавили ходу. Ратибор даже не пошевелился, однако умный Серко тоже прибавил - он уже сообразил, что надо держаться ближе к саням, на которых ехала молодая княгиня. Сегодня она была очень бледна, сидела неподвижно, глядя сквозь мир невидящими глазами.

- А я ему гутарю - дурень, да у ейного папашки денег куры не клюют, не по себе древо рубить взялся... - балаболил парень, стараясь по-своему развеселить молодую женщину. Княгиня не пресекала, и Ратибор тоже. Тоже почуял неладное парень, стало быть, а что до разговору - как может, старается...

- Умолкни, Онфим - тихо, медленно вдруг сказала Лада. Парень поперхнулся на полуслове, замолчал - Ратибор...

- Здесь я, госпожа - отозвался витязь. Сердце как начало ныть, так и не отпускало с утра. Худо... Какой боец с таким сердцем...

- Убивают его, Вышатич. Вот сейчас убивают его.

Ратибор молчал. Как ноет сердце...

Острая иголочка вонзилась в сердце, лопнула с неслышным уху стеклянным звоном, и боль разом ушла. Остались только пустота и холод. Страшный холод и бескрайняя пустота.

- Всё. Убили - княгиня произнесла это деревянным безликим голосом, растягивая слова.

Ратибор хотел прикрикнуть на неё, как утром: "Типун тебе на язык!" И не смог. Вот не смог, и всё тут.

Княгиня сидела всё так же, и только в глазах её вместо привычной уже стылой осенней тревоги была морозная пустота.

...

Город Москва был невелик, но сейчас казалось, будто народу в нём несметное множество. Город напоминал разворошённый муравейник. Повсюду толклись люди - и русские купцы в долгополых меховых шубах, и иноземцы в нерусских нарядах - а вот у этого на голове целый постав шёлка намотан, гляди-ка! - и прочая всякая челядь, и простые люди без счёта. Бегали стайками бойкие московские мальцы, ржали кони, ревели диковинные звери верблюды.

Ратибор привычно-цепко отмечал всё это, думая о своём. Время от времени он бросал взгляд на княгиню. Молодая женщина с того момента не произнесла ни звука, сидела неподвижно, будто спала. И сейчас она не замечала окружающего мира - ни мельтешения толпы, ни иноземных купцов в причудливых нарядах, ни даже верблюдов, на которых глазели все поголовно. Плохо, ох, плохо...

На княжьем гостином дворе на сей раз было тесно, тут остановилась конная дружина из Дмитрова, правда, без князя - тот ускакал с охраной в Переяславль-Залесский, к своему сюзерену. Отряд шёл во Владимир, и похоже, туда же исподволь подтягивались иные рати.

- Зашевелился князь Георгий - боярин Вячко желчно усмехнулся - Хоть что-то... Ладно. Сегодня ночуем в Москве, а завтра где придётся. За два дня надо до Владимира дойти.

Рязанское посольство разместили в двух смежных комнатках. В одной поселилась молодая княгиня со своим охранителем, во второй все остальные - и боярин Вячко, и витязи охраны. Повозников-кучеров оставили ночевать в санях, в хлеву, и еду им туда вынесли.

Комната, куда поселили ижеславскую княгиню, была совсем невелика, зато имела свою печь с трубой и лежанкой. Молодая женщина позволила девкам раздеть себя и уложить на лежанку, всё так же молча, будто во сне.

Ратибор подвинул тяжёлую лавку к печи, сел на неё, подбрасывая в огонь щепки и мелкие поленья. Как бы там ни было, спать ему сегодня нельзя. И уж тем более нельзя допустить, чтобы погас огонь в печи. Нельзя, чтобы княгиня Лада осталась в темноте.

Молодая женщина лежала, глядя в потолок остановившимся взглядом. Ратибор содрогнулся. Он успел кое-чего повидать в жизни, и знал - люди с таким взглядом недолго задерживаются на этом свете. Нет, так нельзя! Он обещал князю, и он должен...

Нужно сказать ей. Не просто сказать - надо сказать именно то, что ей сейчас необходимо. Эх, не учён он красно говорить... Всё мечом махать только...

- Послушай меня, госпожа моя - слова выходили трудно - Послушай. Не хорони допрежь смерти. Не надо, слышь? Надежда умирает последней.

Тёмные глаза, в которых донным льдом стыла смерть, шевельнулись, ожили. Княгиня бледно улыбнулась, одним уголком рта.

- Врут то, Вышатич. Мало ли как врут.

- Да откуда знаешь?..

- Знаю, раз говорю.

- Ну тогда послушай байку мою - Ратибор постарался рассердиться - Вот четырнадцать лет тому была у нас с этими вот татарами сеча на Калке-реке. Тогда я совсем молодой был, ещё кметем [курсантом] в дружине числился. Ну, побили нас тогда крепко - и нас, и половцев, мало кто ушёл. Так вот. Был тогда в пронской дружине витязь один, Олекса. И жонка у него была, и крепко любили они друг друга. Ну и убили в той сече Олексу. После боя, уж на третий день, почали чернецы хоронить убитых, в общие ямы сваливать. А жена Олексы прознала про сечу, и добралась до Калки - одна добралась, о-двуконь! Пришла на поле бранное, а там уж почти всех прибрали. Она и давай искать своего Олексу. Чернецы ей говорят - полно, все, кто жив ещё, давно не здесь, а тут только мёртвые остались. А она молчит знай, да ищет. И что думаешь - нашла! В общей яме, на мертвяках, ладно, сверху лежал. Без памяти был, и не дышал почитай, вот его и... Так с того дня он ещё двенадцать годов вместе прожили, я не так давно узнал, что помер он... А ты говоришь - знаю...

Княгиня слушала его, и глаза начали оживать.

- Слышала и я про того Олексу да Марью его. Владушко мой мне баял как-то - она вновь слабо улыбнулась, на этот раз обеими уголками губ - Ладно, Вышатич. Прав ты, а я дура.

- Один мой знакомый как-то сказал: "баба дура, не потому, что дура, а потому, что баба" - попытался пошутить Ратибор. Вообще-то шуточка так себе, ну да какая нашлась...

- И знакомый-то у тебя тож философ...

- А то! Ну, может, и пожиже против меня... Но с трёхсот шагов промаха не даст, точно.

...

- Слышь, Ермил, а какое число нынче-то?

- Да, кажись, шестнадцатое. Точно, шестнадцатое.

Всадники негромко перекликались, кони продвигались вперёд рысью, скрипели полозья саней. Первей привычно держался возле саней, в которых ехала ижеславская княгиня, зорко озирал берега. Клязьма тут была речонкой довольно узкой, совсем не то, что могучая Ока. Густой ельник нависал над обеими берегами, мохнатые лапы вылезали, качались под порывами ветра над самой рекой. Самое место для разбоя.

- А ну, подтянись! Середины держаться! - зычный бас боярина раскатился над заснеженной гладью реки, сонным лесом. Почуял и боярин, значит, опаску имеет.

Обоз подтянулся, сани шли теперь впритык, след в след. Разговоры стихли вовсе, бывалые витязи расчехлили луки, закинули на спину колчаны-тулы, кто-то помоложе нервно грел в ладони рукоять меча. Возчики, из простых ратников, тоже приготовили оружие.

Вообще-то даже для большой шайки разбойников два десятка бывалых витязей - добыча крайне опасная. Но, с другой стороны, купцы сейчас тоже ходят большими обозами, саней до полуста и более. Все с оружием, и охрану неслабую нанимают. Да и смерть от голода в зимнем лесу куда хуже, чем от меча. И вообще, в этом деле всё решает внезапность.

Ратибор ещё додумывал свои мысли, а левая рука уже привычно выдернула лук из налучи, в то время как правая тянула из тула стрелу. Он спрыгнул с коня прямо в сани, придавив княгиню всем телом, и вовремя - рой стрел, выпущенных с каких-то сорока шагов, обрушился на отряд, по броне лязгнуло железо. Вскрикнул, зарычал Онфим - должно быть, стрела пробила кольчугу. Лошади взвились было, однако Онфим опытной рукой удержал их, несмотря на рану.

Время словно растянулось. Медленно, как во сне, вываливались на речной лёд из густого ельника разбойники - сразу с двух сторон, с рогатинами и топорами. Стрелки, тоже выступившие из чащи, уже вновь натягивали тетивы, готовясь повторить залп. Шайка была немаленькой, гораздо более полусотни разбойников, если не вся сотня.

А руки витязя уже делали своё дело, не дожидаясь команды головы. Он привстал и с колена пустил первую стрелу во вражеских лучников. А вдогонку вторую и третью.

Да, на этот раз разбойничкам, похоже, придётся трудно. Стрелков в шайке было не меньше тридцати, но большинство так и не успело повторить свой выстрел. Ответный залп буквально смёл их с лесной опушки, а ещё спустя пару мгновений стрелять стало и вовсе некому.

- В мечи! - зычный бас боярина Вячко разнёсся, наверное, до самого Владимира. Ну по крайней мере до Москвы, от которой отряд не успел уйти слишком далеко.

Команда была услышана и исполнена мгновенно - все верхоконные разом разделились на две равные группы и встретили набегавших разбойников клинками. Сам боярин тоже ринулся в бой, не щадя живота. И только возчики, княгиня и сам Ратибор остались в санях.

Ратибор посылал стрелу за стрелой, спокойно и чётко, как на ученьи. Лук ему сработал знаменитый мастер Лесина, живший под городом, в сосновом бору (мастер был угрюм и городской суеты и скученности не любил). Другие ратники-повозники тоже стреляли.

Кое-кто из разбойников имел кольчуги, но с такого расстояния от лука мастера Лесины защитить мог разве что немецкий рыцарский панцирь, и то далеко не всякий. Большинство же было просто зверовидными одичавшими мужиками, одетыми в грязные тулупы. Разбойнички валились снопами, на ходу теряя боевой пыл. И когда в их толпу врезались конные витязи посольской охраны, они с готовностью обратились в бегство.

Время восстановило свой нормальный ход, и Ратибор с удивлением обнаружил, что в туле нет ни одной стрелы. А было две дюжины ровно, между прочим. На лёд из лесу выкатилось до сотни разбойничков, но обратно в чащу успели юркнуть хорошо, если с десяток. А времени и всего-то прошло - гашник на штанах толком не распустишь...

- Как ты, госпожа моя? - Ратибор вдруг испугался, что примет она его за труса. Ну как же - все грудью в бой, а он с бабой в санях...

- Ты промазал ли в кого, Вышатич?

И сразу отлегло от сердца - так спросила...

- В одного промазал - сокрушённо повинился витязь - упал он нежданно. Хреновый из меня философ.

- Ха! Мне бы так-то... - Онфим зашипел и вытащил из окольчуженного плеча неглубоко засевшую стрелу с узким жалом бронебойного наконечника - Глянь-ка, бронь пробили, язви тя...

Витязи бродили среди валявшихся в беспорядке разбойничков, добивали раненых. Княгиня несмело улыбнулась, и Ратибору вдруг почудилось - среди серой декабрьской хмари проглянуло солнышко.

- Другого-то философа боле нету у меня, Вышатич.

...

- Леший бы забрал этих татей проклятых, душегубцев безглавых... Развёл князь Георгий нечисть на своей земле, не следит ни хрена...

- И на рязанской земле тати имеются, боярин - подал голос Ратибор.

- Наши тати почуяли, чем пахнет, в леса попрятались. А до тутошних, видать, не дошло пока.

Боярин Вячко был зол. Ещё бы - хотя убитых в отряде и не было, легко ранеными оказались почти половина. Сказался первый разбойничий залп, да и в рукопашной кого-то зацепили. Наскоро перевязав раны на морозе, отряд начал искать ночлег.

Они остановились в каком-то крохотном селении, в пять курных изб. И нашли-то её только по запаху дыма. Хотя деревушка-весь разместилась буквально у самой Клязьмы, с реки её было не видно - жители предусмотрительно не тронули лес у самой воды, и даже деревянных мостков было не видать.

Княгиню разместили в крохотной бане, даже без предбанника. Пожилая рябоватая хозяйка протопила баньку, после чего Ратибор отослал её, тщательно проветрил баню, выпустил дым и скутал, чтобы прогрелось дерево.

Он внимательно осмотрел дверь, сбитую из толстых, в ладонь, плах на крепких железных петлях. Гляди-ка, не пожалел хозяин, потратился... Витязь поднатужился, крякнул и снял дверь с петель. Забросил под банный полок.

- Это-то зачем, Вышатич? - подала голос княгиня.

- Наружу дверь-то отворяется - проворчал Ратибор, вешая в дверном проёме меховую полость, взятую из саней - Припереть дрыном да поджечь - и вся недолга...

Он откинул полость, приглашая внутрь.

- Добро пожаловать, госпожа моя.

...

Свечи, как много свечей. Они стояли пучками, они стояли цепочками, и всё это свечное великолепие окружили тесным кольцом самые здоровенные свечки, плотно, одна к одной. Разве можно ставить рядом столько свечей, подумал Ратибор, и тут крайняя из них вспыхнула. От неё тут же занялась вторая, третья, ещё, ещё... И вот уже всё собрание пылает ослепительным огнём, истаивая от жара...

Витязь проснулся разом. Сердце снова колотилось, как тогда, но боли не было.

- Не спишь, Вышатич? - донёсся до него тихий голос.

- Не сплю - помедлив, ответил Ратибор.

- И мне не спится.

И снова молчание. Витязь успокаивал сердце.

- Как мыслишь, Вышатич - вновь заговорила Лада - устоит Рязань?

Ратибор помедлил, раздумывая. Легче всего было ответить "знамо, устоит" Но Ратибор уже уяснил, что княгиня далеко не дура, чтобы утешиться бодряческим ответом.

- Ежели стены устоят, то и Рязань тоже... - осторожно ответил он.

- А ежели проломят стены?

- Не знаю. Очень уж их много.

И снова молчание, долгое, вязкое.

- А ежели бы всю рать, что князь Юрий собрал, на стены поставить? - вновь спросила Лада.

- Тогда да. Вот только окромя Рязани на земле Рязанской ничего не осталось бы. Всё пожёг бы Батыга.

- Лучше потерять часть, хотя бы и большую, нежели всё без остатка. И так всё теперь пожжёт.

Ратибор поперхнулся, закашлялся. Надо же, баба и то поняла. А великий князь Рязанский не понял...

...

Ратибор проснулся от скрипа снега под ногами идущего человека. Рука сама цапнула черен меча, не дожидаясь команды от сонного мозга. Ещё спустя мгновение витязь стоял возле занавешенного меховой полостью низенького дверного проёма.

- Э-эй, не балуй - донёсся до него голос боярина Вячко - Я это. Из лука свово спросонья не садани!

- Чем обязаны, Вячеслав Михалыч? - отозвался Ратибор, выходя наружу. Он нарочно назвал боярина по-княжески, Вячеславом вместо обычного Вячко. Лесть для любого боярина - первое дело, слаще мёда.

- Можно ли гостя на морозе держать? - вопросом на вопрос ответил боярин, и покуда Ратибор думал, опередил его - Госпожа княгиня, дозволь в терем твой...

- Да заходи уже, Вячеслав Михалыч, одетая я - подала голос княгиня, избавив Ратибора от необходимости решать вопрос.

Некоторое время витязь возился, высекая огонь и разжигая свечку в походном подсвечнике-фонаре, со стеклянными стенками. Боярин степенно разместился на лавке, княгиня уселась на полке, внимательно глядя на собеседника. Ратибор разместился на низеньком пороге.

- Плохо дело - начал боярин - Из-за татей безмозглых мы сегодня день, почитай, потеряли - он усмехнулся в бороду - который под Коломной отыграли. И хуже того, раненых много у нас. Многие верхом ехать цельный день не смогут. Я вот что думаю - завтра раненых всех в сани, и пустить неторопью. С охраной малой, само собой. А сам с пятком резвецов верхом, о-двуконь во Владимир. Думаю к ночи добраться.

Он замолчал, давая собеседникам время подумать.

- Опасно задумал - подал голос витязь - С обозом сколь народу верхами остаётся?

- Полдюжины.

- Опасно, боярин - повторил Ратибор - Ежели вторая такая шайка татей...

- Опасно! - взорвался боярин - Кабы не опасно, пошёл бы я вас тут будить посередь ночи! - Он помолчал, успокаиваясь - Ты мне вот что скажи... Как поедет госпожа княгиня, с обозом?

Ратибор поглядел на княгиню. Молодая женщина тоже задумалась.

- Запасные кони найдутся для нас двоих?

Боярин крякнул.

- Найдём. Так, выходит...

- Верхами поеду я - княгиня тряхнула головой.

- Так ведь с затемна до ночи без отдыха почитай поскачем - боярин смотрел пытливо - Не тяжко?

- А кому сейчас легко, Михалыч? - жёстко усмехнулась княгиня - Сдюжу я.

- Ты что скажешь, оберег ходячий? - боярин перевёл взгляд на витязя.

- С вами поедем - подал голос и Ратибор - Безопасней верхами.

Боярин вздохнул, явно сваливая груз с плеч.

- Ладно. Перед рассветом выходим, а до того завтрак. Не просыпайте уж.

Он вышел, откинув полог. У порога задержался, потрогал прислонённый к стене ратиборов лук, прямившийся сейчас со спущенной тетивой.

- Я всё спросить порываюсь, Лада Олексовна. Это ты летось скакала в седле на руках-то?

- Было такое - почти без улыбки ответила княгиня.

- Гы-хм... - издал неопределённый звук боярин - Тогда доедем.

Витязь усмехнулся. Было такое, было. Ведь совсем молодая девчонка, ежели разобраться. Ну и тянет по молодости на озорство. Он сам был свидетелем, как княгиня проскакала по полю, стоя в седле на руках вниз головой, и юбка задралась, несмотря на защепку. Князь здорово ругался тогда - несолидно...

...

Да, снега привалило заметно. Очень заметно. Копыта коней проваливались выше бабок, и звук гасился почти полностью. С одной стороны, это неплохо. С другой, кони заметно устали, а до града Владимира ещё скакать и скакать...

Маленький отряд двигался плотной группой, стараясь держаться середины Клязьмы, уже заметно более широкой в этих местах. Закат пламенел за спиной тёмно-багровым, предвещая на завтра ненастье. Отставшему обозу придётся туго. Не нарваться бы на разбойников по-новой, на фоне заката восемь вершников были отличной мишенью...

Видимо, такие мысли одолевали не одного Ратибора. Сегодня всадники не перекликались на ходу, не гарцевали. Опытные витязи озирали берега, плотно заросшие исполинскими елями, напряжённо и внимательно, стараясь не пропустить малейшее движение. Но всё было недвижно в зимнем лесу, ни звука не доносилось из чащобы, и даже вездесущие дятлы перестали выбивать свои барабанные трели.

Постоянное напряжение служило, однако, и добрую службу, приглушая гнетущую тревогу, не покидавшую ратников. Как-то там Рязань, взяли ли её в осаду, или хан Батыга, сочтя потери чрезмерными, отступил-таки в степь? Вряд ли, но кто знает... Степняки - народ непонятный...

Непролазная чащоба расступилась, открыв взору деревеньку. Ещё чуть поодаль показалась другая. Девственная белизна свежевыпавшего снега нарушилась следами недавно проехавших саней.

- Ну, кажись подъезжаем - проворчал боярин.

Всадники повеселели, кое-кто завёл разговор. Чем ближе к городу, тем гуще лепились к воде деревни, белая гладь реки постепенно превращалась в торную дорогу, густо унавоженную и разъезженную местами до льда. А впереди на тёмном сумеречном фоне зимнего неба уже смутно проступали башни и колокольни Владимира.

...

- Посольство князя Юрия Рязанского к великому князю Георгию Всеволодовичу Владимирскому!

Ворота стольного града Владимира, конечно, не чета коломенским, подумал Ратибор, проезжая через зев воротной башни. Недаром их "Золотыми" кличут. Вот только выдержат ли они удары тарана? На такой случай чем уже и ниже ворота, тем лучше, пожалуй...

Город уже отходил ко сну, хотя огонь в домах кое-где ещё теплился. К маленькому отряду добавились провожатые, так что кортеж получался довольно внушительный (боярин Вячко всё переживал по поводу недостаточной численности посольства - несолидно). Что касается Ратибора, ему было всё равно - был бы толк. И вообще, сейчас не о чести боярской печься надо, а о том, как помочь Рязани. Там сейчас каждый умелый меч на счету.

Витязь покосился на княгиню. Молодая женщина держалась в седле неплохо. Весьма неплохо, если учесть, что они проскакали нынче белее сотни вёрст, чуть не на ходу меняя коней.

- Устала, госпожа моя? - Ратибор попытался улыбнуться ей, и удивился - губы стянуло, словно столярным клеем смазаны. Не вышла улыбка.

- Есть такое, Вышатич - тоже без улыбки ответила она.

У ворот княжьих хором их встретил молодой князь Всеволод, старший сын Георгия Всеволодовича, с боярами. Ничего не скажешь, вроде как с почётом встречают. Вот только не почёт нынче нужен послам рязанским...

- Привет тебе, славный боярин рязанский, и вам, господа рязанцы. Батюшка сам не может сейчас принять вас, вы уж не серчайте, меня вот послал. Располагайтесь, отдохните с дороги, а завтра...

- И мы прощенья просим, молодой князь - боярин Вячко поклонился ровно настолько, насколько это полагал этикет - Только не до отдыха нам сейчас. Каждый час нынче дороже золота. А потому прошу тебя, проведи к отцу.

...

- ... И как это ты, милая, собралась в такую даль, да без свиты... Девку какую с собой взяла бы... Я бы ни за что не решилась...

- Торопились мы очень. Татары могли путь заступить. Пришлось верхами в ночи скакать, с полуста витязями. Нету у меня таких-то девок, матушка...

- Ой, горюшко...

В светёлке было немало народу - великая княгиня Агафья Всеволодовна с невестками, внучка её, да молодая совсем девчонка по прозванию Прокуда - какая-то родственница Агафьи, да какие-то приближённые девки. Спрашивала сейчас молодая княгиня, жена младшего сына князя Георгия. Княгиня Лада сидела в углу, держалась скромно, но с достоинством.

- Ой, а правду говорят, будто у этих самых татар бороды нету, а ноги-руки шерстью заросли, ровно у баранов?

- Не знаю, я их не видала вблизи-то. Вот мой оберегун, Ратибор Вышатич, тот видал. Он ещё на Калке с ними свиделся.

- А где он, кстати? - спросила княгиня Агафья - Чтой-то не видно его. Непонятно даже, как возможно сие!

Женщины звонко расхохотались. Ратибор, слышавший всю беседу до последнего слова, тоже усмехнулся. Годы службы вятшим витязем у князя Ижеславского не пропали зря, и ему вовсе не обязательно было толкаться у всех на виду, чтобы держать ситуацию под контролем. Дверные проёмы да тёмные углы на что?

И ещё где-то в самой глубине возникло сложное, горько-завистливое чувство - как смеются легко, не учёны ещё татарами...

- Слышь, Ратибор Вышатич - вновь подала голос княгиня Агафья - Выдь, покажись!

Женщины снова засмеялись было, но разом оборвали смех - витязь возник, будто из ниоткуда.

- Звала, матушка?

- Фу ты, леший, аж напугал! - княгиня Агафья даже перекрестилась - Как-то у тебя выходит сие...

Витязь сдержал ухмылку. Не так уж и сложно это - на мгновение отвести всем глаза и в три размашистых бесшумных шага преодолеть расстояние от полутёмной двери до ярко освещённой середины светёлки.

- Рассказал бы ты нам про татар, кто они такие? Что за люди, что все их боятся? Вот тут намедни чернец Акинфий сказывал, будто сие есть народы библейские Гога и Магога, что из преисподней вышли, дабы весь свет сгубить.

Витязь задумался. Про себя он питал некоторую робость перед книжным учением. Кто его знает, а может, и правда гога-магога? Раз пишут люди учёные...

- Как сказать тебе, матушка... Степняки и степняки. Только росту все невеликого, и чернявые, не то, что половцы белобрысые. Ноги кривые, оттого, что с коня не слазят даже по нужде малой, да и по большой не всегда - так всё с коня и делают (женщины прыснули сдавленным смехом). И не моются никогда, как говорят, оттого дух от них тяжёлый - витязь чуть улыбнулся - особенно ежели шестопёром или булавой ошарашить - хоть нос зажимай (женщины снова прыснули).

- А чего ж все так боятся их? Чего боярин ваш прибежал у князя нашего подмоги просить?

И тут Ратибор разозлился по-настоящему, даже скулы свело. Ну-ка, потише, прикрикнул он на себя мысленно.

- А оттого, матушка, что много их. И вместе они, а мы поврозь. И ежели не поможет князь Владимирский нам, то вскорости ты сама их узреешь во плоти. Вот здесь, в стольном граде вашем Владимире.

- Ну, то дела великого князя - поджала губы княгиня Агафья, явно задетая дерзкой речью какого-то охранника - и не тебе в него соваться.

- Позволь, матушка - вдруг заговорила княгиня Лада чуть дрожащим голосом - он правду ведь говорит. Должно, Рязань сейчас уж в осаде. Ежели бы князь Георгий Всеволодович ударил сейчас со спины на поганых - лучше ведь и не придумать!

И снова Ратибор изумился. Ну надо же, баба, почитай девчонка, а рассуждает, как воевода опытный. Ежу понятно, нанести внезапный удар с тыла по войску, изготовившемуся к осаде, да одновременно сделать общую вылазку из города - лучше и не придумать...

- Не наше это дело, не бабье - уже с нажимом произнесла княгиня Агафья.

- Прости меня, матушка, но нынче уже и наше! - голос Лады зазвенел - Вот мы тут сидим в тепле, а рязанцы сейчас на стенах града кровью обливаются! Кто не понимает, что врага лучше бить на чужой земле, нежели на своей...

- Ну вот что! - возвысила голос княгиня Агафья - Устала ты, милая, с дороги. Поди отдыхай.

...

- Не спишь, Вышатич?

Ратибор ответил не сразу.

- Не сплю.

- И мне не спится.

Снова помолчали. Княжьи хоромы постепенно затихали, отходя ко сну. Где-то за печкой нудно пилил сверчок, заглушая прочие неясные звуки. Витязь поморщился - бесы бы взяли сверчка этого, хуже нет для охранника... И не услышишь ворога, как подберётся...

- Твои-то где сейчас, Вышатич?

- В Рязани. Князь обещал взять в Рязань за собой.

Снова помолчали.

- И мои все тамо. Отец вот на днях малым воеводой у князя Юрия Рязанского поставлен. И брат в верхоконных...

Снова повисло долгое молчание. Ратибор хорошо понимал, что молодой женщине сейчас просто нужно о чём-либо говорить.

- У моей сестры старшой малец такой смешной...- снова заговорила она - Нипочём не желает штаны летом носить. Я ему - Сёмко, ты пошто без штанов бегаешь? Гляди, собаки срам откусят! А он мне - а ежели я штаны порву ненароком, так мамка точно мне срам оторвёт. А от собак я палкой...

Витязь засмеялся.

- Я такой же смолоду был, госпожа моя. Токмо меня и за рубахи загубленные пороли, так я что удумал - с утра уйду в луга альбо в лес, сниму там одежонку, да захороню где-нито. А как набегаюсь-наиграюсь всласть, так одену и назад иду уж жених женихом...

Теперь засмеялась княгиня.

- И доколе ты так бегал-то?

- Да годов до восьми. И ещё побегал бы, да однова осечка вышла...

Витязь замолчал.

- Какая осечка? - не выдержала женщина.

- А попёрли как-то одёжу мою - Ратибор ухмыльнулся - И пришлось мне голышом в город пробираться. Так я что ещё удумал - со стадом овец прошмыгнуть решил, да овцы испугались и выдали меня страже воротной... Так в караулке голышом и сидел, покуда отец за мной не пришёл, с одёжой...

- Что сказал отец-то?

- Да так вроде ничего... Выпорол молча.

Они ещё посмеялись, и витязь вдруг почувствовал, будто на мгновение разжались невидимые чудовищные клещи, державшие за горло все последние дни...

...

-...Нельзя медлить, княже! Никак нельзя! Должно, Батый уж под стенами рязанскими стоит, осаду ведёт. И с каждым днём...

Рязанский боярин Вячко тяжело дышал, отдувался. Богатая шуба, положенная послу великого князя к великому князю, тяготила его в жарко натопленной комнате.

- Ты лучше скажи, сколь на стенах Рязани ратных людей осталось, Вячко Михайлович? - подал голос один из думных бояр.

- Не знаю - помедлив, ответил Вячко - Думаю, тысяч пять али шесть.

Среди бояр произошло общее движение, и князь Георгий Владимирский скептически усмехнулся.

- Как нам известно от "языков" татарских, у хана Батыги триста тысяч войска. И ты советуешь нам бросить сейчас ростово-суздальскую рать на такую орду? На верную погибель, как князь Юрий Рязанский?

- Врут! - рязанский боярин стукнул кулаком по столу - Нету такой силы у Батыги! У князя моего верные сведения добыты. Сто сорок тысяч воев у него, а остальные кашевары, пастухи бараньи да стервятники, что полон скупают да добро награбленное. И к тому ж, я думаю, потрепали их князь Юрий со товарищи...

- Ну, не знаю, сильно ли потрепали... А у меня здесь сейчас не столько войска, все за данью ушли, в зажитье... Вот соберу назад...

- Токмо сейчас, и не медля! Вот сколько есть, столь и послать войска! К тому ж на днях подмога с Чернигова должна подойти, за коей воевода Евпатий Коловрат послан. Вот враз со всех сторон и ударить по вражьему стану! А покуда будешь ты собирать всех до последнего ратника, татары Рязань возьмут, и встанут под стены Владимира. Как отбивать будешь?

- Ты меня не учи! - возвысил голос и князь Георгий - С божьей помощью отобьём как-нибудь! Вот под этими стенами и побьём всех поганых, коли так встанет. Только рать тут нужна немалая, и не спорь! Я за своих людей ответчик перед Господом, и класть их зазря не собираюсь. Не князь Юрий Рязанский! Всё, свободен!

...

-...Господи, просвети и наставь раба твоего, как и какими словами достучаться мне до башки деревянной князя Георгия Владимирского... Ослеплён он гордыней диавольской, один за всю Русь себя ставит... А время уходит, истекает кровью земля рязанская... И людей своих всех погубит, и землю русскую всю погубит... Просвети, Господи, и наставь!..

Боярин Вячко молился истово, крестясь и стукая в пол заросшей кудлатым седым волосом башкой, то и дело мимоходом поддёргивая сползающие исподние штаны.

В дверь тихо постучали, но боярин продолжал молиться, не обращая внимания. Вошёл рязанский витязь, из тех, что сопровождал боярина в верховой скачке до Владимира. Видя, чем занят боярин, тихонько присел на лавку в тени.

- Чего тебе, Олекса? - наконец соизволил заметить его боярин, закончив молиться.

- Там наши раненые прибыли, Вячеслав Михалыч - подал голос Олекса.

- Все живы?

- Вроде все.

- Тяжёлых нету?

- Нету. Обошлось, и раны не нагноились ни у кого.

- И то ладно... - боярин вздохнул тяжко - Сегодня уж девятнадцатое?

- На двадцатое переваливает.

- Господи... Время идёт, а толку нету! Уж лучше бы мне на стенах рязанских стоять!

...

-...Нет, не могу я сидеть с ними, Вышатич - княгиня Ижеславская нервно мяла руки, стоя перед окном - Сидят, вышивают... Кому вышивают-то? Хану Батыге ведь всё достанется!

Она замолчала, неотрывно глядя в застеклённое окошко, за которым стыла непроглядная зимняя тьма. Хорошие у князя Владимирского окошки, богатые - всё стекло, слюды и нету нигде...

- Женская доля шить да стирать, мужняя - в поле за своих умирать... - отозвался Ратибор, помолчав.

- И ты! - молодая женщина отвернулась от окна - И ты тож туда! Ровно мы овцы в загоне! Нет, Вышатич, не таковы бабы русские, не знаешь ты нашего нутра...

- Как не знаю - вздохнул витязь - Женатый был. Русская баба тихая да смирная до поры... А как ноздрёй дёргать начнёт - лучше отойти от греха... Порвёт...

В горницу, тяжко ступая, вошёл боярин Вячко. Сел на лавку, повесив голову.

- Вести какие, боярин? - не выдержав, спросила княгиня Лада.

- Вести? Нет вестей... - боярин потёр грудь - Саднит у меня тут... Не сделал... Не внемлет князь Георгий никаким словам, хоть в ногах валяйся. Зря ехал... И людей взял, когда сейчас каждый меч на счету...

- Много ли значат неполных три десятка мечей-то?

- Много, не много... А всё польза. А тут...

Он встал, тоже подошёл к окну.

- Сыны у меня в Рязани, старуха... Дочь с зятем, купец он... А внучку особо жаль... Бывало, за бороду меня теребит - деда, вот мне бы таку бороду! Тебе-то зачем, Машута, спрашиваю? Ну как же, грит, а на горке кататься можно цельный день, и не замёрзнешь...

За окном перекликались ратники, слышался звон железа, коротко заржал конь. Князь Владимирский собирал все рати воедино, срочно отозвав разосланные по городам и весям за данью отряды. Городским жителям вовсю раздавали оружие и брони из княжьих оружейных кладовых, неумелых ратников с утра до ночи учили воинскому искусству.

- Ладно - боярин повернулся к двери - Пойду спать. Завтра уж двадцать первое декабря... Попытаюсь ещё раз достучаться до врат запертых... Вот сердце саднит чего-то...

...

Ратибор стоял, едва не шатаясь от усталости, и выглядывал в бойницу. Огляделся мельком направо-налево. На узких лесах из тёсаных плах, вглядываясь в узкие бойницы громадного частокола, стоят бородатые, угрюмые мужики. Воспалёнными от пяти дней бессонницы глазами, они смотрят на приближающийся вал воющих низкорослых татар - которая уже атака. Стрелы с тихим жужжанием проносятся над головами, с резким звуком впиваются в частокол. Самим рязанцам отвечать уже нечем - стрелы кончились. Пар от дыхания, удушливая вонь пожарища, тусклый блеск кольчуг немногих уцелевших витязей. А в полуверсте - неуклюжие чудовища китайских камнемётов. Со стен отчётливо видно, как толпа оборванных пленных русичей, подгоняемая татарскими плетями, тянет канаты, как опускается длинное бревно-рычаг, как китайцы катят громадный камень. Китайский мастер взмахивает кувалдой, чека выбита - и, словно повторяя его взмах, взлетает вверх рычаг камнемёта. С шипением валун несётся на город, страшный удар сотрясает частокол. Только бы выдержал!

-... А-а-а... Не надо... Не уходите... Не умирайте...

Витязь проснулся, рука уже привычно сжала черен меча. Опять... И сердце ноет, как тогда...

- А-а-а... Не надо...Больно... А-ах!

Княгиня Лада рывком села на постели, призрачно белея в ночной тьме.

- Вышатич, спишь? - и голос сдавленный, дрожит...

- Нет, госпожа - тотчас отозвался Ратибор.

- Томно мне, Вышатич... Не могу...

- Жарко тут - помолчав, ответил витязь - Топят сильно.

- Не надо, Вышатич. Зачем? Кончается Рязань, я чую.

- Типун тебе на язык! - Ратибор разом сел на своей походной кошме, силясь унять саднившее сердце, и чувствуя, как ледяной холод пробирает сквозь одежду.

- Типун мне на язык - медленно согласилась молодая женщина.

...

-Да что же это, матушка, ты не ешь-то ничего? Глянь, похудела-то, ведь князь твой тебя любить не будет, коли так и дальше пойдёт...

Княгиня Агафья была искренне расстроена поведением гостьи и напоминала сейчас сердобольную няньку.

- Неможется мне - сама не замечая, княгиня Лада допустила грубость, никак не повеличав великую княгиню, но та сегодня была великодушна.

- Ну ясно, всё взаперти да в тревоге. Ты погуляла бы, что ли... Вон цербер твой из двери выглядывает, тоже застоялся поди, конь дебелый...

Ратибор еле заметно усмехнулся. Понятно, сама великая княгиня Владимирская может говорить кому угодно и что угодно, и грубостью это не назовёшь.

- И то - Лада встала - Благодарствую за хлеб-соль - она поклонилась.

- Ты к обедне пойдёшь ли, милая? - вдогонку спросила Агафья.

Княгиня Лада остановилась в дверях.

- Пойду, госпожа моя.

...

- Великому князю Владимирскому и Суздальскому Гюргию Всеволодовичу до-о-олгая ле-е-та!

- До-о-олгая ле-е-ета! - согласно грянул хор.

В храме было полно народу, дым от кадильниц и свечей слоился, пронизанный разноцветными солнечными лучами, бьющими из богатых наборных окон венецианского стекла. Княгиня Агафья, стоявшая впереди на шемаханском ковре, морщилась - луч то и дело заглядывал ей в глаз, отвлекая от моления. Рядом с княгиней Агафьей стояла невестка, с мальцом на руках. Малец, в отличие от бабушки, всё своё внимание сосредоточил как раз на солнечном луче, казавшемся в дыму и полусумраке осязаемо плотным. Время от времени малыш протягивал руку и пробовал ухватить луч, и после очередной неудачи озадаченно сопел, сосал палец, но спустя некоторое время повторял попытку. Упорный будет парень, подумал Ратибор.

-...Ниспошли, Господи, Великому князю Владимирскому Гюргию Всеволодовичу победу над всеми ворогами его, и всея земли Владимирской и Суздальской!..

Да, вот это жизненно, подумал витязь. Вот это очень даже хорошо бы. Вот только Господь наш в великой милости своей чаще помогает всё-таки тем, у кого голова на плечах. Хотя, с другой стороны, дурням тоже нередко везёт... Да, но то именно деревенским дурням, и всё больше по мелочам. А князь Владимирский не деревенский дурень, он по-своему очень умный человек. А гордыня - не дурость, данная свыше, а приобретённый порок. Смертный грех, если верить Священному писанию...

Витязь не питал никаких тёплых чувств к князю Георгию, несмотря на то, что проживал в его доме. Грешно? Возможно. Но какие могут быть ещё чувства к человеку, своим упрямством и недальновидностью обрекшему Рязанскую землю на дикое разорение? И всё-таки сейчас Ратибор искренне желал, чтобы затея князя Георгия Владимирского удалась. Если нет... Страшно даже подумать, что будет с Русью...

-... Ниспошли, Господи, погибель всем врагам Великого князя Владимирского Гюргия Всеволодовича и земли нашей!.. И да сгинут оне в геенне огенной!..

А вот это было бы вообще отлично, усмехнулся про себя Ратибор. Он вдруг живо представил себе, как разверзается земля под неисчислимым Батыевым воинством, и как огненные языки вымётываются из колоссальной пропасти... Нет, это совсем уж несбыточно. Ну хорошо, пусть не так. Пусть навалится на степняков какой нибудь мор, чтобы каждое утро сносили в огромные кучи умерших за ночь, пока не переносят всех...

- Ами-и-инь!

Ратибор вздохнул. Нет, не будет мора средь степняков, похоже. И уж тем более не разверзнется под ними геенна. И биться с ними придётся мечом. Господи, Господи, даруй же ты победу этому дурню, мнящему себя умнее всех прочих!

...

-...На лукошке с яйцами ей сидеть, а не княжить в городе стольном! - княгиня Лада ехала стремя в стремя рядом с Ратибором, кусая губы. Кобыла Игреня под ней нервно пританцовывала - во-первых, застоялась, во-вторых, чувствовала взвинченное состояние хозяйки - Да я бы на её месте мужу спать не дала! Гусыня перекормленная!

Ратибор не отвечал. Сердце с раннего утра ныло всё сильнее. Плохо дело... Ну какой он воин с таким-то сердцем... Того и гляди, самого нести придётся...

Навстречу им спешили сани с припасами, торопились люди, кто-то обогнал на скаку. Больше всего было ратных людей, пеших и конных, с оружием. Проползли тяжёлые двойные сани, гружёные могучим, в два обхвата, бревном. А вот ещё... Всё-таки не дурак князь Георгий, подумал Ратибор. Собирает рать, как бешеный, и город готовит к осаде загодя. Может, и впрямь отстоит свой стольный град Владимир?

- Не молчи, Вышатич - вдруг отчаянно попросила молодая женщина - Хоть ты не молчи!

- Не знаю я, что сказать, госпожа моя - отозвался Ратибор - Никакой из меня философ.

- Плохо тебе, Вышатич? - княгиня цепко заглянула ему в глаза.

- Очень - честно признался витязь - Сердце с утра ноет...

- Вот как... - она ещё помрачнела - И у меня так...

Короткий декабрьский день угасал, синие тени выползали из переулков, скрывая грязный, унавоженный снег. Сердце вдруг забилось так, что Ратибор пятками придержал коня, прижал руку к груди. Острая игла кольнула больно, и враз всё исчезло. Осталась только холодная пустота.

Он встретил внимательный взгляд, от которого стало ещё страшнее.

- Всё, Вышатич. А ты говоришь - типун...

...

Венецианские стёкла оплывали, истекали водою, и только по краям, там, где стекло соприкасалось со свинцовым переплётом, ещё сохранялся ледок. Стёкла забавно искажали маленьких человечков, бегающих туда-сюда по обширному княжьему двору. Ратибор стоял и бездумно смотрел, как во дворе суетятся люди. Ага, похоже, гости прибыли откуда-то.

Он вышел из светёлки в просторные полутёмные сени. Сейчас узнаем...

- Что там за шум? - витязь поймал за подол пробегавшую мимо дворовую девку.

- Князь... Князь рязанский Роман Ингваревич приехал... - впопыхах протараторила девка, вырываясь. Ратибор отпустил её.

- Наконец-то! - княгиня Лада вскочила, как пружина. - Хоть какие-то вести...

Она выскочила из комнаты, в чём была, едва накинув платок на голову. Витязь шёл сзади, судорожно стискивая ненужный сейчас меч потной ладонью. Сейчас узнаем...

Вход в покои великого князя Владимирского охраняли сразу четверо витязей, закованных в доспехи с головы до пяток - что твои статуи. Какой-то не то купчина, не то боярин иногородний безуспешно пытался проникнуть сквозь несокрушимый заслон.

- Не велено!

Молодая женщина обернулась к Ратибору.

- Вышатич, голос у тебя зычный. А ну-ка, объяви меня, да погромче.

Ратибор ухмыльнулся. А что, вполне могло и сработать...

- Княгиня Ижеславская к великому князю Владимирскому! - громогласно объявил он. Народ начал расступаться, и княгиня Лада важно, но решительно подошла к дверям. Ратибор следовал по пятам неотступно, изображая собой головную часть личной дружины княгини - рыл этак в пятьсот, не меньше.

Тяжёлые секиры скрестились перед носом у княгини Ижеславской.

- Как смеешь!..

- Не велено, матушка - старший витязь стражи чуть поклонился - Ступай с богом.

Княгиня побледнела. Стражники смотрели невозмутимо, и только в глазах таился смех.

- Пойдём, госпожа моя - произнёс Ратибор - они в своём праве, службу исполняют, как велено.

Они уже направились к выходу, когда у двери их догнал почтительно-смиренный вопрос.

- Прости, матушка, уж больно народ тут у нас интересуется... У вас в Ижеславле городе ворота имеются, али просто прореха в плетне?

Княгиня Лада замерла, закусив губу, в лице ни кровинки. Ратибор обвёл взглядом ухмыляющиеся хари дворовых людей.

- И у вас тут скоро прорех в плетне вашем навалом будет, господа владимирцы. А покуда веселитесь. Доброго здоровья вам!

И уже на выходе, краем глаза заметил, как замерли на лицах ухмылки.

...

Великий князь Георгий Всеволодович сидел, хмуря брови. Рязанский князь Роман сидел на лавке напротив - великая честь, между прочим. Вот только разве дождёшься от этих рязанских благодарности...

- Что скажешь, Роман Ингваревич?

- Прежде всего спасибо тебе, княже, за подмогу своевременную - князь Роман кривил губы. Великий князь засопел, грозно насупившись, глаза вот-вот метнут молнию. Да только наглому рязанцу, похоже, было наплевать.

- Вывел нас в поле князь наш Юрий Ингваревич. Хотел землю рязанскую от погрома всеобщего да разорения уберечь. Тридцать тысяч с лишком ратных было! Да только татар куда больше. Бились мы крепко, раз прорубились сквозь строй, думали, дрогнут поганые - куда там! На место одного убитого ещё два встают. А нам подмоги ниоткуда... Всех побили, ведь тридцать тысяч войска побили, и лучших витязей, резвецов да удальцов, понимаешь ли ты?! И хоть бы одна сволочь... Никакой ведь подмоги...

- Скорблю о сём с тобой, брат - спрятав молнии в глазах, пробасил князь Георгий.

- Ты! Скорбишь! Это вместо подмоги!..

- Не смей хулить великого князя! - вмешался думный боярин владимирский.

- Тихо! - властно пресёк назревавшую свару великий князь - Сказал уже, и ещё повторяю - скорблю о сём крепко. А насчёт подмоги... Не было у меня времени собрать рать великую. А отправить малую - что ж... Вместо тридцати тысяч полегли бы сорок, али сорок пять - тебе от того легче стало бы? Али Рязани? Так что оставь обиду свою, не к месту она, и не ко времени. Дальше сказывай.

- Шестнадцатого обступили Рязань поганые - всё так же кривя губы, продолжал князь Роман - И на другой же день начали приступ, да как ещё! Одна волна за другой, и покуда одни отдыхают, другие на приступе, а после меняются. И день, и ночь, и снова день... Да ещё собрали мужиков со всех весей, кто укрыться не успел - а таковых было множество. Ну и гонят впереди себя на стены, дабы от стрел наших закрывали. А у нас на стенах почитай одни мужики, потому как витязи княжьи полегли почти поголовно... - губы князя Романа предательски запрыгали, он замолчал, но усилием воли овладел собой.

- Двадцать первого числа прорвались поганые в город, как саранча. Весь день бой на улицах шёл. Да только что взять с мужиков... На стенах-то они ещё так-сяк, а в открытом бою... Татары их всех посекли, и храм разорили, и всех баб да девок спалили... И всю Рязань спалили до угольев, и народ побили, всех до единого! М-м-м... - князь Роман не сдержался-таки, заплакал.

Великий князь сделал знак, кто-то метнулся, поднёс Роману ковш с водой - тот оттолкнул, вода плеснула на платье.

- Я уж к ночи ушёл подземным ходом, ну и бабы с ребятишками, кое-кто... Добрался до Переяславля-Рязанского, велел всем уходить в леса, а город поджечь... Потом собрал кого мог, и к тебе сюда... И Евпатий Коловрат не успел с подмогой из Чернигова... И хорошо, что не успел... Даром бы полегли також...

Князь Роман Ингваревич оборвал речь, мягко свалился на лавку. Собрание загудело.

- Отнесите его в покои - распорядился великий князь - Сомлел, не диво... Это с шестнадцатого числа, почитай, без сна, а сегодня двадцать четвёртое... Ладно. Рязань Рязанью, а нам теперь о земле владимирской печься. Так что всем сидеть на местах! Продолжим...

...

-... В общем, так. Тебе, Всеволод, стать под Коломной. Держать город, сколько можно держать, понял?

- Понял, батя. Вот с кем только?

- Даю я тебе шесть сотен дружины, с воеводой Еремеем Глебовичем во главе. Да в Коломне сейчас две сотни ратных людей имеется. А остатних сам наберёшь. Всех бери, кого сыщешь! Обоз с собой возьмёшь, с оружием. Всех горожан в Коломне на стены, кто только на ногах стоит. Деревенских, кто в леса не ушёл, под свою руку возьмёшь...

- Всё одно мало, батя...

Великий князь угрюмо засопел.

- Сам знаю. Но боле ратных людей я тебе дать не могу, сынок. Они тут нужнее будут.

- Понял я, батя.

- Попрошу князя Романа Ингваревича - великий князь криво усмехнулся - Ежели мы рязанцам не помогли, так пусть хоть они нам помогут... Князь Роман зело зол на поганых, вот и пусть соберёт рязанцев, кого найдёт. Под твою руку сами они не пойдут, а с Романом... Ты что молчишь, Еремей Глебович?

- А что тут скажешь, княже... Всё и так ясно... Вот одно только - сколь надо простоять?

- Дней десять хотя бы... Возможно?

- Вряд ли...

- Тогда сколь сможете. Владимир!

- Тут я, батя.

- Вы с воеводой Филиппом займёте Москву. Ежели Всеволода сомнут...

- Когда сомнут, батя - поправил Всеволод.

Князь Георгий замолк, туча-тучей. Но сдержался.

- Ладно. Опосле Всеволода твой черёд держать татар будет.

- Понял, батя. Сколько войска с собой мне дашь?

И снова тяжко молчит великий князь.

- Нисколько. Полторы сотни ратных в Москве, и это всё.

- Но батя!..

- Всё, я сказал! Филиппа Няньку с тобой отправляю - мало тебе? И покуда твой старший брат Коломну держит, собирайте мужиков со всей Москвы и весей окрестных. И держаться! Держаться!

- У меня вопрос, княже - подал голос воевода Филипп, прозванный в народе Нянькой - А не обойдут поганые Коломну да Москву лесами?

- Это вряд ли. Леса наши степнякам незнакомые, а зимой и вовсе непролазные. Нет, думаю, пойдут они по рекам. По Оке до Коломны, а от Коломны по Москве-реке... А уж от Москвы по Клязьме к нам пожалуют.

И снова замолчал. Тяжёлое молчание повисло в горнице, только бояре сопели.

- Мстислав!

- Тут я, батя.

- Тебя с воеводой нашим Петром Ослядюковичем оставляю во Владимире. Ратных людей тебе оставляю, пешников три тысячи. Всех прочих сами соберёте. Всех на стены поставите, хоть монахов.

Он снова замолк.

- Как с Суздалем будет, батя?

- С Суздалем... - князь тяжело помолчал - Вот что. На два города рати никак не хватит. Да и стены в Суздале не те, что во Владимире. Так что надобно всех суздальцев, кто на ногах, перевести во Владимир. Всех, я сказал! И не медля. Неча оборонять град обречённый, только ратных людей зря класть. Всё одно пожгут.

- Понятно, батя.

- Чтобы не пасть в поле без толку, как князья рязанские, муромские да пронские, надобна могучая рать. А потому выступаем сегодня. Сам поеду сбирать рать великую! К племяннику Васильку в Ростов гонцов отрядить немедля, и в Переяславль-Залесский к брату! И всем прочим князьям да воеводам наказ - собрать всех, кто может держать оружие. И когда обступят поганые град Владимир, вот тут-то мы их... Ладно. Всё у меня!

...

- Солнцеворот, солнцеворот! Зима уходит, за ней весна грядёт! Зима на мороз, а солнышко на-лето!

Скоморохи старались вовсю, гудели рожками, трещали трещотками, двое молодых ходили на руках. Князь Владимирский велел горожанам праздновать зимние праздники, и святочную неделю, как всегда, чтобы не так ела сердце тревога. Возможно, и мудрый указ... Вот только Ратибора всё это бесило. Он отошёл от окна, присел около печи, подбросил в огонь дров. До недавнего времени витязь любил смотреть на пляшущее пламя, огонь здорово успокаивал. До совсем недавнего времени...

- Сколь нам ещё тут проживать, Вышатич? - подала голос княгиня Лада.

Молодая женщина сидела, невидяще глядя перед собой огромными тёмными глазами.

- Кусок мне не лезет в горло...Сегодня эта гусыня, княгиня Агафья Всеволодовна, мне говорит запросто: "ах ты моя сиротка"... Жалеет, стало быть...

У витязя свело скулы.

- Придётся нам потерпеть, госпожа моя. Нам очень много теперь терпеть придётся.

Ратибор прямо глянул на княгиню.

- И боюсь я, что кусок постылый - ещё не самое плохое, что предстоит нам, княгиня.

...

- Послы Повелителя Вселенной великого Бату-хана к великому князю Владимирскому!

В свите великого князя возник шум, именитые бояре глухо зароптали. Ратибор с весёлым недоумением смотрел на послов - один явно сарацин, второй какой-то косоглазый, а третий... Третьим послом была горбатая, в бараньей кацавейке старая бабка, ни дать ни взять лешачиха-колдунья. Да уж...

- Я рад приветствовать послов великого и могучего Бату-хана! - князь Георгий встал во всём великолепии, в парче и бархате с золотым шитьём - Будьте моими гостями!

...

-... Да какие это послы - соглядатаи татарские, шпионы! - князь Роман Ингваревич даже вскочил на ноги от волнения, заходил, как зверь в клетке - Без даров, в рванине... Это же оскорбление тебе, князь. Надо их имать сейчас же, да пытать калёным железом до смерти. Расскажут пускай всё, что знают. Пусть скажут, что задумал Батыга... Как пойдёт на Владимир, порядок следования войска... И главное - когда. А как подохнут под пытками - в прорубь, и не было их на свете сроду...

- Вряд ли они знают что-то о планах Бату-хана - усмехнулся мудрый воевода Пётр Ослядюкович - По рожам видать, простые шпионы... Вон как зыркают по сторонам, прикидывают высоту да толщину стен владимирских...

- Ну вот что - великий князь тяжело поднялся - О виде и благолепии послов своих пусть голова болит у самого Бату-хана. А мы их встретим, как положено встречать послов. Приготовьте дары богатые!

- Эх, князь... - князь Роман топнул ногой с досады, размашисто вышел вон.

...

-...Когда выходите вы, Вячеслав Михалыч?

Боярин Вячко сидел на лавке, широко расставив ноги. Одышка, мучившая старого боярина все последние дни, куда-то ушла, глаза смотрели мрачно, но остро.

- Вот перед рассветом и выйдем. Князь Роман меня берёт под руку свою, со всеми людьми, что остались - он передёрнул плечами - Сейчас для нас и тридцать ратных - целый полк. Ладно... Попрощаться с Романом Ингваревичем выйдете ли?

- Ну неужто спать будем? - в голосе княгини Лады послышалась неприкрытая обида - Последние вы рязанцы тут, во Владимире...

Её губы предательски задрожали.

- Ну, ну... Крепись, княгиня - старый боярин всё-таки избегал величать молодую женщину "матушкой" - И тебе ещё скажу я, витязь... Не сидите тут долго-то, во Владимире.

- Думаешь, не удержит?..- поднял голову Ратибор.

- А тут и думать нечего - криво усмехнулся боярин - За всю Русь князь Георгий себя ставит. Оттого и погибель примет. Да ладно бы если токмо сам один... Эх!

Старый боярин встал.

- Как услышите, что побили нас под Коломной, уходите. Мой вам совет. Прощайте!

- Утром попрощаемся, Вячеслав Михалыч - тихо ответила Лада.

- Ну добро.

...

Кони всхрапывали в полутьме, выбрасывая на морозе густые клубы пара. Звенело железо. Всадники по четыре выкатывались за ворота, и казалось, будто их освещённых факелами княжьих ворот выползает огромная, тускло взблёскивающая стальной чешуёй змея. Ратибор усмехнулся горько - да не такая уж и огромная. Вот, пожалуйста, уже и хвост показался.

- Стройся! - прозвучала команда, и уцелевшее войско княза Романа Ингваревича, усиленное тремя десятками всадников боярина Вячко, пошло следом. Эта рать выглядела и вовсе уж жалкой. Горсть людей...

- Не поминайте лихом!

Княгиня Лада смотрела им вслед огромными сухими глазами.

- Пойдём, госпожа моя - подал наконец голос Ратибор - Бог даст, может, ещё когда и свидимся...

Сказал, и сам понял - ляпнул.

- Ты же умный мужик, Вышатич - молодая женщина чуть заметно поморщилась - Чего зря болтаешь?

...

Ратибор ещё раз провёл по лезвию меча суконкой, поглядел на свет. Пожалуй, хватит...

На столе были разложены все вещи, принадлежащие госпоже княгине Ижеславской и её опекуну. Княгиня пришивала что-то, ловко орудуя иголкой. Юное лицо сосредоточено, брови собраны в нитку. У Ратибора вдруг защемило сердце, так она напомнила ему старшую сестру, давно умершую...

- Не молчи, Вышатич - тихо попросила молодая женщина - Говори что-нибудь.

Витязь задвинул меч в ножны, защёлкнул защёлку на рукояти. Взял в руки тяжёлый лук, начал осматривать.

- Не знаю я, что говорить, госпожа моя.

- Скажи, когда выходим мы?

Ратибор посмотрел на неё. Ни тени страха. Спокойно-отрешённое лицо. Витязь вдруг содрогнулся. Похоже, жизнь уже потихоньку отслаивалась от этой женщины. Во всяком случае, умирать ей не только не страшно, а как бы всё равно...

- Дождёмся вестей из-под Коломны. Там видно будет...

И снова повисло зыбкое, тяжёлое молчание.

- И куда направимся мы отсель?

Да, это вопрос из вопросов. Куда? В Переяславль-Залесский? Или ещё подалее, в Ростов? Или и вовсе в Ярославль уйти? Глупо. Уж если Владимир не устоит... Достанут хоть в Ростове, хоть и в Ярославле.

- Тут всё про Белозёрск говорят - Ратибор не заметил, что рассуждает вслух, будто совета спрашивает у женщины - И нам туда бы...

Княгиня бледно улыбнулась, одним уголком рта.

- Велик ли город сей, Вышатич? Сколько продержится в осаде татарской?

Ратибор крякнул. Да уж... Всё верно. Белозёрск - это край света, тупик. Дальше дороги нет. За Белоозером, правда, сплошные леса, в которых можно бы и укрыться...

Нет. Глупо. Тамошних лесов Ратибор не знает совсем, потому как не бывал ни разу.

- Тогда остаётся Новгород, госпожа моя. Туда пойдём.

...

-...Да что же это ты сидишь-то взаперти, милая - княгиня Агафья хлопотала, и Ратибор невольно ухмыльнулся в бороду - до того она сейчас напоминала курицу-пеструшку, квохчущую над цыплятами - И как охота-то тебе... Пойдём, пойдём, неча киснуть. Пойдём, раз хозяйка кличет!

Княгиня Лада не стала спорить, молча собралась, прихватив свою работу. Ратибор так же молча направился за ней.

- И чего ты таскаешься-то за ней по всему терему? - заворчала княгиня Агафья, очевидно срывая раздражение - Вот таскается... Все мужики в поле бранном, а он за бабой...

Ратибор и ухом не повёл на явное оскорбление. Что за телохранитель, которого можно вывести из себя пустой бабьей воркотнёй? Но княгиня Лада побледнела, хотя, казалось, куда уж дальше - и так за последние дни в лице ни кровинки...

- Наказ моего мужа исполняет он, Агафья Вячеславна. Наказ князя Ижеславского, своего господина. Последний наказ.

- Так ведь тут терем великого князя Владимирского небось, не вертеп разбойный - уже на полтона ниже продолжала ворчать княгиня Агафья, почувствовав, что перегнула палку - Чего с твоей госпожой случится-то тут?

- Ничего не случится, госпожа - невозмутиво ответил Ратибор - Покуда я жив.

Княгиня Агафья фыркнула, очевидно, не желая далее препираться. Ратибора это устраивало как нельзя более.

В покоях великой княгини Владимирской, как всегда, было людно. Сидели за вышиваньем снохи, жёны молодых князей, приближённые боярыни, какие-то девки... Ратибор чуть заметно поморщился. Спустя сотни лет вот такие посиделки на Руси будут последовательно называться "светский салон", затем "званый вечер", и наконец "крутая тусовка". Всё верно - бабы на то и бабы, им необходимо поболтать. Но сейчас, когда над всей землёй русской нависла страшная угроза, когда враг у ворот...

- Чего шьёшь-то, матушка моя? - обратилась одна из снох к Ладе, увидев, как молодая женщина орудует иголкой над разложенной одеждой.

- Пуговицы перешиваю - негромко, спокойно отозвалась Лада.

В светёлке плеснуло смешком.

- Сиротка ты моя - жалостливо вздохнула великая княгиня Агафья, так, что Ратибора даже передёрнуло - А я вот оклад к иконе в монастырь вышиваю. Обет дала. Золотой сканью по шемаханскому шёлку. И девок вот за шитьё усадила, неча им так сидеть.

Действительно, все сидевшие в княгининых покоях женщины и девушки разложили пяльца.

- Ты шёлковому шитью обучена ли, матушка?

- Обучена - так же ровно, негромко отозвалась молодая женщина.

- Глянь-ка на мою работу - похвасталась княгиня Агафья, не утерпела - Что скажешь?

Княгиня Ижеславская приняла пяла, внимательно рассмотрела.

- Хороша работа, госпожа. Татарам понравится. Кто-нибудь на онучи пустит...

Гробовая тишина разлилась по горнице. Ратибор про себя ухмыльнулся. Вот так, Агафья Вячеславна. Обижать безответных несложно. Да только не та у нас в Ижеславле княгиня...

...

Солнце косо било в окошко светёлки, иней, осевший на сером свинце переплёта, сиял чистым серебром, искрились морозные узоры на стёклах, и оттого окошко казалось необычайно нарядным, праздничным каким-то, что ли...

Ратибор чуть поморщился. Какой уж тут праздник.

Он покосился на княгиню. Молодая женщина сидела на широкой лавке с ногами, зябко кутаясь в меховое одеяло. Огромные тёмные глаза смотрели, казалось, сквозь стену. Что-то она видит там?..

Во дворе возник шум, где-то захлопали двери, послышались крики, топот. Витязь подошёл к окну, потёр пальцем холодную стеклянную пластинку. Нет, не разобрать, кто прибыл...

- Что там, Вышатич? - слабым голосом спросила княгиня. Витязь покосился на неё - молодая женщина усмехнулась - Не иначе, гонцы из Коломны...

- Сейчас узнаем - Ратибор направился к двери.

В полутёмных сенях туда-сюда бегали девки. Он поймал одну.

- Князь... Молодой князь Вячеслав Георгич приехамши! - выпалила девка, не дожидаясь вопроса.

Вырвалась, убежала. Ратибор покосился на дверь светёлки. Хорошо бы, конечно, пойти и разузнать.

Княгиня Лада вышла, притворила дверь в светёлку.

- Пойдём, Вышатич. Поглядим да послушаем.

...

-...Рубились мы, как черти, да разве устоишь тут! Рогатки смяли в первый день, мы на стены встали. Пять дён рубились, без отдыха...

Молодой князь сидел на лавке, как прибыл, даже кольчугу не снял. На скуле запеклась кровь, нагрудные пластины слегка промяты в одном месте. Младший княжич Мстислав и воевода владимирский Пётр Ослядюкович хмуро смотрели на него, молчали.

- Пороки сильные у них - продолжал князь Вячеслав - Таких мы на Руси нигде и не видывали. Каменья весом в берковец, не меньше, мечут на семьсот-восемьсот шагов. Никакие стены не держат такой удар.

Молодой князь замолк, нашарил ковш с квасом, стоявший на столе. Сделал несколько глотков.

- Да, вот ещё. Пленный татарин сказывал, на подмогу Рязани воротился из Чернигова с невеликой ратью воевода Евпатий Коловрат. Токмо не успел он, на уголья прибыл. Ну и начал трепать татар из-за углов да ёлок, да ночами резать, как баранов. На подмогу к князю Роману, должно, пробиться мыслил, да не смог. Обложили их поганые, а когда стало ясно, что мечом да стрелой не взять, так что удумали - камнемёты свои подогнали, да каменьями побили всех... Гады ползучие!

Он заскрипел зубами.

- Когда стало ясно, что конец Коломне приходит, пошли мы на прорыв. Да только мало кто ушёл со мной-то. Князя Романа Ингваревича убили, и всех людей его. Еремей Глебыч погиб, сражаясь геройски... Всех побили - Вячеслав заскрипел зубами, совсем как недавно князь Роман Ингваревич - Я чудом ушёл. Должно, сейчас Батыга уж под Москвой стоит...

Он тяжело встал, пошатнулся, схватившись за стену.

- В баню пойдёшь ли? - спросил воевода Пётр.

- Не... Потом... Спать пойду. Мстислав, гляди, мать успокой...

...

-...Ты не понял меня, почтенный - Ратибор говорил негромко, спокойно - Я не спрашиваю тебя, сколько тебе надо для полного счастья. Я спрашиваю, сколько стоит этот окорок...

Действительно, могучий медвежий окорок был чудо как хорош - и прокопчён, как надо, и просолён. Вот только купчина упёрся, называя уже и вовсе несусветную цену. И что это за манера такая у всех купцов - слупить с клиента три шкуры, едва почуяв, что человеку товар очень понравился?

- Нет, нет, уважаемый - купец был твёрд во грехе сребролюбия - По всему видать, что осадят град стольный Владимир поганые. Кто знает, сколь простоят под стенами, может, до весны проторкаются. А припасы...

Ратибор вздохнул. Похоже, мания величия коснулась не только великого князя Владимирского, но и простых горожан. Надо же, до весны в осаде купчина продержаться собрался...

- Три куны моя последняя цена - на взгляд витязя, цена была и так непомерно завышена, ну да пёс с ним, пусть подавится...

- Шесть - отозвался купец.

- Желаю здравствовать тебе и домочадцам твоим - Ратибор направился к выходу. Купец, похоже, заколебался, даже сделал движение вслед, но осадил себя. Марку держит. Ладно, пусть его...

Витязь вышел из лавки, с силой захлопнув низенькую забухшую дверь. Постоял, приглядываясь и прикидывая, куда идти. Вон там вроде приличная мясная лавка...

Ратибор готовился к походу - да, да, к тяжёлому зимнему походу, и никак иначе. Надо было запастись провизией, и копчёная медвежатина была для такого дела самое то. Но запастись подходящей дла похода едой в княжьих закромах оказалось не так просто. После того памятного разговора отношения молодой княгини Лады с хозяйкой, великой княгиней Агафьей Вячеславной испортились окончательно. Несмотря на недалёкий ум, княгиня Агафья обладала весьма развитым чувством собственного достоинства, где-то на грани мании величия, и не терпела дерзких речей от окружающих. Но даже если бы она была княгине Ладе вместо родной матери, это ничего не изменило бы. Коломна пала. Ещё несколько дней простоит Москва, а потом... Дорога до Владимира по замёрзшей Клязьме займёт у поганых два дня, от силы три.

- Господине - кто-то дёрнул витязя за рукав. Он оглянулся. Совсем молодой парнишка, в бедной, поношенной, но чистой одёже шмыгал носом, переминаясь с ноги на ногу.

- Чего тебе?

- Купи у меня, господине, чего торговал-то. За полкуны уступлю.

- Ну? - Ратибор смотрел на малого с весёлым интересом.

- Купи, господине - малый тряхнул головой - Дешевле не найдёшь!

- Воруешь, стало быть, у хозяина?

- Хозяин... - малый скривился - Батю моего булгарам продал за долг малый, и меня едва не продал магометанам... А матушка с горя померла нынче - глаза парнишки сверкнули - Аспид он хищный, а не хозяин!

Ратибор размышлял. Вот как...

- Ну вот что. Дам я тебе не полкуны, а куну серебром. Токмо надо мне... - и он перечислил список товаров - Есть такое в лавке у хозяина твоего?

- Найдётся. Не в лавке, так в дому - отозвался парнишка.

- Хозяин дознается, убьёт тебя - усмехнулся Ратибор.

- Пожар всё спишет - мрачно отозвался парень - Поганым меньше достанется.

На том и порешили. Уходя с торга, Ратибор усмехался в бороду. Жадность никогда и никого до добра не доводит. Тем более жестокость к слугам.

И вообще, самые низкие цены, как известно, у сторожа.

...

- Ну, вроде всё.

Ратибор в последний раз придирчиво оглядел снаряжение. Княгиня Лада уже стояла подпоясанная, брови на бледном лице собраны в нитку.

- Готова я, Вышатич.

Они покинули светёлку, бывшую их жилищем все последние дни, и Ратибор, закрывая дверь, вдруг испытал непонятное щемящее чувство. Странно всё-таки устроен человек. И не свой дом, а всё жалко. Когда-то ещё придётся ночевать в тепле...

Игреня и Серко, уже осёдланные, ждали внизу. Они заметно отъелись в тёплых стойлах, застоялись, и сейчас, похоже, были рады размяться.

- Кого несёт... - недовольно высунулся из двери тёплой караулки привратник. Осёкся, узнал. Всё-таки какое-никакое уважение...

- Чего не спится-то тебе, госпожа?

- На богомолье еду, в Суздаль. Поклониться иконам святым в монастыре - смиренно произнесла молодая женщина. Ратибор чуть усмехнулся, уголком рта - не стоило, конечно, каждому давать отчёт... Ладно, проехали.

Привратник, сопя и почёсываясь, отворил одну створку тяжёлых ворот. Застоявшиеся кони резво взяли с места крупной, пританцовывающей рысью.

Они ехали бок о бок в сереющей предрассветной мгле. Город ещё спал, крепко и безмятежно, и только кое-где над избами уже курились первые дымки - самые расторопные хозяйки уже встали, начиная свои повседневные хлопоты. У Ратибора вновь защемило сердце. Город добирал последние мирные деньки.

Флюгер на верхушке надвратной башни Золотых ворот вспыхнул золотом под первым лучом. Заскрипели исполинские створки, распахиваясь, и чьи-то нарядные сани выкатились из города. Витязь и молодая княгиня обогнали розвальни с сонным, нахохлившимся мужиком в тулупе с поднятым воротником, копыта гулко процокали в зеве башни, и стольный город Владимир остался позади. Ратибор покосился на княгиню. На бледном лице не было ни страха, ни каких-либо других заметных чувств. Хорошо держится, однако...

Витязь обругал себя. Кой чёрт хорошо! Всё равно ей, вот что. Чего уж тут хорошего...

Уже отъехав от города на пару сотен саженей, витязь прощально оглянулся, и алый огонь брызнул ему прямо в глаз. Над миром вставало ярко-алое зимнее солнце, окружённое нарядным искрящимся ореолом. Длинные белые дымы вставали над крышами стольного града столбами, тянущимися прямо к небу, предвещая ясный, тихий, морозный день.

Он толкнул пятками Серка и вырвался вперёд, беря на себя роль ведущего. Княгиня тоже пришпорила свою Игреню. Впереди всадников маячили, метались на розовом утреннем снегу длиннейшие тени.

Да, впереди... Что-то ждёт их впереди?

...

-...Вот он, Суздаль, госпожа моя. А вон и монастырь!

Княгиня всматривалась в открывшуюся панораму города, но Ратибор уже не смотрел на город. Из леса высыпали чёрные мошки, роем расползавшиеся по снежному полю, неспешно окружая город.

- Кто?.. - молодая женщина облизала вдруг разом пересохшие губы, уже наперёд зная ответ.

- Они это - чуть помедлив, ответил Ратибор - Гога и магога. Пожаловали в гости к великому князю Владимирскому.

Он пришпорил Серка, посылая его в галоп.

- Не отставай, госпожа моя! Уходим, быстро!

Они нырнули в лес, и витязь сразу выбрал нужную тропку. Окрестности Суздаля были ему очень хорошо известны, и уйти от погони здесь было легко. Вот только бы не нарваться на разведку татарскую. Кто знает, как далеко вперёд от основного войска ушли мелкие летучие отряды...

Ратибор и не подозревал, что эта вот конная масса и есть малый летучий отряд, всего в каких-то десять тысяч всадников, посланный для того, чтобы ограбить окрестности Суздаля и обложить сам город, до подхода основной силы. Что основная масса войск Бату-хана уже подходит к Владимиру, вполне резонно собираясь взять стольный город первым.

Поселения в окрестностях славного и богатого города Суздаля раскиданы густо, и вскоре тропка вывела их к небольшой деревушке, приютившейся у опушки леса. С другой стороны к деревне подступали. тянулись вдаль заснеженные поля. Приземистые сельские избушки словно нахохлились, укрытые поверх крыш толстым слоем снега. Послышался ребячий визг, детвора высыпала на околицу, играя в снежки. У Ратибора защемило сердце. Сколько им жить осталось?

- Ратиборушка... Да что же это... - княгиня Лада, очевидно, чувствовала то же самое - Надо предупредить их, покуда не поздно!

Витязь толкнул пятками коня и, разбрасывая снег, поскакал в деревушку. Лада следовала за ним. Ребятня прекратила игру, таращась на всадников.

- Эй, народ, люди русские! - зычно, как мог, проорал Ратибор, осаживая коня - Не спите, вставайте! Подошли уж к Суздалю поганые, и у вас тут сейчас будут! Бегите, спасайтесь немедля!

Над высокими заборами появились чьи-то головы, заскрипела калитка. Седой дед, сгорбившись, почёсывался, глядел строго.

- Пошто шумишь, ратник, народ баламутишь? Каки поганые у нас тут? Князь Георгий не допустит...

- Заткнись, дед! - рявкнул Ратибор - Слушайте, вы! Своими глазами видели мы! Спасайтесь, кому жизнь дорога!

- Ступай себе, слышь...- подал голос угрюмый мужик, высунувшийся из ворот напротив - Плохая шутка...

- Да что же это... - встряла княгиня Лада, и голос её зазвенел - Спасайтесь, люди! Смерть идёт ваша! Сюда идёт! Татары!

- Каки таки тарытары! - окончательно возмутился дед - Ступайте отсель, сказано вам!

Калитка шумно захлопнулась. Ратибор сплюнул, пришпорил коня.

- Имеющий уши да слышит! Бегите, олухи, альбо молитесь!

...

Нодья горела, почти не давая дыма. А впрочем, сумерки уже сгустились настолько, что дым не виден над лесом, даже поднимайся он столбом...

- Вёрст сорок отмахали мы от Суздаля на полночь, госпожа моя - Ратибор жарил насаженные на прутик кусочки медвежатины. Рядом в котелке, низко висящем прямо над нодьей, таял снег - Послезавтра в Ростове будем, дорогу тут я хорошо знаю.

- А дальше?

- А там на Волгу путь наш, и по Волге к Твери. А от Твери до Торжка уж рукой подать. Это уже Новгородчина будет. А там на Новгород прямой путь...

- Страшный тут лес, Вышатич - княгиня зябко поёжилась - Самая чащоба урёмная... Может, где-нито поискать ночлег... Вряд ли татары сюда доберутся так скоро. Покуда Владимир в осаде, они вкруг города рыскать будут...

Витязь задумался. И правда, может... Во всяком случае, не на снегу...

- Нет, госпожа моя - тряхнул он головой - Бережёного Бог бережёт. И вообще...

Он замолк,глядя, как меж брёвен нодьи прорываются язычки пламени. В темноте смачно хрупали овсом в торбах лошади.

- Что, Вышатич?

- Ты уж не сердись, госпожа - он протянул княгине прутик с поджарившимся, исходящим ароматом мясом - Токмо привыкать нам придётся отныне. Тёплые лежанки теперь не про нас. Потерпишь?

Молодая женщина смотрела на него прямо, недвижно, и в темноте глаза её казались бездонными.

- Потерплю я. Был бы толк.

...

Кони мягко ступали по глубокому снегу, проваливаясь выше колена. Да февральские снега в здешних местах будь здоров, и если не знать дорогу - пропадёшь, сгинешь в непролазной чащобе.

Переяславль-Залесский остался по левую руку путников, и они упорно продвигались к Ростову, обходя лесные деревни. Витязь в который раз порадовался, что в своё время изъездил эти края, состоя в княжьей тайной службе-разведке.

Разговоров в дороге они не вели - по опыту витязь отлично знал, как расслабляют, притупляя слух и внимание, пустопорожние речи в дороге. Это не говоря о том, что даже негромкий разговор в тишине слышно издали. Как раз влетишь в засаду, как заяц в силок.

Ратибор ехал и думал. Князь Георгий Всеволодович, разумеется, прав - для уверенной победы над татарами нужна могучая рать. Да, если протолкаются поганые под стенами Владимира подольше, то может всё получиться...

Ему вдруг словно наяву представилось, как на раскинувшихся осадным лагерем татар из лесу выкатывается конная русская рать - лавина за лавиной, сверкая доспехами, сметая всё на пути... Как беспорядочно мечутся степняки, не изготовившиеся к трудному бою... Как, ощетинившаяся длинными копьями, живая стена русской пехоты неумолимо прижимает татар к городским стенам, подставляя спины батыевых воинов под стрелы городских защитников... Как отлетают головы батыевых нукеров, воевод-темников и самого Бату-хана, и огромная орда, лишённая руководства, превращается в стадо обезумевших от ужаса баранов... Как ливень стрел с городских стен выкашивает прижатых к частоколу степняков... Как из распахнутых Золотых ворот в спину им ударят городские ратники... Как остатки степного войска, загнанное в непролазные леса, будет околевать с голоду и холоду, потеряв коней, проклиная своего хана, поведшего их в безумный поход на Великую Русь...

Ратибор тряхнул головой, отгоняя сладостное видение. Для того, чтобы так вышло, город Владимир должен продержаться в осаде хотя бы числа до двадцатого февраля, не меньше... А лучше до марта. Сможет ли?

Княгиня ехала за ним молча, а о чём думала - неизвестно. Просто ехала и ехала, мерно покачиваясь, всё так же глядя сквозь мир невидящими глазами. Ратибор поймал себя на мысли, что ему с некоторых пор трудно глядеть в эти глаза.

Лесная чащоба расступилась, и впереди возникли бревенчатые башни с раскатами, и высокий бревенчатый частокол.

- Ну вот и Ростов, госпожа моя. Ты с князем Ростовским Васильком Константиновичем знакома ли?

- Знакома, Вышатич - отозвалась молодая женщина - И с княгиней его Марией Михайловной знакома.

- У-у, умнейшая баба... то есть... - смешался Ратибор - Ну да... Грамоте разумеет любой, хоть по-гречески читает-пишет, хоть даже на латыни. Вот уж истинно кто философ...

Сказал и покосился на княгиню. Та не улыбнулась даже, по-прежнему глядя сквозь мир немигающими глазами. Да что же это такое!

- Пойдём, госпожа. Отдохнуть тебе надобно - Ратибор решительно тронул Серка, направляясь к городским воротам.

Да, вот пусть Мария Михайловна с ней поговорит. Обоим полезно, и отойдёт малость в тепле.

...

-... Нету, милый, нету никого. Князь-батюшка в поход ушёл со всей ратью, а княгиня-матушка убыла в Белоозеро с сынами. Одни мы остались, осиротели горемычные... - старый ключник засопел.

Ратибор крякнул, морщась. Нет, всё правильно... Верно поступил князь Василько, отправив семью подальше от греха. Однако что теперь делать?

- И госпоже княгине Ижеславской в ту сторону - витязь не стал уточнять - Заночевать пустишь, старый?

- Да ночуйте, что ж... Пустой терем-то стоит.

- Какое сегодня число-то?

- Да уж суббота мясопустная вчерась была... Точно, седьмое сегодня.

Ратибор прикинул. Верно.

- Так это что, праздник сегодня?

- Да какой нынче праздник - поморщился старый ключник - Так, слёзы одни...

Ратибор почувствовал неловкость. Действительно, ляпнул.

- Как звать-то тебя?

- Лукой кличут...

- А по батюшке?

- Лука Вышатич я.

- Гляди-ка - удивился витязь - И я Вышатич. Тёзки мы, выходит, по батюшке-то. Ну веди, Лука Вышатич, на постой...

...В пустом тереме было холодно и гулко. Ратибор подкинул в огонь дров, глядя, как огонь охватывает, обтекает поленья, как пузырится выступающая от жара смола...

- Вышатич...

Княгиня Лада лежала под одеялом, не раздеваясь.

- Что-то будет завтра, а, Ратибор Вышатич? Не про себя я... Что будет с Русью?

Ратибор помолчал, глядя на огонь. До недавнего времени это здорово успокаивало.

До недавнего времени.

- Спи, госпожа моя. Завтра будет видно.

...

-...А мне говорит князюшка наш светлый - тебе, Лука Вышатич, доверяю я добро стеречь, покуда не вернёмся я али хозяйка, госпожа княгиня Мария Константиновна...

Ратибор тщательно пережёвывал кашу. Старый ключник оказался человеком открытым и хлебосольным, к тому же истосковавшимся в тревоге. Сейчас он насел на Ратибора, точно степная орда - не отбиться! - требуя новостей о страшном нашествии.

- А верно говорят, что у Батыги войско в триста тысяч вершников?

- Не знаю о том - Ратибор старался отвечать вежливо - Но думаю всё ж, что нету у поганых такой силы. В любой орде воинов менее половины, а остальные сброд всякий...

- Так, так... - старик явно обрадовался - Так мыслишь, побьёт великий князь Георгий со товарищами Батыгу?

Ратибор помедлил. Было очевидно, какого именно ответа жаждет старик. И чего проще ответить: "знамо, побьёт"...

- Я в княжьи дела не посвящён. Думаю, о том тебе у князя своего Василька Константиновича спросить лучше - витязь чуть помолчал - Мы можем только надеяться, Лука Вышатич.

Старик увял, опустил голову.

- Ладно, Ратибор Вышатич, понял я.

- Не горюй допрежь, старче - Ратибор поднялся из-за стола - Благодарствуем за хлеб-соль - он не счёл за труд, поклонился.

Старый ключник тоже поднялся, кланяяясь в ответ. Дождался, покуда выйдет княгиня.

- Что я сказать тебе хотел, витязь...

- Ну? - Ратибор остановился у двери, придерживаясь за кольцо.

- Не сердись, коль слово поперёк придётся. Измучена она - старый повёл глазами в сторону ушедшей, не оставляя сомнений в том, о ком речь - А путь вам, я мыслю, нелёгкий.

- То так - Ратибор выглянул в тёмный переход вслед княгине. Непорядок, одну оставил...

- Так я о чём - продолжил мысль ключник - Душой измучена она, не телом. Не довезёшь до Новагорода так-то.

- Ну-ну! - прикрикнул Ратибор, уже холодея от сознания правоты старого слуги.

- Верно говорю. Ты вот что... Тут одна ворожея есть, порчу там снимает, тягости непосильные душевные... Позвать?

Ратибор задумался. Тёмное дело, колдунья...

- Нет - отмёл он сомнения - Не пойдёт. Не обижайся.

- Ну тогда хоть в баньку ей, а? Баньку мигом истопят... И девки сбегают, которые остались... Банька, конечно, не ворожея, а всё тяготу снимет малость. А?

Ратибор снова подумал. Да, банька - это подходяще. Вот только...

- После баньки в дорогу, на мороз - живо простуду схватишь...

- Так и ночуйте ещё ночь! Отдохнёт, отмякнет малость госпожа твоя. Дело я говорю, Ратибор Вышатич.

Витязь тряхнул головой. В самом деле, покуда татары под Владимиром... В конце концов, что такое один день?

- Будь по-твоему, старче.

- Ну вот и ладно - обрадовался старик.

...

Ратибор проснулся оттого, что рука коснулась холодного металла, и только спустя мгновение осознал - рука просто отреагировала на непонятный шум, схватив рукоять меча, покуда голова спросонья прогревалась.

- Что там, Вышатич? - княгиня тоже проснулась, села на лавке.

- Сейчас узнаем, госпожа моя... - витязь взял свечу, зажёг от углей лучину, от неё свечку. Подошёл к двери, отпер могучую задвижку. В тёмных переходах княжьего терема не горел ни один огонёк. Витязь постоял, размышляя. Можно, конечно, пойти и разузнать... Но инстинкт телохранителя противился тому, чтобы оставить княгиню одну, а послать было некого...

- Пойдём-ка, Вышатич - княгиня Лада возникла сзади, уже одетая и подпоясанная, даже волосы убраны - когда успела? Витязь почувствовал к ней особое уважение. Так быстро собраться не каждый кметь в дружине княжьей мог... Ладно.

В освещённой там и сям прилепленными разномастными свечками горнице было довольно людно - должно быть, вся оставшаяся тут, в Ростове, княжая челядь собралась.

- Гонец из-под Владимира прибыл - старший ключник, тот, с кем они вчера договаривались о ночлеге, дышал тяжело, как загнанный - Беда, братие... Пал стольный город Владимир, позавчера ещё пал. А вчера, похоже, и Суздаль взяли.

Ратибор смотрел на старого ключника, и видел всё, как сквозь текучую воду. Всё... Вот теперь всё...

Он обернулся, взглянул в огромные, сухие глаза княгини Лады.

- Собирайся, госпожа моя. Уходим быстро.

- Куда вы? Солнце почитай зашло, ночь вот-вот... Да и ворота уже закрыли, поди! - всполошился старый ключник.

- Закрыли - откроют! - отрубил витязь.

- Не откроют - старик был твёрд - Ещё вчера открыли бы. А нынче... Никакого серебра не хватит, Ратибор Вышатич. Ибо мёртвым серебро ни к чему.

Витязь сгрёб старика за рубаху - тот часто задышал.

- Пойми и ты меня, старик. Нельзя нам ждать. Завтра... Завтра татары тут будут. Уж ты мне поверь.

...

- ...Едрить твою в дышло и в кочерыжку, и во все дырки!!! - подвёл итог переговорам с городской стражей Ратибор, не желая более сдерживаться.

- Проваливай! - калитка караульного хода захлопнулась с железным лязгом. Некоторое время витязь стоял, тупо глядя на окованную железными полосами низенькую дверцу. Покосился на стоявшую чуть поодаль княгиню, оглаживающую коней.

- Прости меня, госпожа - сокрушённо произнёс витязь, подойдя вплотную - Хреновый из меня философ. Не убедил.

- Погоди-ка, Вышатич - княгиня направилась к двери в караулку - Сейчас я... Да не иди за мной, прошу тебя!

Ратибор, чуть поколебавшись, остановился. Издали увидел, как постучала княгиня, как открылось окошко. Спустя минуту открылась и дверца. Ещё чуть, и молодая женщина идёт обратно. Заскрипела, отваливая, створка ворот.

- Поехали, Вышатич - Лада вскочила в седло, без лишних слов направляясь к воротам. Витязь ошарашенно последовал за ней.

Когда тяжёлая створка с гулом захлопнулась за ними, и послышался скрежет задвигаемого бруса-засова, витязь не выдержал.

- Как удалось тебе, госпожа моя? Я им десять гривен предлагал...

- А я просто попросила. По-человечески.

...

- Ну вот и Волга, госпожа моя.

Восток едва светлел, и гладь замёрзшей реки призрачно белела перед двумя всадниками. Витязь пристально вглядывался вдаль, силясь различить детали в тёмной массе леса на том берегу.

- А где Ярославль, Вышатич? - тихо спросила княгиня.

- Ярославль там - Ратибор махнул рукой куда-то направо - Токмо мы пойдём в другую сторону.

Он снова помолчал.

- Сегодня нам надо пройти как можно больше. Возможно, после это будет трудно. Первое, что сделают татары - заступят все торные пути.

Ратибор послал коня вперёд, держась правого берега. Подуставшие за ночь кони недовольно всхапывали, но шли-таки довольно бодрым шагом, невзирая на глубокий снег. Мешки с припасами колыхались за спиной, перемётные дорожные сумы висели на луке седла. Возможно, и правда следовало взять запасных коней?

Да, ещё в Ижеславле князь советовал ему взять подменных коней, легче везти пожитки, но Ратибор твёрдо отказался. Серка и Игреню он выбрал из-за их особого качества. Они никогда не ржали, если находились вместе. А это по нынешним временам самое главное. Не хватало ещё, чтобы на призывное ржание какой-нибудь мохноногой татарской лошадёнки красавец-конь, застоявшийся в княжеских конюшнях на богатых хлебах, ответил звонким ответным ржанием.

Прошёл час, другой, а они всё так же двигались в сером сумраке. День выдался хмарный, и оттого казалось, что рассвет никак не наступит. Витязь поймал себя на мысли, что хорошо бы, если бы ночь продолжалась бесконечно, до самой весны. Вон бывалые люди говорят, что в далёких полуночных странах так бывает зимой - солнце не показывается, только заря зажигается и снова гаснет...

Ратибор думал. Надо сделать привал, найти тут укромное место, подальше от реки. Нет, разбойников сейчас опасаться вряд ли стоит, все разбойники сейчас попрятались в страхе, угадав своим разбойничьим, звериным чутьём, что от этого зверя пощады не жди... И ещё надо пройти сегодня днём хотя бы вёрст семьдесять, тогда можно будет считать, что оторвались от погони. Ночами татары не ходят, стало быть, к Ростову подойдут только после полудня. Да задержатся под городом, пусть ненадолго... Стало быть, к Волге выйдут уже завтра, не раньше. Да по глубокому снегу не разгонишься... А вот если пойдут наперерез?

Он покосился на княгиню. Выглядела она бледно, суточный отдых с банькой напрочь съела ночная дорога. Вот и ещё одна проблема...

- Устала, госпожа моя?

- Есть такое, Вышатич - без улыбки подтвердила молодая женщина.

- Потерпи чуток - витязь чуть улыбнулся - Скоро привал устроим. Вот подале отойдём...

И снова копыта месят глубокий, уже покрытый слежавшейся коркой февральский снег. Да, это здесь, на открытой всем ветрам реке, снегу почти по колено, а в лесах сейчас...

Они остановились на привал в очень удобном месте - высокий ельник на выдающемся в пойму Волги мыске был густ и непроницаем для постороннего взгляда, и в то же время позволял наблюдать всё, что делается на реке.

- Ты уж не взыщи. Огня зажигать не будем, дым нас выдаст.

- Я поняла.

Кони уже хрупали овсом, насыпанным в торбы. Витязь навалил елового лапнику, сколько смог, поверх постелил попону.

- Отдохни, госпожа моя. Я покараулю.

Княгиня слабо, благодарно улыбнулась.

- Раскисла я, Вышатич?

- Ну что ты. Ежели бы так-то все бабы держались... Так, пожалуй, и мужиков не надо было бы в дружину брать.

Ну вот, наконец-то. Улыбнулась, и улыбка на диво вышла - словно солнышко мелькнуло среди серых туч.

- Ох и философ ты, Вышатич...

Он внезапно насторожился, вглядываясь из-под мохнатых еловых лап. На реке показался обоз, идущий вниз по реке. Саней тридцать, не меньше, да с конной охраной. Ох, дурни...

- Кто там, Вышатич? - княгиня выглядывала сзади.

- Обоз купеческий. Не знают они ничего, али жадность выше жизни у купчин. Проскочить надеются...

- Не знают, должно. Предупредим?

Витязь уже собрался выйти из укрытия, чтобы предупредить купцов о сложившемся положении, но его опередили. На заснеженную гладь реки густо посыпались всадники на низкорослых лошадках, и окрестности огласились многоголосым воем. Купцы и верховая охрана заметались, обоз сбился в кучу. Кое-кто схватился за оружие, но это, очевидно, было бесполезно - нападающих была тьма-тьмущая, и они уже стреляли на скаку. Ещё спустя несколько мгновений обоз окружили, тускло засверкали кривые сабли. Похоже, всё...

- Вот и они. Быстро, однако... Уходим, госпожа.

Серко и Игреня недовольно всхрапнули, когда их законный обед был грубо прерван, но голоса не подали - ну, молодцы... Ещё спустя пару секунд двое путников исчезли в чащобе, ведя коней в поводу, уходя подальше от реки.

Они пробирались довольно долго, покуда не забрели в самую гущу, где сугробы вперемешку с валежником были уже по грудь.

- Здесь станем, госпожа - витязь начал разгребать снег, откидывая лежалые ветки в кучу - Сюда не сунутся. Переждём.

- И что дальше, Вышатич? - княгиня озиралась.

Ратибор подумал.

- Всё, госпожа. Отныне торные дороги нам заказаны. Теперь по тропам пойдём. Ночами, токмо ночами.

- Не понял ты меня, Ратибор Вышатич - княгиня бледно улыбнулась уголком рта - Я спрашиваю - что дальше?

...

... Они пробирались уже которые сутки, двигаясь по ночам, в неверном лунном свете. Двигались молча, бесшумно, выбирая самые глухие окольные тропы. Впереди призраком скользил Ратибор, за ним в шести шагах следовала молодая княгиня. На ночлег останавливались в глухомани, где не всякий медведь решился бы устроить свою берлогу. Ратибор действительно знал эти места, как свои пять пальцев, князь не ошибся в выборе. Огня они теперь не разжигали, чтобы запах дыма не выдал. Первое время витязь опасался, не занедужит ли княгиня. Но молодая, здоровая женщина держалась.

Она вообще держалась отменно, княгиня Лада. Молча и быстро исполняла его команды. Молча ехала сзади на своей Игрене, совсем бесшумно - не всякий витязь в княжьей дружине мог похвастать такой выучкой.

Нет, Ратибору и раньше доводилось видеть, как молодая княгиня скачет наперегонки, звонко смеясь навстречу ветру, и далеко не всякие молодые боярчата могли тягаться с нею. Старухи ворчали - не дело княгине носиться на коне, как сорванцу из ночного, блюла бы степенность... Но князь очень любил свою суженую, и не говорил ни слова. Хочет скакать на коне - пусть её. Лишь бы звучал в княжьем тереме звонкий девичий смех.

Но одно дело проскакать пару вёрст наперегонки, чтобы потом соскочить на поляне, где уже расстелены вышитые скатерти, ломящиеся от яств, и совсем другое - из ночи в ночь бесшумно скользить в зимнем морозном мраке, чтобы днём забыться чутким, тревожным полусном под грудой меха, где-нибудь под корявым выворотнем в чащобе леса. И уважение к своей госпоже у витязя всё возрастало. Единственно, чего старался избегать Ратибор - глядеть в её глаза, где холодным донным льдом стыла безнадёжность.

Они продвигались теперь медленно, запас овса в дорожных мешках стремительно таял, и хочешь не хочешь - приходилось думать, как выйти к людям.

...Первое, что почуял витязь - запах гари. Он принюхался, с силой втягивая воздух - точно, не так давно пожар лютовал, вчера или позавчера.

- Держись след в след, госпожа моя.

По мере продвижения запах гари всё усиливался, и наконец между деревьями показалось то место, где ещё совсем недавно стояла довольно крупная деревня. Именно то место - поскольку самой деревни больше не существовало. Ратибор долго вглядывался в развалины. Обгорелые развалины ещё не подёрнулись белым снежком, но дымков над ними уже было не видать. Похоже-таки, третьего дня пожарище...

И ни звука. Ни единого звука. Страшней, чем на кладбище.

- Поедем отсюда, госпожа моя...

Княгиня вновь бледно улыбнулась уголком рта.

- Думаешь, в других меслах не то? Ты сам сказал давеча - привыкать нам надо.

Витязь крякнул. Ладно...

- Будь по-твоему. Поглядим.

Деревня была выстроена в две нитки, то есть по обе стороны проезжей дороги, огороды и поля уходили к лесу. Витязь поморщился - открытое место...

Откуда-то вывернулась кошка, глянула на проезжавших дикими глазами.

- Кис-кис... - машинально позвала кошку княгиня.

Но несчастное животное, похоже, напрочь утратило всякое доверие к людям. Без звука кошка метнулась куда-то в кусты, пропала.

- Слышь, Вышатич... - похоже, молодой женщине было невтерпёжь молчать, такую жуть навевала мёртвая деревня - У нас тут один калика перехожий был летом... Помнишь, такой кудлатый, а на самой макушке гуменцо? Из Афона шёл...

- Был такой - подтвердил Ратибор, припоминая.

- Так вот он говорил - первейший признак скончания времён, это когда кошки от людей бежать станут. Собаки не то, собака есть раб, и с хозяином до конца пойдёт, хоть и в пекло, а кошка...

Она не договорила. Поперёк дороги валялась окоченевшая голая женщина, с распоротым животом и отрезанными грудями. А рядом на колу поломанной изгороди был насажен грудной младенец. А вон ещё...

Княгиня издала сдавленный звук, перегнувшись с седла, сползала наземь. Ратибор соскочил, не дал ей упасть. Женщину рвало желчью, буквально выворачивая наизнанку.

- Прав ты был, Вышатич, а я дура... - отдышавшись, слабым голосом заговорила Лада - Поехали отсель...

И снова кони месили глубокий снег, осторожно ступая, и Ратибор то и дело отводил в сторону ветви, перекрывающие лесные тропы, выглядывая путь. Пару раз ветер доносил до них запах гари, и они обходили то место по широкой дуге - оба уже поняли, что после татар искать нечего.

Витязь думал. Надо уменьшить порции коням, тогда, пожалуй, до Твери дотянем... Надо...

- Что это, Вышатич?

Они как раз выбрались на большую лесную прогалину, очевидно, оставшуюся в чаще после лесного пожара. Над лесом, далеко впереди поднимался громадный тёмный гриб дыма.

- Это Тверь, похоже - помолчав, как обычно, ответил Ратибор

- И Тверь тоже... - княгиня закусила губу. Ратибор встретил её взгляд, и содрогнулся.

- Куда теперь, Вышатич?

- На Торжок - вздохнул Ратибор - Попробуем.

Про Тверь он старался не думать. Какой смысл? Теперь надо думать о том, где и как раздобыть корм для коней. Потому что до Торжка им овса не хватит, как ни экономь.

Зябкий зимний рассвет застал их в пути, и не было времени хорониться в чащобе. И места здешние Ратибор знал уже не так хорошо. И порушенная лесная деревенька выглядела настолько безлюдной, будто не люди построили её, а выросла она сама, подобно лесным деревьям.

На околице деревушки торчали стога сена, немалая редкость по нынешним временам. Надо же, не растащили поганые. Далеко стоит лесная деревушка-весь от торных дорог, поленились тащить сено из лесной глухомани.

Они недвижно стояли на опушке леса, укрытые лапами мохнатых елей. Ратибор искоса, краем глаза наблюдал за княгиней. Тонкое лицо - хоть сейчас на икону! - исхудало, и огромные чёрные глаза занимали едва не половину. Сколько может держаться женщина, без горячей пищи, отсыпаясь в снегу, без огня?

- Котелок не потеряла ли, княгиня? - Ратибор попытался улыбнуться, и удивился - губы не раздвигались, словно стянутые. Отвык улыбаться за эти дни.

Она взглянула на него. Видать, её губы тоже не очень-то слушались хозяйку, но она справилась с ними, и улыбка получилась на диво - несмелая, но так, будто мелькнуло меж свинцовых туч яркое солнышко.

- Я сварю доброе варево, Ратибор Вышатич. Только чур, дрова твои...

...

- ... Нет ли другого чего, Вышатич? Там вон, на взгорке, вроде изба получше была.

Княгиня стояла, нерешительно оглядывая убогое жильё. Низенькая дверь - не дверь, прямо лисий лаз - выбита, на обычной в таких крестьянских домах войлочной петле висит обломок неструганной корявой доски. На земляном полу и того хуже, какие-то черепки, щепки, тряпки неопределённого цвета. Вместо печи - яма в полу. На низкой балке - рукой достать можно! - прокопчённой соломенной крыши висят какие-то верёвки, на стенах развешаны там и сям пучки трав. Да уж, не княжий терем...

- Не можно туда, госпожа моя. Здесь мы, почитай, невидимы. Изба в землю зарыта выше крыши, да по балке можно отойти куда хошь, хоть вправо, хоть влево. А на юру в случае чего и деться некуда.

- Здесь колдунья жила, Вышатич - княгиня зябко передёрнулась - вон, смотри, травы да обереги колдовские...

Да, верно. Ратибор уже и сам понял, что они очутились в логове местной деревенской колдуньи. Но что это меняло? Одна неглубокая балка, уходящая обеими концами в гущу леса, перевешивала всё прочее.

Ратибор быстро натаскал хвороста, которого во дворе была навалена целая куча. Видимо, колдунье было не под силу валить лес, и не могла она позволить себе купить крепкие смолистые поленья. Так что пробавлялась сбором сушняка, благо лес - вот он.

Покончив с устройством очага, витязь спустился в балку, где из земли бил незамерзающий родничок. Зачерпнул воды из маленького оконца, заросшего инеем, как боярин шубой - только глаза и видать.

Он уже поднялся к хате, мимоходом проведав коней - хлева или там сарая у колдуньи не было, и коней они привязали к завалинке, прямо за стеной землянки, со стороны балки, куда и выходила дверь - как вдруг пригнулся, слившись со стеной.

Из недалёкого леса выезжали конные. Разумеется, татары, он уже видел их меховые малахаи и слышал гортанные непонятные разговоры, до него долетали отдельные выкрики и смех.

Ратибор стремительно нырнул в лаз землянки. Госпожа княгиня старательно раздувала огонь, стоя на коленях, совала в костерок сухую бересту. Витязь без лишних слов вылил в очаг воду из котелка, разом порушив все труды княгини.

- Татары, госпожа. Собирайся тихо.

Ратибор сунул ей котелок, а сам приник к узкому волоковому оконцу. Да, местная колдунья понимала толк. Сквозь узкую щель можно было обозревать всё, что делалось в деревушке и на дороге к лесу, оставаясь самому незамеченным. И в случае чего незаметно улизнуть через дверь, выходящую прямо на склон балки. Впрочем, чему удивляться? Колдуньи, они от века бывали хитрые. Ратибор ещё раз похвалил себя за удачный выбор позиции.

Процессия между тем вытягивалась из лесу. Татары гарцевали на своих мохнатых лошадёнках, без опаски перекликаясь и смеясь. Ратибор считал их - один, два, три... А это ещё что?!

Из лесу выкатывались сани-розвальни, одна за другой. Санями правили закутанные в рваное тряпьё бесформенные фигурки, в которых витязь не сразу признал женщин. Другие женщины сидели на санях сбоку, нахохлившись.

Татары, гортанно смеясь, начали заворачивать обоз к стогам. Один взмахнул нагайкой, взвизгнула женщина. Новый взрыв смеха, перемежаемый нерусской речью.

"Как дома у себя" - Ратибор почувствовал прилив ненависти и тут же постарался загасить его. Гнев - плохой помощник, голова должна быть ясной.

"За сеном прибыли. Видать, позорили всё вкруг городов, теперь и по закоулкам шарить начали"

Ратибор ещё думал, а глаза уже пересчитали врагов. Восемнадцать. Все верхоконные, все при луках. Уходить надо немедленно.

- Готова я, Вышатич - княгиня уже стояла, подпоясанная, брови собраны в нитку.

Руки Ратибора между тем натягивали тетиву на лук. Вот интересно, как это поганые умудряются столь долго держать свои луки натянутыми, и не слабеют они? Или всё же прямят их ночами?

- Держи, госпожа моя - Ратибор протянул ей лук - мало ли...

Свой лук он натянул с трудом, наступив ногой. Славный лук сделал мастер Лесина, тяжеловат, правда. Но за прицельную дальнобойность в пятьсот шагов можно простить и большее.

Он ещё раз глянул в волоковое оконце и похолодел. Двое конных татар отделились от остальных. Они гнали перед собой двух женщин, смеясь и щёлкая нагайками. Женщины тащили котёл на палке. Неподалёку от стогов взвилась в небо струйка дыма. Не оставалось сомнения - татары собирались славно пообедать, покуда русские бабы будут метать сено и налаживать возы. Эти направлялись сюда, за водой. Значит, знают места.

Плохо, ох, плохо.

- Госпожа - прохрипел Ратибор - не уйти нам так просто.

Он едва сделал жест, и княгиня поняла без слов. Змейкой выскользнула наружу. Честное слово, ежели бы у него был такой понятливый оруженосец - медовыми пряниками кормил бы.

Витязь тоже выскользнул в дверь. Поймал отчаянный взгляд огромных чёрных глаз.

- Не уйти нам, Вышатич...

Ратибор сделал над собой немыслимое усилие, и губы наконец поддались. Он улыбнулся.

- Нет, госпожа. Это им не уйти.

Что-то дрогнуло в глазах княгини. Она несмело улыбнулась в ответ. Вот интересно, как это получается у неё, будто солнышко из-за туч выглядывает?

- Бей первого - уже шёпотом сказал Ратибор.

Всё правильно. Первого из засады всегда бить легче. Первый враг - просто мишень. А вот второй - уже противник.

Они вывалились из-за угла, взметая снег конскими копытами. Щёлкали устрашающе плети-нагайки, и две женщины с затравленным взглядом, одетые в лохмотья, проваливаясь в нетронутый снег выше колена, тащили казан, втягивая головы в плечи. Ясно, по воду пришли.

Должно быть, первый татарин не успел понять, что с ним произошло. Смех оборвался, из горла всадника торчала стрела, прошедшая навылет. Он рухнул мешком, не выпуская из рук нагайки.

Второй татарин, возможно, что-то понял перед смертью. Вот только что? Во всяком случае, рот он успел открыть ровно настолько, чтобы туда влетела ратиборова стрела.

Трупы врагов ещё падали, а Ратибор уже рвал из руки одного нагайку. И когда успел, ежели сам не заметил?

- Стоните, бабы - прохрипел витязь, а нагайка уже щёлкала, как будто и не меняла хозяина - Насильничают вас поганые, ну!

Вот интересно - все ли русские бабы такие понятливые, когда припрёт, или это только им попались такие сообразительные? Во всяком случае, столбняк длился не более, чем надо нищему, чтобы перекреститься. Затравленное выражение в глазах сменилось отчаянной решимостью, сквозь которую просвечивала сумасшедшая радость, как будто пришёл Избавитель, который вот буквально сейчас перебьёт всех поганых, всех до единого.

Ратибор вдруг поймал себя на том, что широко улыбается, и притом без всяких усилий. Конечно, ему не под силу перебить все орды Батыя, но вот этих самых он перебьёт. Нет у него другого выхода. Если хоть один уйдёт, подмога явится очень, очень быстро. Поэтому лечь должны все, все до единого.

И выходит, для этих вот баб он и есть настоящий Избавитель.

...

Нагайка перестала щёлкать. Бабы стонали и плакали, как будто взаправду их насиловали грязные вонючие степняки.

Спустя сотни лет в этой стране будут такие заведения - "театры", где профессиональные актрисы будут изображать всё, что угодно. Но ни Ратибор, ни молодая княгиня Лада, ни тем более эти вот неграмотные деревенские бабы не знали, что такое театр. Они знали лишь, что татары не должны заподозрить, что двоих из них уже нет в живых. И бабы старательно играли свою роль, давая витязю фору.

И уж тем более не имели понятия о театре татарские нукеры. Хотя нет, какие это нукеры - так, степной сброд, собравшийся под знамёна великого хана Батыя, дабы покорить Вселенную. Ну и, само собой, пограбить. Настоящих нукеров за сеном не пошлют.

Ратибор лихорадочно соображал. Двух нет, ладно, но ещё шестнадцать живы. Он, пожалуй, достал бы их отсюда, из замечательного лука, сработанного мастером Лесиной. Но перебить шестнадцать конных, не сходя с места - нечего и мечтать. Что делать? Преследовать конный отряд, в одиночку, стреляя на ходу? Господи, помоги, и быстро помоги!

Между тем татары, не имеющие никакого понятия о театре, воспринимали происходящее однозначно. Хитрые их товарищи, распалясь от долгого воздержания, решили позабавиться с урусскими девками, что и проделывают сейчас, вместо того, чтобы заставить урусок таскать воду и готовить обед для храбрецов.

От костра отделился внушительного вида татарин, что-то проорал по-своему. Бесполезно. Те, двое, так увлеклись, что не слышат приказа. Ну ладно, получат плетей. Дисциплина есть дисциплина!

Начальственный взмах руки - и ещё двое всадников, смеясь, устремляются к балке, на краю которой вросла в землю неказистая избушка. За ними вскакивают на коней ещё двое.

Ратибор облизал губы. Господи, отними у поганых разум!

- Которых бить, Вышатич?

Ратибор чуть было не поперхнулся от неожиданности. Княгиня смотрела на него серьёзно, без страха. Оказывается, она тоже наблюдала за происходящим, только из-за его спины, вжавшись в стену землянки, будто слившись с ней. И как умудряется видеть почти из-за угла?

- Левых бей, госпожа моя. Ты первая.

Всё правильно. Лук у молодой княгини не тот, что у Ратибора. Прямо скажем, для женщины лук ставлен. Хорошо, если на двести шагов попадёшь, да и то сомнительно.

Бабы старательно стонали и рыдали, и татарские всадники очень удивились, когда перед ними вместо отважных нукеров со спущенными штанами возникли две фигуры. Рослый урус в тускло блестящих доспехах и тоненькая фигурка в серой дорожной одежде, и обе натягивали луки. Женщина?!

Двое слетели с сёдел, как воробьи с забора. Вторая пара, завизжав от неожиданности, яростно цапнула луки. Поздно! Вновь просвистели стрелы, и ещё двое храбрецов повалились в окровавленный снег, вдруг разом утративший свою чистую первозданность.

Двенадцать. Их осталось двенадцать. Господи, помоги!

Начальник татарского обоза, вероятно, отличался храбростью, зато умом - ни в коей мере. Он громко завизжал, размахивая руками, и татары мигом вскочили в сёдла. Характер жестов не оставлял сомнений. Вперёд!

"Спасибо тебе, Господи" - витязь истово перекрестился - "внял ты моей мольбе, отнял у поганых разум"

- В избу, госпожа моя! И вы, бабы!

Нет, не зря Ратибор, до того как стать вятшим витязем, был сотником. Команда ещё звучала, но уже была выполнена. Надо уметь отдавать команды.

Татарские конники рассыпались широкой цепью, полукольцом охватывая невидимого пока врага. А может быть, и не Бог? Может быть, злую шутку сыграла с врагами ложная мысль о непобедимости татарского войска, подкреплённая многочисленными победами? Только ведь победа не даётся навечно, её каждый раз приходится брать заново. Возьмите!

Время словно растянулось. Медленно, медленно плывут татарские кони, и взвихренный снег никак не ложится на землю, вися в воздухе белой пеленой. Разинуты в бесконечном вопле рты.

Свистнула стрела, и первый вылетел из седла. Одиннадцать.

Татары наконец увидели своего противника. Одинокий высокий урусский воин, закованный в броню с головы до пят, стоял открыто, спокойно выцеливая из большого лука очередную жертву. Свистнула стрела, и ещё один всадник, нелепо взмахнув руками, покатился наземь.

Десять.

Ратибор не обращал внимания на татарские луки. Сейчас ещё не достанут, а чуть позже - не попадут. А если и попадут на таком расстоянии - что толку? Цареградская бронь надёжна, как крепостная стена.

А ещё чуть позже стрелять будет некому.

Рой стрел не долетел до Ратибора каких-то десять-пятнадцать шагов. Ответ не заставил себя ждать. Свистнула стрела, и коренастый низенький татарин заорал, хватаясь за живот, из которого торчало древко. Вопль был коротким, и покойный рухнул с седла, дабы пополнить ряды загробного воинства.

Девять.

Начальник визжал и орал, подбадривая своих воинов. Уррагх! Вперёд!

Не пора ли? Нет, рано. Ратибор ещё с Калки усвоил порядки, по которым жила орда. Пока жив командир, только он решает, наступать или отступать. Воин, отступивший без приказа, карается смертью. И только если командир убит, воины имеют право действовать самостоятельно. Так что пусть поживёт ещё несколько мгновений храбрый начальник.

Свистнула стрела, и совсем ещё молодой, почти безусый татарин дёрнул головой, роняя лук. Из глазницы у него торчала стрела. Он завалился на спину, и долго скакал, не падая наземь.

Восемь.

Затея с окружением одинокого врага проваливалась на глазах. Дуга всадников стремительно укорачивалась, съедаемая стрелами невероятного уруса, неведомо как возникшего здесь, в мёртвой разорённой деревне. Левый фланг развёрнутой конной цепи уже перестал существовать, и судя по всему, проклятый урус в самое ближайшее время собирался покончить с центром.

Колдун? Ну конечно, колдун, как он сразу не понял! Или хуже того - восставший мертвец.

Волосы начальника зашевелились. Назад!

Но Ратибор уже понял, что тянуть дальше нельзя. Храбрый начальник сыграл свою роль, и хватит с него.

Свистнула стрела, и командир повалился мешком, грузно ударившись о землю, так и не успев отдать команду.

Семь.

По броне лязгнули татарские стрелы, целых три, одна за другой. Ратибору стало весело. Ну кто же стреляет в панцирного воина срезнем?! [стрела с широким, часто серповидным наконечником, способная наносить тяжелейшие раны]. И витязь вдруг понял.

У этих татар нет бронебойных стрел. Они совсем не рассчитывали на бой с доспешным витязем. Они привыкли убивать безоружных, в крайнем случае вооружённых дрекольем селян.

Снова свистит стрела. Тупой удар, и ещё один татарин с коротким воплем вылетает из седла, будто выбитый копьём. А до врага ещё двести шагов. Очень хороший лук изладил мастер Лесина.

Шесть.

Очевидно, мысль о восставшем мертвеце пришла в голову не только покойному начальнику. Да и как ещё объяснить тот факт, когда один-единственный пеший урус (а пеший, по укоренившемуся в мозгу степняка понятию - не воин) расстреливает непобедимых монгольских воинов, как соломенные чучела? И стрелы его не берут!

Стрельба прекратилась, и уцелевшие всадники с воплями стали поворачивать коней. За каких-то полтораста шагов от одинокой, закованной в сталь фигуры.

Теперь Ратибор не сомневался - Бог услышал его молитву. Точно услышал. Ну нельзя же всерьёз утверждать, будто такие дураки могли дожить до такого возраста. Значит, Господь и в самом деле прямо сейчас отнял у них разум, как просил витязь.

Поворачивать коней начали сразу все шестеро, и пятерым удалось это сделать. Они удирали, пригнувшись к спинам своих коней, а двое даже свесились сбоку, пытаясь заслониться конским крупом. Глупо.

Ратибор расстрелял бегущих быстро и чётко, словно это и в самом деле были учебные чучела. С теми двумя, самыми ловкими, он поступил просто, убив под ними коней. Получилось очень удачно, падая, конь придавил одного насмерть, явно сломав хозяину шею. Второй расшибся не так сильно, но был совершенно беспомощен, оглушённый падением и придавленный конём.

Время восстановило свой нормальный ход, и только тут, переводя дух, Ратибор услышал. Вопили бабы. Только это были не беспорядочные вопли испуганных, а настоящий, пронзительно-жуткий боевой клич. Замордованные, оборванные бабы бежали к упавшим татарам, держа в руках деревянные вилы. Вот они достигли воина, неловко придавленного конём. Расстояние было приличным, больше трёхсот шагов, но хрякающие звуки ударов были слышны вполне отчётливо, забавно не совпадая со взмахами тяжёлых дрынов.

Ратибор повернулся, опустив тяжёлый лук. Добивать раненых не было необходимости. Если даже кто-то из татар ещё жив, разъярённые бабы сейчас это исправят.

- Моя госпожа, можно выходить. Всё спокойно.

Из низкого лаза показались смеющиеся глаза. Смеётся! Ай да княгиня!

Княгиня уже выбралась наружу, за ней опасливо высунулись освобождённые пленницы.

- Ладно ты их уделал, Вышатич. Я в окошко смотрела. Научишь доброму бою?

Тренировка - великое дело. На сей раз улыбка далась Ратибору легко.

- Ещё мне у тебя не поучиться ли, госпожа?

Они стояли напротив него, не решаясь сделать первый шаг, словно боясь спугнуть волшебное видение. Словно Избавитель мог растаять в воздухе от их непочтительного отношения.

Ратибор обводил глазами сгрудившихся перед ним баб. Все молодые, а эта вот совсем ещё малая девка, годов пятнадцати, не больше. Одеты в какие-то немыслимые рваные мешки, из-под отрепьев торчат голые ноги, обутые в рваные онучи и лапти. Головы простоволосые.

- Чьи вы будете, бабоньки?

Слова эти разрушили немую сцену. Одна из баб всхлипнула и вдруг кинулась к высокому витязю, повисла на нём.

- Ро-о-одненькие... наши!

Как будто перед ней стояла неисчислимая рать.

...Варево в котле кипело, распространяя сытный мясной дух. Татарские кони, верно, видавшие на своём веку крови больше, чем сена, быстро успокоились и дали себя поймать. Сейчас они смачно хрупали сено, не особо беспокоясь сменой хозяев. Какое им дело до людских разборок?

Ратибор внимательно рассматривал наконечники стрел, извлечённых из татарских трупов, одновременно слушая бабьи речи. Вот этот наконечник надо бы переточить, на татарском начальнике, видать, бронь была неслабая...

Освободители и освобождённые сидели рядом, радость победы была столь велика, что исчезли сословия, остались только русские люди. Ратибор искоса поглядел на молодую княгиню. Княгиня не чинилась, сидела рядом с бабами, замотанными в тряпьё, не чураясь, чуть наклоня голову, слушала.

-... А мужиков наших всех побили поганые. Детей порубили, а то подкинут младенца - и на копьё. И над нами галились, как только могли. Многие не сдюжили поруганий бессчётных, померли, а которые сами на себя руки наложили. Да ить и руки наложить ещё суметь надо, когда ни ножика, ни верёвки путней, да стерегут тебя днём и ночью. А Стремяша мой с князем ушёл во Тверь-город, да только и там мало кто жив остался. Заяли поганые Тверь-ту, порубили всех, и старых, и малых, а которых живьём пожгли. А вы, матушка, откуда пробираетесь?

- С Ижеславца города мы, что под Рязанью - молодая госпожа и не подумала осадить деревенскую бабу, не твоя, мол, забота - Как раз перед носом у татар ушли.

- Это что ж такое... Это сколько же вы в пути-то?

- Да ведь мы поперву во Владимир ушли, муж мой отослал, думал, не достанут поганые... Токмо и до Владимира добрались они. Пришлось опять уходить, и опять из-под носа. Добрались до Ростова, и там такое же... - княгиня бледно улыбнулась - Сказку про колобок не слыхали?

Она вдруг вскинула глаза, словно почуяв.

- Чего знаете, бабы? Говорите, не томите, ну!

Бабы сопели, отводя глаза. Только одна, не такая уж молодая, хмуро ответила, глядя прямо.

- Ты уж не гневайся, матушка, узнала я тебя. Ты молодая княгиня Лада, что по весне за князя Ижеславского вышла. У меня муж - купец, с-под Дмитрова мы. И в вашем Ижеславце бывал, и в Пронске... И меня пару раз брал по торговым делам-то, так вышло... А нынче вот в Рязань за железным товаром поехал, там и остался. Не успел.

- Что знаешь? - голос княгини сел. Странно, ещё миг назад казалось, что её глаза до того огромны и черны - дальше некуда. И только сейчас Ратибор понял, какими огромными они могут быть.

- Нету больше Ижеславца города. Спалили его поганые, разорили до голой земли. И людей всех побили до единого. И так по всей земле рязанской, сказывают.

Вот странно, подумал Ратибор. Он же знал это всё. И понимал, умом понимал, что никак не устоять было крохотному городу Ижеславлю против силы, перед которой не устояли могучая Рязань и сам стольный град Владимир Великий. Но в душе теплилась отчаянная надежда. На что?

Надежда умирает последней... Брехня! Вот надежды нет, а они есть.

...

- Ну, бабы, прощайте. Нельзя нам долее медлить, и вы уходите. Я так мыслю, нынче к ночи они уж не сунутся, стало быть, завтра тут будут.

Ратибор поправил мешки, вновь туго набитые овсом, найденным у покойных. Они уже сидели в сёдлах, высокий витязь в тускло мерцающей заиндевелой броне и тоненькая фигурка, закутанная в тёмный дорожный плащ с меховым подбоем. Всё как обычно, вот только теперь в глаза молодой княгини Ратибор смотреть и вовсе не мог. Уж лучше снова принять бой с дюжиной татарских всадников. Или даже с двумя, всё не так страшно.

Бабы стояли и глядели. Молча глядели, как уходит от них последняя надежда.

- Родненькие... не оставляйте нас обратно поганым на поругание...

- Молчи, дура! - оборвала товарку та самая баба, что признала княгиню - Не слушай её, витязь. Поезжайте скорее. Спасибо вам за избавление от поганых. И тебя, княгиня, храни Господь. Покуда живы, молиться за вас будем.

Она жёстко усмехнулась.

- А вдругорядь я им не дамся. Железо с татар дохлых поснимали, чего боле надо? Не с голыми руками, чать, себя порешить всяко успею.

У Ратибора тяжко щемило сердце.

- Лошадёнок и прочее мы вам оставляем, нам в дороге без надобности. Не поминайте лихом!

Они взяли с места в галоп, хотя нужды в этом не было, не погоня ведь. Лищь бы только скорее не видеть остающихся.

И опять Ратибор удивился, а поняв - содрогнулся даже. Молодая госпожа по-прежнему молча и чётко исполняла его команды, даже ещё не высказанные. Это после всего-то.

Если бы у него был такой оруженосец - на руках носил бы, и ноги мыл.

Хорошо сделанная нодья почти не давала дыма, и отсветы огня можно было увидеть лишь подойдя вплотную.

На сей раз Ратибор решил рискнуть. Нельзя ей сейчас без огня, понятно?

... Они шли всю ночь, скользя во мраке, как призраки. Не звенели удила, не фыркали умные кони, и даже снег расступался под копытами беззвучно. А может, они уже и были призраками? Ибо чем, как не призраком, является человек, утративший всех родных и близких, дом и самую Родину?

Утром, как обычно перед рассветом, они остановились на привал в самой гуще леса. Молодая княгиня всё ещё держалась отменно, но витязь кое-что смыслил в людях, и понимал - это одна видимость. Нет слёз, ни единой слезинки. И на вопросы отвечает медленно, равнодушно, чуть растягивая слова. Плохо, очень плохо.

Она сидела неподвижно, протянув ладони к огню, и отсветы багровых углей в огромных чёрных глазах казались в предутренней темноте густого ельника ночными сполохами далёких зарниц. Язычки пламени пробивались между обугленных брёвен, даря восхитительное, бесценное сейчас тепло. Господи, помоги! Ну ещё раз помоги, Господи, а дальше я сам!

О себе Ратибор не думал. Не думал о старой матери, о брате, о дочери-стрекотухе, о сыне, наверняка погибших. Не радовался тому, что жена не дожила до сего дня, не осталась на поругание поганым, не видела гибели семьи. И даже о князе сейчас Ратибор не думал. Все его мысли были заняты только вот этой юной женщиной, почти девчонкой. Неужели не сохранит он её, не выполнит посмертный наказ князя?

Витязь снял меховую рукавицу, затем вторую. Медленно, осторожно взял в свои ладони узкие ладошки, уже согретые огнём. Только очень, очень осторожно...

Словно рухнула запруда. Княгиня захлёбывалась рыданиями, прижавшись к его груди, и Ратибор почему-то подумал - хорошо, что чешуйчатые пластины панциря нагрелись от огня...

- О-ой... да как же... Рати-и...борушка, ой, больше не могу я-а-а!!!

Ратибор судорожно гладил её по волосам - убор сбился напроч - и не смел целовать. Само собой, сейчас их можно услышать за тысячу шагов. Ну и пусть. Витязь знал - такое молчание опасней сотни татарских нукеров.

...

В тёмном хлеву его встретило лошадиное фырканье. Нашарив пучок соломы, Ратибор раздул огонь. Он специально взял из дому уголёк, а не горящую лучину. Открытое пламя видно издалека, и татарские дозорные вполне могут нагрянуть на огонёк. Только здесь, в хлеву, витязь позволил себе зажечь смоляной факел.

Серко и Игреня снова зафыркали, запрядали ушами. Ратибор воткнул факел в щель бревенчатой стены, так, чтобы было видно. Следовало осмотреть подковы, и вообще...

Кобыла вдруг тихо, жалобно застонала, и Серко ответил ей ржанием. Что такое?!

Ратибор стремительно подскочил к коням. Дрожащими руками ощупал вздувшееся брюхо кобылы. Та дёрнулась, снова тихонько застонав, и вдруг повалилась на колени. Нет!

Витязю самому вдруг неудержимо захотелось лечь на солому, так дрожали ноги. Лечь и не вставать. Не видеть, не слышать. Нет всего этого. Не может быть.

Нет и не может быть никаких татар, растекшихся по Руси, как невиданные адские мураши. Нет мёртвых весей, где на кусках войлока висят обломки дверей. Нет истерзанных баб, простоволосых, одетых в немыслимые рваные мешки. Нет обглоданных волками замёрзших трупов, тянущих скрюченные пальцы из снега. Нет надетых на колья забора младенцев.

И стоит у Прони-реки малый град Ижеславль. Куда бы он делся?

А Игреня уже валилась на бок. Серко снова тихо, жалобно заржал. Словно говорил: "Помоги, человек, ну что же ты?"

...

Она почувствовала беду, как только он вошёл в избу. Немой вопрос застыл в огромных бездонных глазах.

- Беда, госпожа моя. Игреня пала...

- Как?

Ратибор только вздохнул. Нельзя было глядеть в эти глаза её. Пусть бы ещё малость побыла в неведении...

Они пробирались к своей цели упорно, во мраке, как кроты. Ратибор даже усмехнулся. Кроты - существа беззаботные. Кротам не надо прятаться от татар. И самое главное, кроты не видят того, что приходится видеть людям...

Серко бесшумно встал, даже не зафыркал. Золотой конь, для тайной разведки цены ему нет. Ратибор не стал понукать коня. Встал - значит почуял что-то.

И тут впереди раздалось громкое рычание. Сомнений не было - волки. Грызутся серые твари из-за добычи, но как-то лениво. И нюх потеряли. Хотя да, Ратибор и княгиня находились с подветренной стороны.

Ратибор уверенно послал коня вперёд. Серко встряхнул ушами, заупрямился было - всё-таки волки - но доверие к человеку победило. Раз хозяин считает, что надо... Золотой конь. Другого бы не заставить. И ржал бы на весь лес, полоумно кося глазами, брыкаясь. Кони боятся волчьего духа.

Сзади всхрапнула Игреня. У кобылы выдержка не та, но впереди уверенно маячил круп Серка, и кобыла, не желая оставаться одна, пристроилась следом.

- Не боись, госпожа моя. Волки - это хорошо. Знать, татар близко нету.

Княгиня ответила не сразу. Усмехнулась горько.

- Дожили мы, Вышатич. Уж и волкам рады.

Они выехали на поляну. Ратибор всегда считал себя человеком стойким, но тут почувствовал, как рот наполняется вязкой, липкой слюной. Сзади сдавленно вскрикнула княгиня.

На поляне там и сям валялись полуобглоданные человечьи трупы. Волки, завидя их, лениво потрусили в лес. Ни люди, ни лошади их не заинтересовали. Охота была связываться с живым человеком, когда кругом полно мёртвых.

Ратибор соскочил с коня, непрерывно прядающего ушами. Серко зафыркал - лошадиной стойкости тоже есть пределы. Сзади топотала, беспокоилась Игреня.

Прямо из снега к нему тянулись скрюченные пальцы, словно прося чего-то.

- Ой, неужто русские люди?! Родные!!

Ратибор стремительно обернулся. Расслабился, нельзя так.

С высокой густой сосны сползало, трясясь, существо необычного вида. Витязь даже не сразу признал в нём человека. Обмотанное пучками жухлой подснежной травы, оно напоминало не то лешего, не то громадную ожившую мочалку.

- Родненькие... - человек оставил попытки слезть с дерева и рухнул в снег кулём. Видимо, не удержали руки-ноги.

- Ты кто таков, дядя?

Но человек уже потерял сознание.

...

-...Не стали нас рубить поганые. Раздели до нитки, даже лапти с онучами сняли. Я ему говорю - лапти-то вам зачем, окаянные? Помёрзнут люди в лесу нагишом. А нехристь знай смеётся - зверям, мол, одёжа не положена, так проживёте. И ускакали. Жива с Иваном ладились огонь добыть, да не сумели. Ну, сбились мы в кучу, ровно овцы, да только босиком по снегу недалече уйдёшь. Только тут меня надоумило снег грести, траву с-под снега вытаскивать да вязать. Люди, кричу, делай как я! Да никто уж не движется, сомлели. Ну и помёрзли все. А тут волки. Едва на дерево забрался...

Бородатый мужик трясся, закутанный в меховую полость, кою Ратибор использовал для спанья в снегу. Огонь разводить Ратибор не стал, темно ещё, да и место не очень... Хотя этому бедолаге сейчас всего нужнее огонь был бы.

И только тут до Ратибора дошло.

- Погоди. С тобой татарва по-русски говорил?

- Нет, господине. Это я малость по-ихнему понимаю. Я толмачом был у купцов, немало языков уразумел. Меня и поганые с собой возили, да я сбежал от ихней службы.

- Пошто сбежал?

Мужик посопел.

- Сил нету смотреть, как они над русским людом изгаляются. Нельзя служить царю Ироду, так в Писании сказано.

- Ты, стало быть, и грамоте учён?

- И не токмо русской, господин.

Цены нет такому человеку. И вот, поди ж ты, сидит на сосне, голый, спасаясь от волков. Ещё бы чуть, и конец. Вовремя подоспели.

- Как звать тебя?

- Кириллом окрестили. А прозваньем Синица. Я в духовные лица ладился, господине, да только попёрли меня...

- Дак ты расстрига никак?

- Так оно...

- За что расстригли-то?

- За прилюдное поношение иерархов церкви нашей святой, свершённое в пьяном и непотребном виде, господин мой. Токмо давненько было сие.

Однако что теперь делать? Бросать его тут на погибель нельзя никак. И с собой брать нельзя. Нет у них запасного коня.

- Возьмите...- робко попросил вдруг книжный человек, и такая мольба прозвучала в его голосе, что Ратибор закашлялся. С чего бы? - Возьмите, добрые люди. Не буду я вам обузой тяжкой. Княгиня-матушка...

- Откуда знаешь её? - перебил Ратибор

- Ниоткуда. Догадался я, витязь. Нешто я княгиню от купчихи альбо деревенской не отличу? Да тут дурень деревенский догадается, лишь на коней ваших глянуть.

- Из Ижеславца Рязанского мы - встряла вдруг княгиня - бывал в таком городе?

Ратибор чуть заметно поморщился. Зачем всякому-поперечному знать... Хотя, собственно, какая разница? Если татарам попадутся, то так и так...

- Бывал, бывал раз, матушка. Так ты, стало быть, молодая княгиня Лада, князя Владислава жена?

- Убили Владислава - глухо произнесла молодая женщина - и город спалили...

Кирилл Синица помолчал, повздыхал.

- Много они городов спалили, госпожа. И ещё спалят, не сомневайся. А всё одно им конец придёт.

- С чего взял? - витязь насмешливо посмотрел на мужика. Тоже мне, великий воевода, рассуждатель... - План разгрома Батыги никак созрел у тебя, покуда на ёлке сидел?

- Нет, витязь. Не учён я на воеводу. Но одно знаю - иначе мыслить нельзя. Не тот побеждён, кто убит, а тот, кто сдался.

Витязь закашлялся. Вот она, философия где...

- С нами поедешь, Кирила Гюрятич - сказала вдруг княгиня твёрдо.

Витязь внимательно посмотрел на неё. Понимает ли...

- С нами он едет, Вышатич. Я сказала.

Ратибор вдруг улыбнулся. Русская баба...

- Слушаюсь, госпожа моя - и повернулся к книжному человеку - На коне усидишь, Кирила?

...

Поп-расстрига, он же беглый толмач татарский, сопел как младенец. Первое время он пытался храпеть, но Ратибор безжалостно пресекал эти попытки коротким ударом локтя в бок.

Кирилл Синица оказался мужиком железного здоровья. Наевшись копчёной медвежатины, он уснул как убитый. Витязь опасался, не заперхал бы с простуды. Ежели так, пришлось бы его бросить, как ни жаль. Кашлюну так и так смерть, и их за собой утянет.

В меховой полости, приспособленной для одного, вдвоём было тесно и жарко. Но жара у бывшего попа не было, и слава Богу. И ещё витязь был недоволен собой.

Первый порыв прошёл. Ратибор думал так, что голова трещала. Обещался - делай. А как?

Ладно, положим, шагом их Игреня и двоих вывезет. Нет, нельзя. Витязь понимал - благородство его имеет чёткие пределы. Случись погоня, от Кирилла придётся избавляться. Лучше всего - кинжалом, и долой с коня. Чтобы не оставлять на мученья от поганых. Княгине такое дело никак не под силу, стало быть, ехать вдвоём должны они с Ратибором. Выдержит ли Серко? Хм...

Есть, конечно, ещё вариант. Надо захватить татарского коня. Правда, овса на него не запасёно, ну да это ещё не так страшно... Главное, в этом случае не было никаких гарантий, что чужой конь не выдаст маленький отряд в самый неподходящий момент своим ржанием. Да и кони татарские по лесам не бродят...

- Можно спросить тебя, господин? Не на Торжок ли путь держим?

Выходит, проснулся поп. Тоже думает. Оно понятно, только дурак при таком положении не задумается.

- На Торжок и сбирались - сумрачно ответил Ратибор.

- Не надо, господине. Опосля Твери они на Торжок и двинут. Как раз в западню угодите, в осаду. Я так мыслю, сейчас поганые бояться токмо Георгия Владимирского, как бы он с ратью немалой со спины им не зашёл. Потому лазутники повсюду шныряют, отрядами малыми. Ищут, где рать укрыта.

Понятно.

- Дозволь сказать, господин мой. Надоть к северу пробираться, в обход Торжка, и дале лесами на Вышний Волок. И крюк невелик, и вольная Русь.

Ратибор невольно хмыкнул. Легко сказать. Хотя...

- Дорогу хорошо знаешь?

- Знаю малость, господине. Токмо мыслю, мало проку тебе от моего знания. Нам же не торная дорога нужна, как я понял, а тропа окольная, лесная.

Нам. Ну что ж...

- Дозволь сказать, господине. Надобно найти человека лесного, охотника. Через две ночи будем в городе...

А может, и верно? Отоспаться, попариться в бане... И главное - корму добыть, себе и коням.

Ратибор внимательно посмотрел на спящую княгиню. Бледное тонкое лицо перечеркнули еле заметные складочки, не разгладившиеся даже во сне. Ей очень нужен отдых...

Витязь вздохнул.

- Как тебя по батюшке, Кирила?

- Гюрятич, господин мой.

- Дело говоришь, Кирила Гюрятич. Осталось провожатого найти. Надёжного, и чтобы до Волока довёл скрытно.

Да, насчёт охотника прав поп-расстрига. За Торжком леса Ратибору и вовсе неизвестные.

...

- Дак как договоримся мы, Олекса Первеич?

Охотник подумал ещё, тряхнул головой.

- Воля твоя, витязь. Не пройдём мы ночами. Места больно гиблые, луна на ущербе, да облака. Поломаются кони.

Ратибор тоже задумался.

- Не сомневайся, господине. По тем местам татары и днём не ходят. И дни уж длиннее стали. За шесть дён доберёмся до Волока.

- Будь по-твоему.

Ратибор про себя облегчённо вздохнул. Уломал-таки барсука дремучего. Хотя две гривны - сумма небывалая. Небось и в глаза сроду не видал охотник столько серебра.

- Когда отправляться думаешь, господин? Завтра пойдем али уже сегодня надо?

- Вчера надо.

Охотник не спорил. Встал, пошёл собираться. В углу блестели глазёнками двое ребятишек. Баба хлопотала у печки.

На охотника Олексу в деревне указали все, как сговорившись. Мол, лучше него дорогу по лесам только леший знает, да и то не всякий. Только с норовом мужик, к нему с уважением надо.

Не менее важное дело - пополнить припасы - уладилось с лёгкостью необыкновенной. Староста деревни недорого снабдил их отборным овсом, ячменной крупой и копчёной свининой, прямо указав на причину - "всё равно сожрут поганые, как доберутся". По всем дворам слышалось мычание и блеяние - резали скотину, которую не чаяли угнать в дебри.

- Готов я - охотник возник незаметно, и Ратибор с неудовольствием попенял себе: расслабился, нюх потерял.

- Вот ещё что, Олекса Первеич. Двоих твоя кобыла выдержит, ежели посадим книжника к тебе?

Охотник засопел.

- Чего, сам не могет конём править?

- Да нету запасного коня у нас.

Олекса прищурился.

- И серебра боле нету?

Ратибор подавил вспыхнувшее раздражение. Много больно себе позволяет, мужик неотёсаный.

- Мало-мало есть.

- Тогда займуй коня у деверя мово. Другой путней скотины для леса в нашей веси не сыщешь. И возьмёт недорого, с полгривны всего. А назад я его сам отгоню.

- Не дорого больно? За гривну-то коня купить можно.

- Не, господине. Не купить сейчас доброго коня и за пять гривен. Да и назад вернуть ещё надоть...

Тоже верно.

...

Нет, что ни говори, днём ехать куда приятнее. Солнышко уже заметно греет...

Ратибор усмехнулся. Нет, что ни говори, днём ехать куда хуже. Как ни глухи кривые окольные тропы, по которым ведёт их Олекса, каждую секунду Ратибор ждал... Чего?

Круп мохнатой вислозадой кобылки, на которой ехал охотник, остановился так внезапно, что витязь едва успел натянуть поводья. Охотник уже соскочил наземь, варежкой прижал морду кобылы. Взяв за уздцы, потянул в тень разлапистой ели.

Маленький отряд едва успел укрыться, как на тропе послышался осторожный конский топот. Несколько всадников ехали шагом.

Охотник уже держал в руках лук, присев за выворотнем, и Ратибор последовал его примеру, разом выдернув тугой тяжёлый лук из налучи, одновременно спрыгивая в снег. Рядом спешилась молодая княгиня.

Всадники показались из-за поворота тропы так внезапно, будто возникли из воздуха. До Ратибора донеслась негромкая нерусская команда.

- Прознатчики...- одними губами произнёс Олекса.

Витязь и сам уже понял - Господь сподобил их напороться на татарскую разведку. Дурень, ох и дурень, что послушал Олексу этого! Ночами надо было ехать...

Но размышления следовало оставить на потом.

Шесть татарских всадников собрались на тропе, тихо переговариваясь. За сотню шагов разговор сливался в невнятный шелест.

Ратибор кивнул Олексе, и матёрый охотник понял без слов.

И тут жизнерадостно, звонко заржал заёмный буланый конёк.

Конское ржание ещё звенело, а стрела уже летела к цели - тело опытного воина знало, когда надо действовать, не дожидаясь приказов шибко умной головы. И к неописуемой радости Ратибора, рядом сдвоенно тенькнули сразу две тетивы.

Трое татарских прознатчиков вывалились из сёдел. Но разведка - это вам не зажравшиеся обозники. Короткая гортанная команда заглушила ответный свист стрел, и только короткий тупой лязг брони дал понять витязю, куда ему попала стрела.

Время снова послушно растянулось. Ратибор видел, как уходит его стрела, как вылетает из седла ещё один вражеский всадник, как щерятся двое оставшихся, натягивая тугие короткие луки. Нет, только один - ещё одна стрела рыбкой скользнула по воздуху, впившись в крайнего. Княгиня?!

Но оставшийся в живых уже отпустил тетиву. Как ни растянуто было сейчас для Ратибора время, он кожей ощущал стремительный и неудержимый полёт татарской стрелы. И он уже знал, кому она предназначена.

Нет!!!

Ратибор выпустил стрелу, уже понимая, что опоздал. Что гибель шести поганых нисколько не смягчает его вины, и даже его смерть - ничто по сравнению с обманом, который он причинил князю. Не сберёг. Обещал - и не сделал.

Время восстановило нормальный ход. Трое татарских разведчиков уже успели упасть в снег, остальные ещё валились. Хрипло ржали татарские кони, вставая на дыбы. Ратибор повернулся всем телом к своим спутникам, страшась того, что придётся ему сейчас увидеть. Княгиня...

Молодая княгиня Лада стояла, держа лук в оцепеневшей руке, а перед ней оседал в снег книжный человек, бывший поп-расстрига, неловко придерживая правой рукой левую, из которой торчала, как перекладина креста, татарская стрела, прошедшая навылет.

Витязь судорожно прижал к саднящему сердцу руку. Рука натолкнулась на что-то твёрдое, холодное. Ратибор перевёл взгляд - из груди у него торчала бронебойная стрела, всё-таки впившаяся кончиком гранёного жала в неодолимую цареградскую бронь, да так и не сумевшая дойти до сердца.

И только тут мягко, неуклюже навзничь повалился в снег проводник Олекса. В глазах его застыло удивление, а во лбу торчала татарская стрела.

- ... Как ровно толкнул меня кто - Кирилл морщился от боли, стараясь разговором отогнать страх и боль - Еле руку поднял - ан глядь, в ней уж стрела торчит. Ловко бьют поганые, надобно сказать... Ой!

Ратибор старательно перевязывал рану попу-расстриге, ухмыляясь в бороду. Надо же, чего учудить могут книжные люди - вздумал рукой стрелу поймать!

Огонь на сей раз горел без утайки - день всё же. Да и некогда было излаживать нодью.

До поляны с убитыми татарскими прознатчиками отсюда было не так далеко, версты две, но витязь не боялся.

... Когда Ратибор подошёл к валявшимся в беспорядке татарам, держа наготове лук с наложенной стрелой, чужие кони сразу успокоились. Человек рядом, всё в порядке. Очередная смена хозяев, только и делов.

Четверо были уже мертвы, но двое ещё были живы. Более того, один непослушной рукой тянулся к метательному ножу. Бронебойная стрела торчала из живота, глубоко увязнув длинным гранёным наконечником. Крепкие доспехи у татарина, не хуже, чем у Ратибора. Обычную кольчугу лук мастера Лесины пробивает навылет, через два слоя...

Раненый бешено взглянул в глаза витязю, пытаясь нащупать рукоять скользкими от крови пальцами. Ратибор отрицательно покачал головой. Стрела прибила руку к земле, и раненый зарычал.

- Кирила, иди-кось сюда - окликнул он своего спутника.

Поп-расстрига подошёл, придерживая наспех перевязанную руку, опасливо косясь на мешками валявшиеся трупы.

- А ну, спроси, какого лешего они тут искали? Кто послал, зачем?

- Господин - прохрипел книжный человек - гляди...

Из-под кольчуги раненого высунулась маленькая золотая пластинка, висевшая на кожаном шнурке. Ратибор шагнул к лежащему, наступив на уцелевшую руку, неторопливо снял пластинку. Тонкая работа...

- Господин мой, это пайцза. Личный знак ихнего главного хана Батыги. Уж я-то знаю...

Стало быть, не разведка. Или всё-таки разведка?

- Кирила, спрашивай быстро, ну!

Поп-расстрига быстро залопотал чего-то по-нерусски. Раненый молчал, свирепо щуря и без того узкие глаза. Потом сплюнул прямо на сапог Ратибора. Ответ ясен.

Ратибор на секунду заколебался. Ох, как не хочется... Он витязь, а не заплечных дел мастер.

Но в следующую секунду перед глазами встало видение - из снега тянутся скрюченные пальцы. И толпа русских баб, одетых в рваные мешки.

"Родненькие... не оставляйте нас обратно поганым на поругание"

И совсем близко - огромные чёрные глаза молодой княгини.

"О-ой... да как же... Рати-и...борушка, ой, не могу я-а-а!!!"

Витязь вынул кинжал. Двумя короткими ударами отсёк все пальцы уцелевшей руки татарина - не натворил бы чего - и отпустил прижатую сапогом руку. Татарин рычал и плевался. Не молчит - это хорошо... Не спеша подошел к лежашему рядом раненому, ещё подававшему признаки жизни. Стрела пробила голову, угодив в лицо, но крепкий малый всё ещё дышал, судорожно и часто.

Ратибор не спеша, уверенно освободил лежащего от доспехов. Равнодушно, как будто разделывал свинью, вскрыл грудную клетку ещё живого, запустил руку и вырвал сердце.

Когда Ратибор повернулся к татарину с пайцзой, глаза у того были совсем не узкие. Вполне даже нормальные глаза.

Ратибор вцепился зубами в трепещущее сердце. Только бы не вырвало!

- Спроси его - прожевав, сказал витязь - куда ехали и с чем.

- А-а...

- Спрашивай, кому говорят!!!

Поп-расстрига снова быстро залопотал, заикаясь. В поведении татарского разведчика (а может, гонца?) наметились положительные перемены. Он уже не рычал по-своему и не плевался, бешено щуря глаза. Но молчал.

Ратибор пожал плечами. Отбросив недоеденное, шагнул к лежавшему на снегу, наклонился...

И почему считают, будто у татар узкие глаза? Редкая сова может похвастать такими круглыми глазами.

Раненый быстро заговорил, в ужасе глядя на витязя, залитого кровью.

- Он говорит, господине, что ехал с приказом - выступать на Торжок, обложить немедля.

Неосторожно. Совсем неосторожно делает хан Батый. Имея за спиной сильную рать...

- Спроси его, как хан не боится идти на Торжок, ежели на плечах у него князь Георгий Владимирский с великой ратью?

Раненый снова залопотал, но глаза его уже приобрели нормальный размер. Правда, узкие глаза... И голос сразу изменился. Нехороший голос. Злорадный.

- Он говорит, господин мой - Кирилл сглотнул - что нет такой рати, чтобы одолеть непобедимое войско Повелителя Вселенной. Что посланы на Георгия великие силы, с ихним воеводой Бурундаем. Что как найдут, так и конец князю, и подмоги ему ниоткуда не будет, потому как разорили они уже все русские города, аж до самого Галича Мерьского. С чем и ехал.

Татарин вдруг засмеялся кудахтающим смехом, давясь и часто сглатывая. Снова заговорил.

- Ещё он говорит, Бату-хан возьмёт Новагород до весны.

Но Ратибор уже не слушал. Злорадный взгляд узких, нерусских глаз ещё не потух, но голос уже прервался, сменившись хрустом. Витязь медленно восстанавливал дыхание. Из горла посла торчала рукоять кинжала. Незачем слушать злобное враньё.

И тут Ратибора наконец вырвало. Любая выдержка имеет предел.

Витязь вновь подкинул дров в начавший вянуть огонь. Мало пользы. Морозный ночной воздух беспрепятственно затекал в избу, выдувая тепло. Холодно. Как холодно.

Ратибор невольно потянул на себя край подбитого мехом плаща. Стемнело, пора выходить. Куда?

Холодно. Морозный мрак затекал в самую душу, и нечем было изгнать его.

На миг единый почудилось - всё уже свершилось. Исполнилось задуманное проклятым ханом Батыем, и на всей земле Русской - только они двое. И не только в Русской земле - везде, до самого Последнего моря. И некуда идти. Везде будет одно и то же - обглоданные волками трупы, сожжённые руины и поганые двуногие звери, рыщущие в поисках ещё уцелевшей добычи.

Вот догорит огонь - и опустится Великая Тьма...

Витязь сжал зубы. Подбросил ещё дров. Пока огонь горит. Пока они живы.

Ратибор искоса посмотрел на княгиню. Молодая женщина держалась. Всё ещё держалась. Долго ли?

Огромные глаза княгини лихорадочно блестели. Он осторожно, очень осторожно взял её руки в свои. Она не отняла рук, но и не проронила ни звука. Чудеса иногда случаются, но ждать их повторения может лишь глупец.

Ратибор уже не скрипел зубами - челюсти свело намертво. Господи, прости, что опять я. Знаю, знаю, я обещал, что дальше сам... Но тут...

- Я знаю, что делать, Ратибор Вышатич - витязь вздрогнул, настолько спокойным, отрешённым был голос - надобно убить Бату-хана.

Витязь беспокойно поглядел в огромные чёрные глаза. Этого ещё не хватало... Господи, за что ей-то?..

- Думаешь, ума решилась с горя? - княгиня чуть усмехнулась - Нет, Вышатич. Здраво мыслю я, как никогда. Нету такой силы воинской, дабы победить татарскую орду. И неча переть на них грудью. Надо убить Бату-хана, иного выхода нет. Не будет его - и перегрызутся они, как зимние волки без вожака - она снова жёстко усмехнулась - или как наши князья. И порушится единство поганых, и будут они, как мы, поврозь. Тогда и конец им будет.

-... А я им говорю - глупые, не живут ведмеди на деревьях в дуплах. А греки знай своё долдонят - мол, ихний брат монах какой-то, имя вот забыл, самолично видал, как ведмедь в дупло спать лез, и о том в пергаменте отписал. Я смеюсь - это же он мёд жрал, глупые...

Кирилл Синица болтал, стуча зубами. Ратибор терпел, только чуть морщился. Впервые они остановились на ночлег ночью. Без проводника, по незнакомой местности, да ещё по такой, двигаться было возможно только днём.

... Ратибор хмурился, разглядывая стрелу, вынутую из пробитой руки. Острое, длинное, зазубренное жало. Хорошо, что стрела прошла насквозь, переломил - и всё.

Только вот древко татарской стрелы почему-то пахло тухлятиной. Отчего бы?

- Давай спать, Кирила. Завтра до свету встанем, может, сколько пройдём...

Поп-расстрига замолк, но зубы тихонько стучали. Плохо, ох, плохо. Витязь знал, что будет дальше. Озноб сменится жаром, раненая рука к утру станет толще ноги... Если завтра не найти доброй знахарки - участь Кирилла Синицы незавидна.

- Госпожа моя, придётся-таки нам до Торжка пробираться. Не смогем мы без провожатого идти до Волока.

Про себя Ратибор добавил - и воеводу Торжокского предупредить надобно. Хотя - что толку? Небось давно караулят ратники на стенах, выглядывают... Нет подмоги.

...

Кони медленно пробирались сквозь сугробы и валежник, осторожно переступая ногами, нашаривая твёрдую дорогу. Медленно, слишком медленно двигался маленький караван. Покойный Олекса был прав - ночью тут и медведь не пролезет, не то что кони.

Ратибор думал. А собственно, о чём думать? С гибелью проводника выбора у них не осталось. Здешних лесов витязь уже не знал. И на Городецко поворачивать поздно, теперь это будет уже не крюк, а возвращение. Одна надежда - добраться до Торжка, благо уже рядом.

Сзади негромко застонал Кирилл Синица. Вот и ещё одна задача. После того, как поп-расстрига спас - спас, спас, чего там! - молодую княгиню, витязь не мог просто так оставить его.

Ратибор даже не смел молиться. Он же обещал Господу, что далее справится сам. И вообще витязь полагал, что если слишком часто беспокоить Господа по разным пустякам, тот вскоре вообще перестанет слушать зануду, подобно тому, как, не выслушав, выбивают вон с княжьего двора уже известных кляузников и попрошаек.

Деревенька вынырнула как из ниоткуда. И дворов-то всего с дюжину. Ратибор истово перекрестился, чего обычно не делал. Хорошо, что не стал молиться. Вроде как Бог и сам понял, насколько им худо.

Но тело, давно приученное не доверять счастливым случаям, уже тянуло повод на себя. Витязь предупреждающе поднял руку - стой!

Он жадно вглядывался в лежавшую перед ним деревеньку. Беззащитная, как котёнок в лукошке, деревушка-весь утонула в сугробах. Над крайним домишком тянулась вверх струя дыма. Послышался детский смех, и малые ребята гурьбой вывалились за околицу. Слава Богу. Больше всего витязь опасался увидеть уже столько раз виденную картину - мёртвые разорённые избы...

Сзади вновь тихонько застонал Синица - видать, нестерпимо болела рука. Сердце Ратибора опять защемило - а ну, как нету тут толковой знахарки? Деревушка-то всего ничего...

Он толкнул пятками коня, и Серко, фыркнув, бодро потрусил к человечьему жилью.

...

Маленькая сельская хижина тем не менее как-то ухитрялась выглядеть чистенькой и опрятной. В углу возилась с каким-то отваром деревенская знахарка, маленькая и юркая, как мышка.

Кирилл Синица лежал на лавке, накрытый тёплой волчьей шубой. На лбу раненого выступили крупные капли пота.

- Ну что скажешь, бабонька? - первым не выдержал Ратибор.

Знахарка всё возилась со своим отваром, вроде и не слыша вопроса.

- Не слышу ответа! - чуть повысил голос Ратибор.

- Меня Лукерьей Петровной звать, между прочим - сварливо отозвалась знахарка - И неча тут громы метать, витязь. С татаровьями свою круть проявляй, а не с бабами деревенскими!

- Учту, Лукерья Петровна - усмехнулся Ратибор - Однако ответь...

- Выдь-ко на миг, витязь - знахарка сняла котелок с огня, поставила на стол, накрыв крышкой. Ратибор покосился на княгиню, недвижно сидевшую у огня на лавке. Глаза были закрыты, но по чуть заметному трепету длинных ресниц витязь понял - молодая женщина не спит. Он ещё раз обвёл глазами помещение. Вроде как угрозы княгине тут ждать неоткуда.

- Я коней взгляну, матушка - обратился он к княгине, и та чуть кивнула, не раскрывая глаз. И только тут до Ратибора вдруг дошло по-настоящему - да как это она ещё в сознании держится? Чудо...

...

- Плохо дело... как тебя по батюшке-то?

- Ратибор Вышатич я.

- Плохо дело у товарища твово, Ратибор Вышатич. Руку надобно резать.

Знахарка смотрела бесстрашно, прямо.

- Иначе никак? - медленно осведомился Ратибор.

- Ежели бы вчера... А сегодня никак. В кость гниль пошла уже. И скажу ещё - руку отымать надобно прямо сейчас. Иначе и это не поможет. Похоже, стрела та была с трупным ядом, витязь.

Ратибор помолчал, скрипя зубами. Понятно...

- Что от меня требуется, Лукерья Петровна?

Знахарка чуть усмехнулась.

- Ты и будешь мне помогать, Ратибор Вышатич. Сейчас маков отвар остынет малость, напоим товарища твово, и начнём.

Она ещё чуть помедлила, явно колеблясь.

- Говори уже, не боись - мрачно подбодрил её Ратибор.

- А я и не боюсь, витязь - сверкнула глазами знахарка - тот ли страх ныне по Руси бродит? Ты мне вот что скажи. Госпожа твоя непраздная...

- Откуда знаешь? - удивился витязь. Вроде незаметно никак...

- Вижу - усмехнулась Лукерья - Не слепая, чать. Так я про что... Не скинет она ненароком? А то у меня другой половины в избе нету... Может, ей покуда у кого ещё побыть малость?

Теперь заколебался Ратибор. Мысль здравая вообще-то. Негоже молодой женщине смотреть на то, что тут сейчас твориться будет. Может, и вправду?..

Но внутри у витязя уже всё вставало на дыбы. Весь его опыт телохранителя восставал против этого. Оставить княгиню в чужом доме без пригляду! Нет!

В памяти всплыло видение - внимательные, без тени страха глаза.

"Которых бить, Вышатич?"

- Нет - тряхнул головой Ратибор - Того, что она уже повидала... отрезанной рукой меньше ли, больше ли. Здесь останется она.

- Тебе видней, Ратибор Вышатич - колдунья потупила глаза - Ну что ж, пойдём.

...

- А-ыыы! Ироды! А-иии! Татары проклятыи-иии! Оооо... Душегубы, убивцы!

Привязанный к столу Кирила Первеич пытался дрыгаться, так, что сыромятные ремни скрипели, а сбитый из толстых тёсаных плах стол ощутимо потрескивал. Крепчайший маковый отвар сделал своё дело лишь наполовину - лишил пациента ума-рассудка. Нет, вначале всё вроде бы было нормально, но когда деревенская знахарка начала споро пилить косторезной пилкой кость, пациент проснулся и сейчас костерил своих мучителей в хвост и в гриву.

Перед началом операции знахарка строго велела витязю снять всю дорожную одежду, затем отыскала где-то чистую льняную рубаху, длиною аж до колен, и повязать голову чистым платком, причём на сарацинский манер - так, что остались открытыми только глаза. Сама она тоже переоделась в такую же сорочку, да ещё замоталась в свежий платок, оставлявшим открытым только лицо.

- А-ииии!! Людоеды!! О-иии!! Волчцы лютые!!! Мать вашу за ногу так и растак!!!

В тесной хижине было очень жарко, пламя горящих сосновых поленьев металось по добела выскобленным стенам и низкому дощатому потолку. Очаг у колдуньи был примечательный, с глиняным колпаком, вроде громадного кувшина без дна, собиравшим дым в трубу, так что в избу он совсем не попадал. Кроме очага, в углу притулилась ещё и низенькая печь с лежанкой, и тоже с трубой. Не такая уж бедная эта Лукерья Петровна.

Ратибор мельком взглянул на обеих женщин. Лицо знахарки, плотно повязанной до шеи чистым белым платком, покрылось мелкими бисеринками пота, и Лукерья то и дело взмахами рукава утирала этот пот. Лицо княгини вообще блестело от пота, брови страдальчески сведены домиком, но она держалась.

Княгиня Лада не только не испугалась происходящего, но и приняла деятельное участие в самой операции. Правда, ей тоже пришлось снять дорожную одежду и надеть на голое тело такую же рубаху, а на голову кусок чистого холста - ведьма была непреклонна.

- Жир давай!

Ратибор торопливо поднёс черепок с растопленным барсучьим жиром, сдобренным ещё каким-то зельем. Колдунья начала обрабатывать культю.

- О-ох... Пи-ить...

Ратибор вопросительно взглянул на знахарку, та чуть кивнула. Витязь взял ковшик с маковым отваром, поднёс к губам пациента. Кирила Гюрятич жадно заглотал, булькая.

- Хватит, хватит, это тебе не вода! - осадила Ратибора знахарка - Воды теперь дай ему!

Ратибор торопливо поменял ковш. Кирилл Синица подмены, похоже, не заметил.

- Повязку давай!..

...

-...Чего, Ратибор Вышатич, не спишь?

Знахарка сидела перед низеньким зевом печи на крохотной скамеечке, как никогда похожая на мышку, настороженно замершую перед норкой. Юркими, неуловимыми движениями она то подкладывала веточки и щепки в огонь, то помешивала в горшке кашу.

- Уснёшь тут... - проворчал витязь, скидывая ноги с лавки, куда устроила его на ночлег гостеприимная хозяйка.

Разумеется, он лукавил. Если бы можно было, он сейчас проспал бы как минимум сутки, не просыпаясь.

Если бы только это было возможно...

Княгиня Лада, окончательно выбившись из сил, буквально свалилась. Сейчас она спала на печке, дышала легко и ровно, и лицо её, утратившее уже въевшееся непрерывное страдание, в полутьме выглядело донельзя юным и прекрасным. И даже не видно отсюда тёмных кругов под глазами...

Кирилл Синица посвистывал носом. Железный малый! Тяжёлый наркотический сон у него плавно сменился здоровым младенческим.

- Слышь, Ратибор Вышатич... Может, передохнёте с госпожой хоть один день? Её ж уже ветром шатает. Отоспится на печи...

Витязь тяжело встал, направился к двери. У самой двери остановился.

- Нельзя. Никак нельзя, Лукерья. Сейчас поедем.

...

-...Ха, это ж разве что! Вот раз со мной было - опились мы с братом Савватием греческим вином - вот где было тяжко... Да хуже того, наутро ничего не осталось, поправиться. И денег ни медяка! Так что брат Савватий, он пожиже меня будет, ажно взмолился - добей, грит, меня, Кирилушка, вона кочерга в углу стоит... Нету сил терпеть муки адовы! А лучше сыщи вина, где хошь!

Женщины прыснули. Ратибор тоже ухмыльнулся в бороду, чувствуя немалое облегчение. Несмотря на изрядную слабость, Кирилл Синица уже не лежал на столе, а полулежал на лавке, на мягком ворохе тряпок и овчин, покрытом чистой холстиной. И даже вкушал из горшка свежесваренную ячневую кашу, заправленную топлёным маслом, не совсем ещё твёрдо, но уверенно орудуя уцелевшей правой рукой. Похоже, здоровье книжного человека и впрямь было несокрушимо, ему не могли повредить ни пребывание голым на морозе, ни лошадиная доза крепчайшего макового отвара, ни ампутация, ни даже греческое вино.

- Ну и как? Нашёл вино-то? - подала голос Лукерья.

- А то! Вишь, какое дело - они все хитрые, греки-то. Блюда у них в харчевнях оловянные, да все на цепях прикованы - это чтобы всякая голь перекатная не стащила ненароком. Ну да от русского человека разве убережёшься? Уж я хозяина и так, и этак - отмолю, мол, Бога за тебя, добрый человек, не дай помереть со товарищем. Или хоть отработаю, чего скажешь! А он знай башкой качает, смеётся - работников, грит, у меня хватает и без вас, дармоеды, а молиться я и сам умею. Ну ладно... Приглядел я в кухне котёл медный - здоровенный, зараза, что колокол! Улучил момент, и наверх с ним, в горницу, где мы с братом Савватием обретались. Слышу маленько погодя внизу - шум, крик, хозяин повара и слуг лупит почём зря. Тут я и возник - не бей христианские души, говорю, помогу я выручить котёл твой... Он на меня, но тут я уж ему твёрдо - не имеешь права руку подымать на слуг Господа нашего, а ежели хочешь знать правду - наказал тебя Господь малой карой за то, что глух остался к гласу страждущих и мающихся... Но всё ещё поправимо, слава Богу. Тут хозяин засмеялся, рукой махнул и выдал нам с братом Савватием изрядный кувшин вина, для поправки и просветления...

Женщины снова прыснули, засмеялись. А Кирилл Синица внезапно посерьёзнел, откинулся на своём ложе.

- Ладно всё-таки, что щуйцей я тогда стрелу-то словил [щуйца - левая рука]. Переучиваться писать-то другой рукой в мои года уже тяжко.

Теперь Ратибор смотрел на книжного человека с изумлением. Вон о чём думает, в его-то положении.

- Так мыслишь, ещё понадобится тебе умение сиё, Кирила Гюрятич? - медленно спросила княгиня. Ратибор мельком взглянул - ни тени улыбки на её лице.

Кирилл Синица тоже помедлил.

- Пойми, госпожа моя... Конечно, в наши дни человек и с верой может пропасть запросто, чего уж... Но ежели кто без веры - тот пропадёт точно. Надеяться надо всегда.

...

-... Нет, госпожа моя. Никак невозможно. И Лукерья вон то же бает - не сдюжит он дороги. Никак не сдюжит.

Княгиня молчала, долго, кусая губы. А что тут скажешь. Действительно, как ни крепок Кирилл Синица, а надо ему отлежаться хотя бы несколько дней.

- Сколь ему лежать?

- Неважно. У нас и единого дня нету в запасе. Поверь мне, госпожа моя.

- Это что же, Вышатич... Выходит, мы их бросаем тут на поругание... На смерть лютую оставляем.

Ратибор смотрел на молодую женщину угрюмо, но глаз не отводил. Откуда ей знать...

- Послушай меня, госпожа моя. Ведомо ли тебе, что я служил у мужа твоего сотником ранее?

- Ведомо, Вышатич.

- Так вот. Было одно ратное дело, когда князь велел мне отход прикрывать. И остались мы с неполною полусотней против орды половецкой. И покуда половцы рубали нас в капусту, князь Рязанский с ратью успел через реку переправиться. Прав ли он был, как мыслишь?

Княгиня смотрела снизу вверх, огромными сухими глазами.

- Не знаю, Вышатич.

- Прав. Потому как целое всегда больше.

- Это меня ты имеешь в виду? - невесело усмехнулась Лада - Половинка я, Вышатич. Остаточек.

Ратибор ещё чуть помолчал. Эх, не учён красно говорить...

- Сбираться надобно, госпожа.

...

- Ну что, давай прощаться, Кирила Гюрятич. Бог даст, когда и свидимся.

- Храни вас Бог, родные мои.

Стоявшая сзади княгиня вдруг порывисто шагнула вперёд, наклонилась над раненым и поцеловала.

...

Ратибор начал осторожно высвобождать руку, но пальцы молодой женщины неожиданно сильно сжали её.

- Погоди чуток, Вышатич.

- Трогаться надобно, госпожа моя...

- Погоди, говорю тебе. Слушалась я тебя всю дорогу, послушай разок и меня.

Витязь послушно прекратил попытки высвободить руки. Ладно...

- Слушай меня, Ратибор Вышатич. Ты убьёшь Бату-хана.

Возможно, она ждала возражений. Или хотя бы возгласа - "Я?!!". Он молчал.

Её глаза пылали отсветами огня, но витязю казалось, что они светятся сами по себе.

- Ты сможешь. Кто, если не ты? Я видала, как ты крадёшься во мраке. Как бьёшь из лука своего. И надо-то всего одну стрелу... Кто, кроме тебя?

Ратибор молчал. Можно было возразить, но он молчал.

Разумеется, Батыя стерегут, как зеницу ока. Само собой, кругом него сотни нукеров. Естественно, хан и близко не подходит к сече. Всё так.

Да только трудно найти на лесной Руси поляну шириной более тысячи шагов. И Ратибор умеет стрелять с дерева, как с ровной земли.

- А ежели не выйдет у тебя, попробует кто-нибудь ещё. Может, кто-то испробует яд. Может, кто-то проберётся с кинжалом. Но это надо сделать, Ратибор Вышатич, покуда не погибла вся Русь, а там и весь свет.

Нет, нечего на это возразить.

- Я попытаюсь - и снова не выходит у него улыбка, снова стянуло скулы - вот только выполню, что князю обещался. Доставлю тебя в Новгород.

- Зачем? Чтобы меня гуртом снасильничали на новагородской мостовой поганые, как княгиню Агафью Владимирскую? Да и не добраться нам теперь, об одном-то коне.

- Стой! Что за люди?

Ратибор остановил коня, с огромным облегчением вглядываясь в настороженные лица городских стражников. Торжокская сторожа, стало быть. Русские люди. Надо же.

И тут сзади тихонько засмеялась молодая княгиня.

...

-... А это ты видал, воевода? - витязь потряс маленькой золотой пластинкой - Не пугаю я тебя, пойми. Баб да ребятишек надобно из города уводить не мешкая. Не удержаться вам против орды поганой.

Воевода был хмур и зол, как непроспавшийся бык - вот-вот заревёт глухо, забодает огромной кудлатой башкой.

- А куды они пойдут, о том ты подумал? По глубоким снегам, пешими - далеко ли уйдут?

- Да пошто пешими? Снаряди всех лошадёнок, что ни на есть, да запряги в розвальни - оно и хватит. За три-четыре дня до Волока доберутся, а там и Новагород уж недалече. А ратникам за стенами городскими кони и вовсе ни к чему.

Воевода почесал спину, неожиданно ловко вывернув мощную волосатую руку.

- Ништо, Бог не выдаст - свинья не съест. Продержимся до подмоги. Стены у Торжка крепкие.

- Не упрямствуй, воевода. Ратным людям гибнуть - это одно, мы для того и ставлены. А баб и ребятишек зазря погубишь.

Воевода вдруг нехорошо прищурился.

- А ежели их по дороге татары посекут? И боле того скажу - не для того ли выманиваешь?

- Тьфу! - Ратибор в сердцах сплюнул. - Ну и дурень ты, воевода!

- А вот за дурня - в поруб тебя![поруб - древнерусская КПЗ].

- Чего? - Ратибор осёкся - Меня в поруб?

- Тебя, лазутник татарский!

- Я... татарский лазутник?! Ай спасибо тебе, воевода! Знамо люди говорят - бей своих, чтоб чужие боялись! И княгиня Ижеславская при мне подручная, стало быть?

Но воевода уже сообразил, что ляпнул не то. Действительно, княгиня-то тут при чём... И предупредил заранее...

Витязь понял - надо идти на мировую, пока бык остыл малость. А то не ровен час, и впрямь засадит в поруб. Пока отойдёт, разберётся... А времени лишнего нет ни единого часу.

- Ладно, воевода, не гневайся зазря. За худое слово прости, сгоряча я. Ты тут хозяином от Новагорода ставлен, тебе и решать. Только учти - татары, как на Русь пришли, одной ухватки держатся. Сгоняют они народ к городам, ровно рыбу в кошель. Поняли, что русские люди крепко на стены надеются.

- Дак как же? Стены от степняков самая защита и есть. Поторкаются в стены да и назад. А кто не успел укрыться - того и имают. Спокон веку так.

- То не про татар, воевода. От татар стены не уберегут.

Воевода сопел, думал. Или делал вид, что думает.

- Ладно, витязь. Соберу людей своих кого-нито, подумаем вместе.

Ратибор хмуро молчал. Имеющий уши да слышит. Только что толку от ушей при такой твердейшей башке? А впрочем, кто его знает? Вдруг и впрямь не успеет обоз дойти до Новгорода?

Перед витязем вновь встало, как наяву - скрюченные пальцы торчат из снега...

- Ладно, воля твоя. Только нас с княгиней отпусти до свету.

- Езжайте, я вам не указчик.

- Спасибо, воевода - витязь чуть замялся - Вот ещё одно. Баньку бы нам. Я-то ладно, человек привычный, перетерплю. А молодой княгине...

Воевода чуть подобрел.

- Чего не понять, не поганые мы, чать. Баньку на моём дворе аккурат сейчас истопят. Ежели не побрезгуете...

- Вот уж спасибо тебе. Без еды русский человек долго сдюжит, а без бани...

Ратибор поклонился в пояс. Вообше-то не положено так-то, ну да для твердолобого боярина лесть - первое лекарство.

- А опосля баньки милости прошу за стол - совсем подобрел воевода - Да на дорожку велю вам собрать чего повкуснее. Ты ведь небось госпожу свою всю дорогу медвежиной сушёной потчевал?

...

- Наддай!

Отрок, навязанный Ратибору в услужение, плеснул из ковшика. Каменка с шипением истогла остро пахнущую струю пара с хлебным духом. Хорошо!

- А ну не жалей мяса, парень! Лупи, ровно смерда за недоимку!

Отрок старался вовсю, но Ратибору всё казалось - гладит.

- Э-э, дай-ка сюда, малый - витязь отобрал веник - ты, я гляжу, сроду с мамкой в баню ходил.

...Покуда молодая княгиня отдыхала в боярском тереме, отвечая на массу глупых, но вполне понятных расспросов, слушая ахи и охи, Ратибор успел недорого столкнуть татарских коников какому-то купчику-выжиге. Витязь усмехнулся - надо же, мошна с начала путешествия не только не поистратилась, но даже окрепла. Если так и дальше пойдёт... Дорога до Новгорода ещё долгая, не разбогатеть бы чрезмерно, а то злато-серебро - вешь тяжёлая.

- Слышь, Микита, наддай-ка ещё!

Витязь парился, с остервенением хлестал себя веником, будто выколачивая мороз, кажется, вьевшийся в самые кости за эти дни.

Всё будет хорошо. Небось врёт поганый. Великий князь владимирский Георгий собирает под свои знамёна могучую рать. И наверное, идут с юга полки стольного града Киева, Чернигова и всех земель окрестных. И цела, нетронута сила Господина Великого Новгорода со Псковым. Ещё чуть - и ударят на поганых со всех сторон. Не выйдут они из необьятных лесов Руси.

Надежда - это последнее, что остаётся у человека, даже когда всё остальное уже отняли. И Ратибор яростно хлестал себя, выколачивая ледяной холод, вьевшийся в душу.

Окончив париться, Ратибор некоторое время сидел в предбаннике, отдыхая в прохладе. Не спеша оделся, обулся, подпоясался.

... Он сразу понял - случилось непоправимое.

- Ну?...

- Дурная весть, витязь. Не соврал татарский гонец.

Воевода торжокский был мрачен, как туча.

- Рать татарская на подходе. Мои люди видели - поганые прут сюда, числом немеряны. Так что не позже, нежели завтра обложат нас. Одна надёжа, что выручит нас Господин Великий Новгород. Слышно, и рать уж собрали, ждут только полочан со плесковичами [древнее название Пскова - Плесков].

Значит, не врал проклятый татарин.

Говорят, надежда умирает последней. Но каково тому, чья надежда умирает многократно?

Огонь снова начал было слабеть, и Ратибор подбросил ещё несколько поленьев.

Молодая княгиня как-то странно глядела на него. Огромные глаза отражали пляшущее пламя, и в мерцании их невозможно было отгадать...

- Один ты у меня и остался, Вышатич.

Это было сказано так просто, что у витязя зашевелились волосы. Живые люди так не говорят.

- Не хорони допреж времени...

- Нет, Вышатич. Хватит уже... Да и сердце не ноет более.

- Здорова ты больно, вот и не ноет - попытался грубоватой шуткой сбить настрой Ратибор.

- Непраздная я.

И снова это было сказано не так, как это обычно делают женщины, без волнительного смущения и естественной женской гордости. Молодая княгиня просто сообщала факт.

- Князь-то знал?

- Знал. Потому и хотел так меня сплавить в Новагород. Я ведь без того с ним бы осталась, хоть как.

Витязь давно усвоил нехитрое правило: когда нечего сказать - молчи. Всяко лучше будет. Он опять осторожно взял её руки в свои ладони. Но княгиня мягко перехватила его ладонь, поднесла к лицу и прижалась щекой.

- У Владко мово руки такие же были...

Ратибор трудно сглотнул.

А молодая княгиня уже неспешно развязывала тесёмки дорожного плаща. Витязь завороженно смотрел, как спадают дорожные одеяния.

- Ты чего... - и не узнать своего голоса.

- Не хочу, чтобы сие всё ушло просто так - княгиня легонько встряхнула свои налитые груди - и уж всяко не оставлю это поганым.

Она встала перед ним нагая, прекрасная, как летняя утренняя заря.

- Мне боле нечего тебе дать, Ратибор Вышатич. А тебе?

- Вот по самой дороге и поезжайте. Кони у вас добрые, дорога видная, до свету ещё вёрст восемьдесят отмахаете, даром что темно.

- Спаси вас Христос, ребята... Прощайте.

- Да мы бы не против. Не поминайте лихом!

Торжокская сторожа растаяла в ночи. Воевода расщедрился-таки, дал провожатых, которые довели витязя и княгиню до какого-то перекрёстка, вёрст за пятнадцать от Торжка. Можно бы, конечно, и подальше, но дарёному коню в зубы не смотрят.

Ратибор взял с места крупной рысью.

...

Ясный зимний рассвет застал их возле какой-то придорожной деревушки. Лениво брехали собаки, где-то кукарекали петухи, соревнуясь в силе голоса. Из крайней избушки гурьбой вывалились малые ребятишки, толкаясь и смеясь, начали играть в снежки. Дико и непривычно. Витязь усмехнулся. Как быстро они отвыкли от нормальной жизни, как быстро привыкли к безмолвию пожарищ и обглоданным волками трупам. А ведь татары явились на Русь всего ничего, меньше трёх месяцев назад.

- Уходите...- послышалось вдруг сзади. Ратибор оглянулся. Молодую княгиню била крупная дрожь, на иссиня-бледном лице лихорадочно горели глаза - Люди, уходите... В леса, в пустыни, прочь!

Витязь едва успел спрыгнуть с коня, чтобы подхватить лёгкое падающее тело. Княгиня уже закатила глаза, впадая в беспамятство. Всё. Любой выдержке есть предел.

- Не знаю, чем тебе и помочь, витязь...

- Не то говоришь, хозяин. Не токмо мне - себе помочь должен. И сделаешь это сейчас. Запрягай лошадей в розвальни. И думай покуда, куда бечь. В самую глухую урёму, которую знаешь.

Жарко пылала печь, топившаяся по-белому - роскошная для деревни вещь. В богатой, просторной горнице на сдвоенной широкой лавке, на постеленной мягкой шубе забылась тяжёлым, полубредовым горячечным сном молодая княгиня. Деревенский богатей, промышляющий торговлишкой, тяжко кряхтел, соображая. Ратибор видел его насквозь - трудно бросать нажитое, бежать неведомо куда пожилому уже, семейному человеку, хорониться в лесной глуши. Ничего, переживёт. Покойнику богатство и вовсе ни к чему.

- А ежели уйти серегерским путём на Новагород? - спросил вдруг деревенский купчик. Ратибор внутренне усмехнулся. Дураку ясно, так и надо бы сделать. Да только вот княгиня свалилась в горячке. Возможно, сказалась баня. А вернее всего, кончились силы. Да, так оно скорей всего и есть. И так приходится удивляться невероятной выдержке молодой женщины.

- Нет, Боброк, не смочь тебе уйти. Ежели налегке, о-двуконь - тогда ещё да, и то ежели кони добрые. А со скарбом... Нагонят в пути, посекут зазря и тебя, и домочадцев твоих.

Витязь кривил душой. Можно уйти и на санях, если поторопиться. Только не выдержать княгине долгий путь. И здесь, у торной дороги задерживаться никак невозможно. Один переход, только один может позволить себе Ратибор.

Мужик тяжко думал, морща лоб. Всё понятно. Много ли увезёшь в седле? А на розвальнях, да не на одних... А голые стены - потеря не такая уж большая, даже если пожгут. Давай, мужик, давай. На твою жадность теперь вся надежда...

- Есть такое место - поднял голову хозяин - Схорониться можно до скончания времён.

- Далеко ли?

- Недалече. Завтра утром выехать, к вечеру будем тамо.

Теперь задумался Ратибор. Он смотрел на осунувшееся, горячечное лицо с запёкшимися губами. Сутки в теплой постели сейчас для княгини...

- Сейчас, Боброк. Ежели хочешь жить - сейчас выезжать надобно. Уж ты мне поверь.

Хватит с Ратибора одного раза, когда он пошёл наперекор осторожности, послушал покойного проводника Олексу, согласившись идти днём.

...

- А-а... Не надо... упыри проклятые... Владушко мой... Ратиборушка, тяни...

Витязь тяжко вздохнул, поднося ковшик к запёкшимся губам молодой женщины. Она поймала его, не видя, глотала тяжко, часто облизываясь.

Ратибор посмотрел в маленькое оконце, затянутое бычьим пузырём. На затерянной в дремучей непролазной чащобе заимке скопилось немало народу. Семья Боброка оказалась немалой - сам хозяин, жена, крепкая жилистая баба, да пятеро ребятишек. К этому прибавить ещё двоюродного брата хозяина, заросшего до глаз чёрной бородой угрюмого звероватого мужика, бобылём сидящего на лесной заимке. Могучая печь, сложенная из дикого серого камня, разделяла избу на две половины. Со стороны устья печи гремела ухватом хозяйка. Там расположилось семейство Боброка, вместе с кузеном. Малую половину заняли Ратибор и княгиня. Дым, остававшийся после топки печи, медленно уползал в дыру под стрехой грубой тесовой крыши.

Витязь не отходил от мечущейся в бреду ни на шаг. Буквально ни на шаг - выйдет за угол справить нужду, и назад. Вроде бы всё нормально, и за приют Ратибор отвесил серебра недрогнувшей рукой - нехай им, с хозяевами лучше жить в мире. Вот только не нравился Ратибору угрюмый "братец", зыркающий исподлобья. Ратибор кое-что понимал в людях, поэтому не стесняясь брал пищу только прямо из хозяйского котла, а воду из стоявшей в сенях обледенелой кадушки, откуда брали все. За санями хозяева привели двух коров, и Ратибор брал для княгини парное молоко из подойника, сам поил тёплым молоком больную - молодая княгиня не выныривала из горячечного бреда. Хозяйка было сунулась предложить свои услуги по женской части - негоже, мол, витязю подставлять посудину женщине - но Ратибор только коротко глянул, и она замолкла. Спать витязь ложился поперёк прохода, имея под рукой меч. На обиженное сопение Боброка витязь ответил вежливо, но без улыбки - так привык на службе, бережёного Бог бережёт.

Боброк был прав - в здешней чащобе можно отсиживаться долго, до конца времён. Витязь понимал в воинском деле и был уверен - как только поплывут сугробы, татарские орды повернут назад. Не дурак хан Батый, чтобы потопить своё войско в половодье. Отожрутся, отоспятся на степном приволье, и на следующую зиму опять попрут несметной силой на Русь.

- Где мы, Вышатич? - вывел его из задумчивости слабый голос. Витязь помимо воли расплылся в радостной улыбке, так что треснули отвыкшие, задубелые губы. Не камень - гора свалилась с души. Очнулась-таки от горячки.

- Всё хорошо, госпожа моя. Мы в надёжном месте.

Больная слабо улыбнулась.

- Где оно, то надёжное место?

Тоже верно. Где теперь на Руси надёжное место?

Ратибор проснулся сразу, мгновенно вынырнув из омута сна. Сторожкое чувство опасности никогда его ещё не подводило. Медленно, бесшумно вытянул меч, откинул доху, которой укрывался. В кромешной тьме слышалось громкое сопение, зыбко качались тени. Ближняя тень наплывала, призрачно блеснула сталь. Реакция тела была мгновенной. Витязь рывком откатился в сторону и вскочил, без замаха сунув в тень мечом. Утробный рёв, грохот падающего тела и отчаянный вопль хозяйки - всё слилось в один звук. Витязь прыгнул вперёд и косо, наотмашь полоснул по второй тени. Снова вопль и падение тела. Ратибор шагнул вбок, к едва угадывавшемуся во мраке зеву печи, нашарил горшок с томящимися углями и швырнул его на пол. Горшок раскололся с грохотом, багровая россыпь углей брызнула в разные стороны, вспыхнула расстеленная для спанья солома.

-А-а-а!!! - визжала хозяйка. Витязь сунул в огонь лучину, затоптал горящую солому и угли. Огляделся.

На полу валялся зверовидный "братец", рядом с ним - тяжёлая охотничья рогатина. А в углу корчился в агонии Боброк, судорожно сжимая длинный топор. Понятно... Убийство и ограбление, только и всего. Или не только?

- А-и-и!!! - заходилась хозяйка. Разноголосо заревели проснувшиеся дети.

- Цыть! - рявкнул Ратибор - Конец татьбе один, поняла?

...

Серко и Игреня, уже осёдланные, фыркали, перебирая ногами - застоялись, бедняги. Ратибор хмуро, сосредоточенно поправлял сбрую хозяйской лошади, запряжённой в сани. Хозяйка, не смея даже просить, тихонько выла.

На душе у витязя было очень гадко. Конечно, убийство спящего гостя, тем более больной женщины - поступок настолько тяжкий, что тати ещё легко отделались. Попади они в руки княжьего суда, конец их был бы много страшнее. Но перед глазами у Ратибора стояли глаза пятерых ребятишек.

- Вышатич, не надо - княгиня встала рядом, зябко запахиваясь в меховой плащ - Ребятишек пожалей...

- У татар тоже, поди, детишки имеются - что нам с того?! - не выдержал витязь. Задело за больное.

- Верни им животину, Вышатич - негромко, но твёрдо попросила молодая женщина.

Ратибор внимательно посмотрел на неё. Не отлежалась толком, ветром шатает...

- Не можно тебе ехать верхом, госпожа моя. Занедужишь опять, что делать будем?

- Верхом поедем. Верни лошадь. Я сказала.

Да, голос слабый. Но вот глаза...

- Как скажешь, госпожа моя - неожиданно для себя сдался Ратибор.

- Спасибо тебе, Ратибор Вышатич...

- Да разве тебе меня благодарить, Лада моя?

Огонь в печи опять угасал, и тьма, колыхаясь, обступала двоих. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу.

- Ну вот и всё... - молодая княгиня чуть улыбнулась.

Витязь понял. Помолчал. Надо правильно сказать. Сейчас надо очень правильно сказать. Витязь вдруг остро позавидовал учёному человеку Кириллу Синице - небось у того бы нужные слова сами с языка слетели, и не задумался.

- Нет, госпожа моя. Я князю слово дал, что буде даже мёртвый, а доставлю тебя в Новагород живой и невредимой.

- Нет, Вышатич - снова чуть улыбнулась княгиня - кабы дальше жить мне, не решилась бы я...

"На блуд сей" - докончил Ратибор про себя. Как саднит сердце... Вдова - горькое слово.

- Не торопись умереть, госпожа моя... Лада - витязь смотрел ей в глаза, но огонь уже совсем угас, и вместо глаз он видел теперь лишь огромные тени. - Это врагам надобно, чтобы не было русского духа на Руси. А нам, русским людям, надобно жить наперекор им. Наперекор всему. В тебе плоть его. Жива и жить будет.

- А ежели меня, как Агафью Владимирскую?...

- Нет! Не будет того - неколебимо ответил Ратибор, и голос не дрогнул.

Она чуть приподнялась.

- Так мыслишь?

- Не мыслю - уверен.

Они чуть заметно улыбнулась. Витязь тоже чуть улыбнулся.

- Вставай, госпожа моя. На одном коне быстро не поскачешь, так что надобно нам выходить уже.

...

-... Держится пока Торжок, уж две седмицы, почитай, держится. Да только ежели не поможет Господин Великий Новгород своему граду подданному, то недолго уже продлится осада.

Купец нервничал, то и дело поправляя шапку, без нужды дёргая вожжи. Ратибор ехал рядом, поглядывая на сидящую в розвальнях княгиню. Хорошо, что попался им обоз. Серко бы совсем выдохся.

После выхода на Селигерский торный путь ночное передвижение потеряло всякий смысл. К Новгороду спешно уходили санные обозы, встречных же не было вовсе. Все понимали: Торжок - последняя преграда на пути татарских орд к Новгороду. Если он падёт... Нет, не так. Теперь уже нет сомнений - как только он падёт...

Снег уже не скрипел под полозьями, а влажно шуршал, то и дело выбрасывая снежно-водянистые брызги. Надо же, весна... Неужели прожили эту страшную зиму?

Обоз растянулся, и купец притормозил. Спрыгнул, бегло проверил сбрую. Витязь тоже спешился, размять ноги. Обвёл глазами округу. На взгорке, неподалёку от дороги торчал здоровенный, потемневший от непогоды крест.

- Что сие за знак?

- Это-то? - купец вновь запрыгнул в сани - Игнач крест это, такое прозванье. Н-но, снулая! - дёрнул вожжи, и розвальни покатили, забрызгали талой жижей.

Ратибор не стал более спрашивать - что да зачем. Крест и крест. Игнач так Игнач. Мало ли крестов на Руси ныне?

Вялая, сумрачная мысль ещё не покинула отяжелевшую, будто с похмелья, голову, а опытный глаз витязя уже уловил движение. Ратибор всмотрелся. Так и есть - пара коней скачет, а всадник только один.

Гулко ухнуло сердце. Вестник. И Ратибор уже знал, угадал, какая это весть.

- Э-эй, люди русские! - всадник притормозил коней, тяжко поводивших боками, Слез, поправил подпругу, сам тяжело дыша - Всё. Нету больше города Торжка.

Обозники обступили вестника, молча и страшно.

- Позавчера пал Торжок. Никого не пощадили поганые, сделали на месте славного града пусто.

Всадник отдышался, оглаживал коней.

- И хуже того весть. Татары бают, будто разбили они рать великого князя Георгия Владимирского, укрытую в чащобе до поры. На Сити-реке дело было, сеча лютая и долгая. Все полегли, и князь Георгий тож. Так что некому ударить поганым в спину. Некому защитить землю русскую.

Всадник вновь вскочил на коня, на запасного.

- Спасайтесь, люди! Торопитесь! Батыга идёт на Новагород серегерским путём. Уже идёт!

Он пришпорил коня, и помчался, разбрызгивая талый снег. Столбняк, напавший на людей при недобром известии, разом слетел, все задвигались, обоз торопился начать движение.

- Господи... - услышал он позади себя. Обернулся. Княгиня, оказывается, тоже слезла с розвальней и сейчас стояла, чуть покачиваясь - Господи, услышь...

Она вдруг встала на колени перед тёмным крестом, врытым в землю.

- Эй, господа хорошие! Поторопиться бы нам надоть... - купец-повозник, который их подвозил (за изрядную плату, кстати), снова притормозил.

- Куда торопитесь, люди?! - вдруг возвысила дрожащий голос княгиня - Куда торопитесь все, вопрошаю я вас?! От смерти бежите? Не убежите! Молитесь! Молитесь, люди, ну как непонятно вам сие! Вот прямо тут молитесь, сейчас! Ибо нету боле силы русской, и никто не отвратит смерть вашу, кроме Господа самого!

Обоз встал целиком, и люди молчали. Только тоненько плакал где-то младенец.

- Молитесь же, люди, говорю я вам! - голос окреп, обрёл уже забытую звонкость - На что ещё вы надеетесь?! На стены новагородские? Не удержат этого ворога лютого никакие стены! Токмо вера ваша, токмо чудо и может ещё уберечь град сей от неминучей гибели. Молитесь сейчас, ну!!!

Безумные, огромные глаза смотрят в душу, с тонкого, прозрачного после болезни лица с запекшимися потресканными губами. Что-то вдруг кольнуло витязя, и он тоже встал на колени перед крестом. Медленно перекрестился сам. Господи, опять я тебя беспокою. Да, я знаю, что так нельзя. Но не для себя. Сделай так, чтобы не достигли поганые Новгорода. Услышь, господи!..

И уже спиной почувствовал, как рядом бухнулся в волглый снег их купец-повозник. Ещё, ещё! Люди сходили с саней и неловко, в своих меховых одеяниях и овчинных тулупах, а кто и просто в дерюжных армяках, один за другим опускались на колени. И вот уже весь длинный обоз сгрудился вокруг чёрного, громадного креста.

Господи, ну сделай чудо!

...

Конские копыта месили снег, превращая его в чавкающую кашу, кое-где уже сдобренную толикой чёрной земли. Кольцо нукеров вокруг великого Бату-хана было плотным, не позволяя никому из смертных приблизиться даже к копытам коня будущего Повелителя Вселенной. Да, именно так. Он, Бату-хан, завершит дело, начатое его дедом, великим Чингис-ханом, и выполнит его завещание, омыв копыта своего коня в водах Последнего моря.

Холёный белый жеребец Бату-хана брезгливо ступал по расквашенному снегу, норовя обходить лужи, но опытный всадник недрогнувшей рукой пресекал его попытки свернуть в сторону. Вперёд, и только вперёд!

Бату-хан думал.

Да, этот поход был тяжёлым, очень тяжёлым. Проклятые урусы никак не могли уразуметь своим лесным, звериным умом - любое сопротивление великому Бату-хану бесполезно. Разумеется, они поплатились за своё упрямство. Однако чего это стоило славному монгольскому воинству... Каждый городишко приходилось брать с боем, теряя драгоценное время, не говоря уже о головах воинов!

Только позавчера, после взятия города Торжка, Бату-хан сумел подсчитать общие потери. Из тридцати трёх туменов, вышедших в поход, уцелело только двадцать семь, да и те изрядно прорежены урусскими мечами и стрелами. Разумеется, сила ещё немалая, но...

Вот именно - "но". Почти половина войска полегла, а впереди ещё стоит этот самый Новгород. Прознатчики уже докладывали Великому - город этот очень богат, пожалуй, богаче него только Киев. Но и стены Новгорода крепки, как нигде. Каменные стены, между прочим, не то, что деревянные стены Рязани или даже Владимира. Сколько времени потребуется, чтобы разрушить их китайскими камнемётами?

Но самое скверное - весна. Это в степи весна - отрада для сердца монгола. Урусские снега чудовищно, невиданно глубоки, и что будет, когда они начнут таять...

Тёмная, раскисшая дорога змеёй тянулась, как река, блестя стёклами мелких лужиц. Дорога была пустынна. Ни одного обоза, ни пешего, ни конного... Всё живое, казалось, затаилось в страхе перед чудовищной силой монгольского войска.

Впереди, у торной дороги, разбитой полозьями урусских саней, показался большой одинокий крест, чёрный от времени. Бату-хан уже усвоил, что подобные кресты урусы обычно ставят в знак поминовения душ усопших. Чьих душ ради поставлен этот крест, интересно?

- Привал - распорядился Повелитель Вселенной, и кольцо ханских нукеров разом встало, как единое многоглавое и многоногое существо - И позовите ко мне Субудая...

...

Солнце пробилось сквозь тучи, и главы собора святой Софии вспыхнули, споря с солнцем своим сиянием. Мимо храма сновали бесчисленные толпы горожан и гостей, мелькали меховые шапки и драные колпаки, но больше всего было тускло отсвечивающих железных шишаков и ярко начищенных богатых шеломов. Господин Великий Новгород готовился к битве.

Два человека - высокий худой воин, в доспехах, и молодая женщина, с тонким, измождённым, иссиня-прозрачным лицом, пробирались верхом через бурлящее людское половодье. Свернули наконец в тихую улочку, оттуда - в совсем незаметный переулок.

У высокого, в две сажени забора, сбитого из толстых жердин, витязь остановился. Оглядел неказистые с виду, но крепкие ворота на здоровенных железных петлях. Постучал рукоятью меча, отступил на шаг.

Послышалось шлёпанье ног по дереву, неразборчивое ворчанье.

- Кого Бог принёс?

- Привет тебе из Ижеславля, хозяин.

Хозяин охнул, заскрипел засов, и узенькая калитка в воротах отворилась

- Господи! Ратибор Вышатич! Княгиня-матушка! Да как же это... Да что же... Живы, Господи!

Всклокоченный хозяин всем видом выражал растерянную радость.

- Живы, Ждан Борисыч - без улыбки подтвердила княгиня - Всё ещё живы.

...

-...А у нас тут народ гудит. Слухи один другого гуще - хозяин дома, торговый агент князя Ижеславского в Новгороде, отослал слугу и хозяйку и самолично обихаживал дорогих гостей - Покупают разве только оружье да брони, а о прочем и разговору не заводи ни с кем... Не пойму я, Ратибор Вышатич - вроде к осаде дело-то идёт, и при этом никто даже кадь пшена али ржи не купит... Когда так было?

- Правильно делают - серьёзно подтвердил Ратибор - Потому как не очень долго осада та продлится, если что.

- Да неуж такая сила у Батыги? Ты на стены-то Новагородские глядел, Ратибор Вышатич? В две сажени ведь толщина-то...

- Две сажени... - витязь помолчал - Две сажени - это хорошо. На две недели примерно задержат поганых, ежели народ, конечно, не сробеет, встанет на стены как один.

- Встанет! Не знаешь ты новгородцев! Встанут, не щадя живота...

- Ну вот что... - Ратибор тяжело встал - Спасибо тебе, Ждан Борисыч, за хлеб-соль, за богатое угощенье. Сильно устала госпожа наша. Куда идти прикажешь?

- Сейчас, сейчас... - снова захлопотал хозяин - Всё уж готово, я своей-то наказал... Пойдёмте, гости дорогие... Баньку истопим к вечеру...

Он повёл их вглубь дома.

- Я тут останусь, Ждан Борисыч - Ратибор чуть заметно улыбнулся - Не в обиду тебе. Служба моя такая.

- Вся рать Ижеславская перед тобой стоит - подала голос княгиня.

- Понял я - секунду помолчав, ответил хозяин - Ну, отдыхайте.

Помолчал ещё чуть, и всё-таки не утерпел.

- Скажи честно, Вышатич - неужто и правда не удержат Батыгу стены новгородские?

- Удержат - успокоил его Ратибор - На две недели.

...

- Ну что, Вышатич... Вот мы и в Новгороде. Добрались.

Княгиня сидела на лавке с ногами, прижавшись к тёплому боку белёной печи.

- Добрались, госпожа моя - подтвердил Ратибор.

- А дальше?

Витязь удивлённо посмотрел на неё.

- Всё, госпожа. Добрались.

Лада усмехнулась.

- А я уж думала, как обычно... Сегодня в баньку, а завтра снова в путь, отдохнув. Значит, во Плесков не поведёшь меня?

- Зачем?

- Ну как же... Послезавтра Бату-хан уже тут будет. Обложит город, а там... Ты сам сказал, от силы две недели простоит Господин Великий Новгород. Ну, может, ещё несколько дней детинец здешний продержится. И всё... А вот если в Плесков уйти, так ещё сколько-то дней жизни выгадать можно. Покуда Новгород татары возьмут, покуда добычу поделят... Покуда к Плескову подойдут ещё... А ежели из Плескова в Ригу немецкую податься, так и ещё поживём... Правильно я рассуждаю, Вышатич?

- Не надо. Не надо так зло, госпожа...

- Нет, Вышатич. Не пойду я дальше. Устала бегать.

- Я обещал князю нашему. Ты должна выжить.

Молодая женщина чуть улыбнулась.

- Нет, Вышатич. Разве это цель в жизни - выжить любой ценой? Эта цель недостижима, потому как выжить ещё никому не удалось. Ибо все мы смертны.

Витязь помолчал. Вздохнул сокрушённо.

- Не учён я философии греческой, госпожа. Всё мечом махать, да из лука стрелять больше. Само собой, все мы смертны, тут и спору нет. Вот только пусть они умрут раньше нас. А мы потерпим сколько-то.

Она смеётся. Неужели смеётся? Точно...

- Ну вот, а говоришь, не учён философии...

- Да вот те крест! - Ратибор перекрестился, сам уже улыбаясь.

- Неуж сам дошёл до мысли такой, а, Вышатич?

- Ну да. А чем мы хуже греков-то? У них своя философия, у нас своя. Да ты видала... На пятьсот шагов достаёт русская-то философия!

...

Три окна едва заметно выделялись на фоне непроглядной темноты, царящей в горнице, серыми размытыми квадратами. Окна тут были простые, не то, что в покоях княжьих во Владимире - всего лишь прорезь в одно бревно, но забраны были всё-таки не бычьим пузырём, и не слюдой даже - мутными зеленоватыми стёклами. Купец, как-никак...

Ещё более размытым белёсым пятном, на грани видимости, выделялась побеленная русская печь, возле которой на сдвоенной широкой лавке спала сейчас княгиня. Спала ли?

Ратибор думал. Думал так, что голова трещала. Вот только толку от дум этих...

Да, конечно, она права. Послезавтра орды Батыя подойдут, обложат город... Пару-тройку дней будет идти перестрелка, воздействие на нервы осаждённых - конные отряды с воем и улюлюканьем будут налетать, пускать рои горящих стрел и откатываться, оставляя немногих убитых ответными выстрелами со стен. Город будет гудеть, как пчелиное дупло, в которое лезет медведь за мёдом, ратники будут с суровым видом стоять на стенах, воеводы и сотники решительно отдавать команды. Все будут полны решимости защищать город, не щадя живота своего.

А тем временем китайские мастера соберут свои страшные орудия, на глазах у осаждённых, едва за пределами досягаемости со стен - каких-то семьсот шагов, не больше. А пленные русичи, не успевшие укрыться за новгородскими стенами, согнанные со всех окрестных селений, будут ставить укрепы да рогатки перед воротами, предупреждая возможные вылазки осаждённых... Совсем близко будут ставить, так что можно будет расстреливать их со стен. Своих расстреливать...

А потом они же будут, надрываясь под свистящими нагайками, тянуть канаты, взводя чудовищные рычаги камнемётов. И вот уже первый камень в десяток пудов весом с шипением несётся к цели, и первый страшный удар сотрясает городскую стену...

Да, у Новгорода стены что надо - толстенная кладка из дикого камня. Они будут долго сопротивляться, эти стены. Денно и нощно будут раздаваться тяжкие удары - да, денно и нощно, потому как, пристрелявшись, китайские мастера будут вести обстрел и ночью, при свете факелов. Одни работают, другие отдыхают - такой порядок в Батыевом войске. Впрочем, часть этих жутких машин будет метать горшки с горючей смесью. Горшки легче камней, и летят дальше, в самый город, и вот уже первые пожары бушуют в Новгороде, кричат люди, передавая по цепочке вёдра с водой... Основная задача пожаров - не давать осаждённым ни сна, ни отдыха. Ни на минуту не давать, чтобы с ног валились...

А вот уже и первые проломы в таких неприступных каменных стенах. Возле проломов кипит бой - татары атакуют волна за волной, не давая возможности заделать бреши, вконец изматывая и без того уже измученных осаждённых. Проломы ширятся, множатся, защитникам города всё тяжелее...

И наконец, общий штурм. Сплошная шевелящаяся масса татар, с лестницами, гонит впереди себя всё тех же несчастных пленных, играющих теперь роль живого щита. Отборные воины Бату-хана, не растраченные на перестрелках, хорошо отдохнувшие, идут на приступ, врываясь в проломы, и вслед за ними воющая дикая масса вливается на улицы обречённого города, как вода в проломленные борта ладьи. И город тонет...

-... Проснись, проснись, Вышатич! - княгиня трясла его за плечо.

Витязь разом сел на лавке, нашаривая меч.

- Ты так стонал, Ратибор Вышатич...

- Прости меня, госпожа... Разбудил я тебя...

- Да ладно - княгиня присела на лавку рядом - Скажи, что снилось тебе?

Ратибор помолчал, обдумывая ответ.

- Мне снился приступ татарский. Приступ Новгорода, госпожа.

...

Походный шатёр Бату хана был ярко освещён множеством свечей и коптящих плошек с бараньим жиром. Повелитель Вселенной не любил темноты.

Повелитель Вселенной лежал и глядел на роскошные шёлковые драпировки, украшавшие его шатёр сверху донизу. Когда-то, не так давно, ему нравилась вся эта роскошь, все эти блестящие золотые вещицы, украшенные каменьями... Но ко всему этому привыкаешь быстро, и вскоре перестаёшь замечать.

Повелитель Вселенной думал. Он думал так, что голова трещала. Да, всё это золото, жемчуга и каменья - всё мишура, прельщающая лишь глупцов. Главное - это власть. Да, у того, в чьих руках власть, будет и всё остальное - и золото, и парча, и алмазы размером с кулак, и дивные кони, и роскошные красавицы... А у того, у кого нет власти, отнимут и всё прочее. Отнимут те, кто имеет власть.

Наедине с собой можно и не придуриваться. Бату-хан не единственный кандидат в Повелители Вселенной. Есть и другие желающие, и их немало. Сколько их уже, тех, в ком течёт благородная кровь его деда, великого и мудрого Чингис-хана? И каждый считает себя вправе... Нет, власть, поделенная между многими - это не власть. Повелитель Вселенной может быть только один, и это будет он, Бату-хан!

А золото, самоцветы и парча - что ж... У них своя роль. Это приманка для монгольских нукеров. Для славных, могучих и непобедимых воинов, цвете и красе Вселенной...

Бату-хан усмехнулся. Да, он говорит своим воинам такие слова. Они очень любят хорошие слова, эти могучие и непобедимые воины. Эти безмозглые бараны, идущие на убой...

Да, конечно, и золото они тоже любят. Но золота в мире не так много, и основная часть его достаётся отнюдь не простым нукерам, тем более рядовым номадам. Золото - для ханов, его соратников... А для простых воинов у Бату-хана есть много-много хороших слов.

Да, всё в мире имеет своё предназначение. Бату-хан, например, рождён для того, чтобы стать Повелителем Вселенной. Бараны рождаются для того, чтобы дать вкусное мясо и тёплые шкуры. Кони - для того, чтобы скакать на них. Жены - для того, чтобы ухаживать за Бату-ханом, ублажать его. Молодые девчонки-наложницы - для мимолётного баловства. А монгольские воины должны завоёвывать для него, Бату-хана, Вселенную, своими трупами выстилая дорогу к Последнему морю, дабы Повелитель мог омыть в нём копыта своего коня.

Да, этот поход был удачным. Сколько деревянных городов урусов обращены в прах под копытами его белого скакуна! Огромные богатства, накопленные урусскими князьями и боярами, достались ему. Золото, парча, самоцветы и жемчуга... А сколько здоровенных русских баб и красивых молодых девок взято в плен... У многих волосы отливают чистым золотом... Да за такой товар можно взять, пожалуй, и побольше, чем захвачено золота и серебра в урусских городах.

А мастера какие! Всё могут, всё умеют... Он, Бату-хан, отправит их в Каракорум, в подарок великому Повелителю Вселенной, Великому хану Угэдею. Пусть порадуется. Если всё получится, Бату-хан вскоре сам станет Повелителем Вселенной, так что это, в конечном счёте, подарок самому себе.

И вот теперь впереди его ждёт ещё один богатейший урусский город, Ноугород. По слухам, самый богатый из всех, разве что их древняя столица Кыюв может сравниться с ним по размерам и богатству. Всего два неспешных перехода, и великий город ляжет пред ним...

Бату-хан усмехнулся. Ляжет-то он ляжет, да не так просто. Как та урусская девка, едва не выбившая ему глаз, когда он в великой милости своей пожелал её. Он отдал её своим нукерам, а после с неё содрали шкуру живьём, но всё равно в душе Бату-хана осталось неприятное воспоминание...

И этот Ноугород, похоже, достанется ему недаром. Ох, недаром... Сколько поляжет могучих и непобедимых монгольских воинов?

В принципе, это не так уж страшно - многочисленные жёны и наложницы монголов нарожают для Повелителя Вселенной массу новых воинов. Но время, время...

Он вдруг словно наяву увидел, как его тумены обкладывают великий город со всех сторон. Как скачут конные летучие сотни, осыпая стрелами бойницы, не давая врагу ни минуты покоя. Как оборванные пленные урусы ставят рогатки и заграждения перед воротами, пресекая возможные вылазки осаждённых. А спустя пару дней умные китайские мастера соберут свои чудовищные машины, и тяжёлые каменные глыбы, натащенные со всей округи всё теми же пленными, с шипением полетят, с тяжким гулом ударяя в стены обречённого города. Они будут работать в две смены, эти китайские мастера - покуда одни работают, другие едят жирный плов и отдыхают. И так же действуют летучие отряды, беспокоящие урусов днём и ночью, изматывая вражеских воинов. И горшки с горючей смесью, заброшенные в город теми же китайскими машинами, служат той же цели - чтобы всё население города, валясь с ног, днём и ночью тушило возникающие пожары...

И вот уже рушатся толстые каменные стены, и бесстрашные монгольские воины, воя и улюлюкая, вливаются в проломы стен, растекаясь по улицам, словно вода, захлёстывая весь город... Немногие уцелевшие, как затравленные звери в нору, забиваются в каменные церкви и внутреннюю крепость-детинец. Тщетно! Ибо от гнева Повелителя Вселенной не спасёт ничто.

И вот он вступает в поверженный город. Вонь пожарища забивает ноздри, в воздухе носятся жирные хлопья сажи, пятная парчовый халат Повелителя Вселенной и белую шкуру его коня. Впрочем, конь Бату-хана уже привык к этому. Бестрепетно переступает он через трупы, устилающие бревенчатую мостовую - тут и урусы, и монголы, все вместе...

А вот на главную площадь города стаскивают добычу. Золото, серебро, посуда и оклады с икон - всё, что удалось найти... Проводят пленных со связянными руками, и Повелитель Вселенной, мельком взглянув, одним движением брови решает, кому из них жить дальше, а кто пойдёт на погребальный костёр, сложенный в честь павших монгольских героев-багатуров.

И вот, наконец, непобедимая армия Повелителя Вселенной, нагруженная добычей, отправляется в обратный путь, на заслуженный отдых, в столь милые сердцу монгола степи. Это не то, что урусские угрюмые леса! Страшные здесь леса, дикие и непонятные. Где за каждым деревом таится смерть... Скорей бы выйти из этих проклятых лесов!

Но глубокие снега уже тают, заливая всё вокруг, насколько хватает глаз, мутной ледяной водой. Монгольские кони словно плывут по воде. Белый скакун Повелителя Вселенной тоже словно плывёт, по колено в ледяном крошеве. Это очень вредно для коней, любой монгол знает, как это опасно...

А вот целый отряд проваливается в полынью, в какую-то безвестную речонку. И кони, и всадники барахтаются среди битого льда и один за другим исчезают под водой...

Новая река, куда шире, и сплошь забита ледяным крошевом. Начался ледоход. Как переправляться через такую реку?

Реки сменяют друг друга, и каждая последующая шире предыдущей. Монгольские кони выносливы, как дикие звери, но всему есть предел. И вот уже раздутые трупы павших коней плывут по ледяной воде, устилают путь позади непобедимого монгольского воинства.

Монгольские воины смотрят угрюмо, злобно, и только нагайка может поднять их утром в поход. Да, редкий монгольский воин вышел в этот поход на одном коне, у большинства их было по два-три, а то и четыре, не говоря уже про ханов... Но сейчас всё больше безлошадных воинов понуро бредут по бескрайним болотам, проваливаясь в ледяную жижу. И вот уже не только конские трупы усеивают путь отступающей орды, но и павшие герои-багатуры. Да, бросить своего боевого товарища на съедение воронам - большое бесчестье для монгола, но что делать, если не только на погребальный костёр, но и на приготовление пищи порой не удаётся набрать сухих дров?

Добычу приходится бросить. Сперва вырезают пленников, всех, без разбора. Потом избавляются от разного барахла. Серебро и золото, разумеется, никто не бросает, и оно уходит под воду вместе с утонувшими на бесчисленных переправах и провалившихся в бездонные урусские болота...

Повелитель Вселенной мудр, и он знает - когда нельзя спасти всё, надо спасать самое ценное. И прежде всего, разумеется, себя самого. Забрав остатки ячменя и овса, а также всех уцелевших коней, личный тумен Бату-хана отрывается от безлошадных доходяг, не способных более передвигаться, и значит, не нужных. Большинство сносят грабёж терпеливо - в войске монголов железная дисциплина, и если Повелитель Вселенной велит отдать последнего коня или, к примеру, утопиться - приказ должен быть выполнен беспрекословно. Любой, не то что словом - взглядом выразивший сомнение будет убит ханскими нукерами на месте, как собака.

И вот, наконец-то, Повелитель Вселенной вырывается из страшных урусских лесов, с несколькими отборными тысячами и кое-какой, самой ценной добычей. Бату-хан даже привстал в стременах, жадно вдыхая напоённый весенними ароматами степной воздух. Ничего, начнём всё сначала... Наберём новые тумены бесстрашных и непобедимых, и вперёд, к новым победам...

Но что это? Бату-хан разом покрылся липким, холодным потом. В степи расползаются широкой лавой, окружая его, всадники. Их много, этих воинов, и Бату-хан понимает - это собрались наконец рати уцелевших урусских князей - Киевского, Черниговского, Новгород-Северского... Нет, их не так уж и много, этих урусов, но сейчас у Повелителя Вселенной только один тумен. Его личная охрана, всего несколько тысяч воинов... Ага, а вот и недобитые Бату-ханом половцы подоспели на подмогу к урусам!

Войска сшибаются в беспощадной сече, свистят стрелы, звенит сталь мечей. На прорыв! Нет, бесполезно...

Аркан захлёстывает горло Бату-хана, и Повелитель Вселенной, выбитый из седла, волочится по земле, как мешок. Воздуха! Воздуха...

Бату-хан проснулся разом, будто вынырнул из глубокого омута, судорожно, часто дыша. Сердце неистово колотилось, отдавая в левую руку тупой ноющей болью. Сон... Это просто сон... Надо же, какой сон...

...

Ратибор ещё раз провёл суконкой по лезвию меча и критически оглядел его на свету. Всё, пожалуй...

Снаряжение было разложено на столе, приготовленное к походу. Кое-что из одежды и обуви поистрепалось вообще-то, ну да ладно...

Княгиня с затаённой усмешкой наблюдала за ним.

- Готовишься, Вышатич?

- Готовлюсь - серьёзно кивнул Ратибор.

Усмешка исчезла из глаз молодой женщины.

- Во Плесков наладился?

Витязь помолчал. Взял тул, туго набитый стрелами, начал выкладывать их, тщательно осматривая каждую.

- Сегодня ещё можно уйти из Новгорода. Завтра - нет.

Княгиня Лада молчала. Смотрела на него огромными тёмными глазами и молчала.

- Можно, конечно, попробовать во Плесков податься, а далее в Полоцк, или в Ригу, к немцам. Можно ещё на север, к Ладоге... Сегодня выйти, так успеем...

Он замолк, вынул точильный камень и начал подтачивать наконечник стрелы. Той самой, затупившейся о храброго татарского начальника...

- Нет, Вышатич. Хватит, набегалась я. Здесь умру, ежели судьба. Всё-таки русская земля, не чужбина.

Витязь отложил стрелу. Поглядел в глаза княгини.

- Вот что. Я тут ночью думал, как мог... Права ты. Никому ещё выжить не удалось, и нам не удастся. Как велишь, так и будет, госпожа моя. На стены-то отпустишь меня?

Лада вдруг прижалась к нему, зарылась в плечо лицом. Ратибор погладил её по волосам.

- Повиниться перед тобой хочу, Вышатич.

- В чём же?

- Плохо подумала про тебя. Подумала, что храбрый ты только, ежели выхода нет, а так... Бабой прикрылся, бежишь от ворогов, в чужую землю убежать готов, только бы шкуру спасти...

Витязь помолчал.

- Так и опять права ты. Храбрый я, коли больше никак иначе нельзя. Вот, к примеру, татар со спины бить куда сподручней. А уж ежели не выходит со спины - тогда в лоб...

Она засмеялась, и спустя пару секунд витязь с изумлением обнаружил, что смеётся в ответ. Не разучился, надо же...

- А вот насчёт помирать тут - это ты не права. Не для того столько пережили. Жить будешь!

...

- Да ты... Да кто ж сейчас дома-то в Новгороде покупает, Ратибор Вышатич?! Разве совсем полоумные...

Ждан Борисыч, торговый агент князя Ижеславского, смотрел на Ратибора во все глаза, явно прикидывая, насколько сильно повредился умом от пережитого вятший витязь...

- Вот я и куплю - Ратибор ухмыльнулся - Тебе-то уж должно быть известно, как всякому купчине: бери воду при потопе, а огонь при пожаре. Дешевле выйдет. Так что, поищем терем?

- Ну пойдём - купец тяжко вздохнул - Твои деньги-то...

...

- Сорок гривен последняя цена! Ты смотри, хоромы-то какие! - новгородский боярин, из мелкопоместных, обвёл рукой постройки. Действительно, терем был хоть куда - узорчатые, раскрашенные кровли, резное крыльцо, венецианские стёкла в свинцовых оконных переплётах, и вообще - полная чаша... За триста гривен в мирное время не купить такие хоромы.

- Двадцать четыре последняя цена. Дал бы и сорок, боярин, не жалко. Только нету у меня - Ратибор смотрел так честно, что сомневаться в его словах было невозможно.

- Да ты... Да где это слыхано - двадцать четыре!.. Это же не изба курная, дворец!

- Эх, боярин... Сейчас что изба, что дворец - всё одно дрова. Сгорят, и как и не было ничего...

Боярин засопел носом.

- Чего ж берёшь, коли дрова?

- Тебе одному скажу по секрету... - витязь доверительно понизил голос - Княгиня Ижеславская, моя госпожа, переживает сильно. Одна осталась... Да каково ей ещё и в чужом дому, в углу тёмном... Упёрлась, не поеду дальше, и всё тут. Вот и хочу я скрасить ей остатние дни. Пусть хоть сколько-то поживёт, как привыкла.

Боярин пожевал губами, размышляя.

- Ну, на нет и суда нет. - Ратибор огорчённо поднялся - Пойдём, Ждан Борисыч, чего ещё поищем...

- А, забирай за двадцать четыре! - боярин тоже поднялся - Всё одно пропадать добру... Токмо серебро сейчас же чтобы! В обед уезжаю!

- Так с собой у нас! - витязь повеселел - Пойдём сейчас к посаднику, всё оформим, как надо, и серебро тебе прямо в руки...

...

-... Что скажете? Говори ты, храбрый Джебе!

В огромном шатре Повелителя Вселенной, несмотря на размеры, было душно - пахло ладаном, мускусом, горелым салом... В воздухе плавал сизый дым от чада свечей и сальных плошек, расставленных повсюду. Глухонемые слуги бесшумно скользили, обслуживая Повелителя Вселенной и его гостей. Шёл военный совет.

- Наступать надо немедленно, мой Повелитель! - названный Джебе сверкал глазами - Каждый день позволяет урусам накапливать силы, собирать воинов и укреплять стены Ноугорода. Идёт весна, дороги тают... Немедленно брать Ноугород!

- Я слышал и понял, мой храбрый Джебе - отозвался Бату-хан - Что скажешь ты, могучий Бурундай?

Сухощавый, темнолицый Бурундай помедлил, обдумывая слова. В шатре Повелителя Вселенной каждое слово стоит очень дорого...

- Опасно, мой Повелитель. Ноугород мы возьмём, но вот обратно... Обратно придётся плыть на урусских лодках, не иначе. Но с другой стороны - это же несметные богатства! Я бы рискнул...

- Я слышал и понял тебя - наклонил голову Бату-хан - Ну, а что скажешь ты, мой верный Сыбудай, хитрый, как тысяча лисиц?

Старый монгол, с рожей, не мытой от рождения, неторопливо прихлёбывал китайский зелёный чай и морщился. Он начинал ещё с самим Чингис-ханом, и авторитет его у Бату-хана был огромен.

- Я всегда желал тебе добра, и только добра, мой Бату...

Бату-хан чуть заметно поморщился. Любому другому такое обращение стоило бы ох как дорого... Но Сыбудаю порой прощалось и большее.

- Как ловят обезьян китайские горные охотники? Они насыпают в тыкву сладкий изюм, обезьяна находит тыкву, суёт туда лапу... Всё. Лапа, сжатая в кулак, обратно не лезет, а бросить изюм обезьяна уже не в силах. Даже когда видит охотника, приближающегося к ней.

Старый монгол снова отхлебнул из пиалы.

- Так вот. Ноугород - это тыква, полная изюма. Но разве мы обезьяны?

- Я слышал и понял тебя, мой Сыбудай.

Бату-хан протянул руку и ударил в большой гонг. У входа возникли ханские нукеры.

- Объявите всем мою волю! Мы возвращаемся домой!

...

Яркое весеннее солнце било в разноцветные венецианские стёкла, и от этого вся горница казалась необыкновенно нарядной, праздничной какой-то.

Ратибор ещё раз оглядел снаряжение, разложенное на столе. Вроде всё...

Он взял тяжёлый лук, сработанный знаменитым мастером Лесиной, согнул, уперев в пол. Лук сохранил всю свою могучую силу. Оставалось только натянуть тетиву. Тетиву тоже возьмём новую, и ещё одну в запас... Нет, две в запас...

- Готовишься, Вышатич? - княгиня Лада сидела у окна, но в окно не смотрела - смотрела на Ратибора.

- Готовлюсь - серьёзно ответил витязь, пробуя натянутую тетиву. Да, эта не подведёт...

Помолчали. Княгиня отвернулась к окну, задумчиво провела пальцем по стеклу.

- Чего это Ждан бежит сюда... Не иначе, татары подходят... Я спасибо тебе сказать хочу, Вышатич.

- За что, госпожа моя?

- За всё. Да хоть вот за дом сей - она коротко рассмеялась - Две недели поживём в достатке...

В горницу без стука ввалился запыхавшийся Ждан Борисыч. Шапку купчина где-то потерял, не иначе.

- Такие вести, матушка княгиня... Слышь, Ратибор Вышатич... Повернул назад Батыга-то, от Игнач-креста вспять подался... Живём! - и он счастливо рассмеялся, закинув голову - Эх, братцы!..

Княгиня Лада сидела, вытянувшись, как струна, и из-под закрытых век текли слёзы.

- Всё... Всё, Вышатич... Неужто всё?

Она вдруг разом обмякла, и витязь едва подхватил её, падающую с лавки. Ещё миг, и Лада уже рыдала на его груди, рыдала взахлёб, как обиженная девчонка. Слёзы лились потоками, и витязь будто чувствовал, как со слезами этими выходят из неё морозные ночи, проведённые в седле, обгорелые развалины, надетые на колья изгороди младенцы, скрюченные пальцы, тянущиеся из сугроба... Как выходит наружу накопившаяся смерть. Будет жить, теперь будет жить, думал Ратибор, а рука гладила и гладила её по голове.

- О-ой, Рати...и...борушка, не могу я-а-а!!!

- Ну всё, всё уже - витязь всё гладил и гладил её по голове - Всё уже, всё...

...

- Вот это грамота купчая на дом, другая такая у посадника. Послухи [свидетели] Ждану известны, люди честные, всё сделано по закону - Ратибор рассмеялся хрипло - Поистине, кому война, а кому мать родна. Сроду бы не купить такой терем...

Молодая женщина смотрела на него огромными, сухими глазами, без улыбки, и Ратибор осёкся.

- Вот это - он протянул ей кошель, слегка подкинув на ладони - семьдесят гривен. Себе я малость оставил, не обессудь. В дороге мало ли... А служанку тебе Ждан найти обещался...

- Далёко собрался, Вышатич?

Витязь помолчал, взвешивая в пальцах стрелу с чёрным оперением. За эту стрелу он отдал три гривны, неслыханно... Зато собака, которую тот черномазый колдун-магометанин чуть уколол кончиком этой вот стрелы, издохла, не успев гавкнуть...

- Последний наказ князя моего исполнил я. Ты в целости, жива и здорова. Осталось исполнить ещё один, госпожа.

- Какой наказ?

Он осторожно надел на стрелу длинный и узкий чулок из тонкой провощённой кожи, убрал её в тул, застегнул. Умная, сама поймёт...

- Когда выходишь? - голос у княгини сел.

Ратибор помолчал.

- Сейчас, госпожа моя. Думал взять запасного коня, да не решился. Выдаст сдуру... А на одном Серке-то догнать не просто будет... Уйдут в степь, и всё тогда... Так что не обессудь, если что не так.

Она смотрела на него огромными сухими глазами.

- Но ты вернёшься? Ведь вернёшься, да?

Ну что ему стоит сейчас сказать: "Знамо, вернусь"...

- Вернись, Ратиборушка...

- Не надо, госпожа. Права ты, опять права. Кто-то ведь должен убить Бату-хана?

06.01.07 Челябинск