* * *
Седая Мата
Сегодня пляшет.
Подай ей силы.
Она разбила
Горшки, в которых
Варила травы.
Такое дело -
Всё, что имела
И что добыла
Трудом гадалки,
Передарила
Дубовой палке.
Ещё бы сбросить
Волосьев проседь -
Давно хотела.
Вслед за ногами
По кругу носит
Сухое тело,
А в этом теле
Гремят ключицы,
Как черепицы,
Когда над Ольстер-
ом рухнет осень.
Такое дело.
Такое дело -
Осатанела
От всех событий,
Которых может быть
Может быть
И не быть не может,
Быть может может
Не быть, а может
Не может быть их,
Ну, словом, хватит -
Такое дело,
Такое дело.
А с неба снова
Никто не бросит
Скупого слова,
Что угадала.
Такое дело.
И тоже хватит,
Дотанцевала -
Теперь несмело
утрись ладонью,
Одёрни платье
И убирайся -
Такое дело.
Песенка для Нюхи
Как пришла, как явилась
Сильна да бела,
Вся зубастыми вьюгами окружена,
На пол года настала,
Пол мира взяла,
Нареклась госпожою всем нам и не нам.
А была-то люта,
А глядела вот так,
Замерзал на лету
И не падал пятак,
Ни орла да ни решки,
Вся воля - ея,
Подметала без спешки
От сердца к краям.
Как в морозные ночи
Глядела из тьмы -
Удивила всех тех, кто её не видал,
Главным образом чад,
Чтоб пугал от зимы
В покрова ледяные одетый металл.
Громыхала водой
Жестяною в ведре,
Привела чередой
Непонятных зверей,
У дверей караулила, в стуже ждала,
А потом занедужила
И умерла.
А мы будем ей петь -
Госпожа, Госпожа... -
Провожая по чину, а не вопреки,
Чада смотрят на солнце
И ловят, кружа,
На ладоши оттаявшие пятаки.
И что выронил март, да просыпал апрель,
Воплотилось уже в беспокойную жизнь.
Раскололась в груди ледяная купель,
И зарделся на ней поцелуй госпожи.
* * *
Сергиевскому хозяину
За тёмным лесом,
За серым бором,
Где ходят вместе
Сыч да ворон -
Там стоит домик,
В облаках тонет,
А кто в нём хозяин -
Посмотреть стоит.
Ну, что же, здравствуй!
Живи и царствуй
У себя в доме
На краю неба,
Среди всей честной
Братии местной
Укажи место,
Где присесть мне бы.
Кто кому нужен,
Кто кому дружен -
Разберу сразу
По глазам схожим,
А когда встану -
не другой стану,
Просто петь стану
О тебе тоже.
О тебе - вечном
Колдуне встречном,
О твоём доме
На краю неба,
О таких разных
Странствиях праздных,
И о том - душу
Преклонить где бы.
За тёмным лесом,
За серым бором,
Где ходят вместе
Сыч да ворон -
Там стоит домик,
В облаках тонет,
А кто в нём хозяин -
Посмотреть стоит.
* * *
Сон Вифании. Бред колеса...
Обреченная цепь бытия.
Небеса. Чудеса. Голоса.
Отпусти меня, это не я.
- Отпусти меня, - плачет в ночи,
Спотыкаясь в потоке речей.
- Отпусти меня, - птица кричит,
Угнездившись на божьем плече.
- Отпусти! Мне так страшно стоять,
Созерцая дела и слова,
Отпусти меня, это не я
Так молился и так горевал.
Сон Вифании. Ночь. Чудеса.
Всполох бабочки в ритме огня.
Отпусти, мне страшны небеса,
Протекавшие через меня.
Холод ночи, пространство плеча -
Непостижного не пригубить.
Ты ког-то другого искал,
Чтоб так сильно его возлюбить.
- Отпусти меня, - плачет в ночи
Воспаленный дыханием звук.
- Отпусти меня, - птица кричит,
Вырываясь из собственных рук.
Сон Вифании. Рокот в висках
Уступает покойным струям.
- Ты кого-то другого искал.
Отпусти меня, это не я.
* * *
Жизнь зачерпывала по ложке
Ото всяких сплетен и слухов,
Продавал старик босоножки,
У него умерла старуха,
А над городом столпным рядом
Тополя возносили плечи,
И покоилось счастье рядом
С горем, будучи столь же вечным.
Пустовали места под вишней
У небесного коромысла,
Никого не судили в вышних,
Ибо в этом не было смысла,
Ибо мир был чертогом летним,
А не суетной круговертью,
Ибо жизнь вдохновлялась сплетней,
Но равнялась только со смертью.
Жизнь и смерть тополями стали
И несли несчетную стражу,
Тополя старика считали
За такую же часть пейзажа,
А старик, продавая горе,
Заодно продавал и счастье,
Исцелял ото всяких хворей
И попутно дарил причастьем.
Лоза
Осыпает этот мир
Позолота-брюза,
Оплетает этот мир
Виноградная лоза,
Незаметно для людей -
Кто умен, кто глуповат,
По завету всех людей,
Почитающих слова.
Помнишь, сколько первых слов
Было произнесено?
Эта самая лоза -
Есть то самое ОДНО,
За которым все подряд,
Лишь поманишь из дали,
То ли крылья мастерят,
То возводят корабли.
И поскольку лишь его
Вечно требует язык,
Получается, что мы,
Все мы - дети той лозы,
Не для поисков идей,
Не по проискам стихий,
Но по замыслам людей,
Почитающих стихи.
Не натруживай гортань,
Дай душе своей сказать,
И омоет ту лозу
Неподкупная слеза,
А радением слезы -
Ты посмотри во все глаза -
Расцветают на лозе
"Хванчкара" и "Алазань".
Топчет небо пиллигрим,
Шепчет ласковый псалом,
Принесет кувшин с ОДНИМ,
Сядем за одним столом,
Да расплещем сок, как встарь,
Да разыщем, что сказать...
А глаза твои - янтарь -
Отраженная лоза.
* * *
Сильванушке Полуэнту
Просто кончились спички, вот такая беда.
Они кончились здесь и в других городах.
И по этому Энт забирает пиджак
И уходит незнамо-куда.
Наша жизнь - пустячок, наша жизнь - ерунда...
Спичек нет в Краснодаре - такая беда,
Ни тебе покурить и ни кофе сварить,
Небольшая, но все же нужда.
Это происки высших, иначе к чему
Спички здесь недоступны рукам и уму,
И по этому Энт покупает билет,
Предназначенный только ему.
Дальний путь сподвигает на множество дел -
Залатать башмаки и рубаху надеть,
А чужие поля, это - та же земля,
Тут с какой стороны не глядеть.
Отряхнется бубенчик под спудом души,
Распахнется навстречу какая-то ширь...
Макрокосм... Микрокосм... А не все ли равно...
Он за спичками...
* * *
Бремена, как песчинки на бреге морском,
Их нельзя одолеть и нельзя сосчитать.
Вечер, прежде чем рухнуть в подушку виском,
Нужно снова стирать, подшивать и латать,
И ругать, и ласкать, и писать, и прочесть,
И готовить, и есть, и лечить, и болеть...
Бремена, как пылинки в прозрачном луче -
Их нельзя сосчитать и нельзя одолеть.
Моя ночь не похожа на скифскую ночь,
Где разгул без забвенья, где сон как стена,
Моя койка отчалит от берега прочь,
И заплещут вокруг бремена, бремена.
В смуте снов и бессонниц похож на припев
Их язык бесконечный, их лепет в ночи,
Как мы вновь будем завтра терпеть и болеть,
Забывать и прощать, и любить, и лечить.
* * *
Не в тягость этот вечер никому.
Он просто вечер - вот его идея.
И мы бредем гуськом по одному,
Пучками лука дикого владея.
Лук ужину, и перерыв уму.
Не в тягость эти мальчики пока
Они малы - пять весен, как из рая,
На тайны пола плюнув свысока,
Как девочки цветочки собирают
И что-то шепчут пестрым лепесткам.
Не в тягость я, надеюсь - навсегда,
Хотя прогноз такой, что кто же сможет
Не впасть в волнение, но именно сюда
Волнение сегодня к нам не вхоже,
Сюда, где от звезды зажглась звезда.
Не в тягость этот вечер никому,
И ангелам хранить людей - не скука,
И мы грядем себе по одному,
И у меня ладони пахнут луком,
И всяк живет, как хочется ему.
* * *
Я боюсь того сыча...
Котик, изыди.
Что ты мурлычешь?
Всех убаючишь,
Гостя накличешь.
Гостя накличешь,
Ой, горемыка,
Сам не захочешь
Дальше мурлыкать.
* * *
Если к брату добёр бобёр,
То и Бог до бобра добёр -
Не пускает на воротник,
Позволяет жить до седин.
Пусть под старость ость не густа,
Не угрызть резцам деревца -
Но хорош и мудёр бобёр,
Всем иным бобрам - господин.
И жуют бобрята кору,
И мешают с вином - бобру.
А бобрихи блюдут бобра,
Чтобы в нём не жила блоха.
И блестит в седине бобра,
Как луна на воде - искра,
И при нём хороши бобры,
Ни одна бобра - не плоха.
А охотник не бьёт бобра -
Больно нужен лысый бобёр,
Он видал, как бобёр живёт,
Он искал бобра по лесам.
И обидно ему от дум:
Отчего не кум мне бобёр,
Отчего не бобёр мой кум,
Почему не бобёр я сам?
Русалочьи дети
Милке с Данилой
Ах, вечер - скорее забыть о делах, о рассвете.
Ах, берег залива, подружки-катушки-ракушки:
Вы были моллюски - такие смешные зверушки,
Вы стали игрушки - подарки русалочьим детям.
Русалочьи дети - их бросили с берега в море,
В песке прокалили, в соленой воде полоскали,
Их ушки ракушки нездешнею сказкой ласкали,
И волны слизнули их глупое детское горе,
А соль растворила для них припасенную кальку.
И кем они станут теперь - неуклюжки-мордашки?
Они собирают катушки-ракушки, стекляшки,
И плоскую гальку, и длинную гальку, и круглую гальку.
Они ковыляют, вдоль кромки воды ковыляют,
Себе для себя же - адепты, божки и шаманы,
А дома упрямой рукой прижимают карманы
И мне выгружать их сокровища не позволяют,
И смотрят за полог небесный из детской кроватки,
И видят кого-то. Он в блеске нездешнего тела,
Он лепит ракушки, когда отдыхает от дела,
Из самой прекрасной, сияющей облачной ваты.
Он лепит ракушки, и искры моллюсков вселяет,
И сыплет их с неба на землю: горстями, горстями -
Русалочьим детям, которые были гостями,
И будут, и он им забыть это не позволяет.
* * *
Ночь приближается. Время все ближе.
Всюду, поверить пугаюсь, но вижу
Знаменья и знаки,
Ирис, индиго и пурпур, и плазма, и лава,
И пена, и свет разрывающий зрак,
Разверзающий взмах
Расцветает во мраке.
Звезды ли падают - знаю,
Стучится ли ветер в окно - осязаю движение, знаю
И чувствую - скоро,
Мне страшно и томно.
Шорох крыла ли плеснет или что-то блеснет
За пределами зренья, как свет из-за шторы
В строении темном.
В темном строении, в арках - все знак -
Они тянутся к небу, свисают с небес
На плетях виноградных,
Они шепчут - я знаю - о том, что пройдет через своды,
Уверенной поступью мерно пройдет
В коридорах прохладных.
Вот оно, вот - он беззвучен, безлик,
Бестелесен, невидим, неслышим,
Без ангельских слез,
Без подземного гула -
Первый шаг, виноград всколыхнулся,
И все всколыхнулось во мне,
Сердце грохнуло в бубен, и быструю песенку кровь затянула.
Вот второй, уже ближе. Как близко!
И третий! И, что там
Возникло, клубится -
Вереница шагов, вереница ударов в груди
И бессмысленных слов вереница,
Моих оправданий -
Я их лепечу,
Но уже возникает из тьмы,
Вылепляется, тянется, зреет во мраке рука,
И не светится, нет, но видна, потому что вот так появилась,
Она все отчетливей, рвет виноград, расчищает пространство и пишет на темной стене...
"Я - твоя социоадаптация!
Где твоя диссертация?
Ты почему не замужем
За кем-нибудь уважаемым?
Книги писать прекрасно, но
Надо издать их заодно.
Что ты на месте топчешься,
Создай свое место в обществе.
Связи с людьми, их мнения -
Суть жизнеустроения,
Девочка, просеки момент -
Society is environment!"
А я ей в ответ говорю: "Виноград оборвала ты, чудо Господнее, дура..."
* * *
Отпуск кончен, интернет обретен.
На Москве сестра со вторым дитем.
Знак сезона: если гнездо - птенец,
Питерский друг тоже дважды отец.
Плодороден август. Хлеба, вина?
Столбенеют Мойры в избытке чувств.
Уродился небесный лен, волокна -
Запрядись, ниток - тки, не хочу.
А моя кудель, она не нова,
За кого молилась - спасибо вам.
Износив себя по садам-полям,
Потеряв давно венок с головы,
В сентябре задремала земля,
Разметала косы сухой травы.
С каждым плодом маялась, как с дитем,
Долг исполнен и покой обретен.
А птенцы чирикают из пелен,
Цвет у глаз меняют, хотят еды.
Хай-я тем, кто сеял небесный лен,
Хай-я всем, растившим эти цветы.
* * *
Подражание О.Седаковой
Пойдем, пойдем, моя радость,
Возьмем пакетного супу,
Уйдем душевного зуда,
Еды какой-нибудь сварим,
Потом придумаем чаю -
Такого рыжего чаю
В прозрачной, ласковой чашке,
На самом деле - как в чаше:
Клубятся в чаше чаинки,
И расцветают цветами.
Пойдем, плевать, что сегодня
Из рук просыпались кисти
И цвет ни тот, и ни этот,
У цвета, стало быть, дело -
Не все плясать по бумаге.
И мне ни то, и ни это,
Пойдем куда-нибудь, может,
На чем задержимся взглядом -
Вот то и сделаем главным.
А говорить мы не станем,
Ну, разве жестами только,
Чтоб не совсем ошибиться,
Хотя и это не важно -
Не важно с чашкой в ладонях,
С цветами рыжими в чашке.
* * *
Лето. Дельфина Жози
Дома вновь не ночует,
Где-то с ворами кочует,
Гром ее разрази.
За полночь выйдет тишком,
Вернется с полным мешком,
Скажет: Папаша, вы сердитесь что ли? -
С нежным таким смешком.
Спорить - воду толочь,
Гневайся - ей не страшен
Обветшавший папаша,
Йэх, беспутная дочь.
Два кувшина сразив
Мается кум Жози,
Сон подошел, да никак не дается,
Гром его разрази.
Плащ пропал у зори -
Может, тоже украли,
Как-то нету печали
Ни вовне, ни внутри.
Видно, клеймо не грозит
Плечу Дельфины Жози,
Видно, подельщики не покалечат,
Так - ступню занозит.
Встретится ей дружок
На пол пути домой,
Поможет дойти самой
И донесет мешок.
Свадьба будет к весне
И молоко в груди,
В тот же день и родит,
Даже не покраснев.
А у тебя, Жози,
Будет дом неказист,
Ты бы и сам гулял, пока можешь,
Гром тебя разрази.
* * *
Здрасьте вам - осень, снова ребятня каштаны
Вниз осыпает в поднебесье пятипалом,
Ветхое рядно трав каштанами качает,
Словно в печали, словно недоцеловала.
Бог его знает - кто там мной недоцелован,
Бог его знает, я не знаю, слава Богу,
Наши "обиды" - устрашающее слово,
Лучше уж "горечь" - благозвучнее немного.
Лучше уж осень, все равно порою надо
С чем-то смиряться, так хотя бы с неизбежным:
С ворохом листьев на земле пустого сада,
С солнцем таким не ослепительным, но нежным,
С тяжестью в венах, оплетающих глазницы,
С силою чувства, что приотворяет бездну,
Я так люблю, что не могу остановиться
Рядом, иначе просто вспыхну и исчезну.
Впрочем, куда мне экзотический поступок
В осень, когда и без того чудес творится -
Вот что я знаю: этот мир прекрасно хрупок,
Завтра погибнет и уже не повторится.
* * *
Когда помрет мой старый кот
Предамся я разврату,
Жевать с сосиской бутерброд
Не стану воровато,
Ах, на диване - как в раю,
Лежу - сосиску достаю,
(завидуй, брат Исайя)
И медленно кусаю.
Нарежу сыр и так и сяк -
Ну, чем не ода блуду? -
А черный бархатный пиджак
Забуду ... где забуду.
Везде ковры, вокруг цветы,
(Извольте - фикус на пол)
И не в стенном шкафу зонты,
И на свободе шляпы.
А я сама? А что со мной?
Невинней безмятежных -
Я буду старой и смешной
В кудрях лилово-снежных.
Я буду капельку дрожать -
Ведь кожа, как бумага,
Пижаму путать и пиджак
И верить, что сосед - дурак,
Но Бог рассудит всех и всяк,
А до небес - два шага.
Всегда два шага до небес,
Об этом знает всякий,
И потому бесстыжий бес
Нашептывает враки
О том, какая красота
Начнется в доме без кота.
Но вянет бес, едва лишь кот
С пушистою харизмой
Неспешно в комнату войдет,
И отступает круг забот,
А кот сосиску вновь крадет
И смотрит с укоризной.
Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-ла.
Тра-ла-ла-ла.
Аллергия на кровь
Когда была бы душа,
Заслышав быстрый твой шаг,
Она затрепетала,
А так - не знаю, что трепещет,
Но весь горю и дрожу,
Я над тобою кружу,
Остановись же: вот
Он - я, такой зловещий.
Шагну небрежно из тьмы,
Слегка блеснули клыки,
Ты поняла - сочтены
Твои девичьи деньки,
Всплеснула хрупкой рукой,
От страха в землю вросла.
Как жаль, дитя, я - плохой
Носитель древнего зла.
Ведь у меня
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь,
Да, детка, у меня
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь.
Как моя первая цель
Ты изменилась в лице,
Забудь - она умерла
Уже старухой, непричастен.
Я пробыл в коме сто лет,
И говорю, уцелев:
Охота - не результат,
Но, в общем, тоже - счастье.
И я по-прежнему свеж,
Как пара роз на плите,
Хоть обретаюся меж-
ду этим светом и тем,
Силен - как будто атлет,
Проворен, словно Тарзан,
И больше тысячи лет
Пью только воду "нарзан",
Ведь у меня
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь,
Да, детка, у меня
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь.
Дитя, не надо просить,
Я был бы рад укусить,
Но есть всему предел,
И я - вампир, но я - не хуже,
Ты хочешь жить навсегда -
Желанье внятное, да,
Но постоянный сушняк
Тебе совсем не нужен.
Теперь смотри на луну
И забывай, забывай.
За угол если свернуть,
Там твой последний трамвай,
В нем непременно сидит,
Приятный здешний герой,
А мне, с моей анемией
Ни к чему геморрой.
Ведь у меня
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь,
Да, детка, у меня
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь,
Аллергия на кровь.