|
|
||
Владимир КОЛЫШКИН ОТЕЛЬ "НОСТАЛЬЖИ" (мистический детектив) ГЛАВА 3 Ночью он внезапно открыл глаза, ему показалось, что его разбудил какой-то шум. Голова его была ясной, как бывает, когда просыпаешься внезапно. Тем не менее, ему потребовалось несколько мгновений, показавшихся вечностью, чтобы сориентироваться в обстановке. Прислушался. Что-то с шелестом упало на пол - журнал, который он читал. Темнота комнаты была очень глубокой и какой-то вещественной, почти осязаемо давящей на глазные яблоки так, что иногда мерцали не то искры, не то отблески молний - на дворе бушевала гроза. Издалека доносилось завывание ветра. И этому вою вторил еще какой-то, похожий на собачий. В самом деле, погодка на улице - добрый хозяин собаку не выгонит. Видать, псина бездомная. Когда глаза привыкли к темноте, он разглядел очертания стола и одного стула, который он передвинул, когда раздевался. Казалось, на стуле кто-то сидит, вроде как человек в шляпе. У Егорова слегка ёкнуло сердце. Послышался гул автомобиля, проехавшего по улице мимо отеля. Под колесом хлопнула крышка канализационного люка, которые почему-то всегда располагаются на дорогах, свет от фар мазнул по стенам номера, высветив на мгновение истину: сразу стало видно, что никто на стуле не сидит, просто на спинке висели брюки Егорова, пиджак и рубашка. Абажур настольной лампы зрительно соединялся со спинкой стула и играл роль шляпы. Все просто объяснялось. Машина проехала, свет угас, и на стуле опять кто-то сидел. Егорову это надоело. Он включил ночник, убрал одежду в шкаф, уговорил дверцу не открываться, настольную лампу передвинул, стул поставил возле своей кровати. Он словно готовился к бою: примерялся к своему окопчику, укреплял бруствер, убирал из под ног камушки, проверял оружие... Кстати об оружии, ему так и не позволили взять его с собой. А на робкую просьбу Николая Витальевича, предоставить ему какие-нибудь средства самозащиты на крайний случай, майор Бузырев из местного УФСБ, ответственный за операцию "Черная дыра", ответил: - Как ни странно, без оружия иногда надежнее. Особенно, если человек психологически не готов к его применению. - Это я-то не готов?- обиделся Егоров.- Да у меня на счету такие задержания с применением оружия, что вам и не снились, при всем моем уважении к вашему департаменту... - Тем более,- возразил Бузырев.- Нам не нужны лишние трупы. Нам нужна разгадка тайны этого проклятого отеля. Нам нужны научные объяснения всей этой чертовщины, или хотя бы псевдонаучные. Обычные оперативные методы не дали результатов, поэтому мы и обратились за помощью к вам. Вы не только опытный оперативник... О вас ходит слава, как о человеке с феноменальной интуицией... - Бог с вами, какая там слава... Я ведь не Кашпировский или там Чумак... - На кой черт нам эти шарлатаны!- сказал Бузырев.- Нам нужны скромные, но крепкие специалисты. Профессионалы. А что касается ученых, то на данном этапе, сами знаете, по закону мы не имеем права привлекать гражданских лиц к операции. Вот и получается - вы для нас редкая находка... В чернильной тьме за окнами блистали молнии; временами их зазубренные лезвия сверкали так долго, что высекали из первобытного мрака очертания дерева или угол крыши соседнего здания. Потом округу стали сотрясать мощнейшие удары грома, словно раскалывался свод небес. Егоров представил притаившийся во тьме город, широкую реку с древним названием, которая несла и несла черную воду, пустынную, заливаемою дождем набережную, вонзенную в небо иглу кафедрального собора, мокрый купол Краеведческого музея, примыкавший к нему, и мчащиеся по небу облака. Постоялец сотрясаемой небесными громами гостиницы лежал на левом боку и глядел в ночное окно. Придавленное сердце начинало прихватывать, и, чтобы оно успокоилось, надо было повернуться на правый бок, но смотреть в темную громадную массу шкафа вовсе не было приятно. Да и нос закладывало при этом положении тела. В одной из схваток с преступниками ему повредили носовую перегородку. И теперь, когда он ложился на правый бок, левая ноздря закрывалась, и дышать становилось затруднительно. Засыпая, он всхрапывал и тем будил себя. Изрядно помучившись, он обычно засыпал в неопределенной позе - частично на спине, частично на левом боку. На новом же месте сон вообще не шел. Как же, уснешь при таком грохоте. Гром грохотал, подобно орудийной канонаде. Гроза разыгралась не на шутку. В стекла хлестал дождь, как из поливального шланга. За окном ни зги не видно: то яркая слепящая вспышка, то чернильная темнота. Егоров давно уже ощутил какую-то тревогу, не вполне еще осознанную, словно подсознание, предчувствуя некую беду, подавало слабые сигналы "СОС". Николай Витальевич поймал себя на мысли, что ему просто жутковато лежать одному в этом номере. Казалось, по углам темной комнаты разлиты невидимые, но весьма ощутимые каждой пупырышкой кожи зловещие волны агрессии, ядовитые, как смог. Лежа под одеялом, постоялец чувствовал, что замерз, ощущал ледяные иголочки сквозняка. Егоров подумал о втором одеяле, потом сказал себе: а что, может, действительно вызвать в номер девушку? Вдвоем не так страшно. Но нужно было вставать, идти к телефону, звонить "портьерше", этой Эльвире... что-то говорить и делать прочие телодвижения, чтобы побороть смущение. Да и не привык он к подобного рода услугам. К тому же настойчивого сексуального желания он не испытывал, не то настроение, стало быть, возникнут проблемы... А приглашать девушку в качестве грелки, как-то стыдно. Он ведь ни какой-нибудь царь Соломон или там Мао Цзэдун. Это ведь про него говорили, что мятежного старикашку грели своими голенькими телами верные ему хунвэйбинки... Да и не благородно это - подставлять девушку под возможный удар. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Наконец, уставшее сознание мало-помалу начало погружаться в то зыбкое состояние, которое предшествует засыпанию. Словно вы пересекаете невидимую демаркационную линию, границу между явью и сном. Кажется, он и вправду заснул. Но неглубоко он успевал удалиться в зону грез. Гром небесный все время возвращал его к реальности. Несколько раз просыпался и совершенно утратил представление о времени. Дождь по-прежнему продолжал хлестать, хотя и не так неистово. Ветер швырял пригоршни дождевых капель на оконные стекла. И тут, при очередной магниевой вспышке молнии, Егорову почудилась за окном медвежья страшная морда. Мохнатая голова, размером с котел и чудовищные оскаленные зубы. Николай Витальевич вздрогнул и инстинктивно, как ребенок, закрылся с головой одеялом. Видение было столь ужасным и вполне реалистичным, что впору было завыть от страха. Через маленькую щель между одеялом и подушкой Егоров выглянул наружу. Ничего. Он уже начал успокаиваться, как очередная вспышка опять высветила кошмарную морду. Теперь морда приблизилась вплотную к раме окна так, что черный звериный нос расплющился о стекло- об эту столь ненадежную преграду. Длинные острые когти с жутким визгом царапнули стекло и с треском прошлись по наличнику окна. И, наконец, хрупкого стекла коснулись огромные белые зубы. С чудовищных клыков стекала тягучая слюна. Безобразная голова повернулась в анфас и стал виден огромный заросший коричневой шерстью горб, примерно там, где голова соединяется с туловищем. Не было сомнений, за окном стоял медведь- матерый, огромного роста. Горбатое чудовище утробно рыкнуло - стекла задребезжали. Егоров облился холодным и липким потом. Ему теперь было не просто страшно. Ужас крепко держал его ледяными лапами, как чудовище в кошмарном сне. И еще это было похоже на ожившие детские страхи. Помнится, в детстве он боялся медведя на деревянной, липовой ноге, о котором писалось в сказке. Название книжки он не знал, зато в памяти навсегда запечатлелись отчетливые картины былого, яркие воспоминания, как они с сестрой, такой же малолетней, как и он, сидели на печке и слушали сказки, которые читала им баба Варвара. Бабушка по отцовской линии. За маленьким окном мела метель, выл ветер, и казалось, что вот-вот раздадутся крахмально-хрустящие шаги по снегу, и в окно заглянет медведь. Или начнет ломиться в дверь. Медведь будет рычать и скрипеть деревянным, вырезанным из липы протезом... Егоров снова выглянул из-под одеяла и увидел удаляющуюся косматую фигуру. Медведь шел на задних лапах, как человек, довольно сильно припадая на одну сторону. Ударила долгоживущая молния, и Егоров отчетливо увидел, что у медведя была только одна нога. К обрубку другой ноги умело был прилажен деревянный протез. Как у Джона Сильвера. Медведь на липовой ноге! Николай Витальевич почувствовал предобморочное состояние. Последней здравой мыслью угасающего разума был недоуменный вопрос, неизвестно кому заданный: - Как же я могу видеть идущего по земле медведя, не подходя к окну, если номер мой находится на втором этаже?! В это время за спиной с противным скрипом и скрежетом открылась дверца шкафа. Егоров, словно подброшенный пружиной, совершил молниеносный разворот на постели. Сонные мурашки страха, еще не успевшие притихнуть, новой волной пробежали по телу. Из темной глыбы шкафа, из черного его нутра отчетливо виднелась белеющая рука скелета. Две лучевые кости шаркали о стенку, а длинные фаланги пальцев царапали дверцу, пытаясь, наверное, ее закрыть. Егорова бил озноб и не столько страха уже, сколько злости. Эти кошмары, достойные дешевого фильма ужасов, его достали! Надо встать, заорать что есть силы, включить свет - и все кончится. При ярком свете вся нечисть моментально улетучится. И надо, наконец, дать сигнал агентам прикрытия! Потом подумалось трезво: какой сигнал? Чего паникуешь. Ведь ничего же не случилось... Пока не случилось... но явно что-то затевается. Своим парапсихологическим чутьем он явно ощущает психическое давление на свой мозг. Некие силы хотят его запугать. И надо признаться, им это удалось... Егоров сунул дрожащую руку под подушку, нащупал удлиненную коробочку рации, включил ее, как учил майор Бузырев, но рация была мертва. Даже шипения не слышалось, ни треска атмосферных помех. "Ну вот, аппарат испортил! - чуть не плача, возроптал измученный постоялец. - Нужно было держать его во внутреннем кармане, а не класть в наружный карман плаща. И не таскаться под дождем. Ничего, управление заплатит, они мне за все заплатят - сделали из меня подопытного кролика. Я тут жизнью рискую, а они там в номерах валяются. С бабами..." Когда отчаяние постояльца достигло предела, в замочной скважине двери заскрежетал ключ. Егоров сжал коробку рации, как рукоять пистолета, и направил аппарат на дверь, будто и вправду в руке у него было грозное оружие. "Сволочи!- выругался про себя Николай Витальевич, - ведь просил же дать пистолет!.." Дверь номера распахнулась. Яркий свет из коридора упал на пол прихожей, осветил комнату и черную фигуру в проеме... Черная фигура, явно стараясь не шуметь, на цыпочках шагнула в прихожую, закрыла дверь и сразу же споткнулась об оставленные ботинки Егорова. "Черт!"- выругался негромко пришелец. - Кто здесь!- заорал парализованный страхом сыщик-парапсихолог, замахиваясь бесполезной рацией, словно хотел метнуть гранату. - А-а, вы не спите,- сказал вошедший и включил верхний свет. Был он в мокром плаще и шляпе с обвислыми от сырости полями.- Добрый вечер... вернее, уже ночь... извините, что побеспокоил. А вы, если не ошибаюсь, новый постоялец? Насчет Егорова, лежащего в постели, ошибиться было трудно, а вот среди ночи входящий в комнату человек мог вызвать какие угодно подозрения. Но Николай Витальевич почувствовал, как с плеч с грохотом свалилась стопудовая гиря пережитого кошмара. Конечно же, это был старожил номера, человек, раньше него поселившийся. - Будем знакомы, меня зовут Лев Федорович,- представился явившийся из мрака ночи,- можно просто Лёва. Незнакомец и вправду имел вид человека, которого до старости зовут уменьшительным именем. Что-то незащищенное было в его полном лице и выпяченном животе и опущенных вдоль тела руках. Весь он светился доброжелательностью и открытостью к людям и вообще ко всякой живой твари, словно не подозревал, что существуют клыки и когти, пистолеты и летающие кулаки. Егоров в ответ назвал свое имя-отчество, и они тепло кивнули друг другу. Оба постояльца оказались примерно одного возраста, только Лев Федорович, в отличие от худощавого Егорова, был несколько грузен, налит по макушку той нездоровой полнотой, что характерна для людей, ведущих малоподвижный, сидячий образ жизни. Когда он, кряхтя, наклонился, чтобы снять промокшие ботинки, в животе у него громко булькнуло, словно в бурдюке с вином, и комнату моментально заполнил крепкий коньячно-мужской запах. "Удивительная гроза,- кряхтя, докладывал Лев Федорович довольным голосом,- промок до нитки". Оставляя повсюду мокрые следы, запоздавший постоялец кое-как разделся и сразу улегся в постель - не умываясь на ночь и не чистя зубы. Свет, конечно, он забыл выключить, и теперь надо было кому-нибудь вставать. Егоров вспомнил о прячущемся скелете в шкафу, поглядел туда и беззвучно рассмеялся: то, что он принял за костлявую руку, на самом деле была всего лишь деревянная вешалка. Плечом она касалась открытой дверцы, а то, что перепуганный постоялец принимал за пальцы, были светлыми полосами текстуры дверцы. В темноте все это слилось в костлявую руку. Николай Витальевич спрятал рацию, поднялся с кровати, сходил в туалет и, облегченный, потушил верхний свет. Быстро пересек погруженный в темноту номер, нырнул под теплое одеяло. Лев Федорович, кряхтя, включил ночник, висевший у изголовья его кровати. - Вы не возражаете, если будет гореть свет?- формально спросил он разрешение у собрата по номеру. По тону голоса угадывалось, что возражения не будут приняты. Тут Лёва оказался неожиданно тверд. Старожил чувствовал себя здесь в некотором роде хозяином, а недавно вселившегося Егорова считает квартирантом. Все же "хозяин" понял, что перегибает и снизошел до объяснений:- Не могу уснуть в темной комнате. У меня мракофобия... с детства. А в этом проклятом городе она внезапно обострилась... Егоров горячо поддержал причуду соседа и даже мысленно отругал себя за то, что сам не догадался спать при свете ночника. Сила привычки. - А вы откуда будете? - Из славного города Пензы... Дорогие Пензяки!.. так приветствуют нас на первое мая. Ха-ха-ха... Юные пензенята, в борьбе за дело... - А я из Саратова. - А-а, Саратов. Огней так много золотых на улицах Саратова. Парней так много холостых, а я люблю женатого... ха-ха-хе... - В командировке?- продолжил тактичный допрос опер. - По личным делам. Да вам-то что за дело... Ох, простите! Нервы что-то расшатались. Я собираю материал для диссертации... Вы заметили, что здесь какая-то гнетущая аура? - Где это здесь? - Да вообще в городе, и особенно в этой гостинице... Прямо давит на мозг. И кошмары все какие-то снятся. Я тут дотягиваю неделю, прямо весь измучился. Уеду я, наверное, уеду... Спокойной ночи... Прежде чем окончательно улечься, квартирант спросил у хозяина, не видел ли он каких-нибудь животных, бродящих возле отеля? Человек, боящийся темноты, ответил, что кроме пьяного, который обнимался с деревом, никого по дороге не встретил. Егоров блаженно расслабился. Пришла спасительная мысль, что его расшатанные нервы, которые он так кстати подлечит у доктора Понайротова, дают о себе знать все явственнее. Но в данном случае он сам виноват: не надо было пить спиртное, не надо было нагнетать страха, не надо... Он уснул, уснул окончательно, так крепко, что его уже не мог разбудить ни раскаты грома, ни горевший свет, ни даже могучий храп сторожила, храп, от которого дрожали стены и позванивал стакан, надетый на горлышко графина с водой.
|