Владимир КОЛЫШКИН

  

ФАНТАСМАГОРИЯ

  

  

Зачем вы спите?

Я сказал вам - бодрствуйте!

Иисус Христос

  

   На берегу Мотовилихинского пруда, что на Висиме, стоял разрушенный каменный дом. Он и сейчас стоит. Один мужик - забыл как его звать, он работал на Ленинском заводе - возвращался домой после второй смены. Дело было в конце лета, часов в двенадцать вечера, уже ночь совсем надвинулась, но светлая ночь: месяц ярко светит, серебрит воду в пруде. И хорошо было видно, как резвятся русалки. То хвостовым плавником блеснет, то голой титькою. "Поймать бы шельму, - вздохнул мужик, - да раздвинуть ей ноги..." Думает он так-то, а сам понимает, что это дело несбыточное. Даже поговорка на Висиме бытует: "Когда русалка ноги раздвинет", то есть, в том же смысле, что и "когда рак на горе свистнет".

  

   Однако, мы отвлеклись.

   Вот проходит мужик мимо дома. А это место на берегу самое глухое, безлюдное, дикой травой заросло. И видит мужик, что в развалинах гуляет котеночек и жалостливо так мяукает. Мужик подумал: "А чего зря ему пропадать, дай-кось возьму его себе. Подрастет, будет мышей в доме ловить". Взял мужик котеночка на руки да и понес домой. А котеночек глядит на мужика зелеными глазами, и глаза эти так и горят фосфором. Жутко тому стало, заводскому мужику-то, однако ничего, стал он по шерсти гладить, говорит: "киса, киса!" А котенок-то вдруг как оскалит зубы, зашипит, да как когти вопьет ему в руку, потом запрыгнул на голову и давай рвать волосы...

  

   Кое-как сбросил мужик злого котенка и пустился бежать. А дорога поднималась в гору и выходила на крайнюю улицу частных домовладельцев. Вот бежит мужик по улице, а улочка узенькая, одна тропка, кругом заборы и свернуть нельзя. Оглянулся - а котенок-то сзади нагоняет, и вроде уж не котенок, а целый котище. Мужик дальше побег. Мимо сгоревшего дома пробегает - там их целых два стоят, в прошлом годе сгорели - а оттуда, из пустого сгоревшего дома-то, выходит труп бывшего хозяина. Он вместе с домом сгорел. Известное дело: пьяный заснул с цигаркой, вот и занялось все. Два дома и сгорели. Ну, вот... обгорелый покойник вышел, значица, из пожарищ-то, и шарашится по улице прямо встречу мужику, и руки этак расставил: вот поймаю!

  

   Мужик со страху как кинется через забор другого обгорелого дома, да по заросшим грядкам, с бугра так и полетел вниз, в овраг. Упал, однако, удачно, потому что там росла высокая густая трава. Подскочил мужик и побег дальше через овраг. Глядит, а под ногами болото чавкает, почва зыбкая стала, так и ходит волнами. В прежние годы до этого места все пруд был, да теперь зарос осокой, болото получилось. Хотел мужик поворотить взад, а с заду-то его уж нагоняют: матерый котище и обгорелый покойник.

  

   Тут за ногу его кто-то - хвать! Мужик как заорет со страху, дернулся, глядит, а за ногу его кто-то дёржит. Рука корявая, на коренья похожая. Сперва мужик подумал, что за корни ивы зацепился, - ив там много росло, цельными непролазными компаниями - ан нет, корни-то шевелятся! Живые, стало быть, корни были. Пригляделся - вовсе не корни, а точно рука. Это водяной был. Вот он и схватил, да и потащил беднягу в болото. Тут уж заводской совсем благим матом заорал. А водяные, надо сказать, мата не переносят, он, мат-то, для них хуже крестного знамени - так уж между ними, водяными, повелось: чтоб без мату про меж собой обчаться... Ну вот... Водяной хватку ослабил от неожиданности, мужик-то мешкать не стал - как рванул... И проснулся!

  

   Это ему, оказывается, все приснилось. Жена спрашивает: "Чего, мол, орешь, али приснилось чё?" Мужик отдышался, стал смеяться - довольный такой, что все было понарошку. Встал с постели, еще выпил сладкой бражки да и снова завалился спать-почевать к жене. Только он, значица, собрался приласкать-приголубить супружницу свою, как в дверь снаружи постучали. Да грубо этак стучать зачали, аж дверь с петель слетела. И входят в избу старые знакомцы, чтобы они, проклятые, провалились! Обгорелый мертвец, стало быть, вперся и с ним котище - зеленые глазища, а сзади ишо водяной прет-напирает. Мужик со страху за жену спрятался, дрожит, как осиновый лист. А жена стала гладить его по головке, на манер того, как сам мужик давеча гладил котенка. "Кыс, кыс", - говорила при этом жена, а потом как схватит мужика своего за горло и давай душить. Мужик-то вобче очумел от страха. Хрипит: "Ты что, грит, жена, совсем ополоумела?!"; глядит, а жена вовсе как бы и не жена, а самая натуральная ведьма! Глаза у нее косые стали, зрачки как у тигры - полоской, волосья длинные-предлинные сделались, косматые. Мужик запутался в них, что карась в сетях... - И вдругоряд проснулся.

  

   Глядит, а его в станок затянуло. Ватник на бабку намотало, станок трясется и этак подтягиват мужика, подтягиват все ближе. Хорошо, на ватнике пуговиц не было, мужик возьми да и вывернись наизнанку. То есть не сам мужик, конечно, вывернулся на изнанку, а ватник. Отдал одежонку станку на съедение, а сам отскочил подальше и дух перевел. Прибежал обер-мастер, стал ругать мужика последними словами: "Зачем ты, Федот, дескать, такой сякой, станки ломаешь!"... (Вспомнил! Мужика Федотом звали).

  

   Ну так вот. Этот Федот обрадовался, что все не взаправду было, стал пуще прежнего смеяться. А обер-мастер прямо весь извелся, кричит: мол, если ты, твою мать, еще раз заснешь в ночной смене, то он, как ответственное лицо, пожалуется генерал-директору, и его, Федота нерадивого, высекут розгами, посадят в карцер и отправят к чертям собачьим на фронт. Тот побожился более не спать в смене, и обер-мастер ушел досыпать.

  

   А Федот выпил еще полстакана самогонки и зачал по новой точить снаряды. Дело было в четвертую гражданскую, которая вскорости началась после третьей мировой... Вот точит, стало быть, он снаряд, глядит на стружку металлическую, как она заворачивается синенькой спиралькою, и думает наш Федот: "Вся наша жисть в точности, как энта спиралька. Да ишо не простая, а диаклектическая. Без бутылки хрен поймешь: Может, я и не человек вовсе... а навроде мотылька... А ежели я не человек, какой с меня спрос?.."

  

   Над станком лампа керосиновая горит, и от этого свету ночь еще непрогляднее кажется. И Федот, и другие ночные бабочки из страшного мрака на свет лампы летят и в оконное стекло головой стучаться: "тук, тук". "А может, я вовсе и не бабочка... - думает одна из них, - как тут разобраться: то ли я сплю и мне снится, что я некий Федот, работаю на заводе, точу снаряды, то ли я и впрямь Федот и точно работаю на заводе в ночную смену, заснул и снится мне, что я бабочка..."

  

  

КОНЕЦ?

...........................................