Аннотация: Читавшие "Грани Обсидиана", надеюсь, помнят кастеляншу Берту. Не так давно она начала рассказывать мне свою историю - как попала в юности в Замок Оборотней
Она заблудилась.
Приняла одну тропу за другую в глупой уверенности, что та обязательно приведет ее к человеческому жилью. В тепло. Но утоптанная поначалу тропка становилась все уже, глубже, пока не заплутала и не утонула окончательно среди торчавших из снега черных прутьев кустарника - видать, сюда забредали лишь редкие собиратели хвороста.
Оставалось возвращаться обратно и надеяться, что неширокая, хоть и наезженная дорога не закончится так же внезапно. Берта прищурилась на клонящееся к туманному горизонту стылое солнце; чем ниже, тем краснее - на ветер и мороз.
Поглубже надвинула капюшон с лисьей оторочкой, в который раз поддернула лямки мешка с тушкой зайца, вытащенного из силков: с каждой милей добыча становилась все тяжелее, этак скоро покажется, что она тащит домой целого кабанчика! Побрела по дороге, надеясь, что идет в правильную сторону, что за очередным холмом наконец обнаружится приютившая их семью Краинка. Чем ниже садилось солнце, тем становилось холоднее, воздух колол горло снежными иглами, а деревня все никак не желала появляться. Еще полчаса и, пока не стемнело окончательно, придется сооружать укрытие для ночлега. С отцом-охотником они попадали и в худшие передряги, так что ни сгинуть в ночном лесу, ни замерзнуть Берта не боялась. Одно плохо: в здешних лесах водятся волки и... другие. От волков у нее есть огонь, а от... от них никакой защиты. Мать жалко, конечно, все глаза выплачет, пока старшая дочь домой не объявится...
Ох, да ладно, всё обойдется, ведь еще даже не полнолуние! Так мысленно на себя прикрикнув-успокоив, Берта остановилась, задумчиво окидывая взглядом ближайшие разлапистые ели: вот и почти готовый шатер. Забросать снегом, разжечь крохотную дорожную жаровню с угольком из домашней печи, перекусить, укутаться. Так до утра и доживет...
Берта ненароком оглянулась и, вздрогнув, даже отпрянула.
Всего мгновение назад на дороге никого не было: но вот перед ней всадник на светло-сером, почти белом коне, сливающемся в стылых сумерках со снегами вокруг. Нет, не серый, поправила себя Берта, приглядевшись, - горностаевый, с темной гривой и хвостом.
- Ох, как же ты меня напугал! - выдохнула Берта.
Голос у нее осип от испуга и долгого молчания. Всадник помедлил, прежде чем перекинуть ногу через седло и мягко спрыгнуть с лошади. Но подходить не стал. Быстро огляделся и спросил:
- Ты откуда здесь взялся?
Ну да, в просторном зипуне и меховых штанах, с упрятанной под капюшон косой, ее легко было принять за парня.
- Блукаю маленько, - сипло сказала Берта. Не стала говорить, что это 'маленько' длится уже несколько часов. Еще посмеется над ней. Отец бы точно посмеялся.
- Где твоя... родня? - голова парня в лохматой низко надвинутой шапке вновь завертелась. Голос тоже хриплый.
- Я в одиночку хожу. Не знаешь, далеко еще до Краинки?
- Краинка? - парень помолчал. - А. Двадцать дворов. Речка Щучья. Ты забрал левее. Там, - он махнул рукой с поводьями ей за спину, - уже Обсидиан.
Значит, она столько времени шагала прочь от дома! Мешок и короткие лыжи за плечами внезапно стали непосильно тяжелыми. Враз устав, Берта наклонилась, упершись руками в колени.
- Уфф... вот что ты мне раньше не попался, а? - Подумав, спросила без особой надежды: - А поблизости есть еще жилье?
- Нет.
Ну да, люди стараются селиться подальше от реки-границы и от хозяев здешних мест. Да и вообще деревень и хуторов тут наперечет. Берта вздохнула и выпрямилась, поводя уставшими плечами. Стой-не стой, надо что-то делать - или возвращаться назад или ночевать под елью, как и собиралась. Наблюдавший за ней незнакомец будто ее мысли подслушал:
- Засветло не успеешь.
А то она не знает! Но прежде чем Берта успела огрызнуться, парень неожиданно продолжил:
- Давай отвезу.
Берта даже рот открыла.
- Ты... вернешься со мной назад, что ли?
- Все равно сегодня меня домой не ждут. Довезу, - и, видя, что она мнется, добавил, подняв голову к темнеющему небу: - Уже и Волчья звезда встала. Решай.
Упоминание о волках ее подстегнуло.
- Спасибо, добрый человек. Можешь потом и у нас заночевать, если что!
И, не обратив внимания на странный звук, который он издал: то ли удивленное, то ли насмешливое хмыканье, решительно направилась к лошади. Не дай боги, передумает еще! При ее приближении конь фыркнул, дернул головой и ударил в снег передними копытами. Хозяин предостерег:
- Не так быстро! Дай ему привыкнуть. Протяни руку, пусть он тебя обнюхает. Тихо, Седой, тихо...
- Обнюхает! Он что у тебя, собака?
Берта все же сняла варежку и протянула раскрытую ладонь. Конь и впрямь обнюхал ее руку, согревая горячим дыханием, вырывающимся из запорошенных инеем ноздрей. Осмелев, она погладила его по бархатному носу. Нет, конь не белый - в очень мелкий цветной крап, как говорится 'в гречку'.
- Красавец, - пробормотала Берта. - Какой же ты красавец... Жалко, хлебушка уже не осталось.
Парень привязал ее лыжи рядом со своими сумками и скатками. Эти широкие короткие лыжи еще отец делал, медвежьей шкурой подбивал, чтобы назад не скатывались, когда в гору идешь. Рюкзак с зайцем Берта не отдала; не могла расстаться с тем, ради чего целый день потеряла.
- Садись.
Уцепившись за протянутую руку, Берта взгромоздилась позади всадника - куда его неуклюжей, привычней ей на своих ногах и лыжах. Почувствовав, как качнулся круп лошади, неловко обхватила парня за бока.
- Что в мешке? - спросил тот неожиданно, не поворачивая головы. - Рябчик?
- Заяц.
Он молча кивнул. А Берта неожиданно - и для самой себя тоже - начала рассказывать, хотя ее никто ни о чем не спрашивал. Дома мать и трое девок мал-мала меньше. Отца медведь-шатун заломал пару лет назад. Налоги подняли, за неуплату скотину забрали. Сюда переехали, как голодно стало. Слышали, здешние... лорды обещают переселенцам кусок земли за подъемный оброк - и то не с первого года. Краинка их приютила, староста строгий, но справедливый, выделил старый хуторок. Дедушка знатный бортник, мать по хозяйству, сестры им в помощь...
- А ты охотишься? - спросил парень, не оборачиваясь.
Ну да. Хозяева же только крупную дичь бить запрещают. Понемногу ловим, силками, девчонки не смотри, что маленькие, едят, аж за ушами трещит. Тут Берта поняла, что зачем-то оправдывается, меж тем сам парень и слова лишнего не промолвил: едет себе да едет, ее болтовню слушает.
- А ты-то сам откуда и куда? - наконец спросить догадалась. Плечи, обтянутые меховым полушубком, шевельнулись, всадник отозвался неопределенно:
- Да то туда, то сюда... Значит, ты единственный добытчик в семье.
- Ну да.
Мерная рысь лошади укачивала, спина нечаянного спутника грела что тебе хорошая печка, и умаявшаяся Берта незаметно начала придремывать. Очнулась, когда лошадь перешла на легкий галоп; встрепенулась, чуть не сверзившись на снег - хорошо, парень, заведя руку за спину, придержать успел. Посоветовал через плечо:
- Хочешь подремать, держись крепче.
- Я не сплю, - сонным голосом возразила Берта. Просунула руки в большеватых варежках за его ремень, привалилась щекой к меху куртки и заснула, да так крепко, что и не заметила, как белый конь проскакал несколько ли по белой дороге.
Проснулась вновь - уже от тишины и неподвижности. Выглянула из-за плеча неожиданного попутчика. Хотя давно стемнело, месяц и яркие звезды позволяли разглядеть расчищенную тропу (из-за высоченных сугробов скорее провал), ведшую от дороги. А пуще всего близость жилья указывал далекий теплый свет в окошках дома. Ее дома.
- О! Уже приехали?
Конь переступил всеми четырьмя ногами, но вытерпел бесславное сползание Берты со своего крупа.
- Придется спешиться, чтобы лошадь по тропе провести, - сказала Берта, прилаживая поданные лыжи. - Поешь, обогреешься, а завтра с утреца уже и...
Она оглянулась и удивилась, увидев, что парень даже с места не сдвинулся. Смотрел поверх ее головы на утопавший в снегу хуторок. Тень от лохматой шапки падала на лицо: лишь подбородок и неулыбчивые губы и разглядишь.
- Ты чего?
- Не думаю, что это хорошая мысль, - сказал всадник. Как-то задумчиво: хочет, чтоб поуговаривали его?
- Ну да, куда как лучше в мороз и ночь в одиночку невесть куда ехать! Ты заговоренный никак? Ни зимы, ни зверей не боишься?
- Не боюсь, - просто сказал парень и двинул с места в галоп, кинув напоследок: - Иди домой, мать беспокоится!
Оторопевшая девушка не успела крикнуть вслед ни слова благодарности ни прощания. Проводила удалявшегося всадника взглядом и помотала головой: ну бедовый малый!
Мать, конечно, беспокоилась, да так, что чуть за косу не оттаскала. Досталось потерявшейся старшенькой тумаков по шапке, да по подставленной спине: хорошо, одежда толстая, и у матери руки не очень сильные. А отведя душу, запричитала над замерзшей дочерью, помогла раздеться, загнала греться на печку к сонным девчонкам; туда же и горячий сбитень подала. Натянув толстые носки, оттаявшая Берта к похлебке уже слезла сама. Ела, попутно рассказывая о своем заплутании и нежданном помощнике. Мать ахала; дедушка, тачавший у печи сапоги, по обыкновению молчал, но Берта не обманывалась: старик обычно ложится с курами, значит, ждал задержавшуюся внучку, беспокоился.
Мать осердилась, что дочь ничего о спутнике не узнала: ни где живет, ни как зовут. Кого благодарить, кого в молитвах поминать? Пристыженная Берта огрызнулась: мол, он тоже ее имени не спросил, да и вообще сама бы завтра до дому добралась! Получила очередную, хоть и не сильную затрещину и побрела опять на печку. Укутывая опухшие от мороза ноги-руки, вспомнила, как тепло и надежно было ей за широкой спиной незнакомца: задремала, как младенец, ни о чем беспокоясь-не думая. Уже проваливаясь в сон, прошептала короткую молитву за него, скачущего в ночи - здоровья и благополучия в дороге, куда бы та не вела.
***
Все ж таки подморозилась Берта знатно: наутро проснулась с отекшим горлом, ломотой во всем теле, кашлем и жаром. До обеда мало-мальски шевелилась по хозяйству, а потом ее опять загнали под одеяло. Так и провела несколько дней, просыпаясь лишь по нужде, да когда встревоженная семья накормить пыталась. Проглатывала пару ложек, бормотала, что сейчас еще полежит, вот совсем немножечко и встанет, непременно. Не было у нее привычки хворать, вся извертелась, то зарываясь в одеяла, то скидывая, то пыталась подняться - пора же силки проверять, да и скотина не обихожена... Мать ругалась, дед молча вновь укладывал и укрывал; сестренки то и дело порскали рядом, посверкивая любопытными птичьими глазенками и пытаясь 'полечить' ее нехитрым угощением или игрушками.
Жар наконец схлынул, забрав с собой немалую толику сил: с лежанки Берта сползла с трясущимися руками-ногами, словно новорожденный теленок. Добралась до стола, за которым в глубокой задумчивости сидели мать с дедом. Опустилась на лавку, спросила с передышкой:
- Это... что?
Рябчики лежали связанные за окоченевшие лапки - будто гроздь собранной по осени репы. Берта пересчитала: два, три... четыре.
- Дедушка ходил проверял мои силки?
Тот аж закряхтел от досады:
- Думай... далеко ли я уйду?
И впрямь, чего это она? У деда зимой так болели кости, что он и по дому-то передвигался с трудом. Лишь летом креп с помощью любимых пчел: лечился их укусами.
- Тогда откуда... кто это принес?
- Вот и мы гадаем.
...Ночью начал беспокоиться черный Тур, охотничий пес отца, запущенный в дом из-за лютого мороза. Никогда не лаявший подобно деревенским собакам, стал у дверей и рычал так, что у хозяев волосы дыбом. В окнах ни зги не видно, и не слыхать, чтобы дикий зверь - или тать - по двору шастал. Уж и огонь зажгли, чтобы знали, что в дому не спят, сами у дверей замерли, прислушиваясь вместе с псом. Утихомирился Тур далеко за полночь. А утром нашли на пороге вот...
Теперь уже и Берта оглядывала 'гостинец' с подозрением. Повертела, чуть ли не в поисках записки какой.
- Может, староста подбросил? - неуверенно спросила мать. И сама же ответила: - Да уж вряд ли!
Всем известно, староста Акке помереть с голоду не даст, но и откармливать бесполезную бабью ораву ни с того ни с сего не станет.
- А может, кузнец расстарался? - предположила Берта. Не потому что по правде так думала, а чтобы мать поддразнить: ни для кого не секрет, что бобыл Рёрик неровно дышит к приезжей маленькой вдовице. Мать вспыхнула разом, что твоя молоденькая девчонка, отвернулась, ненужно заправляя волосы под платок. И чего стесняется, теряется? Берта нисколько не против, жили бы вместе, без мужика-то в доме вовсе неподъемно.
- Не охотник он, - подал голос дед, - а тут гляди чего...
Поворошил уже начавший подтаивать 'гостинчик', указывая на след от стрел. Да, здоровенный кузнец, запросто управлявшийся с железом, не имел такого острого глаза и твердой руки, а пуще - навыка.
Все решила младшая Даринка, давно уже ошивавшаяся у стола:
- Мам, а есть-то мы когда будем?
И Берта решительно отделила от связки одного рябчика, принявшись сходу ощипывать:
- Ну кто бы он ни был, скажем ему спасибо! Или за глаза или сам объявится.
***
Не объявился.
Но дней через пять на крыльце обнаружили тушку зайца-беляка. Тут уж мать не выдержала, подхватилась до деревни: мол, знакомцев повидать, а заодно разузнать попробовать. Вернулась к вечеру без новостей, зато с кузнецом, который расчистил тропу куда шире, чем могли они с матерью. И дров наколол, хотя с этим бы Берта запросто справилась.
Когда вскоре подкинули здоровенного тетерева, не выдержала уже сама Берта. Несколько ночей спала вполглаза, прислушиваясь к Туру, вновь перебравшемуся в сени. А когда услышала наконец то самое рычание, сунула ноги в сапоги и рванула наружу, второпях прихватив лишь теплый платок. Распахнула дверь, вылетела на крыльцо, запнувшись за мешок с очередным 'подношением', азартно бросила в спину нежданного кормильца:
- А-а-а, вот я тебя и застигла!
Ровно вора какого, сообразила запоздало, но менять слова было уже поздно. Да и вовсе не застала она уходящего врасплох: тот даже не вздрогнул. Поворачивался медленно; высоко стоящий месяц осветил его полуприкрытое мехом шапки лицо, но Берта все равно узнала. Ахнула:
- Опять ты?!
Не жаловавший чужаков Тур на людей все равно никогда не кидался: чай не медведи! Но сейчас пес внезапно принял ее возглас за команду 'ату!' Берта едва успела схватить его за жесткий загривок и ошейник. Удержать рвущиеся вперед живые хрипящие, рычащие, захлебывающиеся бешеной слюной два пуда мышц, клыков и когтей было той еще задачкой. Чуть не сорвавшая спину Берта все ж таки втянула его в сени, захлопнула дверь и прокричала наперекор выносящему дверь псу встревоженным голосам, торопливым шагам внутри дома:
- Всё хорошо, не выходите! Тура придержите!
Незнакомец - то ли храбрый до сумасшествия, то ли просто глупый - даже с места не сдвинулся; казалось, и не понял, что его сейчас могли загрызть насмерть. Хотя побеги он, Тур бы в три прыжка догнал, повалил и трепать начал! Под его молчаливым взглядом девушка вспомнила, в каком сейчас виде. Запахнула шаль, огляделась, мимоходом заправляя расплетшиеся волосы за уши.
- А лошадь твоя где?
- Так это ты... - сказал медленно парень.
- Что - я?
- Я тогда думал - мальчишка.
- И чего? - спросила Берта и сама подивилась своей косноязычности. Никак, вот никак она того самого доброго проезжего снова увидеть не ожидала! Да и что хотела от неизвестного кормильца тоже вдруг подзабыла: прижать к стене и, встряхивая за грудки, допросить, чего ради он это делает? Растерялась.
Незнакомец, однако, тоже. От того ли, что его застигли за причинением добрых дел, то ли оттого, что мальчишка-охотник девкой оказался? Сдвинул, потом и вовсе стащил лохматую собачью шапку. Русые волосы узлом, серый взгляд исподлобья, без улыбки или приветливости. Но - молод оказался кликать ее парнишкой (или девчонкой)! Берта даже фыркнула:
- Если я мальчишка, то тебе-то сколько годков... дядюшка?
Помедлил, прежде чем ответить.
- Девятнадцать зим.
На три года всего и старше! Осмелевшая Берта продолжила расспрос дальше:
- И чего ты нам дичь-то таскаешь, добрый человек? Вроде никакой данью мы тебя не облагали...
Лай за спиной стал глуше: похоже, родным удалось загнать взбесившегося Тура в клеть. Теперь таились за дверью, прислушивались.
- Люди не должны голодать, а у меня добычи лишку.
Берта руки скрестила: ишь, своей сноровкой расхвастался! Ну не лучший она охотник, но и не из самых худших! И не голодают они вовсе! Но прежде чем рот раскрыла, чтобы этакое заявить, услышала за дверью предостерегающее шипение матери: знала та характер и языкастость своей старшенькой не понаслышке. Берта разобрала что-то вроде 'благодари-кланяйся!' Незнакомец бросил взгляд за ее спину, тоже, похоже, услышал. Берта помолчала, себя преодолевая: уж слишком много за прошедшие пару лет их семье кланяться пришлось! Но мать права, ничего худого от этого незнакомца они не видели, одно благо. Просто такая беспричинная доброта настораживает - а ну как, за нее, непрошенную, потом платить придется сторицею?
- Ну... коли так, спасибо тебе от семьи нашей. Мать и так за твое здоровье молится, только имени твоего не знает... Как, говоришь, тебя кличут?
Ответил, опять помолчав:
- Эрин.
- Меня Берта. Может, все-таки в дом зайдешь, с дороги отдохнешь? Пес наш, правда, что-то никак не успокоится, вон, охрип уже.
Первый раз за весь разговор губы парня растянулись в короткой улыбке.
- Умный пес. Не пускает в дом... кого попало. Поеду я.
Вот ведь полуночник! Всё неймется ему по лесу в одиночку в такую темень шляться! Эрин откашлялся - у Берты самой за день охоты в одиночку и в молчанку, голос тоже хрипнет.
- Ближайшую неделю не жди меня.
Берта снова ворохнулась - срезать его словом: да кто тут вообще кого ждал?! Только парень коротко кивнул-поклонился со странным пожеланием: 'безлунной вам ночи', повернулся и легким стремительным шагом пошел со двора. Никак не получается последнее слово за собой оставить! Берта сердито толкнула дверь: мать едва успела отскочить. За ней маячил дедушка с топором в руке; из клети уже не лаял - надрываясь, хрипел Тур.
- Чего всполошились-то? - сердито вопросила Берта. - Поговорили. Знакомец оказался. Боялся, что с голоду мы тут мрем, заботливый какой...
Значит, тронула незнакомца ее жалостная история! А так вроде и не слушал особо... Выпущенный на свободу Тур вылетел наружу, чуть не сбив хозяйку с ног, устремился по тропке, тотчас вернулся и заметался по двору, воткнув нос в снег: ну чисто на охоте! Лаять уже не лаял, но рычание продолжало переливаться в мощной глотке, загривок дыбом, и Берта рукой махнула, остереглась, разозленного, успокаивать. Не шавка деревенская, пес серьезный, значит, есть на то причина.
А от матери снова досталось: мол, не приветила славного знакомца, плохо в дом зазывала, никакой благодарности, норов вечно кажет! Ага, огрызалась Берта, а он, может, тать какой! Или вовсе умертвие к ним забрело, человеческий облик укравшее. Мать ткнула ей в лицо здоровенным тетеревом: будет тать или умертвие тебя откармливать перед тем, как сожрать?! Берта, ворча, вернулась на свою лежанку. Гляньте на нее, то даже со знакомым парнем посмеяться не дает, то первого встречного полуночника сразу в дом зазывает!
***
Наступало полнолуние. Значит, как тут заведено, придется сидеть безвылазно по домам, не то что со двора, и за порог особо носу не показывая! Загодя натаскали воду-дрова, расчистили насколько возможно дорожки до дороги и нужника: все равно за эти дни нападает, уж больно в здешних краях зимы многоснежные, пупок надорвешь, лопатой махая!
А в Краинке в полнолуние посиделки, подружка Гутрун уже на лыжах прибегала, зазывала с ночевьем на трое суток. И хочется: зимний день короток, только дела переделаешь, а уже темень падает, вот и сидишь взаперти долгими вечерами лицом к лицу с семьей при чадящей лампе, а то и вовсе при лучине! А на вечеринках и поболтать и посмеяться и поплясать можно, и людей куда больше. Мать отпускала и даже выпихивала, но Берта скрепя сердце отказалась: колется опять же, уйдешь - и думай потом, как там они без тебя, немощный старик, одинокая женщина, да девчонки мал мала меньше.
- На ярмарку вон лучше съезжу на Зимний поворот.
Мать опять заругалась: вот что у нее за дочь такая уродилась! Только бы по лесу шастать, бирючка, как есть бирючка! Берта когда отмалчивалась, когда огрызалась. Хотя хорошие знакомцы у них и появились, Краинка еще не стала родной. И через десять лет будут показывать через забор на подросших сестренок: а, это те пришлые, которых сюда вдова на корове привезла!
Да и вообще придумала, как отблагодарить того Эрина, если все-таки еще объявится. Задумала связать рукавицы, да не с собачьего пуха, а с белой овечьей шерсти, которую привезли аж с родины: второй год лежит, того гляди моль сожрет. Тут уж мать не упрекнет, потому что рукавицы всегда получались у Берты знатные. Вот как раз в полнолуние и будет время заняться.
Даже в краткие подслеповатые зимние дни успелось навязать немало: аж руки горели от спиц и шерсти. Часть самим, часть в подарки кому, на ярмарку скорую опять же... Берта долго выбирала, какой узор пустить: снежинки-цветочки? Парню вроде не пристало. Просто привычный узор? Скучно. Махнула рукой и вывязала гроздь рябиновую. Полюбовалась: издали и впрямь рябина, ягодка к ягодке. Ну а если не по нраву придется, заранее - на всякий случай - рассердилась Берта, пусть своей зазнобе подарит! Если найдет, конечно, зазнобу с такими же ручищами...
На третью ночь луна на убыль пошла еще незаметно для глаза, а Берта уже неслышно вставала в спящем доме у узкого окошка, выглядывая нежданного-незваного кормильца. Даже Тура на всякий случай на цепь посадила: а ну как кинется, порвет? Не привыкший к привязи пес глядел укоризненно, мол, зачем, хозяйка, позоришь, никуда не убегу я от вас, вздыхал и лез в утепленную конуру. Луна светила высоко и ярко, раскидывала ледяные ковры меж подступавших ко двору сосен, но ничей след не нарушал свежую снежную белизну. Видно, в тягость стала Эрину об них забота... или все ж таки на что-то обиделся? Ну так тому и быть, дернула плечом Берта и спать пошла. Завтра спозаранку подняться да обежать силки - если не почистили их за эти дни лисы с росомахами...
***
- Я ждал тебя.
Чудом не вздрогнув - еще чего не хватает, показывать какому-то парню свой испуг! - Берта медленно выпрямилась от настороженного капкана: пробегавшему вчера зайцу удалось миновать его, не попавшись. Оглянулась, сдвигая на затылок капюшон.
Сегодня без своей лошади. Сидит на заснеженном пне поваленного дерева, словно всегда тут сидел. Даже захотелось наверх поглядеть: не с дерева ли он спрыгнул, потому что ни ранних следов, ни скрипа снега под ногами, ни шелеста лыж при его приближении Берта не засекла.
- А если б не пришла? - спросила язвительно. - Так и торчал бы здесь, ровно филин на пеньке?
И невольно улыбнулась: Эрин округлил глаза и пару раз замедленно моргнул, двинув головой влево-вправо, впрямь как филин. Согласился тоже по-птичьи:
- У-ху.
- И еще замерз бы насмерть! - посулила добрая Берта.
- Сытый волк никогда не замерзнет.
- Так то волк...
Девушка попятилась от капкана, привычно заметая за собой следы еловой веткой: нечего зверье отпугивать от ловушки; неизвестно же, пойдет-не пойдет снег. Эрин живо поднялся с пенька, пошел рядом. Лыжи у него были длиннее, ему под рост, более загнуты и подбиты оленьим камысом .
- А ты? - спросил неожиданно. - Ты тоже меня ждала?
Берта озлилась - от того, что он в самую цель попал.
- Еще чего, - бросила, ускоряя шаг. - С чего бы мне тебя ждать? Кто ты мне - ждать его еще!
Парень так откровенно огорчился, что ее злость как рукой сняло: посмурнел лицом, в сторону глядит. Молчит, но идет, не отставая. Через несколько минут Берта не выдержала:
Берту всегда удивляло, что находились смельчаки, селившиеся под самой крепостью. Краинка, расположенная в середине владений Пограничников, - и то, кажется, стоит к замку слишком близко. А эти отчаянные люди видели Хозяев каждый день, еще и сам замок обслуживали. Кузнец, кожевенник, портные, кухари, скотники, птичники... А вот за своими лошадьми Пограничники ходили сами, не доверяя никому. И то сказать, породу, что носит на себе подобных всадников - в любом их обличии - нигде больше не найти. Говорят, привели их как раз из-за Реки, и красоты, силы, выносливости и скорости те кони необыкновенной.
- Но оттуда ж целый день пути, если не больше! Скажи еще, что ты за-ради нас шастаешь туда-сюда!
Втайне Берта надеялась: так и скажет. Но парень ответил честно:
- Я просто часто езжу с поручениями, а по пути к вам на хутор заглядываю. Когда успеваю.
Вот так-то, а матушка уже поговаривает, что проезжий парень так об их пропитании заботится, потому что на старшенькую глаз положил! Да и она сама иногда... Берта поспешно затолкала недодуманную мысль подальше и спросила с искренним интересом:
- Ну и как вам там живется?
- Хорошо.
Да как же хорошо, когда целая рать колдовских тварей только и ожидает возможности через реку перебраться, а прямо у тебя под боком живут другие чудовища, лишь на время притворяющиеся людьми! Все вокруг твердят, что Хозяева в своем истинном обличии охотятся лишь в полнолуние и только на лесных зверей, но правда ли это или лишь самоуспокоение? Не случалось ли, что в округе бесследно исчезали люди, а соседи объясняли пропажу тем, что сгинувшие заблудились в лесу, утопли в болоте, наткнулись на людоеда-медведя? Вдруг такие 'пропажи' - своего рода плата за проживание на берегу Обсидиана, как в иных землях в черные года отдают девушку дракону-покровителю страны? Первое время Берта пыталась добиться ответа, но местные лишь отсмеивались, отмалчивались или даже шикали на ее тревожные вопросы. Те, что постарше. Среди молодежи ходит множество леденящих душу историй: но опять же непонятно верить или это лишь байки из тех, что рассказывают на ночь, сладко пугая себя и окружающих...
Но вот идет рядом один из тех, кто видит Хозяев изо дня в день, кто даже родился в Приграничье, и не видит ничего страшного ни в своих необычных лордах, ни в самом мироустройстве побережья Обсидиана. Хоть и скупо, но отвечает на ее вопросы, кажущиеся ему наверняка глупыми, раздражающими и смешными: как же у них всё устроено.
Во главе всех Пограничников стоит лорд Ирвин, самый важный чело... важная персона из клана Фэрлинов. Правит он на пару со своей женой, леди Рейной. Да, у Хозяев женщины в большом почете, иной раз ее слово значит больше, чем приказ мужа...
Берте тут же представилась суровая властная тетка вроде жены старосты Окке: вечно сведенные кустистые брови, взгляд исподлобья, мощные руки, сложенные на необъятной груди. Воображение живо пририсовало Леди Волков длинные клыки, торчащие из-под недовольно поджатых тонких губ - бледных или черных, как у собаки. А еще у этой самой Хельмы наверняка жесткие серые космы вместо заплетенных человеческих волос. И пальцы заканчиваются черными жесткими когтями. А приказы раздает она хриплым рычащим голосом... Брр-р!
- Если замерзла, идем быстрее, - тут же предложил Эрин. Приметливый, но не догадливый: не понял, что Берту передергивает не от холода вовсе, а от боязни и отвращения. Вот еще - быстрее! Сейчас он ее живенько проводит, и когда в следующий раз увидеться приведется? Что-то все таится, да прячется Эрин, никак не догадывается прийти и постучать в дом по-человечески: мол, принимайте, хозяева, гостя дорогого. С одной стороны хорошо, вроде как они ему и не должны ничего! С другой обидно: что ж, они невежи какие, не приветят доброго помощника, не угостят ничем... даже пусть из его собственной добычи? Или он так и воспитан: помогай, но благодарности не жди? Следуя своим мыслям, Берта спросила про его семью.
- Родители погибли десять зим назад, - ответил парень, даже в лице не переменившись. Пока ошарашенная Берта подбирала слова сочувствия или ободрения, пожал плечами, как на всем очевидное: - В тот год случилось Нашествие.
Нашествие, вспомнила Берта: это когда чудовища с того берега умудряются-таки перебраться на этот и уничтожают все живое, что попадется им на пути.
- Ох. И как же ты... один-то рос?
- Почему - один? - вроде бы даже обиделся Эрин. - У нас много родни. Никто не пропадет, не погибнет от недосмотра или голода.
Так вот откуда его неожиданная помощь: 'люди здесь не должны голодать'.
- Родители бы тобой гордились, - искренне сказала Берта. А что? Славный сын вырос, хоть и сиротой: сильный, уверенный, заботливый даже о чужих людях, хороший охотник и всадник, вон с сообщениями-поручениями его сами здешние лорды посылают...
Понравилось, что Эрин не стал притворяться и скромничать. Отозвался спокойно:
- Надеюсь.
- А... - продолжила расспросы девушка дальше. Но что хотела спросить в следующее мгновение забыла намертво - потому что 'славный' внезапно кинулся на нее и опрокинул в снег, навалившись сверху тяжелым, твердым, ровно камень, телом...
***
Несколько секунд ошеломленная Берта лежала неподвижно, потом спохватилась, забилась, пытаясь освободиться. Где там! Только и могла, что отпихивать одной рукой (вторая неловко подвернулась под нее), да дрыгать ногами с перепутавшимися лыжами. Ничего не видно, дышать нечем из-за вжавшегося в лицо меха куртки напавшего: не укусить, не закричать...
Эрин оставил ее также внезапно, как накинулся. Вдавленная в снег Берта, запрокинув голову, увидела, как даже не поднявшийся с колен парень вскинул арбалет, целясь, кажется, куда-то в самое небо. Свист стрелки, целое облако осыпавшегося с веток снега, что-то большое, темное, метнувшееся прочь по верхушкам деревьев...
И рванувшего за этим 'что-то' Эрина.
Берта поднялась куда медленнее - снег подавался и проваливался под руками-локтями - надо быть осторожнее, он бывает на глубину роста человека, так и сгинешь, как в снежном болоте. Пока выползла-выбралась на лыжню, разобралась с лыжами, выпрямилась, увидела уже возвращавшегося Эрина. Крикнула ему издалека:
- Кто это был? Рысь?
Рысь обычно охотится в сумерках или ранним утром и вовсе не на людей, но вот подишь ты...
- Нет, - также издалека крикнул Эрин. - Хрусты!
- Кто?
Подошедший размашистым шагом парень повторил уже обычным негромким голосом:
- Хрусты, - на щеках румянец от внезапной пробежки, зеленоватые глаза непрерывно осматривают деревья за Бертиной спиной, настороженный арбалет зажат в руке.
- Это что еще за тварь? - Может, непонятным словом здесь называют известного ей зверя? Но какого?
- Химера, - парень, видя что она опять не поняла, пояснил: - Помесь ирбиса и ящерицы. Летом уничтожили их гнездо, но видно, кому-то из выводка удалось уцелеть.
- Так это что... с того берега? - ослабевшим голосом уточнила Берта.
- Да. Обычно хрусты охотятся парами, поэтому пришлось за тобой вернуться.
Берта попыталась представить свою встречу с эдакой... химерой и съежилась.
- А если бы не я, ты так бы и преследовал его? Сам? В одиночку?
- Конечно, - спокойно ответил парень. - Пошли, провожу тебя, мне надо скорее домой, предупредить чтобы готовили облаву.
В другое время Берта решительно бы отказалась от провожатого - не маленькая, много лет как сама охотник - но сейчас, ошеломленная тем, что проглядела опасность, пусть ей и неведомую, покорно шагала следом. Шли быстро, но Эрин не жалел сил и дыхания, на ходу рассказывая ей о хрустах. Водятся они вот в таких как раз высокоствольных лесах: забираются на самую верхушку деревьев, поджидая зазевавшуюся добычу: звери ли люди, все равно. Прозвали их так, во-первых потому, что своими челюстями они могут запросто переломить человечью руку или ногу, и потому, что прежде чем напасть, всегда ломают в лапах ветку, словно предупреждая будущую добычу. Берта поняла, что теперь будет всегда вздрагивать от любого шороха. И что участок леса, который, она считала, за год изучила неплохо, оказался вдруг куда опаснее.
- И часто... у вас... можно встретить эдакую тварь? - уже запыхавшись от бега, кинула в маячившую перед ней меховую спину.
- Стараемся истреблять сразу. Не всегда удается. - Эрин остановился. - Вон твой дом. Пару дней не ходи к силкам. Хрусты часто возвращаются к упущенной добыче. Скажу, когда можно.
И не попрощавшись, повернул обратно по свежей лыжне.
Между прочим, привел он ее неизвестным очень коротким путем: эх, учиться ей еще всему и учиться!
Матери, конечно, о хрустах Берта рассказывать не стала: этак и вовсе за порог не выпустит. А вот до Краинки на следующий день метнулась. Бежала по занесенной дороге: санный путь обновлялся редко, - пугливо озирая дремлющий по обочинам лес. Вот только оказывается, не так уж он крепко и спит...
Спустя час под ленивый брех собак подкатила прямиком к дому Гутрун. Обрадованная внезапным посещением подружка чуть не скатилась с крыльца, обхватила холодные бока куртки, прижалась щекой к разгоряченной щеке Берты.
- Ох, как хорошо, что ты пришла! Как у вас, все в порядке? Идем в дом, мама как раз пирогов напекла!
С легким чувством вины (ведь вовсе не из-за подруги она явилась) Берта поздоровалась с чуть удивленным семейством Гутрун. Ее тут же загнали за стол, из-за которого вышла Берта нескоро, с приятной тяжестью в желудке, с заплетающимся языком от болтовни с подружкой и ее многочисленными братьями-сестрами: наверное, от зимней скуки, но все были ей рады. Распрощалась с трудом через несколько часов - и то как родители напомнили Гутрун, что подруге еще возвращаться по ранним сумеркам. Расстались лишь когда Берта клятвенно пообещала, что поедет с ними на Зимнюю ярмарку.
И впрямь почти в сумерках, но Берта добралась-таки до своей истинной цели: дядюшки Магни. Охотник жил на том краю деревни со своей почти оглохшей женой. Хоть и был он пожилым, но все еще имел твердую руку и зоркий глаз, и изрядную добычу. И знал здешние леса как никто другой. Ему-то Берта и вывалила свою вчерашнюю историю. Слава богам, неразговорчивый Магни не стал приставать к ней с расспросами, кто же такой сторожкий оказался с ней рядом - и так вовремя? Выслушал. Помолчал.
И вывалил на притихшую девушку истории о тварях, каких ему довелось повидать за целый десяток жизни в Приграничье.
Потому возвращавшаяся в уже плотной темноте Берта еще больше вздрагивала и головой крутила так, что под конец шею чуть не заклинило. Как бы не увидеть сегодня кого из ярко описанных старым охотником чудищ в ночном кошмаре! Этак она и сама скоро побоится за хуторскую ограду нос высунуть. Хорошо, Магни подробно обсказал заодно повадки-приметы левобережных чудищ, и что по-настоящему колдовских тварей почти не существует, лишь страшные, но неразумные зверюги, а потому умный и приметливый охотник может избежать опасности.
Эх, вот она вроде не глупа и внимательна, а толку-то, если опыта в обращении с заречными тварями пока никакого? Да и не шибко хочется приобретать такой опыт-то - лучше уж никогда с ними не сталкиваться. И даже следов их не встречать! Вон и дядюшка Магни предупредит краинских о близкой опасности.
Уже когда Берта засыпала, подумалось вдруг: а ведь нелегко здешним Хозяевам приходится; поди попробуй излови в лесах каждую страховидлу, сумевшую перебраться через реку...
***
Берта думала, что Эрин все-таки явится к ним домой: должен же он как-то дать знать, что уже безопасно в лес ходить? Но этот упрямец весточку послал традиционную: заяц на утреннем крыльце. Ну ровно бродячий кот, таскающий мышей хозяевам в доказательство своей полезности!
Не дожидаясь от обрадованной родительницы готовой похлебки Берта мигом собралась и махнула до тех самых силков, возле которых в прошлый раз они повстречались.
Угадала.
Сидит на том же пеньке, ее выглядывает. Уже издали рукой замахал.
- Не примерз к пеньку-то? - нежно поприветствовала его подъехавшая Берта.
- Нет.
А у самого улыбка от уха до уха: такая яркая и радостная, что у нее в груди сладко ёкнуло. Вон и навстречу потянулся - то ли дотронуться, то ли даже... обнять? Но одернул себя, улыбку приглушил, снова на пенек опустился. Берта смахнула снег с поваленного ствола рядом, присела.
- Спасибо за гостинчик!
- Не за что. Я его просто из твоих силков вынул и снова насторожил.
- Поймали тех хрустов?
- Да. Пока здесь безопасно. Буду проверять. Но лучше всегда бери свою собаку. У людей слух и нюх хуже.
Вот вроде умный, но не понимает, бестолковый, что она потому Тура с собой не берет, что тогда они не смогут встретиться: ведь порвет его пес, как есть порвет! Если бы Эрин к ним в дом захаживал, тогда бы Тур пообвык, к запаху принюхался, запомнил...
Хорошо ведь придумано: вроде как не она сама его зазывает, а просто приглашение передает? Но еще не договорив, Берта глянула на Эрина и поняла: ничего хорошего. У того остатки улыбки на лице растаяли, глаза сузились в щели, так что и цвета уже не разобрать.
- Прости, - сказал, помолчав, парень. - Нельзя мне.
Берта отвернулась, чтобы он досаду на ее лице не углядел. Бросила через плечо - хотелось шуткой, получилось ядовито:
- Никак ты снеговик, у нашей печки растаять боишься?
- Вроде того, - отозвался Эрин негромко.
Двое посидели рядом молча, глядя в разные стороны. Не дождешься от меня приглашения больше, ярилась про себя Берта: ишь какой упертый да капризный, нельзя ему! Словно девица красная боится, обидят его! Когда молчать стало совсем невмочь, Берта поднялась и, старательно обходя взглядом парня, промолвила:
- Ну что ж, пора мне. Прощай... снеговик!
Эрин вскочил следом.
- Подожди! - Даже чуть за рукав ее не схватил - отдернул пальцы, когда на него Берта с удивлением глянула. - Я отдать тебе хотел...
Поспешно зашарил по карманам, за пазухой, шипел, бормоча что-то вроде 'где же... потерял?.. забыл?..', то и дело вскидывая взгляд, словно боясь, что девушка не вытерпит и уйдет. Зря боялся - заинтригованная Берта и с места не стронулась.
- Вот!
- Что это? - спросила она растерянно, хотя видела - что. Носки. Неказистые, серо-черные, даже на вид жесткие...
- Хотел отдать тебе, - повторил Эрин потише. - Тут у вас речки незамерзшие, ты пару раз провалилась. До дому бежала в мокром. Намокнут, подержи пару минут на морозе, потом помни́, стукни друг о друга, вода и осыплется льдинками. Они из конского волоса.
Эрин говорил непривычно быстро и много, точно боясь не успеть или забыть, что сказать хотел. Берта с раскрытым ртом смотрела то на него, то на протянутые носки.
- Сам вязал, - совсем тихо закончил парень. - Не побрезгуй.
Берта головой мотнула, с трудом удержав рвущийся наружу нервный смешок: вот же, и он с подарочком! Сказала сдавленно:
- Не побрезгую. Спасибо.
У Эрина радостно блеснули глаза. Но закончил он разговор также традиционно:
- Меня на пару недель отсылают. Вернусь в... в Высокое только к Зимнему празднику. Не жди.
И сорвался с места так, что полы куртки взлетели, ровно боялся, что Берта схватит его за эти самые полы и от себя не отпустит: только снег поземкой.
- И не собиралась я тебя ждать! - также традиционно закричала девушка вслед. И уже открыто и радостно засмеялась, разглаживая неожиданный подарок. Вот же: думал о ней, беспокоился... Сам связал! Будет, о чем пошептаться при следующей встрече с Гутрун: так и не нашлось момента рассказать подружке о новом удивительном знакомце.
И только уже повернув к дому, Берта сообразила: а когда же это Эрин видел, что она в ручей проваливалась? Получается, следил тайком, а она и ни сном ни духом?!
Или приглядывал, чтобы с ней, новенькой в здешних местах, ничего не случилось?