В холле был полумрак. На старинном бюро разложена масса замечательных вещей. Какие-то потемневшие серебряные подстаканники, балетные туфельки, набор столового серебра, женские театральные сумочки, кружева, изделия из бисера и много еще каких-то предметов, назначение которых она не знала, но они явно отражали быт богатых петербуржцев давно ушедшего от нас века. Это богатство было небрежно разбросано на старинной мебели, как бы подчеркивая обыденность попавших сюда предметов.
Глаза ее горели. Она вообще имела страсть к старым вещам, вернее, к предметам старины, умевшим поведать тому, кто умеет слышать и понимать, о жизни, увы, уже ушедших от нас людей, для которых эти повседневные вещи составляли часть жизни, а порой дарили были радость и вдохновение. Как это ни банально звучит, но вещи переживают своих хозяев.
В холле было тихо и пусто. Она взяла в руки балетную туфельку, и ее охватили воспоминания детства, когда она, маленькой девочкой, ходила в балетный кружок и танцевала на пуантах. До сих пор где-то в коробке бережно хранятся пожелтевшие от времени фотографиям. На них маленькая девочка в китайском костюмчике танцует на пуантах танец с барабанами из балета "Красный цветок" Глиэра.
Вика машинально положила одну туфельку в сумку. Затем она взяла в руки темный серебряный подстаканник. Он был так похож на такой же, что подарила отцу его многолетняя пассия на день рождения. Вике еще с детства врезалась в память надпись на том серебряном подстаканнике: "Мите от Марии", которую гравер искусно вместил в маленький овал в центре рисунка. Мама была еще жива, но папины "шалости" уже подталкивали ее в могилу.
Подстаканник также оказался вместе с туфелькой. Потом еще несколько предметов, похожих на вещи из ее детства и взрослой жизни, оказались во вместительной сумке...
Вдруг она поняла, что дверь сзади отворилась. Яркий свет упал на бюро, заставленное дорогими вещами, осветив их как-то по-новому. Вика мгновенно отскочила в сторону, пропустив в холл вошедших людей, о чем-то оживленно беседующих. Эта шумная компания была завсегдатаем модного питерского салона. Новые времена вдруг обострили у бывших ленинградцев потребность прикоснуться к ушедшей, казалось, культуре славного прошлого. Как грибы после дождя, в северной столице стали возникать салоны, музеи и частные галереи.
Мужчина средних лет первым подошел к бюро и, на правах экскурсовода, стал показывать и рассказывать об экспонатах, выставленных здесь. Вдруг он запнулся, обнаружив, очевидно, какой-то непорядок на полках бюро, и обратился к хозяйке салона.
- Мария Игоревна, я здесь не вижу некоторых вещей. Почему-то только одна балетная туфелька Анны Павловой, а было их две. Нет подстаканника Сухово-Кобылина, еще кое-чего. Вы что, изменили экспозицию?
- Нет, Юлий, нет. Я ничего здесь не трогала. Всего полчаса назад я осматривала экспозицию, все было в порядке. Ничего не понимаю. Куда это могло подеваться?
Она нервно закурила сигарету, откашлялась и снова сделала несколько глубоких затяжек.
- Альт лежал не здесь. Футляр тоже почему-то переместился совсем на другое место. Ничего не понимаю, - повторил Юлий слова хозяйки. -Кто здесь был?
Вика прижалась к стене, почти сливаясь с ней. Правда, в возникшей суматохе на нее никто не обращал внимания. Она была здесь своя. Однажды ее сюда в гости привела закадычная подруга и познакомила со всей семьей. В этой старой петербургской квартире она как-то даже ночевала. Спала в маленькой светелке, устроенной на антресолях, прямо над кухней.
В этой квартире, перестроенной после войны хозяином, известным петербургским архитектором, автором проекта, все было предусмотрено. Обновленные квартиры получились удачными. Многочисленные родственники архитектора, в конечном итоге, заняли весь второй этаж. Фасад дома выходил на уникальную церковь, воздвигнутую на печально знаменитом месте убиения русского императора. Да, здесь было предусмотрено все: и комната для прислуги, и два туалета, и два входа в квартиру, и этот холл, так удачно использовавшийся сейчас для частной выставки.
Ахать и сокрушаться стали уже не только Юлий и Мария Игоревна, но и Аллочка, молодая племянница хозяйки, так сказать, прямая наследница представленного здесь богатства. Собственных детей у хозяйки дома не было, и этой девочке со временем предстояло унаследовать весь этот антиквариат.
По случаю открытия частной выставки Вика, с позволения Марии Игоревны, пригласила нескольких приятельниц из института, где она работала в биологической лаборатории. Дамам было интересно побывать на такой необычной выставке, впрочем, они не пропускали почти ни одного интересного петербургского вернисажа.
Не знаю, как в других городах, но в обеих столицах мне приходилось встречать определенную категорию интеллигентных, часто одиноких, женщин, которые десятилетиями ходят на абонементные концерты в филармонию, на цикловые лекции в Эрмитаж, Русский музей и в лекторий. Подруги Вики из ее института как раз и были из этой категории. Вслед за хозяевами дома они испуганно заохали.
И тут только Вика внезапно поняла, что это она сама только что совершила кражу ценностей... "Надо же что-то делать... Нужно срочно возвращать вещи", - пронзила мысль. Она уже слышала, как кто-то призывает срочно звонить в милицию и требует не впускать и не выпускать никого из дома. Вика представила, что если ее сейчас заставят при всех открыть сумочку и обнаружится ее воровство, она просто умрет. Ее воспаленный мозг лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. Вика решилась заговорить с Аллочкой. Отозвав девочку в соседнюю комнату, Вика срывающимся шепотом сообщила ей, что пропавшие вещи у нее и что она просит девочку как-то осторожно успокоить Марию Игоревну.
Юная Аллочка вдруг изменилась в лице, побледнела, а в голубых ее глазах, как у сиамской кошки, промелькнули два алых пятна. Не дослушав последних слов, юная особа вбежала в холл и, истерически хохоча и крича, сообщила, что воровка нашлась!
Мария Игоревна, к удивлению, сообщение выслушала спокойно. И это ее внешнее спокойствие удивительным образом диссонировало со случившимся. Вика же лихорадочно начала на глазах у расступившейся толпы дрожащими руками доставать вещи из сумки и торопливо выкладывать все на стол. При этом она монотонно, как молитву, все повторяла и повторяла:
- Я не знаю, как это произошло! Понимаете, они напомнили мне детство, они мне так знакомы, эти прекрасные вещи! Мне показалось, что они мои...
Она все продолжала бессвязно что-то бормотать, плача и одновременно по-дурацки улыбаясь:
-Я так люблю красивые вещи, я всегда тянулась к прекрасному. Мой отец говорит, что у нас это наследственное. Знаете, уже будучи старым человеком, он стал разыскивать свою родословную. Оказалось, сохранились какие-то записи в церковных книгах. По этим записям выходит, что его бабка родила девочку от дворянина-помещика. Была эта девочка наречена Серафимой, а Серафима Александровна и была матерью моего отца. Так что мы из дворян...
Но ее никто не слушал. Кажется, всем обществом решался один вопрос: выгнать ли Вику, сдать ли ее в милицию или провести судилище на месте преступления.
- Слушай, Алена, это просто невероятно! - шепнула одна из институтских дам, обращаясь к коллеге.
- Я думаю, что она сошла с ума, - уверенно заключила рассудительная Светлана. - Вы слышите, что она бормочет? Какие-то бредни!
Вика никого и ничего не слышала. Вдруг сильная боль сковала тело. Словно стальная каленая спица прошла через голову. Вика еле держалась на ногах.
- Зачем, зачем я это сделала! - бормотала она. Ей вдруг захотелось провалиться куда-нибудь или, в лучшем случае, умереть. Да, смерть казалась самым легким. Внезапно она вспомнила о муже, с которым они вместе работали в институте, и ее охватил леденящий ужас. Она так явственно представила весь позор, которым она наградила их обоих. Вика уже слышала суды и пересуды в институте - дамы непременно разнесут о случившемся, немедленно. Она уже видела темные, страшные в минуты гнева, глаза мужа. Ноги от слабости подкашивались, Вика готова была рухнуть...
- Юлий, а ты все-таки не проникся существом выставки, - вдруг громко, словно желая переменить тему, пробасила Мария Игоревна. - Я, честно говоря, разочарована... Не на это я рассчитывала, когда приглашала тебя.
- Меня, меня пригласите, - вырвалось восторженно у Вики. - Я знаю эпоху, я могу быть экскурсоводом, я так люблю предметы старины!
- Да уж видно, как ты любишь. Что получше, пихаешь в сумку, - вырвалось у кого-то.
Это было совершенным безумием предлагать свои услуги после случившегося. Но так вышло. Вике казалось, что искупить свою вину она сможет лишь сопричастностью к этой великолепной коллекции и проведению отличной экскурсии по выставке. А уж она проведет экскурсию в лучшем виде. Во-первых, прекрасно знает этот период в истории дворянского сословия, ей прекрасно знакома история города. Она так любит старину. Она так любит старые вещи...
Боль опять повторилась. Вика открыла глаза. Хмурое утро дождем стучалось в чуть открытое окно. "Господи, да это был сон! - только и вырвалось у нее из груди. - Какой страшный сон!"