Краткий миг перехода, и в уши ударили сотни отчаянных воплей, а сердце пронзило щемящей, прожигающей болью - вокруг умирали десятки, нет, сотни людей. За много веков Литониэль привык к умиротворяющей, целебной магии Великого леса и, оказавшись на центральной площади Бершана, где сейчас правила свой кровавый пир магия смерти, едва не потерял концентрацию. И голову: в сантиметре от его шеи мелькнули окровавленные пальцы мёртвой магички в обрывках жёлтого балахона. Глашатай с трудом увернулся. Метнулся в сторону, вскинул руку, и с его ладони сорвалась пронзительно-яркая изумрудная молния. Молния врезалась в развороченную грудную клетку магички, прямо в гниющее сердце, что исходило дымкой смердящего праха в некрепких объятьях клешней-ребер, но убить некромантку не убила. Осыпалась на серую кожу зеленоватой пыльцой, расползлась тонкой сетью, сковав движения, и Литониэль мгновенно воспользовался предоставленным шансом: выхватил из-за пояса длинный кинжал, метнулся к магичке и одним ударом снёс ей голову. С глухим стуком голова ударилась о землю и покатилась по каменным плитам мостовой, а тело, бестолково потоптавшись на месте, рухнуло на колени и стало шарить вокруг себя, в надежде вернуть потерю.
Литониэль брезгливо поморщился, мыском сапога отшвырнул отрезанную голову подальше от тела и, наконец, осмотрелся. Выглядела главная площадь Бершана непривычно. Слева, в сотне метров от эльфа, как и прежде возвышался строгий, но гостеприимный Дом Совета, а вот справа, вместо величественного, неприступного Храма Солнца, красовался пустырь, словно кто-то решил, что столь вычурное, помпезное здание нарушает простоту и аскетичность ликанской столицы, и убрал его с глаз долой. Но раздумывать о том, кому и зачем это понадобилось, Литониэль не стал. Гораздо больше его волновал царящий на площади хаос: повсюду, куда не кинь взгляд, люди в панике метались среди разорванных тел своих земляков. Выглядели бершанцы совершенно безумными. Как и их палачи: убитые и воскрешённые запретной магией жрицы, глумливо кривляясь и рыча, отлавливали горожан по одному и рвали, рвали их на куски. Покончив с одним, тянулись за следующим. И явно не собирались заканчивать свой кровавый поход.
Глашатая замутило, и он глубоко вздохнул, подавляя рвотный позыв, а в сознании мелькнула тревожная мысль: "Я отправил в Бершан Гедерику и теперь жрицы мертвы. Неужели это не совпадение?" Эльфа пробил озноб, стоило на секунду представить, что всё происходящее в ликанской столице - его вина, однако он напомнил себе, что прибыл сюда по велению Леса, и отринул посторонние мысли.
В голове прояснилось, и Глашатай смог сосредоточиться на том, что всплеснувшиеся эмоции не позволили разглядеть с самого начала. На границе пустыря небольшая группа магов довольно успешно обивалась от атак мёртвых жриц и медленно, шаг за шагом, продвигалась к Дому Совета. Литониэль прошептал заклинание, усилив собственное зрение, и внимательным взглядом заскользил по лицам сражающихся магов. С удивлением обнаружил среди ликанцев несколько шапочно знакомых ему сильфов и вездесущего старину Тарго, который всегда ухитрялся оказаться в центре самых лихих заварушек в Иртане. "Ты-то мне и нужен!" Глашатай мысленно потёр руки и хотел было направиться к Тарго, в надежде, что бывалый разведчик подскажет ему, где разыскать медноволосого мага, так необходимого Великому лесу, но не сделал и шага - душу словно кошка когтём царапнула. Эльф вздрогнул, повернул голову вправо и обомлел: одна из мёртвых жриц по широкому коридору, который сама же и проложила, разметав в стороны беснующихся в ужасе людей, плыла к одиноко стоящему юноше с копной медных, с огненно-красным отливом волос.
"Нашёл!" Литониэль впился взглядом в лицо мальчишки и со всех ног понесся к нему. Он бежал, с каждым шагом ускоряясь всё сильнее и сильнее, и вот уже не эльф, а искрящаяся комета прорезает толпу, сбивая людей, сметая мёртвых жриц со своего пути. В ушах свистит ветер, сердце бьётся пойманной в силки птицей. И всё-таки Глашатай чувствует, что не успевает. Секунды растягиваются и становятся вязкими, как прилипшее к рукам пекаря клейкой тесто. Вот желтушница-некромантка открывает рот и что-то выкрикивает, затем поднимает руку, и медноволосый юноша зажмуривается, приготовившись умереть. И смерть его неотвратима, потому что ничто уже не сможет остановить несущуюся к нему смертоносную молнию.
"Так не должно быть! Великий лес! Помоги!" Бешено взвыл ветер в ушах, в сердце теплой волной влилась сила вечных деревьев. Рывок - и Литониэль врезается в испуганного мальчишку, и вместе с ним падает на траву. Самую лучшую траву на свете, в самом прекрасном волшебном лесу.
Тарго упрямо тащил безвольную женщину к Дому Совета. Морика едва перебирала ногами, а взгляд её растерянно скользил по площади, по перекошенным от ужаса лицам бершанцев, по изуродованным, растерзанным телам, по силуэтам восставших из праха жриц. "Нельзя убегать, нельзя бросать людей им на растерзание", - крутилось в голове, но как справиться с некромантками Морика не знала. И покорно следовала за пожилым сильфом, в окружении отчаянно сражающихся магов во главе с Палнишем Шагором.
Внезапно над площадью, перекрывая истошные крики околдованных горожан, прозвучал истеричный визгливый вопль, и Морика обернулась, враз растеряв всю свою отрешённость и вялость. Вдалеке, на другом конце площади, посреди пустого пространства, явно образованного при помощи заклинания, бесновалась главная жрица культа Солнца.
"Что-то пошло не так, сволочь?! - злорадно подумала Морика. - Так тебе и надо!". Женщина остановилась и, не обращая внимания на сильфа, который настойчиво тянул её за руку, побуждая двигаться дальше, впилась глазами в притягательную картину: Барбаника подпрыгивала, взмывая над толпой, и от избытка чувств потрясала в воздухе кулаками. Она что-то кричала, но была слишком далеко, чтобы Морика сумела разобрать хоть слово.
- Идём же! - прозвучал над ухом встревоженный голос сильфа.
Женщина кивнула и сделала шаг, по-прежнему не сводя глаз с главной жрицы. Барбаника наконец перестала орать. Она зависла в воздухе, полоснула ногтями по запястью и закружилась, разбрызгивая чёрные, тягучие как смола, капли крови. Почуяв магию предводительницы, из земли стали пониматься новые и новые жрицы, но Морика даже не взглянула на них. Чёрная кровь всколыхнула в душе давно, казалось, забытое воспоминание: они с Теверель сидят на деревянной лавочке с изящными чугунными ножками и наблюдают, как пятилетняя Гедерика собирает на полянке цветы, чтобы сплести венок для матери. Обе женщины улыбаются поглядывающей на них девочке, однако их тихий разговор совсем не располагает к веселью.
"С каждым годом дар Гедерики растёт. Он совсем иной, чем у тебя, Морика, - с сожалением произносит госпожа Доро. - Без моего чая он не долго останется тайной для ликанцев, а вырвавшись наружу, натворит много бед. Нужно переправить девочку в Храмовую рощу..."
"Она ещё слишком мала, чтобы жить без родителей, - возражает Морика, с нежностью глядя на дочь. - И потом, я уверена: Геда справиться со своим даром. Мы поможем ей, ведь так?"
"Так. - Тель неохотно соглашается, но, помолчав, добавляет: - Зря ты упрямишься. То, что сама ты ни разу не воспользовалась магией проклятых, ещё не означает, что магия будет спать до конца твоей жизни. Кто знает, что будет через десять лет, или через двадцать? А если ты ненароком всё же пробудишь её? Что тогда может случиться? Никто не ответит на это вопрос, слишком мало мы знаем о магии шуаров... Я, конечно, хочу верить, что всё обойдётся. В твоём случае. Но у Геды дар в несколько раз сильней. Подумай об этом, Морика, хорошенько подумай. Возможно..." Теверель не договорила: к ним подбежала Гедерика. Она уселась на скамейку, протянула матери неумело сплетённый венок, но стоило пальцам Морики коснуться его, картинка пропала.
Леди Теригорн тихо застонала от разочарования, но сейчас же одёрнула себя. "Хватит лирики! Геда погибла не зря. Она уже разрушила Храм Солнца, пытаясь избавить нашу страну от произвола жриц, и мне нужно закончить начатое ею. Я не позволю Барбанике править нашей страной!" Морика досыта насмотрелась на кровавую бойню, устроенную воскресшим желтушницам, и жаждала поквитаться с ними за всё, что те сделали с её страной и семьёй. "Главное, действовать осторожно. Насколько это возможно", - сказала себе она и потянулась к антрацитовому пятнышку, таившемуся в глубинах сознания, о котором раньше и думать не смела. Крошечный сгусток тьмы тотчас запульсировал, словно предвкушая долгожданную встречу, и по спине пробежали мурашки. В душу закралась трусливая мысль: "А может, не стоит так рисковать?" - но, вспомнив торжествующую, злорадно скалящуюся Барбанику, Морика с отчаянной решимостью коснулась антрацитовой тьмы. Раздался хрустальный звон, и защитная сфера, удерживающая магию проклятых, лопнула. Сердце магички на мгновение сковало холодом, будто чья-то невидимая рука сжала его цепкими ледяными пальцами, а затем по телу расползлось приятное, умиротворяющее тепло. Леди Теригорн замерла от удивления (от чужеродной магии она ждала чего угодно, только не ласки) и вздрогнула, когда Тарго воскликнул:
- Морика? Что с тобой происходит?
- Ничего. - Женщина выдернула руку из хватки сильфа и холодно приказала: - Возвращайтесь в Дом Совета. Запритесь, забаррикадируйтесь, свяжитесь, с кем хотите. Только не мешайте.
С этими словами Морика откинула капюшон, развернулась и, тенью проскользнув через круг защищающих их магов, зашагала прочь. "Что происходит? Жрицы её не замечают. Словно она одна из них", - изумлённо подумал Тарго и хотел окликнуть Морику, но не решился. Этой магички он не знал. Леди Теригорн твёрдой поступью ступала по каменным плитам и с каждым шагом неуловимо менялась. Сильф сначала не понимал, в чём именно это проявляется, а потом стало не до игры в угадайку: аккуратная причёска ликанки осыпалась на плечи тёмным водопадом, но уже через секунду волосы приподнялись и зашевелились вокруг головы, как растревоженный клубок змей. Морика передёрнула плечами, и плащ полетел на землю, открывая взорам магов изящные руки, охваченные странным пурпурным пламенем, что поднималось от тонких пальцев с неестественно длинными тёмными ногтями к локтям.
Никогда за свою долгую жизнь сильф не видел подобной магии, но был абсолютно уверен, что она чрезвычайно опасна. "Кто бы ты ни была, девочка, пусть у тебя получится", - мысленно произнёс Тарго, надеясь, что Морика услышит его пожелание, и громогласно воскликнул:
- Иди сюда, Палниш! Немедленно!
Старший пекарь обернулся, с недоумением посмотрел сначала на Тарго, потом на удаляющуюся леди Теригорн и ахнул: Морика вплотную приблизилась к одной из мёртвых жриц, словно та не представляла никакой опасности, коснулась её своей пылающей рукой, и желтушница осыпалась на землю горсткой серого пепла. Атака прекратилась - жрицы, что ещё минуту назад наседали на магов, точно прозрели. Обратили свои взоры на Морику и как одна устремились к ней. Накинули разом, скаля окровавленные рты и протягивая жадные руки в надежде разорвать магичку, посмевшую убить их товарку, но их мести не суждено было свершиться. Стоило желтушницам дотронуться до леди Теригорн, и всех их не стало.
Тарго и Палниш ошарашено смотрели на значительно выросшую серую кучку праха у ног Морики, но сама она, похоже, даже не заметила произошедшего. Смотрела прямо перед собой и жадно втягивала ноздрями ароматы крови и смерти.
- Еда-а-а, - с вожделением простонала женщина и двинулась вперёд.
- Кто ты такой?
Громкий крик заставил Глашатая поморщиться. Он перекатился на бок, подпёр голову рукой и с ухмылкой взглянул на медноволосого парня:
- Чего орёшь? Лучше б спасибо сказал и расслабился.
- Расслабился?
Эстениш осёкся и вытаращился на светловолосого эльфа, как на сумасшедшего. Он уже забыл, что пару минут назад готовился умереть. Стоило открыть глаза и повертеть головой, как ужас захлестнул душу. Изумрудная трава и огромные, подпирающие небо деревья однозначно указывали на то, что он не в Бершане. А судя по тому, что над Эсти кружились бабочки, а из пушистого травяного ковра то тут, то там выглядывали головки миленьких радужных цветочков - то и не Ликане.
"Алемика!" - мысленно простонал Эстениш и обратил гневный взор на первородного:
- А ну, быстро верни меня обратно!
Литониэль вопросительно изогнул бровь:
- Что бы тебя убили?
- Ты не понимаешь! - Эсти вскочил на ноги и, не в силах справиться с нервозностью, стал бегать туда-сюда. - Я был не одни. Там, на площади, осталась моя невеста. Она там совсем одна. - Юноша остановился и наставил указательный палец на эльфа: - В общем, так: спасибо, что помог, а теперь отправляй меня назад. И это я пока по-хорошему прошу!
"Ничего себе?! Он мне угрожает?. - Литониэль пригляделся к мальчишке повнимательнее. - С виду маг никакой, только вот фон у его дара странный... Великий лес! Вот так номер. Путаник собственной персоной!"
- Ты меня слышишь? - не получив ответа на своё требование, закричал Эсти. - Я к тебе обращаюсь, не знаю как там тебя по имени! Думаешь, раз ты эльф, я тебя боюсь? Да я, между прочим, видел эльфов и покруче тебя! Я, к твоему сведению, с принцем вашим знаком. С Йолинелем. Не отправишь меня в Бершан, я ему пожалуюсь. Будешь знать!
Глашатай пропустил вопли ликанца мимо ушей. Гораздо больше его сейчас интересовало, зачем Великому лесу понадобился изменяющий. Конечно, кое-что Литониэль предполагал, но одно дело предполагать, а другое - знать наверняка. И, прикрыв глаза, он воззвал к своему покровителю. Но, как в последнее время случалось довольно часто, ответа не получил. Видимо, Лес посчитал, что для объяснений время ещё не настало. Глашатай ощутил лёгкое прикосновение к волосам - Лес пытался его приободрить - и грустно улыбнулся.
- Что ты скалишься? Издеваешься, да? - раздался над ним истеричный голос, и Литониэль распахнул глаза.
Ликанец пребывал в последней стадии бешенства: перекошенное в бессильной ярости лицо, пылающие праведным гневом голубые глаза, стиснутые до белизны в костяшках кулаки.
- Значит, по-хорошему ты не желаешь? Хорошо! - прорычал Эстениш и, глубоко вздохнув, выпалил: - Ты немедленно переправишь меня в Бершан, потому что для меня это...
Глашатай тут же оказался на ногах, а его вмиг похолодевшая ладонь с силой прижалась к губам юноши:
- Даже не вздумай произносить своё заклинание вслух. И мысленно не смей! - Эстениш что-то протестующе замычал, и Литониэль вздохнул: - Ладно, не рычи, путаник. Закрой глаза и покажи мне свою девчонку, прикину, что можно сделать. Но колдовать не смей, договорились?
Эстениш порывисто кивнул и смежил веки. "Доверчивый и необученный, - отметил про себя Глашатай. - Впрочем, кто его обучать-то возьмётся? Обычные маги не найдут с какого бока к нему подойти, а других изменяющих лично я не знаю". Литониэль отступил от мальчишки, вытянул руки и кончиками пальцев почти невесомо коснулся его висков. Взглянул на возникшее перед мысленным взором миловидное девичье лицо, стараясь получше запомнить каждую чёрточку, а потом осторожно углубил заклинание и начал быстро считывать подноготную мальчишки. Сюрпризов для него на сегодня было достаточно.
Никогда в жизни Морика не чувствовала себя так странно и так правильно. Все посторонние мысли покинули её голову, явив единственное, но невероятное острое желание - впитать в себя как можно больше чужой энергии. И неважно какой - живой или мёртвой. Тело стало лёгким, как пушинка, и пустым, как приготовленный к заполнению сосуд. И Морика шаг за шагом старательно его наполняла. Она шла через площадь, оставляя за собой дорожку серого праха, но "голод" становился лишь сильнее. Поначалу леди Теригорн больше всего привлекал жёлтый цвет, и она, сама не зная почему, стремилась добраться до полумёртвых магичек в обрывках балахонов именно этого цвета, однако вскоре непонятная уму причуда канула в небытиё, и руки Морики стали тянуться ко всем без разбору. Магичку больше не волновали бершанцы, они, как и воскресшие жрицы, стали для неё всего лишь обычной пищей. Самым важным было - наполнить энергией пустой сосуд.
Палниш и Тарго как завороженные наблюдали за Морикой, мало-помалу осознавая, что стали свидетелями небывалого действа. Ведь никто и никогда, как считалось в Иртане, не видел как колдует шуарский маг. А если и видел, то поведать об этом уже не мог - превращался в горстку серого пепла, точно такого, как тот, что ковром стелился сейчас под ногами благочестивой женой ликанского старейшины. Поначалу магам казалось, что Морика действует вполне сознательно, слишком точными и выверенными были её движения: женщина целенаправленно шагала к бесновавшимся желтушницам и отправляла их в небытиё. Но постепенно жесты Морики стали какими-то рваными, точно она вдруг начала испытывать раздражение, и смотрящие на неё маги неосознанно напряглись, уже предчувствуя непоправимый поворот событий. А когда поняли, что не ошиблись, и шуарская магичка перестала контролировать ситуацию и пустилась во все тяжкие, полностью отдавшись своей разрушительной сущности, начали действовать.
Люди и сильфы в едином порыве взялись за руки и вслед за пожилым разведчиком стали повторять слова заклинания, безоговорочно признавая его своим командиром. На Морику маги старались не смотреть, слишком тяжело было осознавать, что эта милая, всегда приветливая женщина с хладнокровием заправского скотобойца убивает околдованных горожан.
С первого раза разрушить заклятье желтушниц у магов не вышло, но попыток они не оставили: упрямо проговаривали за сильфом древние слова заклинаний, щедро вкладывая в них собственную магию, пока заклятье не поддалось. Лопнуло, как мыльный пузырь, и на площади стало значительно тише. Люди перестали бессмысленно метаться, орать о нападении и замерли, растерянно вертя головами и силясь понять, что происходит в их прекрасном городе. Но длилось затишье не долго. Жрицы, на миг опешившие от того, что их магию кто-то сумел развеять, продолжили бойню, и люди вновь закричали от ужаса. Кто-то из них попытался оказать сопротивление, но большая часть устремилась прочь, подальше от разгулявшихся некроманток.
Морика недовольно зарычала: люди неожиданно перестали быть пассивной добычей. Они убегали, а значит, необходимо было менять правила охоты: преследовать, догонять, ловить. "Слишком хлопотно". Женщина замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Обвела тёмно-красными глазами площадь, втянула ноздрями упоительные ароматы отчаяния и страданий, и сосредоточила свой внимание на полумёртвых магичках. Эти-то никуда не спешили. Плавно двигались вслед за бегущей толпой, вылавливая отстающих и раздирая их на части. Леди Теригорн поморщилась: по её мнению, выглядело это мерзко. "Да и к чему столько возни, если убийство не приносит пользы? Эти дамочки бесполезны!" - вынесла она свой вердикт и направилась к ближайшей из них, твёрдо решив, что не позволит этим восставшим тварям так бездарно обращаться с едой. Ведь, что бы ни вещало ей подсознание, с живой пищей иметь дело было гораздо интересней.
- Проклятое отродье! Надо было убить тебя сразу!
Морика повернула голову и с интересом уставилась на парящую над мостовой жрицу. Серое обожжённое тело, едва прикрытое остатками балахона, лысый череп, лопнувшая на скулах кожа, и тёмные провалы вместо глаз, в глубине которых пульсируют две яркие серебристые точки. Жрица забавно кривлялась, что-то выкрикивала и при этом упоительно вкусно пахла. Несмотря на полумёртвое состояние она источала невероятно много жизненной энергии, в разы больше чем у остальных магичек в обрывках жёлтых балахонов.
- Еда-а-а, - с придыханием выдохнула Морика и устремилась к новой цели.
- Ах, ты тварь! - взревела Барбаника. - Ты не сможешь помешать мне строить новый мир!
Жрица по-звериному рыкнула, и с её пальцев сорвались десятки огненно-чёрных молний. Леди Теригорн хихикнула, точно ребёнок, выставила перед собой руки, и смертоносные молнии влились в пурпурный огонь, сделав его чуть темнее и ярче.
На этот раз Барбаника не стала метать снаряды. Она вспомнила самоё тёмное из известных ей заклинаний и, оскалившись в предвкушении, зашептала древние слова. Серый пепел, покрывающий каменные плиты, взмыл над мостовой и вихрем закружился вокруг Морики, уплотняясь и превращаясь в плотную тёмную массу. Последние слова заклинания, повелительный взмах руки, и тёмная масса обрушилась на Морику, впиваясь в кожу, тугим кольцом стягивая руки и ноги, забиваясь в рот и ноздри, и тут же намертво слипаясь, превращая магичку в каменное изваяние.
Барбаника ликующе рассмеялась и приблизилась к поверженной противнице:
- Твоей дочери удалось разрушить мой храм, но я отомщу. Я заставлю её рыдать и умолять о пощаде. Но и тогда её смерть не будет лёгкой. Я знаю много способов, чтобы она страдала годами. И сходила с ума от невозможности умереть. Так что, радуйся, Морика, тебе удалось отделаться малой кровью. - Главная жрица посмотрела на Дом Совета и хищно оскалилась: - Вот она - новая обитель Солнца! Здесь мы начнём закладку нового миропорядка.
С этими словами Барбаника развернулась и направилась было к возвышавшемуся в центре площади зданию, но не успела сделать и двух шагов, как позади раздался оглушительный треск.
- Не может быть.
Жрица обернулась и с со смесью удивления и ужаса вытаращилась на изваяние, ещё секунду назад казавшееся незыблемым и вечным. Монолитная поверхность пошла глубокими трещинами, заходила ходуном и серым пеплом осыпалась на мостовую. Морика Теригорн сладко потянулась, словно только что поднялась с мягкого ложа, на которое прилегла, чтобы вздремнуть минутку-другую, и с акульей улыбкой взглянула на главную жрицу:
- Ты развлекла меня. - Она сделала паузу, и тёмно-красные глаза алчно сверкнули: - А теперь еда!
Морика стрелой преодолела расстояние, разделявшее их со жрицей, и коснулась ладонью её щеки. Барбаника даже вскрикнуть не успела. Изуродованное тело рассыпалось в прах, и леди Теригорн облизнулась:
- Необыкновенно вкусная. - Тут она вспомнила, что помимо главной жрицы есть ещё и рядовые, огляделась и разочарованно выдохнула: - Так не честно...
Жрицы исчезли, точно их и не было. Центральная площадь Бершана была абсолютно пуста. Ковёр из человеческих останков, и не единой живой души. Морика по инерции сделала несколько шагов вперёд, не замечая, что рядом с ней превращаются в тлен даже трупы, покачнулась и осела на мостовую. Нет, она всё ещё не насытилась, просто куда-то подевались весёлость и азарт. Да и сама охота внезапно показалась занятием бессмысленным. Морика прислушалась к внутренним ощущениям: тёмный океан, в котором с наслаждением купалась её душа, обмелел, и на поверхности показались странные островки. Узкие и острые, точно гвардейские пики, и ярко-зелёные, словно покрытые свежей весенней травой. И, что самое поразительное, островки пели. Нежная, приятная уху мелодия разливалась над тревожными волнами чёрного океана иноземной магии, усмиряя и усыпляя их.
Пурпурный огонь, обволакивающий руки Морики, медленно угас, длинные волосы мягкими прядями осыпались на плечи. Женщина прерывисто вздохнула, и по её щекам потекли слёзы. Сначала она лишь тихонько всхлипывала, но когда в сознании ярким хороводом закружились картины последних часов и пришло осознание того, что от её руки помимо желтушниц погибли десятки ни в чём не повинных бершанцев, леди Теригорн зарыдала в голос. Ссутулившись, будто смерти сограждан разом навалились на её хрупкие плечи, она ревела и ревела, оплакивая и себя, и свои жертвы, совершенно не замечая, что на краю площади появляются люди. Единицы, особенно смелые, решившие одним глазком взглянуть, чем же закончился самый страшный кошмар в жизни ликанской столицы, да и закончился ли? Не почувствовала Морика и то, как в нескольких шагах от неё воздух на секунду сгустился и вновь стал прозрачным, явив глазам бершанцев худощавого светловолосого эльфа в потёртых кожаных штанах и простой коричневой куртке.
На ладони Глашатая сиял небольшой огненный шар. Он ждал, что попадёт в самую гущу сражения, и готовился отразить нападение, а вместо этого оказался на опустевшей пощади. "Прошло не более часа", - растерянно подумал он и привычная маска эльфийской невозмутимости треснула. Литониэль обвёл глазами каменную мостовую, усеянную частями человеческих тел, посмотрел на широкую дорогу из серого пепла, тянущуюся почти от самого Дома Совета к рыдающей миловидной черноволосой женщине, и тяжело вздохнул. Меньше всего он ждал, что леди Теригорн когда-нибудь решиться коснуться своей шуарской магии, ведь перед самой свадьбой с Миганашем Морика лично посетила Храмовую рощу, чтобы мэтры проверили и укрепили барьеры, сдерживающие шуарскую кровь.
"И где теперь эти барьеры? - с досадой подумал Литониэль, цепким взглядом ощупывая пробудившуюся шуарку, и тут же одёрнул себя: - Для Бершана её магия, как ни дико это звучит, оказалась спасением. Я не чувствую поблизости ни одной некромантки".
Глашатай уничтожил огненный шар, откинул за спину золотистую косу и подошёл к плачущей женщине. Он совсем недавно сталкивался с разъярённой шуаркой в лице юной Гедерики и отлично помнил, как бурлила и клокотала в ней разрушительная магия. Морика, в отличии от дочери, была сейчас почти нормальной, почти человеком. И толику эльфом. Нежная, едва уловимая мелодия, так хорошо знакомая Литониэлю, кружевной накидкой окутывала женщину.
"Твоя кровь, Иль, даже спустя столько поколений, до сих пор очень сильна. Видимо, твоё страстное желание спасти любопытного шуарского мальчишку оберегает всех его потомков". Глашатай грустно улыбнулся и осторожно коснулся плеча плачущей женщины:
- Леди Теригорн, как вы себя чувствуете?
Женщина ощутимо вздрогнула, подняла голову, и Литониэль мысленно выругался: в чёрных, как ночь, глазах царили усталость и обречённость. "Теперь я понимаю, почему Теверель всегда утверждала, что Морику нужно любыми средствами оберегать от контакта с шуарской магией. Ей не хватает духа принять свою сущность". И в подтверждение этих мыслей, леди Теригорн подалась вперёд и отчаянно вцепилась в его руку, как утопающий хватается за соломинку.
- Вы не понимаете. Они все мертвы... Я не смогу с этим жить. - Морика на секунду прикрыла глаза, рвано выдохнула и вновь посмотрел на эльфа. Теперь в её глазах горело бесконечное отчаянье: - Эта треклятая магия точит меня изнутри. Сейчас она молчит, но я знаю: она снова проснётся и снова потребует жертв. И я не смогу противиться. Я не хочу быть убийцей! Пожалуйста, не отказывайте мне в успокоении. Умоляю Вас...
Женщина осеклась и разом обмякла. Изящные пальцы разжались, безвольно упали на землю, плечи поникли и содрогнулись от едва сдерживаемых рыданий. У Литониэля защемило сердце. Он с состраданием смотрел на сломленную, раздавленную женщину и понимал, что смерть для неё действительно станет освобождением. Глашатай бросил тревожный взгляд на Дом Совета: "Объяснений после не избежать" - но, чувствуя в душе скорбное молчаливое согласие Великого леса, протянул руку и возложил ладонь на макушку ликанки.
- Сделаешь это и умрёшь!
Литониэль мысленно ругнулся, ибо не почувствовал чужого присутствия, крутанулся на каблуках, закрывая Морику собой, и хмуро взглянул на стоящих перед ним людей. Десять фантошей: стройные фигуры, затянутые в чёрную кожу, парные мечи в ножнах за спинами - и пятеро магов в тёмных, как бездна мрака, балахонах. У четверых капюшоны откинуты, открывая глазам обычные человеческие лица, но пятый капюшона не снял, точно опасался попасть под лучи полуденного иртанского солнца.
- Мастер Кальсом, как я полагаю, - с нарочитой вежливостью произнёс Литониэль, прикидывая, хватит ли у него скорости переместить себя и леди Теригорн в Храмовую рощу, или это колдовство станет последним в его жизни.
- Убирайся в свой Лес, Глашатай, и радуйся, что сейчас мне не до тебя, - донеслось из недр тёмного капюшона.
В ответ Литониэль лишь отрицательно помотал головой. О том, чтобы отставить леди Теригорн в руках Ордена чистого духа, не могло быть и речи. "Раз Морика зачем-то нужна Кальсому - он её не получит!" - твёрдо решил эльф и сконцентрировался, собирая силу, чтобы выстроить защитный купол. Вовремя: фантоши, действуя слаженно, точно единый организм, шагнули вперёд, живым щитом выстроились перед мастером и подмастерьями, вскинули руки и атаковали.
"Что ж, посмотрим, на что вы способны", - со злым раздражением подумал Глашатай и, не мешкая ни секунды, прошептал заклинание. Воздух вокруг него и Морики уплотнился, превращаясь в прозрачный магический щит, но за миг до того, как заклинание обрело полную силу, леди Теригорн, словно выпущенная из лука стрела, пронеслась мимо Литониэля и, пробив несформировавшийся до конца купол, ринулась навстречу смертоносным дискам фантошей.