Выходной? Отправляемся на рыбалку! А куда попадём, знают только ялияйцы.
По зелёной траве пёстрой змеёй ползла длинная процессия. Во главе шествовал высокий среброкудрый мужчина в балахоне из алтабаса. Морщинистая рука крепко сжимала массивный посох, на круглом набалдашнике которого восседал янтарный лебедь с агатовыми глазами. Следом четверо юношей в серебряных туниках несли паланкин, отделанный жёлтыми ритуальными пластинами. За носилками семенили дети с изящными златоковаными орхидеями в руках. Их снежно-белые шёлковые рубашки жемчугом сияли в лучах яркого утреннего солнца. За детьми шли девушки и женщины в алых платьях с пелеринами из лебяжьего пуха. В распущенных волосах переливались драгоценные камни, на запястьях - широкие золотые браслеты, в ушах - тяжёлые рубиновые серьги. Процессию замыкали мужчины в узких бархатных штанах, синих атласных рубахах и конусообразных шляпах. На их плечах лежали тонкие белые шарфы, расшитые золотыми и серебряными нитями.
Каждые двадцать шагов среброкудрый останавливался, вскидывал посох и провозглашал:
- Да услышат наш зов иные Миры!
Дети трясли золотыми орхидеями, и воздух наполнялся мелодичным звоном. Женщины запрокидывали головы, взмахивали руками, как крыльями, и высокими голосами подхватывали:
- Да услышат наш зов иные Миры!
Им вторил стройный хор низких мужских голосов:
- Да услышат!
В полдень процессия достигла песчаных берегов Лазурного озера. Массивный посох последний раз взметнулся к небу, и над безмятежной гладью пронёсся единый крик:
- Да свершится!
Юноши в серебряных туниках вошли в озеро и бережно опустили носилки на воду. Жёлтые пластины вспыхнули алым, и паланкин поплыл прочь от берега. Он достиг середины озера, покружился на месте и с грохотом развалился, оставив на воде огромный серый булыжник. Камень подпрыгнул, описал в воздухе круг и снова опустился на лазурные воды. Несколько секунд он лениво покачивался, будоража зеркальную поверхность, и нырнул в глубину...
Страстный рыболов Эдуард Самсонов проснулся в великолепном настроении. Вчера он купил почти новую 'Ниву' и горел желанием отправиться на рыбалку на собственной машине, а не в душной электричке. Насвистывая весёлый мотивчик, Эдик оделся, основательно позавтракал, взял приготовленные с вечера удочки и подмигнул Тузику:
- Прокатимся с ветерком!
Добродушный пёс, метис лайки и шелти, радостно тявкнул и замахал лохматым хвостом. Эдик потрепал его по загривку, сунул в карман сигареты и вышел на лестничную площадку. Тузик понёсся вниз по ступеням, и хозяин в развалку последовал за ним, предвкушая, как сядет за руль собственного автомобиля.
Двор был пуст, и Эдику стало обидно, что никто не видит, как он небрежно распахивает дверцу 'Нивы', бросает на заднее сидение рюкзак, удочки и лихо выруливает на бульвар.
Ровный шум мотора звучал в ушах упоительной музыкой. Довольный Тузик сидел рядом с хозяином, пялился в окно, и его рыжая морда светилась блаженством...
'Нива' свернула на просёлочную дорогу и вскоре выехала на берег реки. Пёс выскочил из машины, встряхнулся и, радуясь свободе, стал с громким лаем носиться по траве, а Эдик, мурлыча под нос популярную песенку, разложил на песке снасти, достал из багажника складной стул, примостился у кромки воды и закинул удочку.
Над рекой поднимался лёгкий туман, на небе не было ни облачка - день обещал быть тёплым и солнечным. Эдик задумчиво смотрел на поплавок, мечтая о скором отпуске. Он представлял, как вместе с Тузиком отправится в путешествие по Карелии, как они будут ночевать в лесу, сидеть у костра, ловить хариусов на перекатах...
Поплавок дёрнулся. Эдик подсёк рыбу и ошеломлённо замер: на крючке болталась пёстрая змейка.
- Что за чёрт...
Эдуард подтащил добычу к себе, взял в руки, и Тузик зашёлся испуганным лаем. Речка пропала, перед ними простиралось огромное озеро с пронзительно-голубой водой, над головой - бездонное зеленоватое небо с неправильным, молочно-белым солнцем.
Тузик не умолкал. Эдик обернулся, и его глазам предстала толпа вычурно одетых людей.
- О-ё... - протянул рыболов, выронил удочку, и пёстрая змейка растворилась в золотом песке.
Эдик ущипнул себя за руку, но странные люди не пропали.
- Свершилось! - ликующим голосом провозгласил высокий среброкудрый мужчина, ударил о землю посохом, и янтарный лебедь на набалдашнике взмахнул крыльями.
- Свершилось! - эхом прокатилось над озером.
Эдик попятился:
- З-здравствуйте.
- Ялия приветствует тебя, гость! - церемонно поклонился мужчина в парчовом балахоне и устремил взор на середину озера.
Самсонов машинально проследил за его взглядом и обмер: из воды вынырнул тёмно-серый булыжник и запрыгнул на появившиеся из ниоткуда носилки. Раздался громкий щелчок, паланкин крутанулся на месте и стремительно поплыл к берегу.
- Вот чёрт! - выругался землянин, наблюдая, как юноши поднимают носилки на плечи и выходят из воды.
Эдик сказал ещё что-то, но его голос потонул в звоне златокованых орхидей. Рыболова окружили девушки в алых платьях, и Тузик, жалобно скуля, прижался к ноге хозяина.
- Мы ждали тебя, гость! - торжественно произнесла девушка с карминовыми волосами. - Чаши полны сладкого вина, на блюдах дымится дичь, убитая в твою честь! Музыканты натянули струны, дабы ублажить твой слух чудесными мелодиями! Танцовщицы окутались звёздным флёром, чтобы ты насладился видом их совершенных тел! Вся Ялия жаждет пировать с избранником бога!
Эдик выслушал девушку и озадаченно почесал затылок:
- Откуда вы знаете русский язык?
- Простите, что вы сказали? - растерялась ялияйка.
- Откуда вы знаете русский язык? - повторил Самсонов.
- Я и не знаю. Избраннику бога положено понимать нас, а мы всегда понимаем его.
- Угу... - буркнул Эдик и снова почесал затылок, оглядывая толпу.
Туземцы выглядели дружелюбными и безобидными, они приветливо улыбались землянину, а в глазах светилась радость и надежда. 'Может всё ещё обойдётся?' - приободрил себя Самсонов, погладил Тузика и, собравшись с духом, громко произнёс:
- Рад приветствовать ялияйский народ от лица жителей Земли! - Вышло по-дурацки, но ничего другого в голову не пришло.
Ялияйцы заулыбались ещё шире, а красноволосая девушка взяла Эдика за руку и повела к чернеющим вдали стенам города. Тузик недовольно тявкнул и потрусил за хозяином.
В Ялии, старом, дряхлом мире, затерянном в глубинах Вселенной, жила древняя раса магов. Испокон веков ялияйцы поклонялись ста главным и тысяче мелких богов, так что, каждый день их пятисотдневного года был посвящён какому-нибудь небожителю или целой группе оных. И жизнь ялияйцев представляла собой один нескончаемый праздник. До тех пор, пока на них не разгневался могучий двуносый Кран-Тан-Бах. И, главное, ни с того ни с сего.
Однажды утром жрец священной пещеры бога Ужаса прибежал в город бледный от страха и рассказал, что ровно в полночь из алтарного зала донёсся странный рокот. Жрец решил посмотреть, что происходит, но, едва он ступил в ведущий к залу тоннель, факелы на стенах потухли, а из темноты вынырнула голова огненного монстра. Сверкая круглыми, как колёса телеги, глазами, чудовище выпустило из пасти струю едкого дыма и дико завыло. Испуганный жрец со всех ног бросился прочь и, не останавливаясь, бежал до самого города.
Ялияйцы решили задобрить великого Кран-Тан-Баха жертвой. Но какой? Животное или раб - недостойны могущественного и грозного бога, а мысли об убийстве ялияйца маги не допускали. После долгих споров, они пришли к выводу, что достойной жертвой для бога Ужаса станет существо из другого Мира. И хотя такое колдовство требовало огромных затрат магической энергии, ялияйцы пошли на этот шаг.
Получив жертву, Кран-Тан-Бах успокоился, но спустя несколько месяцев жрец священной пещеры вновь увидел огненное чудовище. И опять ялияйцы отправились к Лазурному озеру и призвали нового гостя, чтобы задобрить бога.
Кран-Тан-Баху понравились жертвы, и огненный монстр стал появляться в священной пещере раз в полгода...
Пир в честь гостя продолжался всю ночь, а на рассвете Самсонова проводили в роскошную спальню, уложили на огромную кровать, и красноволосая красавица страстно приникла к его губам...
Эдик спал сном праведника и не услышал, как в спальню вошли жрецы Кран-Тан-Баха. Они переложили землянина на носилки, заботливо укрыли одеялом и, нашёптывая молитвы, понесли к священной пещере. Тузик, жалобно повизгивая, бежал рядом, но жрецы не обращали на него внимания.
К вечеру служители бога Ужаса достигли цели. Они положили жертву в начале тоннеля, поклонились огненному чудовищу и удалились. За их спинами раздался душераздирающий скрежет, и каменные стены сдвинулись, запечатав вход в пещеру.
- Свершилось... - благоговейно прошептали жрецы и отправились в обратный путь...
Жертва Кран-Тан-Баха проснулся от требовательного лая и мокрых прикосновений гладкого языка. Голова раскалывалась, тело ломило, словно Эдик всю ночь разгружал вагоны. Не открывая глаз, Самсонов потрепал Тузика по спине, однако пёс не успокоился. Он поставил лапы на грудь хозяину и залаял, громко и требовательно. Эдик заворочался, и до него, наконец, дошло, что лежит он не в мягкой постели, а на каменном полу. Разлепив глаза, землянин обнаружил, что находится в узком тоннеле. На стенах чадили факелы, а из темноты доносился неясный шум. Эдик отодвинул пса, с трудом поднялся на ноги и привалился к стене. Перед глазами расплывались радужные круги, пересохшее горло требовало воды. Самсонов застонал и стал сползать на пол, но Тузик схватил его за штанину и потянул в глубь пещеры.
- Отстань, - умоляюще прошептал Эдик, однако пёс не унимался. Он отпустил штанину и, заливаясь звонким лаем, запрыгал вокруг хозяина. - Ну, хорошо, хорошо, иду, - выдохнул Самсонов и, опираясь о стену, поплёлся за Тузиком.
Постепенно тоннель расширился, и вдалеке забрезжил желтоватый свет. Пёс понёсся вперёд, и Эдик, как мог, ускорил шаг, молясь, чтобы в конце пути его ждала вода. Вскоре Самсонов оказался в зале с зеркально гладкими стенами и светящимся арочным сводом. Взгляд остановился на массивной плите, похожей на алтарь, и Эдику показалось, что он проник в древний храм. Ощущение было бы полным, если б не расстеленная на плите газета 'КоммерсантЪ' - кто-то превратил алтарь в стол, выставив на него бутылку водки и тарелки с солёными огурцами, квашеной капустой и дымящейся картошкой в 'мундире'. А минералка едва не свела Эдика с ума. Он добрёл до плиты, схватил бутылку и рывком свернул пробку. В пересохшее горло полилась спасительная влага.
- Полегчало? - раздался насмешливый голос.
Эдик обернулся и увидел рыжеволосого мужчину в потёртых джинсах и замшевом пиджаке.
- Не очень.
Незнакомец ухмыльнулся, подошёл к алтарю и разлил по стаканам водку:
- Давненько я не встречался с землянами. Молодцы ялияйцы, угодили, так угодили! Выпьем за встречу, землячок!
Рыжеволосый протянул Эдику стакан и улыбнулся Тузику:
- Водки не проси, а мяса - сколько угодно! - Он щёлкнул пальцами, и перед собакой появилась жирная баранья нога. - Приятного аппетита!
Эдик закусил водку огурцом и спросил:
- Ты кто?
- Валентин.
- Эдуард.
- За это и выпьем! - провозгласил рыжий.
Мужчины выпили, и Валентин, взяв бутылку, довольно проворчал:
- Наконец-то, нормальный собутыльник попался, а то присылают всякую шушеру - поговорить не с кем. Ты не представляешь, Эдик, как мне не хватает человеческого общения. Маги такие зануды! Один требует белую скатерть, другой брюзжит: 'Водку не правильно разливаешь!', а третий всё время домой торопится, жену боится. Да ещё мамочка... Вот и приходится изгаляться... Ладно, не будем о грустном! Лучше споём. - Валентин залпом осушил стакан и задушевно вывел: - Тёмная ночь...
Эдик моргнул и тупо посмотрел на тёмную, сонную реку. Он держал в руке удочку, у ног, в обнимку с обглоданной костью, сыто похрапывал Тузик, неподалёку белела драгоценная 'Нива', а во рту ощущался свежий вкус водки. Поплавок дёрнулся. Самсонов машинально подсёк рыбу, снял её с крючка, достал из воды садок и обалдело улыбнулся: в сетке бились три крупных хариуса.