Жирная чёрная отметина на внутренней стороне бочки скрылась под водой, и Хавза со вздохом опустился на землю. Дело было сделано, и теперь он мог отдохнуть. Вытянув ноги, гольнурец прижался спиной к тёплому металлическому боку и закрыл глаза. Как же приятно немного побыть в тишине и покое! Рыжая ведьма - мысленно Хавза называл Станиславу только так - достала его бесконечными придирками, бранью и приказами. И ей было совершенно наплевать на то, что Хавза - богатый и уважаемый торговец, что его состояние приближалось к миллиону бааров, не считая средств, вложенных в различные предприятия. А, кроме того, Хавза был сильным и умелым воином, и не раз побеждал в поединках на ножах и мечах. Но куда мечу против магии!
Гольнурец устроился поудобнее и с головой окунулся в воспоминания. Он занимался торговлей больше десяти лет и не представлял своей жизни без шума и толчеи базаров, без палящего солнца пустыни, без сухого хлёсткого ветра, так и норовящего покрыть лицо узором морщин. Он объездил с караванами всю Камию, он полжизни провёл в дороге и вынужденное заточение действовало на него удручающе. Рыжая ведьма отняла у него жизнь, заменив её жалким, почти рабским существованием. И договориться с ней было невозможно!
А ведь ещё три месяца назад Хавза считал, что умеет находить общий язык с любым человеком, будь то трясущийся от страха раб, заносчивый наёмник или капризный, надменный аристократ. Хавза учился этому ёщё мальчишкой, когда отец брал его с собой в путешествия, и позже, когда он служил в лавке старого и чрезвычайного вредного Мафтара, компаньона отца. Гольнурец был уверен, что в совершенстве владеет этим искусством, и жизнь, казалось, подтверждала это. После смерти отца он занял его место в торговой лиге и быстро вошёл в доверие всем значительным людям Гольнура. Вскоре молодой торговец был избран в верхнюю палату лиги и за десять лет утроил наследство отца. Как раз сейчас в одном из лучших кварталов Гольнура для него возводили огромном особняк, который должен был стать его новым домом. Хавза мечтал о роскошном бале, который устроил бы в честь новоселья, а теперь...
- Хавза!
Гольнурец вздрогнул и открыл глаза. Вскинув голову, он посмотрел на белокурую девочку, по пояс высунувшуюся из окна, и улыбнулся:
- Ну, что там ещё, Ника?
- Начальнице не хватает дров. Придётся тебе тащиться в сарай.
- Опять пироги? - простонал Хавза.
Девочка хихикнула:
- Хуже, кулебяка по особому рецепту. А ещё запечённая баранья нога, жульен и суп с артишоками. Так что, тащи дров побольше.
Гольнурец тяжко вздохнул, поднялся на ноги и едва не охнул: поясница разламывалась, как у древнего старца. Однако он не выказал слабости. Приветливо махнув Нике рукой, Хавза подхватил ведро и побрёл вдоль стены, ворча под нос:
- Я сильный, уважаемый человек. Как она смеет использовать меня как раба! Ну, ничего, дайте мне только выбраться, я... я...
Хавза замолчал. Лицо его стало угрюмым, а плечи поникли, словно он уже нёс на себе тяжёлую вязанку дров. Он ненавидел Станиславу. И не только потому, что она была женщиной и командовала им, как мальчиком-рабом. Впервые в жизни Хавза столкнулся с человеком, к которому не смог найти подхода. Конечно, их бурное знакомство и стычка на границе с Сунитом не могли сделать их приятелями изначально, но за три месяца, проведённых под одной крышей, отношения должны были хоть немного наладится. Не тут-то было! Станислава абсолютно не слушала собеседника. Для неё существовало лишь собственное мнение, а то, что шло с ним вразрез, объявлялось крамолой и преступлением. А её злые, наглые и оскорбительные отповеди напрочь отбивали охоту спорить. "Камиец" и "мразь" были для ведьмы синонимами, а уж лекции о своём нравственном падении Хавза слушал с утра до вечера...
Прежде чем свернуть за угол, гольнурец оглянулся и посмотрел на Веренику. Девочка сидела на подоконнике, как тогда, когда он впервые увидел её в Гольнуре, и задумчиво смотрела на небо. Со стороны могло показаться, что Ника о чём-то мечтает, но Хавза знал, что лишённая магии волшебница пытается разглядеть невидимый щит, окружавший их тюрьму. Она тоже рвалась на свободу.
Аккуратно поставив ведро на лавку возле колодца, Хавза пересёк вымощенный разноцветными плитами двор, прошёл мимо огорода, где ровными рядами выстроились овощи и зелень, обогнул курятник, больше похожий на миниатюрный дворец и оказался перед невысоким каменным зданием с белыми стенами и жёлтой черепичной крышей. Станислава называла его сараем, но ладный домик с чистыми, словно вымытыми стенами, производил впечатление добротного фермерского особняка. "Вот бы переселиться сюда и пожить в тишине", - тоскливо подумал гольнурец, поднялся по гладким блестящим ступеням и распахнул отполированную деревянную дверь. В сарае царил идеальный порядок. Всё, вплоть до моточков бечёвки и миниатюрных садовых грабель, лежало на своих местах. Между предметами Стася оставила небольшое расстояние, и Хавзе всегда казалось, что вместо сарая он попадал в магазин. Только ценников на вещах не хватало.
Хавза прошёл вдоль резных стеллажей и толкнул следующую дверь. Здесь хранились дрова. Наверное в тысячный раз гольнурец оглядел комнату и привычно качнул головой. Вот этого он точно понять не мог. Даже в самых дорогих гостиницах, в самых респектабельных особняках дрова хранили на заднем дворе. Пусть в сарае, пусть в чистом сарае, но чтобы так? Стасин дровяник мог бы служить ванной комнатой в богатом доме: стены, пол и потолок были выложены нежно-розовым кафелем, на окне висели тончайшие голубые занавески с изображениями золотых раковин и рыб.
- Зачем дровам кафель? - по обыкновению пробормотал гольнурец, повернулся к широким металлическим полкам, на которых покоились круглые вязанки полешек, и внимательно осмотрел привязанные к ним ярлычки.
Станислава считала его тупым, поэтому всегда помечала предметы, которые он должен принести, галочкой. С помощью магии, конечно. Отыскав упаковку с фиолетовой меткой на ярлычке, Хавза со вздохом стащил её с полки и закинул на спину. "Ненавижу магов!" - с досадой подумал он и, тяжело ступая, поволок дрова на кухню. Гольнурцу было обидно сознавать, что его, процветающего торговца, используют как тягловую лошадь. Да ещё лошадь, в которой необходимости не было. Хавза давным-давно уяснил, что работу, которую он, обливаясь потом, выполняет с рассвета до заката, маг может сделать лёгким щёлчком пальцев. "Уж лучше бы Ника ничего не рассказывала", - расстроено думал он. Впрочем, обижаться на девочку Хавза не мог. На Веренику вообще невозможно было сердиться. Стоило маленькой волшебнице улыбнуться, и гольнурец растекался, как мороженое под жарким пустынным солнцем. Именно Ника примиряла его с участью раба.
Конечно, в первые дни заточения, Хавза был обижен на обеих женщин. И не потому, что рыжая ведьма жила под личиной угрюмого харшидца, а Вереника, оказавшись девочкой, потеряла своё очарование, просто торговец Хавза терпеть не мог лжецов. Он считал, что, извергая ложь, человек расписывается в собственной слабости, сильному - нет нужды скрывать истину, какой бы неприглядной она ни была. Если бы рыжая ведьма сразу открыла ему правду, он бы просто не стал связываться с ними и спокойно бы жил дома. А так... И целую неделю гольнурец демонстративно не разговаривал с женщинами. С угрюмым видом он сидел у окна в своей комнате и покидал её лишь тогда, когда Ника сообщала, что еда на столе в гостиной. Завтракал, обедал и ужинал Хавза в одиночестве, а, поев, тут же возвращался в "камеру", вновь устраивался на подоконнике и наблюдал, как Станислава обустраивает его тюрьму. Колдовала ведьма самозабвенно: клумбы, грядки, колодец, разнообразные строения то появлялись, то исчезали, то опять появлялись и прыгали вокруг неё, как сошедшие с ума миражи. Где в это время находилась Ника, гольнурец не знал, однако вечерами, валяясь без сна в постели, слышал, как женщины отчаянно и громко ругаются в гостиной. Поначалу его даже забавлял тот факт, что в рядах врагов согласия нет, но, постепенно, злость покинула Хавзу, и он понял, что для того, чтобы вырваться на свободу, ему необходимо заручиться поддержкой хотя бы одной ведьмы. Естественно, добиться расположения Станиславы было наилучшим вариантом, но, памятуя, как бушевала рыжая ведьма на поляне перед только что сотворённой виллой и каким презрительным взглядом награждала его всякий раз, когда они случайно сталкивались в коридоре, Хавза остановил выбор на Веренике.
Он стал улыбаться девочке, когда та приглашал его к столу, и ронял вежливое: "спасибо". Ника доброжелательно кивала в ответ, бросала на Хавзу настороженно любопытный взгляд и уходила. Он чувствовал, что девочке очень хочется поговорить, но почему-то она не решалась начать беседу. Это немного тревожило гольнурца, однако отступать он не привык. И вот, как-то утром, Хавза не стал выбираться из постели. Закинув руки за голову, он лежал на кровати, смотрел в окно на бледно-голубое чистое небо и ждал Нику. Услышав шаги в коридоре, он представил себе запанную мордашку девочки и мысленно улыбнулся. Вереника нравилась гольнурцу, она походила на маленького любопытного оленёнка, вечно ищущего развлечений и игр.
- Завтрак на столе, Хавза, - распахнув дверь, проворковала девочка.
- Спасибо, я не голоден, - печально ответил гольнурец, испытывая неловкость оттого, что ему приходится прибегать ко лжи.
- Вы чем-то расстроены?
- Ещё бы! Пока я прохлаждаюсь в этой глуши, мой бизнес рушится! Товары и деньги растаскивают конкуренты, а моих рабов продают на невольничьем рынке! Я банкрот! Даже если я выберусь отсюда, мне придётся начинать жизнь с нуля! Думаете, это легко?
- Конечно, нет, - прошептала девочка и поспешно добавила: - И всё-таки не стоит отчаиваться. В жизни всё может перемениться.
- Только не в моей, - с трагической мрачностью произнёс гольнурец и закрыл ладонью глаза.
Запоздало он подумал, что юная волшебница способна почувствовать ложь, и напрягся в ожидании обвинительных слов, однако Ника ничего не заметила. Напротив, она подошла поближе к кровати, и Хавза возликовал: девочка не ушла, оставив расстроенного пленника на произвол судьбы, и не позвала Станиславу, а значит, шансы поболтать с ней возросли. Почти не дыша, гольнурец ждал, когда Ника заговорит, однако девочка молчала. "Наверное, думает, что со мной", - решил Хавза и тяжело вздохнул.
- Мне тоже не нравится жить в этом доме, - наконец произнесла Ника. - Но придётся смириться. До тех пор, пока он...
Вереника замолчала, и Хавза рискнул убрать руку с лица. Девочка стояла перед ним, опустив голову, и сосредоточенно теребила кружевной манжет сине-жёлтого платья. "Какое уродство! Интересно, она сама так оделась или рыжая ведьма постаралась?" - подумал гольнурец, а вслух поинтересовался:
- Что значит "пока он"? Вы кого-то ждёте?
Ника что-то неразборчиво пробормотала себе под нос и строго взглянула на гольнурца:
- Да! Жду! И уже теряю терпение! - Голосок Вереники прозвучал требовательно и капризно, словно она высказывала претензии Хавзе. - Всегда считала, что он разгильдяй, а все его слова о любви - пустая болтовня! - Девочка замолчала, тряхнула аккуратно заплетёнными косами и умильно наморщила нос: - Ну-у... наверное он всё-таки любит меня.
- Кто?
- Артём.
Только один человек в Камии носил это имя, и Хавза мгновенно забыл о своих проблемах. Он и помыслить не мог, что ему представиться возможность поговорить на столь опасную тему. Резво оттолкнувшись от подушки, гольнурец сел и с затаённой надеждой взглянул на Веренику:
- Ты говоришь о принце Камии?
- Ну да. Видите ли, в Лайфгарме...
- Где это? - ошарашено уточнил гольнурец и испугался собственной несдержанности.
Но Ника охотно ответила на его вопрос:
- Лайфгарм - это мир, из которого мы пришли.
- Ага, простите, что перебил.
- Ничего страшного, - отмахнулась девочка и продолжила: - Так вот, в Лайфгарме Тёма был моим опекуном. Он помогал мне править Лирией, и мы должны были пожениться.
- Ясно, - с важным видом кивнул Хавза, уяснив себе, что девочка не простая наложница, а что-то типа лайфгармской кайсары.
- Ну вот, а раз мы почти муж и жена, значит, он не имел права от меня отмахиваться! Он должен забрать меня в свой замок и сделать принцессой! Тогда я и тебе смогла бы помочь, Хавза. Хочешь получить собственный дворец?
- Э-э-э... - протянул Хавза и облизал пересохшие от волнения губы. - Я почти не знаком с принцем, Ника.
- Познакомишься. Тёма очень общительный, и, когда он придёт за мной, вы обязательно подружитесь.
Гольнурец согласно кивнул, хотя и сомневался, что сын великого Олефира удостоит его своим вниманием. Да и не был уверен Хавза, что хочет этого внимания. Принц Артём отличался вспыльчивым и крутым нравом, и находиться с ним рядом было всё равно, что жить на склоне действующего вулкана. Так считали все камийцы. Во всяком случае назвать принца добрым, язык не повернулся бы ни у кого.
- А как давно ты знакома с принцем Камии, Ника?
- С рождения. Точнее он знаком со мной с моего рождения, он же старше! - Девочка хихикнула и уселась на кровать рядом с гольнурцем. - Мы все родились в Лайфгарме. И я, и Тёма, и Стася, и Дима...
- А это кто?
- Дима? Он Смерть! - категорично заявила Вереника, и Хавза застыл с выпученными глазами и открытым ртом. Девочка прыснула от смеха, хлопнула гольнурца по руке и весело добавила: - Пожалуй, действительно стоит рассказать тебе всё, с самого начала...
Несколько часов к ряду Хавза слушал о временном маге и его друзьях, с трепетом осознавая, что "принц Камии" лишь веха в трудном и опасном пути Артёма. Он верил и не верил девочке, но в конце концов признал, что она говорит правду: слишком логичной и вразумительной была эта история, чтобы принять её за детские фантазии. И мир перевернулся. Запертый под куполом рыжей ведьмы, Хавза оказался в центре событий. К привычной жизни возврата не было, и когда Вереника закончила свой рассказ, он поднялся с постели и опустился на одно колено:
- Моя жизнь принадлежит Вам, принцесса. Можете распоряжаться ею по своему усмотрению
В голубых глазах девочки сверкнуло недоумение:
- Я ещё не принцесса, Хавза.
- Но станете ею!
Гольнурец почтительно склонил голову, и Вереника с обидой наморщила нос:
- Мне не нужен слуга. Я искала друга!
Сердце Хавзы затопила гордость, ведь в одно мгновение из обыкновенного, пусть и уважаемого торговца он превращался не просто в вассала камийской принцессы, а в её друга. Новое положение открывало головокружительные перспективы, и гольнурец ринулся в омут с головой. Он расправил плечи и, прижав кулак к груди, с жаром взглянул на юную волшебницу:
- У тебя не будет друга, преданнее меня, Ника.
Возможно, это было не совсем то, что ожидала от него девочка, но вслух она ничего не сказала. Лишь улыбнулась своей неповторимой открытой улыбкой, от которой на душе гольнурца потеплело. Губы Хавзы сами собой растянулись в ответной улыбке, и Вереника радостно засмеялась:
- Ты хороший человек, я чувствую. Жаль, что я не открылась тебе ещё в Гольнуре, тогда мы бросили Стаську и отправились к Артёму. Меня тревожит, что он до сих пор не объявился. Вероятно, у него неприятности, а из-за Хранительницы я ничем не могу ему помочь.
- Принц - великий человек, Ника! - пылко проговорил Хавза, с трепетом сжав руку высокородной подруги. - Он и Дмитрий разрешат все проблемы и придут за тобой. Обязательно.
- Вопрос - когда? - Ника нетерпеливо тряхнула белокурыми волосами и встала: - Раз приходится ждать, давай-ка позавтракаем. Силы нам ещё понадобятся.
Вспомнив, что он по-прежнему в пижаме, Хавза покраснел, как спелый помидор:
- Обожди меня в гостиной, Ника. Я буду через пару минут.
- Ладно.
Закрыв за волшебницей двери, гольнурец с бешеной скоростью умылся, оделся и расчесал волосы. Он не знал, что ждёт его дальше, но, по крайней мере, жизнь перестала казаться ему серой, унылой и безнадёжной...
Хавза не прогадал. Заручившись поддержкой Вереники, он обрёл почву под ногами и смог по иному взглянуть на своё заточение. Теперь оно не виделось ему бесконечным - впереди, точно маяк в угрюмом ночном мраке, сиял образ принца-освободителя...
Ещё несколько дней, и Вереника с Хавзой стали неразлучны. Они болтали, гуляли по великолепному саду, окружающему виллу, или забирались на крышу и часами любовались чистым голубым небом и свободным полётом птиц.
Станислава почти не разговаривала с ними. Странная рыжеволосая женщина целиком и полностью была поглощена хозяйством. День за днём она кропотливо обставляла дом, тщательно подбирая каждую мелочь, возилась в саду или огороде и много часов проводила на кухне. Готовила ведьма восхитительно. Никогда в жизни Хавзе не доводилось пробовать столь изысканных и божественных на вкус блюд. Станислава ухитрялась обычный завтрак превратить в пиршество, а от девочки и купца требовалось лишь одно - попробовать каждое блюдо и выразить восхищение её кулинарными способностями.
Но идиллия закончилась неожиданно быстро. Как только Станислава обустроила дом и двор по своему вкусу, то решила, что дальше поддерживать хозяйство в чистоте и порядке обязаны все без исключения.
- Сад, огород и дом требуют постоянной заботы и ухода! - как-то за завтраком заявила она Хавзе и Веренике. - В моём доме не должны процветать тунеядство и разгильдяйство. Я этого не потреплю!
- И что ты предлагаешь? - кисло поинтересовалась Ника, ковыряя вилкой золотистую корочку сырника.
- Ты возьмёшь на себя уборку, а Хавза - мужские дела: гвоздь забить, дрова наколоть...
Вереника оттолкнула тарелку:
- Ты же маг, не забыла? Хочешь дров - наколдуй! Думаешь, я не понимаю, для чего ты всё это затеяла? Хочешь доказать, что маги могут жить, как обычные люди? Так вот, я - не хочу! - Девочка вскочила со стула и вперила обвиняющий взгляд в непроницаемое лицо Хранительницы: - Ты могла бы приказать Ключу вернуть мне магию! Мы нашли бы Артёма и Диму, вернулись в Лайфгарм...
- Нет! - как бритвой, отрезала Стася. - Мы будем ждать!
- Ты просто не любишь его! - взорвалась Вереника и швырнула тарелку с сырниками на пол. - Ты никого не любишь, кроме себя!
- Прекрати истерику.
- Я только начала!
Плотно сжав губы, Хранительница коснулась Ключа, и девочка мгновенно оказалась на стуле перед тарелкой с нетронутой порцией сырников. Станислава не спеша полила их сметаной, заменила салфетку и вилку и строго произнесла:
- Ты царица, Ника, и должна подавать своим подданным пример во всём. Для монарха неприемлемы вспышки гнева. Он должен держать эмоциями в узде.
- Кто бы говорил, - сквозь зубы процедила Вереника. - Став королевой Годара, ты впала в депрессию и бросила страну на произвол судьбы! Если бы не Розалия Степановна...
- Все мы совершаем ошибки, - невозмутимо перебила её Хранительница и перевела взгляд на застывшего в ужасе гольнурца: - И иногда наши ошибки могут стать роковыми.
Хавза нервно сглотнул: взгляд рыжеволосой ведьмы был безжалостным, а уверенность в собственной правоте - твёрже гранита. Действуя скорее инстинктивно, он сжал руку Вереники и быстро заговорил:
- Вы совершенно правы, Станислава. Раз уж мы живём под одной крышей, то обязаны поделить домашние дела. Я почту за честь вбивать для Вас гвозди и носить дрова.
Вереника посмотрела на приятеля, как на сумасшедшего, а Хранительница рассмеялась, довольно и зло:
- Отлично сказано, любитель мальчиков. Скоро ты поймёшь, что труд помогает человеку стать организованным и сильным духом.
- Бред, - прошептала Ника, закатив глаза к потолку. - Пусть Хавза пляшет под твою дудку - я работать не намерена!
- Тебе это только кажется, дорогая.
Станислава стиснула пальцами Ключ, и Вереника побледнела. Не в силах противиться магии, девочка поднялась со стула и подошла к раковине. Хавза проследил, как она включает воду и начинает тереть грязные тарелки мыльной губкой, и, похолодев, перевёл взгляд на Стасю. Он всем сердцем желал, чтобы великий принц Камии возник в столовой сейчас же и испепелил ненавистную ведьму. Но его надежды были тщетны, и гольнурец понимал это. Страшная, исполненная злобы женщина была сестрой Димы, а дружбу с ним, как следовало из рассказа Вереники, принц Камии ставил превыше всего.
- Не переживай, педик, - с презрением глядя на гольнурца, фыркнула Хранительница. - Ничего нашей девочке не сделается. Подумаешь, посуду помоет, а потом часок на грядках покопается. От этого ещё никто не умирал. А за работой подумает о собственной значимости! Да и ты без дела засиделся! Марш в курятник за яйцами! Да корзину возьми, а то с тебя станется - в руках десяток яиц тащить. А разобьёшь хоть одно - вместо курицы на насест полезешь! Ясно тебе, тупица?
- Да, госпожа, - быстро произнёс гольнурец и со всех ног бросился прочь из кухни...
Хавза тяжело вздохнул, отгоняя неприятные воспоминания, перехватил вязанку поудобнее и поднялся на крыльцо. Привычно ворча под нос ругательства, он пересёк холл, прошёл по коридору и ввалился в большую светлую кухню. Большую её часть занимала громадных размеров плита с десятком кипящих и булькающих кастрюлек и разновеликими сковородами, скворчащими и шипящими горячим маслом. Полки и полочки, уставленные банками со специями, крупами, маринадами и приправами, покрывали кафельные стены от пола до потолка. На столах и тумбах лежали и стояли дюжины металлических и деревянных лопаток, венчиков, ножей и прочих кулинарных приспособлений, о назначении которых Хавза мог лишь догадываться. В дальней стене белели плотно закрытые дверцы чудовищно огромного холодильника.
Через широкие арочные окна, распахнутые настежь, в кухню проникал прохладный утренний ветер. Он смешивал ароматы сдобы, супа и жарящегося мяса и уносил в сад, чтобы добавить к ним сладковатые запахи яблок, вишен и груш.
Станислава в лёгком шёлковом платье, подвязанном белоснежным кружевным фартуком, словно танцуя, двигалась вокруг плиты, помешивая соусы и супы, переворачивая мясо, досаливала, перчила и просто заглядывая под крышки, чтобы убедиться, что с её кулинарными шедеврами всё в порядке. На довольном и одухотворённом радостно сверкали изумрудные глаза, а с приоткрытых губ лился бодрый, неизвестный гольнурцу напев. Изо всех сил стараясь не потревожить ведьму, Хавза на цыпочках подкрался к свободной полке и с величайшей осторожностью водрузил на неё дрова. Станислава, придерживая в руке большую круглую крышку, внимательно рассматривала содержимое высокой серебристой кастрюли. Хавза мысленно пожелал себе удачи и засеменил к двери, надеясь убраться из кухни как можно быстрее - раз Станислава была занята, у них с Никой появился шанс полениться. Обычно для этого они забирались на крышу, и гольнурец уже предвкушал часок-другой праздного безделья.
- Стоять! - проревела Хранительница, и Хавза, скривившись, словно от зубной боли, замер. Он представил себе недовольную мину хозяйке и предпочёл не оборачиваться.
- Что-то ещё, госпожа?
- Я пометила галочкой две вязанки!
- Уверяю Вас, госпожа, я тщательно осмотрел все ярлыки. Наверное, Вы собирались, но...
- Тупица!
- Я сейчас же вернусь в сарай...
- Как ты мне надоел! Мразь! - прошипела Стася, и Хавза поспешно обернулся, чтобы (чего доброго!) не огрести половником по затылку.
От выражения свирепой ярости на лице Станиславы гольнурца прошиб пот. Он никак не мог понять, почему могущественная колдунья испытывает к нему, обычному камийцу, столь сильную ярость. А уж когда Хавза увидел, что половник в руке рыжеволосой ведьмы превратился в тесак, сердце упало и застучало где-то в районе пяток.
- Что я Вам сделал, госпожа? Я выполняю все Ваши приказы!
- Но это не может изменить твоей гнусной сути!
- Но у нас в Камии...
- ...живут одни извращенцы! - прорычал Станислава, потрясая в воздухе тесаком. - Вы - озабоченные уроды!
За долгие дни, проведённые в доме ведьмы, Хавза повидал всякое. Станислава была крайне несдержанной женщиной и за словом в карман не лезла. Она могла без видимой причины наорать и на гольнурца, и на юную волшебницу, а потом долго и нудно рассуждать о вреде магии, хотя сама пользовалась ею постоянно. Но такой необузданной вспышки ярости Хавза не видел ни разу. Сжимая тесак, ведьма наступала на него с перекошенным злобой лицом, и в прекрасных изумрудных глазах горела жажда убийства. Гольнурец, с трудом сдерживая панический крик, оробело попятился к двери. Убежать от взбесившейся магички он не мог, и в ужасе ждал, когда холодное лезвие вонзиться в его тело. "О, нет! Не хочу! Не хочу умирать!" - отчаянно подумал Хавза и, ощущая всю бесполезность сопротивления, опрометью рванулся к выходу. Он вихрем промчался через кухню, рванул на себя дверь и едва не сбил с ног Веренику. Чтобы девочка не упала, гольнурцу пришлось обхватить её руками.
- Извини, - заикаясь, шепнул он, схватил Нику за руку и ринулся вперёд.
- Куда ты меня тащишь?!
- Потом! Нужно уносить ноги!
К счастью, девочка не стала ни о чём спрашивать и сопротивляться, и они быстро достигли холла. Спиной ощущая ярость и ненависть рыжеволосой ведьмы, Хавза выбежал из дома и понёсся в сад. Вереника молча бежала рядом, надеясь, что рано или поздно камиец остановится и всё объяснит. Так оно и случилось. Тяжело дыша, гольнурец остановился возле пышного куста боярышника, всего в нескольких метрах от щита, отделяющего их тюрьму от остального мира, и посмотрел в глаза Веренике:
- Она сошла с ума!
- Стаська? - рассмеялась девочка. - Да она давно не в себе, ты что, раньше не заметил?
- Она бросилась на меня с ножом!
- Эка невидаль! - беспечно отмахнулась Вереника. - У неё просто аргументы закончились.
- Какие аргументы?!
- Доходчивые.
- Шутишь, да? А мне не до смеха, Ника. Она собирается убить меня!
- Стаська? - Девочка недоверчиво покачала головой и усмехнулась: - Вот умора! Ты что, действительно думаешь, что она...
- Хавза! - донеслось от дома. - Немедленно иди сюда, извращенец, а не то я тебя на клочки порву!
Гольнурец затравленно огляделся и хотел было нырнуть за куст, но Ника удержала его за рукав:
- Да что с тобой, в самом деле? Иди к ней, она уже остыла.
- Ну уж нет, - замотал головой Хавза и решительно высвободил руку: - Говори, что хочешь, но интуиция подсказывает мне, что ведьма хочет разделаться со мной. А интуиция меня ещё ни разу не подводила.
- Всё равно от Стаськи не спрячешься.
- А то я не знаю, - буркнул гольнурец, опасливо покрутил головой и со вздохом полез в кусты.
Вереника проводила Хавзу насмешливым взглядом.
- Ещё неизвестно, кто из вас спятил, - ехидно заметила она и зашагала к дому, а над садом гремел грозный голос Хранительницы:
- Хавза! Ну-ка покажись! Немедленно!
"Она что, действительно, спятила? - с досадой подумала Вереника. - Если ей нужен этот несчастный камиец, выдернула бы его с помощью Ключа. А так..." Девочка не успела додумать: обогнув низкую раскидистую грушу, она нос к носу столкнулась со Станиславой.
- А вот и ты! - возликовала Хранительница, потрясла в воздухе тесаком, и солнечный лучи блеснули на широком отточенном лезвии. - Видела его?
Вереника отвела взгляд от ножа и посмотрела в кипящие гневом изумрудные глаза:
- Зачем ты его напугала?
Из горла Станиславы вырвался клокочущий злобный смешок:
- Надеюсь, он трясётся под каким-нибудь кустом. Пусть трясётся! Когда я его найду, мало ему не покажется. Тупица! Грязный извращенец! Он мне заплатит за всё!
- Да что с тобой?! - в сердцах воскликнула Вереника. - Ты гоняешься за несчастным парнем, как спятившая маньячка!
- Своим присутствием он оскверняет мой дом!
- Он горбатится на тебя с утра до вечера!
- Он мне омерзителен!
- Так отпусти его!
- Чтобы он рассказал о нас всем и вся? Лучше - убить!
Вереника нахмурилась. На её памяти Хранительница ещё никогда не была так близка к убийству. "Бессмысленному убийству!" - уточнила для себя девочка и твёрдо произнесла:
- Дело не в Хавзе.
- Да что ты понимаешь, малявка?..
- Тебя, как и нас, достало сидение в четырёх стенах!
- Чушь!
- Так докажи обратное! - рыкнула Вереника и, подавшись вперёд, ткнула пальцем в блестящее лезвие тесака: - Быть домохозяйкой, может быть, и прекрасно! Но дом строят для кого-то Стася! Для людей, которых любишь! А для кого построила дом ты?
- Для себя!
- Именно! И теперь тебе одиноко в нём! Давай найдём наших друзей! Диму, Тёму, Ричарда...
- Им не нужен дом! - яростно выкрикнула Станислава, и над садом пронёсся швальный порыв ветра, срывая с ветвей плоды и листья.
Красное спелое яблоко камнем врезалось в плечо девочки, и она вскрикнула от боли. Прижав ладонь к ушибленному месту, Ника сердито взглянула на Хранительницу и зашагала к дому, бросив через плечо:
- Можешь убить Хавзу, но не жди, что я заменю его! Я скорее повешусь, чем буду и дальше выполнять твои приказы! И плевать мне на твою магию!
- Магию... - выдохнула Хранительница и, ругая себя на чём свет стоит, ухватилась за Ключ: - Хавза!
Несчастный гольнурец тотчас возник рядом со Стасей. Он сидел за кустом на корточках, и так и остался сидеть перед хозяйкой, ошалело глядя на тесак в её руке. Вереника, обернувшаяся на возглас Хранительницы, мысленно выругалась и устремилась обратно.
- Хватит беситься, Стася! - выкрикнула она, загородив собой гольнурца. - Если ты его зарежешь, мне и общаться-то будет не с кем в этой глуши!
Станислава позеленела от злобы:
- Да не собираюсь я его убивать! Но проучить - проучу!
Услышав, что убивать его не будут, Хавза несколько приободрился. Конечно, получить взбучку от обезумевшей ведьмы тоже было неприятно, но, по крайней мере, не смертельно. Гольнурец медленно поднялся на ноги и открыл рот, чтобы сказать хозяйке, что готов понести наказание, однако Вереника опередила его.
- Тогда и меня накажи! Помнишь подгоревший омлет? Так вот: это я подбросила дров в плиту, чтобы он сгорел! А порванное бельё, которое ты штопала три дня кряду? Это я запихнула мышей в твой шкаф! И грядку испортили не кроты, а я! А сегодня утром, я вылила ведро воды на твою кровать, так что в спальне тебя ждёт сюрприз!
- Ах, ты маленькая мерзавка! Вот как ты платишь мне за своё спасение?!
- Спасение?! - возмутилась Вереника. - Ты отняла у меня свободу!
- А ты бы хотела закончить жизнь в камийском борделе?
- Тёма бы этого не допустил!
- А где он был, твой Тёма, когда тебя лапали работорговцы? Что-то он не слишком спешил выручать тебя из беды!
- Дура!
- Сама такая!
Хавза вжал голову в плечи и попятился: ругающиеся колдуньи походили на разъярённых тигриц, и ему совсем не хотелось стать их добычей. Страшась повернуться к ведьмам спиной, гольнурец отступал и отступал, пока не уткнулся в шершавый ствол яблони. Хавза остановился, вознёс мольбу покойному Олефиру, чтобы тот утихомирил распоясавшихся женщин, и понёсся к дому, не в силах противиться инстинкту самосохранения, который требовал уйти, зарыться, спрятаться где-нибудь и больше никогда не попадаться на глаза колдуньям. В какой-то момент в сознании Хавзы мелькнула мысль, что он поступает не честно, оставив лишённую магии Веренику один на один с разъярённой Станиславой, но вспомнив, как остервенело засверкали её голубые глаза, едва лишь речь зашла о принце Камии, гольнурец решил, что девочка и без колдовства сумет дать отпор рыжеволосой ведьме. "Правда, потом, Ника и меня порвёт на части. И будет права. Я не должен был её оставлять. Трус!"
До огромной, тёмного стекла двери гольнурцу оставалось всего несколько шагов.
- И куда я бегу? - пробормотал он и остановился. - Похоже, я безумец, почище рыжеволосой ведьмы.
Хавза перевёл дыхание и собрался броситься обратно, но тут стеклянная дверь распахнулась, и из дома вывалились двое мужчин - рыжеволосый коротышка в усеянном золотыми солнышками балахоне и широкоплечий великан в чёрном кожаном костюме. Вид у обоих был встревоженный и сердитый. И очень-очень опасный. Ноги Хавзы приросли к земле. Он отчаянно пытался понять, как чужаки пробрались через щит Станиславы, и вдруг до него дошло: "Маги!" Гольнурцу захотелось стать маленьким и забиться в какую-нибудь щель, но он не смог заставить себя сдвинуться с места.
Тем временем мужчины спустились с крыльца и остановились перед Хавзой, с настороженным любопытством разглядывая его с головы до ног.
- Кто ты такой? - разорвал тишину требовательный голос рыжеволосого.
- Хавза, - послушно ответил гольнурец и, впервые в жизни, рухнул в обморок.
Глава 9.
Спутники принца Камии.
Облака - горы горячей липкой ваты - наваливались на грудь, мешая дышать. Дмитрий силился разогнать их, но пушистое и одновременно скользкое, как манная каша, месиво обволакивало и сковывало руки. С трудом освободив их, он вновь бросался в бесконечный бессмысленный бой, проигрывал и, подавляя стон, замирал, чтобы перевести дыхание...
- Дима!
Маг с трудом повернул голову: по белому, клокастому полю к нему приближался человек в чёрном, блистающем серебром плаще. В спутанных, пшеничных волосах играл лёгкий ветерок, а шоколадные глаза светились, как коричневые гранаты.
- Тёма... - едва шевеля сухими, потрескавшимися губами, прошептал Дима, и принц Камии мгновенно оказался рядом.
- Вот уж не ожидал, что ты заболеешь, - презрительно скривился он, положил прохладную ладонь на пышущий жаром лоб, и Дима почувствовал, что густые манные облака истончаются, редеют и исчезают.
Дышать стало легче, сведённые в болезненных судорогах мышцы расслабились, а рот и горло смягчила кисловатое, тёплое питьё. Дмитрия потянуло в сон, но резкая, как удар огненного меча, боль, прошла вдоль позвоночника, заставив мага издать короткий болезненный полустон-полукрик.
- Не спать! - жестко приказал принц Камии.
Дмитрий послушно распахнул глаза и уставился на расшитые золотыми птицами занавески. Длинные, сияющие хвосты подрагивали и колыхались, и магу привиделось, что птицы, пришпиленные к ткани иголками искусных вышивальщиц, также как он стремятся вырваться на волю, взлететь в бледное камийское небо и бесконечно кружить там, радуясь свободе...
- Умничка! - услышал он сочащийся злорадным удовлетворением голос, а потом пленённых птиц заслонило бледное, чужое лицо принца Камии.
Пшеничные пряди падали на лоб, и, чтобы не смотреть в истекающие ненавистью глаза, Дима стал рассматривать то, что принадлежало Тёме - волосы, всегда непослушные и спутанные так, словно они никогда не знали расчёски. "Кем бы он ни был, он - мой друг", - отрешенно подумал Дима и, сделав над собой усилие, перевёл взгляд на принца Камии. На краткий, почти неуловимый миг, жестокие шоколадные глаза потеплели, и Дима увидел лучащегося счастьем мальчишку с тёмной бутылкой в руке. С ликующим видом Тёма наполнил взявшиеся из ниоткуда бокалы и протянул один из них угрюмому, темноволосому подростку. "Это же я!" - мысленно воскликнул Дмитрий и приготовился смотреть что будет дальше, но...
- Как ты себя чувствуешь? - раздался ехидный голос принца.
Видение исчезло, как исчезает в лесной чаще олень, испуганный хрустом ветки, и Дима разочаровано вздохнул.
- Отвечай! - поторопил его принц Камии и едко заметил. - Тогда ты долго отнекивался, а потом всё же соизволил выпить, и, желая произвести на меня впечатление, убил моё дерево. И только вмешательство моего любимого магистра спасло тебя от гнева Белолесья! Он любил тебя, а ты заставил меня убить его! Ненавижу!
Лицо принца Камии исказила злоба. Он зашипел, словно взбесившаяся змея, и Дима закусил губу: на него обрушилась боль. Нещадно ломили и дёргались израненные ноги, судороги сводили тело, бередя едва затянувшиеся раны. При каждом вздохе из груди вырывались болезненные хрипы, а в горле полыхал пожар...
- Так-то, братец, - удовлетворённо кивнул принц Камии и весело рассмеялся. - Твоя жизнь в моих руках. И я недолго буду держать её! За убийство моего великого отца ты приговорён к смерти!
Артём немного подождал, надеясь, что Дима хоть как-то отреагирует на его слова, но тот лежал словно мёртвый и лишь дрожь, время от времени пробегавшая по телу, говорила о том, что в нём ещё теплится слабая искра жизни. В уголке рта набухла и покатилась по подбородку капелька крови, голубые, как осеннее небо глаза подёрнулись пеленой, и Артём испуганно вскрикнул:
- Не умирай! Не надо бросать меня, Дима!
В его голосе прозвучали истерические нотки, руки затряслись, а по щекам побежали солёные ручейки. Ощутив слёзы на губах, Артём вздрогнул, и Диму захлестнули чувства друга: боль и одиночество, страх и отчаяние, ненависть и любовь.
- Ты опять уходишь от меня, Дима! Не пущу! Останься! Я люблю тебя! И буду оплакивать вечно! Пожалуйста!
- Я рядом, - превозмогая боль, прохрипел Дмитрий, и на эти слова ушли последние силы.
Тяжелые веки сомкнулись, и он рухнул в темноту, которая с радостью приняла его в объятья и стала баюкать как ребёнка, напевая и шепча ласковые слова. Боль исчезла, словно её не было, а душа невесомой радостной пушинкой заскользила среди бескрайнего океана тьмы...
- Дима!!! - взвыл Артём и упал на тело друга. - Вернись! Я не могу без тебя! Дима!
Беспросветная мгла всколыхнулась, нехотя выпустила добычу, и мощный луч серебряного света пронзил её необъятные глубины.
- Тёма... Я иду, Тёма...
Луч преломился, осенив фигуру в чёрном, как сама тьма, плаще, и глаза Димы заслезились от яркого света и боли, вернувшейся в тот миг, когда он осознал, что снова лежит в кровати, напротив окна с пленёнными золотыми птицами. "А ведь я мог остаться там, в тишине и покое", - мелькнула предательская мысль, и в ушах раздался горький, злой хохот.
Артём скатился с кровати, вскочил на ноги и заговорил, распаляясь с каждым словом.
- Успеешь! Я не хочу, чтобы ты блаженствовал во тьме! Ты должен страдать здесь, под белым солнцем Камии, изнывая от скорби по моему великому магистру, и рыдать горючими слезами. Так же, как я! Ибо мы навеки потеряли его! А скоро я потеряю тебя, и жизнь станет постылой и ненужной, и вся Камия будет вечно страдать от горя, от того что он умер, и ты умер, и я опять остался один! Моя судьба - одиночество!..
Захлёбываясь рыданиями, Артём добрёл до постели и упал рядом с другом, лицом в подушку. Дима глубоко вздохнул, собрался с силами и повернулся на бок, чтобы обнять безумного друга. В глазах помутилось от боли, но он всё-таки сумел обнять Тёму и прижать к себе. И вспомнив, как тьма убаюкивала его, стал шептать её слова на ухо другу. Язык едва ворочался, слова выбирались из горла измученными и бледными - так выбираются на свет люди, неделями плутавшие под землёй. И, как спасшиеся из каменного плена люди радуются свету и чистому воздуху, так и слова Димы, вынесенные из бездонной тьмы, лились на Артёма живительным бальзамом. Безутешные рыдания сменились слабыми всхлипываниями, и вскоре в комнате слышался лишь хриплый, усталый голос Дмитрия. Он говорил и говорил, боясь, что если замолчит хоть на секунду, Артём вновь заплачет, а Дима больше всего на свете желал, чтобы его Тёма не плакал никогда.
Временной маг успокоился, прижался к другу, словно ища защиты, и прошептал:
- Мы больше никогда не расстанемся. Ты всё время будешь со мной, а когда наступит час казни, я сам убью тебя, и... - Артём всхлипнул, - ...и ты уйдёшь к моему любимому магистру, и я снова останусь один... Меня всегда все бросали!
Дима погладил друга по спине, опасаясь, что тот снова заплачет. Однако Артём вырвался из его объятий, вскочил с кровати и мотнул головой:
- Не смей ничего обещать, братишка! Ты не обманешь меня! Я буду делать то, что захочу! А я хочу убить тебя!
Стараясь не шевелиться, ибо каждое движение причиняло боль, Дима смотрел на безумного друга и думал о том, что если бы он мог выпустить дремлющую внутри силу, то обязательно бы вылечил его, или хотя бы попытался. "Интересно, почему целитель не может помочь? Если легенды не врут, он на самом деле хорош. Или безумие принца Камии ему не по зубам?"
- Принц Камии нормальный! - завопил Артём. - Это они все сумасшедшие! И Солнечный Дружок, и Ричард! Они больше не будут донимать меня. Хватит! Принц Камии нашёл для этих бунтарей уютный уголок, из которого им не выбраться! Сначала я разберусь с тобой! А потом с ними, а потом... Маша!!! - во всё горло заорал Артём, и в комнате появилась Маруся в сером замшевом костюме.
Девушка взглянула на Диму, Артёма, на миг прикрыла глаза и тихо спросила:
- Где Ричард?
- Не твоё дело, наложница! Ты принадлежишь мне! И разговоров о муже я не потерплю! - заорал принц Камии. - Стой и слушай! Я убью Диму и продолжу дело своего великого отца! Ты станешь праматерью камийских магов, как он и хотел! Но сначала - Дима! Вставай, братец! Пришёл час расплаты! Но, прежде, чем ты умрёшь, ты осознаешь, какого великого правителя лишился мой мир! Олефир был отцом камийского народа, и все мы осиротели, потеряв его! Особенно я!
На глазах принца заблестели слёзы, он вытер их полой чёрного плаща и взмахнул рукой. Дима вздрогнул, дёрнулся, как будто сквозь его тело прошёл электрический ток, и вздохнул всей грудью: он снова был здоров.
- Вставай! - скомандовал Артём, и невидимая, мощная сила выдернула Дмитрия из постели и неожиданно мягко поставила перед другом. - Пошли, братишка!
- Как скажешь, Тёма, - покладисто кивнул Дима, оглядел чёрные брюки и сапоги, белую шёлковую рубашку и поправил чёрный плащ с красным подбоем. - Я готов следовать за тобой, куда пожелаешь.
- Ещё бы, - ехидно хмыкнул принц Камии, - ты ведь мой пленник!
Дмитрий улыбнулся и снова согласно кивнул:
- Пленник, так пленник.
Щёки Артёма побледнели, а губы задрожали от гнева:
- Что ты всё время соглашаешься, тряпка? Я, между прочим, собираюсь убить тебя!
- Ты уже говорил, - мягко сказал Дима. - Ты убьёшь меня, а потом продолжишь дело великого Олефира, так?
- Да! - взвился принц Камии, шагнул к Марусе и схватил её за руку. Оглядев девушку с головы до ног, он довольно цокнул языком и сально улыбнулся: - Нам будет хорошо вместе, детка!
Нервно сглотнув, Маруся беспомощно посмотрела на Диму, но он, повернув голову к окну, пристально рассматривал занавески с золотыми птицами.
- Ревнует, - заговорщицки шепнул ей на ухо временной маг и весело подмигнул: на кратчайший миг из глубин безумия вынырнул светлый мальчик Тёма. Однако бездна вновь поглотила его, и на Марусю уставился безумный принц Камии.
- Вот, надень! - Артём протянул ей витую серебряную цепочку, на которой болтался медальон в виде головы волка. - Твоё клеймо и твоя защита. Никто не посмеет тронуть тебя! Кроме меня, конечно!
Маруся сжала медальон в ладони и подняла грустные, как у больной собаки глаза:
- А как же Ричард? Ему не понравится, что я ношу такое же украшение, как твоя Сабира.
- Неужели всё, что я сказал, ты пропустила мимо ушей? - с убийственной лаской поинтересовался принц Камии и нежно провёл кончиками пальцев по щеке девушки. - Я забираю тебя. Забудь о Ричарде. Ты камийка, и будешь жить по законам родного мира. А наши женщины не выходят замуж. Тебе и так сказочно повезло: длительная командировка на Землю, потом в Лайфгарм, триумфальное возвращение на Родину камийской мечтой! А дальше, больше: любимая наложница принца Камии - праматерь камийских магов! Звучит как музыка!
Проникновенная речь принца ошеломила Марусю. Растерянно хлопая глаза, она смотрела на него и беззвучно шевелила губами, подыскивая достойный ответ. Но все слова, приходившие в голову, казались глупыми и неубедительными. Артём лучезарно улыбнулся и ободряюще похлопал её по плечу:
- Насчёт Сабиры не волнуйся! Она уже надоела мне! Я сегодня же отберу у неё медальон, и ты станешь моей единственной женщиной! Согласна?
- Нет... - еле слышно проговорила Маруся и зажмурилась в ожидании удара, но принц Камии лишь расхохотался.
- Иного ответа я и не ждал. Что ж, придётся действовать иначе. Дима!
Дмитрий послушно обернулся. Он чувствовал, чем закончится история с медальоном, и его не отпускало ощущение, что он уже переживал подобные сцены. "Шантаж!" - с горьким сожалением подумал он и вопросительно взглянул на друга.
- Молодец, братец! Схватываешь на лету! - обрадовался Артём и проникновенно посмотрел на Марусю, которая всё ещё стояла с закрытыми глазами. - Полно бояться, девочка! Мои требования будут просты и понятны!
Девушка приподняла веки, и Артём одобрительно кивнул:
- Так-то лучше! Мне нравится смотреть в глаза собеседнику! Так вот, драгоценные мои, все наши друзья - мои заложники, и живы до тех пор, пока вы беспрекословно выполняете мои приказы! А за мелкие ошибки будете расплачиваться лично. Нет, лучше поступим так: кто бы из вас ни ошибся - накажу обоих! - Принц Камии самодовольно ухмыльнулся и обратился к Марусе: - Что ты должна сделать в первую очередь, детка?
Девушка молчала, крепко сжимая в ладони ненавистный медальон, и Дима положил руку ей на плечо:
- Сделай то, что он просит, Маша. Я не хочу, чтобы он мучил тебя!
- Хорошо... - еле слышно прошептала Маруся, накинула на шею витую цепочку, поправила волосы и заплакала от обиды: Дима вновь отказался от неё.
- Будет считать это слезами радости! - саркастически улыбнулся принц Камии и одобрительно похлопал друга по плечу: - Если ты и дальше будешь вести себя столь же разумно и послушно, братишка, я дарую тебе лёгкую и приятную смерть!
В руках Артёма появился белоснежный платок. Он сунул его Марусе и приказал:
- Вытри слёзы, девочка. Я собираюсь представить вас моей свите, а большинство камийцев терпеть не могут рыдающих наложниц.
Дрожащей рукой девушка вытерла слёзы и несколько раз глубоко вздохнула. Прошла минута, другая, и её руки перестали дрожать, на щеках заиграл румянец, а лицо стало бесстрастным и спокойным.
- Я готова, господин, - тихо, но твёрдо произнесла Маруся, и Артём зааплодировал: