Клюкин Павел Владимирович : другие произведения.

Гибель химеры (Тайная история Погорынья). Часть2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 3.66*7  Ваша оценка:


   Часть 2.
   Глава 1(2). Конец августа - начало сентября 1125 года. Ратное - Михайлов городок.
  
   Первая половина дня совсем не задалось Кузьке. Все последнее время оружейный мастер Младшей Стражи был занят детальным осмотром, чисткой и ремонтом трофейной воинской справы, добытой в походе за болото. Работы было много, а толку от выделенных помощников - Киприана и Назария, как иногда по-взрослому они называли себя, а по-простому Кипрюхи и Назарки, как звали их все окружающие, почти никакого. И если Киприан, отличавшийся спокойным и вдумчивым характером, потихоньку перенимал секреты технического мастерства и уже вполне мог самостоятельно выполнять значительное число несложных операций, то Назарий ...
   Быстрый и подвижный, как ртуть, он на лету схватывал разные тонкости непростого оружейного ремесла, до которых его напарнику приходилось доходить днями и неделями. Разные "технические" идеи так и фонтанировали из него и Кузьме Лавровичу, как почтительно именовали Кузьку его юные помощники, то и дело приходилось спускать мечтателя с небес на землю. Иногда хватало строгого взгляда, но зачастую дело доходило и до подзатыльников. Но так же быстро, как и вспыхивал, Назарка остывал к своим задумкам, если они не поддавались его стремительному натиску. Пару раз в таких случаях Киприан приходил дружку на помощь и доводил его замыслы до практического применения, но еще больше всяких недоделанных штуковин валялось на заднем дворе академической кузни.
   Вот и накануне Назарка попытался отковать какой-то замысловатый резец по дереву, но только зря перевел пару сломанных ножей и, главное, большую часть оставшегося запаса древесного угля. Утром, узнав, что угля осталось всего лишь на пару дней работы, Кузьма рассвирепел и, схватив первую попавшуюся под руку железяку, погнался за виновником этого безобразия. Но у того все же хватило ума рвануть во всю прыть, скрыться в помещениях "девичьего взвода" и упасть в ноги "матушке-боярыне" Анне - старшей. В итоге оружейного мастера Младшей Стражи, ворвавшегося спустя мгновения следом, уже ждал "теплый" прием, весьма схожий с приемом пчелами назойливого медведя. От эпитетов, которыми девки наградили нарушителя спокойствия, свернулись бы в трубочку и уши взрослого мужика. Анна Павловна же, властным жестом уняв своих подопечных, просто послала Кузьку ... к Неклюду, в лесную кузню.
   Волей-неволей пришлось брать лошадь и отправляться к артельному кузнецу. Но и там ждала его неудача - Неклюд с помощниками еще с раннего утра отправился на поиски болотной руды, запасы которой тоже подходили к концу. Как рассказал шестилетний сынишка кузнеца, оставленный отцом присматривать за кузней, Неклюд хотел использовать для поисков последние теплые деньки уходящего лета. Заглянув в угольный сарай и убедившись, что и там угля осталось - кот наплакал, Кузьма даже сплюнул от злости. По-любому приходилось ехать в Ратное к отцу. А значит, снова все технические дела в Академии встанут. Кивком попрощавшись с пацаном, который широко распахнув глазенки разглядывал притороченный у седла самострел, Кузька устремился по лесной тропинке в сторону Ратного.
   Не успел он проехать и пары сотен шагов, как до него донесся стук нескольких топоров. Вскоре показалась и делянка, где десятка два мужиков во главе с рыжебородым Жагрой валили дубы и высокие, как однажды сказал Михайла - "мачтовые", сосны.
   - Бог помощь!
   - Спасибо на добром слове, паря! Как зовут-то тебя? Ты ж вроде как родич воеводы Корзня? - видно было, что Жагра рад новому человеку и не прочь чуток поболтать с ним.- К нам по делу или так, мимо проезжал?
   - Кузьмой меня звать, а воеводе я внуком довожусь.
   - Вон оно что, стало быть, ты брат Михайлы?
   - Двоюродный. А мимо вас просто проезжал - я в лесной кузне у Неклюда был, а теперь в Ратное еду.
   - А что за дело у тебя в кузне было? Пошабашьте пока, ребята, - повернулся он к своим лесорубам,- кваску вон испейте. Тебе, кстати, не налить? Мы сегодня брусничного с собой прихватили. Пока дерево свалишь - семь потов сойдет да вся глотка пересохнет, вот только квасом и спасаемся.
   - А не откажусь, - Кузька соскочил на землю и повел коня в поводу вслед за Жагрой.
   На дальнем конце делянки у небольшого шалашика стоял открытый бочонок, в котором плавал искусно вырезанный ковшик.
   - На, держи. Первый завсегда гостю, - зачерпнув из бочонка, Жагра передал собеседнику ковш.- Так чего, говоришь, в кузню ездил?
   - Ну да, хотел у Неклюда насчет угля узнать, - прохладный, чуть вяжущий напиток, как бы сам собой испарился из емкости. - А то у нас его и не осталось почти.
   - А чего узнавать-то? Дело нехитрое, бери и жги. Али дерева мало в лесу?
   - Так я хотел уже готового спросить. Да и не знаю я тонкостей этого дела.
   - А тебе-то уголь зачем? Неклюд кузнечит, так пусть он и добывает себе уголь, когда потребно будет.
   - Мой батя, Лавр Корнеич - тоже по железу работает, только в Ратном. А я в нашей Младшей Страже оружейный мастер. Вся воинская справа на мне. Ну и, конечно, простыми вещами тоже заниматься приходится. Вот почти весь запас угля, какой был, к концу и подошел.
   - Стало быть, уголь нужен? Ну, а что взамен?
   - Взамен? А чего нужно-то?
   - Да в хозяйстве ведь завсегда железная ковань потребна. Давай так - я со своими людьми для вашей мастерской выжиг угля налажу, а ты с помощниками - нам в обмен из железа чего нам потребно изготовите - подковы там, гвозди, ну, что для хозяйства сгодится, словом.
   - Пожалуй, я согласен. Только вот с отцом и Михайлой посоветуюсь - сколько за пуд угля железной ковани давать. И еще - расскажи, а как вы уголь-то жечь будете?
   - Советуйся, конечно, раз твой отец кузнечит, то ему всякая цена на железный товар знакома - лишку не возьмем. А как уголь жгут? Расскажу, чего ж не рассказать - дело нехитрое, только времени да рабочих рук требующее. Вот, смотри: валим мы лес, отмеряем бревна нужного размера, а из ветвей, щепы да коры складываем кострище размером... сажень на сажень да высотой примерно в людской рост. Затем еще готовим дерн, и обкладываем им всю кучу.
   - А это еще для чего?
   - Чтобы дерево не сгорело почти все, а только "прожарилось". Вспомни костер - если оставить его свободно гореть - одна зола останется, а если вовремя землей забросать, то вот он уголь как раз и получится. Однако, не сбивай меня. Хочешь научиться - слушай, а потом, как делать будем - приезжай, смотри. Так вот, как кучу дерном обложили, поджигаем и день да ночь глядим, чтоб все как должно шло, чтоб открытого пламени не было. Чуть только появилось - надо его дерном заложить. Потом кучу заливаем водой, а после перебираем да просеиваем, на это еще день. Всего, стало быть, за раз выходит двадцать - двадцать пять пудов угля. А сколько вам его всего потребно - это ты сказать должен.
   - Да уголь лишним никогда не бывает. Вот только сомнение меня берет - разве столько много веток останется, чтобы из них хоть пудов триста угля получить? А ведь этого едва-едва на десять пудов ковани хватит.
   - Сомневаешься? Ну, пошли, глянем.
   Вместе они прошагали к противоположному концу вырубки, где возился с длинной жердью высокий сутулый мужик.
   - Скажи-ка, Бажен, сколько всего на строительство бревен будет потребно и каких?
   - А ты что, проверять меня вздумал, старшой? Так ведь я не Сучок, и не Алексей, я за все градские дела не в ответе.
   - Да нет, никто тебя не проверяет. Тут вот ведь какая штука. Вот Кузьма, ты его видал, небось? Так вот мы с ним договорились насчет обмена - уголь на железную ковань.
   - Дело хорошее,- он сделал топором зарубку на поваленном стволе и повернулся к подошедшим.- Ну, а я здесь каким боком?
   - Так он и хочет посмотреть - много ли после разделки на бревна веток остается, сколько мы сможем ему угля жечь. Глядишь, и из Ратного заказ на уголь будет.
   - А... Тогда совсем другое дело. Значит так. Гляди, Кузьма, - с этими словами Бажен снова взялся за свою жердь.- От башни до башни считаем двадцать пять саженей, да в высоту - сажени четыре. Стало быть, на все про все нужно: бревен пятисаженных сто да еще полста, четырехсаженных - восемь сотен без трех десятков, да трехсаженных - одиннадцать сотен без малого. А кроме того - тесниц двухсаженных - две сотни, да полуторасаженных - тыщи полторы. Это только на стену между башнями. На сами же башни отдельно надо считать.
   - Вот у меня жердь, - подходя к лежащей сосне, продолжал он. - Я ее длиной как раз в одну сажень сделал. Ею я все сваленные дерева меряю. Из одного - одно бревно нужной длины и выходит. Редко когда два трехсаженных выкроить удается. Ближе к вершине для градского дела дерева нет - уже и ствол тонкий совсем и веток и суков полно, словом, возни много, а толку чуть. Да и, правда сказать, не в пустой степи живем - вон, вокруг дерева сколько. Так что, если всего лес считать - половина на половину выходит. Половина - бревна да тесницы, другая половина - дрова.
   - Не забудь, что разное дерево на разные дела идет, на одни дуб, на другие - сосна, а на третьи - липа.
   - Ну, это он, небось, и сам понимает, парень-то смекалистый. Нет, это ты, старшой, здорово придумал - попутно уголь жечь. Кстати, и пни также выгорать будут. Только надо все начинать тогда, когда на новую делянку переберемся.
   - Почему?- удивился Кузьма.
   -Уж больно угарно от угольного огнища будет, - снисходительно глядя на Кузьку, пояснил Жагра.- Вот ты, небось, замечал, что от долгой работы в кузне голова болит, на свежий воздух выйти тянет? А здесь, почитай, целый день такая кузня будет.
   - Ага, понял.
   - Ну, раз понял, то совсем молодец. Тогда езжай, да скажи отцу, чтобы приехал для обстоятельного разговора. Мы пока потихоньку все потребное готовить станем, а как по рукам ударим, то сразу все дело и пойдет.
   - Ладно, прямо сейчас поеду передам. Наверно, и Михайла придет - он же в Академии старший.
   - Пусть и он приходит. Нам сговариваться все равно с кем. А дело хорошее, для всех от него польза будет - так что, думаю, сумеем поладить.
   - Тогда поскакал я, как приеду, расскажу, чем дело кончилось. Счастливо оставаться!
   - И тебе доброго пути!
  
   Да, в отличие от первой половины дня, вторая складывалась на удивление удачно. Довольный новым знакомством и полезным разговором Кузьма подхлестнул коня. Еще не ясно было, как посмотрят на всю эту затею дед Корней и отец, но хорошее настроение уже вернулось к юному оружейному мастеру, скакавшему во весь опор по дороге в Ратное.
  
   Но вся радость Кузьмы мгновенно испарилась, едва он подъехал к селению. Площадь перед церковью, несмотря на вечернее время, была полна возбужденно переговаривающимися ратнинцами, да и вообще все происходящее напоминало растревоженный пчелиный улей. Что случилось, и в чем причина такого скопления народа никто толком объяснить не мог. Кузьма, ткнувшись с вопросом к одному, другому, третьему и не получив никакого внятного ответа, наконец набрел на тетку Варвару, взахлеб рассказывающую подслушанные новости собравшимся вокруг бабам:
   - Как есть - целая орда нагрянула. И половцы, и угры, и ляхи и кого там только нет. Мужиков режут, а баб и детишек в полон берут. До Игнатовой усадьбы уже добрались, всех там перебили, один Сережка Игнатов, Бычок который, оттуда еле убег. Сейчас его Настена обихаживает. Живого места на нем нет, того и гляди помрет, ни дать, ни взять, что тот его конь, который, вон, у ворот загнанный валяется.
   - Ох, Варварушка, что за страсти ты рассказываешь! Откуда такая напасть на нашу голову?
   - А все кара божья за грехи наши! Вон, холопов некрещеных сколь в село привели! Добычи сколь понабрали в походе да величалися по приезду - аж седьмицу целую! А вклад на церковь святую - хуть бы один сделал! Надо к отцу Михаилу идти, покаяться да просить слезно, чтобы молебен отслужил Царице Небесной, заступнице нашей. Глядишь и смилуется, отведет от нас беду.
   - Эй, Варька, ты говори, да не заговаривайся! Орду какую-то выдумала! Аль сама оную видала, своими зенками? - подошедший Лука попытался остановить разгоряченную Фаддееву жену.
   - Ты, Лука, на свою благоверную шуми, а здесь нечего. У меня для этого собственный муж в доме есть. А хочешь убедиться - ступай к лекарке. Там сейчас Корней с Аристархом мальчонку расспросить пробуют. Сам своими ушами услышишь, что я только что и видела и слышала прямо вот на этом самом месте. Я ведь у ворот была, когда Игнатов малец сюда влетел, да прям и грохнулся вместе с конем. Мужики его поднимать, а он как в бреду бормочет - мол, налетели, да всех побили да пожгли.
   - Ну, и пойду. Но смотри, коль приврала по своему обыкновению, скажу, чтобы Фаддей тебя вожжами поучил!
   - Ступай, ступай себе! Как бы тебя учить не пришлось, с женками вы все воевать мастера! - Варвара уперла руки в боки, явно не собираясь уступать Говоруну в перебранке.
   - Тьфу, сатана мокрохвостая,- Лука, торопясь узнать подробности произошедшего, решил не тратить время в бесполезных словопрениях и направился к домику Настены.
   - Бабы,- раздалось у него за спиной,- айда к церкви, просить отца Михаила помолиться об избавлении от лютой погибели.
  
   Спустя несколько минут донельзя озабоченные Корней, Аристарх и Лука снова появились на площади.
   - Давай, Лука, собирай всех кого можно, поспешим к Игнату на выручку.
   - Осталось бы кого выручать, - тяжко вздохнул Аристарх. - Сережка говорит, что кроме отца в доме еще трое ратников было, да они должны были на крыльцо выскочить, чтобы от него внимание ворогов отвлечь. Как уж там дальше было он не видал, потому как через уже занявшуюся крышу выбирался, да огородами в лес. Хорошо, пара лошадей холопских на лесной полянке паслась, в отдельности от боевых коней. Иначе мы бы тут так и не прознали ничего.
   - Корней Агеич, а сколько нападавших-то было? Варвара, вон, о целой орде на все село вопит, - Лука, отдав ратнику из своего десятка необходимые распоряжения, снова вернулся к разговору.- Как бы дело совсем худо не обернулось!
   - Да, нет,- воевода досадливо покрутил головой.- Десяток, полтора нападавших было, не больше. Сережка сказывал, что и лошадей чужих не видал ни одной, да и скрывались нападавшие, на виду не стояли. Он говорит, что сверху хоть кого-то, но разглядел бы. А эти вражины дверь в избе бревнышком подперли, да крышу факелом запалили. Так сильный себя не ведет. Может, это холопы игнатовы взбунтовались?
   - А стрелы тогда откуда? - Аристарх поднял вверх зажатую в левой руке бронебойную стрелу. - Да еще с такими наконечниками. У холопов их совсем не водится.
   - Малец-то эту стрелу где взял?
   - Игнат со своими сначала через крышу выбраться пытался, тут по ним стрелять и начали. И ведь знали, что ратные в бронях будут - даже стрелы бронебойные подготовили! Сразу двоих ранили. А одну стрелу, в бревно воткнувшуюся, Игнат сынишке и дал.
   - Нет, не холопы это,- Лука вдруг замер, осененный внезапно пришедшей в голову мыслью. - А может, это специально сделано, чтобы наши силы из Ратного выманить? Да и ударить...
   - Все равно, нужно немедля к своим на помощь идти! - Корней стукнул кулаком по воротному столбу. - Но ты прав, и опаску тоже надо поиметь.
   - Эй, Кузьма, - позвал он стоящего в стороне внука. - Скачи в Академию, да скажи Алексею с Михайлой, чтобы брали три десятка опричников и выступали к игнатовой усадьбе, да осторожно, чтобы врагу в лапы не угодить. А еще три десятка пусть сюда идут, Ратное охранять. Да сам, как поедешь, поберегись!
   - Я с ним поеду, пригляжу, - подошедший Бурей был в этот раз угрюмее обычного. Игнат был одним из его немногих приятелей. - Нужно еще Стерву велеть с опричниками поехать, чтобы врага выследить.
   - Это правильно. Вот ты Алексею про Стерва и скажи. Аристарх, Ратное на тебе. Лука, пошли, уже выезжать надо. - Немного приостановившись, Корней размашисто перекрестился на церковь. - С богом, мужики!
  
   Ночная дорога совсем-совсем не то, что дорога дневная. Вроде давно она исхожена вдоль и поперек, каждый поворот многократно пройден, каждый куст по пути знаком. Но почему же тогда при любом невнятном шевелении кустов душа уходит в пятки? Словно в довершение всех невзгод тучи заволокли небо, и пошел дождь, постепенно усилившийся и все более и более походивший на библейский потоп. Неверные сумерки сменились сплошной чернотой ночи и лишь редкие вспышки молний иногда освещали дорогу. Кузька скакал вслед за Буреем, судорожно вцепившись в поводья, прижимаясь к шее скакуна и молясь только о том, чтобы доехать им невредимыми сквозь этот ночной кошмар. Бурей же, казалось, вовсе не замечал разбушевавшейся стихии. Он только понукал и понукал своего могучего жеребца, все более становясь похожим на предводителя "Дикой Охоты", каким того описывал Михайла на вечерних посиделках пару недель назад.
   Вдруг скакавший в десятке шагов впереди Бурей что-то крикнул и поднял коня на дыбы. Кузьма тоже изо всех сил натянул поводья, стараясь остановить скакуна. "Засада! Нарвались все-таки",- пронеслось у него в голове. - "И не отбиться вдвоем никак, если только в лес ..."
   К счастью, его страхи не оправдались - никого постороннего в ночном лесу не было. Дерево же, лежавшее поперек дороги и преградившее им путь, оказалось "жертвой" грозы, а не человеческих рук, на что спешившийся Бурей и указал Кузьке.
   - А у меня, дядька Бурей, аж душа в пятки вначале ушла. Подумалось, вот она - засада!
   - Засада? Ночью, в такую грозу? Ну, ты даешь, паря! - гулко расхохотался тот.- Сейчас и не видать ничего, и не выстрелить из лука - какая ж засада? А вот расшибиться о вот такое лежачее дерево можно запросто - ни зги не видать, я его чудом при вспышке молнии углядел. Так что, давай, чуть помедленнее на остатнем пути.
   Они осторожно, ведя коней в поводу, обогнули лежащий, бывший некогда украшением леса дуб. Вот это царственное величие, с которым он возвышался над своими лесными собратьями, и погубила огромное дерево. "Стрела Перуна" ударила в лесного великана, повергнув наземь и изуродовав его. Живое воображение Кузьки сразу нарисовало картину молнии, бьющей в человека (почему-то он представил себя в доспехе и на коне), и ему опять едва не сделалось дурно.
   Но вот препятствие было преодолено, и их путь продолжился, благо до Академии оставалось немногим более двух верст. Больше никаких неприятностей по дороге не встретилось, не считая ливня, который, выплеснув всю свою яростную мощь в первые полчаса, утихомирился и теперь монотонно накрапывал, как и положено приличному осеннему дождю.
   Вскоре впереди забрезжили неясные очертания строений Академии. К удивлению Кузьмы на сторожевой вышке никого не было.
   "Где же сторожевой наряд? Спят, они, что ли? Вот, растяпы!"
   Но кузькино негодование оказалось напрасным - дежурная пара отроков находилась внизу и уже открывала ворота приезжим.
   - С приездом, Серафим Ипатьич! Как добрались-то? В этакую непогоду!
   - Дела не ждут! Кузьма, быстро к Михайле, а кто-нибудь из вас двоих пусть за старшим наставником сбегает, а потом еще Стерва позовет,- к удивлению Кузьки Бурей распоряжался в Академии как на своем собственном подворье. Но времени на удивление не оставалось - протяжный звук рожка не оставлял сомнений - мирные будни кончились.
  
   Спустя короткое время в горнице у Мишки было не протолкнуться. Весть о неожиданном приезде Бурея мигом облетела всех. И хотя о нападении еще ничего не было известно, все понимали, что случилась какая-то беда, справиться с которой возможно только общими усилиями. Собравшиеся, а из взрослых мужиков Академии отсутствовал только Немой, до сих пор не оправившийся от ран, внимательно слушали короткий рассказ Бурея.
   - Да... - услышав распоряжение воеводы, задумчиво протянул Алексей. - Не дело это очертя голову бросаться в поход. А с другой стороны от нашей быстроты сейчас жизнь Игната и его людей зависит. Куда не кинь - всюду клин. И так не хорошо, и этак худо.
   Ладно. Мы с Михайлой, со Стервом, да с тремя десятками опричников выступаем через час. Михайла - все в бронях, да чтоб взяли двойной запас болтов, ну и еды на пару дней.
   - Я тоже с вами,- пророкотал обозный старшина.
   - Добро,- Алексей кивнул и повернулся к Дмитрию.- А ты возьмешь еще три десятка и с рассветом выступите в Ратное. Там Аристарх скажет, что вам делать.
   - Теперь ты, Глеб,- глаза всех присутствующих устремились на бывшего десятника. - Остаешься в Академии за старшего, дозоры усилить, за околицу без нужды не ходить, и поодиночке тоже - если какая надобность случится, посылай по трое. Глядеть в оба, особенно за новыми работниками. Всем все понятно?
   - Собаки после такой грозы, боюсь, след не возьмут, - подал из угла голос Стерв.- Надо ли их брать?
   - Все равно бери, пригодятся, след не след, а чужой запах смогут почуять да о засаде предупредить. Все, разговоры закончены,- прихлопнул Алексей ладонью по столешнице.- Дела не ждут! За работу, други!
  
   - Дядька Бурей! Дядька Бурей! - выскочившая из своей горенки полуодетая Юлька яростно теребила обозного старшину за промокший рукав.- Да что случилось-то? С чего все всполошились?
   - Иди досыпай, Ягодка! - видно было, что тот не был расположен вступать в долгие разговоры.- Не девичьего ума это дело.
   - А я хуже последнего отрока Младшей Стражи что ли? Вон даже Прошке сказали - побежал псов собирать для похода. А мне ... никто ничего, как нет меня. Мишка и тот ... - на глазах юной лекарки заблестели слезы.
   - Ох, и хитра же ты, знаешь ведь, что не могу я спокойно на твои слезы глядеть,- Бурей попытался изобразить на лице улыбку. Получилось это у него неважно, но Юлька, занятая своими мыслями, не обратила на его гримасы никакого внимания.
   - Так расскажи, в чем тут такая срочность и тайность, что ты ночью, в грозу, сюда прискакал? И еще хочу спросить у тебя, - девушка, специально оглянулась, чтобы убедиться, что никто из посторонних их не слышит. И хотя никого не было, все же понизила голос почти до шепота, - про Волчка. Ты так и не рассказал в прошлый раз - откуда он взялся.
   Избавиться от юной лекарки, впившейся в него как клещ, было почти невозможно и Бурей со вздохом капитулировал:
   - Ладно, Ягодка. Пошли, я пока в сухое, что у Немого взял, переодеваться буду, тебе кое-что и расскажу.
   - А тогда пошли ко мне. Там и не услышит никто, да я всю твою одежу приберу и с утра сушиться вывешу. Пойдем, а?
   - Ну что с тобой поделаешь? Пошли.
  
   Первые несколько минут - пока Юлька вздувала в своей горенке лучину и искала чистый рушник для утирания, а Бурей, в свою очередь, стаскивал с себя мокрую сряду, оба молчали. Наконец, девушка не выдержала:
   - Ну, не тяни, что случилось-то?
   - Тати неведомые на усадьбу Игната напали. Жив, Игнат со своими, аль нет, неведомо. Но Корней с ратниками, кого быстро собрал, еще вечером к ним на помощь выступил. И Алексею с Михайлой велел с опричниками к игнатовой усадьбе на подмогу идти.
   - Что ж за тати такие, откуда взялись? А Мишаня еще от ран не оправился как следует ... Ты пригляди за ним, дядька Бурей! Христом-Богом молю!
   - Не отрок ведь он уже, а воин опоясанный! Или может я его за ручку водить должен?!
   - Ну, хочешь, я перед тобой на колени встану? Ведь я ... ведь он... Ведь люблю я его ... и не жить мне на белом свете, если с ним ... что худое... - захлебнулась рыданиями юная лекарка.
   - Что ты, что ты, Ягодка!- Бурей с трудом поднял обхватившую его колени девушку. - Полно убиваться, ведь не на казнь же он едет. За ради тебя и я за ним присмотрю, да и Алексей, чую, тоже без догляда не оставит. Уж будь уверена.
   Он насильно усадил все еще всхлипывающую Юльку на скамью, а сам, как был - в одних портах, отошел к своей одеже и начал сосредоточенно рыться в мокрых тряпках, что-то тихо бормоча себе под нос. Наконец искомое было найдено.
   - Вот, погляди лучше, Ягодка, какой я подарок тебе привез! - в его громадной лапище, казалось, совсем утонула маленькая ладанка на тоненькой серебряной цепочке.
   - Мне отче Михаил совет дал. Для тебя такой ... оберег достать на день ангела. Правда, в прошлую седьмицу не смог привезти. Гляди, это святитель Пан... - тут он запнулся и наморщил лоб, вспоминая трудное иноземное имя,- ... тилимон. Он небесный заступник и лекарей и воинов разом. Сказывают, молитва ему и в бою, и в болезни помогает. Держи.
   - Спасибо. И за подарок, и за обещание,- девушка робко улыбнулась сквозь еще не просохшие слезы и несмело погладила обозного старшину по заросшей густым темным волосом руке. - А еще, ты мне про Волчка рассказать обещался.
   - А что про него говорить, коли я и сам почти ничего не знаю?- расхаживая туда-сюда Бурей натягивал на себя сухую сряду и медленно, напряженно морща лоб и вспоминая подробности минувшего похода, рассказывал.- Как проходили мы за Болотом через брошенную деревню, там я его и нашел. Сперва думал, что он просто с перепугу в звериную клеть схоронился. А после гляжу - совсем в другом тут дело - он по-человечьи ни слова вымолвить не может. Вот и решил тебе показать сию диковинку.
   - О,- отмотнул он головой на звук трубы, пробившийся в горенку. - Трубят. Пора отправляться. А об остальном, даст Бог, после поговорим.
   - Помни, что ты мне обещал!!! - уже в спину уходящему отчаянно прокричала Юлька. Казалось, крик отнял у нее последние силы - повалившись на лежанку, девушка судорожно всхлипнула и снова дала волю слезам.
   - Матерь Божья и все святые угодники,- шептала она, прижимая к груди подаренную ладанку,- пусть ОН вернется живой, я все, что ни прикажете сделаю, пусть только живой вернется.
  
   А со двора Академии неспешно уходили в предрассветные сумерки оборуженные десятки всадников.
  
   Глава 2(2). Вторая половина августа - середина сентября 1125 года.
  
   Вторая половина августа. Кшнияй.
  
   Гости задержались у Ольгимунта почти на две седьмицы. Сперва Снорри недоумевал, почему Тороп не спешит уговорить кунигаса собрать дружину и выступить побыстрее. Но, посовещавшись с опытным в подобных делах Руальдом, уразумел в чем дело. Основной их задачей было не просто заполучить союзную дружину, а точно рассчитать время и нанести выверенный удар именно тогда, когда к действиям будет готова и дружина Журавля. Зная, что толку от оставшихся в крепости будет немного, Руальд предполагал, что основную надежду в этом деле следует возлагать на лодейную рать. А ее возвращение ожидалось примерно через месяц.
   Тороп, к которому Снорри с Руальдом на третий вечер подступили с прямыми расспросами, только загадочно хмыкнул и ответил, что Хозяину не надо объяснять, с какого конца за меч следует держаться - будут, мол, им и еще подручные силы. А пока следует почтить гостеприимных хозяев, выказывая им самое дружественное отношение. При этом он выразительно посмотрел на Снорри, как бы давая понять, чья именно это непосредственная забота. Скальд, смекнув, что от него требуется, понятливо кивнул.
   На следующий день Тороп, взяв с собой двоих ратников для охраны, отправился по своим загадочным делам, по обыкновению не сказав куда. После его отъезда на первый план выступил Снорри. Он ПЕЛ и СЛАГАЛ, купался в лучах поэтической славы и отдавал должное напиткам. Руальд вспоминал былые деяния и свершения. Оба красочно расписывали обширные перспективы обретения славы и достояния в грядущем походе. Ольгимунт с нескрываемым интересом и явным удовольствием слушал саги и висы Снорри и с неменьшим - отдавал должное привезённому посланцами мёду и вину. В общем, как сказали бы в далеком XXI веке "установилась теплая атмосфера дружеского взаимопонимания и взаимоотдачи взаимного уважения". Проще говоря, имела место быть грандиозная торжественная пьянка. К исходу седьмицы ольгимунтова дружина была вполне воодушевлена и готова выступать по слову кунигаса, о чем Маргер и заявил вернувшемуся через несколько дней Торопу:
   - Чего сидим?! Мои удальцы ждут только знака, все три лойвы готовы. Или мы здесь мед-пиво пить собрались?
   - Пойми, Маргер,- говоря эти слова, Тороп смотрел, в основном, на Ольгимунта, как бы подчеркивая, что все сказанное им относится, в первую очередь, к старшему брату, - сейчас еще рано. Хлеб в полях до конца не убран, торга осеннего еще не было, на хорошую добычу рассчитывать не приходится. Раньше вельева дня нападать совсем не резон.
   - Он прав, брат, - согласно кивнул головой Ольгимунт. - Торопиться в таком деле - только гневить Лайму. И, главное, лучше всего, если ты будешь возвращаться уже по стылой воде. Потому как перед ледоставом ни один враг не рискнет пуститься за тобой в погоню.
   - Значит, решено? Выступаете через месяц. А нам еще предстоит многое вызнать во вражеских владениях. Через сорок дней, считая с сегодняшнего, мы будем ждать Маргера с дружиной на Коробьевом острове.
  
   Конец августа. Окрестности Яруги.
  
   Еремей осторожно шел по лесной тропинке, напряженно всматриваясь и вслушиваясь в окружающий лес. Дойдя до приметной полянки он еще раз огляделся и засвистел иволгой. Мелодичное "флю-тиу-лиу" несколько раз пронеслось над лесом. В отдалении послышалось резкое "цит-цит" поползня и немного погодя на другом конце полянки появился невысокий человек в поношенном зипуне неопределенного серо-бурого цвета.
   - Здрав будь, отче! - почтительно склонился Еремей.- И тебе того же, брат мой во Христе Иеремий! - отозвался тот, сотворив крестное знамение. - Какие новости у тебя в селище и все ли спокойно?
   - Вот уж вторую седьмицу все тихо. Как проводили обоз в Крепость-на-горке, больше пока никого и не было. Правда, и из наших мужиков никто еще не вернулся и что там делается неведомо.
   - Что ж, пойдем, нас уже заждались, наверное.
   Некоторое время путники молча шли по прихотливо извивающейся тропке, пока она не уперлась в молодой ельник. Садовод, шедший чуть впереди, снова засвистел, на этот раз синицей, и, услышав ответное "пинь-пинь", обернулся к священнику:
   - Пришли, отче Моисей! Ждут.
   Когда они продрались сквозь колючие, так и норовящие ухватить за одежду, зеленые лапы, то их взору открылась небольшая поляна, на которой уже собралось десятка два народу. Глаза всех присутствующих сразу же устремились на священника.
   - Чада мои, Господь наш в который раз явил и гнев свой и милость! Гнев свой возложил Он на рать языческую, разметав ее яко палую листву ветер. Как сказано во псалмах Давидовых :
   "Жив Господь и благословен защитник мой! Да будет превознесен Бог спасения моего, Бог, мстящий за меня и покоряющий мне народы, и избавляющий меня от врагов моих! Ты вознес меня над восстающими против меня и от человека жестокого избавил меня." Поклонимся же Тому, кто защита и избавление нам!
   Все присутствующие, опустившись на колени, старательно повторяли за священником слова псалма. Отец Моисей меж тем подошел к мужику, стоящему с непокрытой головой, как и все впрочем, чуть в стороне и проговорил:
   - Вместе с тем и милость явил Господь, освободив от смерти рабов своих Ферапонта и Софрония. Речем же, братия, Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Да падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование наше...
   Глаза всех присутствующих были обращены на Ферапонта и поэтому никто не заметил, как с разных концов поляны к молящимся устремились зеленые бесформенные фигуры. Еремей один с большим запозданием заметил неладное, попытался было вскочить, но, получив чем-то тяжелым в висок, провалился в мрак беспамятства.
  
   Возврат сознания был резким и мучительным. Ледяная вода, приведшая его в чувство, забила нос и глотку, вызвав приступ жестокого кашля и слезы, застлавшие глаза. Первым, что он увидел мгновенья спустя, были запыленные сапоги, стоявшего совсем рядом воина.
   - Ага, очухался, наконец. Вуефаст, тащите его, - в распоряжающемся Еремей с ужасом узнал Хоря, которого совсем не было видно последние три седьмицы.
   Два рослых стражника небрежно, словно куль с мукой, оттащили связанного Еремея к стоящему на краю леса деревцу, рывком поставили его на ноги и, примотав веревкой к стволу, отошли за следующим пленником. Оглядевшись, садовод увидел, что почти все участники тайного молебна, так же как и он, стоят, привязанные к деревьям. Лишь отца Моисея нигде не было видно. Но на этом все хорошее и кончалось. А вот плохое ... Лица нескольких сотен людей, собравшихся со всей округи, по большей части баб, не предвещали ничего доброго. Десяток ратников и два десятка стражников отгораживали их от стоящих на коленях Софрония и Ферапонта.
  
   - Люди! - зычный голос Хоря достиг слуха каждого в толпе. - Горе пришло к нам! Тати напали на нашу землю, разорили Отишие, Яругу и другие селища, поубивали да поуводили в полон родичей ваших. Но нашлись средь нас выродки, что помогали ворогу!
   - Скажи-ка во всеуслышанье, Хохряк, или как тебя там по-другому кличут... Ферапонт? За что тебя отпустили? За то, что ты им про людей Перхуна рассказал? И за то, что и дальше заболотным помогать вызвался?
   - Не губи, господине! - Ферапонт попытался было обнять сапоги Хоря, но тот брезгливо отпихнул его от себя. - Не хотел я сиротинить своих деток и внучат. Как они без меня, без кормильца? - слезы текли по морщинистому лицу и терялись в пегой клочковатой бороде.
   - А мои трое как? Должны с голоду помирать, али в куски податься? Да я тебя сейчас своими руками... - Еремей только по голосу узнал в поседевшей, неопределенного возраста бабе, бывшую первую красавицу и хохотушку Перхуниху.
   - И я... А мои... - толпа угрожающе надвинулась, но Хорь, подав знак ратным, чтобы скрестили копья и оттеснили людей, дождался тишины и продолжил:
   - Боярин знает о нашей беде и скоро приедет сам на выручку. А пока он повелел мне все семьи, что без кормильца остались на Горку взять, да к посильной работе приставить у себя в боярском хозяйстве, чтоб не голодали и не холодали. Тем же, кто был верен в сии тяжкие дни и на сторону ворога не переметнулся даровать все права старожилов, не глядя, где они раньше жили и когда в нашу землю пришли. Переветников же ждет кара суровая.
   - Глядите и слушайте все! Да иссечен будешь ты, Хохряк, твоим же оружием, да не упокоишься ты ни во земле и ни в воде! - Подошедший Вуефаст приподнял Ферапонта за волосы. Взмах ножа и дикий вопль огласил опушку.
   - Да будут помнить тебя яко злодея-переветника до тех пор, покуда камень не почнет плавать, а хмель тонуть! - Два глухих удара ослопом и два новых вопля, сменившихся затихающими завываниями.
   - И дети твои да будут рабы и в сей век и будущий! А вы, - повернулся Хорь к связанным, - хорошенько запомните, что видели в этот день! Ибо жить и работать вам теперь на Горке и дети ваши будут залогом вашей верности!
  
   Конец августа. Давид-городок.
  
   -Ладно,- обреченно махнул рукой Тороп, поняв, что отвязаться от Снорри не удастся. - Я пойду встречаться с нужным человеком, а ты жди меня в корчме у городских ворот.
   - Во, это ж совсем другое дело,- сразу повеселел скальд,- надеюсь там найдется бражка?
   - Найдется, найдется.
  
   Оставив драккар за поворотом реки и Руальда за старшего, Тороп с двумя своими людьми и Снорри отправились в город на встречу. Точнее, на встречу с человеком Журавля отправился сам Тороп, а Снорри предстояло приятное свидание с пивом, которого он был лишен уже неделю, что причиняло нурманну тяжкие страдания.
   Пройдя вместе через городские ворота, спутники разделились - трое продолжили путь по городским улицам, а один толкнул дверь корчмы, из-за которой неслись весьма приятные запахи стряпни.
   Корчма была переполнена народом, но местный охранник, окинув вновь вошедшего внимательным взором, быстро очистил от двух захмелевших забулдыг дальний стол - на него явно произвели должное впечатление и одежда пришельца и меч, примостившийся у того за спиной. Через пару мгновений к комфортно расположившемуся на скамье Снорри подошла молодая прислужница:
   - Чего изволите, мой господин?
   - Кувшин самого лучшего пива, мяса и сыра. Я пришел сюда ужинать - постарайся, чтобы я не ушел голодным!
   - Может быть, мой господин, не откажется от жареной курицы?
   - Не откажусь, если она будет такая же молодая и нежная как ты!- Снорри обхватил покрасневшую и смутившуюся девушку за талию и, не обращая внимания на хмурый неодобрительный взгляд охранника, усадил ее рядом с собой на скамью. - Скоро сюда подойдут мои друзья, так скажи на поварне, чтобы приготовили все на пятерых, только оставь часть в печи, чтобы не простыло к их приходу, а мне неси сразу - как на двоих. Потому что я голоден и умираю от жажды. Вот, держи - это за все.
   - Здесь слишком много.
   - Тут за ужин и за твою красоту - Снорри усмехнулся. - И за то, что ты побыстрее спасешь меня от жажды! Беги за пивом!
   - Сейчас все будет, мастер. А может вам потребуется чего-нибудь еще? - Девушка легко, как козочка, вскочила со скамейки. -... Попозже вечером?
   - Где буду я вечером, знает лишь норна Скульд,- со вздохом пропел Снорри. - Спроси меня об этом в конце ужина... - и легким шлепком пониже спины он ускорил движение служанки.
   С серебристым смехом она скрылась за дверями поварни, и спустя небольшое время перед скальдом появился кувшин с прохладным пивом, тарель с копченым мясом, головка сыра и полкаравая хлеба. А еще немного спустя к ним добавилась румяная, истекающая горячим соком, курица.
   Первое время Снорри, весь ушедший в процесс поглощения еды, не обращал внимания на происходившее в корчме. Когда же первый голод был утолен, до него донеслись звуки струн и негромкое пение в противоположном углу.
   "Удачный вечерок ",- подумалось ему.- "Вдобавок к доброму пиву, еще и встреча с собратом"
   - Ей, певец,- крикнул скальд, дождавшись окончания очередной песни,- а ты можешь сочинить что-нибудь для меня? Я щедро заплачу.
   - Мои песни не продаются, они рождаются из сердца, и я раздаю их всем, кто захочет их слушать,- ответил певец звучным голосом. Он нравился Снорри все больше и больше.
   - Ладно, не обижайся. Вот, промочи горло, - по знаку нурманна служанка отнесла в другой угол полную кружку пива и кусок мяса с краюхой хлеба.
   Пока певец отдыхал, скальд присматривался к нему. Росту чуть выше среднего, худой, жилистый, возраст - немного за тридцать. Что-то ещё... "Прищур, - понял Снорри - холодный прищур лучника, привыкшего бить любую дичь, и двуногую тоже". А небольшой шрам на левой щеке только подтверждал его догадку.
   Меж тем певец, покончив с едой, тихонько перебирал струны и вопросительно смотрел на Снорри.
   - Что ж, держи,- монета полетела из одного угла в другой и была поймана с необыкновенной легкостью, - Спой еще что-нибудь из родившегося сегодня.
  
   Если рыщут за твоею
   Непокорной головой,
   Чтоб петлёй худую шею
   Сделать более худой, --
   Нет надёжнее приюта:
   Скройся в лес - не пропадёшь, --
   Коль не нравишься кому-то,
   Кто других не ставит в грош.
  
   Здесь с полслова понимают,
   Не боятся острых слов,
   Здесь с почётом принимают
   Оторви-сорвиголов.
   И скрываются до срока
   Даже книжники в лесах:
   Кто без страха и упрёка
   И за "вольность во князьях"!
  
   Увлекшись песней, Снорри не обратил внимания, как в корчму ввалились двое стражников.
  
   И живут да поживают
   Всем запретам вопреки,
   И ничуть не унывают
   Эти вольные стрелки.
   Спят, укрывшись звёздным небом,
   Мох под рёбра подложив,
   Князь им - он что был, что не был,
   Жив - и ладно, если жив!
  
   Знают все лисовьи тропы,
   И брега Горынь-реки,
   Не пошедшие в холопы...
  
   - Ах, ты, паскуда,- быковидный косматый стражник со всего размаху приложил певца. Тот, прерванный на полуслове, отлетел к стене, лишь жалобно звякнули струны.- Димитрий, вяжи его скорей, немалая нам награда выйдет. Теперь-то ему все его пакостные слова на Князя живо отольются. Ишь, чего удумал, честь нашу задевать. Как будто мы не княжьи люди и чести не имеем.
   - Что? Кто там недоволен? - Стражник демонстративно выдвинул из ножен меч и оглядел возмущенных посетителей корчмы.
   - Эй, ты, - Снорри неторопливо встал.- Я купил у этого человека песню. И хочу дослушать ее.
   - Чего? А в поруб вместе с ним не хочешь? Там и дослушаешь купленную песню!- Оба стражника расхохотались. Видно было, что они привыкли к безнаказанности и не принимают своего противника всерьез.
  
   Трррах!
   Тяжелая глиняная кружка впечаталась в неприкрытую бармицей, наглую лоснящуюся рожу Димитрия. Тот мешком свалился на пол, захлебнувшись пивом вперемежку с кровью.
  
   Бац!
   Меч Снорри плашмя опустился на пальцы быковидного, оружие того еще не успело брякнуться об пол, а сам хозяин уже застыл в нелепой позе, уставившись на меч, замерший у его груди.
   - Так ты говоришь, честь имеешь? - Снорри демонстративно покачал клинком вверх-вниз.- А сам, видать, из челядинцев князя будешь? И на вольного человека руку поднял? Надеешься за спиной князя отсидеться? Ладно, если честь имеешь, то знаешь, где дела чести решаются. До встречи на Поле Брани. Пшел отсюда,- он смачно влепил повернувшемуся "быку" промеж лопаток.
  
   Выйдя из корчмы Снорри и певец почти сразу же столкнулись с возвращающимся Торопом.
   - Ох, и натворил же ты дел,- покрутил головой тот, едва выслушал короткий рассказ скальда.- Пошли быстрее, надо выбираться из города.
   На их беду городские ворота оказались заперты.
   - Эй, открывай, нам к нашей лодье срочно нужно.
   - Не велено открывать,- раздался сверху сонный голос стражника.
   - Что ж мы права не имеем из города выйти?
   - Ха, правые нашлись! А я вот право имею жалованье серебром получать. А мне уже четвертый месяц, аж со смерти Мономаха, не плочено. Права им...
   - Эй, хирдман, а ты виры сколько возьмёшь? - Снорри подошел поближе к проездной башне.
   - А за что виру? Чего ты такого натворил?- в голосе стражника теперь была бодрая заинтересованность вперемежку с опасливостью.
   - Да за подкуп стражи. Чтоб ворота открыла.
   - Куна. За каждого,- мигом слетевший вниз охранник даже не удивился их желанию покинуть город на ночь глядя.
   - Идет,- Тороп, доставая кошель, с усмешкой махнул рукой, и скоро вечерние сумерки скрыли их фигуры, направляющиеся к реке.
  
   Чуть позже. Начало сентября. Припять.
  
   Адун все подгонял и подгонял гребцов. До условленного срока оставалось совсем немного, а еще оставалось плыть да плыть. Но задерживаться было никак нельзя, потому что за опоздание с ним могли сделать такое... Тут услужливое воображение подсовывало картины недавнего прошлого и снова, как и тогда, его пробивал озноб, а тяжелые капли холодного пота стекали по челу купца.
   А ведь до этого злосчастного плавания все у него в жизни шло просто замечательно: и торговля росла и процветала и молодая жена, принесшая богатое приданное, ждала второго ребенка (по всем приметам сына-наследника, после первой дочки) и вообще все его затеи приносили удачу, как будто ему покровительствовал сам Велес. При этих мыслях рука Адуна непроизвольно дернулась сотворить крестное знамение, но он исключительным усилием воли удержал ее. Так уж получилось, что купец старался раздать всем сестрам по серьгам - в церкви ставил свечки Христу, Богородице и всем святым, но не забывал при случае задобрить жертвой и славянских богов. Но вот месяц назад...
   Тогда он вместе со своим приятелем Клеком плыли на двух лодьях в Туров. Плавание по Припяти было спокойным и ничто не предвещало беды, как вдруг из устья Бобрика выскочил небольшой корабль, похожий на нурманский драккар, только поменьше. Голова змея на носу корабля хищно разевала пасть, а щиты по бокам светились темно-красной боевой окраской, как бы требуя пролития крови. Опешившие гребцы даже не успели как следует взяться за весла, а грозный хищник был уже рядом. Напрасно кормщик попытался увернуть ладью в сторону. Два боевых копья тут же были пущены в попытавшегося противиться чужой воле. Одно вошло бедняге в спину, а другое пробило бедро. Несколько стрел вонзились в деревянную обшивку рядом с привставшими гребцами. Больше о сопротивлении никто не думал. Несколько воинов с обнаженным оружием перепрыгнули на лодью. Стоявший на носу драккара воин показал рукой на ближнюю отмель, куда следовало причалить лодье и дал какую-то отрывистую команду своим. Драккар быстро развернулся и буквально полетел за пытающей скрыться лодьей Клека. Адун часто видел, как хищный беркут бьет подвернувшуюся утку - вот здесь была почти такая же картина. Спустя недолгое время обе лодьи уткнулись в песчаную косу у противоположного берега, а все корабельщики были выведены на берег и связаны.
   - Ты принес нам удачу, хевдинг,- с этими словами предводитель захватчиков обратился к своему спутнику. Единственному из всех, кто не был облачен в доспех. - Боги благоволят нам и пристало почтить их достойной жертвой.
   - Что ж, делай как знаешь, Снорри, - тот, кого назвали хевдингом, повернулся и стал пристально рассматривать пленников. От взгляда его прищуренных глаз веяло смертельной угрозой. Встретившись с ним глазами, Адун чуть не заорал от нестерпимого ужаса.
   - Все это жирные слизняки, недостойные называться мужчинами. Ньёрд, владыка вод, обидится, если получит в жертву кого-нибудь из них. И тогда нашему Ермунганду не будет удачи. Хотя,- тут он повернулся в сторону лодей - один храбрец, достойный вступить в его дружину есть.
   - Эй, Хагни и Руальд, помогите мне, - с этими словами он подошел к тяжело раненому кормщику. - Он заслужил место в морской дружине, и мы должны достойно его проводить на встречу с новым владыкой.
   Наклонившись, он вложил в руку кормщика, уже уложенного в маленькую лодку, меч, а на грудь щит. Затем двумя взмахами топора прорубил дно лодки. Несколько воинов, поднатужась и войдя в воду, вытолкнули лодочку на стрежень и она, медленно погружаясь, поплыла по течению.
  
   - Немало мужей погружали
   Ратных ужей кольчуги
   В крытые острым железом
   Домы просторные крови
   Ньёрд, вечный вод владыка,
   Прими же сей наш подарок
   И даруй Ёрмунганду
   Частицу своей удачи.
  
   Спустя какое-то время Снорри и тот, кого он называл хевдингом, подошли к оттащенным в сторону Адуну с Клеком.
   - Мы заплатим выкуп, какой скажешь, только отпусти, - молва о жестокости нурманнов сбивала с мысли и застилала взор кровавым туманом. Оба были готовы на все, только чтобы избежать ужасной смерти.
   - Вы заплатите выкуп, примете знак нашего ярла и дадите ему клятву верности, - не успел Снорри произнести эти слова, как оба купца яростно закивали в знак согласия.
   - Нет, Снорри, сейчас они готовы дать любые обещания и поклясться чем угодно, но предадут, как только окажутся в безопасности далеко отсюда. Есть только одна цепь, на которой их можно держать - все они должны быть повязаны кровью. Ну-ка, поставь их всех друг напротив друга.
   - Отсюда уплывет только один. Тот, кто своей рукой убьет другого, и с вашими корабельщиками будет также.
   Помертвевшие от ужаса купцы смогли только помотать головами. Адун до сих пор просыпался с криком от этой картины: холодные "змеиные" глаза хевдинга, его рука, протягивающая Клеку нож, и черный провал в памяти. Очнулся он уже в лодье среди своих, бледных как мел, корабельщиков. И еще нещадно болела грудь. Скосив глаза вниз, он с ужасом увидел выжженного журавля, нацелившегося клювом прямо в сердце. А когда ему с дрожью в голосе рассказали о "кровавом орле", сотворенном с одним из тех, кто отказался ввергнуть нож в братию свою, то его вывернуло прямо за борт.
  
   Они попытались забыть все произошедшее, как ужасный сон. Но на другой день после их прибытия в Туров, в торгу его нашел маленький неприметный человечек и показал кусок кожи с изображением журавля. Кошмар не кончался. Правда, задания, данные ему, были совсем простыми - следить и быстро сообщать о том, не собирается ли кто из купцов в Погорынье, в особенности туровский купец Никифор Палыч. Ну и втихаря продавать товары, которые ему будут привозить. Дважды он сообщал неприметному о лодьях, собирающихся идти вверх по Припяти. А в этот раз, рассказав об Осьме, собирающем большой обоз, получил незамедлительный приказ нагрузить лодью съестными припасами и спешить к устью Горыни, чтобы передать все сведения лично. И делать это немедля, иначе...
   Но вот вдали показалось знакомые по предыдущему плаванию берега. Облегченно вздохнув, Адун перекрестился - он успел вовремя, и его страшные хозяева в этот раз не будут иметь причин для недовольства, которое может снова сделать явью то, что он так старался похоронить в самых дальних уголках памяти.
  
   Начало сентября. Низовья Горыни.
  
   Восходящее солнце окрасило свой край небосвода в золотисто-розовые тона, но так и не смогло пробить стену поднимающегося от Горыни тумана. Полулежавший на пригорке Руальд некоторое время напряженно вслушивался в речные звуки, затем удовлетворенно хмыкнул и пихнул локтем примостившегося рядом Снорри.
   - А? Что? - вскинулся прикорнувший было скальд.
   - Ш-ш-ш! Тихо! - шепотом остановил его Руальд. - Добыча плывет!
   - Какая добыча в таком тумане?
   - Плывут, плывут, прислушайся хорошенько!
   Оба напряженно застыли, вслушиваясь в утренний рассвет над рекой. Поначалу ничего не было слышно кроме тихого плеска воды, но спустя некоторое время Снорри различил и тихий скрип уключин и еле-еле слышимый голос, неразборчиво отдающий какие-то команды. Тороп опять оказался прав, когда предсказывал, что ожидаемый купчина попытается проскочить рано утром под прикрытием тумана. Скальд встретился глазами с напарником и оба, одновременно подумав о том, какая неожиданность подстерегает проплывающих за близким изгибом реки, чуть не расхохотались - рыба сама плыла в вершу.
   Этой "вершей" был ствол здоровенной ивы, обрушенной вчера вечером поперек русла реки. Правда, с ним пришлось изрядно повозиться, а Чупра, как прозывали старшого лесной ватаги, что присоединилась к их дружине после Давид-городка, даже пытался с кулаками налезть на Торопа, который приказал валить толстенное дерево не рубя ствол топорами, а подрывая корни - именно его ватажникам досталась эта неблагодарная работа. Снорри снова улыбнулся, вспоминая вечернюю перебранку.
  
   - Мы что, в холопы тебе запродались? - бешено кричал в лицо Торопу раскрасневшийся от гнева ватажник. - Аль мало в прежней жизни хребтину на княжьих тиунов да волостелей гнули? По то и в лес ушли, что не холопы, а вольная людь! А теперь снова шею под хомут подставлять, только теперь твой уже, да?!
   Он в ярости попытался ухватить Торопа за грудки, и ударил бы его, если бы не подоспевший Хагни. Широкоплечий нурманн, на полголовы возвышавшийся над всеми дружинниками и впадавший в дикое неистовство в бою, нечасто выходил из себя в обычное время, но сейчас был близок к этому. Косматый, с красными от ярости глазами Хагни походил в тот миг на вставшего на дыбы громадного медведя, которого охотники подняли из теплой берлоги. От удара его кулачища, размером почти с голову обычного человека, Чупра отлетел на десяток шагов, но не утихомирился, а выхватив боевой нож с ревом кинулся на обидчика. Бросившимся было разнимать драчунов, хирдманам уже казалось, что все - дело кончится смертью кого-то из двух, но:
   - ВСЕМ СТОЯТЬ!!! - грянуло раскатом грома, словно тысячи воинов разом ударили в щиты.- ОРУЖИЕ НАЗЕМЬ!!! НУ!!!
   "Да, уж!"- такого от Торопа, обычно старавшегося не привлекать к себе внимания, не ожидал никто. Снорри пришел в себя раньше других и, подойдя вплотную к замершему Чупре, чтобы перехватить его руку в случае чего, произнес:
   - Подрывать корни забава для отродьев Нидхёгга! Почто просто не срубить иву?
   - А о том, что срубленное дерево сразу вызовет подозрение у плывущих на лодье, ты, хитромудрый скальд, не подумал, да? Зато, увидев вывороченный с корнем ствол, каждый сочтет его упавшим по прихоти течения, подмывшего берег. Никому и в голову не придет насторожиться: эка невидаль - дерево упало! Всяк постарается обогнуть преграду, перетянув лодью у самого берега. Но там как раз песчаная отмель и корабельщикам придется вылезать, чтобы протолкать лодью хотя бы пяток саженей. Вот тут-то мы их и будем ждать!
   - А если, ты, Чупра, не понимаешь, что хорошая добыча стоит того, чтобы поразмять спину, то иди себе на все четыре стороны! Оставь всю справу, что получил, и вольному - воля!
   - Сам Локи позавидовал бы твоему хитроумию, хевдинг!- успокоившийся здоровяк Хагни хлопнул насупившегося Чупру по плечу. - Пойдем, старшой, у нас на драккаре найдется корчага-другая с пивом, чтобы выпить за примирение и прощение обиды.
   - Ладно, - пробурчал тот, потирая вздувшуюся сине-красную скулу. - Выпить и в самом деле не помешает.
   На драккаре троица (Снорри, естественно, не мог упустить столь благоприятного случая), уговорив имеющееся пиво, быстро пришла к согласию, что работа на себя - это совсем не то, что на чужого дядю. А если они не сразу поняли хитрую задумку Торопа, то греха в этом нет, а только наука на будущее.
   - Кстати, о будущем, - скальд кивнул в ту сторону, где старая ива медленно клонилась поперек реки, влекомая десятком рук и встал. - Ловушка уже готова, и для завтрашнего дела нужно иметь свежую голову.
  
   Захват купца удался на славу - с одним досадным исключением: лодий было две, а Чупра, залегший со своими рядом с отмелью поторопился скомандовать нападение еще до того, как из второй вылезли корабельщики. За что и поплатился - по вылетевшим на кромку берега ватажникам ударил залп из самострелов со второй лодьи. Если бы не кожаны и поддоспешники, что раздал Тороп перед рассветом, им бы не поздоровилось, и все равно шестеро человек было ранено, причем двое тяжело.
   Конечно, если бы купеческие лодьи имели дело только с одной ватажкой, то могли бы и отбиться. Но тягаться с опытными воями Журавля им было не под силу - с обоих берегов по сопротивляющимся ударили лучники, и почти сразу же из неприметной протоки выскочил Ёрмунганд, нацеливаясь разинутой пастью на отставшую лодью. Поняв, что сила не на их стороне, некоторые из корабельщиков попытались спастись вплавь. Удалось им это, или нет, Снорри не увидел - порыв ветра на некоторое время заволочил туманом поверхность реки.
   В ярости от оказанного сопротивления и полученных ран ватажники перебили всех оставшихся на берегу. Подоспевший на драккаре Тороп только непотребно выругался на Чупру, увидев кровавую картину:
   - Что теперь у мертвых вопросишь, а, бл...жий сын? Ни о добре ихнем, где какое есть, ни о других купцах, ни о тех, кто сбежали, теперь узнать неможно!
   - Прости, болярин, никак ребят не удержать было! Считай треть попятнаны, а Охримка, кажись, и не жилец уже вовсе - прямо в кишки стрелу словил. От крови и озверели!
   - А ты-то на что? Что ж ты за старшой, коль своих людишек удержать не мог?
   - А мне точнехонько по шелому попали. Пока в себя приходил, здесь все уже и кончено было. Прости, больше такого не допущу...
   - Прости... Не допущу... Тьфу, - со злостью сплюнул Тороп и повернулся к подошедшему Хагни. - Ну, что там?
   - Отец битв сегодня на нашей стороне, хевдинг! Гляди, вот этот прятался среди коробов на другой лодье. - Берсерк волочил за собой белого от страха человечка.
   - Ха, хвала богам, удача не совсем от нас отвернулась! - Тороп в упор взглянул на пленника. - Говори все как есть, и тогда не разделишь участь вот этих... Сначала, кто и как зовут ...
   - С-с-спиридон...
  
   Середина сентября. Левобережье Случи.
  
   Мирон ехал в нескольких шагах от Хозяина и с тревогой всматривался в его побледневшее лицо. Было похоже, что того снова терзает застарелая боль, что так беспокоила до отъезда. Он вытащил заранее припасенную баклажку с зельем, одну из нескольких, заботливо приготовленных травницами еще в Крепости-на-Горке, и снова искоса взглянул на боярина - Журавль ехал прямо, ничем не показывая своего состояния, лишь мелкие бисеринки пота выступили на висках. Рядом невозмутимо возвышался в седле Карн, бохитский сотник, под рукой которого шло в поход на север сто восемьдесят семь всадников кованой рати. Подумав, Мирон решил подойти с зельем попозже, на привале.
   А боярин Журавель, в прошлой жизни Александр Александрович Журавлев, только крепче стискивал зубы, чтобы не застонать. Голова с самого утра наливалась жгучей чугунной тяжестью. Чтобы хоть чуть-чуть ослабить действие боли, он уходил в свои давние дни...
   Почему-то злодейка-память из всех годов его службы на далекой южной границе (сначала сержантом-срочником, а затем прапорщиком) сохранила не рейды и бои, а только молодые лица навек ушедших ребят. Он и сам не раз был на волосок от смерти в те годы и однажды костлявая зацепила-таки. Списанный после четырех месяцев госпиталя вчистую, ничего не понимающий в новой "рыночной" жизни, в которой не находилось места таким как он, Александр вернулся в свой родной уральский городок.
   Полгода он не мог найти себе занятия, пока ему, уже совсем было отчаявшемуся, неожиданно не подфартило - он столкнулся во дворе родительского дома с одноклассником Колькой Рыбиным, ставшим в то лихое время местным "доном Корлеоне", с вполне предсказуемой кличкой Рыба. По пути в знакомую со школьных лет забегаловку, которая сменила название на престижное "Ресторан", куда школьный приятель, невзирая на отказы потащил его, Александр в двух словах поведал Кольке о своем житье-бытье. После первой стопки, как положено - "за встречу", дон Рыба вполне серьезно предложил:
   - Слушай, Сашка, давай, иди работать ко мне!
   - К тебе в бригаду, Колян? Не, не хочу, устал я от крови,- в маленьком городке, что в деревне, все всё обо всех знают, это вечный закон жизни, так что криминальное настоящее Рыбы не было особой тайной.
   - Да нет, Сашок, я твой выбор уважаю, не хочешь в бригаду, не надо. Тут другая тема. Нужен мне свой инспектор горного надзора. Сейчас как раз мы пару шахт прикупили. И нужен мне свой человек на этом месте, чтобы чужие в мои дела нос свой не совали.
   - Какой я горный надзор? У меня, кроме того, что батя всю жизнь на шахте отпахал, больше с ними и связи-то никакой нет.
   - Ну вот, а говоришь связи нету,- сразу встрепенулся Колян.- А официальные корочки мы тебе сделаем, не боись! И с твоим будущим начальством все перетрем, чтоб тебя сразу, как оформят, на какие-нибудь курсы повышения квалификации отправили. Ты орденоносец, человек заслуженный, бывалый. Пусть только кто попробует слово поперек вякнуть! И будет все тип-топ, вот увидишь! Бабки и связи сейчас - великое дело!
   - А что я взамен должен буду делать? - предложение было заманчивым, но все же впрягаться в совсем уж явный криминал не хотелось.
   - Если дашь слово никому...
   - Ты ж меня знаешь! Обещаю, дальше меня не уйдет.
   - Добро, но смотри молчок,- понизил голос Рыба.- В шахтах кроме обычной руды камешки попадаются. Только никому постороннему об этом знать не положено! Понял теперь, почему мне свой человек в надзоре нужен?
   - Так как, согласен? - спросил он, наливая очередные сто грамм.
   - Согласен! - хрусталь рюмок зазвенел, скрепляя достигнутое соглашение.
  
   Правду сказать, первые пару лет в надзоре Александр вспоминал со стыдом. Далекий от реалий горного дела, он откровенно плавал в большинстве вопросов и не раз слышал ехидные усмешки потомственных горняков за спиной. Не привыкший к подобному, самолюбивый и властный характером бывший пограничник, однако, понял - чтобы заслужить уважение людей, ежедневно рискующих жизнью под землей, одной должности мало.
   Он поступил на вечернее отделение горно-металлургического института, платный филиал которого открыли в их городишке. Занимая немалую по местным меркам должность, не стеснялся лазить по выработкам и задавать вопросы старым шахтерам, в общем, года через четыре стал вполне понимающим свое новое дело человеком.
   Договор с Колькой неукоснительно исполнялся, он старательно оберегал золотую, или лучше сказать изумрудную, жилу от внимания посторонних, за что ему в карман тек устойчивый ручеек забугорной зелени. Только один раз приехавшая с проверкой комиссия чуть было не углядела лишнего, но все удалось разрулить, представив дело таким образом, что хозяева шахты просто не хотят, чтобы вышли наружу имеющиеся в любом горном производстве прорехи в обеспечении безопасности. Проверяющие, получив соответствующий куш, и ублаготворенные роскошным банкетом, вполне поверили объяснениям, сделав для видимости лишь несколько мелких замечаний.
   Жизнь шла своим чередом, приближался срок защиты диплома. Александр уже стал задумываться о семье (случайные связи начинали тяготить его и хотелось домашнего уюта и детских голосов в просторном новом доме), когда случилось ЭТО.
   Тот день начался с рутинного посещения небольшой угольной шахты, километрах в тридцати от городка. Чисто формальная видимость проверки для продления лицензии. Спустившиеся в шахту начальники никак не могли ожидать, что этот день им не суждено будет пережить. Последнее, что Александр видел в той жизни - ослепительная вспышка, больно ударившая по глазам. Затем адский грохот и мертвое безмолвие - взрыв рудничного газа похоронил всех бывших в шахте.
   Он оказался единственным уцелевшим в катастрофе. Но шанса врачи ему не давали ни единого - ожог семидесяти процентов кожи не поддавался никаким усилиям медиков. Перевезенный в Ожоговый Центр Санкт-Петербурга он медленно, почти не приходя в сознание, угасал. И вот однажды у его кровати в одноместной палате Центра появился незнакомец.
   Сделав инъекцию, он наклонился к голове лежащего и негромко произнес:
   - Александр Александрович, я буду с вами откровенен. Вам осталось всего несколько дней, максимум недель. Медицина бессильна в вашем случае. Но есть вариант...
   Говоривший чуть отодвинулся, поглядел на затрепыхавшие крылья носа и дернувшийся уголок рта лежавшего, и продолжил:
   - Мы проводим опыты по переносу сознания пациентов в другую реальность. Вполне вероятно, что это окажется наше прошлое. Дело новое, неизвестное и, может статься, опасное. Но вам ведь нечего терять, кроме своих цепей, а приобрести сможете целый мир. Времени осталось совсем немного. Раздумывать некогда - завтра аппаратура будет готова к эксперименту. Расчетное благоприятное время продлится не больше двух дней. Осталось спросить ваше согласие на участие в испытаниях. Да или нет?
   - Д-да...
  
   - Боярин, боярин! - прервал его мысли возвернувшийся из передового дозора вершник. - По дороге из Корческа в Дорогобуж обоз какой-то идет. Что делать с има?
   - Пущай себе едут! Нам сейчас лишних препон не надобно, как пройдут, дай знак, чтобы продолжали поход. До дома уже совсем немного осталось!
  
   Середина сентября. Крепость-на-горке.
  
   Староста Сновид шел чуть впереди боярина и напряженно вспоминал все ли в порядке в его обширном ремесленном хозяйстве. Только что он был свидетелем жесточайшего разноса, устроенного вернувшимся Журавлем, всем виновникам случившегося месяц назад поражения.
   После разбора действий дружинников и стражников во время набега Журавль решил проверить состояние дел в промышленной слободе.
   От Крепости-на-горке идти к слободе было недалеко, четверть часа неспешным шагом. Боярин пошел пешком, чтобы, как понял Сновид, остыть и не выплескивать на мастеров злость от разгрома дружины. Дорога к слободе всегда содержалась в образцовом порядке, все выбоины своевременно засыпались крошкой битого кирпича вперемежку с мелким камнем. Как намекнул Хозяин надо начинать думать о переезде, о том как и в каком порядке что вывозить. Конечно, жалко, что все вывезти никак не получится, на новом месте работы предстоит много, но главное есть знающие люди, которые смогут за полтора-два года наладить дело не хуже прежнего на новом месте. Самое сложное было создать слободу, обучить людей и с ними освоить производство железа, стекла, бумаги и, главное, стали. Есть что вспомнить за двенадцать лет трудов.
   Так, в думах и воспоминаниях о былом они не заметили, как почти дошли до слободы. Самой слободы не было видно даже из крепости, все постройки скрывал высокий тын из-за которого виднелись только сторожевые вышки и две дымовые трубы.
   С внешней стороны тына шла взрыхленная полоса земли (Сновид вспомнил, что Журавель как-то назвал ее странными словами - контрольно-следовая) и ходили попарно одоспешенные стражники с собаками. К охране слободы и секретов, которые там хранились, боярин относился очень серьезно. Если бы о том, что здесь, в слободе, получают сталь и делают из нее мечи, шлемы, брони и другое вооружение не по единице в год, а сотнями, узнали все, то от желающих приобщиться отбилась бы разве что дружина Великого князя.
   Подойдя к массивным, всегда закрытым воротам, боярин дождался, пока откроется маленькая калитка, и первым прошел внутрь слободы. За первыми воротами располагалась площадка, огороженная тыном с еще одними воротами. Сразу за второй калиткой боярина встретил старшой слободской стражи.
   - Здравия желаю, боярин! - четко начал доклад Неклюд, опытный воин лет сорока. - За время твоеего отсутствия особых происшествий по слободе не было. Вся слободская стража в числе 68 человек в строю. Состояние тына постоянно проверяется, в этом месяце заменили дванадесят бревен. Трижды проводили учения на случай подхода неприятеля - все из слободы уходили под охраной в крепость за установленный срок. Медленнее всех мастерская кирпича и стекла, хоть и уложились, не то что в позапрошлый раз. Доклад окончил. - Добро. Благодарю за службу, хоть ты порадовал,- боярин хлопнул старшого по плечу, - занимайся, я потом отдельно с тобой переговорю.
   Дальше у калитки стоял Нежата, кряжистый мужик степенного вида, старший среди кузнецов, держа шапку в руке. Увидев, что боярин повернулся к нему, он с достоинством поклонился:
   - Здрав будь, боярин, рад тебя видеть, как съездил? Все ли хорошо?
   - И тебе здравствовать, Нежата, - боярин обнял кузнеца, слишком много у них было преодолено совместных трудностей, и давно сложились теплые отношения, хотя боярин был очень строг. - Ну, рассказывай, как дела идут? Сколько и чего сделано? Пойдем, хочу все своими глазами посмотреть.
   - Пока тебя не было, то есть за два с половиной месяца отковали восемнадесят десятков мечей, семь десятков и еще три шлема, полсотни броней, четыре сотни да семь десятков насадок на ратовища и почти пять тысяч стрельных наконечников,- заглядывая в свои записи, начал доклад Сновид.
   Заглянув в большой, добротно сделанный амбар, служащий складом готовой продукции, затем они завернули в стекольную мастерскую и продолжили начатый в начале обхода разговор уже на подходе к кузнице.
   - Надо как можно быстрее готовить все к переезду, Сновид. А ты, Нежата, пойдешь с первым обозом, что отправляем с товаром для княжеской дружины через седьмицу. Князь Звенигородский пожаловал мне в кормление городок Бужскиий и земли окрест него. Надо жилье начать строить и чем быстрее, тем лучше. Чтобы было, куда зимой людей перевезти. Да и под весеннее строительство: плотины, домниц и прочего удобные места приискать. Так что дела великие предстоят - не только ворогу окорот дать, но и свой полон воротить, и уйти, ничего не растеряв. И в этом я на вас сильно надеюсь, други,- сильно обняв по очереди Сновида с Нежатой боярин Журавель быстрым, чуть прихрамывающим шагом направился к воротам, в проеме которых догорала кроваво-огненным цветом вечерняя заря.
  
  
   Примечания.
  
   Вельев день - праздник в честь велий - духов умерших отмечался на осеннее равноденствие - 23 сентября;
  
   Ёрмунганд - Мировой змей, средний сын Локи и великанши Ангрбоды. Согласно "Младшей Эдде", Один забрал у Локи троих детей -- Фенрира, Хель и Ёрмунганда, которого бросил в окружающий Мидгард океан. Змей вырос таким огромным, что опоясал всю Землю и вцепился в свой собственный хвост. За это Ёрмунганд получил прозвище "Змея Мидгарда" или "Мирового Змея".
   В данном случае Ёрмунганд название драккара, на котором плавает Снорри;
  
   Лайма - богиня судьбы и удачи древних балтов;
  
   лойва (лит.) - небольшая лодья, способная ходить по рекам и по морю
  
   Нидхёгг - дракон, гложущий корни мирового дерева Иггдрасиль
  
   Ньёрд - бог моря и повелитель вод, кроме моря имеет власть над ветром и огнём, покровительствует мореплаванию, рыболовству, охоте на морских животных.
  
   Немало мужей погружали
   Ратных ужей кольчуги (ратный уж кольчуги = меч)
   В крытые острым железом
   Домы просторные крови (дом крови = тело воина)
   Ньёрд, вечный вод владыка,
   Прими же сей наш подарок
   И даруй Ёрмунганду
   Частицу своей удачи.
  
   Глава 3(2). Начало сентября 1125 года. Погорынье.
  
   Тошнотворный запах паленого мяса так и бил в нос. Мишка, стараясь делать вдохи ртом, глядел на деда, с нетерпением ожидавшего доклада Стерва, и с беспокойством замечал, как нервно подергивается краешек рта Корнея и и от приступа фамильного бешенства медленно буреет лицо. Наконец, охотник прекратил разглядывать следы, почти смытые ночным дождем, и подошел к стоявшим на опушке леса ратникам:
   - Было нападавших чуть поболе десятка. Вроде как пешие все. Кто такие неведомо, но на простых татей непохоже - сразу хоромину Игнатову запалили, не посмотрели, что в ней весь зажиток сгорит. Зато вот холопов всех и скотину собрали и увели...
   - Значит, быстро они идти не смогут! А у нас конные все, догоним и перебьем, как цыплят,- Мишка искренне не понимал, с чего остальные хмурятся и не спешат организовывать погоню. - Поторопиться бы, и так почти день у них в запасе.
   - Цыть, Михайла! - Корней в гневе чуть не отвесил старшему внуку заслуженную оплеуху. - Один ты умный такой, а все другие так... Своей головы не жалко - порожняя совсем, остальных пожалел бы.
   - Да я... - Мишке хватило ума вовремя прикусить язык, все же излишне раздражать деда не следовало.
   - Вспомни, как мы сами на такую наживку врага за Болотом ловили,- слава Богу, в разговор вмешался молчавший доселе Алексей, - показали, что напали малым числом да слабосильные. Те и купились, потому и сами в ловушку залезли. Как бы нам сейчас так же не опростоволоситься.
   - И впрямь похоже, - поддержал старшего наставника Лука,- бросаться сломя голову в погоню не след.
   - Вот-вот! Значит, сделаем так, - воевода снова взял бразды правления в свои руки,- впереди пойдет десяток Луки со Стервом. Возьмите еще десяток опричников в подмогу, да чтоб у них самострелы заранее заряжены были. Остальные позади, в перестреле примерно. Алексей, ты возьми пару ратников и тройку опричников, поглядывай, чтобы в спину нам не ударили.
   А ты, Буреюшка, возьми, вон Илюху, да пару ребятишек, и здесь оставайтесь. Надо бы мужиков вытащить, да в Ратное свезти, чтоб уж упокоились по-христиански. Ну, и, может, кого из холопов не увели все-таки, тоже с собой прихватите. Понял ли? - он дождался подтверждающего кивка обозного старшины и зычно прокричал,- По коням!
  
   Рысью, шагом, рысью, шагом, рысью, шагом.
   Монотонность движения убаюкивала, притупляла внимание, тем более, что от передового отряда пока ничего тревожного не исходило. Лесная дорога, хоть и была изрядно попорчена ночным ливнем, но все же хранила полусмытые следы лошадиных и коровьих копыт. Однако неприятеля, чей путь все больше отклонялся к закату, настичь все не удавалось. Виной тому была размокшая дорога, да многочисленные ручейки и речушки, вздувшиеся от обилия дождевой влаги.
   Но следы становились все свежее, и Мишка видел, как ехавших рядом ратников охватывает возбужденно-нетерпеливое предвкушение встречи с ударившим в спину врагом.
   Дорога выскочила из лесной тесноты на простор. Очередная разлившаяся речушка преградила путь всадникам, за ней примерно на полверсты протянулась сырая, поросшая высокой травой луговина. Отчетливо видимые следы копыт уходили по ней еще дальше, туда где виднелась темно-зеленая стена матерого ельника. Наверное, у Луки еще была свежа в памяти предыдущая засада, потому он и придержал своих, поджидая основные силы.
   - Что, Стерв,- подъехавший Корней в первую очередь хотел знать мнение охотника,- давно ли прошли они тут? А то гляди, день уже почти на исходе - сможем ли до темноты догнать?
   - Я бы сказал, что здесь они скотину поили, да привал делали - вон как земля вся по берегу изрыта. А дальше - вон к тому лесу - тронулись часа три назад, не больше.
   - Не нравится мне эта дорога, Корней Агеич! - Лука не приминул встрять в разговор.
   - Думаешь для засады, там подальше, место подходящее?
   - Один раз им в таком же месте удача была, не хочу чтоб и сейчас повторилось.
   - Тогда вся надежда на твоего пса, Стерв,- воевода кивком указал на собаку, жавшуюся к ногам хозяина. - Сможет он чужого издалека учуять?
   - Должен смочь. Как в лес въедем я его вперед пущу, чтобы предупредил. Но вы все же невдалеке будьте, чтобы в случае чего на выручку ударить.
   - А мои все с луками да самострелами наготове будут,- добавил Лука.
   - Добро. Так и порешим...
  
   Узкая лесная дорожка позволяла двигаться только двум всадникам в ряд, поэтому комонные растянулись по луговине длинной вереницей. Не успели еще последние втянуться в лес, как послышался отчаянный лай пса. Ехавшие в середине отряда Корней с Алексеем переглянулись и воевода, призывно махнув рукой, пришпорил коня. Старший же наставник чуть приотстал, обернулся к Михайле и негромко распорядившись :
   - Самострелы к бою! - помчался вдогонку.
   Ратники двух оставшихся десятков устремились за ними, а Мишка, сдержав первый естественный порыв своих опричников лететь следом, скомандовал:
   - Самострелы наизготовку. Рысью за мной, да глядеть в оба, чтобы по своим невзначай не вдарить! Пошел!
   Однако вскоре, когда весь отряд собрался на большой прогалине, выяснилось, что никакого неприятеля поблизости не наблюдается. Пес не ошибся, он действительно издали почуял человека, но такой картины никто увидеть не ожидал!
   Стоявшая чуть в стороне от дороги старая сухая береза приютила у своих корней огромный, когда-то достигавший высоты человеческого роста, муравейник. Обиталище маленьких лесных тружеников было наполовину разворошено, а в центре этого погрома угадывалась человеческая фигура, привязанная к дереву. Кто этот человек различить было совершенно невозможно - он весь с головы до ног был покрыт сплошным рыже-черным муравьиным ковром. Нескольких опричников от подобного зрелища вывернуло наизнанку, да и Мишка с трудом сдерживал позывы рвоты, подъезжая к застывшим на прогалине ратникам. Тем временем Петька Складень со Стервом остервенело полосовали ножами кожаные ремни, которые удерживали несчастного в стоячем положении. При этом ратники яростно стряхивали атакующих со всех сторон насекомых и уже почти в полный голос матерились. Наконец, ремни поддались, безжизненное тело было выдернуто из муравейника на край поляны и Алексей быстро смахнул муравьев с лица.
   - Не наш! - с облегчением выдохнул он, закрывая вытаращенные в предсмертной муке глаза покойника.
   - Постой, - подошедший Егор вгляделся в черты мертвеца.- Вроде я такого под Яругой видал. Михайла, иди сюда, глянь!
   Спешившийся Мишка с трудом заставил себя подойти к трупу.
   - Похож, - согласился он. - Вроде как из тех христиан, что мы отпустили тогда. Так, выходит, его за это приговорили?
   - Бог весть! - десятнику совсем не хотелось задумываться о причинах. - Только он уж пару дней как здесь. Вон, в некоторых местах аж до костей съедено.
   - Глядите, глядите, на елке доска с буквицами,- донесся мальчишеский крик с другого конца поляны. - Сейчас я ее сниму...
   - Не трог...- бросившийся на голос Стерв, не добежал всего каких-то два шага. Хитроумная ловушка сработала - потянутая доска освободила спуск настороженного самострела. Спас опричника Фому только низкий рост - вместо того, чтобы вонзиться в грудь, тяжелый болт пробороздил щеку и, зацепив ухо, полетел дальше. Стерв же, бросившийся к пацану, получил намного более серьезное ранение и теперь только скрипел зубами от боли, зажимая ладонью пробитое плечо.
   - Матюху сюда, - спешившийся Корней подковылял к раненому охотнику и заглянул в глаза. - Ты как, живой? Ехать сможешь?
   - Не знаю, сначала бы стрелу вытащить, - прохрипел тот, не отрывая руки от раны,- да перетянуть покрепче.
   Подошедший Матвей тем временем что-то торопливо разыскивал в своей лекарской сумке. На помощь ему пришел Лука:
   - Давай, малой, я стрелу выдерну, а ты сразу тряпицу с травой наготове держи, чтобы кровь из раны останавить. Готов? Раз-два, терпи!
   Последний возглас относился к Стерву, который аж побелел от боли во время этой не шибко гуманной "операции". К счастью узкий граненый наконечник болта, предназначавшийся против окольчуженных воинов, легко вышел из тела. И хоть кровь, прекратившая было течь, хлынула с новой силой, но Матвей, сноровисто перетягивающий повязками плечо, заверил, что особой опасности нет, ни кость, ни важные жилы не задеты.
   - Господин сотник, разреши обратиться? - все сгрудившиеся вокруг Стерва обернулись на сбивающийся мальчишеский голос.
   - Тебя что, поганец, не учили команды старших слушать, едрена-матрена? - Корней собирался уж было наградить Фому увесистой оплеухой и только жалкий вид отрока, зажимающего одной рукой разодранную щеку, не дал совершиться экзекуции. - После похода явишься к старшему наставнику Алексею, чтобы он тебе десять плетей всыпал. Впредь наука будет. А сейчас говори, чего там?
   - Есть, после похода явиться к старшему наставнику! - судя по виду Фомы, он ожидал для себя куда большего наказания. - Вот та самая доска с буквицами.
   - Михайла! - Дед дальнозорко отодвинул ее от себя, силясь прочесть процарапанные острым писалом письмена. - Михайла, у тебя глаза поострее, погляди, что здесь такого написано.
   Подошедший Мишка с недоумением посмотрел на распахнувшего крылья журавля, бьющего острым клювом залезшую в кувшин лисицу, перевернул доску и медленно, с трудом осмысливая каждое слово, прочитал вслух:
   - И запомни, падла, с тобой то же самое будет!
  
   Следующие два часа тяжелого пути, когда несколько раз приходилось преодолевать завалы из срубленных деревьев, тоже не дали результата - татей настигнуть так и не удалось. Солнце уже совсем склонилось к горизонту, когда передовой десяток выскочил на пологий берег Горыни и остановился в недоумении. Подъехавшие Корней с Алексеем тоже не смогли определить - куда делся неприятель: следы оканчивались на этом берегу и напрочь отсутствовали на противоположном. Лишь подъехавший последним Стерв (из-за раны он с трудом держался в седле) разрешил загадку.
   - Вот здесь они на насады грузились,- показал он здоровой рукой на плоский отпечаток. - И теперь их уже не догнать, потому как в темноте никаких следов не разберешь - куда поплыли, вверх, вниз ли. А может просто на пару-тройку верст сплыли, а дальше снова берегом. Теперь ищи ветра в поле.
   - И никак этих поганцев не прихватить?- помрачнел Корней, не хотевший смириться с мыслью, что враг оказался хитрее и предусмотрительней его самого.
   - Что ж, с рассветом можно попытаться найти след, да вот только сомнение меня берет. Уж больно хорошо у них каждая мелочь продумана была. Думаю и надежное укрытие тоже заранее приготовлено.
   - Ладно, располагаемся на ночевку на берегу. Лука, Егор, разводите костры, да отрядите дозорных вдвое. Остальным спать вполглаза, не дай бог ночью припожалуют. Алексей и ты, Михайла, пойдем со мной, надо все хорошенько обмозговать.
  
   Дождавшись, пока опричники роськиного десятка разведут костер, Корней знаком велел им удалиться, пристроился на пригорке и спросил у Мишки:
   - Ну, что скажешь, боярич? Из чьих рук эта поганая доска вышла?
   - Так ясно же все, деда! Эти пришлые не зря ж знак оставили - из-за Болота гостинец.
   - Кхе-кхе, а ты, Леха, что скажешь? - дед помассировал колено увечной ноги и перевел взгляд на Рудного воеводу.
   - А вот я уверен, что это рук местных лесовиков дело - больше некому!
   - Похоже, Леха, мы об одном и том же подумали. Говори дальше...
   - Деда, дядя Леша, ну какие местные?- Аж задохнулся от возмущения Мишка.- Зачем им это? Мы с этими дальними который год в мире живем. Да и знак на доске явно на Журавля указывает, и замученный этот человек с Яруги. Все ведь об одном говорит - из-за Болота вороги пришли и зубы нам показывают.
   - Мало ли что там на какой-то доске было. Местные это были, и все тут. Только так и ДОЛЖНО БЫТЬ,- рубанул рукой воздух Алексей.
   - Но ведь несправедливо же...
   - Цыть, сопляк! Раскудахтался!- взревел было Корней, но оглянувшись по сторонам - не услыхал ли кто, сбавил тон и продолжал.- Вот в чем болезнь твоя, Михайла... не боярич ты! В душе у тебя боярства нет! То-то мне Алексей жалуется: "Михайлу мечом опоясали, а он то за самострел, то за кистень хватается, про меч забывает". А дело-то не только в мече! Мало все правильно делать! Надо еще и понимать правильно, а ты не понимаешь!
   - Да что не понимаю-то?
   - А то! Забыл, как еще зимой приговорили - воеводству Погорынскому быть? А какое ж воеводство, если местные сами по себе живут, да воеводу стороной обходят? А тут случай такой дорогой - мужей княжеских убили, холопов да скотину увели, а все следы именно здесь обрываются. Это ж какую виру на них наложить можно!
   - Это что, деда, с ними также как с Куньим поступим?
   - Зачем? - пожал плечами Рудный воевода.- Наехать мы на них наедем, и виру дикую наложим. А затем выбор дадим - либо все сразу за побитых княжих мужей имать будем, либо они согласны воеводе Погорынскому все дани да кормы давать и людишек присылать в войско.
   - Тут четыре дреговичских селища в ближней округе. Вот их всех завтра с рассвета объезжать и начнем. Первая очередь - вон там на полуночи селище Трески, его род самый большой и хозяин он справный - ему есть что терять. А еще его можно старшим даньщиком сделать, чтобы ему лично часть от собранного шла, тогда он сам нашу руку держать будет. Вот поэтому я тебя, Михайла, и позвал. У тебя память покрепче - давай вспоминай, чего по Правде Русской за убийство да увод холопей полагается.
   - Деда, я за ночь припомню, но ведь доказательств никаких, значит обман это, не по совести...
   - Ты - боярского рода или нет?! Ты знаешь то, что другим не ведомо, ты в праве вершить то, что другим невместно, ты выше других, и это не требует доказательств! Но все это проистекает из одного: ты сам себя так ощущать должен! Слышишь? Не мыслить, а ощущать! А ты не ощущаешь!
   Да еще запомни, Михайла Фролыч, все что воеводству Погорынскому и роду Лисовинов на пользу, то и хорошо, и честно, и справедливо! И никак иначе! А теперь иди и накрепко запомни, что сейчас услышал.
  
   Только в третьем по счету селище нашлось, кому сказать слово против облыжных обвинений. В первом, самом большом из них - Уньцевом Увозе, где большаком был хитрющий, вечно себе на уме, Треска, все прошло совсем гладко. Поглядев на окольчуженных ратников и понимая, что слова бессильны, там где говорят мечи, он почти сразу согласился платить княжую дань через боярина Корзня и самому свозить ее в Ратное. А уж после назначения старшим данщиком и вовсе пообещал давать людей в воеводскую дружину да уговорить остальные селища заложиться за новоявленного воеводу. Заминка вышла только с определением полагающейся ему доли от собранных кормов и даней. Вполне осознав свою нужность Корнею Треска торговался как заправский купец на восточном базаре. Сидя за столом в хозяйской хоромине стороны спорили до хрипоты, приводя каждый свои примеры того, как это полагается быть по старине и обычаям, не по раз стукались кубками с медом в знак согласия, чтобы буквально через минуту разойтись в какой-нибудь новой мелочи. Наконец, почти через час торговли, когда скромно сидевший в уголке Мишка уже совсем перестал что-либо понимать, ударили по рукам.
   Довольный Треска, велев младшему сыну седлать коня, отправился собираться в поездку, а Корней, допив налитый в кубок мед, ударил пустой посудиной по столешнице:
   - Кхе, силен лесовик торговаться! Семь потов согнал! Нашего Никифора с Осьмой вместе переторгует и не почешется!
   - А что такое, деда?
   - По обычаю даньщик берет себе двадцатую часть от прибытков. Чтобы его рвение подстегнуть я хотел ему пятнадцатую предложить. А он ни в какую. Понимает, поганец, что сильно он нужен - десятину запросил. Уж так торговались и этак - сошлись на двенадцатой части. Но зато и людей в войско он почти вдвое больше обещал - не пятнадцать, а два с половиной десятка, да другие селища помочь уговорить.
   - Пусть его пока. Нам бы сейчас побольше людей к себе привлечь, чтобы власть воеводскую признали, а выгоду мы и по-другому поимеем.- Михайла хитро подмигнул деду.- Если здесь наша власть будет, то всю торговлю под себя подгребем. Кроме как в лавке Осьмы торга поблизости нет. С этого нам намного больший прибыток получится.
   - Кхе-кхе, ладно, рано пока еще прибытки делить, пошли, еще дел невпроворот.
  
   Жители следующего, расположенного на небольшой возвышенности, селения быстро уступили уговорам Трески, подкрепленными видом оборуженных ратников. А вот в третьем нашла коса на камень. Небольшая весь была совершенно пуста - ни жителей, ни скотины, ни даже собак. Лишь перед входом в самый большой дом недвижно замер, опершись на плечо маленького мальчонки ветхий старец. Он безмолвно, не отрываясь взирал на то, как спешившиеся ратники бесцеремонно врываются в дома, прихватывая что приглянется. Светлые, выцветшие от времени, очи старика не выражали ровным счетом ничего, лишь рука, лежавшая на плече мальчишки (небось уже пра- или пра-правнука!) судорожно сжималась и разжималась.
   - Домажир, воевода Погорынский, коего князь Туровский поставил, пришел с жалобой к нам. Мужей его невдалеке отсюда побили, хоромы их пожгли, холопов да скотину свели. А следы татей сюда ведут,- видно было, что Треска обескуражен отсутствием жителей и всерьез опасается за свое новое положение, если здесь его постигнет неудача.
   - По Правде Русской, что великим князем Ярославом Владимировичем заповедана, коли не сыщется тать, то вся вервь в ответе,- вступил в разговор доселе молчавший Корней.- Михайла, ну-ка, скажи точно, что в Законе написано!
   - Аже кто убиет княжа мужа в разбои, а головника не ищут, то виревную платити, в чьей же верви голова лежит то восемьдесят гривен; паки ли людин, то сорок гривен, - Мишка облизал пересохшие губы и продолжал.
   -Не будет ли татя, то по следу женут, аже не будет следа ли к селу или к товару, а не отсочат от собе следа, ни едут на след или отбьются, то тем платити татьбу и продажу... - немигающий прищур старца, казалось, замораживал слова во рту, а презрительная усмешка била не хуже плети.
   - Михайла, говори дальше, чего умолк?! Сколь дикой виры на эту весь причитается?
   - А след гнати с чужими людьми, а с послухи; аже погубят след на гостиньце на велице, а села не будет, или на пусте, где же не будет ни села, ни людии, то не платити ни продажи, ни татьбы,- перебил Корнея старец, чье презрение к нежданным находникам стало еще явственней.- А след сюда только един ведет, твой Треска, да твой воевода. Опричь них нету никоторого. Вот на себе виру да продажу и взыскивайте. А дани-выходы князь Туровский в свой срок получит, по старине, по обычаю.
   - Так ты, значит, супротив самого князя идешь, что меня воеводой поставил?! Заложиться за князя брезгуешь?! - Корней даже побурел от гнева.
   - Мы - вольная людь! Что по старине, по пошлине положено князю отошлем, и нас боле не замай! А ты, Треска, гляди, с огнем играешь! Так и спалить ся невдолге!- видно было, что старому Домажиру с трудом даются слова, но он стоял прямо и уверенно, лишь еще больше оперся на плечо внучонка, что с беспокойством было взглянул на посеревшее лицо старца, но, повинуясь движению дедовой длани, снова застыл в молчании.
   - Эй, Лука, Егор, велите своим брать все что есть, в счет виры с веси этой. А ты благодари всех своих богов, старик, что я крови сегодня не хочу! А то б напомнил тебе про Кунье!
   - Берите! Не по закону творишь, Корзень! Хоть прозвался ты ныне воеводою княжеским да сила твоя теперь, а не по закону! И молить Богов буду, чтобы побыстрей спознать тебе - "Не говори, что силен - встретишь более сильного!" - он замолчал, отступил на шаг и только безмолвно смотрел, как ратники и опричники зорили дома, выискивая по скрыням береженое добро, да вьюча все, что можно увести, на заводных коней.
   Последнее селение, видно прознавши об участи соседей, безропотно согласилось на все требования Корнея. Треска сиял - хоть он и пошел под чужую руку, но зато эта рука подарила ему толику власти над окрестными людишками, да и доходы обещали вырасти чуть ли не вдвое. Потому он с поклонами провожал ратнинцев и клятвенно обещал, что не замедлит придти с охочими людьми сразу же, как свалят полевые работы.
   Неплохая добыча и отсутствие потерь сильно скрашивали в глазах ратников основную неудачу похода. Потому никто среди возвращавшихся не поминал о погибших на Выселках, наоборот все были веселы и оживленны, как после выигранной вчистую битвы.
   Лишь только Михайла до самого порога с содроганием ощущал спиной холод от той поистине ледяной ненависти, застывшей в домажировых глазах. И с тех пор он не по раз ночью просыпался с криком, пронзенный материализовавшимся клинком-взглядом, а ломящихся от боли висках бухенвальдским набатом стучало: "Не говори, что силен - встретишь более сильного!"
  
   Глава 4(2). Крепость-на-Горке. Середина сентября 1125 года.
  
   - В общем, силы Корзня можно определить примерно в сотню кованой рати, да еще сотню молодших с самострелами. Их, хоть они прямого удара и не выдержат, стоит поберечься - судьба Эриха тому примером. Коли будет бой, против них надо пешцев с ростовыми щитами пускать. Да еще им поверх доспеха стеганки добавить - мои "рыси" самострелы, что Нежата с подручными делал, испробовали - при такой защите только одна из десяти стрел до тела дойдет.- Ратобор подождал вопросов и, повинуясь разрешающему кивку боярина, сел на место.
   Большая горница в боярском тереме в этот день собрала за накрытым столом старшину со всей волости. Недавний разгром и длившаяся несколько недель тягостная неопределенность из-за отсутствия Хозяина уступили место новым надеждам: Журавель вернулся, да не один, а со значительной помощью. Добавляли хорошего настроения собравшимся и успехи Ратобора, сходившего в поиск за Болото. Потому все дружно выпили за его удачу и за "рысей", без потерь вернувшихся, да еще с отбитым полоном.
   - Ты расскажи еще, как сходили за Болото, да что приведенные оттуда говорят,- подал было голос староста Сновид, но осекся, встретив чуть нахмуренный взгляд Журавля.
   - В подробностях ты у Ратобора потом, после Совета, все выспросишь. Сейчас нам главные дела нужно решить. От Торопа какие вести, Мирон?
   - Тороп передал весточку, что неспокойно стало на Припяти. Лодью Руальд перехватил. Из Пинска она шла, хозяин в бег дался, а гребцы сказывали, что на город наехал кто-то. Полочане ли, альбо ляхи, а, может, все вместях - не знают. Хозяин их, купец из Любеча, самый дорогой товар покидал в лодью и ходу, так что толком гребцам ничего не разглядеть было.
   Еще Тороп передает, что несколько раз лодьи с ратными видели. Оборужены вроде не ахти, да и количеством каждый раз по полсотни, али чуть более. Может, то находники в зажитие пустились, а вернее - лихие людишки под шумок для себя кус пожирнее ухватить пробуют. Нашим они, конечно, не преграда, но зряшные потери тоже ни к чему. Потому и не стали с ними связываться - укрывались, пока не пройдут.
   И главное. Тороп, узрев таковое дело, послал Жиляя в Мозырь. Тот нашу лодейную рать, что с полуночи шла встретил и сюда ведет. Только не через Горынь - чтобы невзначай на врагов не наскочить, а по Уборти. Через седьмицу их надо на Зольнице встретить да помочь лодьи перетащить в речку Клёнову. Поход не шибко удачен вышел - десяток убитых, да полтридесят раненых. Но все ж кой-какую добычу взяли.
   - Ладно, сейчас не в добыче суть!- Журавель, прерывая поднявшиеся было расспросы, хлопнул дланью по столу. - Хорь, это для тебя забота! Встреть да помоги переволочься, для этого возьми десяток, нет - два десятка ратных в охрану и возчиков сколь потребно. Да, еще лекаря прихвати, он тоже лишним не будет.
   Дождавшись заверения сотника, что понял и все сделает как должно, боярин перевел взгляд на старосту.
   - Теперь дело для тебя, Сновид. Нежату и десяток мастеров с семьями мы на полдень отправили. Размести в оставленных домах пришлых ратников, но так, чтобы все думали, что их полсотни - не более. Скрыть ото всех вражьих глаз подмогу, к нам пришедшую, не получится. А вот что их почти две сотни, а не пять десятков - не должен узнать никто!
   - Я тогда слушок пущу, что это прибавок к слободской страже Неклюда, который ты ради переселения на новое место привел. Так и расспросов меньше, да и всем посельским, что станут корма везти в голову не придет больше выведывать. Тем паче к строгостям охраны слободской все уже привыкли.
   Тем временем в приоткрывшуюся дверь заглянул дежуривший у входа в терем стражник. Не осмеливаясь войти к пирующим, он делал какие-то знаки боярскому ближнику, отчаянно пытаясь обратить на себя внимание. Наконец, это удалось и Мирон, грузно поднявшись, вылез из-за стола и прошествовал к двери.
   - Ну, чего еще там? - вполголоса вопросил он.- Конца пира дождаться не мог?
   Стражник, преисполненный неподдельным рвением, шустро посунулся к уху и зашептал что-то, почти неразличимое в шуме, производимом бражниками.
   - Из Черторыйска? Очень важная весть сказывает?- на лице Мирона отразилась сложная внутренняя борьба: с одной стороны - не хотелось отрывать Хозяина от стола, а с другой - тот велел докладывать все важные известия незамедлительно.- Добро. Проведи его в особный покой, но так, чтобы никто не видел.
   Прикрыв дверь за стражником, кинувшимся исполнять повеление, Мирон подошел к боярину и встал у него за спиной.
   - Что? - не оборачиваясь, негромко бросил Журавель, ничем не показывая окружающим своего интереса.
   - Гонец. От Рагуила из Черторыйска. Дело, говорит, очень спешное. Я велел его в особливую горницу провести.
   - Сейчас идем.- Боярин поднялся, держа в правой руке кубок меду. Перекрывая шум пира, возгласил.- За одоление врага, други!
   И единым духом осушил кубок под одобрительный рев собравшихся. Затем сделал рукой знак, дескать, продолжайте застолье и, сопровождаемый верным советником, вышел.
  
   Длинной чередой переходов Сан Саныч шел на другую, особую половину терема. Требовалось привести в порядок мысли, наметить новые планы с учетом полученных только что вестей, продумать новые назначения. А для этого требовалась Она. Только Ей, Милораде, иногда раскрывал он свою душу, только Ей доверял больше, чем себе самому, и только Ее воля была способна удерживать рвущегося наружу Зверя на самом краю кровавой пропасти.
   Негромкий скрип отворяемой двери не смог вырвать сидящую в кресле женщину из глубокой задумчивости. Она зябко кутала плечи в пуховый плат и, неотрывно глядя в огонь, гудящий в глубине печи, грезила о чем-то далеком. "О чем замечталась?"- хотел было вопросить боярин, подойдя к креслу вплотную. Но не смог, ибо едва положил ей руку на плечо, как сознание затопило волной огня...
  
   Огонь. Это первое что увидел бывший сержант погранвойск, очнувшийся в теле четырнадцатилетнего мальчишки, в своем новом мире. Крики заживо сжигаемых людей, тошнотворный запах паленого мяса и растерзанные тела вокруг дошли органов чувств позже, да и не коснулись толком сознания, свалившегося в привычный боевой транс. Как рассказывал, вернувшись в Ратное, Пахом - единственный уцелевший из воев пятого десятка, в парнишку, отброшенного посторонь тяжелым ударом окольчуженного кулака, словно вселился дьявол. Не успел ударивший его ратник сделать пару шагов прочь, как тот взвился с земли и через мгновение обидчик уже глухо хлюпал перерезанным горлом. За первой жертвой последовала вторая - воин, бросившийся было наперерез, словил тяжелый боевой нож, невестимо как перешедший в руки пацана, прямо в глаз. И третья - еще один ратник, с которым бывший погранец столкнулся в узком проулке, заработал тычок рогатиной в пах и в тяжких мученьях уже на следующий день испустил дух.
   Подоспевшие к побоищу вои не стали искушать судьбу и взялись за луки. Несколько стрел догнали беглеца, стремившегося вырваться из огненной ловушки. Его бег сильно замедлился, стал неуверенным, и спустя мгновение небольшая фигурка исчезла в стене пламени, отрезавшей путь к спасению. Никому и в голову не могло прийти, что он способен выжить в этой огненной кутерьме, потому оставшиеся в живых ратные озаботились в первую голову спасением собственных шкур да награбленного добра, очевидно, махнув рукой на раненого беглеца, сгинувшего среди пылающих домов языческого селища.
   Но он выжил всем смертям назло. Через некоторое время бесчувственное тело нашла в лесу Милорада, чудом вырвавшаяся из лап насильников. Она, как и многие другие девушки окрестных селений, собралась почтить требами русалок, пуская венки по воде, завить нежные зеленые кудри стройных березок, прося дать жита погуще:
   "Березонька моя кудрявая,
   Кудрявая да моложавая.
   Под тобой, березонька,
   Все не мак цветет,
   Под тобой, березонька,
   Не огонь горит,
   Не мак цветет -
   Красны девицы
   Хоровод ведут,
   Про тебя, березонька,
   Все песни поют".
  
   Но светлый праздник кончился, не успев начаться - вместо прекрасных водных дев на них обрушилась стая одержимых похотью зверей в железе. И некому было защитить подвергшуюся поруганию молодость и красоту, ведь Русальи таинства не терпят мужских глаз, потому и защитников поблизости не было. Избитых, не по раз понасиленых девчонок связали и как скотинное стадо погнали на полночь, где их ждало горькое увядание в холопстве. Меж тем Сотня, отправив живую добычу к своему дому, принялась громить лесные селища, стоявшие вокруг Поляны Богов. Лишь одной Милораде удалось ослабить, а затем и вовсе распутать веревки и юркнуть в скопище лесного кустарника, мимо которого как раз гнали пленниц. Остальным же еще только предстоял тяжкий путь позора и унижений. Большинство не пережило даже одного года - одни наложили на себя руки, как только представилась возможность. Другие же - тихо угасли, оплакивая свой позор и страшную гибель родных.
   Дождавшись, пока комонные, что гнали полонянок, скроются из виду, Милорада перевела дух и кружным путем, стараясь не попасться на глаза беспощадным находникам, отправилась к родному селищу. Издали почуяв запах гари, беглянка не рискнула выходить на открытое место и решила обойти поляну, где стояла соседская весь, поглубже стороной. Тут-то, она и наткнулась на лежащего в лесном ручейке, сильно обгорелого, в страшных кровоподтеках паренька. Сначала ей показалось, что стрелы, жадно впившиеся в плоть, исторгли всю жизнь из ребячьего тела. Но чуть позже ощутила слабое прерывистое дыхание.
   Соорудив на скорую руку небольшой шалашик, девушка с большим трудом (недвижное тело оказалось страх каким тяжелым!) оттащила туда спасенного. Томимая недобрыми предчувствиями она со всех ног бросилась через лес к родимой веси. Но и там ее встретили одни головешки. Напрасно бродила Милорада вокруг останков домов и в отчаянии, уже не обращая никакого внимания на возможное возвращение ворогов, кликала живых. Ответом была только мертвая тишина да дымное марево, струившееся от обугленных остатков того, что еще вчера было многолюдным живым селищем.
   В слабой надежде найти хоть кого-нибудь живого она побрела к другой веси, расположившейся на противоположном берегу речки Кипени, в трех верстах от них. Но и там была та же зловещая картина разрушений и смерти. И лишь на дальней окраине девушка услышала негромкий, но живой (Хвала всем Богам!) звук. Из густых зарослей смородины доносилось жалобное козиное блеянье. Когда она с трудом продралась через упругие зеленые ветки, то взору предстала удивительное зрелище: к козе с новорожденным козленком-сосунком крепко прижималась маленькая девочка лет пяти, испуганно поводя из стороны в сторону расширившимися от ночного ужаса глазенками.
   Увидев незнакомого человека малышка собралась было уползти подальше в свое зеленое укрытие, но, разглядев, что перед ней не страшный убийца с обагренным кровью близких мечом, вцепилась в руку Милорады и разрыдалась. Еще некоторое время ушло на то, чтобы успокоить и, по возможности расспросить, девчушку о случившемся. Затем она нашла щербатую деревянную мису, приласкала и подоила козочку, которая доверчиво лизнула человеческую руку, избавившую раздувшееся вымя от бремени молока.
   Напоенная сытной вологой Веснянка неутомимо шла за своей спасительницей, придерживая свою серую любимицу за левый рог, в то время как козленок удобно развалился на руках у старшей путницы. Больше всего Милорада боялась не найти устроенный утром шалаш, но и здесь (благодаренье Мокоши!) все обошлось - они вышли прямо к нужному месту. Пустив козу с козленком гулять на небольшую полянку, девушка немного посидела на бережку, давая отдых смертельно усталому телу. Парнишка лежал в той же позе, что его оставили, но дыхание было ровным, а кровь более не сочилась из ран. Решив пока не тревожить его Милорада скинула с себя изодранную праздничную рубаху и шитую яркими нитками паневу, влезла в небольшой бочажок и стала остервенело скрести свое тело грубым лыковым мочалом, будто надеясь смыть с себя всю мерзость нынешней ночи. Конечно, очистить израненную душу так же просто, как истерзанное тело, не удалось, но нежная прохлада ручья принесла большое облегчение.
   Одевшись и осмотрев раненого, девушка послала Веснянку зачерпнуть мисой воды в ручейке, а сама стала вспоминать все, что когда-либо слышала о врачевании ран и ожогов. Когда память услужливо подсказало все, что сказывала старая ведунья Щепетуха, то Милорада встала и решительно отправилась на опушку леса за листьями лопуха и подорожника. Собранная добыча была промыта в ручье и настало время решительных действий. С помощью засапожного ножа раны были расковыряны, а обломки стрел извлечены, благо граненые наконечники бронебойных стрел, что впопыхах использовали стрелявшие, не оставляли осколков в уязвленной плоти. Пришлось, правда, прикрикнуть на едва снова не пустившую нюни Веснянку и заставить ее жевать до мелкой кашицы листья лопуха, потребные для лечения ожогов. К счастью они были невелики - основной жар приняла на себя верхняя рубаха, безжалостно располосованная на повязки, за полной непригодностью к чему-либо еще. Конечно, и порты, и нательная срачица пребывали не в лучшем состоянии - запятнанные кровью, с дырами от огня и железа. Но это было все же лучше, чем ничего. Обмытый и перевязанный парнишка пока не приходил в сознание, но с его лица, наконец, ушла смертельно-синюшная бледность. Измученные Милорада с Веснянкой притулились рядышком прямо на земле и мигом провалились в сон.
   На следующее утро, подоив козу и опружив вдвоем с малышкой мису молока - кто знает, когда еще придется поесть, девушка отправилась в горелое селище. Сторожко оглядываясь - не увидал бы кто - прихватила секиру с обгорелой рукоятью, деревянную бадейку, куда покидала десяток найденных в одном из сожженных дворов репин и глиняный горшочек с едва тлеющими углями. Теперь дело пошло веселее - стало можно и нарубить лапника на постелю, и испечь репу, да и просто посидеть вечером у ласкового огня. С этой поры походы на погорелое место за утварью стали ежедневными.
   Спасенный очнулся только через седьмицу, и тут обнаружилась новая беда - у него была сломана челюсть и искрошены страшным ударом многие зубы - ни жевать, ни как следует разговаривать, он не мог. Пришлось Милораде ходить с серпом на овсяное поле и на себе таскать тяжелые снопы к их временному жилищу. Полужидкий овсяный кисель да козье молоко - вот и все чем мог пробавляться парнишка, который даже имени своего не мог произнести. Впрочем, раны потихоньку затягивались, он уже начинал с помощью Милорады вставать, а вскоре решилась и проблема имени.
   Однажды возвращаясь с очередной вылазки, девушка услышала тоненький голосок Веснянки:
   - Ну, Жур, скушай еще ложечку, ну, пожалуйста, Журик! Я для тебя земляничку искала, Мила старалась, снопы носила, варила для тебя. Тебе поправляться надо и на ноги вставать! Журик, ну, пожалуйста!
   Да, назвать паренька "овсяным кисельком" могла только маленькая придумщица. Но с тех пор так и повелось - Жур-Журик. И, что было самое удивительное, спасенный охотно откликался на новое имя. Кажется, именно с этого дня силы стали не по дням, а по часам прибывать к нему.
  
   Не прошло и полмесяца, как Жур уверенно встал на ноги. Милорада с раннего утра ушла на овсяное поле, а он, увлекаемый беспечно щебечущей Веснянкой отправился к разоренному селищу:
   - Мила туда почти каждый день ходит, то одно принесет, то другое. И мы что-нибудь нужное для хозяйства найдем.
   Но едва они вошли за обгорелый тын, как решительно повернулся и потянул девочку обратно:
   - Я один туда зайду, а ты посиди, вон там на пригорке. Да сплети венок для меня.
   - Ладно, только побыстрее возвращайся, Журик. Мне будет скучно без тебя.
   Первый раз он действительно возвратился быстро, притащив какую-то хозяйственную утварь и, к огромной радости Веснянки, почти не пострадавшую в огне деревянную куклу. Только одежка куколки, сшитая из разноцветных лоскутков, была вся перемазана золою. Заигравшись с новой находкой, малышка и не заметила, что день уже стал клониться к вечеру, а Жура все нет и нет. Только когда к ней подошла обеспокоенная Милорада, спохватилась:
   - А где же он?
   Он нашелся на краю селища у большой ямины, почти доверху заполненной тем, что раньше было жителями селища. Посторонь лежал заступ, которым и была вырыта могила. Постояв в молчании над местом последнего упокоения родных Жура, все трое принялись засыпать мертвых землей. Дело шло тяжко и медленно. И только когда на небе показалась вечерняя заря, маленький курган скрыл бренные останки. Венок из полевых цветов, горсть колосьев да соленые слезы прощания - вот и все, чем смогли проводить они ушедшие в Ирий души. Возвращались назад в скорбном молчании, даже маленькая щебетушка не проронила за вечер ни слова.
   Утром, когда Милорада собралась идти на поле, Жур придержал ее за руку:
   - Подожди, я вчера нашел кое-что, надо бы нам сходить поглядеть.
   Удивленная, она тем не менее не стала возражать, и снова все втроем они направились в сторону пепелища. Впрочем, Жур не стал останавливаться в погорелом селище, а провел их дальше, туда, где весело шумел маленький родник, заполняя холодной ключевой водой небольшую бочажину. Здесь же в тени двух березок притулилась скромных размеров банька, невесть как уцелевшая от разоренья. Девушка, уже не раз задумывавшаяся о надежной крыше над головой, от радости даже чмокнула смутившегося парня в щеку, а Веснянка со звонкими криками "Дом, дом, наш дом!"- принялась скакать вокруг.
   Тут уж стало не до поля. Весь этот и следующий день ушел на обустройство. Жур соорудил из жердей изгородь, организовав некое подобие двора. Милорада с Веснянкой обошли каждое подворье, старательно собирая все, что могло бы пригодиться в хозяйстве, затем наведались и на огороды, где из-за отсутствия людей изрядно повылазило сорняков. Но все равно картина была отрадная - урожая, если его бы удалось убрать, вполне хватило бы чтобы прожить до весны. Да и хлеба уродились на славу в том году, напомнив Александру старый советский кинофильм "Кубанские казаки". Дело было за малым - всего в четверо рук убрать все, что посеяли сотни...
   Время до Перунова дня запомнилось Милораде совсем смутно. Жур горбушей валил спелую рожь, она вязала снопы, складывая их в маленькие копенки. Веснянка и та старалась изо всех своих малых силенок, помогая старшим. Домой они приволакивались смертельно уставшие, и тут Жур начинал чудить: швыряться всеми найденными ножами, а позже, как окреп, и топорами, в стоящие неподалеку березки или жердины изгороди. А затем принимался наносить воображаемому врагу удары руками и ногами, испытывая силу на специально принесенных орешинах. Продолжалось это до поздних сумерек, пока не приходило время сна. А на следующий день с рассветом все повторялось - поле, рожь, снопы...
   Когда же, наконец, они осилили последнее поле, Жур внезапно пропал. Просто исчез - как и не бывало. Еще вечером ложились спать все вместе, а утром - никаких следов. Милорада не знала, что и думать, все три следующие ночи она не смыкала глаз, медленно сходя с ума от беспокойства. И неизвестно, чем бы все это затянувшееся ожидание окончилось, если бы на четвертый день не раздался веселый веснянкин голосок:
   - Мила, Мила, иди скорей сюда, наш Журик вернулся!
   Выскочившая за ограду девушка не поверила своим глазам - это был действительно Жур, но какой изменившийся. В сапогах, опоясанный коротким мечом, он вел под уздцы саврасую кобылку, тянущую тяжело груженую телегу. Перед нею был не раненый подросток, найденный в лесу, а настоящий воин, пришедший с добычей из похода. Но и тот едва устоял на ногах под натиском прыгнувшей на шею Веснянки. Малышка повисла на нем, обхватив за шею ручонками, она смеялась и плакала одновременно, приговаривая:
   - Журик! Я знала, знала, что ты вернешься!
   Подоспевшая Милорада обняла их двоих, тоже не в силах сдержать слезы радости. А он стоял немного ошарашенный этим бурным взрывом чувств, крепко прижав к себе обеих и ощущая нежданную влагу в уголках глаз.
   Лошадь была заведена во двор и распряжена. Жур отправился за косой, чтобы притащить пару охапок травы, Милорада принесла кобылке воды, а шаловливая Веснянка не замедлила сунуть свой любопытный нос в телегу. И с радостным визгом соскочила оттуда, зажав в ручонках красную ленточку:
   - Это, чур, моя!
   - Твоя, твоя!- добродушно рассмеялся парень, сгружая большую охапку травы перед кобылкой.- Для Милы там кое-что другое есть.
   На свет была извлечена длинная рубаха и расшитая панева, а, главное, нарядные выступки. При виде такого богатства (своя то одежа совсем уже поистрепалась!) у девушки захватило дух. Не в силах вымолвить ни слова она только крепко обняла Жура и, найдя его губы своими, длила и длила их первый в жизни поцелуй.
  
   Она не спрашивала, а Александр так никогда и не рассказывал ей, как остановил и зарезал молодого мужика с женой на дороге из Ратного в Огнево. И спасло его только то, что ехавшие намеревались задержаться и погостить у огневской родни, потому никто их особо не хватился до того времени, как искать следы стало поздно. Иначе не уйти бы ему от облавы.
  
   В этот вечер в маленькой баньке был настоящий пир - ведь кроме всего прочего в телеге обнаружились и давно позабытые съестные припасы: пара ковриг хлеба, круг сыра, увесистый кусок копченого мяса, корчага с пивом и, к безумной радости Веснянки, туесок с липовым медом. Прижав его к животу, она отказалось от любой другой еды и только ждала разрешающего кивка старших, чтобы свести близкое знакомство с подаренным пчелами лакомством. Укоризненно покачав головой, Милорада отрезала пару ломтей хлеба и, намазав их медом, протянула маленькой сладкоежке:
   - Держи уж, ради праздника можно!
   Но видно так сильно сказалась усталость от напряжения последних дней, что Веснянка заснула прямо за столом, сжимая в ручонке недоеденный кусок. Пока Жур перекладывал малышку на лавку, Милорада задула лучину и затем повлекла его за собой на двор, к снопам, укрытым рядниной. Усадив парня на импровизированное ложе, она, встав на колени, развязала и стащила с него сапоги, а затем поднялась, выжидающе глядя на него. Лунный луч осветил его лицо, полное недоумения. Конечно, происходящее было совсем не похоже на те веселые свадебные обряды, что еще совсем недавно рисовала девушка в своих мечтах. Но все равно постаралась соблюсти все как должно. Затем, как бы отвечая на его немой вопрос, скинула с себя рубаху, открыв восхищенному мужскому взору прелесть юного тела. Пока он лихорадочно срывал с себя одежу, Милорада легла на постелю, широко раскинув ноги, и прикрыла глаза. Ее вдруг прошиб холодный пот при мысли, что ее возлюбленный может быть хоть в чем-то походить на давешних насильников. От этого страшного видения все мышцы до предела напряглись, и она чуть было не пустилась бежать, куда глаза глядят. Но, к счастью, Жур уже накрыл дрожащее девичье тело своим. Его губы скользнули по ее груди, шее, мягко коснулись щеки, а большие и загрубелые, но удивительно нежные руки были, казалось, везде. Милорада открыла глаза и с удивлением прислушалась к своему естеству - такого она не испытывала никогда. По всему мокрому от пота телу шли жаркие сладкие волны, голова отказывалась думать, девушку словно несло куда-то бешеным потоком чувств. Обезумев от этой сладострастной пытки, она вся раскрылась навстречу его настойчивому напору, почувствовав, что он, наконец, бережно и любовно входит в нее. Стремясь продлить это восхитительное ощущение, Милорада крепко-крепко обхватила его ногами вокруг талии, всем телом вжимаясь в тело любимого, двигаясь в такт его движениям. Она потеряла счет времени, потеряла ощущение пространства, потеряла даже самою себя, и так и неслась подхваченная сладострастной волной, пока девятый вал страсти не захлестнул с головой их обоих. И отхлынул, оставив двух любящих лежать в объятиях друг друга.
   - Спасибо тебе, Журик мой! Теперь я верю, что мы друг другу посланы свыше, ведь я тогда брела по ручью с одной мыслью - встретить русалок и пусть они заберут меня к себе, так мне была не мила жизнь. Но вместо этого они подарили мне тебя...
   - А мне тебя. И я знаю, что лучшей мне не найти во всем свете...
   Утром Веснянка, увидев переплетающую волосы Милораду, с подозрением спросила:
   - Ты зачем это делаешь?
   - Мала еще, вот была бы старше,- отмахнулась та,- тогда знала бы, что замужние женки две косы носят, да голову покрывают, не то, что совсем маленькие соплюшки.
   - Вот я подрасту и буду самой любимой женой Журика, а ты к тому времени старой бабой станешь!
   - А я кем? Старым дедом?- со смехом вопросил Александр.
   - Нет, ты будешь большим боярином, а я твоей любимой красавицей-женой. И еще я рожу тебе сына...
  
   Иногда Боги говорят устами детей: все сказанное в тот день сбылось - и Жур стал большим боярином, и Веснянка, когда подросла, стала его женой, вот только совсем ненадолго. Через год она умерла от родильной горячки, оставив Журу и Милораде маленького Юрка...
  
   - Кровь, Жур! Я вижу впереди у нас кровь и пепел!- женщина накрыла мужскую ладонь своей. - Многие не переживут этой зимы. Но, как шепнули мне Боги, если мы сами будем избегать лишней крови, то сумеем уйти от главной опасности. Хоть и придется пройти по тонкому льду...
   - Не я первый заратился с ними! Али мне подставить им и правую щеку?- в глазах боярина полыхнул опасный огонек, рука его напряглась, для многих собеседников Журавля такое кончалось плохо, но сидящая ни единым движением не отреагировала на это.
   - Дивно ли, ежели мужи умерли в полку? Лучшие из пращуров наших той судьбы не минули. Но берегись крови ПОСЛЕ РАТИ! Не то захлестнет она всех нас с головой!
  
   Интерлюдия 4. Окрестности Пинска. Вторая половина сентября 1125 года.
  
   Молодой изяславский князь Брячислав Давыдович был мрачен. Последнее время все шло наперекосяк. Недаром сердце изначально не лежало к этой отцовской затее. И Ксения долго со слезами отговаривала его от опрометчивого шага. При мыслях о жене Брячислав вздохнул. Его Ксюша была уже на сносях, поход пришелся на то время, когда она вот-вот должна была родить. Беременность проходила трудно, с многочисленными недомоганиями и обмороками, один раз она вообще чуть было не скинула плод. Слава Богу, повитухи и травницы, приставленные к жене после первого известия о том, что она ждет ребенка, оказались опытными и умелыми, и все обошлось. Конечно, они хотели первым сына, но сейчас Брячислав согласился бы и на дочку, лишь бы все закончилось благополучно.
   Разумеется, все страхи жены можно было бы списать на ее состояние. Но ведь и дядя Борис, приезжавший на летний княжий снем из Друцка, тоже был противником этой затеи. И вот, похоже, его опасения начинают оправдываться. Начиналось-то все лучше не придумаешь - соединенная рать, спускаясь по Яцельде, легко взяла на щит Здитов, который сам по себе был неплохой добычей. В этом небольшом и мало примечательном с виду городке собирались в "товарищества" купцы, которым предстоял путь на Неман или на Вислу - вместе идти было намного безопасней. Оставив в Здитове полсотни воев, чтобы обезопасить себе обратный путь, Брячислав дал команду двигаться дальше. Но уже под Пинском их ждала досадная неудача. Город с наворопа взять не удалось, обороняющиеся, засевшие в детинце, легко отбили и первый приступ ляхов, сгоряча ринувшихся на стены в чаянии богатой поживы. Хорошо хоть он не стал посылать туда своих ратников, на чем настаивали ляшские воеводы. Приходилось приступать к осаде, которая длилась уже вторую седьмицу.
   Впрочем, и здесь без добычи они не остались. Городские вымолы, с теснящимися на них купеческими лодьями, достались нападающим и Брячислав, настояв на немедленном разделе добычи, сразу отправил свою долю домой, негласно наказав боярину Тудору уходить после Здитова на полночь. Тот внимательно выслушал князя и с пониманием кивнул - теперешние союзники и ему не внушали доверия.
   При дележе доходило до стычек, а потому князь был только рад, что ляхи разбрелись в зажитие по всей волости, оставив в лагере на берегу Пины только треть воинов - от них уже не приходилось ждать удара в спину.
   - К тебе, княже, боярин ляшский просится,- раздался тихий почтительный голос доверенного холопа за спиной.- Прикажешь впустить?
   Дождавшись кивка, он кинулся за дверь и спустя мгновение ввел в покой высокого воина средних лет. "Януш из Гродеца",- напрягши память, припомнил Брячислав, отвечая легким кивком на почтительный поклон ляха. Тем временем холоп внес в горницу на подносе кувшин с фряжским вином, пару кубков и блюдо с заедками, безмолвно расставил все на столешне и так же без единого слова удалился, плотно прикрыв за собой дверь.
   - С чем пожаловал, боярин?- князь взял себе один из наполненных кубков, жестом предлагая гостю другой.
   - Мы стоим под Пинском уже почти десять дней, и все без толку. Пора кончать, - конечно, Брячислава весьма покоробил этот резкий и бесцеремонный лях, но он решил пока не подавать виду.
   - Ты ведь не пошлешь своих воев на приступ? И я тоже. Да и не пойдут они, слишком крепок город, слишком большой крови будет стоить. К тому же я еще не слышал слова воеводы Скрибимира...
   - Вот пока нет этого упрямца, мы и должны все решить. Совсем скоро похолодает и пойдут дожди. Я не хочу зимовать здесь, ожидая неизвестно чего, - тут Януш оглянулся на дверь и понизил голос.- Надо брать окуп с города, поделить его поровну и уходить.
   - Задумка хорошая, но... - молодой князь сделал глоток из кубка и в сомнении покачал головой,- мой отец, князь Полоцкий, посылал меня не за этим.
   - Послушай, княже,- горячий шепот так и проникал в душу,- лучше синица в руках. Промедлим, дождемся с Волыни Мономашича с ратью. Пусть Святополковы сыновья крест целуют твоему отцу быть в любви и помощь ратную при нужде давать. А более для Полоцка и не надобно, или... все же?..- лях в упор взглянул в глаза Брячислава, покрывшегося алым румянцем. Потому как тайные замыслы (при удаче!) были головокружительно велики - оторвать Пинск и Туров от Киева, сделав Святополчичей владельцами дреговичских земель и подручниками Полоцка. Но это стало бы возможно только в случае перехода пинских упрямцев на полоцкую сторону. К чему пока не было даже и намека. А тут еще этот лях, так и лезущий прямо в душу, к сокровенному!-
   Пойми, Брячеславе, промедлить сейчас - все истерять!
   - И снова ты прав, черт возьми! - от удара кулаком по столу один из кубков опрокинулся, образовав на столе кроваво-красную лужицу. - Эй! Кто там есть?
   И кинул спешно вбежавшему холопу:
   - Пусть трубят вызов, хочу теперь же говорить с Пинскими...
  
   Глава 5(2). Припять. Вторая половина сентября 1125 года.
  
   - Ляхи,- уверенно констатировал Руальд.- Никаких сомнений, ляхи. По одеже, да и по оружию видать. Две лодьи, стало быть, всего десятков семь-восемь будет.
   - Пусть себе плывут,- Тороп, полулежавший на травянистом пригорке, перевернулся на спину, широко раскинув руки, и уперся взором в бездонную синь неба.- Эх, лепота! Так бы лежал и лежал, да вот только дела, будь они неладны...
   - А ляхи нас здесь нипочем не найдут,- немного погодя продолжал он,- даже если специально искать будут. Потому мы Коробий остров с Ольгимунтом и выбрали.
   - Если я правильно считаю, то до встречи с Маргером два дня осталось,- подошедший Снорри был на удивление хмур, что, впрочем, имело свое прозаическое объяснение.- А пива уже НИ КАПЛИ НЕТ!!! И жрачка...
   - Коль тебе обед не по нраву, то сготовь сам, а мы поглядим, насколько еда с приправой висами вкуснее обычной будет,- привыкший к терпеливому ожиданию в засадах Руальд слегка потешался над запальчивостью скальда. Не слишком, конечно, чтобы обидчивый Снорри не принял добродушные подначки за оскорбление, чреватое вызовом на поединок.
   - А что? И сготовлю! Настоящему хирдманну все по плечу!
   - Сготовь, сготовь! Тогда и поверим, что ты не только слова в пряди связывать мастак!
   - Я же сказал - сготовлю! Давай сюда дрова и припасы! И двух помощников! Я в одиночку кормить такую ораву - не нанимался!
   - Руальд, выдели ему двух человек,- Тороп с усмешкой взглянул на расходившегося Снорри.- А ты бы, сладкоголосый наш скальд, устроил поединок на котлах и вертелах со своим собратом, что у Чупры в ватаге обретается. Кто сготовит вкуснее, да кто висой приправит позатейливее.
   - А что победитель получит, о хитромудрейший из хевдингов?
   - Ладно, по такому случаю выставлю заветную баклажку румского. Для особого дня берег, но...
   - Так то ж совсем другое дело... И что я сразу стал в тебе такой влюбленный?- всю хмурость Снорри мгновенно как ветром сдуло.- Руальд, где там мои помощники?
  
   ***
  
   Зародился в дальнем краю
   Ершишко-плутишко,
   Худая головишко,
   Шиловатый хвост,
   Слюноватый нос,
   Киловатая брюшина,
   Лихая образина.
  
   Предстоящая "битва на котлах и вертелах", как сразу окрестил состязание скальд, вызвала немалый ажиотаж среди зрителей. Многие вызвались помогать двум сказителям-"кашеварам" в их хлопотах.
   Первым предстояло показать свое искусство противнику Снорри - тому самому, встреченному в городской корчме. Которого никто не звал по имени, а исключительно по прозвищу - Смыком. Что, впрочем, было неудивительно - тот почти никогда не расставался со своим трехструнным товарищем. Вот и сейчас, пока добровольные подручные потрошили пойманную на утренней зорьке рыбу, он развлекал слушателей негромкой мелодией, сопровождаемой размеренным речитативом.
  
   Долго ли, коротко, надоело
   Ершишку-плутишку
   В своем мелком домишке,
   Собрался с женою и детишками,
   Поехал в озеро Ростовское,
   "Здравствуйте, лещи,
   Ростовские жильцы!
   Пустите ерша пообедать
   Хлеба-соли вашего отведать".
   Лещи судили-рядили,
   И все ж ерша к ночи пустили.
   Ерш, где ночь ночевал,
   Тут и год годовал;
   Сыновей поженил,
   А дочерей замуж повыдал,
   Прогнал лещов,
   Ростовских жильцов,
   Во мхи и болота,
   Пропасти земные.
  
   Кухонная работа на поляне спорилась, а вездесущий Смык успевал не только давать короткие указания помощникам - разжигать посильнее костер, тащить котел, да чистить улов, но и удерживать внимание слушателей, привлеченных невиданным доселе зрелищем "поварского сказа". Хохот стоял на весь островок. Да и как было не потешаться над изображаемыми в лицах судьями-щуками и толстым брюхатым княжьим советником "рыбой Сом с большим усом". Еще больший восторг у собравшихся вызывали плутни маленького ерша, успешно улизнувшего от неприятелей:
  
   Отвечал тут Ёрш таковы слова:
   "Ах ты, рыба-семга, бока твои сальны!
   И ты, рыба-сом, бока твои кислы!
   Вас едят князья и бояра,
   Меня мелкие людишки --
   Бабы щей наварят
   И блинов напекут,
   Щи хлебают, похваливают:
   Рыба костлива, да уха хороша!"
   Говорит Белуга-рыба:
   "Окунь-рассыльный,
   Карась-пятисотский,
   Семь молей, поняты?х людей!
   Возьмите ерша".
   А ерш никаких рыб не боится,
   Ото всех рыб боронится,
   Да наутек пускается,
   Из Днепра в Припять-реку,
   А из Припяти в Горынь.
   А вся рыба за ним бежала
   Да нам в сеть попала.
   Лишь Ерш один мал был -
   Потому и проскочил.
   Назад оглянулся,
   Сам себе усмехнулся:
   "Вчера рыба-семга
   На ерша злым голосом кричала,
   А сегодня вон в уху попала".
  
   - Вот в эту самую уху и попала,- под общее дружное одобрение заключил Смык, орудуя в котле большой поварешкой,- а теперь братцы, подставляйте мисы, мы сейчас всех ершовых супротивников и попробуем!
   Впервые Снорри не знал, как ему ответить столь достойному сопернику. Конечно, сготовленная им каша с мясом, упревавшая на медленном огне, не уступала по вкусу смыковой ухе. Но вот ничего похожего на сказку про ерша у него в запасе не было. Но не зря говорится - сильный с достоинством не только побеждает, но и проигрывает! Скальд одобрительно похлопал Смыка по плечу, признавая чужое первенство:
  
   -Леса еле лезла,
   Ловля длилась долго,
   Сам я еле сладил
   С рыбой - жирной семгой.
   Прежде же я -- помню --
   Плавал не бесславно,
   Копья в кровь макая
   На пиру, на навьем.
  
   Громкий крик одного из ратников, оставленных в дозоре на оконечности острова, прервал "состязание". По его взволнованному докладу выходило, что три лодьи уверенно идут по протоке в сторону острова. Точного числа плывущих дозорный назвать не мог, но что они вооружены разглядел неплохо. Опас, во всяком случае, поиметь следовало.
   Это хорошо понимал и Тороп, и Руальд, и Чупра. Несколько коротких команд, и спустя малое время вместо расслабленной беззаботной толпы на поляне стоял готовый к бою отряд. Лучники, в их числе Снорри разглядел и своего недавнего соперника по кулинарному искусству, рассыпались вдоль берега, беря под контроль места возможной высадки. А латники, среди которых выделялся могучим ростом здоровяк Хагни, наоборот, сомкнулись в единый кулак, готовые всей силой ударить по врагу.
   Несколько минут длилось напряженное ожидание. В тревожной тишине слышался лишь плеск воды да скрип уключин. Казалось, само время остановило свой бег, готовое в любой момент рвануться вперед, подгоняемое яростным звоном стали.
   Но сражаться не пришлось. Шедшая первой лодья ткнулась в песчаный берег. И первое, что бросилось скальду в глаза - знакомая фигура в доспехе работы журавлевых оружейников. Маргер! Ятвяжский вождь, демонстрируя силу и ловкость, как был - в полном доспехе - одним прыжком преодолел оставшуюся полосу воды. Едва он утвердился на твердой земле, как Тороп с Руальдом поспешили ему на встречу:
   - С благополучным прибытием. На Припяти сейчас неспокойно и мы опасались твоей задержки.
   - Но ты, побратим, прибыл на два дня раньше,- Руальд в свою очередь обнял прибывшего.- И как раз к обеду.
   Десятки ратных единым духом вытянули лодьи на светлый песок. Второй котел, до которого, наконец-то, дошла очередь, быстро опустел. Пока вновь прибывшие сосредоточенно подкреплялись, Снорри, перекинувшись парой слов с Маргером, вытащил на поляну пузатый бочонок. Чем вызвал радостное оживление собравшихся. Пиво!
   Ковши с пенным напитком заходили вкругорядь. Сам же скальд, махнувший чару стоялого меда, кивком подозвал своего недавнего соперника. Тот, понятливо кивнул и, единым духом осушив протянутый кубок, взял в руки свой инструмент, приготовившись подхватить мотив.
  
   Много песен знаем мы со Смыком. (Да-да!)
   Все они поются с громким криком. (Да-да!)
   Но расскажем вам, ребята,
   Во боярских, во палатах, -
   Вот какие были там дела.
  
   За стуком ложек да шумом разговоров немудрящая песенка Снорри не сразу привлекла внимание. Но постепенно установилась напряженная тишина, прерываемая лишь звоном струн, голосом скальда, да взрывами хохота, сопровождавшими особо ядреные выражения. И певцы стали специально повторять каждый куплет, поддерживаемые все большим и большим числом подпевающих голосов.
  
   Раз пришёл к нам Корзень-воевода
   С шайкой татей и лихого сброда.
   "Вы отдайте Погорину,
   Так угодно господину,
   Так вам князь и передать велел!"
  
   Прибыл от Нинеи к нам посол,
   Глупый и упрямый, как осёл.
   Говорил, что Лисовиньи
   Будут земли Погорынья,
   Лис уж разговор об этом вёл.
  
   Приходил к нам грек Илларион.
   "Отдай свою землю,- молвил он.
   А не то отцы святые
   До поганых шибко злые,
   Превратят всю Журь в один костер!"
  
   Как-то само собой получилось, что конец песенки все встретили на ногах. И над неприметным островом, затерявшемся среди множества похожих островков на Припяти, слитный хор десятков мужских голосов грянул:
  
   Корзню Журавля ответ таков:
   "Фига с маслом, дырка от портков!
   Мы сломали греку шею
   Х ... забили на Нинею!
   Сунулись - и вас мы о...ем!"
  

Оценка: 3.66*7  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"