Мы с 7го на 8-е марта ходили ночевать к мате-ри. Домой воротились чаќсов в 11-ть. Ночью вовсе не морозило и заметно прибыло талой воды. Да, видать, весна нынче ранняя. От нечево делать пошёл оканав-ливаца во двоќре и показалось, будто Николай матрас выхлапыват. Через забор-то не виќдно, а по звуку на
это похоже и материца страшно, без желанья, видать, работает. Я ищё подумал, што можно бы это дело до праздника провернуть. Потом гляжу: супруга евонная через забор лезет. Спрыгнула прямо в лужу и стоит, не шелохнеца. Вроде даже и дышеть перестала. А сама в одной комбенации и босая, а морда дак живово места нет, вся разбита. Глядеть страшно. Я было хотел ей сказать, штобы из лужи вылезла, а она мне знаки дает, што, молчи, дескать. Ну, я покопалса ищё минут десять, а она всё стоит, потом плюнул и ушёл домой. Дней через пять с Николаем как-то нос к носу столкнулса, закурили и разговорилися. Я ево спрашиваю, а чё это Зойку-то у тебя не видать, хворает што ли? Да нет, говорит, с чево мол ты взял? Ну я рассказал ему, сколько она в студёной воде простояла да нагая, считай, к тому же. До этова вроде, не замечал, говорю, штобы в проруби купалась. Не морж ведь, поди-ка. Ну вспомнил, нет? Нет, говорит. Ну ты, говорю: матрас
товда ищё выхлапывал. Да никакой я матрас, говорит не хлопал, чё, говорит, дурной штоли я в праздник всякой хернёй занимаца. Зойку шлангом лупил, это было. На секунду, говорит, отвернулся, а она как сквозь землю провалилась. А хворать говорит нет, не хворала, не чихнула даже ни разу. Да што, говорит, бабе зделаеца.