Клебанова Лина : другие произведения.

Серега Гранкин - человек и стрингер...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Каска с надписью TV выглядит на Сереге совсем не героически. Во-первых, потому что буквочки выведены как-то по госхозовски, как на ведре с надписью "Хлорка" в детском саду, во-вторых потому, что физиономия Серегина в эту каску не очень вписывается. Понятно когда сверху железо, под ним рубленный подбородок, пристальный взгляд, а дальше плакатным шрифтом: "Не подходи: Убьет!" А здесь... За бородатой порослью совсем не просматривается мужественных скуластых очертаний, и взгляд больше напоминает отходящего апосля Вини-пуха, чем грозу теле-передовой и бойца самого видимого фронта.

   Серега Гранкин - человек и стрингер...
  
   Каска с надписью TV выглядит на Сереге совсем не героически. Во-первых, потому что буквочки выведены как-то по госхозовски, как на ведре с надписью "Хлорка" в детском саду, во-вторых потому, что физиономия Серегина в эту каску не очень вписывается. Понятно когда сверху железо, под ним рубленный подбородок, пристальный взгляд, а дальше плакатным шрифтом: "Не подходи: Убьет!" А здесь... За бородатой порослью совсем не просматривается мужественных скуластых очертаний, и взгляд больше напоминает отходящего апосля Вини-пуха, чем грозу теле-передовой и бойца самого видимого фронта.
  
   Но потом Серега начинает говорить и за разматываемым клубком событий возникают даже не картинки происходящего и мудрые мысли о нашем бытие, а ощущение того, что человек говорит правду. Нормальную такую правду, - без второго, третьего, надцатого слоя... без желания дорисовать кружавчики и рюшечки... Вот он как снимает, так и говорит, как говорит, - так и живет. Возможно поэтому его сюжеты с территорий заставляют людей оторваться от вечерней булочки с чаем и потянуться к экрану, возможно поэтому цикл его военных фотографий стал событием на недавнем фотобейналии в Питере.
  
   Неспешно прогулявшись среди красот поз и изящества экспозиций, немцы, шведы, французы вдруг тормозили перед полутораметровой черно-белой войной, перед жирными мухами на лице бедуинского малыша, перед перекошенной физиономией палестинского пацана, который пока не понял, что камень, который он швыряет в кого-то из наших, это совсем не единственное, что осталось в жизни.
   Сергей говорит, что фотография - это вид искусства, наиболее приближенный к абсолютной правде. "Птичка вылетела, и на пленке остался слепок жизни. Черно-белый отпечаток, который можно отретушировать, но не нужно, - он превратится в картинку и перестанет жить". Ничего не нужно придумывать, обычная жизнь может быть намного глубже и философичнее, чем тщательно продуманный и выстроенный кадр. Главное - это обернуться и увидеть: черное море, черных голов харедимного Иерусалима, светлая мордашка спящего ребенка, рядом со взрослыми ступнями в грязных, дырявых носках - картинка бегства из Косово. Красная банка колы на черном пулеметном лафете - пей легенду...
  
   Первый раз Серега оказался на войне в Карабахе. Как приличного мальчика учившегося на филологии в Тартуском университете и благополучно перебравшегося в Израиль занесло в зону азербайджано-армянского конфликта было совершенно непонятно. Нет, почему в веселый Израиль после меланхоличного Таллина потянуло понять можно, но Карабах откуда взялся? Неужто за военно-полевой романтикой туда рванул?
  
   - За девушкой. Понимаешь, у меня в Питере была девушка из Еревана. И я ее очень полюбил, так часто бывает в 22 года... А дальше начал к ней болтаться в Ереван постоянно. Узнал про Карабах.
  
   - И решил туда махнуть?
  
   - У меня была возможность туда махнуть. Надо знать, что Карабах два года был отрезан от мира, блокирован со всех сторон азербайджанцами. Попасть туда можно было только на вертолете, причем каждый третий сбивали. Но так как у меня были связи в армянском парламенте, даже с президентом был знаком... (Многих просто знал со времен когда они были обычными советскими гражданами). Я смог попасть на вертолет, и две недели лазить там фотографировать. Но это был, что называется, выезд на локэйшн. А потом я собрал киногруппу, и мы впятером поехали снимать кино.
  
   - Не программу, ни сюжет, именно кино?
  
   - Настоящее, снятое на пленку 35 мм. Причем коробка с пленкой весила 5 кг. Мы в горах, где нет ни бензина, ни электричества. Нас 5 человек, на каждого - по 70-80 кг веса. К концу месяца аппаратуру раздолбало танковым снарядом, мы влетели в долги, но кино все-таки сняли. Оно потом получило 2 место на фестивале неигровых фильмов в Питере.
  
   - Дальше, как указано в трудовой стрингерской биографии, были Югославия, съемки у нас на территориях, в Чечню ты не махнул наверное, только потому, что началось телевидение...
  
   - Да нет. Жена решила, что это как-то перебор. Второй ребенок родился. Она и сказала, - пусть на территориях, но рядом с домом. Я сдался.
  
   - Пребывание в таких экстремальных условиях - это потребность, это адреналин, или однажды возникло желание как-то в себе разобраться и до сих пор не проходит?
  
   - У меня есть своя теория, не знаю, насколько она верна с медицинской точки зрения, но... ты же знаешь о вьетнамском синдроме. Это, когда человек в молодости очень много хлебнул адреналина и возник передоз. После этого организм постоянно требует еще и еще, того что вырабатывается естественным путем, ему просто не хватает.
  
   - Такой наркошный синдром?
  
   - Абсолютно те же симптомы. То есть, если неделю-две дома, - у меня начинается ломка. Натуральная ломка: депрессия, раздражительность, я ругаюсь с женой, на друзей рычу. Есть правда вариант - сесть в машину и попробовать до двухсот ее разогнать. Но прав у меня уже нет...
  
   - Хорошо, есть другие варианты: карты, женщины, казино...
  
   - В казино я просто не хожу, потому что прекрасно представляю, чем это кончится. Были попытки, теперь для меня двери казино закрыты. Даже репортаж про иерихонское казино я отказался делать, чтоб в соблазн себя не вгонять. И вообще это совершенно нормальное заболевание. Есть психиатры, которые пытаются это лечить.
  
   - Боюсь, на тебе они сломаются..
  
   - Возможно, но тут главное, для себя самого понять где граница. В чем проблема наркомана, который сидит на естественных наркотиках, не на тяжелых? В том, что ты постоянно увеличиваешь дозу, и тебе все время нужно больше и больше. Но если ты определил для себя рамки, через которые никогда не переступаешь, и если тебе этой дозы хватает для нормального функуционирования, то ты можешь продолжать жить.
  
   - Та доза, которую ты определяешь для себя, - это получить по голове камнем, а не пулей?
  
   - Нет, границы, конечно, профессиональные. У меня был оператор в Карабахе, тоже сумасшедший тип на этой почве. Он, например, под пулями плясал на бруствере, кричал: "Дайте мне пулемет, и я вам возьму Агдам!" . Я считаю это легким преувеличением. Я все-таки, когда стреляют, стараюсь тихонечко так лечь, а еще лучше уползти. Вот, скажем, мы с оператором нашим Игорем Качеровским подъезжаем к Шхему, едем по улице, заезжаем за угол, а там стоит танк и стреляет. Раздается жуткий мат и крик: " Нас сейчас замочат!!!" Я говорю: "Снимай!" . Он: "Замочат!" Я выхожу из машины и говорю: "Игорь, ты забыл поставить камеру на штатив". Это граница риска. Я понимаю, что израильский танк скорее всего не будет стрелять по машине с надписью: "Пресса" . Если бы это стреляли палестинцы, я бы отъехал за угол. Ты все время считаешь как-то... Все-таки 12 лет я этой херней занимаюсь, уже можно научиться чему-то. Хотя, конечно, никто ни от чего не застрахован.
  
   - А степень цинизма, связанная с этой работой, существует? Здорового, а может наоборот, нездорового...
  
   - Очень сложно про себя сказать, здоровый цинизм или какой-то другой.. Во всяком случае, любой человек, попадающий в компанию врачей или журналистов, уходит оттуда со слегка свернутой крышей. Но у меня дома удобно: моя жена медик, работает в операционной на пересадках. Вот я говорю: "Сегодня было немного трупов", она мне отвечает: "И у нас тоже немного..." Нормальный домашний разговор. Хотя, по сравнению с обычной семьей, граница, конечно, немного сдвинута.
  
   - А дети? Вот папу грохнут где-нибудь на передовой, и что они будут делать? Такой вопрос вообще не возникает?
  
   - Если грохнут - плохо. Но есть страховка, по крайней мере, будут богатенькие. А вообще - есть два варианта. Я не знаю, что лучше: если у них будет сидеть депрессивный папа, работающий шомером , или на полке будет стоять фотография папы-героя. Спокойно, - это я шучу. Но насчет грохнут - трудно в Израиле об этом говорить. Никто здесь не знает, где грохнут. Когда мы бываем за границей, каждый раз разговоры: "Как ты едешь в Израиль? Ведь там так страшно!" В Тель-Авиве, мне говорят: "Ты в Иерусалим едешь, ты с ума сошел!" В Иерусалиме то же самое: "Ты в Бейт-Лехем собрался? Ты, что, екнулся?!" А в Бейт-Лехеме глазам не верят: "Ты был в Шхеме, около Казбы?! Не может быть!" У каждого четкое представление, где проходит граница опасного. На самом деле это все условности и штампы, разработанные нами же, журналистами. Потому что если я сижу в Шхеме, то, конечно, показываю страшные картинки. Иначе зачем бы я там сидел? А есть люди, которые там живут. У них семьи, дети, они там всю жизнь. Они считают эту жизнь, если не совсем нормальной, то во всяком случае привычной. И они говорят: "Ну у нас в Шхеме еще ничего. Вот в Хевроне мочилово идет!" Такая замкнутая цепочка. Чьи-то дети живут в Шхеме, мои девочки в 30 км от Шхема, чьи-то родные в 50...
  
   - А кто-то пошел на Норд-Ост и остался там насовсем.
  
   - Конечно. На самом деле рамки опасного совершенно размыты, и если ты понимаешь, что это все условности, то вырабатываешь для себя собственные границы. У меня есть собственные правила. Мне кажется, что безопаснее поехать в Шхем, чем сидеть в квартале Гило и ждать, пока тебе на голову упадет мина.
  
   - И все же в нашем стандартном восприятии, территории - это отчужденная зона сталкерства, куда возможно и нужно ходить время от времени, чтобы не утратить вкус к жизни?
  
   - Там нет зоны сталкерства! Там живут обычные люди, там стоят дома, там работают магазины, там можно посидеть в кафе и выпить чашку кофе. Есть какая-то нейтральная полоса. Я не знаю, где она проходит, может быть, в районе КПП, севернее или восточнее. Но люди живут там почти такой же обычной жизнью как мы, не считая ее нормальной, только потому, что нет работы.
  
   - Сереж, у тебя друзья в Шхеме, ты можешь оценить настроения и атмосферу. Это когда-нибудь кончится или нужно заставить себя привыкнуть к тому, что ЭТО будет всегда?
  
   - Конечно, когда-нибудь кончится. Я хорошо помню, как в Израиле еще 5 -6 лет назад я без всякой надобности гулял по Шхему и Рамалле, пил кофе. У меня там действительно остались друзья, с которыми я поддерживаю отношения. Ясно, что кончится. Арафат кончится, Шарон уйдет, придут новые люди, которым все это надоело. Тем более, что денег все это уже неприносит. Война продолжается до тех пор, пока она кому-то выгодна. Сейчас война не выгодна никому. У Израиля на войну денег нет. У палестинцев их ни на что не осталось. Америка сейчас будет воевать с Ираком, и им наши разборки ни к чему. Ну и все кончится, успокоится. Через 10 лет будем мемуары писать о том, как мы участвовали в войне...
  
   - И Шарон с Бен-Элиезером будут писать?
  
   - Знаешь, когда начинается разговор о политиках... Ну противно же... Вот смотри, был большой теракт в Тель-Авиве. В очередной раз заговорили о катастрофе, о том, что никто ничего не делает. У Шарона начал падать рейтинг и надо было срочно чего-то делать. Бен Элиезер был не против, ему тоже не мешало рейтинг подтянуть. И наши вошли в Мукату. Три дня они там долбили, все дома разнесли. Танки, орудия... Ужасно романтично все. А потом оттуда ушли, после перового же окрика из Штатов, с позором ушли.
  
   - То есть наши вошли в Мукату потому что Шорону с Бен-Элиэйзером нужно было срочно поднимать рейтинг. А ушли оттуда, потому что рейтинг все равно не поднимался, а терять американские деньги было совсем не охота?
  
   - Конечно. Сидя там внутри очень хорошо видно, где действительно военная необходимость, а где чистая политика. Слава б-гу В Мукате никто не погиб из наших. По-моему, несколько раненых палестинцев и один убитый. Но самое смешное, что в результате рейтинг Бен Элиезера упал почти до нуля. У Шарона тоже понизился, а рейтинг Арафата, которого уже почти похоронили в палестинском парламенте, снова поднялся на небывалую высоту, и снова к нему начали ездить иностранные дипломаты и так далее. Ну зачем?... Потом в Газе была операция, когда они раздолбали с вертолета мечеть. Там было семнадцать убитых. И тоже не сработало. Они поняли, что настроение в обществе переменилось, и что теперь общество вдруг левеет. Это ведь, как маятник работает - дошло до конца вправо и пошло назад. Сразу спустя неделю после Газы, поняв, что две операции подряд он провалил, а это многовато для министра обороны, Бен Элиезер начал эвакуацию еврейских поселений. И это в тот момент, когда у Арафата растет популярность, когда продолжаются теракты, когда в Шхеме террористы это буквально празднуют. Может быть, с юридической точки зрения, это правильный ход, но в очень неправильное время. Причем Бен Элиезера и эту операцию умудрился провалить - война вокруг одного поселения, где живут пять человек, велась две недели силами роты десантников. Несколько солдат попали в тюрьму, было много раненых и арестованных среди поселенцев, полицейских, но поселение так и осталось на месте. Политический детский сад. Бен Элиезер попробовал раздолбать палестинцев. Ни рейтинг не вырос, ни палестинцев не раздолбали. Давай теперь раздолбаем евреев - рейтинг опять не вырос, евреев тоже не раздолбали.
  
   - Ты настолько уверен, что вся эта военная каша последних месяцев определялась привязкой к рейтингу?
  
   - Конечно. После Хават-Гелат - это было очевидно для всех даже в Аводе. Соперники Бен Элиезера, любимый его Рамон с Мицной сами об этом говорили. Левые не скрывали, что эта акция - явный перебор. Притом она была, что называется, перебор с вариациями, как на баяне. То есть, когда не получилось просто эвакуировать, он попытался сделать это в шабат.
  
   - Опять не получилось! Опять плохо!
  
   - Плохо, когда с головой плохо. Плохо, когда министр обороны пытается поднять свой рейтинг силами Армии обороны Израиля. А вот это уже очень тревожная тенденция, очень тревожная. Слава Б-гу, что в результате трех неудачных кампаний, никто не погиб. Были раненые, арестованные, пострадавшие. Некоторые солдаты, которые отказались выполнять эти распоряжения., до сих пор сидят в тюрьме.
  
   - Хорошо, пусть твои репортажи могут как-то проиллюстрировать весь этот бедлам, но ведь реально изменить они все равно ничего не могут.
  
   - Зато, сказав что думаю, я сплю спокойнее.
  
   - А почему тогда RTV-шникам не сорганизовать репортаж Гранкина из парламента, из правительства, где тоже идут баталии, ведутся разборки. Почему ты для себя определил, что грань между каким-то определяющими вещами, между жизнью и смертью, проходит именно там, где танки, а не там, откуда их направляют?
  
   - Есть все-таки вещи истинные или ложные. Когда человек бьется в истерике на трибуне, чтобы получить лишние три голоса, или когда он бьется над трупом сына - это внешне выглядит одинаково. Слезы на глазах, руки трясутся. Но за этим разное стоит, и выглядят они по-разному. Я предпочитаю оставаться там, где не фальшивят. И потом, когда меня брали на RTV, то сказали: "Ты будешь работать в новостях". Я в это поверил. И вот на доске у всех написано, что они будут снимать завтра, а у меня не написано. Я каждое утро снимаю новости и ищу реальные события, которые еще никто не успел отретушировать, пригладить и сделать так как хотелось бы, а не так как есть. И в этом смысл, в этом настоящее. А только настоящим мне и интересно заниматься.
  

"Глобус" ноябрь 2002

  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"