И веточка, и девочка, и власть
торопят зимней полночью - присниться -
ложись, пока звезда не поднялась,
смежай ресницы.
Раскачивай пирогу фонаря,
лови за фалды сна скрипенье сосен,
пока - не худосочная заря,
не ласочка, не ласточка, не просинь...
 
Легки следы замёрзших фей в траве -
бледнее от дыхания - и жаль мне,
что, звёзд не пощадив, придёт рассвет
в слепую полночь сполохом кинжальным,
развесит сны на нитях паутин,
закроет высь сомнениям и совам...
Вкатив на тучу солнце, день летит -
стрижом-стрелой, срывая тьмы покровы.
 
Забудет снять с гвоздя ночную темь
рассвет, и гондольерам не приснится
согретая плащами ночь в воде -
и рябь её, баюкая на лицах,
крадущих свет и пьющих свет, уйдёт.
Уйдёт, держа волнами рыбьи души.
Во сне проснуться - зори не твоё -
лигрилы сна двуличие потушит.
 
Пусть ластится и сеет тени мрак,
пусть повесть не-былого миру мнится,
рождая явь... Дожившим до утра -
обещан дар вернуться снова - птицей,
в янтарном взгляде, в пёстрых перьях снов
храня следы былых кругов сансары...
 Но лодочник сжёг сети и улов,
покинув добродетели глоссарий.
 
Держа надсмертный ужас темноты
на коготке стрижиного полёта,
июль бросает к январю мосты,
через ноябрь - столикая зевота -
мы слепнем, мы, безликие кроты,
врастаем в мокрый лёд с пол-оборота.
Но сердцу внятна радость в Рождество -
спасает мир пришествие Его.