Белым звоном трусит, дождь осколков кромсает кожу:
видно там, в небеси, осерчав, бьёт посуду боже.
Волны бликов на чёрном, кружение снежных сов...
В душной, тёмной гостиной - ни звука, лишь хрип часов,
не способных пойти - и допить эту ночь до дна.
 
(Муть в квадрате окна.
Восковая луна.
Стена.
Тенью сожранный шкаф и замшелого кресла глыба - 
по дорожке луча серебрится узор из роз...
Ты застыл у стены перед зеркалом в полный рост,
до хребта ошалев, как попавшая в невод рыба,
из хрустальных глубин унесённая рыбаком - 
сбив в борьбе плавники, пыльный воздух хватая ртом,
задыхаясь мольбой о потерянном рыбьем рае.)
Твой мучитель смеётся, низвергнув тебя из вод.
Звёзды жалят, играя. Луна затыкает рот,
придвигая к ногам разогретую сковородку.
 
Поднимаешь глаза.
И за взгляд - ножевой, короткий - 
ловишь топкую гладь и мерцающее лицо,
влажный блеск чешуи, трепет жабер поверх одежды...
Растеряв все слова, плохо помня, что было прежде - 
зазеркальная тьма слишком алчна и глубока - 
понимаешь, что в этом аду не найти надежды:
ни за тающий миг, ни за будущие века.
 
(Не смотри
в лунный холод стекла,
не дыши, пока
отражённый двойник
золотые глаза не смежит - 
создавая твой мир,
смертный сон отдавая в дар.)
 
Ты его продолжение.
Лучший его кошмар.