В грохоте музыки, в пыльном чаду авто,
в ярком кружении флагов аляповатых
плавится день. В переполненном шапито -
запах опилок, попкорна и сладкой ваты.
Мимы, гимнасты, грошовый набор чудес:
ахнуть, забыться, не думать о настоящем...
 
Смех - но когда-нибудь публике надоест
всё это: голуби, карты, ножи и бездонный ящик.
В омуте скуки, когда уже клонят в сон
клоуны, тигры и дикобразов гребни,
рявкает гонг, и на сцену выходит он -
может, обманщик, а может, и впрямь волшебник.
 
Без ассистента, раскланяться не спеша,
не дожидаясь конферансье и туша -
простенький фокус. И зал позабыл дышать,
будто к чему-то запретному прикоснувшись:
будто их мир, недоверчивый и простой -
калейдоскоп, конфетти, зеркала и тени...
В громе оваций и ужаса волшебство
тает, как дым - и рождается на арене.
 
...Занавес, свет - и пока на галёрке спор,
кто это был, и как фокус выходит ловко -
он смахивает марионеток в потёртый кофр
и реквизит распихивает по коробкам.
В сердце упрятав безумие глаз и рук,
не сожалея и не прощаясь - укатит в дали:
что там по списку - Атланта, Осака, Петербург?
А люди скажут, что чудеса навсегда пропали.