ТАМ, НА ХОЛМАХ, ПОРОСШИХ ВЕРЕСКОМ
Ни луны, ни звезд. Блеклая тень Утеса, мерцающие лепестки и размеренный шелест воды, текущей между черными скалами. Мой собеседник хмурится. Провожает взглядом фигуру, потерянно блуждающую среди асфоделей под темным, неприветливым небом, в котором не слышно птиц, а рассвет никогда не наступит.
- Глупо, Мигель. Она зовет, у тебя нет права отказаться. Идешь сам, или тащим силой?
Кусаю губы. Так хочется увидеть Ташшу - хоть раз, напоследок. Заглянуть в родные глаза, вспомнить запах волос и тепло прикосновений. Но хватит ли сил удержаться, не утянуть ее за собой?
Посланник ждет. Раздраженные змеи шипят с посеребренного посоха.
"Будешь упрямиться - за тебя решит стража. А так хоть какие-то шансы", - проносится в голове мысль. Моя - и будто не моя.
Гляжу на собеседника, он невозмутим. Столько играть, и не надоело?
- Веди, - бурчу сквозь зубы.
Паромщик туда не возит. Мы идем к истоку реки: он впереди, я - следом, отстав на два шага. Утес белеет во тьме, вода лижет черный песок, берега поросли асфоделями. На его сандалиях трепещут крылья, не давая ногам коснуться земли, мои не сминают соцветий.
- Удачи! - говорит проводник, выталкивая меня на свет, под пылающее золотом небо.
Лежу на холме, пригвожденный к земле лучами. Сквозь меня прорастает трава: тонкий перекрученный стебель, резные листья и звенящие на ветру колокольчики, пахнущие медом и горечью. До самого горизонта - волны розового, сиреневого и лилового, бледная зелень и сладкий, дурманящий голову запах. Вереск. Цветок мертвых. Как и асфодели, растущие по берегам черной реки.
Река дарит покой. Один глоток, и душа забывает себя, погружается в вечный сон - сон без печали и сновидений, без надежды на возвращение. А здесь, на холмах, все иначе. Это покой выпущенной из лука стрелы, замершего в падении камня. Забвение в снах, полных огня, лязга мечей и запаха крови.
Холмы хранят тех, кого не приняла река. Кто обменял тихое, благородное посмертие на голос и право тянуться к солнцу. Кто слишком груб и неистов, чтобы беспечно порхать среди асфоделей, кто не желает забывать. Ни за что и никогда.
Голос вереска тих. Но стоит прислушаться, и шелест превратится в слова.
Рядом качаются те, кто пришел раньше меня, пространство полнится шепотом. Солнце застыло у горизонта, словно приколоченное к небу гвоздями. Вечный закат. Тишь, надраенная до жара медь на янтарном, золотом и пурпурном.
Вершины холмов залиты светом, в ложбинах копятся тени. Узкие, выступающие из мрака листья похожи на лезвия, закат оставляет на них кровавые отблески. Закат - и босые ноги той, что идет ко мне по вереску. Презрев смерть. Поставив собственную жизнь на кон - быть может, даже не зная об этом.
Ей не нужно подсказок, чтобы найти куст вереска в зарослях. Она меня чувствует - так же, как и я ее.
Стройная фигура, рассыпавшиеся по плечам темно-русые локоны. Упрямо сжатые губы, в серых глазах отражается солнце.
Ташша...
Как же я рад тебя видеть. Готов стать птицей, цветком, пылью под твоими ногами - лишь бы не разлучаться.
- Мигель! - окликает она меня. Раз, второй и третий.
Трава осыпается пеплом, возвращая мне человеческий облик. Ташша счастливо вздыхает, пряча лицо у меня на груди. Хочу коснуться губ, волос, согретых солнцем плеч - но не смею. Я опять могу чувствовать, и этого соблазна мне не вынести: не устою, сделаю все, что она пожелает. Как тогда.
- Мигель, - жарко шепчет мне в ухо Ташша. - Я так долго тебя искала. Мы теперь будем вместе? Навсегда?
"Люблю тебя". Несказанные, эти слова заглушали визг тормозов, звон стекла и скрежет сминаемого ударом металла. Я слышал их, пока был жив, и еще некоторое время после. Любовь ее сберегла, а теперь привела ко мне, чтобы я закончил то, что не смогли сделать вечер, дождь и вынырнувший из-за поворота "КамАЗ".
Боги смерти ревнивы, они не любят выпускать то, что однажды попало им в руки.
"Навсегда вместе". Ташша, ты просто не знаешь, о чем просишь...
- Нет, - отстраняю ее, осторожно, но твердо. - Прости. Я тебя любил, пока был жив, а сейчас я мертвый. Мне нет до тебя дела.
Серые, сияющие солнцем глаза наполняются слезами. Она еще не поняла, что я сказал, но сердцем почувствовала: мое решение - окончательное. Так, как раньше, не будет. Никогда.
Пусть обижается. Ее место - в реанимации, а не на вересковой пустоши или берегу черной реки. Я уже видел "навсегда вдвоем": тихие, равнодушные тени, оставшиеся от бывших влюбленных, сливаются воедино, рождая новый цветок. Бледный, прекрасный, неживой, такой же, как все на полях асфоделей. Не зная забот, страстей и желаний, наш цветок будет качаться и мерцать в темноте, пока не грянет конец света, того или этого. А за холмами - врачи, новая жизнь и, надеюсь, новая любовь. Быть может, дети - дети, которых у нас с тобой уже никогда не будет...
В моем голосе - лед и мерный шелест воды, в омутах глаз плывут бледные лепестки.
Ташша смотрит на них, не веря. Отскакивает, кричит, толкает меня в грудь: уже не ангел - фурия.
- Ты меня предал!
Нет, любимая. Я тебя спас. Но тебе этого лучше не знать, для твоего же блага...
Топот босых ног по холму похож на землетрясение. Когда дрожь успокаивается, мое тело опять прорастает цветами.
Натали приходит сюда каждый год, в день годовщины аварии. Не берет с собой сына и мужа, не приносит цветов, почти ничего не говорит. Просто смотрит на темный гранит, на фото улыбающегося, вечно юного Мигеля: ей почему-то кажется, что рядом с ним висит и ее фотография. Фотография Ташши - наивной, влюбленной, похороненной рядом со своим возлюбленным.
|