Низки яблочных бус в почерневших сухих руках.
Избы в землю вросли - ни колодца, ни уголька,
утонули во мху, поросли разнотравьем крыши;
бирюза сквозь берёзы - сияет, как снег, кора,
ветер пахнет покоем и негой сомлевших трав,
акварельное небо полуденным жаром пышет.
По упавшим крестам, по дорожкам шныряют мыши -
будто стали бесшумны, бессмертны -
но кошка слышит, кошка рядом:
прыжок, влажный хруст - удался обед! -
кошка щурится, сладко зевает, и гаснет свет
над заброшенным кладбищем и одичавшим садом.
 
И, пока мир по горло ночной тишиной залит,
кошка любит лежать в изголовьях могильных плит,
слушать паданки стук и совы сумасшедший хохот,
чуять тяжесть надгробий и мерную дрожь земли,
сниться спящим во тьме, в мёртвой хватке корней и глин,
донося в их ничто запах яблок и неба крохи.
Мягко светят глаза, как бутылочное стекло,
обещая: она будет рядом, прогонит зло,
будет греть и баюкать, пока не настанет утро,
и сновидцы не встанут из плена своих гробов -
будто это и есть всё сияние, вся любовь,
что нас ждёт за холодным дыханием абсолюта.