Что я люблю - так это легкое состояние опьянения, когда ты уже отрешился от всех своих забот и радуешься жизни, но все еще сохраняешь рассудок. Вся беда живых существ в том, что они слишком много думают, хранят вес воспоминаний... Память помогла нам выжить, пройти путь до высшей ступени эволюции, но одновременно она остается самым опасным оружием. Курок пистолета, направленный себе в висок. Затронь неверную струну - и раздастся выстрел. Пойдешь камнем ко дну. Отрешись от памяти - станешь счастливым. Только вряд ли выживешь. Я видел таких людей.
Нет, я же уже выпил. Не буду их вспоминать.
Вспомню лучше неудачную попытку самоубийства.
Не мою, разумеется.
В этом бокале - шампанское. Пузырьки. Выпьешь - веселеешь. Действует быстро, выветривается еще быстрее. Потому что с газами. Один человек, пожелавший уйти из жизни красиво, набрал шампанское в шприц и пустил напиток себе по вене. Думал, что как только пузырьки подойдут к сердцу, случится газовая эмболия, воздух закупорит сосуды, и сердце прекратит биться. Легкая смерть по сравнению со многими другими вариантами.
Что вышло? Да ничего. Алкоголя в крови столько было, что врачи "скорой" даже сначала себе забрали его, протрезвили - и отправили туда, где ему самое место, как любому суициднику: в психиатрическую лечебницу. Хороший способ напиться.
- "Скорой"? - прозвенела Хэйл.
- Быстро приезжающая медицинская помощь, - лениво ответил ей я, огладив по обнаженной спине. Платье блестело так, что я почти ослеп. И кожа - золотистая, сверкающая... и хвост. Люблю их расу. Хвосты - это нечто.
Бэйл засмеялась. Видимо, одной близняшке-блестяшке достался мозг, а для второй не хватило...
Я люблю метисок. Сейчас их перестали считать за экзотику или отбросы, теперь неприлично называть их дикарской расой, принижая их права, а еще совсем недавно, лет двадцать назад, кипели самые настоящие бои. Хвостатым закрывали двери во все приличные учреждения. Говорили, что раз есть хвост, то оставайся на улице, домашним питомцам вход запрещен.
В моем предпоследнем детдоме не было хвостатых, зато я встретил метиску в школе. Она была красивой, вся лучилась, словно собирала на себя свет Таракса и отражала его. Еще она была очень тихой и скромной, потому что высовываться - себе дороже, ее задирали все, кому не лень. Девочки презрительно улыбались и старались побольнее ткнуть ее локтем или ручкой, некоторые даже царапали ее маникюрными ножницами. Парни иногда говорили своим подружкам, чтобы они перестали - зачем мараться? Но чаще всего они тоже смеялись над ней и исподтишка пинали ее по ногам. Все это происходило с молчаливого попустительства учителей.
Ее звали Тамика, и я влюбился. Видимо, потому что отверженные всегда тянутся друг к другу. Она поначалу не доверяла мне, но я ее и пальцем не трогал, а восхищение, какое было у меня в глазах, не сыграешь. Я провел в том детдоме полгода, и все это время таскался за Тамикой. Она убедилась, что я не причиню ей вреда, и поцеловала меня. Мой первый поцелуй, и я бы не назвал его самым удачным, но на то он и первый, чтобы запомнить на всю жизнь. Я был счастлив с Тамикой. По крайней мере, мне так казалось. Я познакомился с ее семьей. Ее отец был человеком, а мать - метиской. Отец отнесся ко мне, как к родному, словно я был ему сыном. Тогда я думал, что просто завоевал его уважение, а теперь-то понимаю: он надеялся, что я останусь и вскорости женюсь на его дочери. Еще недавно считалось, что у метисок нет другого шанса оказаться под защитой, кроме как удачно выйти замуж.
Это вдвойне было несправедливо: хвосты остались только у части женщин, метисками называли только их. Им и так было непросто из-за физической слабости, по сравнению с мужчинами, а тут еще прибавились общая ненависть и презрение. Я всегда считал метисок образцом стоицизма.
В детдоме на меня сыпались одно за другим наказания за то, что я приходил слишком поздно и ускользал по ночам, мне грозили переводом в новый приют, но мне было плевать. Я готов был сбежать, чтобы остаться с Тамикой. К выпускным экзаменам меня настигла еще одна новость: я узнал о Тамике правду.
Когда парни из детдома и школы насмехались надо мной и говорили, что я увиваюсь за шлюхой, я думал, что они плюются оскорблениями из-за того, что она метиска. Оказалось, они говорили то, что было на самом деле. Тамика за моей спиной встречалась со всеми парнями из старших классов, развлекала их на вечеринках и просто оказывала услуги, когда им было невтерпеж: отсасывала всем желающим.
Мы поссорились, я был вне себя от ярости и обиды, больше всего мне было жаль себя и больно за обманутое доверие. Я видел в ней ту, кем она никогда не была. Лжец напоролся на лжеца и не разобрал своего собрата. Тамика кричала, что я появился здесь полгода назад и ничего не понимаю, и ее бы убили, если бы она попыталась сопротивляться... Я ей не верил. В тот же день в приюте меня заперли в подвале за то, что я вернулся пьяным вдрызг, а через неделю заключения переправили в другой детдом. Тамику я больше никогда не видел. И, наверно, я испортил ей жизнь: тем парням, которые открыли мне правду, которые были с ней, когда я зашел в пустую раздевался, я навешал немного синяков (а они в ответ отметелили меня как следует). Такое обычно не прощают. Только мстят не обидчику, а причине раздора. Мне порой приходит в голову, что Тамику изнасиловали и забили до смерти. Я не могу быть в этом уверен, и времени прошло так много, что пора бы забыть, но не могу отделаться от мысли, что она может быть мертва из-за меня.
После того случая я поклялся себе никого и никогда не любить. Пока что удачно сдерживаю это обещание.
Но каждый раз, видя метисок, я вспоминаю Тамику и задаю себе вопрос: почему я до сих пор не попытался узнать о ней хоть что-то? Давно пора бы поставить точку, выяснить, жива она или мертва. Но я не могу. Я боюсь.
Все это крутилось где-то в затылке, за основными мыслями, а языком я так и мел, пил и заказывал еще коктейли. Я могу думать о чем угодно, но сохранять лицо балагура и, чего уж таить, просто болтливого простака.
Я заговаривался, конечно. Трепался, молол чушь. Рассказывал байки, подслушанные в лечебнице. А больше мне нечем было развлечь девушек. Им, в целом, наплевать. Я мог хоть молчать, они бы потерпели, пока я им заказываю выпивку. Хорошо, что старик Доштар не знает, что мне нечем платить. Он привык, что я не нуждаюсь в нумах, даже предположить не может, что сегодня я сбегу, не оставив ни монеты на отполированной барной стойке.
Девочки-девочки... Прошли бы со мной дверьми. Я бы показал вам загадочные миры и удивительных людей.
Близняшки засмеялись, но в глазах - лед. Правильно. Хорошие девочки. Знают, что с незнакомцами нельзя ходить дверьми. Это я могу почувствовать конечную точку. А некоторые пижоны заводят гостей на те планеты, на которых умираешь в секунду. В те места, где не вздохнуть - сплошной бетон. Или еще хуже: разводят глупышек, проводят дверьми в свое логово, мучают и убивают. Двери - такая возможность для серьезных преступников, которые никогда не покажут миротворцу свое лицо...
Думаете, я просто так вспоминаю слова приятеля?
Близняшки к моим словам не прислушивались. Я мог говорить что угодно. Всем выгодно: их не утомляет беседа, а меня не утомляет молчание.
Фица я вспомнил не зря. Он уже полчаса сидит в нескольких шагах от меня с одним стаканом - точно что-то безалкогольное, я уверен. Только Фиц может прийти в бар, полный сомнительных личностей, и усесться с лимонадом, уставившись в одну точку. Чувствует он, что я рядом и никуда не сбегу. Даже присматривать не надо.
А может, он и смотрит украдкой, да я не замечаю. У меня нарисовались компаньоны поинтереснее.
Доштар, улыбающийся, вечно радушный хозяин, неторопливо подошел к нам, склонился ко мне. Все с той же улыбкой и морщинками в уголках глаз он заявил:
- Уведи своего друга, Оливер, он распугивает мне клиентов. Иначе знаешь, что? - он с грохотом выставил на стойку высокий узкий стакан. - Угадаешь сам, где это у тебя окажется?
Ну, допустим, стакан он мне в физиологически важные отверстия не засунет. Но из-под стойки достанет какую-нибудь угрожающего вида пушку и выгонит меня под страхом смерти. Фица выгонять не будет. Какой дурак свяжется с миротворцем?.. Я один такой глупый.
- Простите, девочки, я на минуту. Принеси им еще по коктейлю, Фиц... Доштар, - исправился я, но уже поздно: заговорился, задумался, проскочило имя неправильное. Доштар покачал головой. Странно, как у человека с такой дружелюбной улыбкой получается быть абсолютным отморозком.
Обходя людей, я подтанцевал к Фицу. Музыкальные течения успели смениться раз десять за то время, что меня не было, а все равно звучат почти так же. Нет ничего нового. Прошло время оригинальных композиций - и прошло уже давно.
Вклинившись между двумя стульями с грацией бегемота, я едва не уронил сидевшего рядом с Фицем парня. Из-под полей его шляпы сверкнул единственный глаз, и я счел за благо извиниться.
После этого я повернулся к Фицу:
- Мне сказали, что ты распугиваешь клиентов. Как нехорошо, Фиц... Я думал, ты поддерживаешь частный бизнес. Знал бы ты, как тяжело пробиться сейчас честному торговцу хорошим вином.
- Ты явно не вино пил, - заметил Фиц, приподняв бровь.
Я схватил его стакан и сделал большой глоток. Так и есть. Газировка. Тоже, что ли, рассказать ему историю про самоубийцу-неудачника и шампанское?..
- Я пришел не потому, что мне есть до тебя дело.
О. Он за меня не волнуется. Это разбивает мое сердце и ранит до такой степени, что я сейчас же повешусь на краденой люстре Доштара.
- И не потому, что снова хочу за тобой гоняться. Просто начальство сделает мне устный выговор, если ты пропадешь, а я не люблю выслушивать обвинения, - ровно произнес Фиц.
- Какое совпадение, - прошипел я, - тоже не фанат обвинений. Но, дивное дело, ты мне навесил одно. Что, боишься, тебя понизят до должности охотника за краденым? Не хочешь полететь из управления? Понравилось убивать? Мои руки сегодня уже побывали в крови, а твои? Хочешь, вцепись мне в горло? - от моего крика вокруг стало тихо.
Я и сам только сейчас понял, что ору. А стакан с лимонадом сжимаю так крепко, что костяшки побелели.
Одна лишь музыка играет, бьет по ушам. Все остальные прислушиваются ко мне с возрастающим интересом.
Я понизил голос:
- Тебе лучше уйти. Попытаешься меня арестовать здесь - ничего не выйдет. Все кинутся врассыпную, не успеешь даже наручники достать. А я смешаюсь с толпой. Ты меня знаешь.
- К сожалению, - согласился Фиц. Он приподнялся, потянувшись к карману, и все разом отпрянули, ожидая, что начнется перестрелка.
Но Фиц достал бумажник и вытащил из него банкноту. Осторожно положив ее на стол, он повернулся ко мне и спросил:
- Можно?
Я приподнял брови. Фиц медленно, как будто боясь, что от резких движений я опять раскричусь, потянулся к стакану. Я разжал пальцы.
Придавив стаканом банкноту, Фиц встал. Только сейчас я заметил, что все это время возле него лежала папка. Обыкновенная бумажная папка на матерчатом шнурке.
- Это все, что у нас есть на Васту, - Фиц заговорил так тихо, что я едва мог его расслышать. - Хочешь - оставайся. Радуйся жизни. Но за тобой придет кто-нибудь другой. Я же даю тебе шанс. Другой миротворец просто посадит тебя в самую темную камеру и забудет, потому что ты бесполезен.
Чтобы принять решение, мне потребовалось одно мгновение.
- И за меня заплати, - мигом выдал я.
- Не я рассчитывал снять на ночь тех девушек, - пожал плечами Фиц.
Ладно. Будем считать, что Доштару никаких денег не жалко, лишь бы я выпроводил из его бара миротворца. Тогда нужно уходить быстрее.
Обернувшись, я глянул на близняшек, но они уже упорхнули, поняв, что ловить больше нечего. Хитрый народ! Но красивый.
Хотя... видел я сегодня и иную красоту. Во сто крат лучше. Готов снова стать пленником, только бы узнать о ней что-нибудь. Папка у Фица совсем тонкая, не много они нарыли на Васта Лока за три года.
Доштар за мной не гнался. Видимо, верно расставил приоритеты. Лучше подарить десяток коктейлей, чем навлечь на свой бар гнев миротворцев. Выручка его заведения не пострадает, если я не заплачу. Все равно основные нумы идут не от продаж алкоголя.
На улице уже повисла душная ночь. В подстриженных клумбах стрекотали светлячки. На земле их называли как-то по-другому. Я так и не запомнил. Мне хватило знакомого, родного названия для насекомых, похожих на живность Астрея. Спинки поблескивали золотым светом в отблесках фонарей, напоминая мне об оставленных близняшках. Аромат их духов еще витал вокруг меня, не позволяя забыть о проведенном вместе вечере. В этом и преимущество, и проблема их расы - с ними особенно хорошо от афродизиаков, а без них - гнетущее одиночество. Ничего, сейчас выветрится.
Фиц поморщился: он все уловки бабочек-метисок знал, не поддавался чужим чарам.
Мы в молчании прошли несколько улиц. Говорить, вопреки всему, не хотелось. Меня душил жаркий воздух, поднимающийся от асфальта и брусчатки. Опьянение стало дурным. Захотелось пить. Все хорошее когда-нибудь кончается, и мое хорошее закончилось чересчур быстро. А было ли у меня в жизни это самое хорошее, а?.. Не мимолетное, не грязное, а по-настоящему хорошее, доброе, чтобы почувствовать себя обновленным, счастливым, захотеть начать жить по-новому, приобрести новые привычки и отказаться от старых, тянущих вниз?
С такими мыслями недолго и самому пустить по вене шампанское. Не чтобы умереть. Чтобы забыться. Надолго. Качественно. И очнуться в белой палате в окружении дружелюбных санитаров...
- Почему, думаешь, я пошел работать с классом А? - спросил он. - С террористами, серийными убийцами, с теми, у кого нет ни принципов, ни жалости, ни единого присущего человеку качества?
- Платят больше? - буркнул я. Уже без огонька, без задоринки. Не хочется мне над Фицем издеваться в такой драматичный момент. Для него-то все серьезно. Он мне душу изливает, а я - все туда же, шутить.
- После Банка современного искусства Васта нанесла удар по нескольким точкам. Больше ее живопись и скульптура не интересовали. Одной из ее целей стало старое управление. Погибли почти все. Тысяча человек, Олли, в один миг перестали существовать, здание превратилось в руины.
Меня затошнило. Фиц всегда говорит серьезно. Иногда - убийственно серьезно. Иногда - как сейчас, с грустью, с болью. Значит, среди погибших были его друзья.
- Некому было ответить на созданный Вастой конфликт. В управление перевели работников из менее значимых сфер. Зайдем сюда, - резко поменял тему Фиц и за локоть потянул меня к приветливым окнам какого-то дешевого кафе.
- Приглашаешь меня в ресторан? Мне нравится твоя старомодность, приятель, - во мне опять проснулось желание язвить. Даже не желание - просто способность. Потихоньку отходили от меня мертвецы и пыль, поднятая в воздух взрывом. И сегодняшние воспоминания, такие свежие, такие объемные, несмотря на прошедшие несколько часов.
Фиц на подколку, как всегда, не отреагировал. Он толкнул тяжелую дверь, вошел в кафе. Над нашими головами зазвенел колокольчик. Оглядевшись, Фиц уверенно направился к столику в самом углу. Но над ним висел яркий светильник, и создавалось ощущение рабочей обстановки. Видимо, Фиц не так уж редко бывает здесь.
Дешевизну я почувствовал сразу. Может, зря я шутил насчет зарплаты. Никогда не замечал, чтобы Фиц расточительно относился к деньгам. Он не надевал на работу дорогих вещей, таскал на запястье часы качественные, но старые, и больше всего его выдавала обувь - удобные кожаные ботинки, видавшие виды. Такие покупают в начале месяца, получив зарплату, и носят несколько лет до победного - пока не разбогатеешь или, что вероятнее, пока подошва не отвалится.
Неловко. Мне нечем заплатить даже за стакан воды.
Официантка, почти без макияжа, с убранными в пучок волосами, принесла меню. Единственным ее украшением была вялая улыбка. Работники говорят о статусе заведения еще лучше фасада.
Фиц подтолкнул ко мне меню, но я покачал головой.
- Ты меня не разоришь, - раздраженно произнес Фиц. - Не стесняйся. У других-то ты не стыдишься даже без спроса брать.
- Так это другие... - я нехотя открыл меню. Пролистал сразу до напитков. Никакого алкоголя. Лучше... травяной чай, вот. Самое то. Взглядом я наткнулся на десерты. Громко сглотнув, я украдкой глянул на Фица. Он изучал горячие блюда.
А, ладно. Уж самым дешевым тортиком он меня угостит. Сладкого хочется до жути. Семь лет ничего слаще конфеток "Мишка на Севере" не ел.
Продиктовав официантке заказ, Фиц выложил на стол папку, прежде лежавшую у него на коленях.
- Это - все, что у нас есть на Васту, - он придвинул ее ко мне. Кончики пальцев так и оставил на грязно-бежевой картонке.
Первым моим порывом было схватить папку и прочитать. Вместо этого я прижал папку двумя пальцами, постучал по ней, отведя взгляд в сторону. Никак не могу потерять такой красивый момент.
- Первое, - я вскинул на Фица взгляд. В его очках сверкнуло мое отражение. - Не просто Васта, а Васта Лока. Не склоняется. Произносится как одно целое.
Фиц удивленно приподнял брови, но я не дал ему прервать меня:
- Второе. Вы что, действительно не догадались, что она хотела сказать этим псевдонимом? - я испытующе уставился на Фица. Он покачал головой. - Вам бы следовало на досуге поинтересоваться первоязыком. Vastus locus - пустое место. Она вольно обошлась с грамматикой, поменяла окончание мужского рода на окончание женского. Придала индивидуальность заурядному словосочетанию. Понимаешь, Фиц? - высказанная вслух теория зазвучала еще стройнее, чем у меня в голове. - Вам ее не поймать. Она - пустое место. Невидимка. Вот что она вам говорит и доказывает.
Фиц отвел глаза, о чем-то раздумывая.
Скорее всего, о том, что я чересчур подозрителен. И Васта Лока меня пощадила, и земной русский я знаю, и первоязык - все это говорит не в мою пользу. Но я незнаком с этой девушкой, и Фиц это знает.
- Разреши мне все-таки продолжить называть ее Вастой, как если бы это было обычное имя, - миролюбиво предложил Фиц. - И ты лучше так называй, а то слух режет.
- Дурацкое имечко, - согласился я.
- Если бы лишь одно оно было проблемой... Ты посмотри содержимое папки, Олли. И скажи, будешь с нами сотрудничать или нет.
Сдалось ему это сотрудничество...
Я выдернул папку из-под пальцев Фица и, уже не рисуясь, откинулся на спинку кресла и приступил к чтению.
На первой странице были скрупулезно описаны черты лица Васты - длина рыжих прядей, упавших на лоб, цвет глаз, скулы... следующая страница - зарисовка той части лица, что однажды случайно увидел Фиц. Художник постарался. Действительно узнаваемо. Это была она.
А все следующие страницы - список ее преступлений. Где произошел взрыв, когда, какие потери понесло население.
Всего было шесть взрывов за два года. Едва люди успокаивались, как Васта снова нападала. Что примечательно - ни слова о бомбах.
- Вы не нашли следов взрывчатых веществ? - я поднял взгляд на Фица. Он усмехнулся.
- Ты смотришь в самую суть, Олли. Она словно с чистой энергией работает. Не оставляет никаких следов. И вправду - пустое место, - он загрустил, подперев кулаком подбородок. - Она сеет ужас. Люди кинулись возрождать оплот Тайлера Бессмертного. Стали бояться смерти. Мы - бояться смерти, можешь себе это представить? В мире, где самоубийства совершаются показательно, где риск на каждом шагу, потому что жизнь слишком длина и порой невыносима. В этом мире люди захотели существовать вечно, получить бессмертие за хорошее поведение.
- Идиотизм, - буркнул я. - Эти фанатики так и верят, что бессмертие придет, если они выбьют друг из друга дурь кулаками и перестанут чего-либо желать?
- Именно. Участились случаи нападений на улицах, люди жалуются на побои, их дома разоряют... Даже не грабят - просто разносят в щепки. Насильное обращение в свою веру. Мало нам было обычных преступников, так теперь еще и религиозные фанатики. Не знаю, задумывала Васта подобное или эффект вышел побочным, но она разрушает наше общество на всех уровнях.
- А что вы от меня-то хотите? - устало спросил я.
- Не вносить еще бόльшей неразберихи, - Фиц, сняв очки, облокотился на стол, подался вперед, чтобы лучше меня видеть.
Олень близорукий, хоть бы операцию сделал... Самому же неудобно.
- То есть? - уточнил я.
- Ты не заметил системы в ударах Васты? - тихо, словно нас кто-то мог подслушать в этом углу, заговорил Фиц. - Сначала то место, где ты впервые громко заявил о себе. Банк. Ведь именно после него ты перестал быть целью обычных патрульных. На тебя нацелились миротворцы. Я. Потом она уничтожала те отделы, которые заведуют исполнением наказаний. Она искала, - прошептал Фиц, и мне пришлось приблизить к нему лицо, чтобы разобрать слова, - искала тех, кто может снять ограничение на использование дверей. Ей очень нужно было вернуть тебя. После всех неудач она взяла в заложники близкого человека тому, кто тебя, по ее мнению, обидел.
- Повезло, ее выбор пал не на тебя, - хмыкнул я.
Фиц серьезно подтвердил:
- Повезло. Олли, она что-то хочет от тебя. О чем ты говорил с ней?
Стекла очков, что меня отгораживали от Фица, действовали как-то успокаивающе. Теперь же, без их преграды, я никак не мог соврать. Я и не собирался... Но мне не по себе, когда я лишен возможности скрыть или приукрасить правду.
Я коротко пересказал ему наш абсурдный разговор. Понятней ничего не стало.
Ужинали мы молча, переваривали всю полученную информацию, каждый обдумывал ее поодиночке. Я довольно-таки быстро понял, что десерт горчит от мыслей о массовых смертях и разрухе, свалившейся на мой дом, и постарался переключиться на что-нибудь повеселее. В голову все лезли пациенты лечебницы, десятка два особенно фактурных лиц. Не избавишься теперь от них. Надо лечиться новыми впечатлениями. Искать новые знакомства на одну ночь и на один час. Забывать всех. Жить, как прежде, когда единственным, кого я помнил, был Фиц. Да и то лишь потому, что он за мной весьма резво бегал. Приходилось быть в курсе всех подробностей его жизни.
Как избавиться от тысячи лиц в голове - ума не приложу...
Я неожиданно понял, что хочу знать, что изменилось у Фица за последние годы. Расставание с Криштиной - каким оно было? Расстроился ли он? Вспоминает ли ее до сих пор? А смена работы? Как она повлияла на содержимое черепной коробки моего дрессированного миротворца? Ладно. Узнаю. Время еще есть. Если только Васта не перейдет в режим агрессивного наступления... Даже не так. Она уже в этом режиме. Дальше она может только за меня взяться вплотную, и никто не будет в силах меня защитить.
Фиц отодвинул от себя тарелку и уставился на меня. Его счастье, что я уже тоже закончил с десертом, терпеть не могу, когда на меня таращатся за приемом пищи.
- Так что от меня требуется? - спросил я. - Ты говорил о допросе?
Фиц замялся.
- Олли, мое начальство отнеслось к тебе снисходительно. Разрешили съездить с тобой к судье, пока они были заняты местом преступления. Я хотел, чтобы в глазах Клештара ты вырос, показался ему хорошим человеком, чтобы он проникся к тебе симпатией и при повторном слушании снизил меру наказания. Но, - Фиц глянул на меня с укоризной, - ты сбежал и все испортил. Миротворцы рассержены очередной неудачей с Вастой. Ты попался им под горячую руку. Будет не только допрос. Дополнительные обвинения и изолятор. Даже при образцовом поведении это растянется на несколько месяцев.
- То есть ты меня решил накормить последним ужином перед казнью? - усмехнулся я.
Фиц посмотрел на часы.
- У нас есть еще пара часов, не больше. Я пообещал доставить тебя к часу ночи. Если мы не появимся к этому времени в управлении, то полетят головы с плеч. Особенно с моей. Всех поднимут на ноги. Тебя найдут, Олли, и найдут быстро: ты ведь больше не можешь пройти дверьми.
- Спасибо, что напомнил, а то я забыл, - буркнул я. - А что, если я прямо сейчас подорвусь и буду бегать, пока миротворцы не вспомнят о более важных задачах?
- Далеко ты не сбежишь, - равнодушно отозвался Фиц. - Поверь, многое изменилось из-за Васты. Тебя возьмут. Ну, завтра, послезавтра. До конца недели ты не протянешь. За тобой уже закрепилась мрачная слава, хочешь, чтобы тебе даже не позволили обжаловать приговор?
Для начала - нет еще такого миротворца, что поймал бы меня, а простая логика подсказывает, что Фица не назначат руководителем моей поимки, если сегодня он облажается. Оставить его с носом - как вокруг себя трижды обернуться, и пусть делает, что хочет. С классом А он работает... Ничего, вернется мелюзгу воспитывать, юных воров ловить за руку.
- А еще, - буднично продолжил Фиц, вытаскивая из кармана брюк бумажник, - управление - самое безопасное для тебя место. Возможно, Васта затаила на тебя обиду после сегодняшнего. Отвергнутая женщина, Олли, страшна в гневе, а такая, как Васта, превращается в стихийное бедствие. И если она придет за тобой в управление, то мы будем готовы и сможем тебя защитить.
- А вы станете защищать? - я усмехнулся. - Какое вам дело до меня, если катастрофа разнесет ваш дом? Вы вспомните обо мне, когда горящие обломки будут падать на головы ваших товарищей?
- Я вспомню, - чуть рассерженно ответил Фиц. - Выбирай. Уходишь сейчас со мной, - он выложил на стол уже успевшие мне надоесть наручники, - или ночью, самое позднее - утром, тебя привозят насильно. Изобьют для острастки, а ты ой как этого не любишь. Догадываешься, какую камеру для тебя найдут?
Более чем.
Что гораздо хуже - в словах Фица есть рациональное зерно размером с арбуз, не меньше. Ждать, пока миротворцы забудут обо мне, придется долго. В конце концов, они даже не поленились послать Фица за мной аж на самую Землю, а это путь не близкий. И если Фиц додумался до логики нападений Васты, то и остальные сообразят. Меня пока что спасало лишь то, что миротворцы из управления в душе не представляют, кто я такой. Но теперь-то я попал в их поле зрения!
- Хорошо, - решил я и нехотя протянул Фицу руку. - Я согласен, давай сюда мое кольцо и пошли оформлять документы. Через сколько нам надо быть в управлении?
Фиц мимолетом глянул на часы, застегивая наручники на моем запястье.
- Нарываться из-за тебя я не стану. Час, не больше.
- И на том спасибо.
Час - ничто перед тем, сколько мне придется провести в камере. Однако это лучше, чем ничего.
- Пойдем гулять, Фиц. Пока не надышусь - не отведешь меня в управление.
Фиц тихо засмеялся, что-то едва слышно себе под нос произнес. По-моему, он сказал "романтик". Посмотрел бы я, кем он стал, если бы после семилетнего заключения увидел небо в центре Вселенной. Как в первый раз.
Вырвавшись в ночную прохладу, я замер. Подтолкнул Фица - давай, решай, куда пойдем. Теперь твоя очередь выбирать. Я свой выбор сделал. Не знаю, почему поверил твоим доводам, да только давать задний ход уже поздно. К тому же своих мыслей по поводу невеселого будущего у меня нет - слишком многое изменилось за время моего отсутствия, в этом Фиц прав. Что ж, буду плыть по течению. А пока - пока у меня есть целый час свободы.
Надо, кстати, узнать у Фица, почему он мне потакает и зачем отнесся ко мне как к человеку, хотя ни один миротворец даже не посмотрел бы в сторону вора... Фиц достаточно долго бегал за мной, чтобы разочароваться в воспитаннике приюта, с которым он когда-то приятельствовал. Но отчего-то он до сих пор сохраняет ко мне симпатию. Кто знает, вдруг я не такой уж и плохой человек, каким меня считают?
Ночь неслась нам навстречу, сверкая неоновыми вывесками, мигающими гирляндами на деревьях и звездами, бесконечно яркими звездами. Дымка спала с неба, Таракс величаво уплыл с горизонта, унося с собой свет, и в темноте все тени стали резкими, каждый человек наконец-то показал свой истинный лик. Если б я только еще не делил людей на миротворцев, Васту и Фица. Их-то я и до этого знал, как облупленных. Опять вру. На этот раз - себе. Васта Лока, кто же ты, что тебе нужно, что ты умеешь, какими тропами ходишь?
Об этом я подумаю, сидя в маленькой светлой комнате. А пока - у меня последняя возможность впитать весь звездный свет, что только льется в эту ночь.
***
Время закончилось быстро. После очередного шага передо мной оказалось управление. Знакомая черная пасть распахнулась, нетерпеливо поджидая меня. Проглотит - и не заметит... Невольно заволновавшись, я посмотрел на Фица. Он улыбнулся уголком губ - не бойся, мол, не брошу.
Хорошо. Верю. Однажды, правда, Фиц уже поймал меня и, запихивая в бронированный, весь в решетках, экар, сказал, что больно не будет. Больно и вправду не было, а вот страшно, мучительно и тяжело так, что хоть вой... Что ж, на этот счет Фиц ничего не обещал. Значит, не соврал.
И сейчас он говорит правду.
Я почти не обращал внимания на происходящее. Наручники сняли, одежду забрали и выдали взамен тюремную, прогнали по дезинфекционным камерам и озвучили распорядок дня. В целом, ничего выдающегося. Совсем как на Земле. Сидеть и не высовываться. Никуда не выходить. Фиц держался поначалу поодаль, очки поблескивали, пока он смотрел, не нарушают ли его коллеги закон. Потом, на очередном этапе, его оттеснили, проводя меня по коридору, и Фиц исчез.
Что примечательно - в прошлый раз все было далеко не так. Фиц исчез сразу же, едва усадил меня в экар, рванувший к изолятору. И больше мы с ним не виделись.
Это повод для обиды. Поэтому, думаю, наша встреча на Земле и вышла не особо теплой.
Все, чего сейчас мне хотелось, - это заснуть. Чтобы поскорее меня оставили в покое и заперли на замок. Так я хотя бы буду знать, что никого рядом нет, и можно закрыть глаза, чтобы не видеть тьмы по углам. Она как будто изменилась. Стала другой. Зашептала что-то. Задержишь взгляд на черном тумане, разглядишь внутри него огонь... И вкрадывается шепоток. Поет колыбельную или пытается завязать беседу. Без разницы, что он говорит. Я все равно не слушаю. Нет мне до него дела.
Миротворцы, перебиравшие мои вещи, все призывно поглядывали на меня. Ждали, наверно, что я попрошу их оставить мне что-нибудь. Какую-нибудь безделушку. К чему там люди привязываются?.. К драгоценностям, милой ерунде.
Я молчал, ожидая, пока меня проводят в изолятор. У меня ничего нет. Мне ничего не нужно. Я просто хочу спать. Если человек готов попрощаться со всем, что у него есть, ради восьми часов спокойного сна, это ведь о чем-то, да говорит? Да, наверно. Если только под "всем" понимать не казенную одежду и очень хорошие, но тоже подаренные Содружеством кроссовки. Не подаренные даже. Данные в аренду. Ничего у меня нет.
Как выяснилось, права на сон у меня тоже не имелось. В последний момент, когда дверь изолятора была уже близко, сопровождавших меня миротворцев окликнули. Весьма увесистый субъект махнул им рукой, и они, развернувшись, потащили меня обратно.
- Может, с утра разберемся со всеми делами? - вяло попытался я встрять.
Сонливость и усталость - тот еще коктейль. Порой кажется убийственным. Очухиваться после него придется долго. Только ведь мне не дадут прийти в себя. Произвол уже начался. Отныне у меня никаких прав.
Меня привели в просторную комнату. Лампы по бокам давали не так уж много света, но достаточно, чтобы разглядеть мое лицо. Миротворцы расположились где-то за стеклом, так, что я их не видел, только слышал.
Что примечательно - к столу меня не приковали, наручников не надели. Впрочем, это и ни к чему, мне и так некуда бежать. Все вещи у меня забрали, значит, я не опасен. К сожалению, с этим придется согласиться.
Расспрашивали меня долго. Сначала - в каких отношениях я с Вастой. Ее имя звучало в чужих устах неправильно. Как будто они были с нею разных биологических видов, разных кровей... А может быть, мне так казалось от навалившейся апатии. В этом мире все стало неправильным. Я его больше не узнаю.
Вопросы так и сыпались. О родителях мне нечего было сказать, о детстве - тоже. Почему я так часто менял детдома? Откуда же мне знать. Не я решал, что пора сменить место обитания. Окончательно выдохнувшись, я бурчал в ответ только "не знаю" и "не помню".
- Вы же понимаете, что, не оказывая содействия, вы лишь усугубляете свое положение? - вкрадчиво спросил мой невидимый собеседник. Он казался неутомимым. Его голос ни капли не менялся. Как заведенный, он продолжал задавать вопросы.
- А вы понимаете, что за последний день произошло столько всего, сколько за последние семь лет со мной не было? - тоскливо отозвался я.
Зря я про семь лет упомянул. Как будто слабость свою показал. Надо было сказать - два года, и никто бы не посмел даже подумать, что наказание может меня сломить.
На несколько минут воцарилась тишина. Прикорнуть прямо тут, что ли? Не будут же они терзать спящего человека. Не-ет. Эти - будут.
- До встречи завтра утром, - произнес миротворец.
Я был готов его поблагодарить.
Окружающего изолятора я не заметил. Просто зашел в него, уткнулся взглядом в жесткую кровать и лег.
...Когда сон перестает быть спасением? Когда в него вклиниваются кошмары. Когда ты загнан в ловушку и должен сражаться, а адреналина в крови нет, весь уже кончился, и тебя приканчивает сниженное внимание и замедленная реакция. Сон не во благо, когда он становится одной из форм болезни, и проснуться у тебя не получается.
Мой сон - скопление обрывков темных ходов и алых всполохов. И женских глаз. Она похожа на ирландку. Тьюдор показывал мне фотографии рас Земли. Думал, что с дополнительной визуализацией языки учить проще. Наивным он был. Но фотографии, сделанные тайно, мне нравились. Тем, что они были украденными у землян мгновениями. Мне всегда нравилось все, что плохо лежит, а чужая ловкость рук восхищала.
Проснувшись, я приподнялся на локтях на кровати. Над головой мигом включилась от моего движения лампа испепеляюще-белого цвета. До рези в глазах, дрянь... Разлепив губы, я почувствовал вкус крови. Ох... Отлично, в углу за перегородкой туалет, а рядом - раковина.
Спрыгнув с не слишком удобной лежанки, я потянулся, подошел к начищенной раковине, склонился над ней, уставившись в фаянсовый бок. Отражение искаженное и слабое, но лучше, чем ничего. На внутренней стороне губы я разглядел темные пятна - лопнула кожа. От жажды губы склеились во сне.
Пить-то как хочется...
Сколько времени - ума не приложу.
Ладно. Хорошо. Ладно-неладно... Я жив, я все еще здоров, вчера меня замучили только морально, физически оставили целым, у меня комната шириной в полтора шага и длиной в два, значит, все это пережить можно. Могло быть хуже.
Я постучал в дверь, прикрикнул, что готов к новым свершениям, если мне дадут стакан воды, но действия это, однако, не возымело. Не люксовый отель. Желания гостей мгновенно исполнять никто здесь не собирается. Жаль. Я было уже настроился на комфортный отдых.
Кажется, я начинаю понимать, что зря согласился на предложение Фица. Изолятор - сущая пытка. Шагами я уже точно измерил его размер, потрогал все, что можно, попытался даже дотянуться до лампы и проверить, нагревается ли она. Для протокола - дотянуться не получилось, потолок высокий, в два моих роста. Для кого же строили этот изолятор? Что за великан нашелся на нашей планете? Дурак, с таким приметным ростом не стоит нарушать закон, найдут слишком быстро.
Бездействие вводило меня в уныние, действовало как тяжелые наркотики. В голове одновременно и вата, и шум, и что делать - не представляю. Кажется, это уже начались пытки. Как будто они знают, что сидеть на месте - худшее для меня наказание.
О, они знают, иначе не сослали бы на Землю...
Тайлер Бессмертный, сколько это будет продолжаться?..
Я уже дошел до той кондиции, когда пить хочется настолько, что исчезает пренебрежение перед водой из-под крана. По крайней мере, я могу быть уверен, что она не заражена смертельными вирусами. Но даже если и так, то это хотя бы принесет мне известность, еще больше известности - и все, не только миротворцы, узнают меня как человека, который первым пал жертвой страшной пандемии.
Сколько можно?! Я забарабанил в дверь. Подкиньте хотя бы книгу! Любую, какую угодно... Даже руководство по сантехническим работам прочитаю и поспорю с местным сантехником в знании трубопроводной сети. Всяко интересней, чем просто так слоняться по изолятору.
В конце концов, я вернулся на кровать, подтянул колени к груди и попытался опять заснуть. Не получилось. В любом случае, у миротворцев получилось добиться своего: в заточении, в полнейшем бездействии я деморализован, раздавлен, готов рассказать что угодно, лишь бы просто поговорить.
Прошла вечность, прежде чем в двери распахнулось окошечко и в нем появился поднос.
Что примечательно - женский. Первый раз лично общаюсь с женщиной-миротворцем. На мою поимку почему-то красоток не торопились отправлять. Видимо, боялись, что я сражу их своим обаянием и сбегу еще быстрее.
- Как погода? Сколько времени? Можно книгу? - зачастил я, подлетев к двери. Вцепившись в поднос, я не тянул его на себя, просто держал. - Я звал хоть кого-нибудь, но мне не откликнулись, наверно, здесь хорошая звукоизоляция, да? Как ваше имя? Не могу же я к вам обращаться "товарищ миротворец"...
- Возьмите поднос, - все тем же безучастным, почти механическим голосом отозвалась незнакомка.
Чем черт не шутит, вдруг и вправду робот? Нет, поднос подрагивает, значит, она устала его держать, а роботы не устают.
Нехотя я медленно потянул поднос к себе. Если еще буду медлить - она обозлится и просто заберет завтрак.
- Пожалуйста, можно книгу? Любую, - вновь попросил я.
Окошечко захлопнулось, подталкивая поднос ко мне.
Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
Нет, хотелось - очень, очень сильно хотелось. Фиц обещал быть где-то рядом... Попрошу его.
Если мне действительно удастся его увидеть... Неприветливо здесь относятся к заключенным. Может статься, что навстречу моим желаниям не пойдут.
Завтрак вверг меня в еще бόльшее уныние. Скромно приютившаяся на краю тарелки яичница смотрела на меня одним глазом. Наверно, это о чем-то говорит - когда видишь в неодушевленных предметах черты, присущие людям? Я ткнул яичницу в желток. Как неэтично, Олли, ты бы еще живому человеку в глаз зарядил ложкой... Да, о вилках с ножами придется позабыть. Не привыкать: в лечебнице мне их тоже не сразу дали. Сложно поверить в здравомыслие человека, который утверждает, что прибыл с Астры посредством квантового прыжка на изнанке мира.
Одинокая веточка петрушки на противоположном краю тарелки выглядела, пожалуй, даже умилительно. Как будто кто-то попытался скрасить общую безнадежность скудной тюремной еды.
Я схватил веточку за черешок, откусил листик. Покрутил петрушку в руках.
Ой я осел... Исжеванный листик проглотил - все равно толку от него уже никакого, не разобрать, что на нем было. А на оставшихся двух листиках печатными буквами ручкой было написано послание.
"сам по себе". И все. Угораздило же начать с самого большого листа.
Ладно. Эта загадка не такая уж сложная. Отправить письмо мне никто, кроме Фица, не мог. Гипотетически со мной еще могла захотеть пообщаться Васта, но тогда бы я получил что-нибудь, начисто лишенное смысла. "Сам по себе" - это про меня. Очевидно, теперь я сам по себе - таким должен был быть полный текст сообщения.
Вывод: он меня снова бросил. Не привыкать, дружище, ты ради меня работой не рискнешь.
Вообще-то в суде я надеялся увидеть Фица среди свидетелей и обвинителей. Надеялся на его присутствие. Если бы кто и мог смягчить наказание, то лишь он. Ему бы поверили. Его мнение взяли бы в расчет.
Но - я снова сам по себе... Прекрасно, просто прекрасно. И чего я вчера его послушал, с чего поверил?
Пора уже уяснить: ни одному миротворцу доверять нельзя. Даже если это Фиц.
Больше писем не было. Как трогательно, должно быть, выглядел Фиц, когда появился в столовой и водрузил на мою тарелку эту несчастную мелкую веточку.
Закончив с завтраком, я долго и нудно мыл тарелку и стакан. Больше руки занять было нечем. А так - хотя бы иллюзия занятости.
Грохот замка мне показался музыкой. За мной наконец-то пришли.
Да, в глубине души я ожидал увидеть Фица. Надеялся, что неверно расшифровал выжившую часть послания. Но в проеме показался незнакомый мне мужчина. Крепко сбитый, с квадратной челюстью и массивной шеей. Сразу видно - работает с самыми опасными уголовниками. Не чета мне.
- Разворот спиной, руки ко мне, - коротко скомандовал он.
- Меня зовут Оливер, а вас? - выполняя его приказ, поинтересовался я.
Ох, можно было бы руки и не заламывать, наручники должны налезть на меня и так...
- Не любите заводить новые знакомства? - я развернулся к нему, разглядывая невыразительное лицо. - Я тоже отношусь с опаской к людям в подобных местах, но все же...
- Захлопни пасть, - посоветовал миротворец.
Что-то расхотелось с ним общаться.
Основная черта миротворца в управлении - грубость. Это я понял, пока меня, понукая и подталкивая в спину, хотя я не давал для этого поводов, вели в кабинет для допроса. Уже другой. Вчерашний находился ближе к камере.
Я машинально запоминал дорогу, обращал внимание на все детали. Проблема в том, что управление огромно, проходов таких - тьма, а я пока видел лишь один, и чтобы составить план этажа, мне придется прогуляться здесь на моих условиях. А это вряд ли выйдет. Из изолятора мне не сбежать.
Коридор закончился комнатой с зеркальной стеной. Прискорбно, но собеседников своих мне вновь не увидеть.
Вопросы задавал уже другой голос. Низкий, громовой. Как будто специально нашли бас для запугивания.
Я назвал свое имя и дату рождения, повторил, что не знаю родителей. Назвал свой адрес - все равно в той квартире уже ничего не осталось. И точно - миротворец за стеной подтвердил мои мысли:
- В этом доме лишь малая часть похищенного.
Ясно, уже проверили и вычеркнули из списка пропаж содержимое моей квартирки.
- А все остальное я продал, подарил и обменял.
И все-таки - это была пытка. Одни и те же вопросы, только формулировка разная. Пытаются поймать меня на несостыковках. Я припомнил половину того, что когда-то стащил, даже подкинул лишнего.
Потом снова посыпались вопросы о Васте.
Потом - опять о детстве и родителях... Самый главный вопрос - почему я нигде надолго не задерживался. Полгода, максимум - год, и я уже на пути в новый детдом. Откуда же мне знать. Не любили меня, наверно.
Но что я знаю точно - так это то, что именно эти постоянные изменения мне помогли и сделали меня умнее многих сверстников. Попробуйте-ка приспособиться к новой школе, где основной язык - иностранный, мне не знакомый. Другой бы уже смирился и перестал пытаться нагнать программу, но только не я.
- В ваших словах слышится нотка бахвальства, - заметил миротворец.
Даже если и так, значения это не имеет. Мое детство сделало меня сильным. Умным. Хитрым. Детский мозг пластичен. Ко многому приспосабливается. Многое улавливает. Трудности сделали из меня одного из лучших воров. На безбедную жизнь я себе заработал. Только в один момент немного расслабился. Забыл, что Фиц не расслаблялся никогда.
Это вслух я не произнес. Прокрутил монолог в голове и понял: публика вокруг неблагодарная, не стоят они того, чтобы перед ними обнажаться.
Время больше не играло мне на руку. Оно тянулось и тянулось, как особо прочная резинка, которая никогда не лопнет, и хлопок не принесет мне облегчения, и оборвавшиеся концы не ударят по рукам, не отрезвят болью. Вопросы прерывались тишиной. Миротворцы совещались. В зеркальной комнате шло обсуждение, как вывести меня на чистую воду. После очередного затишья прозвучал вопрос:
- Ваша последняя кража. Почему?
- По тому же, что и все остальное. Мне просто захотелось. Привычка брать чужое, знаете? Обычно таких больных людей, как я, не судят, а помещают в клинику с мягкими стенами и содержат, как любимую зверушку.
- Вы осознаете, что украли? - в голосе появились вкрадчивые интонации.
- Более чем. Древние склянки. Баночки с пустотой внутри. Закрывались плотно. Мне подходили для кухни.
- И вы, конечно, знали, чьи они.
Мне почудилось обвинение. До этого - бесстрастные вопросы, выяснение истины, сбор фактов. Теперь - почти угроза. Функция, которую должен выполнять суд.
- Откуда мне? Они принадлежали Содружеству. Кому конкретно - не знаю.
Конечно же, я в курсе, что это были за вазочки. На краю Содружества откопали руины древней цивилизации, которая, достигнув, по их мнению, потолка развития, приняла яд - все люди сразу, все жители и все короли. Потом континент заселили люди менее озабоченные саморазвитием и более охочие до удовольствий - мы. Следы цивилизации искали лет двести, не меньше, и в конце концов нашли. Это был прорыв. До того сомневались в ее существовании, а теперь восторжествовали тысячи ученых, антропологов и специалистов по древностям... Наверно, стоило обождать, пока ликование утихнет, но я рванул в роскошный дворец, ставший гробницей, ушедшей под землю, и стащил вазы, которые, как полагали, были для цивилизации предметом культа. Там-то Фиц меня и поймал.
Моральную сторону моих поступков не обсуждали. Просто приняли как данность, что я - пропащий человек, для которого ничего святого нет.
Сдались им эти вазы.
- Уводите, - оттенок усталости.
Еще бы. Это длилось несколько часов. Устал даже я, хоть и был рад с кем-то поговорить. Меня ждут несколько десятков одиноких вечеров. И это по самым радужным прогнозам.
Но ведь я оказываю помощь миротворцам, отвечаю на их вопросы, значит, меня должны пощадить и выпустить пораньше? Фиц обещал повторный суд.
Вот и наступили времена, когда я уповаю на закон. А я-то думал, что этого никогда не случится.
Обед, ужин, отбой по расписанию, погасшая лампа. Утро. На этот раз записок не было. Существование стало невыносимым. Допрос. Вопросы - почти те же, только голос другой. Что-то подсказывает, что скоро меня прогонят через детектор правды, каким бы несовершенным он ни был. Врет ведь эта машина похуже меня, а все равно пытаются с ее помощью хоть что-то вытянуть.
Дни я перестал считать после пятнадцатого. Или семнадцатого. Не помню. Я попросту сбился. В изоляторе мне было негде делать зарубки. Дни просто шли. Допросы становились реже. До детектора правды дело так и не дошло. От меня как будто отступились.
Через еще какое-то время вечером, когда я вернулся из ванной комнаты, на кровати появилась книга. Свет уже отключили. Всю ночь я не спал, только урывками погружался в дрему. Не терпелось узнать, что меня ждет под обложкой. В кромешной тьме, где клубилось что-то чужое, смотрело на меня и шептало, я пытался разобрать название книги, но обложка была гладкой.
Утром, когда лампа наконец-то зажглась, я рывком поднялся с кровати, уселся на нее, прислонившись к стене.
"Искупление". Иронично. Что еще ждать от Фица. Нудный роман о жизненном пути мальчика, убившего в десять лет своего деда. Мальчик всю книгу вспоминает об этом с высоты каждого нового прожитого дня.
Ничего. Прочитаю, перечитаю, как англо-русский словарь. Выучу.
Через еще несколько дней пришлось признать, что в книге не было никаких посланий. Фиц передал мне просто книгу. Он не собирался нарушать закон, чтобы вызволить меня, он просто сделал то немногое, что мог, чтобы меня развлечь. Но существование оставалось таким же невыносимо тоскливым. Вечером, идя в ванную, я спросил у сопровождавшего миротворца, нельзя ли мне увидеться с Фицем.
- Нет.
Многословно.
- Почему? - возмутился я. - Хотя бы причину-то скажите. Все равно я сижу запертым. Мне никак не поможет это знание.
Миротворец открыл передо мной дверь и дернул за руки, расстегивая наручники.
Факт: если носить наручники даже раз в день и недолго, кожа на запястьях все равно сдирается и саднит. От микротравм остаются незаживающие язвы. Если растравливать их с изрядной регулярностью, то рано или поздно появятся шрамы.
Последнее я еще не проверял. Но скоро мне представится такая возможность.
- Ему запрещены любые контакты с вами, - все-таки произнес миротворец.
- Почему? - снова спросил я. - Он же прислал мне книгу.
- Это не он, - миротворец подтолкнул меня за порог и вошел следом. Усевшись на стул возле двери, он добавил: - Управление решило удовлетворить вашу просьбу первого дня за примерное поведение.