Славик, 24 года, за спиной 2 курса Технологического института, сторож, грузчик, продавец на Звездном рынке.
Леночка. 33 года, 1-я гражданская жена Славика. Продавец на Звездном рынке.
Ирочка, 17 лет. 2-я гражданская жена Славика. Продавец на Звездном рынке.
Нонна Анатольевна, 47 лет. Мать Славика, инженер.
Олесечка, 16 лет. Дочь Леночки от 1-го брака. Учащаяся ПТУ.
Оксана, 21 год. Приезжая с Украины, снимает с мамой комнату. Продавец на Звездном рынке.
Гинеколог.
2 старых пекинеса.
Все действующие лица (кроме Оксаны и гинеколога) проживают в одной трехкомнатной квартире. Славик с Ирочкой занимают одну комнату, Нонна Анатольевна другую, третью комнату снимают Леночка и Олесечка.
Когда-то Славик, скрываясь от армии, жил не дома, а в однокомнатной квартире у Леночки, Нонна же Анатольевна, чтобы поддержать себя материально, сдавала одну из комнат. Потом Слава вместе с Леночкой перебрался к матери, и ее жильцы перестали спать по ночам. Им мешали либо пьяные кампании, либо Славины выкрики "Убью, сука!", периодически раздававшиеся в адрес жены. Потом жильцы исчезли, не выдержав тягот коммунального бытия. Славина мама начала мягко намекать молодым на то, что зарплата инженера уже сравнялась с суммой квартплаты. Затем Лена сдала свою однокомнатную квартиру, где до того жила ее пятнадцатилетняя дочь, а дочь Олеся стала снимать вторую комнату у Нонны Анатольевны. Потом Славик нашел себе другую сожительницу, Ирочку, и Лена перебралась в комнату к своей дочери. Так образовался этот странный Ноев ковчег, живший в состоянии вооруженного перемирия.
Нонна Анатольевна сделала перегородку, превратив проходную комнату в отдельную, повесила на дверь комнаты замок и перенесла туда часть своих продуктов. Леночка открывала Ире глаза на Славину малопригодность для семейной жизни и на правах бывшей жены потихоньку отливала у молодой неформальной ячейки общества подсолнечное масло. Олеся с мамой никак не могли решить, кто из них должен гулять с двумя пекинесами (один принадлежал маме, другой дочке), и милые маленькие собачки, по старости лет страдавшие слабостью мочевого пузыря, загадили всю квартиру. Жизнь была веселой, насыщенной и интригующей. Но неожиданно хрупкое равновесие сего странного квартирного сожительства было нарушено.
Действие первое
У Славика внезапно начались дикие боли в спине. Вызвали скорую, и с диагнозом "почечная колика" Слава был отправлен в больницу. "Ну что, допился наш муженек?" - откомментировала происшедшее первая жена. Вторая, еще страдавшая головной болью после вчерашнего, ответила неопределенно, но выразительно. Мужчина в дом вернулся через две недели, и какой-то, как ни странно, посвежевший. Как выяснилось позже, в больнице Слава не скучал...
Впрочем, не скучал он и следующие несколько месяцев. Дом наводнили веселые компании, а телефон оборвали девицы, клавшие трубку при звуке женского голоса. А однажды Славина мама услышала следующий сыновний телефонный монолог:
-- Ты это... Ну... Так ты с Маринкой сегодня вечером встречаешься? Так че такого, дело хорошее... Ты только это... Ну, подложи под нее чего-нибудь... Че зачем?! Затем, дурья голова, месячные у нее... Да уж что знаю, то знаю, ты меня слушай...
Такая преданная мужская дружба внушала, конечно, уважение, но все же несколько удивляла и настораживала.
А через полтора месяца Славик пришел домой в каком-то радостном возбуждении, однако трезвый. Он покрутился по кухне, съел полбанки варенья, которую планировали растянуть по крайней мере на неделю, и на вопрос любимой жены: "Чего это ты такой сегодня?" ответил несколько не по теме: "А чего это ты от меня не рожаешь?" Ирочка в легком недоумении объяснила, что, как бы это помягче выразиться, нет пока таких планов, и вряд ли в ближайшем будущем появятся. В связи с моральным обликом спутника жизни. Славочка неопределенно проворчал "Ну-ну, договоришься у меня", затем многозначительно закурил и произнес: "А ведь не все так думают". Ира, не чуя еще беды, сказала саркастически: "Где ж ты такую дуру-то найдешь", на что Слава еще более многозначительно произнес: "Она сама меня нашла". Ира села, закурила и дрожащей рукой налила себе чай. Выяснилось следующее.
На рынке в тот день к Славе подошла Оксана, двадцатилетняя приезжая хохлушка с арбузными грудями, спелыми губами и прочими плодово-ягодными атрибутами, отвела его в сторону и с видом таинственным и сияющим сообщила потрясающую новость:
-- У меня будет ребенок.
-- Чаа-во? Ну а я-то... чего тут? - ошарашенно сказал Слава.
Ты чего?! Так ты же со мной... Ну это... В июле. Я, кроме тебя, больше ни с кем, ты не думай пожалуйста, и все сроки сходятся, - испуганно затараторила Оксана.
Реакция Славы оказалась неожиданной. Он вдруг расплылся в улыбке и сказал:
-- Ребенок? От меня? Здорово!
-- Ой... Славочка.... Правда?! Конечно, здорово, ребеночек ведь... Твой ребеночек, точно. Ты ведь хочешь от меня ребенка, правда?
-- Ну, в общем... А чего? Давай, рожай, дело хорошее.
Сказав это, Слава задумался. Но ненадолго. Будущее вдруг заиграло розовыми красками, и он представил себя в гордой роли отца. Как ни странно, роль эта показалась ему подходящей.
Славик был по сути своей незлым мальчиком, хоть иной раз и грозился по пьянке прирезать жену или собутыльника. И щенка он в детстве просил у мамы, и даже выпросил, правда, через полтора месяца забросил, и гулять с собачкой пришлось, конечно, самой маме. А с недавнего времени скучно ему стало жить, надоела и торговля, и бабы, и даже водка. И пригрезилось ему как-то, будто понял, чего ему не хватает в жизни: ребенка хочет он содержать. А тут все так удачно складывается. Только подумал свое желание, как вот оно, это желание, в чужом пузе. О том же, как он осуществит сие при своей запутанной личной и общественной жизни, думать как-то не хотелось, казалось, что все произойдет само собой.
Через несколько дней Слава приволок в дом детскую коляску неизвестного происхождения. Ситуация накалялась. Две жены объединились против общего врага.
-- Ну куда ты ее поселишь? Куда, объясни ты бога ради? Тут и так...
-- Интересно... Это зачем же она мне тут нужна, по-вашему? Мне ребенок нужен, а не дура эта из Хохляндии. Родит, и все дела. Про суррогатное материнство слыхали? То-то.
-- Суррогатное материнство? Слова-то какие знаешь... Блядь она суррогатная, а не матерь.
-- Че-его? Это кто блядь? Да она честней вас обоих будет... Про тебя, Ленка, я уж и не говорю, как я твоих хахалей с лестницы спускал. За дочкой лучше смотри, за кобылишшей этой, смотри, чтобы она с твоим воспитанием в подоле не притащила.
-- Да уж она не притащит, она-то поумней тебя будет.
Тут вступала вторая жена.
-- Нет, вы видали? Нашел честную... Да твоя честная с половиной рынка гуляла, а теперь дурака нашла, который черножопого ребенка растить будет.
Тут Слава совсем выходил из себя, называл обеих жен всеми возможными матерными словами, кричал, как ему надоело содержать двух дур, и исчезал в неизвестном направлении на пьянку или на блядки.
На следующий день все повторялось в другой тональности.
-- Славик, ну ты подумай... Может, все же не стоит? Ребенок, это все-таки не игрушка.
-- Да я что, по-вашему, совсем идиот?! Конечно, я понимаю. Я-то все понимаю, раз нашлась такая, что от меня ребенка хочет, так вот пускай и рожает. Вы-то обе не хотели? Так чего ж вы тут распинаетесь?
-- Чего распинаемся... Да ты подумай, чем ребенка-то кормить будешь?
-- Да уж прокормлю... Найду уж... Если уж тебя кормлю, родного-то ребенка на улицу не выброшу, не боись...
Легкий намек, прозвучавший в последней фразе, заставил вторую жену укрыться в комнате от греха подальше.
Славина мама, за годы совместного проживания со Славой, разнообразными жильцами и Славиными женами обретшая философский склад ума, в скандалы почти не вмешивалась. Но становиться бабушкой ее пока почему-то не тянуло...
Оксана же безмятежно собиралась рожать. Она жила с матерью в комнатке, снимавшейся в одной коммуналке. Кроме них, в этой коммуналке жили еще представители айзербайджанской диаспоры, вечно пьяный студент Института Культуры, подрабатывающий охранником в борделе и старушка - божий одуванчик, медленно, но верно впадавшая в маразм, спалившая уже не один чайник, и помнившая все подробности своего военного детства, но забывавшая спускать за собой воду. На таком фоне перспектива стать Славиной женой (а кем же, как не женой?) и вселиться в трехкомнатную отдельную квартиру блеснула ослепительным лучом надежды. Бедняжка еще не представляла себе, с какой мощной конкуренцией ей предстоит столкнуться.
В сентябре Славик услал Оксану к родственникам на Украину - пусть витаминами подкормится, в ее положении полезно. Вся квартира замерла в ожидании...
Действие второе
Через месяц Оксана как ни в чем не бывало снова торговала обувью на рынке. Между двумя женами произошел следующий разговор:
-- Видела эту... дуру-то нашу беременную?
-- Ну... Только дура-то она дура, но уже не беременная.
-- Да ты че?! Точно?
-- Ну... Сегодня девчонки наши об этом говорили. Будто Оксанка аборт ездила делать.
-- Да им-то откуда знать?
-- Ну, откуда... Люди, они знают, что говорят. От коллектива не скроешься.
Как ни странно, эта туманная информация подействовала на нежные женские души весьма успокаивающе.
Спокойствие длилось целых три дня, а на четвертый день Слава занялся ремонтом детской коляски. На робкий вопрос, зачем ему это понадобилось, он удивленно ответил: "Так ведь скоро уже".
Женщины в ужасе удалились на совещание. Совещание приняло единственно возможное решение: поговорить с этой "беременной дурой" и объяснить, что квартиры ей не видать в любом случае, ребенка придется растить самой и все такое прочее. Миссию эту, как более старшая и опытная, взяла на себя старшая жена.
Оксану обрабатывали в течение недели. Девочке популярно объяснили, что в квартиру ее никто не пустит, не предусмотрено на нее место, и что в лучшем (и маловероятном) случае ей придется отдать ребенка в семью, в которой он по сути никому не нужен, а в худшем, и самом реальном, останется она одна с ребенком в чужом городе.
Через неделю старшая жена уединилась на кухне с младшей. Оттуда стал слышен следующий диалог:
-- Ну, все... Кажется, уговорила я ее к гинекологу пойти. Знакомый мой гинеколог, хорошая тетка, вычистит ее, как миленькую. До шестнадцати недель она спокойно делает.
-- До шестнадцати? Ну, шестнадцати-то у нее нет... Откуда, Славик-то с ней в июле гулял.
-- В июле? Ты точно знаешь?
-- Уж мне ли не знать... Когда он в больнице лежал, тогда он ее и трахнул.
-- Что, один раз всего?
-- Да нет, два вроде... Да он же высчитывал все. Семнадцатого, что-ли, июля, и двадцать четвертого июля. Все сходилось.
-- Сходилось... А с Рафиком она, интересно, когда встречалась?
-- С каким еще Рафиком?
-- Не помнишь? Зато полрынка помнит... Ладно, чего теперь...
Младшая жена вдруг погрузилась в непонятные расчеты. Потом задумчиво сказала:
-- До шестнадцати? Слушай, сейчас ведь уже начало ноября... Давай-ка посчитаем.
-- Ну... Значит, с какого числа считать?
-- Гулял любимый наш с ней в июле... Ну, когда в больнице прохлаждался.
-- Хорошо он болел, ничего не скажешь...
-- Да уж. Ну ладно. Середина июля, так?
-- Ну.
-- Значит, август, сентябрь, октябрь... В месяце четыре недели, так? Значит, двенадцать недель получается. Ну, это фигня.
-- Стой, а в июле? Еще две недели надо.
-- Да какие две? Одну неделю-то в июле.
-- Сама же говоришь, в июле, семнадцатого или двадцать четвертого.
-- Ну, семнадцатого, одну неделю и прибавляй.
-- А если двадцать четвертого? Две тогда надо...
-- Да какие две... Наоборот все, ты чего?
-- Ну да, наоборот... Но все равно две надо. Семнадцать плюс семь да плюс еще семь... Сколько в июле дней?
-- Чего ты складываешь, отнимать надо... Нонна Анатольевна, правда ведь, отнимать надо?
Нонна Анатольевна была инженером и в математике, равно как и в гинекологии, разбиралась лучше. Поэтому она объяснила:
-- Девочки, что вы считаете? В месяце, по вашему, четыре недели? В месяце 31 день. Поэтому считать недели надо по календарю.
Взяли календарь. Считали все втроем, и начиная от самых разных чисел, поэтому получались разные цифры: от тринадцати недель до двадцати двух. Наконец сошлись на восемнадцати, ежели зачатие имело место семнадцатого июля, и на семнадцати, если сие событие произошло двадцать четвертого. Решили надеяться на лучшее. И через день Оксану взяли под белы ручки и повели к гинекологу на ультразвуковую диагностику срока беременности.
Надежды не оправдались. УЗИ показало двадцать три недели.
Оксаночка сидела в легком недоумении, еще не в силах поверить происшедшему, и только бормотала меланхолично: "Ну да, и в июне я тоже со Славиком встречалась..." Две жены, две подруги на крыльях любви помчались сообщать своему общему мужу эту потрясающую новость. По дороге на всякий случай посчитали по календарику, когда же это самое случилось в июне.
Услышав новость, муж задумался. Надолго. Пытался что-то вспомнить. Переспросил, сколько недель. Сам посчитал что-то по календарю. Потом с просветленным лицом выдал: "Как это в начале июня!? Да я же на работу только шестнадцатого июня устроился... Да я же в начале июня с ней и знаком-то еще не был! Нет, в начале июня никак я с ней не мог..."
На следующий день Слава выбросил детскую коляску.
Эпилог
Через полмесяца Оксане сделали искусственные роды. Родился недоношенный мальчик. Живой. Он заплакал, его положили на холодный железный поднос и унесли умирать.
В это время Славочка, сидя в позе Роденовского мыслителя и глядя на своих двух жен, вопросил: "Вот, ни одна из вас от меня рожать не хочет. А кто же тогда от меня родит?.."